Дружелюбный некромант (джен)

Хо-ох — легендарный покемон-птица, любящий огонь и солнечный свет, известный своими сильными целебными способностями. Его оперение преимущественно золотисто-красное, с длинными жёлтыми хвостовыми перьями, белой нижней частью и зелеными перьями на кончиках крыльев. У Хо-оха зелёная полоса на шее, жёлтый клюв, черные кольца вокруг красных глаз и пернатый жёлтый гребень на голове. У него тёмные лапы с четырьмя пальцами и длинными когтями. Крылья Хо-оха призматические, и он оставляет за собой радугу.

Хо-ох считается хранителем небес и обладает мифической силой воскрешать мёртвых. Говорят, когда он летает, его огромные крылья создают яркие, красочные радуги. Те, кто почитает Хо-оха, верят, что тем немногим, кто его увидит, обещана вечная удача. Хо-ох летает по всему миру, и многие из мифов утверждают, что он делает это в поисках человека с самым чистым во всём мире сердцем.

В святилище Хо-оха в Джото находится чудесная ветвь дерева, которая горит вечным пламенем, которое обновляет ветвь, а не поглощает её. История гласит, что ветвь загорелась от прикосновения Хо-оха, в единственный раз, когда он приземлился, спустившись с небес, чтобы положить конец конфликту между людьми. Она считается важной эмблемой всеобщего мира и иногда выносится, чтобы играть символическую роль на встречах, посвященных доброй воле и сотрудничеству.

* * *

Рейнджер Нильс отчаянно хотел покинуть свой кабинет и пойти в бар. Не потому, что ему хотелось выпить. Нильс видел, что стало с рейнджерами, которые заливали проблемы алкоголем, и он не собирался следовать этому пути. Но в баре он найдет своих коллег, вместе с его женой. Они там на поминках, хотя они не называют это так. Самое главное, они поймут реальность ситуации, в то время как многие из тех, кого он сегодня опрашивал, не поняли.

Но ещё оставалось сделать несколько звонков. Бессмысленные звонки, по всей вероятности, но процедура, стоящая за ними, важна. Нильс видел, как нашли трёх потерянных покемонов и одного потерянного ребёнка, потому что люди следовали процедуре и проверяли там, где, по их мнению, не было смысла искать. Может, если ему повезёт, встреча в баре сможет стать праздником, а не поминками.

Это была жестокая надежда. Но Нильс все равно держался за неё. Она нужна ему, чтобы сделать звонок.

Медсестра сняла трубку на третьем гудке: «Здравствуйте, это медсестра Клэр из покецентра Кэнопи-Таун. Чем я могу вам помочь?» — она звучала искренней радостью помочь, и сердце Нильса защемило.

— Здравствуйте, медсестра Клэр. Меня зовут рейнджер Нильс. Я курирую область вокруг посёлка Ледос. Можете уделить мне минутку времени?

— Конечно! И... о, я вас помню! Кажется, мы встречались на последней встрече по поводу миграции тентакулов. У вас всё ещё такая длинная борода?

Обычно Нильс рассмеялся бы. На этот раз его ответ был ровным и монотонным: «Нет, медсестра, моя дочь заставила меня её сбрить. Сказала, что обниматься со мной из-за этого слишком колюче. Кажется, я вас тоже помню. Вы делали заметки для детской научной выставки о миграции, верно?

— Да, это была я! Так чем я могу вам помочь, рейнджер Нильс?

От этой болтовни говорить было не легче: «Клэр… Мне жаль это говорить, но у нас в посёлке пропал ребёнок. Мы изучаем возможность того, что он мог добраться до Кэнопи-Тауна. Мне нужно спросить вас, не видели ли вы ребенка, соответствующего его описанию.

Нильс почти чувствовал, как медсестра выпрямилась на той стороне трубки: «О. Мне так жаль это слышать, рейнджер. Конечно, я могу помочь. Когда его видели в последний раз?»

Вот он. Вопрос, который заставил Нильса тосковать по бару, по компании людей, которые понимали, что означает ответ: «Шесть недель назад».

Тишина на другом конце провода была леденящей. Нильс приготовился к тому, что на него будут кричать, как он кричал на себя весь день. Больнее стало, когда голос медсестры Клэр снова раздался по телефону, такой хрупкий, что он подумал, что он вот-вот сломается: «Что?»

— Последнее известное наблюдение было вечером третьего числа прошлого месяца. Если он... — Нильс изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ровно, но ему это не совсем удалось, — если он добрался до Кэнопи-Тауна, он, скорее всего, появился бы четвертого числа или, может быть, на день или два позже. Если так, он, скорее всего, остался бы в вашем покецентре или раздобыл бы там припасы.

— Я... рейнджер, что? Шесть недель? Почему я только сейчас слышу о ребёнке, который пропал шесть недель назад... — Голос Клэр затих.

Нильс знал, что она поняла. У него была та же мысль, как раз перед тем, как он понял, что они найдут тело мальчика только весной, когда сойдёт снег.

Клэр громко сглотнула: «Извините, это было во время похолодания в прошлом месяце? И вы сказали, что беспокоитесь, что он прибыл сюда? Из самого Ледоса?»

— Да. Если честно, Клэр, мы... не надеемся.

— Ладно. Ладно, — медсестра громко взяла себя в руки. — Есть ли вероятность, что он мог остаться в Ледосе на некоторое время и отправился сюда позже? Или... Извините, Нильс, вы можете просто рассказать мне, что произошло, и почему вы ищете этого ребенка только сейчас? Может быть, если я пойму, я смогу помочь.

— Конечно, — Нильс раскрыл свой блокнот. Он не был уверен, зачем. Он был ему не нужен, детали крутились в его голове весь день. —Я расскажу, что мы знаем, и что, как мы предполагаем, произошло, — когда он начал перечислять факты, Нильс понял, почему он смотрит на свои записи. Было легче не думать о том, что они означают, если он просто перечислял слова на странице.

— Третьего числа прошлого месяца Виктор Абир, несовершеннолетний, находящийся под опекой Сельмы Абир и Остина Абира, в последний раз посетил школу в посёлке Ледос. Ни к одному из его онлайн-аккаунтов или счету для получения небольшой стипендии с той ночи не совершался доступ. На следующий день было сообщено о незначительной краже одежды из общественной прачечной, с оставленным сообщением, в котором говорилось: «Дорогие люди, которые оставили здесь свою одежду на ночь, извините, что забрал часть вашей одежды. Мне было очень холодно, и она мне нужна». Эти два инцидента на тот момент не были связаны, но мы предполагаем, что Виктор забрал одежду.

— На следующий день Виктор не пришел в школу, и его учитель начальных классов связался с Сельмой и Остином в обед. Они заявили, что Виктор заболел, и извинились за то, что забыли сообщить об этом в школу, сославшись на беспокойство о здоровье сына. Позже тем же вечером они позвонили учителю по личному номеру и сказали, что Виктор серьезно болен и, возможно, не сможет ходить в школу в течение следующих нескольких дней. Остин — практикующий врач, поэтому учитель предположил, что вопрос решен, и оставил всё как есть.

— Сегодня мы опросили соседей Абиров, и некоторые из них вспомнили странные разговоры с Сельмой и Остином в то время. По-видимому, их брак был нестабильным в течение некоторого времени, и для Виктора было обычным делом проводить время, иногда даже дни, у соседей вместо того, чтобы находиться у себя дома. Соседи предполагают, что Сельма и Остин, возможно, пытались выяснить, не остановился ли Виктор у них, не поставив в известность его родителей. Однако, насколько нам известно, никто в Ледосе не видел Виктора с вечера третьего числа.

— Абиры были... бесполезны, и их истории довольно сильно противоречат друг другу, поэтому мы не можем сказать, о чем они думали в тот момент. Но мы предполагаем, что в тот момент они предположили, что Виктор совершил то, что называется «мягким побегом», временно найдя в убежище в доме друга неподалеку, и надеялись, что ситуация сама собой по-тихому разрешится.

Информации было больше, чем Нильс должен был или даже технически мог разглашать медсестре Клэр. Но была причина, по которой он так сильно хотел встретиться со своими коллегами и увидеть свою жену. Ему нужно было поговорить об этом с кем-то. И по тихим звукам, которые медсестра Клэр издавала на другом конце провода, одновременно сочувствующим и ужасающим, она тоже это понимала.

Нильс попытался сосредоточиться на размытых страницах своего блокнота: «Примерно через неделю Остин сообщил учителю Виктора, что Виктор серьёзно, хотя и не опасно, болен и в обозримом будущем останется дома под присмотром Остина. Он спросил учителя, могут ли они передать ему лёгкую работу, чтобы занять Виктора. Текстовые сообщения между Остином и Сельмой указывают на то, что он не согласовал это с ней заранее, но — после такой громкой ссоры, что соседи вызвали экстренных консультантов по домашним делам — она, похоже, согласилась пойти на уловку. Они были намерены как можно дольше хранить исчезновение Виктора в тайне, пока они планировали побег из страны. Они никогда не указывали этого в тексте прямо, но мы считаем, что в тот момент они думали, что их сын мёртв. Они осознали чудовищность того, что они эффективно скрывали его исчезновение в течение недели, вместо того чтобы объявить его пропавшим без вести, и запаниковали».

На обоях покедекса Нильса была фотография его самого и его жены с дочерью, позирующей между ними. Когда он прокручивал сообщения, скопированные с дексов Абиров, читая, как бессердечно они говорили о своем сыне, он прекрасно осознавал, что её улыбающееся лицо было прямо за ними. Он не мог перестать задаваться вопросом, как часто Виктор когда-либо улыбался так?

— За это время их отношения, похоже, полностью распались. Они тихо подали документы на развод и планировали покинуть Кеномао. Насколько мы можем судить, их план состоял в том, чтобы каждый отправился в отдельный регион, подав заявление на двойное гражданство Виктора в каждой стране, чтобы не было никаких тревог о переезде с Кеномао без него. Затем они сообщили бы каждой стране, что другой родитель на данный момент будет осуществлять долгосрочную опеку над Виктором, чтобы объяснить его отсутствие по прибытии в пункт назначения.

— К счастью, их отношения ухудшились в течение следующих нескольких недель, пока они готовились к отъезду. Было сделано еще несколько звонков в экстренные службы по домашним вопросам, и записи этих событий были автоматически отправлены судье, занимающемуся их документами о разводе. Она переслала их местному защитнику прав детей, и он заметил, что Абиры, по-видимому, подавали на развод и не связывались с офисом службы по защите прав детей, чтобы Виктор получил консультацию. Он отправил им приказ, обязывающий их организовать консультацию для Виктора, и на следующее утро — сегодня — сказал детским терапевтам в школе ожидать скорой встречи с Виктором.

Вот тогда всё и начало происходить, всё сразу: «Именно тогда один из терапевтов сказал защитнику прав детей, что Виктор болеет уже шесть недель. Он часто видел Виктора, хотя Виктор часто был молчалив и рассказывал о своём дне вместо подробностей о том, что его беспокоит. Терапевт уже некоторое время беспокоился о Викторе, упомянул тревожный отчет о Шаппетах в доме Виктора, и он несколько раз обращался к Абирам по поводу удаленного или домашнего консультирования, пока Виктор был «болен», но ему сказали, что в этом нет необходимости. На самом деле он готовил отчет для детского офиса, когда появился адвокат.

Клэр впервые заговорила, её голос дрогнул: «Пожалуйста, скажите мне, что адвокат что-то сделал по этому поводу».

Впервые за время разговора улыбка тронула губы Нильса, хотя она была горькой: «Мне сказали, что, когда ему сообщили, его ответом были «ад и ярость». В тот момент он считал, что у разводящихся родителей есть серьёзно больной ребенок, которому требуется регулярное экстренное вмешательство, а адвокатский офис и терапевты ещё не были задействованы. Затем один из других терапевтов упомянул, что они слышали, что Абиры покидают страну», — Чарли, детский адвокат, рыдал, когда рассказывал Нильсу эту часть истории. Это был момент, когда он понял, что что-то не так, сказал Чарли. Момент, когда он понял, что ситуация этого мальчика выходила из-под контроля без ведома Чарли в течение очень долгого времени, и он понятия не имел, что его ждёт в конце.

— Меня вызвали. Я помог защитнику детей войти в дом Абиров, и Виктора нигде не было. Затем мы взяли Абиров под стражу, где они встретились со своими адвокатами, — они отказались разделить местного судебного защитника. Еще один должен был прилететь из Зима-Сити, прежде чем Чарли смог их допросить. — Они дали крайне противоречивые показания через своих адвокатов, и мы начали расследование. Мой звонок вам — часть этого расследования.

Наступило долгое молчание, когда история Нильса резко обрывалась. В конце концов Клэр спросила: «Как вы думаете, что они сделали с Виктором?»

— С ним? Ничего. Тексты Абиров рисуют довольно ясную картину: они понятия не имеют, что случилось с Виктором. Но наша рабочая теория заключается в том, что он сбежал третьего числа и покинул Ледос.

— Так вы думаете, что он мог добраться сюда? До Кэнопи-Тауна?

— Клэр… — Нильс ненавидел эту часть своей работы больше всего на свете. Ему приходилось разочаровывать людей в надеждах касательно пропавшего человека всего три раза, но каждый раз это оставляло шрам на его душе. — Сообщение в прачечной указывает на то, что Виктор не был готов к холоду, когда уезжал. А когда мы обыскивали его дом, его зимняя одежда всё ещё была там, включая ботинки. Родители подтвердили, что у него была только одна пара.

Клэр глубоко вздохнула: «Как он выглядел?»

— Клэр… — Нильс должен был спросить её, видела ли она пропавшего мальчика, но он знал, что ей будет больнее, если он даст ей ложную надежду, прежде чем спросить.

На этот раз её голос прозвучал решительно и почти сердито: «Как. Как он выглядел? Здесь много детей, но у меня хорошая память на лица».

Больше всего Нильс хотел, чтобы её надежда была обоснована. Но он знал, что это значит, когда ребенок убегает во время резкого похолодания и исчезает бесследно: «У нас есть его старая школьная фотография, хотя тогда его волосы были синими. Мне сказали, что сейчас они натуральные черные и подстрижены короче, чем раньше. Я отправлю её вам, и дам вам более современное описание, вы не против?»

— Пожалуйста, сделайте это, рейнджер Нильс.

— Хорошо. У Виктора Абира тёмно-коричневая кожа и короткие жесткие черные волосы. У него большой нос и круглое лицо. На последнем осмотре он был ростом 164 сантиметра, хотя, по-видимому, с тех пор он резко вырос. Он худой и весит меньше среднего для своего роста. Он... — его спокойное лицо учителя описали как «мрачное», — собирался сказать Нильс, когда его прервала медсестра Клэр.

— У него розовые глаза? — в её голосе слышалось волнение.

— Простите?

— У него розовые светящиеся глаза? Сильные экстрасенсорные способности, немой, может телепортироваться?

— Э-э. Нет. Извините, а почему вы спрашиваете?..

— Ох, — разочарование в голосе Клэр было больно слышать. — Я просто... Есть ребенок, который соответствует этому описанию, который только что получил свои значки и ушел только вчера. Его зовут Дия. Я подумала... Возможно, это был Виктор и скрывал свое имя. Мне жаль.

— Нет, Клэр, все в порядке. Я только что отправила фотографию, можешь взглянуть и сказать, может ли это быть тот же ребенок?

Нильс ждал, пока фотография загрузится, и Клэр не спеша её разглядывала. Её голос был тяжёлым, когда она ответила: «Нет. Мне жаль. Они выглядят очень похожими, по крайней мере, судя по тому, что я видела на лице Дии, но... Я думаю, я вижу различия. Ты сказала, что Виктор не был экстрасенсом?»

Нильс покачал головой, затем озвучил ей жест: «Нет. И у него карие глаза, а не розовые».

— Это не сами радужки розовые, а... Нет. Неважно. Я не думаю, что есть хоть какой-то шанс, что стрессовый опыт сбежавшего Виктора катализировал его экстрасенсорные способности и заставил его обрести светящиеся розовые глаза?

— Боюсь, что нет. Я сам в некоторой степени экстрасенс, просто улавливаю присутствие разума, но могу сказать, что экстрасенсорные способности так не работают.

— Я знаю. Я... пошутила, наверное, хотя это была ужасная шутка. В любом случае, я дважды проверю наши записи и скажу лидеру Ахмеду, чтобы он завтра поспрашивал, не видел ли кто-нибудь твоего Виктора. Но я не помню никого, кто бы подходил под это описание лучше, чем Дия.

А Дия был экстрасенсом и у него были светящиеся розовые глаза.

Нильс знал, что не стоит возлагать на это большие надежды. Это всё ещё было больно: «Спасибо, Клэр. Вам нужно что-нибудь еще от меня для вашего Гим-лидера? Мне нужно сделать ещё несколько звонков, если вы не против».

— Нет, нет. Как только вы соберёте досье, пожалуйста, отправьте его, но пока хватит. Я... удачи, рейнджер. Надеюсь, вы его найдёте.

Они всегда находили, в конце концов. Когда таял снег: «Спасибо. Мы сделаем всё возможное».

Нильс повесил трубку. Он закрыл лицо руками. Ему нужно было позвонить ещё в два покецентра, а потом еще в дюжину, потому что мертвый мальчик мог гипотетически преодолеть большое расстояние, если бы он был ещё жив.

Вместо этого он позволил слезам литься.

Нильс стал рейнджером, потому что иногда предпочитал деревья людям. Но ещё лучше, чем тихое одиночество, было то, когда он появлялся в глуши и мог видеть выражение лиц людей, когда они понимали: «Здесь рейнджер. Всё будет хорошо», — всякий раз, когда люди спрашивали его о его работе, он говорил им, что быть рейнджером — честь, и он имел это в виду. Он не мог придумать лучшего слова, чтобы описать чувство, когда его остров так сильно в него верит.

Но он мог появиться только для того, для чего его остров его призвал. Нильс не мог помочь ребёнку, если никто не заметил, как серьёзно он страдает. Он не мог выследить пропавшего ребёнка, если его собственные родители решили не сообщать о его исчезновении.

Спустя долгие минуты Нильс вытер глаза. Он сделал десять глубоких вдохов, считая каждый из них. Затем он снова взял свой декс и набрал следующий номер.

Он знает, как это работает. Он знает, что это значит, когда ребёнок без зимнего снаряжения пропадает в разгар холодов, а через шесть недель ребенок ни с кем не связывается и ничего не покупает со своего счета. Он не был глупым. Разумнее всего было бы прекратить причинять себе боль и уйти из офиса, чтобы он оплакивать ребенка, которого у него не было шанса спасти, с людьми, которые поймут.

Но, может быть, он был глупым. Или упрямым. Или дураком, цепляющимся за слепую надежду.

Или, может быть, это было что-то ещё.

Нильса просили забрать беглецов, которые сбежали из плохих семей, или странствующих тренеров, которые отказывались возвращаться домой. Каждый раз его просили остаться с ними, составить им компанию, пока не приедет детский адвокат. Он выслушивал их. Утешал некоторых из них. Позволял другим ругать его. Иногда он делал и то, и другое для одного и того же ребенка. И он всегда навещал их позже, если мог.

Одной из вещей, которую он усвоил, больше, чем что-либо ещё, было то, насколько ненужными чувствовали себя многие из этих детей. Даже с такими, как Виктор, у которых были учителя, которые беспокоились о них, терапевты, которые спрашивали о них, и соседи, которые их любили, было слишком легко, чтобы то, что они чувствовали по отношению к своим родителям, подавляло всё остальное. Поэтому, когда Нильс представил, как, должно быть, чувствовал себя Виктор, доведенный до предела, убегающий от всех и всего, один на холоде...

Виктора любили. О нём заботились. Так много людей, которые не были его родителями, любили его. Но если он умер, не зная этого... слишком жестоко было это представлять.

Нильс сделал следующий звонок. Может быть, это было бессмысленно. Может быть, это было глупо. Может быть, это было саморазрушением.

Но Нильс заботился. И каждая секунда, которую он продолжал смотреть, была тем, как он мог кричать это миру.

Мне не всё равно! Ничто другое не имеет значения, никто другой не имеет значения. Мне. Не всё равно.

— Здравствуйте, это медсестра Джеремия? Меня зовут рейнджер Нильс. Я звоню по поводу пропавшего ребёнка.

— Медсестра Джулия?

— Медсестра Карли?

— Медсестра Сантос?

— Лидер Насио?

— Рейнджер Аника?

— Мэр Сильвия?

* * *

Дия глубоко вдохнул прохладный свежий воздух. Он наполнил лёгкие, а затем медленно выдохнул. Весна ещё не наступила. До этого выпадет ещё много снега. Но это было тем временем года, когда иногда, на несколько дней, зима ослабляет свою хватку, и мир вздыхает с облегчением.

Просто потому, что мог, Банетт скакал по грунтовой дороге и кружился в танце, три новые значка на его мантии сверкали на солнце. Затем он с размаху подпрыгнул в воздух и плюхнулся в собственную тень. Он подождал несколько мгновений в тёмном месте между тенями и обнаружил, что его захватила внезапная идея. Он выскочил из тени Джун рядом с ней и прыгнул, щекоча её бока!

— Что?! А-а-а-ах! Ха-ха-ха, нет! Не-е-ет! Прекрати, ты угроза! А-а-а-ах! Мадрабаз ужасно влияет на тебя! Башак, заставь его остановиться!

Более крупный тренер поднял глаза от своего футляра со значками, где он нежно касался боевого Ледяного значка. Для того, кто изначально даже не планировал сражаться за него, его довольно глубоко тронуло, когда Алисия — выхаживаемая им Пилосвайн — продержалась достаточно хорошо, чтобы заслужить этот значок.

— Башак! Помоги! Меня преследуют! Убери его от меня! Уберите его у-у-у-ухха-ха-ха-ха, нет, нет, не-е-е-е-ет!»

Башак, который на самом деле весил не больше, чем они оба вместе взятые, но выглядел именно так, вздохнул, закрыл футляр со значками и убрал его. Спрятав драгоценную ношу, он схватил Дию за шиворот и стащил Банетта с Джун. Он посмотрел поверх очков, встретившись взглядом своих карих глаз с розовыми глазами Дии: «Серьезно?»

— Фвумп.

Порыв воздуха обрушился на то место, где был Дия, прежде чем он снова появился в метре от него, подпрыгивая на носках. “Извини! —торопливо набрал он. — Разве вы не взволнованы?!!”

Джун всё ещё хрипела, поэтому редкий поворот событий вынудил Башака говорить за неё: «Конечно, мы взволнованы», — три новых тренера, каждый из которых получал каждый значок, на который претендовал, с первой попытки, не были чем-то неслыханным. Это даже не было таким уж необычным. Но это было чем-то, чем стоило гордиться, и тёплая сияющая улыбка на лице Башака говорила больше, чем могли бы сказать слова.

— Фу. Конечно, я взволнована! — проворчала Джун. Она поправила одежду, уделив особое внимание цепочке на шее, где висели её значки. Как она сказала, ей хочется держать их там, где она сможет их видеть, потому что иногда это все еще казалось нереальным. — Но сегодня нам нужно пройти ещё около двадцати километров, и я хочу, чтобы у нас было достаточно времени для отклонений от маршрута, если мы увидим какого-нибудь интересного покемона. А если у меня всё время будут болеть бока из-за того, что ты не смог себя обуздать и слишком сильно меня пощекотал, я натравлю на тебя своих Ариадосов, пока ты спишь.

Дия в ужасе моргнул: “Принято”, — но мгновение спустя он снова покачивался на ногах, ухмыляясь под своим солнечно-жёлтым шарфом. Он не мог не посмотреть на дорогу в Зима-Сити, достаточно сухую, чтобы по ней идти, благодаря тёплому кабелю электронных данных, зарытому под ней, и не почувствовать волнения.

Вот оно. Теперь он и его друзья были настоящими тренерами. У них есть покемоны, значки и открытая дорога.

Когда он посмотрел на расстояние, которое им ещё предстояло пройти, и оглянулся на удаляющийся Кэнопи-Таун, волнение Дии смягчилось горько-сладкой мыслью. Его мальчик был бы так горд оказаться на его месте. Пройти весь этот путь и всё ещё задаваться вопросом, насколько дальше он может зайти.

Но это путешествие принадлежало не только мальчику. Они обещали отправиться в путешествие вместе. И даже если мальчик Дии не мог быть здесь с ним, он прошел так далеко и так вырос. Он научился быть человеком, завёл друзей, тренировал покемонов, выигрывал битвы и доказал, что может спасти тех, кому нужна помощь. Дии ​​гордился собой.

Он надеялся, что, если его мальчик будет здесь и увидит это, он тоже будет гордиться Дией.

* * *

Конец первой книги.

Примечания:

Карта: https://drive.google.com/file/d/16hIMMiq-05hFvhDZ1Srwu0ju2bcVTwgy/view?usp=sharing

Дней через пять (приблизительно, объём текста там примерно в одну пятую от всей первой книги) переведу интерлюдию между первой и второй книгами, выложена она будет отдельным произведением в серии. Самой второй книги вот уже больше года нет, но автор обещает начать её, как только разгрузится в реале.