Любовь двух святых узников (Альтернативная версия) (гет)

Арест Альберта Рудольштадта и суд над ним состоялись на месяц раньше, нежели то же самое сделали с Консуэло.

Его схватили по тому же сценарию. Разница была лишь в реакции короля на шёпот одного из его помощников. Выражение заинтересованности, уважения и удивления редкому уму этого ещё столь молодого человека вмиг сменилось презрением, но ни тени ужаса или паники не промелькнуло в чертах самодержца. Он был уверен в своих слугах — если потребуется, если неугодный сбежит — имея хорошее жалование, они разыщут его даже за тридевять земель, из-под земли достанут. Карл VII сдвинул брови и, так же не сводя глаз с нашего героя, громко позвал стражу, охранявшую приём.

Альберт, подобно Консуэло, поняв, что ждёт его, прямо, спокойно, без страха и с достоинством смотрел на власть имущего своими ясными чёрными глазами, где блестели два маленьких острых белых огня, в глаза правителя, не отведя их ни на мгновение. И его чёрный костюм с так же сверкающими пуговицами и запонками, походившими на алмазы, только подчёркивал мрачный, благородный и изысканный облик нашего героя и теперь запоздало виделся траурным предзнаменованием, быть может, последнего дня жизни Альберта на свободе.

«Всё кончено. Наш час настал, — пронеслось в его голове. — Это дело рук предателей — ибо я не знаю за собой ни одной роковой ошибки. Теперь у меня остались только Консуэло и наш ребёнок — пусть даже, быть может, мы никогда больше не увидимся. Я знаю, что Консуэло — а значит, и нашего сына — оставят в живых. И пусть даже ей суждено умереть в каземате от голода и холода вместе с нашим первенцем — я всегда чувствую их присутствие рядом с собой. Но, быть может, судьи смилуются над ней и не дадут закончить дни в тюрьме?.. Консуэло, я с тобой. Всегда с тобой. Создатель, храни же их и облегчи их участь».

— Что?.. Организатор? Вот он? Этот… почти что мальчишка? Да, вот уж поистине — неисповедимы и поразительны пути господни… Как такое вообще могло произойти… Эй, стража! Схватить вот его, — громко — на всю залу — проговорил Карл, указывая на нашего героя пальцем, — да покрепче! Ах, так вот зачем тебе нужен твой не по годам развитый интеллект! Не туда ты его употребил, ох, не туда… И когда же только успел… Но теперь я сделаю так, что ты лишишься последних крох, последних искр твоего всё же несовершенного рассудка — ибо ты не смог быть хитрее и предотвратить тот печальный конец, что ждёт тебя. Ты сгниёшь за решёткой — можешь не сомневаться. И ты правильно делаешь, что не бежишь — иначе бы тебе без сомнения не поздоровилось ещё больше. Я могу представить, каких усилий тебе стоит сохранять самообладание.

Когда нашего героя наконец увели — король продолжал думать про себя:

«Я мог бы заподозрить его ещё раньше, но поддался той мысли, что бывают же на свете такие редкие гении, что рождаются раз в столетие. Но… ведь действительно бывают, но с одной поправкой — злые гении — что не ценят ту руку, что кормит их и позволяет жить в своё удовольствие. Жаль, что тебя ждёт такая судьба. А ведь я видел в нём совершенно другой потенциал. Я собирался готовить его для верного служения себе. Он бы мог сделать блестящую, головокружительную карьеру и получить высокую должность. Я хотел сделать его почти равным себе. И как же хорошо, что среди моих верных слуг нашлись те, что отвратили от меня эту беду. Ну, что ж, изнеженный, ухоженный, холёный аристократишка, посмотрим, как ты сменишь этот свой великолепный выходной костюм на робу и привыкнешь к пустой, тёмной каменной комнате с одним-единственным окном под самым потолком и железной кроватью в углу… И, конечно, с крысами — пусть их будет побольше — я специально распоряжусь об этом.»

Два полицейских, видя высокий рост нашего героя, схватили Альберта со всей силой, на которую только были способны. Но по пути, так же видя, что он не стремится сопротивляться — незначительно ослабили хватку, однако при этом не теряли бдительности.

Наш герой имел один рост по сравнению с обоими мужчинами из охраны короля — на такую службу брали только самых высоких, крепких и сильных — и вполне мог бы дать им отпор, но это было бессмысленно — ибо тогда его наказание неизбежно было бы ужесточено. Понимая своё значение, свою роль в общем деле ордена, Альберт осознавал, что ему и без того может грозить смертная казнь, да и пытаться бежать продолжать деятельность в братстве было бы бессмысленно — всех пойманных и близко не подпустят к воротам дворцов и домов влиятельных вельмож.

В тюремном экипаже Альберт смотрел перед собой и молча молился о Консуэло и их будущем сыне — понимая, что, если её ещё не арестовали — то это теперь лишь дело времени — очень малого, ничтожного его промежутка.