Альфи (гет)

Зима пришла в Хогвартс не спеша, украдкой. Сначала лишь лёгкий серебристый иней по утрам, узорами расцветавший на стёклах высоких окон, да колючий ветер с севера, гнавший по небу рваные, свинцовые тучи. Потом — первый снег, тихий и неторопливый, запорошивший зубцы башен и чёрные воды Озера пушистым, но пока ещё зыбким покрывалом. Его тут же принялись радостно топтать студенты, устраивая первые за год снежки и оставляя на белизне грязные следы от ботинок. Но очень скоро восторг сменился пониманием: снега мало для настоящих игр, а сидеть на замёрзшей земле у Озера было откровенно холодно. Замок стал уютной, тёплой крепостью, из которой без крайней нужды — на уроки травологии в теплицы или на обязательные тренировки по квиддичу — почти никто не выходил.

Воздух в коридорах стал гуще, насыщеннее — пахло мокрой шерстью зимних мантий, хвоей от рождественских гирлянд, которые уже начали развешивать самые нетерпеливые студенты, и горячим шоколадом, который домовые эльфы в огромных котлах стали выставлять в оживлённых местах. Жизнь переместилась внутрь, став более камерной, шумной и… тесной. Альфи это нравилось и одновременно раздражало. С одной стороны, общие гостиные были полны друзей, с другой — у него почти не оставалось времени побыть одному.

Именно в такую промозглую, ветреную среду, когда дождь со снегом хлестал по стёклам, а все с наслаждением жались к каминам, Альфи сидел с Невиллом в их укромном уголке гриффиндорской гостиной. Они пытались делать домашнее задание по зельеварению — чертовски сложное эссе о свойствах рога единорога в нейтрализаторах.

— Я не понимаю, — стонал Альфи, с силой тряся своё перо, будто надеясь, что ответ сам выскочит из него. — Почему нельзя просто написать «добавляем рог, и всё становится лучше»? Зачем все эти «стабилизирующие свойства при одновременном повышении летучести компонентов»?

— Потому что Снейп съест нас заживо, если мы напишем «всё становится лучше», — невозмутимо ответил Невилл, аккуратно выводя замысловатый завиток на пергаменте. Он всегда старался делать работы по зельеварению особенно тщательно — назло профессору, наотрез не признающего его способности. — Вот смотри. Рог единорога — это мощный катализатор, но он же может вступить в реакцию с корнем мандрагоры, если тот недостаточно измельчён, и тогда вместо нейтрализатора у тебя получится…

— Взрывная жвачка? — с надеждой предположил Альфи.

— Нет. Вонючая, липкая субстанция, которая прилипнет к потолку и будет капать на голову следующие полгода. Спроси у Симуса, он в прошлом году устроил такое.

Альфи с содроганием представил себе эту картину и с новым рвением принялся за черновик. Невилл улыбнулся и потянулся за своей кружкой с какао. В такие моменты всё казалось нормальным. Обычным. Он был просто студентом, делающим уроки с другом. Никаких дементоров, никаких призраков ночи Хэллоуина, которая всё чаще казалась ему просто очень ярким, очень страшным сном. Он почти убедил себя в этом. Почти. Если не считать того, что он теперь инстинктивно вздрагивал от слишком громкого, визгливого смеха, а серебряный амулет на его груди он никогда не снимал, даже в душе — на всякий случай.

Его размышления прервали Парвати и Лаванда, влетевшие в гостиную, как ураган, с развевающимися мантиями и смехом.

— Вы только посмотрите на них! — воскликнула Лаванда, плюхнувшись на диван рядом с Альфи и бесцеремонно подвигав его, чтобы устроиться поудобнее. — Они снова! У библиотеки! Джинни пыталась наложить на бант Элинор «Заклятие Зуда», а та в ответ вылила на её учебник пузырёк с… чем это было? С чем-то липким!

— С соком пухоплюя, — авторитетно сообщила Парвати, устраиваясь по другую сторону от Альфи и сгребая его свитки, чтобы освободить место. — Теперь «История магии» у Уизли вся в розовых пушистых пятнах. Хотя Бинс едва ли заметит.

Альфи вздохнул. «Война Фан-клубов» никуда не делась, лишь слегка видоизменилась. Открытых столкновений стало меньше — сказывались бесчисленные отработки у Филча и вычеты очков, — но партизанская война продолжалась. Он и Гарри научились просто игнорировать это, как назойливый шум.

— Может, им просто… назадавать домашнего задания на неделю? — робко предложил Невилл. — Чтобы энергии на глупости не оставалось.

— Гениально, Невилл! — Парвати хлопнула его по плечу, отчего он чуть не опрокинул чернильницу. — Только скажи это МакГонагалл. И Снейпу. И Флитвику…

— Ладно, ладно, — засмеялся Невилл, краснея. — Плохая идея.

Лаванда тем временем уже устроилась почти на коленях у Невилла, разглядывая его пергамент.

— О, ты уже почти закончил! Неужели Грейнджер дала списать? Мне эта заучка заявила, что расскажет МакГонагалл, если попрошу ещё раз! Вот жадина!

— Лаванда! — возмутилась Парвати. — Это же Невилл! Он напишет всё сам, и напишет лучше всех!

Альфи увидел, как уши друга наливаются жаром. Он действительно неплохо справлялся с эссе, в основном из-за мечты стать целителем и желания доказать Снейпу, что он чего-то стоит.

— Могу помочь разобраться, если хочешь, — предложил он Лаванде. — Просто… отодвинься немного, а то у меня рука затекла.

Лаванда состроила обиженную гримасу, но подчинилась. Они просидели так ещё с полчаса, Невилл объяснял Альфи и девочкам тонкости зельеварения, последние делали вид, что слушают, а на самом деле больше хихикали и перебрасывались записками о новых сплетнях. Было тепло, шумно и по-домашнему уютно. Таким и должны быть настоящие школьные деньки.

Позже, когда девочки ушли заниматься своими девчачьими делами, а Невилл отправился кормить Тревора, Альфи наконец остался один. Он подошёл к окну. За стеклом кружилась снежная крупа, и где-то вдали, сквозь пелену непогоды, угадывались тёмные силуэты дементоров на своих постах. Его лицо в отражении стекла стало серьёзным.

Мысленно он вернулся к «Книге Бездны». Перевод продвигался мучительно медленно. Руны были не просто буквами, а концепциями, их значение менялось в зависимости от порядка, соседства, даже от фазы луны, когда были записаны. Он уже мог с грехом пополам перевести несколько простых предложений — что-то о «призыве немых слуг» и «плетении теней». Дедуля, с которым он осторожно поделился парой самых безобидных фраз, лишь глубоко задумался и сказал: «Интересно. Но не торопись, мой мальчик. Знание, добытое в спешке, подобно невыпеченному хлебу — внешне привлекательно, но внутри сыро и может отравить».

Однако Альфи торопился. Чувство уязвимости после той хэллоуинской ночи (которая, как он упорно твердил себе, была сном) гнало его вперёд. Ему нужен был контроль. Над своей силой, над страхом, над тем, что могло прийти извне.

Он не пытался взаимодействовать с дементорами напрямую, хотя ему порой хотелось поэкспериментировать. Это было слишком опасно. Вместо этого он удвоил усилия по переводу «Книги Бездны», поняв, что без точного, выверенного знания любое применение этой магии подобно стрельбе из гигантской катапульты вслепую — неизвестно, куда попадёшь и кого убьёшь.

Сигналом к окончанию его уединённых размышлений стал знакомый, настойчивый звонок в камин. В зелёном пламени появилась голова дедули.

— Альфи, мой мальчик! — произнёс Дамблдор, его глаза весело блестели за половинками очков. — Не желаешь ли составить компанию старому волшебнику за чашечкой чая? Мне как раз прислали новую партию карамельных кексов из «Сладкого королевства». Говорят, они теперь взрываются во рту и шипят. Безопасно, я проверил!

Альфи не мог сдержать улыбки. Дедуля всегда появлялся вовремя, чтобы отогнать тёмные мысли.

— Сию секунду, дедуля! — крикнул он, уже срываясь с места.

Он выбежал из гостиной, оставив свои тревоги и пергаменты в углу. Впереди были кексы, чай и спокойный, мудрый взгляд самого великого волшебника современности. А «Книга Бездны» и дементоры могли и подождать. Но он ошибался.

* * *

Как-то раз, разбирая ящик с потрёпанными фолиантами в компании своего верного профессора, Альфи наткнулся на книгу в кожаном переплёте с вытершейся до неузнаваемости эмблемой на обложке. Он провёл пальцем по углублению, пытаясь угадать символ.

— Профессор, а что это? — спросил он, показывая книгу Винтерхальтену. — Никаких опознавательных знаков.

Винтерхальтен, чинивший сложный механизм, похожий на магический секстант, взглянул через плечо. Его лицо осталось невозмутимым, но в глазах мелькнула тень… чего? Альфи не понял.

— «Обряды перехода у древних культур Северной Европы», — без колебаний ответил он, снова утыкаясь в механизм. — Довольно мрачное чтиво. Описания погребальных практик, ритуалы общения с предками. Местами граничит с некромантией, потому и печать стёрта. Прежний владелец, видимо, не хотел лишних вопросов.

Сердце Альфи ёкнуло. Он потянулся за книгой, но рука профессора легла на его запястье — легко, без силы, но не допуская возражений.

— Не советую, мой юный мастер, — голос Винтерхальтена звучал мягко, но твёрдо. — Знания, заключённые там, вам не по силам... пока что. Они, как глубокая вода — могут утянуть на дно того, кто не готов к их тяжести.

Альфи отдернул руку, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. Профессор говорил о некромантии так… спокойно. Без привычного для других преподавателей отвращения или страха. Словно обсуждал сложный раздел трансфигурации.

— Но… разве это не интересно? — осторожно спросил Альфи, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Знать, что было до нас? Общаться с великими умами прошлого?

Винтерхальтен отложил отвёртку и повернулся к нему. Его голубые глаза были серьёзны.

— Интересно? Без сомнения. Опасно? Невероятно. Любая магия, связанная с смертью, — это игра с огнём в пороховом погребе. Одно неверное движение, один проблеск слабости… и последствия будут необратимы. Особенно в наше время.

— В наше время? — Альфи насторожился.

Профессор тяжко вздохнул и провёл рукой по лицу, внезапно показавшись уставшим и постаревшим.

— Вы же чувствуете это, не так ли? Напряжение в замке. Страх. Дементоры у стен — это не просто охрана. Это… провокация. Приманка для того, кто скрывается, и испытание для всех остальных.

Он встал и подошёл к окну, глядя на тёмные очертания Запретного леса.

— Существует организация, мой юный мастер. Древняя и беспощадная. Они называют себя «Стражи Бездны».

Ледяная игла вонзилась Альфи в сердце. Это название! Его произносил Квиррелл! Перед тем как…

«Стражи Бездны будут рады узнать о твоей смерти», — та фраза въелась в сознание Альфи намертво.

— Кто они? — его голос сорвался на шёпот.

— Фанатики, — ответил Винтерхальтен, и в его голосе впервые прозвучала откровенная горечь. — «Охотники на ведьм» волшебного мира. Они считают своей миссией искоренять любую тёмную магию, особенно некромантию, в зародыше. Неважно, представляет ли маг реальную угрозу или просто… любопытен. Неважно, взрослый он или ребёнок. Их методы… — он резко оборвал себя и с силой сжал ручку кресла. — Их методы неоправданно грязны. Они не гнушаются провокациями, пытками, убийствами невинных. Они считают, что их цель — та самая, что оправдывает любые средства. Хотя на деле...

Альфи почувствовал, как земля уходит из-под ног. Мир, который и так казался ему хрупким и опасным, рушился на глазах, открывая ещё более страшные бездны.

— Но… почему тогда они не…? — он не смог договорить.

— Почему не разоблачены? Не объявлены вне закона? — профессор горько усмехнулся. — Потому что они эффективны. Потому что они творят свою грязную работу под покровом секретности, а результаты выдают за «несчастные случаи» или «происки тёмных сил». И потому что многие в Министерстве тайно их поддерживают. Страх — мощный союзник.

Он повернулся к Альфи, и его взгляд стал пронзительным.

— Я почти уверен, что побег из Азкабана — их рук дело. Слишком уж вовремя. Слишком удобно. Напугать общественность, оправдать ввод дементоров в школу, создать атмосферу паранойи… идеальные условия для охоты. Они надеются спровоцировать свою жертву на ошибку. Заставить её раскрыться.

Альфи сглотнул комок в горле. Его ладони стали влажными. Он вспомнил ту ночь. Свой гнев. Свою готовность призвать нечто ужасное. Это была провокация? И он чуть не попался?

— Но… зачем? — прошептал он. — Что они хотят найти здесь?

Винтерхальтен на мгновение задумался, его взгляд стал отстранённым.

— Говорят, они руководствуются неким… древним пророчеством. Говорят о ребёнке... Подробностей я не знаю, но вроде как его сила сможет либо открыть врата в иной мир, либо навеки захлопнуть их. Стражи верят, что этот ребёнок — некромант по своей природе, и любая цена мала, чтобы предотвратить исполнение пророчества. Даже если для этого нужно сжечь дотла полмира, ведь в одном из двух случаев пророчество сулит катастрофу.

Он произнёс это с ледяным спокойствием, но Альфи почувствовал подтекст. Гнев. Негодование. Профессор не просто сообщал информацию — он осуждал.

— Это же безумие! — вырвалось у Альфи. — А как же второй случай? Почему нельзя найти этого ребёнка и убедить закрыть врата? И вообще — из-за какого-то туманного пророчества они готовы убивать невинных?

— Фанатизм — всегда безумие, мой юный мастер, — тихо согласился Винтерхальтен. — Они видят только свою цель и не замечают... возможностей. Для них всё это, даже собственная вера в пророчество — просто пешки в великой игре. На деле они просто уничтожают то, что их пугает. А разве некромантия может не пугать?

Он снова подошёл к столу и взял в руки тот самый, запретный фолиант.

— Вот в чём парадокс, — продолжил он, почти разговаривая сам с собой. — Они сражаются с тёмной магией, используя самые тёмные, самые грязные методы. Они стали тем, с чем боролись. А ведь любая магия… — он поднял на Альфи взгляд, и в его глазах горел странный огонёк, — любая магия — это всего лишь инструмент. Опасный, да. Но инструмент. И разве может быть цель благороднее, чем обратить даже самый тёмный инструмент во благо? Во имя общего блага?

Альфи замер. Эти слова… они отозвались в нём странным эхом. Глубоко внутри что-то дрогнуло и потянулось к этой идее.

— Общего блага? — переспросил он.

Винтерхальтен на мгновение застыл, будто поймав себя на какой-то ошибке, но тут же кивнул, его лицо снова стало маской учтивого внимания.

— Разумеется. По крайней мере, так считал… один очень важный для меня человек, — он отложил книгу и снова взялся за секстант, явно давая понять, что разговор окончен. — А я не вижу причин считать, что он не прав. Но это уже тема для другого раза. Уже поздно, и вам пора возвращаться в башню, мой юный мастер.

Альфи кивнул, ещё не в силах полностью осознать услышанное. Его мозг лихорадочно перерабатывал информацию. Стражи Бездны. Охотники. Побег из Азкабана — провокация. Пророчество о ребёнке… о нём? Может, если он научиться контролировать свою силу и закроет те врата, его оставят в покое? Можно хотя бы попробовать.

Он вышел из кабинета, и холодный воздух коридора обжёг его разгорячённые щёки. Он чувствовал себя одновременно напуганным и… странно облегчённым. Кто-то не боялся его силы. Кто-то взрослый, сильный, умный понимал, что происходит. И не осуждал его. Наоборот, профессор, казалось, сочувствовал, видел в том ребёнке из пророчества не монстра, а… жертву обстоятельств. Пусть и не знал, что им может оказаться сам Альфи.

Мысли о «Книге Бездны», лежавшей под половицей в спальне, стали навязчивее. Раньше он боялся её, теперь же она манила. Это было знание. Сила. Возможно, единственное, что могло защитить его от Стражей. Он почти решился начать практиковаться, но страх перед повторением истории с Квирреллом останавливал его. Пока.

Альфи чувствовал, что стоит на краю пропасти. С одной стороны — дедуля, Невилл, девочки, светлый, но такой хрупкий мир Хогвартса. С другой — тайна его происхождения, «Книга Бездны» и профессор, предлагающий странное утешение и намёки на «общее благо». И где-то в тени, подстерегая, маячили призраки Лестрейнджей и безликие Стражи Бездны.

Ему нужно было сделать выбор. И он боялся, что любой выбор будет неправильным.