Разоблачение государственной измены (джен)

На следующее утро, едва Диего скрылся за горизонтом, направляясь в пуэбло, Бернардо уже сидел в седле, его лошадь скакала в направлении, где затерялся след фальшивого Зорро. Солнце палило нещадно, пока Бернардо прочесывал местность, заглядывая в каждую расселину, в каждый подозрительный куст. Все тщетно. Лишь редкие следы уланских патрулей напоминали о присутствии власти. Он вспомнил тайные убежища, в которых сам, в обличье Зорро, укрывался от преследователей, и посетил их одно за другим, но ничто не указывало на присутствие самозванца. Казалось, тот растворился в воздухе, словно мираж в раскаленной пустыне. Бернардо почти начал сомневаться в его существовании. Но он знал наверняка: этого человека видели многие в пуэбло, он стрелял в улан. Он разделял тревогу Диего: необходимо найти этого безумца, пока он не запятнал окончательно славное имя Зорро и не пролил кровь невинных. С тяжелым вздохом Бернардо развернул коня и вновь принялся прочесывать окрестности, надеясь разглядеть хоть какую-то ускользнувшую деталь. Но земля хранила молчание. К моменту возвращения на гасиенду и Бернардо, и его лошадь были измотаны до предела.

Дон Алехандро, сам только что вернувшийся с осмотра стада на восточном пастбище, стоял в конюшне, когда увидел въезжающего Бернардо. Пыль толстым слоем покрывала и слугу, и его лошадь, свидетельствуя о долгой и утомительной поездке. Дону Алехандро никогда не удавалось вытянуть хоть слово из немого слуги, но сейчас любопытство взяло верх. Когда Бернардо спешился и собрался отвести лошадь в стойло, дон Алехандро преградил ему путь, заговорив громко, словно это могло что-то изменить, и энергично размахивая руками.

— Бернардо! Где ты был? Что ты делал?

Бернардо лишь вопросительно взглянул на него. Раздраженный, дон Алехандро попытался вспомнить, как объяснялся с ним Диего. Утрированно жестикулируя, он снова прокричал:

— Где ты был?

Бернардо по-прежнему молчал, пристально глядя на дона Алехандро. Затем на его лице расцвела улыбка, и он кивнул. Указывая на себя, а затем в разных направлениях от гасиенды, Бернардо начал выводить в воздухе замысловатые знаки, ни один из которых не имел для дона Алехандро ни малейшего смысла.

Дон Алехандро несколько мгновений наблюдал за этой пантомимой, а затем с досадой произнес:

— Я тебя не понимаю. Что ты говоришь?

Это побудило Бернардо к новым, еще более отчаянным попыткам, столь же безуспешным. Дон Алехандро повернулся к Раулю, вакеро, занимавшемуся лошадьми, и спросил:

— Ты понимаешь, что он говорит?

Бернардо прекратил свои упражнения и с любопытством посмотрел на обоих мужчин.

— Нет, патрон, — ответил Рауль. — Я ничего не понимаю.

Бормоча под нос, дон Алехандро процедил:

— Не понимаю, как Диего с ним общается. Забудь об этом. Мне бы все равно не понравилось то, что он мне сказал бы.

Бросив на Бернардо последний взгляд, дон Алехандро развернулся и направился к дому, ворча себе под нос.

Бернардо смотрел ему вслед, вздыхая с облегчением. Конечно, он понимал, чего хочет дон Алехандро, но не мог раскрыть ему правду о своих занятиях. Ему было неприятно обманывать старшего де ла Вегу, но это было необходимо, чтобы сохранить секреты своего молодого хозяина. Его верность Диего была непоколебима. Вытерев пот со лба, он вернулся к уходу за лошадью.

Переодеваясь, дон Алехандро погрузился в горькие думы о своей жизни, о той самой жизни, что казалась ему все более невыносимой. Он владел самой обширной и процветающей гасиендой во всей Калифорнии, но даже с собственной прислугой не мог найти общего языка. И это было лишь каплей в море его разочарований. Смерть Изабеллы, конечно, оставила незаживающую рану, но перед лицом Божьим он смирился с этой утратой. Тоска по ней по-прежнему сжимала его сердце при каждой мимолетной ассоциации, но это было понятно, объяснимо. Куда больше его терзали сын и та пропасть, что разверзлась между ними.

Диего… его сын, де ла Вега из древнего рода де ла Вега, казалось, совершенно не интересовался тем, что должно двигать мужчиной, заставлять его стремиться к величию и уважению среди равных. Дон Алехандро не мог этого постичь. Ему было больно видеть, что его сын, де ла Вега, пренебрегает физической силой, предпочитая слова поступкам. Его огорчало равнодушие Диего к земле и скоту, к тому, что было смыслом жизни дона Алехандро. Диего, словно не замечая труда и крови, пролитых его предками, чтобы отвоевать и удержать эту землю у алчных захватчиков, увлеченно предавался легковесным занятиям — поэзии и музыке. Вещам эфемерным, не осязаемым. Тому, из чего нельзя построить дом, чтобы оставить его своим наследникам. Дон Алехандро покачал головой, отгоняя мрачные мысли.

В последнее время Диего увлекся должностью, предложенной ему магистрадо. Поначалу дон Алехандро тщетно пытался убедить себя, что рад хоть какому-то занятию сына, но теперь понимал: он испытывает то же глухое недовольство, что и после возвращения Диего из Испании. Перед его внутренним взором возникла гасиенда, раскинувшаяся у подножия холма, словно живое воплощение его многолетних трудов. Нечто ценное, что он должен передать своему сыну и сыновьям своего сына. Дону Алехандро нужен был сын, способный принять его наследие и приумножить его. Это было его заветное желание. Без этого все теряло смысл.

Поправив пояс и накинув куртку, дон Алехандро направился вниз, к ужину, который, скорее всего, пройдет в одиночестве. Диего теперь проводил в пуэбло или в разъездах гораздо больше времени, чем до службы у магистрадо. Дон Алехандро стиснул зубы, ощущая приступ почти завистливой злости на магистрадо, отнявшего у него сына. Он замер на мгновение, пораженный собственным откровением. Да, он был недоволен Диего. С каждым днем ему все труднее было мириться с тем, что сын отдаляется от него, но… все же он любил своего сына и жаждал быть частью его жизни. Как бы ни жгло его сердце разочарование в Диего, тот оставался его сыном, и он очень его любил.

Проведя тыльной стороной ладони по глазам, словно отгоняя туман, дон Алехандро расправил плечи и спустился к ужину. Размышления о Диего ничего не изменят. Он просто поужинает и почитает книгу в гостиной, пока не придет время ложиться спать.

Так он и поступил. Но, сидя у камина и тщетно пытаясь сосредоточиться на книге, он ловил себя на том, что смотрит на пляшущие языки пламени, и в его воображении возникал образ Изабеллы, сидящей на полу у этого самого камина и играющей с их годовалым сыном Диего. Он вспомнил, как впервые взял Диего с собой в Монтерей, когда мальчику было всего десять лет, и как Изабелла беспокоилась о такой долгой поездке. Он помнил, как обнимал Диего всего год спустя и укачивал его, чтобы тот уснул, много ночей подряд после того, как они похоронили Изабеллу там, на холме. Им обоим было необходимо утешение, которое дарила близость. Он помнил, как Диего ходил за ним по гасиенде, проявляя живой интерес ко всему, что делал его отец, и как он был польщен, видя, что Диего пытается ему подражать. До отъезда Диего в Испанию ничто в его поведении не предвещало, что он станет таким, каким был сейчас.

Испания.

Что же такого оставила в душе сына испанская земля, что он вернулся иным? Дон Алехандро покачал головой, вновь и вновь задавая себе этот вопрос. Университет Мадрида был ему знаком, он сам исходил его коридоры. Непостижимо, как Диего, отправившись туда с благословением на великие дела, мог предать их общие мечты. Всякий раз, когда дон Алехандро пытался разворошить эту тему, Диего отделывался туманными фразами, ускользающими, как дым. «Отец, это моя жизнь, — отвечал он о своей поэзии и музыке. — Как твоя жизнь — это бескрайние пастбища и табуны скакунов». И самое горькое заключалось в том, что дон Алехандро не находил в себе сил для решительного протеста. Выражал недовольство, да, но любовь к Диего была сильнее, позволяла ему идти своим путем, даже если этот путь терзал отцовское сердце. В памяти всплыло лицо жены, и он почти слышал ее голос: «Пусть сам выбирает дорогу, Алехандро. Он — не ты. У него свой компас. Однажды ты будешь гордиться им, таким, какой он есть, а не тем, кем ты хочешь его видеть».

Дон Алехандро беспокойно заерзал в кресле. «Я просто хочу, чтобы он был де ла Вега, — пробормотал он в пустоту. — Настоящим мужчиной». Знал, что эти слова не тронут сердца покойной жены, но все же… Память о ней, о ее безграничной любви, заставляла его смириться с выбором Диего, ради ее покоя, ради ее веры. Закрыв книгу, он с досадой признал поражение. Чтение не шло впрок, лишь бередило душу. Взглянув на часы, он задумался, где сейчас Диего и когда вернется домой.

Словно услышав его мысли, дверь тихонько скрипнула, и в комнату вошел Диего.

— Добрый вечер, отец, — произнес он с кроткой улыбкой.

Раздражение вскипело в доне Алехандро:

— Ты опоздал к ужину, Диего. Уже все убрано.

Диего, как всегда, проглотил обиду, причиненную резким словом отца.

— Прошу прощения, отец, — тихо ответил он. — Я ужинал в пуэбло с магистрадо. Ему нужно было многое обсудить со мной.

— Ничего такого, о чем ты мог бы рассказать мне, — проворчал дон Алехандро себе под нос.

— Прости, отец? Я не расслышал, — переспросил Диего, хотя прекрасно понимал, что скрывается за этими словами.

Дон Алехандро махнул рукой в сторону Диего:

— Ничего. Неважно, — он посмотрел на Диего. — Ты что-нибудь слышал о Зорро? Его поймали?

— Нет, отец. Вестей о Зорро больше не поступало. Патрули вернулись ни с чем, но завтра вновь отправятся на поиски.

Диего сгорал от нетерпения встретиться с Бернардо и узнать, что тот обнаружил в горах. Он надеялся, что у слуги будут новости получше.

— Они его не найдут, — отрезал дон Алехандро. — Они никогда не находят его, когда он сам этого не желает. Кто-нибудь выяснил, что привело его так близко к пуэбло?

— Они знают не больше, чем раньше, — ответил Диего. Лишь дикие слухи, сеющие панику среди людей.

— Армия Зорро? — с тревогой спросил дон Алехандро.

Диего стиснул зубы и, помедлив, ответил с нажимом, большим, чем намеревался.

— Я не верю этим слухам, отец. И тебе не стоит.

За последние два дня он слышал их столько раз, что они уже вызывали тошноту.

Дон Алехандро внимательно посмотрел на сына. Почему такая бурная реакция на Зорро? Диего порой проявлял легкий интерес к этому разбойнику, но не более. Он уже собирался продолжить расспросы, но Диего перебил его.

— Отец, прошу прощения, но мне нужно найти Бернардо. Магистрадо поручил мне задание в Санта-Барбаре, и я должен уехать завтра спозаранку. С твоего позволения?

Не дожидаясь ответа, Диего развернулся и направился к лестнице. Он чувствовал, что должен уйти, чтобы избежать разговора о Зорро с отцом. Он не мог сказать ничего, кроме того, что уверен: самозванец выдает себя за настоящего Зорро. А если его попросят объяснить, откуда такая уверенность, осмелится ли он признаться отцу, что он сам и есть Зорро? Он еще не был готов к этому. Его переполняло желание разоблачить лжеца. Он сделает это как Диего де ла Вега, а не как Зорро. Если он вновь облачится в маску Зорро, это обесценит все аргументы, которые он приводил Бернардо, убеждая его в том, что Зорро больше не нужен. Он не станет воскрешать Зорро, пока может защищать людей, используя свое положение в офисе магистрадо. Нет, он хотел оградить Зорро от этой необходимости, если это в его силах. Его отцу, как и всем остальным, оставалось лишь ждать и наблюдать за развитием событий.

Его остановил голос отца, прозвучавший у него за спиной. С резкостью, пронзившей сердце Диего, дон Алехандро произнес:

— Позволь напомнить тебе, сын мой, что завтра годовщина смерти твоей матери. Неужели ты забыл? — гнев окрасил его слова, когда он продолжил: — Не почтишь ли ты ее память цветами на могиле и молитвами, как того требует наш обычай?

Диего повернулся лицом к отцу.

— Отец, поверь, я сожалею, что должен уехать именно сейчас. Но магистрадо приказал мне отправиться в Санта-Барбару, и я не могу ослушаться. Возможно, когда я вернусь, мы…

— Что настолько важно, что ты не можешь найти время, чтобы почтить память матери? — перебил его дон Алехандро.

— Отец, ты знаешь, я не могу тебе рассказать, — ответил Диего. — Мы уже говорили об этом. Когда я вернусь, я посещу могилу матери и исполню наш обычай. Обещаю.

Диего знал, как важен этот обычай для отца, но он поклялся исполнять свой долг как офицер короля, и у него не было выбора, кроме как подчиниться приказу магистрадо.

Дон Алехандро был неудовлетворен. Он пристально смотрел на Диего, но был слишком зол и разочарован, чтобы что-либо сказать. В конце концов, он лишь схватил книгу и сделал вид, что читает, полностью игнорируя сына. Он не заметил грусти, отразившейся на лице Диего. Тишина повисла между ними, и Диего, наконец, повернулся и поднялся в свою комнату. Дон Алехандро отложил книгу и смотрел вслед сыну, но ему все еще нечего было сказать. Его сын стал чужим в собственном доме.

Когда Диего вошел в свою комнату, Бернардо уже склонился над его ботинками, усердно натирая их до блеска.

— Собери мою седельную сумку. Двух дней в дороге мне хватит, — резко обронил Диего. Встретив вопросительный взгляд, он грубо добавил: — Просто сделай, как я сказал.

Раскаяние кольнуло его сердце, когда он заметил обиду, промелькнувшую на лице Бернардо.

— Прости, Бернардо. Я только что говорил с отцом… и все еще не могу прийти в себя. Давай, собирай вещи.

Бернардо молча взял седельную сумку и начал аккуратно укладывать одежду, стараясь уместить все необходимое. Он знал: когда буря в душе Диего утихнет, он сам расскажет все. Диего бросил папку на кровать и, глядя в пол, замер, опершись одной рукой о столбик кровати, а другой — в бедро.

— Даже не скрываясь под маской Зорро, я не могу угодить отцу, — вырвалось у него спустя несколько томительных мгновений. — Магистрадо поручил мне отправиться в Санта-Барбару, чтобы провести там расследование, а это идет вразрез с поминовением матери. Я должен быть в Санта-Барбаре до рассвета — мой долг как помощника магистрадо. Но отец не желает этого понимать. Мне кажется, его больше всего терзает неизвестность: он не знает, зачем я еду в Санта-Барбару. Если бы это был вопрос жизни и смерти, он бы понял… Но раз он не в курсе, он не может поверить, что это важнее поминок. И как раз тогда, когда мне начало казаться, что мы, наконец, приходим к взаимопониманию… — Диего устало вздохнул.

Бернардо сочувственно смотрел на него.

Глубоко вздохнув, Диего, на время отложив в сторону собственные терзания, спросил:

— Ты что-нибудь нашел?

Он был разочарован, когда Бернардо отрицательно покачал головой.

— Никаких следов? Никаких намеков хоть на что-нибудь?

Бернардо вновь покачал головой и развел руками. Диего опустился в одно из кресел у камина.

— Бернардо, мы должны найти этого человека.

Бернардо начертил в воздухе знак «Z» и указал на потайную комнату. Диего увидел это и сказал:

— Нет. Диего де ла Вега должен справиться с этим.

Бернардо выглядел разочарованным. Печально улыбнувшись своему верному другу и слуге, Диего сказал:

— Ты никогда не сдаешься, не так ли?

Бернардо отрицательно покачал головой, ответив ему такой же печальной улыбкой. Вскочив с кресла и хлопнув рукой по подлокотнику, Диего заявил:

— Я — член правительства Его Величества. Пусть я молод и не обладаю большой властью, но я все же могу использовать свое положение, чтобы задавать вопросы, выслеживать этого негодяя, не прибегая к помощи Зорро. Это будет настоящая проверка моих сил, чтобы понять, чего я стою. И я не собираюсь сдаваться.

Бернардо жестом изобразил магистрадо.

— Я не хочу привлекать его до тех пор, пока у меня не будет чего-то существенного, что я мог бы ему предложить. Он уже составил свое мнение о Зорро, и оно, к сожалению, подкрепляется действиями этого самозванца. Сейчас я не в том положении, чтобы изменить его мнение. Но я изменю его, Бернардо. Я обязательно изменю его! — в его голосе зазвучала твердость. — Магистрадо сказал, что он великодушен и позволяет мне набираться опыта. Вот почему он так часто отправляет меня по делам, а теперь и в Санта-Барбару. И, несмотря на проблемы, которые это вызывает у моего отца, я думаю, что это хорошо, Бернардо. Так я смогу встретиться с большим количеством людей, услышать, что они говорят об этом фальшивом Зорро. Возможно, я случайно наткнусь на что-нибудь, что приведет нас к нему.

Бернардо сделал несколько знаков.

— Я знаю, ты сделаешь все возможное, мой друг. Но ты должен остаться здесь. Я хочу, чтобы ты был начеку и прислушивался к любым новостям о лже-Зорро в пуэбло. И ты знаешь, Торнадо нуждается в тебе.

Бернардо был мрачен. Разлука с Диего всегда была ему в тягость, а теперь, после недавних событий, желание быть рядом с хозяином стало почти невыносимым. Он до сих пор ощущал неприятный холодок, пробежавший по спине, когда магистрадо допрашивал Диего несколько дней назад. Что-то было не так, какая-то фальшь сквозила в каждом слове, и за Диего становилось страшно. Нужно попытаться хоть как-то предупредить его. Легонько коснувшись руки Диего, чтобы привлечь внимание, Бернардо начал жестикулировать.

— Магистрадо? Что с ним не так? — спросил Диего. Новые знаки. — Ты беспокоишься о нем? Почему? Ему грозит опасность?

«Нет». Бернардо указал на Диего.

— Ты беспокоишься обо мне? И о магистрадо? — Диего был сбит с толку. — Я не понимаю, что ты пытаешься сказать, Бернардо. Попробуй объяснить еще раз.

В отчаянии Бернардо сделал еще несколько знаков.

— Магистрадо в опасности… а, это опасно. Опасно для кого? — Бернардо указал на Диего. — Для меня? — удивился Диего. — Ты хочешь сказать, что сеньор Сантьяго представляет для меня опасность? Что ты беспокоишься обо мне из-за него?

Бернардо с облегчением энергично закивал.

Диего задумчиво смотрел на своего мозо.

— Ты, должно быть, ошибаешься, Бернардо. Что заставляет тебя думать, что магистрадо может причинить мне вред?

Именно это и тревожило Бернардо больше всего. Но он попытается объяснить свои опасения как можно понятнее. Он снова начал жестикулировать.

— Тебе не понравились вопросы, которые задал магистрадо после моего возвращения из Буэна-Вентуры? — Диего на мгновение задумался, затем ответил: — Я тоже обратил на это внимание. Он казался излишне обеспокоенным моей задержкой с возвращением в пуэбло. Но я думаю, он просто был раздражен тем, что улан был ранен этим самозванцем. После этого он больше не поднимал эту тему.

Бернардо сделал еще несколько знаков.

— Я не понимаю. Его кто-то слушал?

Бернардо кивнул. Он изобразил жестами сержанта Гарсию, доктора Авилу и пеонов.

— Ты хочешь сказать, что судья задавал эти вопросы так, чтобы их услышали эти люди?

"Да", — подтвердил Бернардо кивком.

— Но зачем, Бернардо? Зачем ему это делать?

Конечно, у Бернардо не было ответа. Он лишь пожал плечами, беспомощно разведя руками.

Диего прошелся до двери и обратно. Он понимал, что пытается сказать Бернардо, но это никак не вязалось с его собственным представлением о магистрадо. В конце концов, они тесно сотрудничали на протяжении многих месяцев, и он не замечал ничего подозрительного. У Бернардо не было такого опыта, он редко общался с магистрадо. Насколько мог судить Диего, магистрадо был человеком, родственным ему по духу, человеком, в котором справедливость сочеталась с добротой. Они успешно работали вместе, закрыли немало дел, и большинство оставались довольны. Он слышал только похвалы в адрес магистрадо и его правосудия. Конечно, невозможно угодить всем, но магистрадо был ближе к этому идеалу, чем кто-либо другой за все годы существования пуэбло. Так говорили все. Все, кроме Бернардо, похоже.

Повернувшись к слуге, он сказал:

— Я просто не понимаю, что ты имеешь в виду. Это совсем не похоже на сеньора Сантьяго. Я не верю, что он способен причинить мне вред. Ты просто слишком остро реагируешь из-за той опасности, которую представляет самозванец. Именно его нам и нужно остерегаться. Давай сосредоточимся на том, чтобы поймать его и разоблачить. Договорились?

Бернардо не был убежден, но неохотно кивнул. Пока он будет следовать указаниям своего молодого хозяина, но не будет терять бдительности.

— Отлично, — сказал Диего. — А теперь заканчивай собирать мои вещи, а я спущусь и поговорю с Торнадо. Возможно, я прокачусь на нем по каньону, прежде чем вернуться. Долгая поездка в ночной прохладе пойдет нам обоим на пользу. Тебе не обязательно меня ждать, так что желаю тебе приятных снов. Помни, я уезжаю в Санта-Барбару рано утром.