Узы крови (джен)

Утро двадцать четвертого ноября вползло в Хогвартс не рассветом, а серой, удушливой хмарью. Облака висели так низко над башнями, что казалось, можно коснуться их рукой — тяжелые, неподвижные, как саван, наброшенный на замок. Свет, пробивавшийся сквозь высокие стрельчатые окна Большого зала, был тусклым, болезненно-желтым, словно свет старой лампы в морге. Он ложился на каменные плиты пола, придавая им оттенок вываренной кости, и выхватывал из полумрака лица студентов — бледные, напряженные, искаженные ожиданием и злорадством.

Зал гудел. Не обычным утренним гулом — звоном посуды, смехом, обменом новостями. Это был низкий, вибрирующий гул, как улей потревоженных ос, поднимавшийся от сотен глоток, смешанный с нервным перестуком ложек и скрипом скамей. Воздух был плотным, спертым, пах сырым камнем, подгоревшей овсянкой с кухни и чем-то еще — едким, металлическим привкусом страха и разлитой в воздухе ненависти. Стены, обычно согретые теплом гобеленов и плавающих свечей, казались голыми и холодными, а тени в углах и под высокими сводами извивались, удлинялись, словно живые существа, вглядывающиеся в обреченных.

Это была не трапеза. Это была травля. Публичная, методичная, безжалостная. Сотни глаз — любопытных, враждебных, презрительных — буравили две фигуры, сидящие на самом краю гриффиндорского стола. Гарри Поттер и Джайна Праудмур. Их имена, исковерканные, выплюнутые ядом статьи Риты Скитер, что красовалась на разворотах «Ежедневного Пророка» у многих в руках, передавались шепотом, шипением, выкриками: «Поттер, грязный обманщик!», «Праудмур, эта чужачка!», «Заперлись в одной комнате, чем они там занимаются?», «Проклятые выродки!». Слизеринский стол откровенно потешался. Драко Малфой, развалившись между Крэббом и Гойлом, громко отпускал сальные шуточки про «узы похоти» и «жаркую иностранку», и его смех, высокий и резкий, отскакивал от каменных стен. Хаффлпаффцы, факультет Седрика, старались не смотреть прямо, но их лица были мрачными, а шепот — «Предатель честной игры», «Позорники», «Нашли друг друга» — резал не хуже открытых оскорблений. Даже обычно погруженные в книги равенкловцы бросали на них холодные, анализирующие взгляды, словно Гарри и Джайна были редкими, отвратительными насекомыми под стеклом. Никто, кроме гриффиндорцев, не верил в их «легенду» о проклятии, особенно после статьи Скитер.

Гриффиндорский стол молчал. Но это молчание было тяжелым, как надгробная плита. Рон сидел рядом с Гарри, его лицо было бледным, веснушки казались ярче, а кулаки сжимались так, что костяшки побелели. Он испепелял взглядом слизеринский стол, готовый взорваться. Гермиона сидела напротив, лихорадочно перелистывая какой-то толстый том («Древние руны: теория и практика» — она все еще искала ответы), но ее губы были сжаты в тонкую линию, а в глазах стояли злые, бессильные слезы. Близнецы Уизли пытались шутить, но их голоса звучали натянуто, а Невилл просто сидел, низко опустив голову. Они были на их стороне, знали правду (или ее часть) от Почти Безголового Ника, который действительно патрулировал их этаж, и от самих Гарри и Джайны, но что они могли сделать против всего замка?

Гарри сидел, сгорбившись, словно пытаясь стать меньше, исчезнуть под градом взглядов и шепота. Он не прикасался к еде. Овсянка в его тарелке превратилась в серую, остывшую массу, от одного вида которой подкатывала тошнота. Пальцы судорожно сжимали несчастную ложку, пока металл не погнулся. Холод внутри него был не просто ощущением — он был живым существом, свернувшимся в груди, дышавшим ледяным паром, что едва заметно клубился у его губ. Кончики пальцев под рукавами мантии онемели и покрылись тончайшим слоем инея, который он старательно прятал. Грубая повязка на ладони, пропитанная темной, запекшейся кровью после ночного ритуала, ныла тупой, пульсирующей болью — вечное напоминание о цене, которую они заплатили за хрупкий шанс. Но хуже боли была пустота. Глубокая, черная, сосущая пропасть, разверзшаяся в нем после ритуала. Она не была пассивной — она шептала. Голосом, похожим на эхо Волдеморта, но древнее, холоднее. Голосом, что обещал силу, контроль, избавление от боли — ценой всего остального. «Ты можешь заставить их замолчать, Гарри. Ты можешь заморозить их смех. Ты сильнее их… Покажи им свою силу…» Он сжал зубы, отгоняя шепот, но тот лишь затаился, ожидая своего часа.

Узы Крови, перекованные ритуалом, теперь были не просто нитью — они стали канатом, натянутым до предела, вибрирующим от каждого удара их сердец, от каждой волны страха. Он чувствовал Джайну рядом — не только ее физическое присутствие, но и ее внутренний хаос. Ее страх был острым, как осколок льда, впивавшийся в его собственное сознание каждый раз, когда его внутренний холод давал о себе знать. Она боялась его. Не его слабости, а его потенциальной силы, той тени Артаса, которую видела в нем все отчетливее после их общих снов и пугающей ясности, дарованной ритуалом.

Джайна сидела прямо, как статуя, высеченная изо льда, но ее неподвижность была обманчива. Ее белые волосы, обычно тщательно заплетенные, сегодня были спутанными, тусклыми, падали на лицо, скрывая синие глаза, потемневшие от бессонницы и ужаса, который она не могла выразить словами. Она не ела, не пила. Ее пальцы впились в край дубового стола с такой силой, что дерево трещало, и вокруг ее костяшек вспыхивали и гасли слабые, неконтролируемые голубые искры — признак магии, ставшей нестабильной под гнетом истощения и стресса. Физическая руна на плече исчезла после омоложения, но фантомная боль от нее, ментальный шрам от ритуала Сумеречного Молота, никуда не делся — он пульсировал тупой болью под кожей, отдаваясь в Узах слабым, тошнотворным эхом, особенно сейчас, перед лицом новой опасности. Гарри чувствовал ее борьбу: холодный, аналитический ум Архимага, пытающийся просчитать шансы против драконов, и панический ужас женщины, видевшей слишком много смертей, слишком много падений. Она боялась драконов, но еще больше — его. Его холода. Того, что ритуал не только дал им силы, но и приблизил его к той грани, с которой пал Артас. Ее стена, возведенная из гордости и боли, стала выше, толще. Узы передавали ее невысказанную мысль: «Я не должна была соглашаться на ритуал. Он делает тебя тем, кого я боюсь. Я не могу это вынести. Снова.»

Со Слизеринского стола прилетел огрызок тоста, густо намазанный джемом. Он шлепнулся прямо перед Джайной, оставив липкое красное пятно на скатерти. Зал взорвался новой волной хохота. Гарри резко поднял голову, лед в его зеленых глазах вспыхнул так ярко, что Рон и Гермиона отшатнулись. Вилка в его руке мгновенно покрылась толстым слоем инея и с треском лопнула, осколки посыпались на пол. Джайна вздрогнула, как от удара, ее пальцы судорожно сжались, и над их участком стола пронесся порыв ледяного ветра, заставивший пламя ближайших свечей заплясать и погаснуть. Ее ярость, переданная через Узы, была направлена не на слизеринцев, а внутрь — на себя, на свое унижение, на то, что она снова оказалась жертвой, выставленной на потеху толпе.

— Ты готов? — Ее голос прозвучал в наступившей тишине неожиданно громко. Тихий, но острый, как скальпель. Она не смотрела на него, ее взгляд был прикован к сломанной вилке, покрытой инеем. Узы донесли ее истинную мысль, холодную и властную, рожденную страхом: «Не смей сейчас сломаться, Поттер. Не смей показывать им слабость. Не смей становиться им. Контролируй себя, ради нас обоих.»

Гарри с трудом перевел дыхание. Пар вырвался изо рта, густой и белый в холодном утреннем свете. Он кивнул, голос прозвучал хрипло, надтреснуто:

— Да. А ты? — Лед в его глазах не погас, но за ним мелькнула отчаянная, почти детская мольба, переданная через Узы: «Не отталкивай меня, Джайна. Не сейчас. Мне нужно знать, что ты рядом, что ты не сдалась. Я не выдержу один». Их связь натянулась, его холод столкнулся с ее ледяной стеной, и на краткий, ослепительный миг он увидел трещину в ее броне — не тепло, но зияющую рану боли, которую она скрывала даже от себя.

Она медленно подняла на него взгляд. Ее синие глаза встретились с его зелеными — лед против льда. В ее взгляде не было ответа, только глубоко запрятанный страх. Она резко встала, ее стул с грохотом отодвинулся. Не говоря ни слова, она повернулась и пошла к выходу из зала, где уже собирались другие чемпионы — Седрик, мрачный и сосредоточенный; Флёр, бледная, но гордо поднявшая голову; Крам, с непроницаемым лицом скалы. Джайна шла к ним, ее спина была прямой, но Гарри почувствовал через Узы, как она отгородилась, как захлопнулась дверь в ее душе. Последняя мысль, долетевшая до него перед тем, как стена стала непроницаемой: «Я не могу доверять тебе. Не могу доверять себе рядом с тобой. Ты слишком опасен. Для нас обоих.»

Гарри сжал кулаки так, что ногти впились в перевязанную ладонь, посылая вспышку боли по Узам, на которую она не отреагировала. Холод внутри него взревел, заполняя пустоту. Он тоже встал. Шаги его были тяжелыми, отдаваясь гулким эхом в его сознании. Пол под ногами казался тонким льдом над бездной. Впереди ждала арена. Драконы. И испытание, которое было страшнее огня — испытание их проклятой связи.

* * *

Выйдя из Большого зала под гул голосов, Гарри и Джайна оказались в плотном кольце враждебности. Коридоры Хогвартса, обычно полные жизни и движения, превратились в узкий проход сквозь строй ненависти. Студенты расступались перед ними, но не из уважения, а брезгливо, как перед прокаженными, и тут же смыкались за спиной, провожая их шипением и смешками.

Значки «Поттер — вонючка» теперь соседствовали с новыми, еще более гнусными творениями. На некоторых красовались кривые рисунки двух фигур, скованных цепью, с подписью «Грязные Узы». На других — похабные карикатуры с намеками на статью Скитер. Кто-то даже переделал имя Джайны, выкрикивая созвучные ругательства, которые заставляли ее вздрагивать, а ледяную ауру вокруг нее — опасно мерцать. Гарри чувствовал ее унижение через Узы, смешанное с холодной, бессильной яростью. Его собственные кулаки сжимались, а внутренний холод требовал отмщения, заморозить эти ухмыляющиеся рожи, заставить их замолчать. Шепот пустоты стал громче: «Они заслуживают боли, Гарри. Ты можешь им ее дать…» Он с трудом подавил это желание, чувствуя, как Джайна рядом напряглась еще сильнее, ощутив его внутреннюю борьбу.

Они шли быстро, глядя прямо перед собой, стараясь не встречаться взглядами с толпой. Их вынужденная близость — плечо к плечу, шаг в шаг, чтобы не нарушить проклятую двухметровую дистанцию — была для окружающих лишь подтверждением их «порочной связи». Каждый их совместный шаг вызывал новую волну шепота и грязных шуточек.

— Смотри, как прижимаются! Не могут и шагу друг без друга ступить!

— Говорят, она его магией приворожила, эта иностранка!

— Да нет, это он ее! Мальчик-Который-Выжил не может проиграть, вот и нашел себе… подмогу!

— Подстилку, ты хотел сказать?

Гарри чувствовал, как Джайна дрожит от сдерживаемой ярости. Ее пальцы так сильно стиснули несуществующий фокус (палочку она держала в кармане мантии, как и он), что он испугался, как бы она не сломала себе кости. Он инстинктивно чуть придвинулся ближе, словно пытаясь заслонить ее своим телом от ядовитых слов, хотя это было бессмысленно. Он послал ей через Узы волну поддержки — не слова, а ощущение: «Не слушай. Мы пройдем.» Она не ответила, ее стена оставалась непроницаемой, но напряжение в ее плечах чуть ослабло.

Когда они вышли из замка на холодный, продуваемый ветром двор, их нагнал быстрый шаг.

— Гарри! Джайна! Подождите!

Это был Седрик. Он догнал их, слегка запыхавшись. Его лицо было серьезным, но в глазах не было враждебности, только искреннее беспокойство. Толпа вокруг них на мгновение притихла, удивленная тем, что «настоящий» чемпион Хогвартса заговорил с «самозванцами».

— Я… я хотел еще раз сказать спасибо, Гарри, — произнес Седрик, переводя дыхание. — За предупреждение. О драконах. Это… это было очень благородно с твоей стороны.

Гарри удивленно моргнул. После всего, что он выслушал за утро, простая благодарность прозвучала почти нереально.

— Не за что, Седрик. Ты должен был знать.

Седрик кивнул, потом его взгляд скользнул по их напряженным лицам, по слишком маленькому расстоянию между ними, по перевязанной руке Гарри. Он понизил голос:

— Я слышал… ну, слухи ходят… о вашей… ситуации. Гриффиндорцы говорят… что вы связаны чем-то вроде проклятия? — Он выглядел не любопытным, а искренне сочувствующим. — Я не лезу не в свое дело, просто… если это правда, то то, как вы держитесь… это невероятно. Особенно со всем этим… — он неопределенно махнул рукой в сторону притихшей, но злобно взирающей толпы. — Я пытался поговорить с некоторыми нашими, пуффендуйцами… объяснить, что вы не выбирали этого. Не все слушают, но… — он пожал плечами, — вы не одни, кто считает эту травлю отвратительной.

Гарри почувствовал, как лед внутри него на мгновение отступил под волной неожиданного тепла. Кто-то, кроме его друзей, видел их не монстрами, не обманщиками, а людьми, попавшими в беду.

— Спасибо, Седрик, — сказал он искренне. — Это… много значит.

Джайна молчала, изучая Седрика долгим, непроницаемым взглядом. Гарри ощутил через Узы ее удивление, смешанное с привычным цинизмом и недоверием. Она видела искренность Седрика, но ее прошлый опыт кричал, что за добротой часто скрывается подвох. И все же… где-то глубоко внутри ее ледяной стены мелькнула крошечная искра. Возможно, этот мир был не так безнадежно прогнил, как ей казалось. Возможно, доверие Гарри этому парню не было полной глупостью. Это была мимолетная мысль, тут же погребенная под слоем защитного льда, но она была. «Он не такой, как другие… Но мир все равно жесток.»

— Да, спасибо, Диггори, — произнесла она наконец. Голос был ровным, почти нейтральным, но без обычной ледяной колкости. — Ценю вашу… попытку внести разум в эту толпу.

Седрик улыбнулся им — теплой, ободряющей улыбкой.

— Держитесь. И удачи там, на арене. Обоим. — Он кивнул им и поспешил вперед, к видневшемуся вдали шатру чемпионов.

Как только он отошел, гул толпы снова усилился, словно плотину прорвало. Смешки, оскорбления, тычки в спину — все вернулось с удвоенной силой. Короткий момент человечности растаял без следа.

Они подошли к огороженной территории перед ареной, где стоял шатер. Путь был пройден. Впереди ждали драконы и неизвестность. Краткий луч света, подаренный Седриком, погас, и мрак снова сгустился вокруг них, холодный и беспощадный. Джайна снова отдалилась, ее стена стала еще выше, а Гарри почувствовал, как шепот пустоты внутри него становится громче, насмешливее.

Они были одни. Вместе. Против всего мира. И друг против друга.

* * *

Шатер чемпионов был ловушкой тишины после ревущего урагана ненависти снаружи. Воздух внутри был затхлым, пах сырой парусиной, потом, страхом и чем-то еще — слабым, почти неуловимым запахом драконьей шкуры, оставшимся от предыдущих осмотров арены организаторами. Тусклый магический свет едва разгонял полумрак, выхватывая из теней фигуры чемпионов, застывшие в напряженном ожидании.

Флёр Делакур сидела на шатком деревянном стуле, поправляя безупречную голубую мантию Шармбатона, но ее фарфоровая кожа казалась почти прозрачной, а в глазах плескалась плохо скрытая паника. Виктор Крам мрачно мерил шагами тесное пространство, его тяжелые ботинки гулко стучали по утоптанной земле, а лицо было непроницаемой маской. Седрик Диггори стоял у входа, пытаясь выглядеть спокойным, но его пальцы нервно теребили край мантии.

Гарри и Джайна стояли поодаль, ближе к темной стене шатра. Между ними висело не просто молчание — пропасть. Ледяная стена Джайны стала еще выше после короткого проявления человечности от Седрика — словно она испугалась этой мимолетной трещины в своей броне. Она стояла, глядя на брезентовую стену перед собой, ее спина была напряжена, как струна. Палочки были спрятаны. Ее сила — дикая, стихийная — кипела под кожей, и она отчаянно пыталась удержать ее, боясь не только потерять контроль, но и того, как ее магия резонирует с растущим холодом Гарри. Узы Крови гудели между ними низко и тревожно, передавая ее запертый страх и его собственную ледяную пустоту.

Гарри чувствовал себя как на иголках. План с Манящими Чарами казался теперь хрупким, почти наивным перед лицом неизвестности. Он оставил «Молнию» в спальне, у открытого окна. «Accio Firebolt!» Сработает ли? Хватит ли сил? Шепот пустоты внутри стал громче, искусительнее: «Забудь метлу, Гарри. Ты чувствуешь силу льда… Она твоя… Используй ее…» Он сжал зубы, отгоняя голос. Нет. Не сегодня.

В шатер вошел Людо Бэгмен, сияющий своей обычной фальшивой бодростью, за ним — Барти Крауч-старший, чье лицо было серым и неподвижным, как маска смерти. Гарри увидел, как Крауч бросил быстрый, почти незаметный взгляд на него и Джайну, и в его пустых глазах на мгновение мелькнуло что-то странное — тень расчета или злого умысла? Джайна рядом напряглась, Узы Крови донесли ее мысль, острую и холодную: «Он что-то задумал. Будь настороже.»

— Итак, чемпионы! — бодро начал Бэгмен. — Почти время! Но прежде чем мистер Крауч проведет жеребьевку… э-э… есть небольшое изменение в процедуре. Связанное с… хм… беспрецедентной ситуацией с двумя участниками от Хогвартса, представляющими один факультет, да еще и… — он запнулся, покосившись на Гарри и Джайну, — …связанными особыми обстоятельствами.

В шатре повисла напряженная тишина. Флёр и Крам удивленно подняли брови. Седрик нахмурился. Гарри почувствовал, как холодок пробежал по спине.

Крауч шагнул вперед. Его голос был сухим и официальным, но в нем слышались едва заметные нотки… удовлетворения?

— В целях обеспечения… хм… равных условий и адекватной оценки способностей всех участников, а также учитывая уникальную природу участия мистера Поттера и мисс Праудмур, организационный комитет Турнира принял решение. Мистер Поттер и мисс Праудмур будут выступать как единая команда, представляющая Гриффиндор. И чтобы… сбалансировать их… э-э… объединенный потенциал… к ним присоединяется второй чемпион Хогвартса, мистер Диггори.

Шок. Недоумение. А потом — волна ледяной ярости, захлестнувшая Гарри. Это была насмешка. Изощренное издевательство. Мало того, что их связали, мало того, что их травили, теперь их бросали в самое пекло втроем, как на заклание. Шепот пустоты внутри него взревел: «Видишь?! Они против тебя! Все! Покажи им! Заморозь их всех!»

Джайна рядом с ним замерла, ее лицо стало белее снега. Узы взорвались ее чувствами — неверием, переходящим в холодную, расчетливую ярость и мрачное осознание: «Ловушка. Они хотят посмотреть, как мы сломаемся. Как мы убьем друг друга или этого Диггори.» Ее стена стала почти осязаемой.

— Что?! — воскликнул Седрик, делая шаг вперед. Его обычное спокойствие испарилось. — Вы хотите сказать… мы втроем? Против чего?

— Чтобы испытание было… справедливым… для такой усиленной команды, — Крауч произнес это слово с едва заметной усмешкой, — вам предстоит столкнуться не с одним, а с двумя драконами одновременно.

Если до этого в шатре было тихо, то теперь воцарилась абсолютная, мертвая тишина. Флёр прижала руку ко рту, ее глаза были полны ужаса. Крам перестал мерить шагами пол и уставился на них троих с мрачным изумлением. Седрик стоял бледный, как призрак, переводя взгляд с Гарри на Джайну, потом на Крауча. В его глазах читалось недоумение, обида, но потом — знакомая вспышка честности и… принятия? Он глубоко вздохнул.

— Два дракона… — проговорил он тихо. — Понятно.

— Превосходно! — фальшиво воскликнул Бэгмен, пытаясь разрушить гнетущую атмосферу. — Вот это будет зрелище! Командная работа! Дух Хогвартса! Итак, жеребьевка! Поскольку ситуация особая, драконы для нашей… э-э… специальной команды уже определены. Вам достаются… Венгерская Хвосторога и Китайский Огненный Шар! Самая опасная и самая быстрая! Вот это вызов!

Хвосторога и Огненный Шар. Вместе. Гарри почувствовал, как земля уходит из-под ног. Это было самоубийство. Он посмотрел на Джайну. Ее лицо было каменной маской, но Узы передавали ледяную панику, которую она отчаянно давила стальной волей. «Хвосторога и Огненный Шар. Они не оставили нам шанса. Расчет на хаос. На то, что мы помешаем друг другу.»

— А порядок выступления? — спросил Крам своим низким голосом.

— Команда Хогвартса выступает последней! Номер четыре! — просиял Бэгмен. — Мадемуазель Делакур, ваш номер — второй, Валлийский Зеленый. Мистер Крам — третий, Шведский Тупорылый. Так что у нашей великолепной тройки будет время… подготовиться! Удачи всем!

Бэгмен и Крауч поспешно ретировались, оставив чемпионов переваривать новости. Флёр и Крам старались не смотреть в их сторону, в их глазах была смесь облегчения и плохо скрытого злорадства или жалости.

Седрик подошел к Гарри и Джайне. Его лицо было серьезным, но в глазах не было злости.

— Два дракона… — повторил он тихо. — Что ж. Значит, будем работать вместе. У вас есть план? Ваш первоначальный?

Гарри посмотрел на Джайну. Она молчала, ее взгляд был устремлен в пустоту.

— Был, — хрипло ответил Гарри. — Я должен был вызвать метлу. А Джайна… она должна была прикрывать меня льдом. Но против двоих… И с тобой…

— Мои барьеры могут не выдержать двойной огонь, — произнесла Джайна глухо, не глядя на них. Голос был лишен интонаций. — Особенно Огненного Шара, он слишком быстрый. И наша… связь… — она запнулась, — она ограничивает маневр. Мы должны держаться вместе. Все трое.

Седрик кивнул, его мозг быстро работал.

— Хорошо. Значит, план такой: Гарри, ты все равно вызываешь метлу. Твоя задача — отвлечь Хвосторогу, самую опасную. Я постараюсь разобраться с Огненным Шаром — может, трансфигурация, как я и думал, или что-то еще… Джайна, ты прикрываешь нас обоих? Сможешь?

Джайна медленно повернула голову. Ее синие глаза встретились с глазами Седрика, потом — Гарри. В них плескался холодный расчет и тень сомнения.

— Я могу попытаться ставить барьеры поочередно. Или создать ледяную зону, замедлить их. Но это рискованно. И требует концентрации. Если… если что-то снова пойдет не так с… нами… — она кивнула на Гарри, — я могу потерять контроль.

Гарри почувствовал укол холода. Она не доверяла ему. Не доверяла себе рядом с ним.

— Я справлюсь, — сказал он твердо, глядя ей в глаза. Шепот пустоты затих под его решимостью. — Я буду контролировать это. Ради нас. Всех троих.

Седрик ободряюще положил руку ему на плечо.

— Я верю в тебя, Гарри. И в вас, Джайна. Мы справимся. Мы же из Хогвартса, верно?

Его слова, его простое, непоколебимое доверие было как глоток воды в пустыне. Джайна отвела взгляд, но Гарри почувствовал через Узы, как что-то внутри нее дрогнуло. Совсем немного. Стена не рухнула, но в ней появилась еще одна крошечная трещина.

Снаружи Бэгмен объявил выход Флёр. Время пошло. Их ждали два дракона. И испытание, которое должно было либо сломать их окончательно, либо… либо выковать из них нечто новое. Команду, связанную не только проклятием, но и общей битвой за жизнь.

* * *

— …и вот они! Последние участники! Команда Хогвартса — Седрик Диггори, Гарри Поттер и Джайна Праудмур! Им предстоит НЕВЕРОЯТНОЕ — справиться СРАЗУ С ДВУМЯ ДРАКОНАМИ! Венгерская Хвосторога и Китайский Огненный Шар! Посмотрим, останется ли от них хоть что-то к концу этого дня!

Голос Бэгмена, теперь уже не скрывающий кровожадного предвкушения под маской бодрости, ударил по ушам, когда они вышли из шатра на арену. Это был не рев толпы. Это был вой гладиаторской арены, жаждущей кишок и крови. Оскорбления — «Сгорите, выродки!», «Поттер-труп!», «Разорвите шлюху!» — сливались с оглушительным, нечеловеческим ревом, который исходил не только от трибун, но и от самих камней, вибрирующих от первобытной ярости.

Арена была котлом. Раскаленный камень шипел под ногами, воздух был густым от запаха серы, паленой плоти (вероятно, от предыдущих испытаний) и едкого, удушающего смрада двух гигантских рептилий.

Их было двое. И они не ждали.

Не успел Гарри поднять палочку, не успел Седрик выкрикнуть команду, как ад разверзся. Китайский Огненный Шар, как огненная комета, сорвался с места. Не к Седрику. Прямо на них, на Гарри и Джайну, на самое уязвимое звено — их проклятую связь. Одновременно Венгерская Хвосторога, черная гора мускулов и ярости, распахнула пасть, и поток жидкого пламени, слепящий, ревущий, ударил туда, где они только что стояли.

— Барьер! — Джайна среагировала инстинктивно, ее голос сорвался на крик. Ледяная стена выросла из камня, но это была жалкая преграда. Огонь Хвостороги обрушился на нее, лед взорвался паром и осколками, обжигая их лица, вплавляясь в мантии. Стена треснула, оплавилась, но на долю секунды задержала пламя.

Но Огненный Шар уже был здесь. Он врезался в ослабленный барьер с силой тарана. Лед разлетелся тысячей бритвенно-острых осколков. Один из них полоснул Гарри по щеке, оставляя глубокий, кровоточащий порез. Другой вонзился Джайне в незащищенное плечо, рядом с фантомным шрамом от руны, заставив ее взвыть от боли, усиленной Узами.

— АКЦИО, МОЛНИЯ! — Гарри заорал заклинание, но голос утонул в грохоте. Палочка дрожала, мысли путались от боли и ужаса. Он не был уверен, сработало ли оно вообще.

Огненный Шар, пробив барьер, не остановился. Он ударил когтистой лапой. Не по Джайне. По Седрику, который пытался оттащить ее в сторону. Когти вспороли его ногу от бедра до колена. Кровь хлынула фонтаном, заливая камни арены. Седрик рухнул с криком, который потонул в реве дракона и толпы. Его палочка отлетела в сторону.

— СЕДРИК! — Гарри развернулся, забыв про метлу, про план.

Но Хвосторога уже наносила второй удар. Ее шипастый хвост, как гигантский моргенштерн, обрушился на то место, где стоял Гарри. Он инстинктивно отпрыгнул, но хвост зацепил его по ногам. Он полетел на камни, сильно ударившись головой. Перед глазами взорвалась красная пелена боли, мир качнулся. Он оказался в паре метров от Джайны.

Разрыв.

Агония ударила с силой разряда молнии, подбросив их обоих на камнях. Это была не просто боль — это было ощущение разрыва самой души, словно их внутренности вырывали раскаленными крюками. Гарри закричал, из его рта и носа хлынула кровь. Лед внутри него взорвался неконтролируемой, дикой силой. Камни вокруг него мгновенно покрылись толстым, черным льдом, который с треском полз дальше, замораживая все на своем пути. Его собственная рука, та, что была перевязана, покрылась инеем до локтя, кожа под бинтами почернела от обморожения. Шепот пустоты превратился в оглушительный рев в его черепе: «ДА! ВОТ ОНА, СИЛА! УБЕЙ ИХ ВСЕХ! ЗАМОРОЗЬ ИХ СЕРДЦА!»

Джайна билась на земле, ее тело сводило судорогой от двойной агонии — разрыва Уз и боли от раны в плече. Ее крик перешел в хрип, кровь пузырилась на губах. Она видела, как Гарри поглощает ледяная тьма, как его глаза гаснут, становясь пустыми, мертвенно-голубыми. Это был не Артас. Это было что-то хуже. Это был ее страх, ставший плотью.

Драконы на мгновение замерли, сбитые с толку внезапным выбросом холода и криками. Толпа на трибунах тоже притихла, широко раскрыв рты. Это было уже не зрелище. Это была бойня.

Огненный Шар оправился первым. Он увидел легкую добычу — раненого, корчащегося Седрика. Дракон шагнул к нему, его пасть раскрылась, обнажая ряды иглоподобных зубов.

— Нет… — прохрипела Джайна, превозмогая боль. Она подняла дрожащую руку, фокус выпал где-то рядом. Она сконцентрировала остатки магии в ладони. — Ледяное копье!

Жалкий осколок льда сорвался с ее пальцев и ударил Огненного Шара в ноздрю. Не смертельно, но достаточно, чтобы отвлечь. Дракон взревел от боли и неожиданности, мотая головой.

Гарри, ослепленный болью и ледяным безумием, пополз. Не к Джайне. Он полз к ней, ведомый инстинктом, Узами, которые все еще связывали их агонией. Он должен был сократить расстояние. Иней полз за ним по камням. Он протянул обмороженную руку…

Хвосторога ударила снова. Не хвостом. Лапой. Огромная когтистая лапа обрушилась на то место, где лежала Джайна. Она успела откатиться в последний момент, но лапа ударила рядом, раскалывая камни. Один из осколков, размером с кулак, ударил ее по голове. Темнота.

Связь дрогнула, боль разрыва на мгновение ослабла, сменившись оглушающей пустотой там, где только что была ее боль, ее страх, ее присутствие. Гарри замер. Лед вокруг него перестал расти. Мертвенно-голубой свет в его глазах дрогнул, сменившись ужасом осознания.

— Джайна?.. ДЖАЙНА!

Он рванулся к ней, не чувствуя боли в обожженных и обмороженных руках. Она лежала неподвижно, лицом вниз, белые волосы разметались по окровавленным камням. Кровь текла из раны на голове, смешиваясь с пылью и грязью.

Два дракона. Раненый Седрик. Беспамятная Джайна. И он — один, на грани ледяного безумия, с Узами, которые теперь передавали только тишину и холод ее бессознательного тела.

Ад только начинался.

— ДЖАЙНА!

Крик Гарри был отчаянным, надрывным воплем, утонувшим в реве Хвостороги и внезапно притихшей толпы. Он рванулся к неподвижному телу Джайны, игнорируя пульсирующую боль в обожженных руках, холод, сковывающий его левую руку до плеча, и кровь, заливающую глаз из пореза на щеке. Камни под его коленями были скользкими от ее крови, смешанной с пылью. Он перевернул ее — осторожно, насколько мог в своей панике. Лицо было мертвенно-бледным, под слоем грязи и крови не видно было дыхания. Только слабая, почти неуловимая пульсация Уз Крови, теперь передававшая лишь холодную, глубокую пустоту ее бессознательного состояния, говорила ему, что она еще жива. Но как долго?

Лед внутри него снова взревел. Теперь к шепоту пустоты примешивался животный ужас потери. «Она умирает! Из-за тебя! Ты слаб! Ты не смог ее защитить! Возьми силу! Заморозь все! Отомсти!» Черный лед снова пополз по камням вокруг него, его дыхание стало обжигающе холодным паром. Глаза снова начали гаснуть, подергиваясь мертвенно-голубой дымкой.

Хвосторога, удовлетворенная тем, что один из назойливых противников обезврежен, повернула свою массивную голову к нему. Ее желтые глаза сузились, оценивая новую угрозу — странного мальчика, окруженного аурой неестественного холода. Она тихо зарычала, готовясь нанести решающий удар.

Огненный Шар, стряхнув остатки ледяного копья из ноздри, снова обратил внимание на Седрика. Тот лежал у стены арены, пытаясь зажать рану на ноге, его лицо было искажено болью. Он видел, что происходит, видел Гарри, теряющего контроль, видел неподвижную Джайну. В его глазах мелькнуло отчаяние. Он был беспомощен.

На трибунах тишина сменилась гулом ужаса и паники. То, что начиналось как жестокое развлечение, превратилось в кровавую бойню на их глазах. Некоторые студентки плакали, закрывая лица руками. Другие, особенно слизеринцы, застыли с отвисшими челюстями, их злорадство сменилось шоком.

— Остановите это! — раздался вдруг громкий, требовательный голос с судейской трибуны. Это была профессор МакГонагалл, ее лицо было белее мела, палочка дрожала в руке. — Они же погибнут! Это не испытание, это убийство!

— Спокойствие, Минерва! — прогремел голос Людо Бэгмена, пытающегося вернуть контроль над ситуацией, хотя и в его голосе слышались панические нотки. — Это часть Турнира! Чемпионы должны продемонстрировать стойкость!

— Стойкость?! Они истекают кровью! Мальчишка теряет контроль над магией! А девушка… она без сознания! — возразила МакГонагалл, делая шаг вперед.

Но ее остановила рука. Грубая, деревянная рука Аластора Грюма. Его магический глаз бешено вращался, фокусируясь на Гарри, на льде, на Узах, которые он, возможно, мог видеть своим особым зрением.

— Пусть продолжают, — прорычал Грюм. Его голос был низким, властным. — Поттер должен пройти испытание. Сам. Это закалит его. Он нужен Темному Лорду сильным.

Последние слова были произнесены почти шепотом, но МакГонагалл и Дамблдор, стоявший рядом с непроницаемым лицом, их услышали. МакГонагалл отшатнулась, глядя на Грюма с ужасом и подозрением. Дамблдор нахмурился, его голубые глаза опасно сверкнули за стеклами очков-половинок, но он не вмешался. Пока.

Крауч, сидевший рядом, казалось, вообще ничего не замечал, его взгляд был пуст.

На арене Гарри не слышал споров на трибунах. Он слышал только рев дракона, рев льда в своей голове и тишину, идущую от Джайны. Хвосторога шагнула к нему, ее огромная тень накрыла их. Пасть раскрылась, обнажая ряды зубов, похожих на кинжалы. Жар начал собираться в ее глотке.

«Сейчас! Сожги их! Заморозь их крики!» — шептала пустота.

Лед хлынул из него волной. Неконтролируемой, первобытной. Он ударил вверх, навстречу огню дракона. Лед и пламя столкнулись с оглушительным ревом. Пар и черные осколки льда заполнили воздух. На мгновение арена погрузилась в хаос пара и мрака.

Гарри инстинктивно прикрыл собой Джайну, чувствуя, как осколки льда и капли кипящей воды обжигают спину сквозь мантию. Боль отрезвила его на долю секунды. Он посмотрел на ее неподвижное лицо. «Она умрет. Из-за меня.»

Нет.

Он не даст этому случиться. Он не Артас. Он не убийца. Он должен спасти ее. Спасти Седрика. Спасти себя от этого холода.

Он стиснул зубы, превозмогая боль, превозмогая ледяной рев в голове. Он сосредоточился на Узах — на той слабой, холодной нити, что еще связывала его с Джайной. Он послал по ней не лед, не ярость, а отчаянную мольбу: «Джайна, очнись! Пожалуйста! Ты мне нужна!»

И в этот момент Огненный Шар снова атаковал. Он подлетел к Седрику, игнорируя хаос в центре арены. Его пасть раскрылась…

— Импедимента! — слабый голос Седрика. Он нашел свою палочку. Заклятие ударило дракона, заставив его на мгновение замедлиться, споткнуться. Это дало Седрику шанс. Превозмогая боль, он откатился в сторону, уходя с линии атаки.

Пар над ареной начал рассеиваться. Хвосторога мотала головой, дезориентированная столкновением стихий. Гарри увидел свой шанс. Он поднял голову, его глаза все еще мерцали голубым, но в них вернулся зеленый огонек разума. Он посмотрел на Хвосторогу, потом на Огненного Шара, который снова разворачивался к Седрику.

Два дракона. Два яйца. Раненый Седрик. Беспамятная Джайна. И он, с ледяным демоном внутри.

Шепот не унимался: «Оставь их. Спасайся сам. Ты можешь улететь. Оставь их гореть…»

Гарри затряс головой. Нет. Он посмотрел на Джайну. Ее лицо было таким беззащитным. Он коснулся ее щеки обмороженными пальцами. Холодная.

— Я не оставлю тебя, — прошептал он. Он должен был что-то сделать. Быстро.

Он увидел золотое яйцо Хвостороги — оно лежало в нескольких метрах, частично прикрытое обломками камней. Потом он увидел яйцо Огненного Шара — дальше, у другой стены. И он увидел свою палочку, лежащую рядом с ним.

План. Безумный, отчаянный, но единственный.

Пар и черные осколки льда заполнили воздух. На мгновение арена погрузилась в хаос пара и мрака.

Гарри инстинктивно прикрыл собой Джайну, чувствуя, как осколки льда и капли кипящей воды обжигают спину сквозь мантию. Боль отрезвила его на долю секунды. Он посмотрел на ее неподвижное лицо. «Она умирает. Из-за меня.»

Нет.

Он не даст этому случиться. Он не Артас. Он не убийца. Он должен спасти ее. Спасти Седрика. Спасти себя от этого холода.

Он стиснул зубы, превозмогая боль, превозмогая ледяной рев в голове. Он сосредоточился на Узах — на той слабой, холодной нити, что еще связывала его с Джайной. Он послал по ней не лед, не ярость, а отчаянную мольбу: «Джайна, очнись! Пожалуйста! Ты мне нужна!»

И в этот момент Огненный Шар снова атаковал. Он подлетел к Седрику, игнорируя хаос в центре арены. Его пасть раскрылась…

— Импедимента! — слабый голос Седрика. Он нашел свою палочку. Заклятие ударило дракона, заставив его на мгновение замедлиться, споткнуться. Это дало Седрику шанс. Превозмогая боль в раненой ноге, он откатился в сторону, уходя с линии атаки, прячась за большим валуном.

Пар над ареной начал рассеиваться. Хвосторога мотала головой, дезориентированная столкновением стихий, ее желтые глаза яростно искали противника. Гарри увидел свой шанс — не на легкую победу, а на отчаянный рывок. Он должен был добраться до яйца Хвостороги, пока та отвлечена. Но он не мог оставить Джайну. И он не мог применить Accio — Бэгмен во время инструктажа специально уточнил, что яйца зачарованы против Манящих чар. Ловушка была идеальной.

Хвосторога заметила его. Она взревела и рванулась вперед, ее тяжелые лапы сотрясали землю. Одновременно Огненный Шар, поняв, что Седрик укрылся, развернулся и тоже двинулся к центру арены, к Гарри и неподвижной Джайне.

Два дракона. Смыкающееся кольцо.

Шепот пустоты стал оглушительным: «Беги! Оставь ее! Спасайся! Или убей их! Заморозь их! Ты можешь!»

Гарри закричал — не от боли, а от ярости и отчаяния, перекрывая шепот. Он вскочил на ноги, выставляя палочку перед собой. Левая, обмороженная рука почти не слушалась, но он сжал ее в кулак.

— Протего!

Слабый, мерцающий щит возник перед ним, когда Хвосторога ударила лапой. Щит разлетелся стеклянной пылью, но смягчил удар. Гарри отбросило назад, он снова упал рядом с Джайной.

Огненный Шар был уже близко, его пасть раскрылась, готовясь выдохнуть пламя.

Времени не было. Решение пришло само — безумное, самоубийственное.

Гарри направил палочку не на драконов. Он направил ее на камни под ногами Хвостороги.

— Бомбарда Максима!

Заклинание было слабым, истощенным, но его хватило. Камни под лапами драконицы взорвались. Она взревела от неожиданности и боли, теряя равновесие, оступаясь. Это дало ему секунду.

Он подхватил Джайну на руки. Она была тяжелее, чем казалась, обмякшее, бесчувственное тело. Узы Крови вспыхнули от их физического контакта, передавая ледяную пустоту ее бессознательности и одновременно странное, болезненное чувство неправильной близости. Он побежал. Спотыкаясь, хромая, волоча ее за собой, уходя от неуклюже пытающейся подняться Хвостороги, прямо под нос Огненному Шару.

Огненный Шар взревел и выдохнул огонь.

— Ледяной Щит! — Это вырвалось само. Не заклинание Хогвартса. Что-то другое. Глубинное. Холодное.

Перед Гарри и Джайной вспыхнул барьер из черного, потрескивающего льда — того самого, что замораживал камни вокруг него. Он поглотил пламя, но сам Гарри почувствовал, как лед внутри него разрастается, как пальцы на здоровой руке начинают неметь. Контроль ускользал.

Он пробежал мимо Огненного Шара, который ошарашенно смотрел на черный лед. Гарри увидел гнездо Хвостороги. Яйцо было там, в нескольких шагах. Но Хвосторога уже поднималась, ее глаза горели чистой ненавистью.

Он не успевал.

— Гарри! Сюда! — крик Седрика со стороны выхода. Он стоял там, шатаясь, прижимая к себе свое золотое яйцо, которое, видимо, успел схватить, пока Огненный Шар был отвлечен черным льдом. Палочка Седрика была направлена на Огненного Шара. — Конфундус!

Заклинание ударило Огненного Шара. Тот мотнул головой, дезориентированно зарычал и вместо того, чтобы атаковать Гарри, неуклюже повернулся и выдохнул короткую струю огня в сторону Хвостороги.

Хвосторога взревела от ярости, получив огненный удар от «собрата», и на мгновение забыла про Гарри, поворачиваясь к Огненному Шару.

Это был шанс. Последний.

Гарри, все еще неся Джайну, рванулся к гнезду Хвостороги. Схватил обжигающее золотое яйцо свободной рукой, сунул его под мышку. И побежал к выходу, где ждал Седрик.

Хвосторога, поняв, что ее обманули, взревела и бросилась в погоню. Огненный Шар, оправившись от Конфундуса, тоже развернулся, отрезая им путь к отступлению.

Они были зажаты. Снова.

— Нет! — Гарри остановился, развернулся лицом к драконам, бережно опуская Джайну на камни у своих ног. Лед в его глазах вспыхнул с новой силой. Шепот бездны стал оглушительным приказом. «Время пришло. Покажи им. Уничтожь.»

Он поднял обе руки. Палочка выпала, но она была не нужна. Холод хлынул из него, как прорвавшаяся плотина. Воздух вокруг замерз. Камни трещали. Черный лед покрывал арену, полз к драконам, к трибунам. Толпа закричала от ужаса, чувствуя неестественный мороз.

— Гарри, нет! — крик Седрика потонул в реве ледяной бури.

Глаза Гарри стали полностью голубыми, без зрачков, излучая мертвый свет. Он чувствовал невероятную силу, пьянящую, разрушительную. Он мог их остановить. Заморозить. Навсегда.

Но тут он почувствовал это. Слабое, едва заметное тепло, прошедшее по Узам от Джайны. Ее ресницы дрогнули. Пальцы шевельнулись. Она возвращалась. И она чувствовала его. Чувствовала лед. Чувствовала тьму.

Ее безмолвная мольба, переданная через Узы, ударила по нему сильнее драконьего огня: «Не надо… Гарри… не становись им…»

Он замер. Ледяная буря на мгновение стихла. Он посмотрел на свои руки, покрытые черным инеем. Посмотрел на Джайну, в чьих приоткрытых глазах отражался ужас. Посмотрел на драконов, которые остановились, сбитые с толку внезапной атакой холода.

Нет. Он не станет.

Он опустил руки. Лед отступил, оставляя после себя звенящую пустоту и дикую слабость. Он рухнул на колени рядом с Джайной, хватая ртом воздух.

Драконы снова двинулись вперед.

Но тут раздался оглушительный хлопок. И еще один. И еще. Авроры. Десятки авроров появились на арене, окружая драконов, выставляя мощные щиты, посылая в них усыпляющие заклятия. Вмешался Дамблдор? Или кто-то еще?

Гарри не знал. Он видел только лицо Джайны, ее глаза, которые медленно фокусировались на нем. В них был страх, была боль, но было и что-то еще — тень облегчения? Или разочарования? Он не мог понять.

Он поднял золотое яйцо. Тяжелое. Горячее. Цена их выживания. И их падения.

— Мы… живы, — прошептал он, его голос был едва слышен.

Она слабо кивнула, ее рука нашла его — не обмороженную, а ту, что была просто обожжена. Ее прикосновение было холодным, но живым.

Они выжили. Но лед остался. И шепот бездны никуда не делся. Он просто ждал своего часа.

* * *

Шатер целителей казался сюрреалистичным убежищем после кровавого хаоса арены. Воздух был тяжелым от запаха крови, антисептиков и горьких травяных припарок, которыми мадам Помфри яростно, но умело обрабатывала их многочисленные раны. Тусклый свет магических ламп отбрасывал неровные тени на брезентовые стены, а приглушенный гул толпы снаружи и бодрые возгласы Бэгмена, объявлявшего очки (нелепо высокие, учитывая, что они едва не погибли), казались звуками из другого, беззаботного мира.

Гарри сидел на краю жесткой койки, пытаясь унять дрожь во всем теле. Его правая рука была густо обмазана заживляющей мазью от ожогов, оставленных золотым яйцом, которое теперь валялось под койкой, забытое. Левая рука, от кисти почти до плеча, была покрыта специальной повязкой, пропитанной зельем от обморожения — черный лед оставил свой след, кожа под повязкой горела и ныла одновременно. Рана на щеке была зашита магией, но все равно саднила. Ребра болели при каждом вдохе. Но хуже физической боли была внутренняя дрожь — отголосок ледяного безумия, которое едва не поглотило его там, на арене. Шепот пустоты притих, но не исчез, он затаился в глубине, выжидая.

Джайна лежала на соседней койке. Мадам Помфри только что закончила колдовать над ее разбитым коленом и раной на плече. Удар камнем по голове оказался не таким сильным, как показалось сначала — сотрясение, но не перелом. Она была бледная, измученная, но в сознании. Ее синие глаза были широко открыты и смотрели в потолок шатра с пугающей ясностью. Она снова возвела свои ледяные стены, но Гарри чувствовал через Узы — под ними бушевала буря. Страх, облегчение, стыд за потерю сознания, ужас от того, что она видела в его глазах на арене — все смешалось в один горький коктейль. Их связь, натянутая до предела во время агонии разрыва и ледяной вспышки, теперь вибрировала иначе — глуше, но глубже, пронизанная отголосками пережитого ужаса и той странной, бессознательной поддержки, что она оказала ему в последний момент.

Мадам Помфри, убедившись, что оба стабильны, оставила их, отправившись за новыми зельями и отчитываться судьям. Седрика, получившего серьезный ожог и рваную рану на ноге, уже унесли в больничное крыло.

Тишина в шатре была тяжелой, наполненной невысказанным.

— Мы выжили, — наконец проговорил Гарри, нарушая молчание. Голос был хриплым. Он не знал, что еще сказать.

Джайна медленно повернула голову, ее взгляд встретился с его. В ее глазах не было привычной колкости или холодной отстраненности. Была глубокая, почти шокированная задумчивость.

— Да, — ответила она тихо. — Выжили. Вопреки всему. Вопреки их плану.

— Их плану? — не понял Гарри.

— Бросить нас троих на двух драконов, один из которых Хвосторога? — Джайна криво усмехнулась, поморщившись от боли. — Это не было испытанием на смелость, Поттер. Это была ставка на то, что мы перебьем друг друга или погибнем в хаосе. Они хотели посмотреть шоу. Или избавиться от тебя. Или от нас обоих.

Ее слова легли на него ледяным грузом. Он вспомнил странный блеск в глазах Крауча-старшего, слова Грюма/Крауча-младшего, которые он не слышал, но которые, видимо, услышал Дамблдор.

— Но мы не погибли, — сказал Гарри, глядя на их перевязанные руки, на кровь на полу. — Мы… помогли друг другу. Ты, я… и Седрик.

Джайна снова посмотрела в потолок. Ее пальцы теребили край одеяла.

— Диггори… он поступил… неожиданно, — признала она неохотно. — Его Конфундус дал нам шанс. И ты… — она запнулась, словно слова застревали в горле. — Ты вернулся за мной. Ты не оставил меня там. И ты… ты остановился. Лед… он почти поглотил тебя, но ты остановился.

Гарри почувствовал, как краска заливает щеки, несмотря на холод внутри. Он вспомнил ее безмолвную мольбу, переданную через Узы.

— Я услышал тебя, — прошептал он. — Я не мог… стать им. Не тогда, когда ты…

Он не закончил. Повисла тишина, еще более напряженная, чем раньше. Ледяная стена Джайны дрогнула. Он почувствовал это — слабую волну тепла, смешанную с болью и страхом, но тепла. Она не сказала ничего, но ее молчание было красноречивее слов. Возможно, впервые за все время их проклятой связи она увидела в нем не только эхо Артаса, не только мальчика, которого нужно защищать или контролировать, но кого-то, кто способен бороться с тьмой — ради нее.

— Это проклятие… — начала она тихо, задумчиво, — они хотели использовать его против нас. Нашу боль, нашу связь, чтобы сломать нас. Но на арене… когда нас разорвало… а потом, когда ты… остановился… Оно сработало не так, как они ожидали. Наша боль… наша воля… она оказалась сильнее? Или… или ритуал что-то изменил?

Она смотрела на свои перевязанные руки, словно пытаясь прочесть ответ в линиях судьбы, смешанных с кровью.

— Тот свет… когда ты держал щит… Я почувствовала его. Твою волю. И моя магия… она отозвалась сама. Бессознательно. Как будто… как будто Узы — это не только цепь, но и… канал? Проводник? Не только для боли, но и для силы? Для… поддержки?

Это была лишь догадка, хрупкая надежда, рожденная в аду арены. Но она давала им что-то, за что можно было уцепиться. Возможно, их проклятие было не только карой, но и оружием? Возможно, их связь, их общая боль, могли стать их силой, если они научатся ею управлять? Если они смогут доверять друг другу достаточно, чтобы не дать тьме — внешней и внутренней — поглотить их?

В этот момент полог шатра снова откинулся, и внутрь ворвались Рон и Гермиона, на этот раз в сопровождении Фреда и Джорджа, чьи лица были необычно серьезными.

— Гарри! Джайна! — Рон подбежал к ним, его глаза сияли облегчением и ужасом одновременно. — Мы видели все! Это было… безумие! Вы чуть не погибли! Как вы?!

— О, слава Мерлину, вы живы! — Гермиона прижала руки к груди, ее голос дрожал. — Мы так боялись! Когда вас разорвало… а потом этот лед… Гарри, что это было?!

Близнецы молча встали у входа, их взгляды были мрачными, они явно сдерживали готовые сорваться с языка шутки.

Прежде чем Гарри или Джайна успели ответить, в шатер протиснулась еще одна фигура — Рита Скитер. Ее Прытко Пишущее Перо уже порхало над блокнотом, а на лице сияла хищная улыбка акулы, почуявшей кровь. Ее цепкие глазки в очках, делавшие ее похожей на стрекозу, впились в Гарри и Джайну, в их раны, в их бледные лица.

— Гарри, Джайна! Какая трагедия! Какое мужество! — проворковала она своим приторно-сладким голосом. — Мои читатели жаждут узнать подробности! Эта ваша невероятная связь… она помогла вам выжить? Или чуть не убила? Расскажите же…

— Убирайтесь вон! — Голос Рона был низким и угрожающим. Он шагнул вперед, загораживая Скитер вид на Гарри и Джайну.

— Да, проваливайте, Скитер! — поддержала Гермиона, ее глаза сверкали гневом. — Вам здесь не рады! Оставьте их в покое!

— Я просто выполняю свою работу, дорогуша! — взвизгнула Скитер, пытаясь обойти Рона. — Общество имеет право знать! Особенно о такой… пикантной ситуации!

Но тут вперед выступили близнецы. Фред с невинной улыбкой преградил ей путь.

— Простите, мэм, но, кажется, вы заблудились. Выход — вон там.

Джордж с такой же улыбкой добавил:

— Да, и будьте осторожны на выходе. Говорят, здесь водятся навозные бомбы. Случайно взрываются.

Скитер взвизгнула от негодования, но перед лицом четырех разъяренных гриффиндорцев и угрозы быть облитой чем-то неприятным, она отступила, бросив на Гарри и Джайну последний злобный взгляд. Ее перо продолжало строчить.

Когда она исчезла, Рон повернулся к Гарри.

— Придурочная корова! Гарри, ты как? А ты, Джайна?

Гарри слабо улыбнулся друзьям. Их присутствие, их простая, незамутненная верность была сейчас нужнее всего.

— Мы… живы, Рон. Это главное.

Джайна молча наблюдала за сценой. Она не сказала Рону и Гермионе уходить. Она видела их искреннее беспокойство, их преданность Гарри. И, возможно, впервые она подумала, что этот мальчик, этот «якорь», не так уж одинок в этом странном мире. И, может быть… может быть, и она теперь тоже не совсем одна.

Она медленно села на койке, поморщившись от боли. Ее взгляд снова встретился с взглядом Гарри. В нем все еще был страх, была настороженность. Но ледяная стена чуть опустилась, позволяя увидеть проблеск… не доверия, но готовности попробовать.

— Да, — сказала она тихо, обращаясь не столько к Рону и Гермионе, сколько к Гарри. — Мы живы. И мы будем бороться. Вместе.

Это было только начало. Впереди были новые испытания, новые битвы — с врагами внешними и внутренними. Лед никуда не делся, шепот бездны не умолк. Но теперь, посреди этого мрака, забрезжил крошечный, хрупкий огонек надежды. Надежды на то, что их проклятая связь может стать не только источником боли, но и путем к спасению. Если они осмелятся пройти его вместе.