Я не Поттер Часть 2 | Магия освобождает (джен)

От автора: Перед вами огромная "справочная" глава, где описаны все ученики летнего класса боевой магии. Она может показаться слишком большой, но её смысл не только в детях — на их фоне раскрываются детали прошлого и судьбы родителей, что не раз будет упоминаться в сюжете.

Прохаживаясь по коридору, Люпин хватался за голову почти перед каждой дверью, по десять раз перечитывая имена будущих учеников. Мало того, что ему точно придётся рисовать стрелочки, чтобы не перепутать, кто кому родственник. Так ещё никто не предупредил, что у Долохова есть сын или внук, которого абсолютно точно нет в списке!

А некая Амалия — единокровная сестра Гестии и покойной Флоры, младшая дочь покойного Амикуса Кэрроу от какой-то любовницы и ещё одна племянница Аллекто. Она Кайлу кто? А Кайл кто для Мериды — дядя?!

И что насчёт Алисы Уизли? Её имени тоже не было в списке, только на табличке. Дочь убитого Перси и его вдовы Одри? Убийца её отца будет держать её руку в своей, показывая ребёнку, как правильно бить в цель. Тодеусу уже и учебный план вручили, торжественно, как ассистенту профессора. Что ей известно о его смерти, что она будет чувствовать?

Эта летняя школа всё меньше напоминала волшебную сказку, скорее оживший кошмар. Именно такие детали отрезвляли Люпина. Они напоминали ему, что он живёт в мире Тёмного Лорда, где мир магов мастерски ломают, чтобы подстроить под себя, и уже никогда не будет иначе.

Гарри, значит, решил взглянуть на детей другой стороны? Черта с два! Они вдвоём составили какой-то план, как всегда. Что-то придумали вместе, да так удачно, что больно становилось всем остальным.

А Честер, нелюбимый внук Молли? Когда он узнал, что не Уизли, а нежеланный сын Крауча, сохранил рассудок? Сложно смириться с тем, что те, кого считал семьёй, на самом деле тебе просто никто.

И кто тогда матери Гилберта, Амалии и Серафима? Может, они тоже родственники? А составившей список Джиневре стоит поумерить любовь к чертовым тайнам?

А еще Люпин в тысячный раз понял, что жизнь за пределами дома дедушки Элджи шла своим чередом очень для многих. И даже Вуд, вначале боровшийся вместе со всеми, не уехал, как когда-то соврал им, а предпочел жениться на Миллисенте. И сейчас обнимается с Флинтом на всех соревнованиях, и они вдвоем вручают победителям кубки. Словно верная Волдеморту семья хранителей Азкабана была для новой власти чем-то особенной, а потому имела скрытые привилегии.

Сколько же прошло лет, что он вздрогнул от неожиданности, увидев имя Нетты Вуд, отца которой в его старом кругу считали подлым предателем?

— Люпин, да ты издеваешься! Ты ничего не видел и не слышал целый час?

По лестнице взбежал растрепанный Гиббон в строгой черной рубашке и возмущался уже совсем близко.

— И я, орущий из камина, тоже мимо внимания?

Люпин удивился — слух и зрение у него всегда были отменными.

— Всё как ты сказал — ничего не видел и не слышал. А ты почему такой нарядный?

Но Пожиратель уже отмахнулся и, отойдя к лестнице, крикнул вниз:

— Эдвард, а совы сюда долетают?

— Только по моему разрешению! — откликнулся Страж, а затем приглушённо поздоровался с кем-то.

— Безопасно, как в могиле… — пробурчал маг и вновь повернулся к Люпину. — Ладно, совы так совы. Готов к открытию?

— Оно завтра!

— Нет, оно уже сейчас, — поправил Гиббон. — Вернее, через два часа. Пошли быстрее, грязнокровку надо забрать!

Он махнул Ремусу рукой, призывая поспешить, но вдруг замешкался у дверей с табличками, читая имена, словно увлекательную книгу. Люпин решил составить ему компанию и услышал, как тот насвистывает от изумления.

— Каллум и Гарри? Честер и Бартоломей? Монтенегро и Фред?! Надеешься, они мирно будут обсуждать бабушкины рецепты? Джинни расстроится…

— Это дети, Амадей, — возразил Люпин. — Им надо преодолевать препятствия, надо учиться жить.

К удивлению Ремуса, собеседник кивнул в знак согласия, явно понимая, о чём оборотень говорит, но у двери с номером пять заметно нахмурился.

— У Долохова нет детей, — проговорил Гиббон с сомнением. — Мы недавно разговаривали, и он этим фактом гордился. Ты уверен, что это не однофамилец?

— Я-то уверен?! — Люпин ткнул пальцем себе в грудь. — Да я вообще не уверен, что они все доживут до сентября. Половины здесь быть не должно!

Гиббон тяжело вздохнул.

— Ладно, сначала в замок, потом за грязнокровкой. Тодеус пока присмотрит за детьми.

— Уже?! — встревожился Ремус.

Гиббон, немного смутившись, уточнил:

— Первыми детей Джинни забрал.

— Похитил? У отца? И потому открываемся на закате?

— Не будь таким правильным, — усмехнулся Гиббон, — тебе это давно не к лицу.

Настала очередь Люпина вздыхать, признавая правоту Пожирателя, и вопрос морали повис в воздухе.

В ухоженном дворе глаз радовал изумрудный газон, качели, игрушки, разбросанные тут и там, а между ними друг за дружкой носились брат и сестра Гойл. Младший Эйвори наблюдал за ними неотрывно, а Тодеус сидел на скамье и изучал толстые тетради, похожие скорее на учебный план на год, чем на три месяца. Увидев Ремуса, он махнул рукой, и тот улыбнулся в ответ.

— Дети, поздоровайтесь с профессором! — обратился Тодеус к ребятам.

— Добрый день, профессор! — прокричали его подопечные, проносясь мимо, словно вихрь.

Они были такие разные, словно черное и белое, невозможно было найти никаких общих черт. Люпин вынырнул из задумчивости и поспешил за Гиббоном, уже остановившимся возле раскидистой липы с дуплом в человеческий рост.

— Это временный коридор, большинство родителей своих чад сами приведут. А мы протестируем в свою сторону…

Уже через пару мгновений они оказались в замке Салазара. Пожиратель не дал ему возможности отвертеться от визита и они поднялись на второй этаж, где одна из центральных массивных дверей и была входом в покои Долохова.

Стучать не пришлось — хозяин распахнул двери сам, будто почувствовал непрошеных посетителей. В черных штанах и с голым торсом он испугал даже Гиббона. На его груди виднелся такой уродливый шрам, словно кто-то закипятил ему плоть, прежде чем оставить этот след, а подобных у магов быть не должно. Даже разрез на лице Эдварда, из которого вылетали куски плоти, и тот с горем пополам удалось залечить.

— На мою грудь пялиться пришли? — спросил Долохов, усмехнувшись. Странное дело, но усмешка сделала его лицо ещё более мрачным и зловещим. — Давайте без вопросов. Скажу только, что такие шрамы скоро могут появиться у многих. Что вам нужно?

Поняв, что от гостеприимства никуда не деться, Долохов отступил от двери и пригласил их внутрь жестом руки. Помещение, куда они вошли, было полной противоположностью жилищу Гарри. В паре комнат, где обитал Долохов, всё указывало на равнодушие владельца к комфорту. Грубо отесанная, словно средневековая, мебель была расставлена небрежно, книги стояли вперемешку, а личные вещи валялись в беспорядке. Простые белые стены не украшали ни портреты, ни колдографии, ни даже часы

Жилище человека, никак не привязанного к этому миру. Люпин, оглядевшись, подумал то же самое, что и Гиббон. Возможно, действительно однофамилец, а Джиневра ошиблась и не забрала табличку?

— Дружище, мы ненадолго, — сказал Гиббон, прервав тягостное молчание. — Помнишь, ты говорил, что у тебя никогда не было детей и ты этим гордился…

— Гордился тем, что мой ребенок не попал бы к оборотню в ученики, — поправил Долохов, подмигнув Люпину. — Надеюсь, не обидел? Честность прежде всего.

Люпин только хмыкнул, не испытывая ни обиды, ни смущения. Знакомство оказалось куда более естественным, чем он ожидал.

— Слушай, а что за странные вопросы? — Долохов обратился вновь к Гиббону, чуть прищурившись. — Я помню, что было тридцать лет назад, не только позавчера, хоть мы и выпили…

— Люпин?

Гиббон спасовал в последний момент, и небольшие, колючие глаза — без преувеличения глаза массового убийцы и правой руки Волдеморта — с интересом уставились на оборотня.

— У меня будет ученик — Серафим Долохов, — произнёс Люпин.

На мгновение лицо Пожирателя застыло, затем он молча опустился на ближайший стул. Теория об однофамильце рассыпалась на глазах.

— Мать указана? — наконец спросил он.

— Ни в каких списках его не было. Просто табличка на столе у милорда, — ответил Гиббон.

— Ну весельчак, ну интриган... нашёл-таки, — пробормотал Долохов себе под нос. — Его мать... плохая у нас с ней связь была, ненормальная. Она говорила, что назовёт сына Серафимом, а потом согласилась избавиться от него. Я проверял — как обещала, так и поступила. Ни детей, ни упоминаний о ребёнке в их семье я не заметил. Видимо, не так понял, что значит избавиться. Так что не знаю, где он рос, и знать не хочу. Люпин, это я сейчас тебе говорю.

— Милорд нашёл мальчика, но ты его знать не хочешь, и мне не поднимать с ним тему отцовства? Это жестоко, — произнёс Ремус, глядя в глаза Пожирателю.

— Милорду я ещё расскажу, что об этом всём думаю... — пробормотал Долохов. — А так ты всё правильно понял. Молчи обо мне. Мир жесток, но он, как мне кажется, понял это раньше тебя.

— Ему расскажут. Твою фамилию все знают с пелёнок, и он точно рос под чужой, — встрял Гиббон. — Может, лучше познакомиться? Официально?

Долохов окинул их холодным взглядом.

— Нет, лучше нам не знакомиться. Он и родиться-то не должен был. Пожелаю ему удачи и передам сколько угодно галеонов — на этом у меня всё.

Уже на выходе, поблагодарив за известие, он вдруг задержал взгляд на Ремусе и добавил:

— Там всё не так безобидно, да? Выбор сильнейших по духу, чтобы нас заменить? Милорд делает ставки?

Ремус, будто услышав вслух свои собственные догадки, коротко кивнул.

— Ещё Хогвартс впереди, времени много.

— Да я не переживаю! — рассмеялся Долохов им вслед. — Жду не дождусь!

Покинув замок, Ремус не выдержал и, словно подводя итог, сказал:

— Гарри позаботился о Мериде.

Гиббон вдруг рассмеялся, едва не согнувшись от смеха.

— Ты всё ещё ищешь в нас что-то хорошее, чтобы совесть успокоить? Тебе стоит признать за нами право быть плохими, Люпин... — произнёс он почти дружеским тоном, глядя на своё отражение в фонтане. — Рассказать тебе о тех, о ком Гарри совсем не заботился? А нам всё равно, мы ему помогали! Забыл?

— Клянусь, забываю... — ответил Ремус и посмотрел в бледное небо.

Гиббон усмехнулся и хлопнул его по плечу.

— Ну, не страшно. Мы тоже иногда забываем. А теперь — к этой... как её? Калиопе!

— Кассиопее... — поправил Люпин.

— Да хоть к дракону, давай быстрее. Опоздать к открытию тебе нельзя.

Они совершенно точно опоздали — не к открытию, а к дому Гермионы Грейнджер. Страшный детский крик застал их у самой калитки. От него кровь стыла в жилах и холодело в желудке. И будь Гиббон хоть сто раз Пожирателем, это не отменяло в нем человека. Они вдвоём вздрогнули и рванули на крик, отшвырнув двери в сторону ещё на бегу. На кухне возле стола их ждала душераздирающая картина. Девочка сидела на полу рядом с матерью, в луже крови, прижимая её голову к себе, и кричала так, что становилось невыносимо.

Её густые каштановые волосы тоже были в крови, как и лицо. По всей видимости, она пыталась окровавленными руками вытереть слёзы и откинуть падающие на лицо волосы. Не сразу разобравшись, кто ранен и что происходит, Гиббон оторвал девчонку от матери и попытался проверить, нет ли на ней ран. Но та вырвалась и снова упала возле Гермионы, схватив её за руку.

Люпин тем временем пытался остановить кровотечение из носа Гермионы, но его охватывало отчаяние. Казалось, что это уже бесполезно, ведь её было так много вокруг, что оставалось только удивляться, как она еще дышит. Её длинное белое платье превратилось в алое. Люпин чувствовал виновницу — разрушительную темную магию — кожей. Она подымала все волоски на его теле дыбом, и после неё остаться в живых было непосильной задачей даже для мага. Связанная же магия Грейнджер служила ей плохую службу и мешала оборотню, но он как-то справился и закричал.

— Вызывай магловских медиков, быстро!

Гиббон снова схватил Кассиопею и на этот раз крепче, приготовившись её просто нести.

— Здесь был кто-то. Магия невероятная, чудовищная. Для кого? Для неё? Она яичницу палочкой не поджарит! — произнес он, словно из вежливости убеждал его в чем-то, хотя оба понимали, кто здесь решает. — Не надо маглов. Надо в Мунго и доложить Яксли. Он разберется, а его люди здесь всё подчистят.

— Ясно, — коротко ответил Люпин. — Кто куда?

— Ну в школу точно ты, нельзя испортить сегодняшний день, он важен.

Оборотень обернулся к ребенку, чье миловидное лицо с пухлыми щечками всё еще кривилось от кошмара, который ей довелось пережить.

— Здесь кто-то был, Кассиопея? — мягко спросил он.

Девочка, заикаясь и всхлипывая, ответила:

— Мама... мама с кем-то разговаривала... а потом закричала... долго кричала...

От жалости к ребёнку сердце Люпина разрывалось. Он подошёл к ней, опустился на колени и осторожно провёл рукой по её голове и плечам.

— Успокойся, с мамой всё будет хорошо. Мой спутник отвезёт её в хорошую больницу, — тихо сказал он. — А я твой новый учитель, и мы сейчас отправимся в школу.

Тот самый спутник размышлял о более приземлённых вещах.

— Твою маму будут искать родственники? — спросил Гиббон, взглянув на девочку. — Если она не отзовётся?

Кассиопея отрицательно покачала головой.

— Моя крестная, может быть…

— Люпин, давай в путь. На месте её в порядок приведёшь, — поторопил он.

Кассиопея боялась незнакомцев, что было естественно, но оглядывалась на дом с не меньшей опаской, чем смотрела на Пожирателя и Люпина. Страх и ужас, проникшие в её душу в этот судьбоносный день, наверняка останутся с ней надолго.

Сам Ремус оглядывался по другой причине. Красивое аккуратное жилище прилежной хозяйки не помогло Гермионе исполнить мечты. А судьба школьной отличницы не должна была привести её к такому финалу. Темный Лорд, словно кукловод, просто повернул её не в ту сторону, но так и не отпустил эту удавку, и черная магия дотянулась к ней своими щупальцами на собственной кухне. Что же тогда ждет её дочь, которая прямо сейчас отправляется в его мир, чтобы с ним слиться?

Обняв ребёнка, чтобы та не вырвалась в потоке магии, они через пару секунд оказались у липы, представ перед знакомыми лицами, к которым успела присоединиться Джинни.

Молчание прервал Тодеус, присвистнувший от удивления.

— Первый день огонь, и он ещё даже не начался...

— Она ранена? За вами погоня? — спросил Эйвори, быстро подойдя ближе. — Ты ранена?

Кассиопея, уставившись на Эдварда и заметив его шрам, с такой силой сжала пальцы Ремуса, что те занемели.

— Она не ранена, её зовут Кассиопея Стивенсон, а её мама — Грейнджер, — пояснил Люпин, обращаясь к Джинни. Та округлила глаза. — В их дом кто-то вломился, но мама Кассиопеи сейчас под присмотром. Ну, кто-нибудь нам поможет? Умыться? Покажет комнату?

Тодеус опередил Джинни, мягко выхватив руку девочки из рук Люпина.

— Пошли со мной, — сказал он, улыбнувшись.

Кассиопея ответила ему робкой улыбкой, и Ремус снова удивился. Он любил своего сына, но понять, что именно в нём вызывает доверие у совершенно незнакомых людей, не мог. Большой, суровый на вид, с грозным взглядом — таких должны обходить десятой дорогой. Но стоило ему улыбнуться...

— А чемодан? — донёсся возмущённый крик Тедди с лестницы. — Ремус!

Люпин тяжело вздохнул и обернулся к Эдварду.

— В доме должны быть люди Яксли. Кто-то сможет забрать? Чемодан у лестницы.

— Решим, — кивнул Эйвори. — Ганс?

К начальнику поспешил молодой Страж, и они отошли в сторону.

Неожиданно кто-то дернул оборотня за рукав.

— Ваш костюм на кровати… — проскрипел неприятный и весьма недобрый голос. — Не изомните — я гладила...

С ним говорил домовик, и просто из приличия оборотень спросил:

— Ты кто? Как зовут?

— Хельга, — ответила та, злобно щурясь.

Он знал это имя и знал, в ком Хельга души не чаяла, а потому вопросительно посмотрел на Джинни. Та провожала взглядом детей, отправившихся за Тодеусом и новенькой ученицей.

— Что? — переспросила она, поймав его взгляд. — А, Хельга? Новых старались не набирать. Все поделились теми, кто проверен временем... или кого не жалко.

— Хельга, значит, лишняя?

Джинни усмехнулась, понимая, к чему он клонит, и подошла ближе.

— Гестия говорит — она её детей не любит, — прошептала она ему почти на ухо, словно сплетней делилась.

Люпин вдруг оглянулся, почувствовав себя своим, и это мгновение, обычно короткое, не проходило. Не раздражал ни Эдвард со своей болью, ни хитрая Джинни, ни даже страшный дом, где брали истоки могучего зла. Для полного комфорта не хватало только Гиббона, к которому он и вправду сильно привык. Постыдившись такого еще вчера, сегодня Ремус уже не стыдился. Вдруг ему, как и Гермионе, отпущен на нормальную жизнь совсем небольшой промежуток времени, и судьба не предполагает, что он его бездарно пропустит?

— Её злит, что она не любит её детей, или злит, что любит другого ребенка?

Захихикав от такого замечания, женщина даже рот рукой прикрыла.

— Строит из себя мудрую, все мозги Северусу заморочила, а сама книги Гарри выкинула, а колдографии сожгла!

Ремус перестал подыгрывать, уставившись на неё с искренним изумлением. Джинни кивнула, всё ещё полная возмущения, которым с удовольствием с ним делилась.

— Гестия! — взвизгнула женщина уж совсем неожиданно и Люпин вздрогнул. — Дорогая! Ты получила мой букет?!

Из липы вышла блондинка в строгом синем платье, подчеркивающем осиную талию. И принялась его отряхивать от несуществующего мусора, явно недовольная дорогой сюда.

— Спасибо, Джиневра, розы прекрасны.

Пока женщины манерно обнимались и обменивались поцелуями в щёку, Люпин изо всех сил старался сохранить серьёзный вид.

— Как поживает малышка Цинния? — спросила Джинни. — Ты приняла предложение?

Гестия, мельком взглянув на Ремуса, кивнула, словно подавая сигнал, что ему следует подойти. Люпин замялся, но всё же сделал шаг вперёд.

— Приняла, Джинни, — ответила Гестия. — Тётка в последний момент согласилась присмотреть за детьми.

Когда Ремус подошёл ближе, Гестия протянула ему руку.

— Здравствуйте, буду вашей заместительницей эти три месяца. В большей степени на мне совсем новички.

— Очень рад, — соврал Люпин, даже не понимая почему женщина ему неприятна, и пожал руку. — Наслышан о вас, как о преподавателе Чар?

— Да, моя специализация, — невнятно пробормотала она, переключаясь на Джинни. — У меня уже есть комната?

Махнув палочкой, Джинни ответила:

— Теперь есть! Можешь прихорошиться, родители и дети начнут прибывать через час…

Гестия, выглядевшая безупречно, улыбнулась и кивнула, но не поблагодарила, а молча отправилась в дом.

— Ремус, я её отговаривала… — начала Джинни, но он её перебил.

— Она красивая, но странная, — слегка коряво, но честно сказал он. — Почему так?

— Могу тебе ответить, — сказала Джинни. — Гестия притворяется правильной, лучше нас, лучше тебя, лучше всех, но она не такая. Мы, конечно, не набиваемся к тебе в друзья, не клянемся в честности и всё такое. Но всё равно, с ней будь особенно осторожен…

— Хорошо, — протянул он задумчиво. — Приму к сведению. А я могу на неё как-то влиять? И на других тоже?

— На столе есть бланки, увидишь, — пояснила Джинни. — Можешь штрафовать, хотя в её случае это малоэффективно — сама понимаешь, какое состояние у нашего директора. Можешь временно отстранять. И вот здесь уже быть отстранённой тобой — оскорбительно, уж прости. Это со всеми так. Ты почему-то здесь главный, видимо, чтобы наше «болотце» не застоялось. Пользуйся этим.

В этот момент Гестия открыла окно своей комнаты, тряхнула волосами, продемонстрировав тонкую шею, и Стражи во дворе залюбовались, а Джинни приветливо махнула рукой и скрипнула зубами от злости.

— Ну, какое-то время без беременности — уже плюс, — прошептала она и бросила взгляд на Люпина. — Ты слышишь меня, да?

Ремусу захотелось обернуться и посмотреть, к кому Джиневра обращается, но умом он понимал, что к нему.

Джинни коротко рассмеялась, запрокинув голову, и положила руку ему чуть выше кисти.

— Дальше сам, Ремус, — произнесла она. — Гиббон будет помогать, в замке мы всегда выслушаем. Кстати, превращаться ты тоже будешь там. Галеоны в сундуке под кроватью, бумаги в столе и на нём. Но раз ты здесь, не веди себя больше как подчинённый, ладно? Слушаться милорда — это привилегия, и не у всех она есть.

— Почта, — раздался голос Эдварда. — Вам.

Отвлекшись от Джинни, он уже не увидел, как она скрылась в липе, и с удивлением посмотрел на мужчину с бумагой в руках.

— Что там?

— Это вы мне скажите.

Рядом бродили Стражи, бегал Монти, сновали домовики, и Эйвери дал понять, что для него должность не пустой звук и обратился к врагу уважительно.

Распечатав бумажный конверт — по всей видимости, им ещё повезло, что солнечные лучи сюда хоть как-то проникали, поскольку всё остальное из мира магии здесь было под строгим запретом, — Ремус пробежал взглядом простое, ничем не примечательное сообщение от Крауча.

— Завтра к одиннадцати утра милорд с министром и журналистами посетят класс. Надо подготовиться, открыть путь.

— Принято, — кивнул Эйвери. — Сделаем.

От его слов в груди Ремуса дрогнуло — то ли стыд, то ли странное удовольствие, а может всё сразу, но разобраться в себе лучше ему не дала Хельга.

— Костюм! — проскрипела она. — Надеть!

Казалось, что она сейчас зарычит или вцепится ему в глотку, и оборотень даже рассмотрел два клыка под её дрожащей от ярости верхней губой. Тут же вспомнились рассказы Симуса о психованном домовике Гарольда, под которые было так легко смеяться, а вот теперь стало совсем не смешно.

— Иду! — громко заверил он её и поспешил выполнить сказанное.

На идеально застеленной постели лежал костюм, от одного вида которого у Люпина пересохло во рту. Это было парадное одеяние, а не обычный черный сюртук. Тоже черный, но с вышивкой серебром на рукавах и спине. И если тонкие и даже красивые контуры змей еще можно было пережить, то на рукавах красовались черепа, изо рта которых выползали куда более заметные и известные пресмыкающиеся. Стилизованные метки Пожирателей не были уродливы внешне, а сегодня на них никто и внимания не обратит, но Люпин не был готов это надеть, и у него на то была сотня причин.

Однако отшвырнув костюм на кресло, он почувствовал, как перстень на пальце начал вибрировать и покалывать. Мужчина истерично рассмеялся.

— Серьезно, воспитывать новое поколение в другом костюме нельзя?! — выкрикнул он в воздух.

Однако, немного поразмыслив, Ремус понял, что лицемерит. Он ушел так далеко от старых друзей и боится надеть какой-то костюм? А пить чай с печеньем в доме Темного Лорда он не боялся? В его же присутствии?

За время, пока его не было, у липы появилась стойка для оратора и взрослые выстроились в шеренгу. Прибыла колдомедик с помощницей, а по совместительству воспитатели. Стражи, стараясь слиться с окружающей обстановкой, подпирали заборы, хотя их было заметно больше, чем нужно. От дупла липы протянули зелёную ковровую дорожку, вдоль которой стояли фонари, несмотря на дневное время.

Тодеус в костюме выглядел совсем не смешно, а устрашающе мощно, как и положено ассистенту по боевой магии. Гестия сложила руки перед собой и просто символизировала официальность. Гиббон казался вымотанным от бесконечных перемещений и обрадовался, увидев Люпина.

Он поспешил ему на встречу, пока профессор не дошел до всех, и прошептал:

— Будет жить, — прошептал он, прежде чем тот успел дойти до остальных, — но умом тронулась совершенно. Дышит слабо, если честно. Информации не выудить никакой — вместо мозгов месиво. Девчонке соври, наверное. Узнает позже…

Дайанна Яксли

Люпин успел только кивнуть, как из липы вышли первые посетители, а вслед за ними выкатился гигантский чемодан.

Он поспешил водрузить на стойку кучу бумаг для подписи и поручил Гестии отыскать нужную. Гиббона он потянул за собой — большая часть тех, кого он ждал, была ему незнакома, и он надеялся, что Пожиратель поможет разобраться с их именами.

— Мистер и миссис Яксли. Привели дочь, — возвестил Гиббон.

После этого он крепко обнялся с низкорослым мужчиной, который, вероятно, был сыном Корбана, и кивнул его красавице-жене, заметно выше своего супруга. Мужчина первым протянул жилистую руку Люпину, и тот поспешил её пожать.

Растолкав родителей, внучка Корбана недовольно поджала пухлые губы, оценивая дом. Она была одета в шикарное чёрное платье с белыми рюшами, а в ушах сверкали бриллианты. Девочка явно ожидала увидеть замок, а не жилище презренных маглов.

Дайанна Яксли откинула крупные иссиня-чёрные локоны и посмотрела на нового профессора.

— Добрый день, — предельно вежливо поздоровалась она и, прижав руку к груди оттопырила пальчик, указав им на дом, — а это… что? Мы здесь подготовку проходить будем? Вы прям уверены, да?

— Здравствуй, Дайанна, — ответил Ремус, улыбнувшись. — Да, я уверен. Тебе здесь понравится.

Мать тоже улыбнулась, но извиняясь, и они с мужем по очереди подписали пергамент, который переместила к ним Гестия.

— Ну ладно, — вздохнула девочка и одёрнула платье, словно приняла вызов. — Наверное, этот опыт будет полезным.

С этими словами она широким, решительным шагом отправилась к стоящим впереди, и оттуда раздалось её громкое и требовательное:

— А вы кто?

Люпин понял, что запомнил её и переспрашивать имя не будет. В своем мысленном списке он отметил, что избалованная девчонка может брать вверх над своими желаниями и быть решительной.

— Можешь пройти. Там Гестия, Эйвери, — сказал Гиббон приятелю. — Родители могут остаться до конца, пока не появятся все.

Чета Яксли чинно направилась к дочери. За ними побежал появившийся из липы и припозднившийся Корбан, а Люпин выдохнул. Впереди ещё двадцать три приветствия и столько же подписанных бумаг о приёме.

Джейкоб Флинт

Следующих родителей представлять не понадобилось. На Люпина смотрели знакомые глаза Алиссии Спиннет, а рядом с ней криво ухмылялся её муж Маркус — неприятный мужчина с кривыми зубами и репутацией жестокого человека, не говоря уже о его тренерских навыках.

— Мистер и миссис Флинт, добро пожаловать, — поприветствовал их Люпин, заметив, что Алиссия замерла и не идёт вперёд. — Привет, Джейкоб!

Похожий на отца щуплый мальчишка обошел мать и стал впереди. Он смотрел на всех широко распахнутыми серо-голубыми глазами, словно вырвался из заточения, и его несмелая полуулыбка была адресована никому и всем сразу.

Маркус не собирался протягивать оборотню рук, лишь подобострастно кивнул Гиббону, но внешние атрибуты воспитания его всё-таки волновали.

— Джейкоб! — зашипел он. — Как тебя мать учила?!

— Добрый день, очень приятно познакомиться, профессор Люпин! — выпалил мальчишка, будто читая заученный текст. — Можно я теперь пойду?

Все натужно рассмеялись, ведь напряженная атмосфера появлялась там, где появлялся Маркус, и Флинты ушли. Сложно было представить настолько яркую гриффиндорку и настолько отъявленного слизеринца вместе. Но, украдкой оглянувшись, Ремус увидел, как Маркус смело обнимает жену за талию, нашептывая что-то успокаивающее, и она к нему жмется, находя в его словах утешение.

Интересно, не будет ли в его возрасте слишком странным повесить в спальне плакат с надписью: «Я ничего не знаю о жизни, и пора это запомнить»?

Скорпиус Малфой

Со Скорпиусом Малфоем знакомство не состоялось — он сразу убежал, как только вывалился из липы и заметил, что во дворе есть еще дети. Астория побледнела, возмущенная поведением сына, и достала веер, демонстрируя всем своё предобморочное состояние, а Драко виновато развел руками.

— Он читает, когда не с кем играть, а сейчас есть… — сказал его отец, обращаясь к Люпину и Гиббону одновременно. — Может, вы его чем-то заинтересуете?

Драко старался вести себя приветливо, словно перед ним вовсе и не Люпин. Он или просто смирился, или начал понимать, что им вдвоем в Хогвартсе коротать долгие годы.

— Обязательно, — заверил Ремус. — Мы постараемся.

— Да, дружище, — подтвердил Гиббон. — На уроках ему точно будет что почитать, ты нашу библиотеку не видел!

Малфои усмехнулись: Драко весело, а его супруга — печально. Они прошли к Гестии, которая уже манила их пером и бумагой.

Пока выдалась свободная минутка, Ремус оглянулся и рассмотрел Скорпиуса. Белобрысый и симпатичный, с прямыми волосами чуть выше плеч, мальчишка нарезал круги вокруг Дайанны, пытаясь дёрнуть её за локоны, и громко смеялся. Девчонка явно дорожила своей гривой до пояса. Раздобыв гнилые жёлуди, она отстреливалась от наглеца весьма метко. Джейкоб хотел присоединиться к веселой игре, а внучка Корбана именно веселилась, особенно когда попадала наглецу в лоб, но для этого надо было сделать шаг в их сторону, и ребенок робел.

Гилберт Трэверс

Гилберта Трэверса привела бабка — иссохшая, сгорбленная ведьма с бельмом на правом глазу. Гиббон не мог отвести взгляда от хмурого, не по годам высокого мальчишки, смотревшего на мир исподлобья и с ненавистью. У него даже колени слегка подогнулись, и Люпин приготовился подхватить Пожирателя, чтобы тот не свалился при всех.

— Забирай свою грязь… — тихо прошипела старуха Амадею, сплюнув внуку под ноги. — Мой тебе подарочек, заботливый дружок! Чтобы больше не видела его, ясно? Папаша проклят, и сын шлюхи тоже!

Никто не успел ничего сказать, как старуха скрылась в дереве и исчезла. А Ремус, наконец, рассмотрел ребенка лучше и приготовился падать сам. Боковым зрением он заметил, как подошла Гестия, явно потерявшая дар речи. Она только открыла рот и пыталась выразить эмоции жестами, размахивая руками, но картина была столь очевидна, что ничего выражать просто не требовалось.

— Северус же навещал... но милорд… галеоны… — бормотала она, явно в шоке.

Гиббон что-то мычал в землю, и ему явно было больно за сына товарища. Если точнее, за его тень. Перед ними стоял измученный скелет в лохмотьях и со следами кровоподтеков на всех видимых участках тела. Бабка явно истязала парня не только голодом и холодом, но и чем-то покрепче. Уродливые шрамы виднелись на шее и на запястьях, и точно не были на теле единственными.

Внезапно Гиббон выпрямился и рванул к липе, но на одной его руке повис незаметно подошедший Драко, а на другой Ремус, и только так они его остановили.

— Надо было вам сказать, — произнёс Гилберт бесцветным голосом, впервые нарушив молчание. — Но она обещала убить Пирса.

— Это кто? — пробормотал Малфой, держась за лоб, словно у него началась горячка. — Твой друг?

— Мой кот, — ответил мальчик.

Ремус попытался сказать что-то хорошее, пока Пожиратели осознавали, что мстить умеют не только они.

— Ты спас кота? — спросил он.

Гилберт нахмурился и отвернулся в сторону, где никого не было, будто скрывая слёзы.

— Не спас, — тихо произнёс он. — Она вчера его убила.

После чего прошел сквозь расступившихся магов в самый дальний и темный угол двора, потеснив там удивленного Ганса. Как бы Ремусу не было жаль этого маленького человека, пережившего жуткие страдания только за то, что сумасшедшей бабке явно не нравилась история его рождения, он чувствовал зверя в ребенке. И понимал — нужно чудо, чтобы найти в нем что-то еще.

А с другой стороны, может этот зверь откроет Гилберту дверь в близкий круг Темного Лорда, где его соратники жалуются на скуку от пребывания в кресле министра? И он еще сможет пожить хорошо, окруженный пусть и убийцами, но друзьями?

От таких мыслей Ремус тряхнул головой, подозревая, что сходит с ума от накала эмоций.

— Никто не виноват! — громко сказала Гестия. — Северус навещал, вы заботились, Крауч тоже. Он выглядел хорошо, когда к ним приходили!

— Магия… — горько ухмыльнулся Гиббон, тяжело дыша. — Мы думали, она за дочку деньги взяла и успокоилась. Идиоты.

— Ситуация поправима… — прошептала Гестия не слишком уверенно. — Профессор, я с вами постою, хорошо? Гиббон, передохните…

Люпин кивнул, но обратился к мужчинам:

— Накормите его прямо сейчас, передайте Тодеусу, он придумает что-то.

Гиббон и Драко наперегонки рванули к его сыну, довольные идеей, а Люпин остался стоять плечом к плечу с Гестией судорожно вспоминая, а кого он с Гилбертом поселил?!

— Её завтра не станет, а может, уже сегодня, — вдруг сказала Гестия, — но умрёт она не сразу, конечно.

— А? — вынырнул из мыслей Ремус. — Кого?

— Бабку эту! — ответила Гестия, внимательно глядя ему в лицо. — Её дочь была шлюхой в трактире. Трэверс дал ей надежду, но просто использовал, а потом бросил. Она родила Гилберта и утопилась в Темзе. Печальная история, правда?

Сначала Ремус хотел закричать: «Женщина, зачем ты мне это рассказываешь, клювокрыл тебе в одно место?!»

Но почти сразу понял: она прощупывает его личность, как слепой ищет стены. За её кукольной внешностью бурлили не кукольные страсти. Зачем ей знать, что думает обо всём этом немолодой маг? Северус поручил? Или собственный интерес?

Так и не придумав подходящего ответа, он сказал:

— Печальные истории случаются. Не все матери после них топятся, бросая детей на произвол судьбы. Умрёт? Ну и ладно!

Выслушав, Гестия загадочно улыбнулась, и было похоже, что сделала собственный вывод.

Бартоломеус Крауч младший

— Люпин, ты сам в дупле-то был?! А автор чуда? Пыльно!

Из дупла вывалился Барти, чихнул три раза, обернулся, покрутил головой и вернулся к липе.

— Выходи! — заорал он, засунув голову в дерево. — Или за шкирку вытащу, хочешь?!

— Попробуй, старый развратник! — раздался раздражённый голос из глубины.

Барти зарычал в дупло, но тут же выглянул обратно и с натянутой улыбкой показал встречающим белоснежные зубы.

— Он это... о семейном! Шутит так!

Гестия и Люпин поспешно закивали, поддержав версию, и перестали только тогда, когда Барти вытащил из дупла не за шкирку, а за ногу своего своенравного отпрыска. Гестия шагнула вперёд и жестом пригласила Люпина прикрыть эту семейную сцену. Они загородили их телами и многие любопытствующие лишились возможности её наблюдать.

Взлохмаченный мальчишка с длинным носом и слегка вытянутым лицом рядом с Барти выглядел настоящим аристократом. Его плавные черты лица и миндалевидные янтарные глаза с пушистыми ресницами говорили скорее об утонченной красоте матери, чем о схожести с отцом.

— Не трогай меня! — заорал он, когда отец попытался его поставить на ноги.

Крауч обреченно махнул на него рукой и отпустил руку, отчего мальчишка упал на задницу, но не заныл от боли, а быстро вскочил и встал в агрессивную позу, украдкой потирая ушибленную пятую точку.

— Мать на курорте с новым мужем, — объяснил Барти. — Его мне только что оставили, и больше некому привести.

— Он еще не муж, со старым она разошлась, а за того еще не вышла! — громко возмутился мальчишка. — Моя жизнь тебе неинтересна, да?

— Здоровайся! — рявкнул вспотевший от своей тяжелой миссии Крауч.

— Добрый день, профессор…

— Люпин! — подсказала Барти.

— Люпин! — рявкнул мальчишка не тише отца и недобро сверкнул глазами в его сторону. — И профессор Снейп, тоже добрый день! Хотите знать, как меня зовут? Бартоломей Крауч два раза младший! Почему он Честер, а я идиот? Ну почему я не Честер, отец?!

Застывший Крауч потянулся к палочке, ведь последние слова сын прокричал, и с этим звуком надо было что-то делать, но сдержался. К тому же он явно понятия не имел, что ответить, и попытался оправдаться.

— Тебе имя мать выбирала! И всей округе о Честере знать не обязательно, понял меня?!

— Видали, какие гениальные маги мои родители? — язвительно обратился младший Барти к Ремусу, ткнув пальцем в отца. — Горжусь!

Он вздёрнул подбородок, топнул ногой, шумно выдохнул пару раз, словно хотел огнём подышать, и молча ушёл вперёд, забрав с собой ярость и презрение к уважаемому министру.

Правда, через несколько шагов остановился и возопил:

— Распишись!

Беспокоился мальчишка не зря — министр хотел уйти по-тихому и уже развернулся к дуплу. Однако вопль заставил его остановиться и застонать от досады. Тем не менее подпись на перемещенном к нему пергаменте он поставил.

Этого времени хватило, чтобы к нему подоспел Драко и что-то зашептал на ухо. Судя по всему, речь шла о Гилберте. Глаза Крауча увеличились до неузнаваемости, казалось в них исчез белок, и они стали полностью темными. Когда мужчины умчались, Люпин и Гестия переглянулись, и с облегчением выдохнули.

— Такие разные… — прошептала женщина.

— Одинаковые! — уверенно заявил Ремус.

Разумеется, он имел в виду не внешность, там то сходства было мало, но ярость от еще маленького ребенка, взрывной характер, неприятие авторитетов — чем не вылитый отец?

Патриция Томас

Следующие посетители явно хотели проскользнуть тихо, между встречающими, и так же незаметно уйти. Гестия, однако, решительно перекрыла им путь, грудью закрыв дупло и раскинув руки.

— Распишитесь в бумагах! — строго сказала она. — Вы торопитесь?

Ремус прекрасно знал, что Дин Томас и его взволнованная жена действительно спешили. Но вовсе не куда-то, а подальше от него. Они были одеты буднично, в серую, неприметную одежду, словно старались слиться с толпой.

Впрочем, оборотень уже уяснил, что не в каждом обществе это работает. И на них уставилось больше глаз, чем на министра.

Гестия закатила глаза, вздохнула с пониманием и отвернулась, но предусмотрительно путь оставила закрытым, переживая о бумажной стороне дела.

— Патриция, правильно? Мы ведь встречались года два назад? — Ремус обратился к заплаканной девочке. — Ты чем-то расстроена?

— Домой хочу… — прошептала она и подняла на него огромные глаза, полные слёз и страдания.

Девчонка покрылась пятнами от рыданий, бордовая лента в песочных длинных волосах развязалась, и в целом ребенок выглядел словно помятым. Абсолютно точно домашняя и ранимая она явно страдала не только лишь от перспективы оставить дом на целое лето. Страх перед Гиббоном, который как раз подошёл ближе, был написан у неё на лице.

Амадей, слегка затормозив на мгновение, раздражённо обратился к отцу девочки:

— Запугали ребёнка? И кому от этого легче?

Почему-то Ремус подумал, что Пожиратель не узнал Дина, отошедшего от борьбы после смерти Гарри.

— Патриция Томас, — объяснил он ему. — С родителями.

— Да вижу, что не Северус Снейп, — усмехнулся Гиббон. — Ремус, ты чего? Это же тот полезный парень, из-за которого ты тут оказался!

Он почти рассмеялся, но его взгляд споткнулся об ребенка, всё еще смотрящего на Амадея с нескрываемым ужасом.

— Профессор Снейп, оторвитесь от дерева! — крикнул он Гестии. — Заберите свою ученицу! А мама бант тебе не завяжет, нет?

Мать девочки пряталась за мужем и тряслась, словно осиновый лист. Надежды на её помощь не осталось, и Гиббон едва заметно взмахнул палочкой, завязывая ленту магией. Затем попытался подтолкнуть Патрицию к Гестии, но девочка осталась стоять на месте, словно окаменев.

— Отомрите! — не выдержал Ремус. — Никто вас не съест!

Когда Гестия с помощью Тодеуса буквально закинула девочку в толпу детей, где её тут же схватил за руку Скорпиус и принялся водить за собой, Дин наконец произнёс:

— На меня надавили не потому, что я полезный парень, а чтобы подобраться к тебе! — бросил он зло. — Именно к тебе! Думаю, послушный символ искали? Этого мерзкого единения?

Мужчина обвел рукой двор, уточняя, что именно считает мерзким единением.

— Врешь, — ответил Люпин. — Ты доносил годами! И сам хотел тихой жизни, чем теперь недоволен? Не заплатили?!

Гиббон с нескрываемым интересом смотрел то на Люпина, то на Томаса, и почти развлекался. Последний хотел что-то ответить, осмелев, но жена взяла его за руку и сжала.

— Это я, а не он… — тихо сказала она, но в голосе звучал вызов. — Джиневра Гойл когда-то оставила меня в живых, в Часовой башне, и я стала зависима от неё. Поэтому, когда познакомилась с Дином…

— А я помню! — воскликнул Гиббон, но осёкся под тяжёлым взглядом Ремуса. — Но молчу… хотя Элис тогда отдирали эпично…

Родители уставились на Амадея, а Люпин, вздохнув, отступил в сторону и пригласил их пройти.

— Не вздумайте уходить, — предупредил он. — Станете первыми родителями, кто сбежал. Думаете, дети не заметят?

Глядя им в спину, Люпин больше не задавался вопросом, какие дорожки направили зло в их убежище подымить с ним на диване. Этому предшествовал бесконечный лабиринт дорог, сплетённых друг с другом в тумане времени. Обвинить одну из них во всех бедах было нельзя — они все вели его сюда.

— Джинни тогда так плела сеть, помогая Корбану… — задумчиво заметил Гиббон. — Столько лет прошло, а результаты вот они.

Схватив Патрицию, Скорпиус её так и не отпустил, а водил за собой и со всеми знакомил, даже со взрослыми. Ремус, наблюдая издалека, не мог расслышать, обсуждает ли кто-то её происхождение. Но, судя по веселому настроению мальчишки, сегодня ни взрослым, ни детям было не до выяснения, кто к какому лагерю принадлежит. Да и сами такие разборки почти ушли в прошлое. Не каждый дошкольник даже знал о существовании подобного разделения.

Дважды младший Барти перемещался перебежками, а за ним, как за главным, семенил гораздо более мелкий Джейкоб. В какой-то момент они налетели на Кассиопею, только появившуюся во дворе, и сбили её с ног. Та упала на траву возле стула, на котором сидел Гилберт. Не дожидаясь просьб о помощи, Крауч мгновенно подхватил её за руку и поднял на ноги. Вскоре вокруг собрались все — даже привлечённые шумом Монти и Дайанна.

Сидел тихо и не произносил ни звука один только Гилберт. Он лишь с запозданием сфокусировал взгляд на толпе перед ним, и на его лице не дрогнул ни один мускул, но именно это холодное спокойствие заставило детей невольно попятиться.

— Гиббон! — крикнул резко развернувшийся к нему Ремус.

— Ты чего в ухо орешь то?

— Помнишь, с кем я Гилберта поселил?!

— Нет… а ты разве не запомнил?

— Не запоминал! — недовольно отозвался оборотень.

— Таблички наугад лепил? — усмехнулся он.

— Ну… да, — обречённо вздохнул Люпин, отводя взгляд.

Амалия Кэрроу, Кайл Северус Снейп

Пожиратель ухмыльнулся, но сам ничего ответить не успел: он весь подобрался, словно приготовился к битве.

— Привет, — поздоровалась с ним Аллекто и с пониманием усмехнулась. — Да расслабься ты, Северус с детьми дома.

Все её слова были обращены исключительно к Гиббону, а Ремусу она едва заметно кивнула. В длинном старомодном платье с пышными рукавами женщина напоминала гувернантку из прошлого века — и даже держала за руки детей, будто пришедших с ней из той же эпохи.

Девочка с тугим коротким хвостом явно была младшей сестрой Гестии по отцу. Это угадывалось сразу: те же ярко-зелёные глаза, кукольное лицо с высокими скулами и мягкими щёчками, а также прекрасные белые волосы, лишь немного более короткие, чем у сестры.

— Добрый день, Амалия, — поприветствовал её Ремус, чуть наклонившись к ребёнку. — Твоё платье прекрасно, как и ты!

Амалия, в изумрудном платье с лентами и оборками, была прекрасна даже в столь юном возрасте. Здороваясь со взрослыми, она почти присела в реверансе, а с её губ не сходила улыбка. Девочка светила окружающим, будто солнце, и оборотень залюбовался.

За ней семенила домовик с чемоданом, не пожелавшая отправлять его в общую кучу у липы, и еле справлялась со своей ношей. В момент, когда существо особенно шумно протянуло чемодан по земле, её хозяйка скривилась и пальцем указала на дом.

— Туда тащи, дрянь!

Очарование схлынуло, словно его и не было, и Люпин поспешил поздороваться с младшим братом Гарри, который отреагировал на реплику юной тётки неприятным смешком.

— Привет, Кайл, — сказал оборотень, стараясь держаться дружелюбно. — Рад с тобой познакомиться!

— И всё? — фыркнул мальчишка. — А где же: «Ты прекрасен, Кайл... Твой костюм просто чудо, Кайл...»

Ребёнок расхохотался неприлично громко, словно взрослый, а не одиннадцатилетний отпрыск директора, помешанного на строгости. Аллекто дёргала его за рукав и багровела, а Гиббон лишь усмехался, зная Кайла явно гораздо лучше Люпина. Но никто из них не мог остановить вызывающее веселье уродливого человека.

Как ни один костюм в мире не мог смягчить его отталкивающий облик, подчеркнутый врождёнными несовершенствами. Казалось, он был карикатурной версией Северуса, будто сошедшей с искажённой поверхности кривого зеркала. Черты его бледного вытянутого лица были грубыми и словно нарочито изломанными. Левый глаз оставался полуприкрытым, затянутым молочной пеленой, а одна нога была заметно короче другой, придавая походке болезненный перекос.

От матери ему достались зелёные глаза, и это сходство, волей-неволей, напоминало Люпину о его покойном брате. Старый Гарри, при всей своей далёкости от классической красоты, обладал тонкой, неуловимой притягательностью. Кайл же был словно разбит на куски, небрежно склеенные обратно, — даже его нос не сохранял прямизны, упрямо отклоняясь в сторону.

Шикарный фрак на нём сидел небрежно, словно чужая вещь. Из-под жилета выбивалась рубашка, а бабочка сдвинулась на бок, придавая образу неряшливость. Засунув руки в карманы и приняв лениво-вальяжную позу, он с нескрываемым интересом наблюдал за происходящим во дворе. Пряди, точно такие же, как у отца, падали на лицо, прикрывая повреждённый глаз, но он намеренно откидывал их за плечо, не пытаясь скрыть изъян.

Не справившись с любопытством, к нему подошли ближе Патриция и Кассиопея, но, присмотревшись, вздрогнули и убежали. Ремус почему-то был уверен, что они хорошие девочки. Он понимал, что их поведение продиктовано не злобой, и с возрастом они научатся чуткости.

Но в этот момент ощутил лёгкую горечь — напоминание о том, как трудно иногда быть взрослым и видеть в детях зеркальное отражение собственных давних страхов. Когда-то соседские чада убегали от него ещё быстрее, и он по сей день не мог их простить.

Повисло неловкое молчание, но Люпин не спешил читать Кайлу нотации. Он ощущал в нём крепкий, несгибаемый стержень и понимал: что тут скажешь? Попросить проявить вежливость к старшим? Погрозить пальцем? Какой смысл говорить это тому, кто уже в свои одиннадцать открыто противостоит миру, даже повязки на глаз не надевая? Нет, от него можно было ждать чего угодно — но не покорности.

Алекто ещё раз кивнула Ремусу, затем приобняла Гиббона, демонстрируя к нему особое расположение, и все трое направились к стойке с бумагами, куда уже спешила Гестия. Ремус заметил, как крепко она прижала к себе сына, расцеловав его в лоб и обе щёки. Её открытая нежность едва ли была удивительна, но гораздо неожиданнее оказалось то, что Кайл отвечал на её ласку с такой же искренностью. Он улыбался, обнимая мать в ответ, а затем, похрамывая, подошёл к стулу, отодвинул его и уселся, оказавшись почти напротив Гилберта.

Ремус заметил, как они мельком переглянулись — словно два одиноких волчонка.

— Люпин, очнись! — позвал Гиббон уже не в первый раз, слегка дёрнув его за рукав. — Понимаю, он особенный, но ты вообще с нами?

Илайджа Смит

Следующими прибыла семья Смит, и отец семейства, Захария, испортил настроение Люпину на следующие полчаса. Рыжий обрюзгший мужчина выглядел таким довольным, словно всю жизнь мечтал оказаться в подобной компании, и вот его мечта сбылась. Этот человек, всегда выбирающий сторону в зависимости от направления ветра, стал причиной многих наказаний и неприятностей детей в Хогвартсе — он без устали на них доносил.

Падма рассказывала, что в один из дней деканы просто перестали его принимать, а Северус запретил ему приближаться к своему кабинету. Его доносы были мелкими, глупыми и, помимо злости учеников на преподавательский состав, не приносили этому самому составу никакой пользы.

Илайджа Смит выглядел весьма необычно: пухлый, с крупной головой и короткими ножками, он напоминал живого пупса. Однако, несмотря на безобидную детскую внешность, казался угрюмым и недовольным на постоянной основе. Даже уголки его губ были опущены вниз, намекая, что их обладатель явно не собирается никого веселить.

Знакомство оказалось недолгим — родители опередили мальчика и рванули вперёд, вливаясь в толпу. Во дворе уже играла лёгкая музыка, а домовики ловко лавировали среди гостей с подносами, полными закусок. То, что задумывалось как формальная передача детей под документальные обязательства, плавно переросло в вечерний приём, где маги объединялись в компании по интересам.

Люпину это не нравилось — дети пока что не выясняли отношений, переполненные эмоциями, а вот взрослые беседовали только с теми, кто был ближе им по статусу или происхождению, подавая отпрыскам не самый лучший пример. Вообще-то Тёмный Лорд собрал их всех здесь, чтобы объединить, пусть даже ради своих интересов и целей.

Люпину оставалось лишь смотреть, как Дин отпрянул от Астории, а она с явной неприязнью отвела от него взгляд. Прямо сейчас бросить липу и разогнать эти компании тряпкой он, к сожалению, просто не мог.

Вилфред Розье

— Иоланда! — обрадовался Гиббон, завидев миловидную женщину чуть за тридцать, вышедшую из липы. — Как ты?

Они бросились обниматься, а Ремус остался стоять в недоумении, кто перед ним. Женщина и высокий худой ребёнок были ему незнакомы. Очевидно, мать и сын, они выглядели богато и элегантно, а в их облике отсутствовал даже намёк на магловский стиль. Её малахитовое парчовое платье, шитое явно на заказ, и тугая пшеничная коса смотрелись эффектно.

Мальчик был одет в белоснежную рубашку из шёлка с напуском и туфли с золотыми пряжками — редкость даже для престарелых аристократов. Пока Ремус разглядывал ребёнка, тот внимательно изучал его в ответ. Когда их взгляды встретились, смутился лишь Люпин, а серо-голубые глаза мальчика невозмутимо продолжили своё наблюдение.

— Люпин, познакомьтесь — Вилфред Розье, — представил Гиббон ребёнка официальным тоном. — С матерью.

Голос Пожирателя предупреждал оборотня о необходимости поумерить своё гостеприимство, стать незаметнее и сделать шаг назад. Дочь и внук Розье не кинулись на него и не выглядели идиотами. Они не выглядели даже враждебно. Было в их взглядах что-то такое, похожее на понимание происходящего. Ведь в первые пять десять лет после возрождения Темного Лорда все убивали всех, но разве это может отменить ненависть к тому, кто голыми руками задушил их отца и деда?

Впрочем, молчать, притворившись пеньком, тоже был не лучший вариант для профессора боевой магии.

— Добрый день, — поздоровался он. — Осталось дождаться немногих. Проходите.

Женщина подошла к нему быстрым, но плавным шагом. Он не успел уступить дорогу, но в этом не было нужды. Она остановилась так близко, что Люпин ощущал прохладу её платья на руках и слышал, как учащённо бьётся её взволнованное сердце. Холодная, едва уловимая красота делала её лицо притягательным и на него хотелось смотреть. Иоланда словно в душу Люпину заглянула глазами цвета льда и скривила тонкие, изогнутые губы в горькой усмешке.

— Жизнь, как одна большая ошибка, — прошептала она. — И в этом её прелесть...

Затем сделала резкий шаг назад, словно ничего и не было, и улыбнулась сыну.

— Вилфред? — позвала она.

Они чинно прошли мимо, не проронив больше ни слова и не повернув головы ни в чью сторону, пока не дошли до Аллекто, Барти и Малфоев, образовавших тесный дружеский круг. Там их приняли более чем приветливо, и Вилфред даже не подумал отойти к детям, а завел какой-то разговор с Драко.

— Одна с двумя детьми осталась, — доверительно сказал Гиббон, решив рассказать историю Иоланды. — Деда убили, отца убили, первого мужа убили, вот недавно погиб второй.

— За сына, наверное, боится?

— Кто, Иоланда боится? — удивился Пожиратель. — Ты что, нет! Она только хочет, чтобы он научился убивать лучше всех...

От услышанного Люпин опешил, но счёл за лучшее не комментировать такое странное желание матери.

— Последний Стражем был? Это тот орден... маглорожденных? — уточнил он.

— Слышал о нападении? — охотно откликнулся Гиббон. — Да, банда грязнокровок. Считают, что им незаконно закрыли вход в наш мир. Детей прячут, чтобы мы им магию не связали. Называют чистую кровь признаком вырождения, представляешь? Идиоты!

— Похожи на вас, когда-то давно, — грустно усмехнулся Люпин. — Один в один, так что они мне уже сильно не нравятся.

Гиббон легко рассмеялся, но резко замолк и шепнул:

— Внимание, Долгопупсы.

Фрейя Долгопупс

Невилл и Ханна привели дочь с тяжёлым сердцем, и их настроение передалось ребёнку. Фрейя смотрела в землю, время от времени одёргивая скромный белый сарафан на тонких лямках, и выглядела подавленной. Её русые пушистые волосы были стянуты в хвост простой чёрной резинкой, и в её облике не было ни одной яркой или весёлой детали. Люпин сочувствовал старым друзьям всем сердцем и понимал их страх за дочь, но девочку было жаль сильнее.

Что она могла услышать, вольно или невольно, прежде чем оказаться здесь? Об этом он старался даже не думать.

Он и Гиббон переглянулись с пониманием, но Пожиратель благоразумно воздержался от упрёков, как это было с родителями Патриции.

— Невилл, — сказал Люпин, протягивая руку. — Рад тебя видеть.

Осунувшийся сильнее обычного мужчина в растянутом будничном свитере пожал руку, но глаза его не отрывались от рукавов парадного костюма. Люпин мысленно выругался. Ну правда, почему нельзя было в другом? Небеса разверзлись бы? Или геенна огненная?

— А кто здесь смеет грустить? — раздался позади зычный голос.

Тодеус раздвинул Ремуса и Амадея, как шторку, отчего те покачнулись. Сделав пару шагов вперёд, он присел возле Фрейи и заглянул ей в глаза.

— Плакать хочется? — спросил он с сочувствием. — Вижу...

Даже готовая разрыдаться, девочка несмело улыбнулась и глазами указала на свёрток в руках отца. Тодеус выпрямился и почти выхватил его, уже не пытаясь быть вежливым. Осталась одна бумага, да и ребёнок на месте. Зачем?

Всё это легко считывалось в ситуации и Невилл от злости скрипнул зубами, а Ханна просто отвернулась. Последнее она точно сделала зря, ведь сразу заметила группу увлеченно беседующих Пожирателей и помрачнела сильнее.

В свертке кто-то возмущенно мяукнул и показался облезший и кривой хвост. За ним на свет просунулась серая непримечательная морда, а затем случилось чудо — Фрейя улыбнулась так нежно, словно выпустила на волю всю свою любовь. Тодеус даже на мгновение застыл, а потом легко тряхнул головой, освобождаясь от наваждения.

— Гарри сказал, я могу взять с собой, а родители не разрешают, — пожаловалась она Тодеусу. — Это нечестно!

Парень с преувеличенным возмущением всплеснул руками, изображая негодование.

— Конечно можешь! — воскликнул он. — Гарри скоро появится, обязательно покажи ему своего питомца, хорошо?

Затем он просто не выдержал и позволил себе лишнее — стянул полинявшую резинку с волос девочки, и блестящие волосы рассыпались по плечам. Люпину даже легче стало, ведь у него самого руки чесались, но не хватало наглости.

Фрейя сразу же стала выглядеть наряднее, под стать другим, улыбнулась ему и Гиббону, выпустила потрёпанного жизнью кота на землю и убежала. Люпин услышал, как Скорпиус крикнул новенькой: «Привет!» — словно старой знакомой, и понял, что без компании дочь Невилла не останется.

Сам Невилл стоял бледный, задыхаясь от ненависти.

— Да ты… из-за тебя… не трогай её…

Жена держала его за руку, не позволяя сорваться вперёд.

— Дорогие родители, — произнёс парень с презрительной ухмылкой. — Пройдёмте за мной, необходимо подписать документы.

С трудом обуздав эмоции и восстановив дыхание, Невилл последовал за женой. Но, проходя мимо Люпина, остановился.

— Ты, ненастоящий Пожиратель, — зло прошипел он. — Твой Тедди убил не только Перси. Он первым сказал Тонкс, что лучше бы она даже не пыталась бороться. Живи с этим.

Ханна дёрнула мужа за рукав, разозлённая его словами, и с сожалением посмотрела на Ремуса.

— Прости его… Мы так хотели это скрыть…

Пелена боли застилала глаза Ремусу, но он сделал над собой усилие и с благодарностью сжал руку Ханны.

— И вы простите…

Тяжёлое дыхание Гиббона возвращало его в реальность, словно вытягивая из тумана.

— Ремус, я же тебе говорил, — грустно произнёс Пожиратель. — Твой сын не самый славный на свете. Он решил, что честность перед матерью важнее её чувств. Мне очень жаль, правда. Но не забывай, что не он её убил, ладно?

— А кто?! — зло спросил оборотень.

Гиббон слегка замешкался, но ответил:

— Она сама. Ты знаешь…

Кеннет Маклагген

Буквально через пару мгновений прибыл Кормак Маклагген, воспитывающий сына сам. Мать мальчика — Сьюзен Боунс — погибла во время рейда Стражей по типографиям. В одну из них, где работала подруга женщины, поступил заказ распечатать агитационные листовки какого-то мелкого крыла Сопротивления. Его даже не успели принять или отклонить, как туда ворвались Стражи вместе с Гарри и убили почти всех. Сьюзен не успела допить чай с пирожными, которые принесла, когда её жизнь оборвалась.

Малейший намек на неподчинение правилам милорда министр расценивал, как личное оскорбление. Он мог терпеть своих живых врагов и их потуги, похожие на борьбу, но не угрозу системе Темного Лорда.

Будучи смелым участником Отряда Дамблдора, за что натерпелся в школе от Пожирателей, Кормак боролся и после школы. Несносный характер и раздражающая самовлюбленность никак не мешали ему быть открытым человеком, сражающимся за вечные ценности. Раньше ему казалось, что мужчина слаб, потому что старался не убивать в бою, а пленять врага, из-за чего те удручающе часто выживали и сбегали прямо из-под его носа, но сегодня Люпин уже думал иначе.

Подавать руку Маклаггену он даже не пытался, а головой кивнул в его сторону Гиббону. Тот с удивлением принялся приветствовать преступника, которого то и пощадили благодаря смерти жены, чью вину не смогли доказать убедительно.

— Добрый день, мистер…

— Маклагген, — подсказал тот. — Давай короче, мне это представление ни к чему.

Понимая, что Пожирателю сейчас придётся сверяться со списком или спрашивать имя ребенка, с мальчиком Люпин всё же решил поздороваться сам.

— Здравствуй, Кеннет, — поприветствовал он его с лёгкой улыбкой. — Рад видеть тебя здесь. Я профессор Люпин. Если хочешь, можешь не ждать и присоединиться к остальным.

Кудрявый и светловолосый, плотный и очевидно физически сильный, с крупными, но приятными чертами лица. Сейчас его плечи были немного опущены, а носок ботинка чертил небрежные линии по земле. Клетчатая рубашка и магловские джинсы демонстрировали миру протест, вот только не его собственный. Добродушное лицо мальчишки слегка покраснело, и Люпин догадался, что его смущает категоричность отца. Кеннет был таким же открытым и чувствительным, просто еще не озлобился или не понимал толком, кто сейчас перед ним.

— Очень приятно, — пробормотал Кеннет и протянул руку сначала Ремусу, а затем Гиббону.

Те крепко её пожали под нескрываемое фырканье отца, и мальчишка ушёл.

— Подойдите к стойке, мистер Маклагген, подписать бумаги, — ровным тоном попросил Пожиратель. — Ещё час — и будем заканчивать. Ожидайте где вам удобно…

— Мистер, не шути так, — ухмыльнулся Кормак. — Память, что ли, отшибло?

Хмыкнув, Пожиратель пропустил родителя, с которым боролся на поле боя не один десяток раз. Тогда они называли друг друга совсем иначе, не используя не только фамилий, но и приличных слов.

Провожая бывшего товарища взглядом в спину — а тот, в свою очередь, удостоил взглядом только рукава его костюма, передёрнув плечами от отвращения, — оборотень заметил что-то более важное.

Вплотную к Гилберту присела Фрейя, проигнорировав ряд свободных стульев напротив. Она будто смотрела по сторонам, словно не хотела спугнуть мальчишку, и гладила сопротивляющегося кота на коленях. Мальчишка переводил слегка сумасшедший взгляд с лица девчонки на кота, потом снова на её лицо, но не выглядел растерянным — скорее настороженным и недоверчивым.

Люпин чуть не поседел от переживаний.

— Как она его нашла? — зашипел он на ухо Гиббону. — На нём что, объявление о поиске кота висит?!

— О чём ты? — озадаченно переспросил Гиббон. — Кто кого нашёл?

Уловив направление взгляда Люпина, Пожиратель, кажется, понял.

— Ну, после всего пережитого малец может быть слегка… не в себе, — задумчиво произнёс он, признавая опасения оборотня. — Но мы каждый день делаем свой выбор, и она выбрала его.

Пожиратель развёл руками, показывая, что сделать ничего нельзя.

— Ты же не будешь её от него оттаскивать, верно? Даже родители ничего такого не делают, Ремус.

Возразить Люпин не успел — краем глаза заметил, как резко старший Крауч покинул свою компанию, пытаясь отдалиться от липы на максимальное расстояние. Потому сразу понял, кого увидит, когда обернётся.

Честер Уизли и Нетта Вуд

Оливер Вуд и Чарльз Уизли прибыли вместе с семьями, поскольку жили под одной крышей. Один за другим из дерева появлялись счастливые лица, и им невольно можно было позавидовать. Хорошо одетые, с улыбками до ушей, они оживлённо махали кому-то за спиной Люпина. Оглянувшись, он заметил Флинта, который, едва сдерживая нетерпение, буквально подпрыгивал на месте, стремясь поздороваться поскорее.

Сестры Миллисента и Лоренс представляли собой разительный контраст: супруга Вуда, полная женщина в голубом платье с неприлично глубоким декольте, и жена Чарльза, чьё закрытое и узкое чёрное одеяние придавало её облику мрачную утончённость. Миссис Уизли, обладательница крючковатого носа и нездоровой худобы, к тому же немного прихрамывала. Но тонкие черты лица и изящная фигура придавали ей особую загадочность, и её внутренней магией было трудно не восхититься.

Дочь Оливера уверенно держала его за руку, практически таща отца за собой. Пухленькая, как и мать в её детстве, с копной непослушных каштановых волос, она была одета в свободные брюки и дорого выглядевшую белую блузу, лишённую каких-либо оборок или украшений. Весь её облик и манеры говорили Люпину, что уверенности в себе Нетте не занимать.

Заметив, что кузен замешкался у дерева, она тут же подскочила к его отцу и дернула того за рукав нарядного пиджака, а не дождавшись быстрой реакции, ринулась вперёд самостоятельно. В мгновение ока она оказалась возле Честера и просто толкнула его в худую спину, выпихнув родственника прямо перед новым профессором.

От увиденного Гиббон аж вперед наклонился, еле сдержавшись, чтобы не протереть глаза. Он оглянулся на Люпина, словно хотел подтверждения, что ему не мерещится. Лоренс и Барти и без того были похожи. Однако их общий ребенок был не просто похож на нынешнего министра, он выглядел его уменьшенной копией!

Молли явно хорошо знала, кто является отцом Честера, а потому действительно внука на дух не выносила. Именно поэтому его и видели то лишь близкие родственники, а он сам о нем только слышал.

Инстинктивно оглянувшись, Ремус нашел взглядом младшего Барти, проследил за его действиями и всей душой понял мальчишку. Он и сам вдруг с ужасом вспомнил, что не профессиональный учитель и понятия не имеет — как преподнести эту схожесть детям, чтобы те насмешками не разрушили обоим сыновьям Крауча жизнь?

— Здоровайся! — резко бросила сестра брату.

Трое мгновенно очнулись от неожиданного приказа и поспешно произнесли приветствия.

— Привет, я профессор Люпин!

— Здравствуй, я Гиббон, буду помогать вам.

— Добрый день, меня зовут Честер…

Поздоровавшись Честер заглянул за спину профессора и увидел толпу людей, после чего попятился, нащупал руку отца и крепко её сжал. Чарльз ободряюще посмотрел на сына, в отчаянии запустившего пальцы в свою густую шевелюру и начавшего паниковать.

— Эй! — позвал мальчишку Гиббон и дотронулся до его плеча. — Я решу любые проблемы… такого рода. Для этого меня и назначили, ясно?

Тёмные смышлёные глаза мальчика встретились со взглядом Пожирателя, и он кивнул. Люпин вдруг понял, что ребенок боится совсем не толпы, а того, что она ему скажет.

Когда две семьи направились к стойке, Чарльз немного замешкался, явно намереваясь сказать что-то Ремусу.

Взгляд его на мгновение задержался на Гиббоне, и оборотень поспешил его успокоить:

— Мы оба будем с детьми, говори свободно.

Чарльз, помедлив, кивнул.

— Он боится, что я стану любить его меньше, — признался он с трудом. — Ночами просыпается от кошмаров. Но я люблю его больше, чем себя. Если ему будет плохо, скажите мне, ладно? Мы могли бы оставить его дома, но жена настояла…

— Если что-то пойдёт не так, — перебил его Гиббон, не дав Люпину вставить слово, — я возьму его за руку и верну домой. Обещаю.

Когда Чарльз отошёл на достаточное расстояние, чтобы не слышать их, Ремус спросил:

— Ты ведь знаешь, что Крауч даже не хочет знакомиться с ним? И ни о какой заботе о нём не просит?

— Знаю даже больше — он его никогда не видел. И что с того? — мужчина пожал плечами. — Всё равно его кровь и плоть, этого достаточно. Честер — наш парень, взрослые его не обидят, вот увидишь. А дети тоже могут быть умными — понаблюдаем…

Фред, Алиса, Роуз Уизли

Следующий выход из липы был самым многочисленным и мрачным. Основное семейство Уизли поступили умнее многих и не стали мучить детей, а одели их нарядно, понимая, что здесь будет совсем немного учеников из бедных семей. Пусть и во всём черном, но Фред, Алиса и Роуз даже не привлекли особого внимания. По ним скользили вполне равнодушные взгляды, и Люпин испытал облегчение.

— Молли, Джордж, Билл, Флер, Анджелина, — перечислил он, улыбнувшись. — Добро пожаловать, рады видеть ваших детей…

На этих словах Молли решительно сунула Люпину под нос бумагу, но Гиббон опередил и забрал её.

— Опекун Алисы? — спросил он, пробежав взглядом по документу. — А что с матерью?

Молли не удостоила его даже взглядом. Она отчеканила, не сводя глаз с Люпина:

— Жива. Тодеус до неё не дотянулся…

У Гиббона глаза на лоб поползли — женщина говорила громко, и не оставалось сомнений, почему Алиса дрожит. Ребенку оставалось больше года до школы, как и Роззи, но все дети были явно в курсе взрослых и страшных трагедий.

— А ты говорил: хорошие люди, хорошие люди… — пробормотал Гиббон, скосив взгляд на Люпина. — Больше никаких бумаг ни у кого нет? Ещё сюрпризов?

Все отрицательно покачали головами, и Люпин невольно задержал взгляд на дочери Перси. Её он предпочёл бы здесь не увидеть. Алиса была крошечной и хрупкой, с двумя косичками цвета шоколада. Она дрожала от ужаса, глядя на мир огромными голубыми глазами. Было страшно представить, что её кто-то случайно толкнет, не говоря уже о том, что обидит. Собственная вина и злость на сына смешивались в сердце Люпина и подкатывали куда-то к горлу от одного только взгляда на неё. Смотреть на Алису целое лето будет точно еще той пыткой.

— Добрый день, Алиса! — сказал он максимально мягким и дружелюбным голосом. — Смотри, сколько здесь детей. Хочешь к ним?

Легкое движение в её сторону Гиббона, который просто устал стоять, словно грозная статуя, и Алиса резко попятилась, спиной задев Флер. И только тогда стало заметно, что супруга Билла беременна и хотела это скрыть под широкой кружевной кофтой.

Когда Люпин открыл рот, чтобы поздравить, а Гиббон просто уставился на живот, готовый официально поддакнуть и присоединиться к поздравлению, раз уж судьба заставляет, Флер подтолкнула Алису вперед.

— Мы не хотели говорить, и Одри тоже, это Молли им рассказала!

Понимая всю жуть ситуации, женщина чувствовала не меньшую вину перед Алисой и почти выкрикнула то, что ей наболело. Умом оборотень понимал, что это не могла быть Флер, всегда бережно относившаяся к Фреду и даже запретившая мужу обсуждать при нем зверства Пожирателей, и вовсе не из-за закона. Однако чувствовал злость на каждого из них.

— Как им теперь лето пережить, не подскажете? — с горечью спросил он их, но смотрел только на Молли.

Случившееся трудно было переоценить: дети другой стороны тянулись к светлому будущему, как деревья стремятся к солнцу. Они начали писать свои собственные главы, имея шанс освободиться от бремени сложной жизни родителей. Фред, например, с трепетом скрывал, что его любимым учителем в школе был сам Рудольфус, о чём он не решился рассказать родителям, но о чем знали все остальные. Сын Кормака выглядел почти счастливым, придя сюда, и только Мерлин знает, как крепко его отец надавил себе на горло, разрешив мальчишке первым подать руку Люпину. Фрейя отдала кота Гилберту и сейчас гоняет по двору вместе с Флинтом, пытаясь догнать Скорпиуса.

Невилл даже не упал в обморок, когда его дочь врезалась в Драко и упала, а тот её поднял и тщательно отряхнул сарафан от травы.

Смерть Перси и Тонкс словно перечеркнула все надежды детей Уизли, вновь запуская заржавевшие жернова. Старший брат хмуро смотрел исподлобья, Роззи казалась холодной и настороженной, осознавая лишь одно — её привели к врагам. Алису же продолжала бить мелкая дрожь.

— Люпин, не смотри на меня так! — тихо попросил Джордж. — Она им весь вечер до мельчайших подробностей рассказывала… про всех…

— Как мне надоело, что мёртвые вдруг стали неудобными! — яростно прошептала Молли. — Их так легко забывают, будто их никогда и не было на этой земле…

Теперь стало понятно, почему женщина вышла из липы первой и даже стояла немного в стороне. Потеряв уже третьего сына, а Фреда в равном бою убила Белла, она больше не стремилась быть мудрой и понимающей. Жизнь измотала её и опустошила до самого сердца.

Ремус хотел напомнить ей о восьми неделях, которых якобы достаточно, чтобы оплакать съеденных детей, но его перебил запыхавшийся Крауч. Тот подбежал сзади и панибратски повис на плечах Гиббона и Люпина.

— Здрасьте… — процедил он сквозь зубы, обращаясь ко всем Уизли. В его исполнении такое приветствие звучало почти вежливо.

Затем он с ненавистью ткнул пальцем в липу и спросил:

— Там… может быть хотя бы там кто-то из вас видел Барти?!

Гиббон отрицательно покачал головой и усмехнулся. Смятение беспомощного родителя, потерявшего сына на небольшом участке земли, выглядело комично.

— Он ходит вдоль забора, ищет, где бы пройти, — пояснил Люпин. — Наверное, сейчас за домом. Попроси Эйвери поймать его. Уйти сегодня всё равно некуда.

У министра от злости расширились ноздри, а зрачки вспыхнули, словно он вот-вот закипит, как чайник.

— Ах, сбежать… ну ты у меня попляшешь… никаких карманных денег… сбежать он хочет… — пробормотал Крауч и резко сорвался с места, отправившись на поиски сына.

То, что этот конкретный отец считал отсутствие карманных денег серьёзным наказанием и не грозил выпустить сыну кишки, почти порадовало Люпина.

Но, пробежав всего пару метров, министр неожиданно вернулся, хлопнул Ремуса по плечу и с трагической интонацией произнёс:

— Дружище, посели их со вторым вместе, посели!

Когда министр убежал окончательно и скрылся за домом, Молли ехидно поинтересовалась:

— Ну что же, дружище, где подписать? Не кровью, надеюсь?

— Там… — рукой он указал на стойку, у которой стояли Гестия и Тодеус. — Где стоит профессор Снейп.

— Жена, — пояснил Гиббон, заметив лёгкое замешательство в их взглядах.

Когда Уизли отошли, он сказал Люпину:

— Какая глупая драма, так детей подставить.

— Там всё драма, Гиббон, — постарался объяснить оборотень. — Самая настоящая. Мы же вам проиграли, ты еще помнишь?

Зарина Руквуд

Из дерева быстрым шагом вышел Август Руквуд, взял за руки девочку и молодую женщину и подвёл их к встречающим.

— Нет, только без речей, умоляю! — сразу заявил он, пресекая любые приветствия. — Люпин, это моя дражайшая невестка Клео и внучка Зарина. Гиббон, ты их знаешь не хуже меня, засранец. Зарина, это твой новый профессор Люпин. Всё? Я могу идти?

— За тобой кто-то гонится? — усмехнулся Амадей.

— Наоборот, друг, это мы с Джинни вышли на след, — ответил Руквуд. — Грязнокровки своё оружие хотели протащить. Правда, теперь у них нет ни оружия, ни ручек, чтобы его удержать…

Он захихикал, но тут же получил лёгкий удар в живот от своей дражайшей невестки.

— Ну, Клео! — заныл он. — Я же тихо, она не слышала…

— Про оружие и ручки? — спросил ребёнок, подняв на деда внимательный взгляд.

Руквуд, получив второй удар, поспешил ретироваться, пока невестка всерьёз не принялась его избивать.

Клео была роскошной блондинкой, чья красота и пышные формы приковывали взгляды издалека. В ней не ощущалось полутонов — лишь яркая, необузданная энергия, о которой говорили её резкие, уверенные движения. Её крупные светлые локоны были уложены, как у модниц начала XX века. Образ завершало алое бархатное платье до колен с чёрной лентой на шее.

Точно такой же яркий наряд был надет на Зарине — кареглазой блондинке с лицом в форме сердечка и прической, повторяющей материнскую. Девочка держалась, как настоящая принцесса, осторожно придерживая платье двумя пальцами, словно собиралась присесть в реверансе.

За спиной Люпина уже собрались любопытствующие. Монти даже махал Зарине рукой, крича что-то про то, что она задержалась.

— Мы пойдём, — сказала Клео, томно улыбнувшись Гиббону. — До встречи…

Гиббон ещё минуту улыбался вслед, пока не заметил, что Люпин смотрит на него с явной ухмылкой.

— Да, мы встречались! — возмутился он. — Нельзя, что ли? Ты её видел вообще?

— А отец…

— Погиб в бою ещё до её рождения, и ты тоже там был, — медленно ответил Гиббон. — Знаешь, мы все были в таких боях и всё помним. Просто нам легче — мы победили. Но станет труднее, если мы начнём идти против новой системы и орать на каждом углу, как сильно вас ненавидим. Поэтому остаётся одно — забывать об умерших и идти дальше.

— Ты что, Молли защищаешь? — удивился Ремус.

Гиббон фыркнул, слегка поморщившись от такого предположения.

— Просто напоминаю, что мы солдаты. И ты — тоже.

Гарольд

Когда Гарольд Лестрейндж ступил на ковровую дорожку и оказался во дворе дома Риддлов, словно возвращаясь в далёкое прошлое, внутри Ремуса всё стихло, уступив место обострённым инстинктам. Слова Пожирателя рядом словно растворились в воздухе, перестав доходить до сознания. Он два часа приветствует магов двух сторон, хорошая часть из которых потеряла родных не просто из-за кровавой войны, а из-за кровавой войны, которая очень нравилась Гарри.

Все, кто здесь смеётся или плачет, даже не подозревают, какое зло ступило с ними на одну землю. Кто-то недооценивал его влияние на идеи Тёмного Лорда, кто-то был ему другом, о котором Гарольд заботился и по-своему любил, а кто-то просто не мог поверить, что хранитель главного крестража одновременно являлся одним из сильнейших магов планеты.

Ремус не считал это совпадением и не верил в случайности. Он понимал, что истинная причина скрыта где-то в пространстве, недоступном ему прямо сейчас и… навсегда.

— Сейчас стукну тебя, Люпин, клянусь!

Только сейчас Ремус очнулся и понял, что Гиббон тянет его за собой, чтобы проявить уважение к мадам Лестрейндж и подойти к ним первыми.

Оборотень заставил ноги идти и просил высшие силы, чтобы этот уверенно шагающий длинноногий мальчишка в черном был именно мальчишкой, а не тем, от имени которого у многих подгибались коленки.

Они приближались, словно знамение неотвратимого, и по спине Ремуса пробежал неприятный холодок. Внутренний голос подсказывал, что он — всего лишь пешка в игре Гарольда, но вот узнать её правила было не у кого.

Скользнув взглядом по толпе магов во дворе, он заметил, что все смотрят на Беллу, двигающуюся плавно и хищно, будто кошка. Одни поднимали бокалы, приветствуя легендарную Пожирательницу, другие отворачивались, чтобы не выдать своего потрясения.

Большинство детей следили за лицами взрослых, не понимая, что происходит. Атмосфера во дворе изменилась, стала тягучей, с терпким привкусом опасности и горьким ароматом прошлого, которое давало о себе знать в каждом взгляде и движении магов.

— Мадам Лестрейндж, моё почтение! — заорал Гиббон.

— Не ори ты так, оглохну… — пробормотала Белла и потерла ухо. — Всё?

— Всё, — подтвердил он. — Но ты ещё поулыбайся по сторонам, рукой помаши — момент-то какой — знаменательный!

Глядя на Гиббона не моргая, как на идиота, ведьма явно понять не могла, в каком месте смеяться.

— Эх… вечно ты шутку испортишь, — вздохнул он, махнув рукой. — Привет, Гарри, готов учиться?

— Чему? — спросил хмурый ребенок. — Привет, профессор, а костюм вы под Империо надевали?

— Очень смешно, Гарри…

— Пока баллы не снимаете, можно и пошутить, — пожал плечами ребёнок. — А чего эти, во дворе, такие серьезные?

— Мать твою приветствуют, — отозвался Гиббон. — А вообще веселые, просто не все…

Гарри засунул руки в карманы брюк, слегка сощурился и принялся осматривать каждого, до кого мог дотянуться взглядом.

— Кто в джинсах? — спросил он требовательно.

Гиббон кивнул, отвечая:

— Кеннет Маклагген.

— А хромой и косой? Кайл?

— Да, он.

— А тот, побитый?

— Гилберт Трэверс.

Услышав последнее имя, Гарри странно посмотрел сначала на мать, затем на Гиббона, но промолчал.

— Почему он с котом? Чей кот?

— Фрейи, — ответил Гиббон.

— Я ей сказал, что может взять, ничего?

Последний вопрос был задан слегка другим тоном и предназначался Люпину.

— Нет, пожалуйста, в доме много места для всех…

Не задавая вопросов о том, откуда место в небольшом доме, Гарри усмехнулся:

— Ну… может не такие уж скучные.

Не справившись с удивлением, Люпин заметил:

— Это же твоя идея, Гарри…

— Ну да, моя, — легко согласился мальчишка. — Мам?

Белла стояла, широко распахнув глаза, и казалось, вот-вот сорвётся с места.

— Люпин, тебе внуки нужны?!

— Когда-нибудь… — растерянно ответил оборотень. — А что?

Ответить ведьма не сочла нужным и рванула в толпу, догоняя кого-то.

— Шарлотта Мальсибер, — пояснил Гарри. — Что она тут делает?

— Помощница колдомедика, — ответил Пожиратель и усмехнулся. — Просочилась, за возлюбленным.

Юная Шарлотта попыталась укрыться за спиной женщины, но Белла без труда вытащила её на свет и завела разговор, отчитывая за что-то, поскольку девчонка только кивала, потупив взор.

— Пойду я, — сказал Гарри. — Развлекайтесь.

Не дожидаясь ответных слов, мальчишка пошел вперед размеренным шагом, оглядываясь по сторонам.

Первым его встретил младший Барти и начал жестикулировать, судя по всему объясняя, как здесь весело. Затем Гарри перекинулся парой слов с Иоландой, погладившей его по голове, и остановился возле Невилла с женой, сидевших на стульях. Люпин видел, как он с ними поздоровался и улыбнулся, и видел, как Невилл что-то ответил, при этом сжав кулаки. Уизли предпочли быстро передвинуться подальше в тень деревьев в углу двора, однако Гарри их заметил и проводил внимательным взглядом.

По всей видимости мальчишка хотел присесть на крыльце, чтобы лучше рассмотреть происходящее, ведь уже почти поставил ногу на ступеньку, но ему помешала Сабрина.

Мелкая пигалица обрадовалась еще одному хорошо знакомому лицу и просто прыгнула на него, повиснув на шее. За ней подбежала Фрейя и Патриция, и Гарри пришлось уже здороваться с ними. Когда девчонки убежали, он передумал подыматься на крыльцо и стал возле него, сбоку. Правда почти сразу пригнулся, словно заметил что-то любопытное, и шагнул в темноту под крыльцо. После чего вытащил оттуда сопротивляющегося Честера Уизли. Внимательно рассмотрев насупленного и недовольного такой наглостью мальчишку, Гарри что-то спросил, а услышав ответ покачал головой.

Каллум Финниган

— Люпин, это кто?! — недовольно спросил Гиббон, доставая из кармана помятый список.

Оборотень, не понимая происходящего, ответил:

— Кэти Белл с ребёнком...

— Да ты что! А я подумал, с единорогом! — съязвил Гиббон, усмехнувшись и сверяясь с бумагой. — Никаких Белл я тут не вижу.

— Видимо, Финниган… — догадался Люпин. — Сын Финнигана — Каллум.

Когда женщина подошла, оборотень увидел, что она в положении и плохом расположении духа.

— Добрый день, Кэти... — пробормотал Ремус, заметно смутившись. — А где Симус?

— Не можешь догадаться, что не захотел прийти, да? — фыркнула женщина. — Давай еще спроси почему!

В растянутой футболке и трикотажных штанах, со слегка спутанными длинными волосами, она явно не собиралась никуда отправляться еще десять минут назад. Даже в логово к врагам обычно одеваются немного приличнее, если только не хотят рассмешить их до смерти.

— Каллум, мы прибыли! — произнесла она с лёгким раздражением.

— Вообще-то я могу это видеть! — отозвался мальчишка.

— Не хочешь присоединиться к тем очаровательным детям?

— Хочу, чтобы ты не указывала мне, что делать! — огрызнулся Каллум, воинственно вздёрнув подбородок. — Попробуешь?!

Широкоплечий, светловолосый, усыпанный веснушками, Каллум был как две капли воды похож на Симуса. Но его мрачный и злой настрой напоминал не детскую обиду, а что-то куда более серьёзное — нервный срыв или надлом. Казалось, он изо всех сил сдерживает крик.

— Вот! — Кэти вытащила из кармана сложенный листок бумаги и протянула его. — Мы с Симусом заключили брак.

— Подпись может поставить только родственник, — сухо отозвался Гиббон. — Или опекун.

— Сюрприз! У меня есть и такая бумага. Может, посмотришь на неё, Каллум? — Кэти обратилась к мальчику, а её раздражённая улыбка говорила о том, что этот разговор для неё тоже был далёк от приятного.

Гиббон обернулся к Гестии, указав на гостью, но та лишь беспомощно развела руками, явно не узнавая её. Поняв, что возникла проблема, мужчина палочкой начертил в воздухе огненные буквы «Финниган». Гестия кивнула и тут же материализовала перед Кэти пергамент. Всё бы ничего, но фамилию прочли все присутствующие. Шум разговоров мгновенно стих, и десятки взглядов обратились к мальчику — отпрыску одного из ключевых лидеров Сопротивления и личного врага погибшего министра. Последний после своей смерти превратился в персонажа, чью детскую историю все знали не хуже, чем собственную.

Поставив подпись, женщина хотела погладить ребенка по плечу, но тот сделал шаг в сторону. Схватившись за голову в приступе отчаяния, она просто побежала обратно к липе, не сказав мальчишке ни слова.

Люпин и Гиббон переглянулись и поняли друг друга без слов. Взять и просто выпихнуть готового взорваться от чувств ребенка в любопытствующую толпу было просто нельзя. Даже Волдеморт, пожалуй, сперва попытался бы разобраться, в чём дело.

— Почему отец не пришёл? — спросил Гиббон, присев возле Каллума. — И где твоя мама?

Мальчик пристально посмотрел в глаза Пожирателя, словно пытаясь решить, стоит ли говорить. Тем временем Люпин заметил, как к ним почти бегом направляется Молли.

— Мама ушла от отца из-за Кэти, вышла замуж и уехала в Америку, сказав, что устала от наших проблем, — выпалил Каллум на одном дыхании. — Она хотела забрать меня с собой, но отец меня похитил, и она от меня отказалась, чтобы Кэти могла сама подписывать документы. Прийти папа не смог, потому что боялся ареста. Но я видел приглашение! Там был дополнительный лист, где написано, что его не арестуют. Когда я сказал ему об этом, он меня ударил. Сказал, что нельзя читать чужую почту и что я слишком наивный, а вы разрушите мне жизнь, если я таким и останусь.

Мальчик выдохнул, но его голос всё ещё дрожал.

— Час назад я сбежал из дома, и Кэти пришлось искать меня одной, потому что отец далеко. Я должен был прибыть с ней и Уизли, но мы к ним опоздали. А потом Кэти стало плохо, она сказала, чтобы я отправлялся один, и дала листок с шифром, чтобы сюда попасть. Но я не захотел. Я вообще не хочу сюда.

Он судорожно сглотнул и продолжил:

— Отец всю неделю объяснял мне, с кем можно дружить, а с кем нельзя. Но я всех не запомнил.

Каллум закончил говорить, после чего пружина внутри него разжалась, он закрыл лицо руками и заплакал.

По сути, Симус не желал сыну зла: импровизированные списки, кого считать друзьями, а кого лучше избегать, еще сохранялись у многих, по разным причинам. Но его хорошие намерения, не самые лучшие жизненные обстоятельства и взрывной жестокий характер сломали ребенка пополам. Борьба отца с тёмными силами стала ему чуждой, обида переросла в страх и отвращение, и старший Финниган, сам того не желая, вырастил почти что врага.

— Ага, ага… — пробормотал Гиббон, с трудом переваривая услышанное. — И кто же тебе жизнь разрушит, говоришь?

— Каллум, милый, мы тебя ждём! — выкрикнула Молли, стараясь звучать ободряюще.

Мальчишка взглянул на неё, но тут же отвёл глаза.

— Пожиратели, — негромко ответил он.

— Я, значит? — переспросил Амадей с лёгкой усмешкой.

— А вы… тоже Пожиратель? Настоящий? — Каллум удивлённо вскинул брови, неуклюже вытирая слёзы. — Как директор?

— Смотри сам.

Гиббон закатал рукав рубашки и продемонстрировал мальчишке свою метку, где змея выползала из черепа, символизируя вечную жизнь. Каллум инстинктивно протянул руку, и мужчина позволил ему дотронуться до неё указательным пальцем. Ребенка так долго дрессировали бояться её, что страх внезапно уступил место любопытству. Змея словно ожила, ускорив движение, и весь рисунок зашевелился, но Каллум не зашелся в истерике, а наоборот — с облегчением выдохнул.

— Среди нас есть разные маги, и мы не самые добрые солдаты на свете, — откровенно сказал Гиббон. — Но ни у кого и в мыслях нет тебе что-то ломать. Ребенок, прошли годы, сейчас у всех другие проблемы. Возможно, твой отец в чем-то прав, и с такой фамилией просто не будет, но давай ты будешь просто жить. Без страха. Пообещай!

Он протянул мальчишке руку — и то было не просто приветствие. Каллум, кажется, понимал это не хуже Гиббона и Люпина. Он очень медленно поднес ладонь к ладони Пожирателя и рукопожатие состоялось, а Молли издала звук негодования, пусть и не осмелилась подойти ближе.

— Иди, — сказал Люпин, делая шаг в сторону и приглашающе махнув рукой. — Миссис Уизли ждёт тебя.

— Ждёт, чтобы рассказать, как всё ужасно и плохо… — недовольно прошептал Каллум.

Молли схватила мальчишку за руку, потянув за собой чуть резче, чем следовало. Люпин догадался, что ему ещё достанется за «слишком долгий разговор с врагами». Но, судя по тому, как Каллум оглянулся и улыбнулся им двоим, надежда на его здравый рассудок теплилась.

Эдита Нотт

Панси Нотт восприняла встречу как препятствие на пути. Супруг держал её за руку, лишь бы она не начала приветствовать друзей и знакомых сразу обеими. Пышная, дородная, в розовом платье и таких же туфлях, блондинка затмевала собой и худощавого Теодора, и дочь Эдиту.

Мужчину заставили участвовать в боях в конце первой пятилетки борьбы, когда потери у обеих сторон вышли за рамки разумного. Утончённому аристократу пришлось выпрыгивать из-за углов и врываться в чужие дома. Хотя, насколько знал Ремус, сначала он даже не поддерживал власть Волдеморта, но позже вынужденно влился в систему, последовав за отцом. Нотт-старший был жив до сих пор, но получил ранение в голову, лишившее его сил и частично разума, и теперь коротал дни в пансионе для престарелых.

Не обладая нужными навыками, Теодор очень быстро попал под Отсекающее заклятие и получил травму, которую магия не смогла излечить, — он потерял руку. Когда он протянул ту единственную Люпину, что удерживала Панси от глупостей, женщина не сдержала эмоций.

— Клео-о-о! — заорала она так, что Эдита от испуга даже присела. — Я пришла-а-а!

Дочь молча дёрнула отца за пустой рукав расстёгнутого сюртука и глазами указала на мать.

— Панси, дорогая, ты можешь идти, — сказал Теодор. — Мы справимся.

— Правда? — обрадовалась женщина. — Чмоки-чмоки, вы у меня самые лучшие!

После этого она убежала, обдав Люпина таким сладким парфюмом, что он с полминуты просто пытался вдохнуть кислород.

— Простите мою жену, — заговорил Нотт, вежливо улыбнувшись. — Дома засиделась, волнуется.

Эдита подняла глаза на родителя, в которых читался немой вопрос, опровергающий теорию отца, но выдавать секреты весёлого характера матери, конечно, не стала.

Ребёнок казался спокойным и умиротворённым, а болотного цвета глаза смотрели на мир и людей в нём слегка равнодушно. Было неясно, на кого девочка похожа, но совершенно точно не на свою мать.

Огонёк в красивых глазах Эдиты зажигался лишь при взгляде на отца, и было несложно догадаться, что оставлять его ребёнку совсем не хочется. Высокая, тонкая и гибкая, она уже начинала превращаться в холодную красавицу, но цеплялась за руку Теодора, словно маленькая девочка, которая не готова взрослеть.

— Эдита, всё будет хорошо, — произнёс Люпин убеждённо. — Ты здесь не навсегда, просто ознакомишься с новым предметом.

— Эдита мало говорит, — пояснил её отец и вздохнул. — Детская травма.

— Мало — это… — попытался уточнить Гиббон.

— Хорошо, но мало. Редко ведёт беседы. К заклинаниям это не относится, с ними проблем нет.

— Здравствуйте… — тихо произнесла девочка и посмотрела на отца, чтобы убедиться, что смогла его порадовать. Тот ласково улыбнулся в ответ.

— Крам отметит, — пообещал Амадей. — Чтобы лишний раз не донимали на занятиях.

— Благодарю, — кивнул Теодор. — Ну что, пойдём?

Две тонкие фигуры удалились, держась за руки, и растворились в толпе. Такому единению душ оставалось только позавидовать, и Ремус вздохнул.

Гиббон постарался незаметно выпрямиться и потянуть спину, но получилось заметно, к тому же мужчина не удержался и зевнул.

— Пойду посижу минуту, пока нет никого, — сказал он. — Третий час пошел, как стоим. Ты не хочешь?

Ремус отрицательно покачал головой, ведь хотел не сидеть, окруженный магами, а с полным правом развернуться лицом к ним и отыскать взглядом Гарри, имея хороший обзор.

Заметив, куда идет Лестрейндж, оборотень не справился с сердцебиением. Гарри подошел к компании всех Уизли, чтобы поздороваться с Каллумом. И сложно было понять, это детское любопытство или показная наглость взрослого человека?!

Он махнул в сторону Люпина, что-то объясняя, и стало ясно — мальчишка спрашивает Каллума об обстоятельствах его прибытия. Финниган смущенно отвечает, делает шаг в сторону Гарри, и с места срывается Молли, хватая сына Симуса за руку. Картина чем-то напомнила оборотню рассказы о знакомстве Гарри с Роном перед отправкой Хогвартс-экспресса, где последний защитил младшего Снейпа от болезненного любопытства толпы. Только в этот раз Молли была не настроена повторять старых ошибок. Пусть Каллуму и не понравилось поведение миссис Уизли, но драться с ней он, конечно, не стал. Просто приветливо кивнул Гарри, давая понять, что знакомство состоялось и он ему рад.

Остальные дети Уизли стояли запуганные возле родственников. Интересно, Молли правда не понимает, что они все будут вместе целых три месяца?

Разочарованный, Гарри отошел и тут же попытался резко развернуться и скрыться от Сабрины, которая явно обладала удивительной способностью находить его везде. Маневр побега не удался, и пигалица, напоминавшая Люпину неприметного воробья, в который раз повисла на Гарри. Только в этот раз на руке, а затем потащила его за собой к Кассиопее, одиноко сидевшей на нижней ступеньке лестницы.

Вдоволь набегавшись с детьми, сейчас она выглядела обеспокоенной, и несложно было догадаться, что ребенок думает о матери. Гиббон сам подошел к ней и сказал, что с Гермионой всё хорошо, но ложь не успокоила девочку. Увидев черноволосого парня перед собой, она почти испугалась и вздрогнула от неожиданности. Но Гарри каким-то чудесным образом достал из кармана два несмятых одуванчика — один протянул ей, а другой Сабрине, и обе заулыбались.

Испарина покрыла лоб Люпина — это поведение не было поведением ребенка, выросшего в одиночестве и мраке поместья Лестрейндж. Он еще пытался убедить себя, что сын Беллы всё же не одичалый житель лесов, да и маленький Снейп тоже, но с каждым брошенным на него взглядом получалось всё хуже.

Внезапно кто-то постучал Люпину пальцем в спину и резко обернувшись Люпин уставился в довольное лицо Сивого. Кровный враг в задумчивости тер подбородок, сверкая перстнями на пальцах, и словно оценивал его адекватность.

— Ты не почувствовал меня, предпочитая стоять к дереву задом? — спросил он с удивлением. — Это прекрасно, как для профессора боевой магии и оборотня, просто прекрасно...

— Чего тебе? — буркнул Люпин, стараясь не смотреть в глаза напротив, от вида которых в жилах закипала вся кровь. — Ты ж не папаша, чтоб тебя встречать?

— Знавал я маленькими прадедов этих папаш… — протянул он. — И скажу тебе — то было сильное племя. У них сердечко, как у тебя не билось. А ты что, Гарри испугался? И правильно, Люпин, и правильно!

Сивый неприятно захихикал, но махнул рукой и удалился, так и не объяснив, зачем явился. Он подошел к Эдварду, и они зашептались. Люпин догадался, что есть новости, а оборотень из вредности их ему не передал. Тем не менее главный Страж быстрым шагом пошел в его направлении, но резко остановился, и Ремус увидел, как из липы выходят женщина и ребенок. Увидел их и Гиббон, поспешивший к вновь прибывшим.

Серафим Долохов

Это точно был не Бут, которого оборотень видел пару раз, а значит, оставался только один вариант. Однако разум отказывался верить в то, что видели глаза. Ничем не похожий на Долохова, мальчишка поражал воображение даже издалека — настолько, что на его спутницу в клетчатом строгом платье с завязками на шее смотреть уже не хотелось.

Перед ними стоял одиннадцатилетний мальчик в добротном, но скучном и старомодном сером костюме. До неприличия красивый, так что взгляд невольно задерживался на его лице. Его светлые кудри выглядели тщательно взъерошенными, будто локоны сами решали, как падать на лоб. Серые глаза, яркие и колючие, сверкали беспокойным блеском, каким сверкают глаза человека, привыкшего защищаться. В этом взгляде, настороженном и напряжённом, читалась жёсткая готовность выживать в одиночку.

— Серафим? — произнёс Гиббон, утративший от удивления все манеры при виде ребёнка, столь противоположного Долохову-старшему.

Ребёнок кивнул, но не улыбнулся и не произнёс ни слова, словно ждал подвоха.

Люпин, справившись со своим впечатлением, шагнул вперёд и протянул руку женщине.

— Профессор Люпин, — представился он. — Рады приветствовать.

— Миссис Кондор, глава попечительского совета сиротского приюта в Глазго, — строго отчеканила женщина таким тоном, словно вещала с трибуны. — Со мной воспитанник Серафим Долохов, чья фамилия проявилась в документах… недавно. Ранее он проживал у нас под другой. Оставить его здесь я имею право только должностному лицу, не учителю. Если лица нет — мы вернёмся.

Её взгляд за толстыми стёклами очков в коричневой оправе скользнул сначала на Ремуса, затем на Амадея. После этого она строго спросила:

— Лицо есть?

Обернувшись, оборотень увидел, что лицо всё ещё было на месте, и быстрым шагом направился к нему.

— Министр магии подойдёт? — вежливо спросил Гиббон.

— Думаю, подойдёт, — согласилась миссис Кондор и поджала губы, словно её чем-то обидели. — Мне что, ожидать?

Пока Пожиратель разговаривал с членом совета и улыбался мрачному, как туча, ребёнку, Ремус протиснулся в толпу, схватил Барти под руку и решительно выдернул его оттуда.

— Караул, похищают! — захихикал министр. — Сивый, чего ты ухмыляешься? Живо спасай меня!

Маги вокруг рассмеялись, но Барти быстро утратил весёлость.

— Ты чего такой нервный, Люпин? Ежели тайна какая, то на ухо…

Прошептав на ухо ту самую тайну, и взглянув на лицо Барти снова, он увидел на нем такое же удивление, как у Гиббона утром, когда тот прочел табличку с именем Сарафима.

— Выходит, она родила и не сказала… и в приют… лишь бы не нам… вот же мерзкая дрянь! — прошипел он с отвращением. — Пошли.

Они вдвоем зашагали к липе, и краем глаза Люпин заметил, как перекосились лица Невилла и Кормака, перед которыми и развернулась эта картина общения с врагом. Да сколько можно оценивать его «неправильность» если сама жизнь, и тут он согласен с дочерью Розье, словно одна большая ошибка?!

— Уже вижу, похож, — сказал Барти, когда до Серафима оставалась половина пути. — Вылитый.

— На кого похож? — растерялся Люпин.

— Ну не на отца же, Ремус!

— Приветствую! — очаровательно заулыбался Барти, стараясь произвести впечатление своим статусом. — Готов принять документы, они у вас?

— Слава Мерлину… — недовольно пробормотала женщина и протянула увесистую стопку бумаг, не впечатлившись. — Здесь история поступления, характеристика и прочее. Распишитесь о получении.

— О получении чего, простите? — уточнил Барти, приподнимая верхнюю губу с явным отвращением, будто хотел показать неприятной даме клыки. — Бумаг?

— Ребёнка! — возмутилась член совета и фыркнула. — С некоторых пор его содержание оплачивает благотворитель, и сумма хорошая, признаю. Но даже она больше не оправдывает страдания наших воспитанников. Он — ходячая пакость! Серафим, не хочешь объяснить этим господам, почему ты сегодня разбил посуду в серванте?

— А почему я должен что-то им объяснять? — неожиданно отозвался мальчишка. Его ломкий голос с хрипотцой прозвучал дерзко, с нотками скрытой злости.

Не обращая внимания на ответ, Люпин не выдержал и задал мучивший его с самого начала вопрос:

— А у нас есть приюты?!

Барти и Гиббон посмотрели сначала на него, а потом на члена попечительского совета, заинтересовавшись тем же.

— Конечно, разве министр может не знать?! — возмутилась женщина. — Для родившихся у нас грязнокровок и сквибов. На них не выплачивают пособий. А нормальных детей обычно забирают на воспитание семьи!

— Но Серафим…

— Когда его младенцем принесла к нам женщина, в документах было указано, что он сквиб, — уже не так уверенно пояснила миссис Кондор и отвела взгляд. — Позже мы поняли, что это не так, но менять документы хлопотно, а доказать магические способности сложно…

— И сколько у вас воспитанников? Много? — не унимался Люпин, замечая, каким ошеломлённым взглядом мальчишка смотрит на скопление магов у дома.

Взглянув на слишком любопытного профессора, как на занозу, женщина резко выпалила:

— Сейчас останется двое!

Трое магов начали переглядываться, и, несмотря на то что все они были разными, прожили разные жизни и имели мало сходств между собой, в головах у всех троих крутилась одна мысль.

— И у вас в приюте с тремя справиться не могут? — сухо озвучил её оборотень. — Он так уж много пакостит? Вы серьёзно?

Впервые Ремус увидел часть Крауча, пострадавшую от дементора — вблизи, а не на поле боя. На самом деле, даже после его поцелуя можно нажить в сердце что-то хорошее, заново. Барти этим воспользовался, что было не слишком сложно после безоговорочной победы их стороны. Однако внезапно потускневший взгляд исподлобья, остановившийся на женщине, как на мишени, говорил о том, что он за себя не ручается и действительно зол.

— Уходите, — громко приказал Гиббон, уловивший опасный настрой друга. — Быстро.

Чопорная дама, полная недовольства, направилась к липе, не торопясь.

— Когда его обратно ждать? — спросила она уже почти у дерева.

— Никогда! — рявкнул Барти, тяжело дыша от закипевших эмоций, которые стерли его привычную маску ироничного балагура. — Мы их распустили, Амадей, слышишь? Наша вежливость — это подарок, а не обязанность. Если подобное хамство повторится, не сдерживай себя, ладно? Штрафовать некому!

— Понял, — кивнул Пожиратель. — Ну что, Серафим, обучили тебя хоть чему-то в приюте?

— Вы все Пожиратели? — спросил мальчишка, оценивающе глядя на тройку мужчин.

Два пальца одновременно указали на Люпина, и Барти с Гиббоном ответили в один голос:

— Он — нет.

Мальчишка подумал немного и ответил:

— Драться.

— Боевой магии? — с неподдельным интересом уточнил Ремус.

— Нет, — фыркнул Серафим. — Просто драться.

Пробормотав что-то о высших силах и пару раз тяжело вздохнув, Барти попытался поймать руку ребёнка, чтобы увести его. Но поймал лишь пустоту — Серафим отпрыгнул, словно ужаленный, стоило министру сделать движение в его сторону.

— Ты чего? — удивился Барти. — Боишься?

— Вы сказали, что я никогда не вернусь... — прошептал он с отчаянием. — Значит, с этого дня у меня вообще дома нет? Я... бездомный?

— Мы что-то придумаем, — ответил Крауч на резонный вопрос ребенка, у которого будто выбили почву из-под ног. — Будет у тебя дом. Пошли!

— А с чего бы вам что-то для меня придумывать? — усомнился Серафим, глядя на всех троих с недоверием и опаской.

В разговор вступил Гиббон, не сводя взгляда с красивого лица мальчишки, словно пытался проникнуть под кожу.

— Есть причина, — сказал он спокойно. — Ты её скоро узнаешь.

— То есть это не потому, что вы как будто бы добрые?

— Мы не добрые! — поспешил успокоить его министр, мгновенно уловив, куда ветер дует.

Все трое магов, не сговариваясь, посмотрели в сторону Люпина.

— А вот он... — начал было Барти.

— Да прекрати! — раздражённо перебил Ремус.

Усмехнувшись, Барти снова посмотрел на подозрительного Серафима. Казалось, ребенку стало легче, что его не пытаются обмануть добротой, и он даже немного расслабился.

— Ну, Долохов, пошли, а то я здесь торчу, как бельмо на глазу, — мягко предложил Барти, надеясь на успех.

— Но я не Долохов, — снова возразил ребенок, всё ещё настороженно. — Всего неделю назад им стал, свидетельство изменили. Там были прочерки, а теперь вот...

Трое мужчин едва слышно застонали, осознав, что просто так этого осторожного мальчишку с места не сдвинуть.

— Значит, теперь ты Долохов! — министр уже чуть не топал ногой. — Идём, а не то за шкирку потащу!

Не за шкирку, а за руку, но министру всё же пришлось тянуть ребенка за собой, словно на каторгу. Провожая их задумчивым взглядом, Люпин думал о детстве Серафима, в котором он научился ни от кого не ждать доброты. Насколько же тяжёлой и непривлекательной была история его рождения, если мать, давшая ему имя, осознанно лишила его семьи, записав в бумагах как сквиба?

— Он не знает, кто такой Антонин Долохов, — констатировал Люпин. — И узнает от детей.

— Не завидую я тебе... — протянул Гиббон.

— А себе? Ты же здесь для чего? Проблемы решать?

— Верно, — подтвердил Пожиратель. — Решать проблемы и внимательно наблюдать за успехами. Но в этот момент меня рядом точно не будет, ни за что...

Тихо посмеявшись, Люпин вдруг понял, что устал. Однако в списке оставалось два имени, после чего все должны были попрощаться, поужинать и разойтись по своим новым комнатам.

Серафим убежал к крыльцу, будто именно там было отведено место для одиночек, а Барти зашептался с компанией мужчин. После их короткого обсуждения несколько человек одновременно раскрыли рты и дружно обернулись в сторону мальчика.

Смотреть, конечно, было на что: неправдоподобно сказочная внешность притягивала взгляды как тех, кто проходил мимо, так и тех, кто стоял вдалеке. По этой причине ребенку не удалось скрыться — к нему то и дело кто-то подходил, чем-то интересовался, улыбался. Часто у него что-то переспрашивали, и надо было быть идиотом, чтобы не понять — всех удивляет фамилия.

Впрочем, никакого дружелюбия Серафим не излучал. Когда к нему с вопросом подошёл Каллум, он ответил резко и тут же отвернулся. Судя по всему, такой вариант Финнигана устроил — он даже не обиделся и почти весело убежал обратно в компанию к Молли. Этот странный момент заинтересовал Люпина, но из липы уже выходили предпоследние гости, и он переключил внимание на вновь прибывших.

Эйден Бут

Когтевранец Терри Бут с женой, уставшей чистокровной волшебницей, привел в летнюю школу сына. Война потрепала жизнь мужчины в целом и уничтожила всех друзей. Но он давно сложил с себя обязанности бойца Отряда Дамблдора и просто бойца, а потому жил тихо и скромно на ничем не примечательной улице в пригороде Лондона. Темный Лорд успешно выдавил маглов из этого района, чем небогатая семья и воспользовалась, заняв чужой дом.

Близкий друг Падмы Патил и Майкла Корнера, он также тихо ненавидел Люпина, который однажды увел их с собой на битву с Гарри, а вернул обратно только их части. Смерть однокурсников тогда еще юный Терри пережить так и не смог — ни за восемь недель, ни за долгие годы. В то страшное утро, когда он увидел голову убитой подруги и внутренности друга, половина его волос поседела от ужаса.

С другой стороны, Бут неплохо сжился с новой властью Волдеморта и его правилами. Они у него хотя бы были, чего нельзя было сказать о непредсказуемом Гарольде. Теперь он считал себя обычным, законопослушным гражданином страны, где правит бал уважаемый Темный Лорд.

— Добрый день, Терри, — поприветствовал Люпин полного мужчину с залысинами после того, как поздоровался с его женой. Они пожали друг другу руки. — Здравствуй, Эйден. Как настрой?

— Боевой! — усмехнулся ребенок. — А у вас?

Мальчишка смотрел на своего нового учителя с энтузиазмом первооткрывателя, готовый хоть сейчас начать тренировку. Плотный, коротко стриженный, с заметными мускулами, пока еще не слишком высокий для своих лет, Эйден Бут уже сейчас напоминал уменьшенную копию взрослого Стража. Его живые темно-серые глаза жадно рыскали по сторонам, выискивая следующее действие для неспокойного тела, и горели огнем переполняющих чувств.

Было очевидно, что родители не вели при нем бесед о политике и не вспоминали мертвых. Благодаря этому он одинаково тепло улыбался обоим встречающим.

Убежав вперед, он тут же присоединился к компании разношерстных детей, словно с утра играл с ними и только на минуту отлучился в туалет. Он сразу начал руководить какой-то игрой, указывая, кому где стоять, чем разозлил Дайанну и Вилфреда. Однако, улыбнувшись ребятам и, вероятно, отвесив пару комплиментов, он быстро уладил конфликт.

— Какие… критерии для этого отбора? — задумчиво спросил Люпин. — В стране тысячи детей подходящего возраста, а у нас их двадцать четыре.

Гиббон склонил голову на бок и пожал плечом.

— Ну, Гарри хотел…

— Гиббон, ты или не отвечай, или не неси чепухи! — вспылил оборотень. — Я понимаю, что все мы здесь зачем-то собрались! Но как отбирали детей?!

— Ладно, — сдался Пожиратель. — Скажу так: тех, кто в детстве не демонстрировал сильных выбросов магии, среди этих детей нет. А слабые дети могут появиться у всех, сам понимаешь. Совсем уж со стороны — не важно, ваш или наш — брать не хотели. На таких очень сложно влиять.

— Благодарю за ответ, не связанный с Гарри. Как глоток свежего воздуха! — хмыкнул Люпин.

— Да пожалуйста, — ухмыльнулся Гиббон. — Тем более причин здесь нам собраться много, и у Гарри в том числе…

— Да ну тебя, Гиббон! — усмехнулся Ремус и вздохнул.

Помолчав немного, Пожиратель спросил:

— Мерида осталась? Есть так хочу…

— Да, заканчиваем, — ответил оборотень. — Ноги уже затекли…

Несколько секунд мужчины молчали, потом медленно повернули головы и уставились друг на друга.

— А кто её приведёт? — взревели они в два голоса.

— Джинни должна была, но она сейчас очень занята. Очень… — пробормотал Гиббон.

— Может, Торфинн? Или Мальсибер? Или Руквуд?

— Как ты думаешь, почему их здесь нет, как и Джинни, а?!

— Да откуда я знаю! — рассердился Люпин.

— Сивый? — с надеждой спросил Пожиратель.

— Вон тот?! — оборотень ткнул пальцем в толпу. — Или есть ещё какой-то?

— Вот же… не заметил…

— Долохов?

Теперь Гиббон возмутился, закатив глаза в раздражении.

— Смотри, снова Эдвард бежит… — пробормотал он спустя пару секунд.

— И снова не добегает… — подытожил Люпин.

Почему Эдвард решил, что уже поздно куда-то бежать, и явно пожалел, что запретил перемещения по территории, маги поняли почти сразу.