Смерть Альбéрта Рудольштадта. Одинокая светлая странница (гет)

Остаток пути до комнаты, приготовленной для Консуэло, наша героиня и доктор Сюпервиль провели в напряжении, не глядя друг на друга, и у каждого из них, как уже знает наш уважаемый читатель, на то были свои причины. Наша героиня пыталась сохранить твёрдость походки, врач же преодолевал в себе смесь неловкости и досады.

Они напрямик миновали гостиную, прошли мимо выходящего из неё левого коридора, ведущего на кухню, завернули в противоположный — тот, что находился справа, оказались у третьей по счёту двери, и Сюпервиль произнёс:

— Вот ваша спальня. Милости прошу. Я могу позвать прислугу, чтобы они помогли вам переодеться и вымыть руки.

— Нет, благодарю вас. Я не привыкла, чтобы то, с чем я могу справиться сама — делали за меня.

— Как знаете.

Последнюю фразу доктор произнёс отрывисто. Он говорил с Консуэло с прежним смущением и стеснением, злясь на себя за то, что не может преодолеть это чувство и в полной мере скрыть его — а в особенности от такого проницательного существа как Консуэло. Чувствуя себя должным добавить что-то ещё, но не зная, что сказать, он, не оборачиваясь, стал молча удаляться, а наша героиня, тотчас же забыв о Сюпервиле, открыла дверь и вошла.

Интерьер небольшой комнаты был красив и изящен, но в достаточной мере скромен.

На туалетном столике стояло несколько свечей. Они хорошо освещали спальню и в прекрасно согревали пространство. Последнее Консуэло отметила в первую очередь, так как её вновь начал одолевать приступ озноба — хотя лицо нашей героини продолжало гореть. Благодаря этому теплу Консуэло наконец удалось ощутимо расслабиться, избавившись от изрядной степени физического напряжения.

Рядом со свечами было два кувшина с прохладной водой, чашка, небольшая глубокая пустая ёмкость и мягкое бархатное полотенце светло-голубого оттенка. Наша героиня инстинктивно наполнила чашку и сделала несколько глотков, помогших ей почти окончательно прийти в себя.

На дверце одного из тёмно-коричневых деревянных шкафов для одежды Консуэло увидела зеркало размером в человеческий рост, подошла к нему ближе и, имея возможность рассмотреть себя ближе и яснее, нежели в том небольшом, что держала в руках в комнате Альберта — ужаснулась собственному облику ещё сильнее: её дорожное платье было измято, волосы вновь совершенно растрепались и в чудовищном беспорядке рассыпались по плечам, на лице вновь по причине пережитого физического напряжения опять появился болезненный румянец, круги под глазами приобрели фиолетовый оттенок, на коже и до сих пор блестели следы слёз, а лоб и виски́ были так бледны, словно и само́й нашей героине грозила смерть. Любой впечатлительной натуре отражение Консуэло сейчас могло показаться призраком.

Она решила, что вначале переоденется, а затем приведёт в порядок волосы, и повернулась к кровати. Большой чемодан с платьями лежал на мягком покрывале, коим она была укрыта. Наша героиня расстегнула его и увидела стопку роскошной, но теперь бесполезной одежды, которая ей не понадобится уже никогда. Среди нарядов были туалеты для званых вечеров, королевских приёмов и иных выходов в свет.

«Кому же отдать всё это?.., — размышляла Консуэло, сев на заправленную и укрытую тонким одеялом постель и начав перебирать сложенную одежду. — Если бы здесь была Амалия — то я могла бы подарить их ей — у нас одинаковые рост и комплекция. Эти вещи, без сомнения понравились бы этой принцессе, питающей страсть к яркости, блеску и роскоши. Но, увы, мне можно быть уверенной в том, что она уже никогда не вернётся. Я просто выброшу их — без капли сожаления, — наконец твёрдо решила Консуэло, — иного выхода не остаётся. Но что же надеть мне перед тем, как отдать последнюю дань земному облику моего избранника?..»

Она уже потеряла всякую надежду отыскать среди пышных, расшитых блёстками платьев то, в котором было бы удобно совершать ритуал омовения тела её возлюбленного и которое не бесчестило бы своей роскошью святую душу Альберта.

Наконец, уже дойдя до конца стопки, наша героиня обнаружила не слишком броское закрытое платье серого цвета с узкими рукавами, имеющими небольшие буфы около запястий. Оно было украшено лишь тончайшими волнистыми узорами из красных нитей.

«Это подойдёт».

Переодевшись, Консуэло вновь подошла к зеркалу. Она отметила, что уже очень давно не видела себя в такой непритязательной, скромной одежде и была рада подобной перемене в собственном облике.

«Наконец-то мой взор отдыхает от бесконечной смены фасонов, рисунков и цветов. Вот такой же я и уйду отсюда».

Достав из кармана снятого платья гребень, наша героиня расчесала волосы и, собрав их в не слишком тугой пучок, скрепила маленькой чёрной тонкой волнистой заколкой, украшенной мельчайшими, изготовленными из стекла, подобиями бриллиантов, создававшими контраст с тёмными волосами Консуэло, и сверкавшими мелкими золотистыми бликами в свете свечей.

На ноги Консуэло надела серебристые туфельки, похожие на балетки, без каблуков.

Затем наша героиня вновь приблизилась к столику, полила на одну руку воды из второго сосуда, омыла ладони, освежила влагой пылающее лицо, несколько раз приложила его к коже и вытерла пальцы.

«Что ж, теперь я готова», — решила она, осмотрев себя с головы до ног и затем без лишних промедлений вышла из комнаты.

Шаги её теперь в несколько меньшей степени замедляли слабость и утомление, но это по-прежнему делала горечь, к которой сейчас присоединились печальное, тягостное ожидание и какое-то волнительное томление от предвкушения того, что ей предстояло пережить.