Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

Гарри сухо сглотнул. Один из тех, кто имел обыкновение бродить по Хогвартсу ночами, всё-таки нашёл их — и Гарри покривил бы душой, если бы не признал, что он бы предпочёл кого угодно другого — префектов чужого факультета, школьного смотрителя или даже кошку, какую бы неведомую угрозу она на самом деле ни таила.

Он перевёл взгляд на Драко и попросил:

— Малфой, возвращайтесь без меня. Я должен пока задержаться. Пожалуйста, не задавай вопросов — это связано с тем, о чём я не могу рассказывать.

Драко сощурился.

— А с тем, куда ты всё время исчезаешь после занятий, это тоже связано? — задал он всё-таки вопрос.

Гарри кивнул, многозначительно расширив глаза, и Драко вроде бы понял — вздохнул и увёл с собой своих прихвостней, напоследок пожелав:

— Осторожнее на обратном пути, Поттер — не попадайся.

Том, с обманчивым спокойствием поджидавший, когда они останутся наедине, одарил Гарри широкой улыбкой.

— Прошу, — мягко сказал он, крутя волшебную палочку в руках — жест, которым, как уже знал Гарри, он себя успокаивал или помогал особенно глубоким размышлениям, — поведай, что за хитроумный план стоял за этой выходкой. Не стесняйся утомить меня подробностями — я жажду услышать все детали. Итак?

Гарри виновато промолчал. Плана у него как такового не было, а со змеёй всё вообще получилось спонтанно из-за паники и злости.

— Хорошо. Тогда, быть может, ты подскажешь — как эти действия помогут моему плану? Нашему общему плану, который, если мне не изменяет память, мы обсуждали неоднократно. Предполагалось, что ты раскроешь себя лишь дому Слизерин — вначале старшим студентам, чтобы обеспечить себе протекцию, а затем и младшим — твоим будущим последователям и подчинённым. Или я что-то пропустил, и этот рыжий со своими приятелями отныне учится на нашем факультете?

Гарри вновь смолчал. На языке вертелось «я нечаянно» и «я не подумал», но он прекрасно понимал, сколь жалко и беспомощно это прозвучит. Если и существовал способ взбесить Тома ещё сильнее, то это был как раз именно он.

— Ну? Что же ты онемел, дитя? — Том склонил голову набок, разглядывая Гарри с бесстрастным интересом энтомолога, обнаружившего дотоле неизвестный науке вид. — Ты до сих пор вёл себя на диво разумно, так что я уже и забывать стал, что в действительности ты лишь глупый импульсивный ребёнок, неспособный придерживаться простейшей стратегии.

Это было до того обидно, что на глаза Гарри навернулись слёзы. Хуже того — упрёк выглядел совершенно обоснованно. Но расплакаться — значило окончательно расписаться в том, что он и впрямь не более чем сопливый мальчишка, которому нельзя доверить ничего сколько-нибудь серьёзного. Гарри мысленно отвесил себе хорошую затрещину и попытался собраться. Ему нужно было выкрутиться. Оправдаться. И немедленно.

Он вспомнил боль от пыточного проклятия — опасливая мысль о ней кружила где-то по краю сознания, испуганно шепча: «а если снова? а вдруг?» — но боль невозможно вызвать усилием мысли, и потому воспоминание это осталось абстрактным, словно память о памяти. Зато отчётливо припомнилась последовавшая необычайная ясность — и за неё-то Гарри и уцепился изо всех сил. Его спина выпрямилась, плечи расправились, вжатая в них голова приподнялась. Гарри сцепил руки за спиной и качнулся с пятки на носок. Нужные слова выстроились в его мозгу в нужной последовательности — так, словно ждали наготове.

— Я понимаю свою ошибку, — аккуратно выговорил он, избегая фразы «это не повторится», ведь на неё сразу напрашивался ответ: «и одного-то раза было слишком много», — но всё ещё возможно обратить к нашей выгоде.

— Поясни? — вскинул брови Том. — Мы проиграли сразу несколько позиций — личность наследника не осталась тайной факультета, гриффиндорцы не станут молчать, и вскоре, можешь не сомневаться, слухи переполнят школу, а там дойдут и до директора, который и так уже взял тебя на карандаш, как ни старались мы этого избежать. В чём выгода? — с каждым словом его голос звучал всё холоднее, а на «директоре» прямо-таки обжёг. Гарри очень захотелось поёжиться, но он заставил себя держать спину ровно.

— Ты ведь в курсе моей репутации, — начал он немного издалека. — Ты знаешь о том образе, который мне создали. Святой младенец. Герой, уничтоживший Тёмного Лорда, — углы рта Тома насмешливо изогнулись, и Гарри ответил ему улыбкой, которая, как он знал, была зеркальным подобием той, что он видел сейчас на лице напротив. — Я — знамя победы. Изрядно потускневшее, ведь теперь я — воспитанник дома Слизерин, что значит — уже по определению волшебник сомнительных моральных качеств. Злой колдун — если и не прямо сейчас, так в будущем, как и все мы в глазах большинства. Но наследник Салазара? Разве это не запятнает меня намного больше?

Том понял его — Гарри мог это видеть по его изменившейся усмешке.

— Я не хочу быть Мальчиком-который-случайно-выжил, не желаю быть штандартом их легиона, — продолжил Гарри, всё более вдохновляясь собственными словами; мысли, давно уже копившиеся в тёмных уголках его разума, сейчас словно обрели фокус. — Я хочу собственную, только мою славу. И когда Тёмный Лорд вернётся — когда ты вернёшься — ни у кого не должно оставаться сомнений, на чьей я стороне.

Том спрятал волшебную палочку и сделал шаг вбок, обходя Гарри по кругу; стоило усилий не начать вертеть головой следом.

— Ты так уверен, что я собираюсь вновь карабкаться к власти? — спросил Том с любопытством. — Я прежде избрал весьма беспокойный образ жизни, последствия которого отбрасывают длинную и тёмную тень. А вдруг я откажусь от своих амбиций?

Гарри едва сдержал невольный хохот.

— Ты?

Том остановился перед ним, тоже сцепив руки за спиной.

— Что ж, в твоих доводах определённо есть резон, — заключил он и усмехнулся каким-то своим мыслям. — К тому же, на твоё счастье, у меня имеется на примете подходящий козёл отпущения — его мы используем, если дело обернётся худо. Но это не отменяет того, что ты поступил чудовищно глупо, — добавил он строго.

Гарри проглотил «я знаю» и «мне так жаль». Взамен этого он ответил правду:

— Я не мог проиграть предателю крови.

— Тогда тебе следует быть сильнее, — без малейшего сочувствия заметил Том. — Или хотя бы хитрее.

— Я буду, — пообещал Гарри от всего сердца. Кажется, он всё-таки выкарабкался из ямы, куда сам себя умудрился закопать. Да, последствия ещё расхлёбывать и расхлёбывать, но вернуть благорасположение Тома было важнее всего прочего.

— Слушай, — вспомнил он. — А как ты вообще здесь оказался?

— Кровавый Барон доложил о том, что ты отправился куда-то посреди ночи, — небрежным тоном пояснил Том. Гарри выпучил глаза:

— Для тебя шпионит факультетский призрак?!

— Не только он, — самодовольно откликнулся тот. — Немного правильной мотивации, и они сделались шёлковыми.

Гарри попытался представить «правильную мотивацию» в исполнении Тома.

— Повинуйтесь мне, или я поступлю с вами как с Пивзом? — предположил он. Том ухмыльнулся.

— Ты уловил суть. Но хватит прохлаждаться здесь, пойдём. Во избежание новых недоразумений я, так и быть, провожу тебя. И добавим один маленький штрих.

Тут он достал палочку и, пробормотав: «инвизибилис!», коснулся ею лба Гарри. Гарри передёрнул плечами — показалось, будто о его макушку разбилось сырое яйцо. Что-то холодное словно бы стекло вниз по телу — он машинально оглядел себя, чтобы понять, что это было, — и обнаружил, что не видит ни рук, ни ног, да и вообще вместо самого себя может различить лишь тонкое колышущееся марево — будто воздух дрожит над перегретым асфальтом в жаркий летний день.

— Ого! — восхищённо воскликнул он.

— На случай, если нам встретится кто-нибудь по дороге.

Но по дороге им никто не встретился, и, добравшись благополучно до своей кровати, Гарри провалился в сон быстрее, чем успел коснуться щекой подушки.

Во сне он видел призраков, склонявшихся в подобострастных поклонах, — а затем призраки потемнели, уплотнились и превратились в людей со смутно знакомыми лицами.

— Мой лорд, — интимно шепнул Драко, у которого когда-то успели отрасти длинные волосы — да и в целом он выглядел как-то странно: значительно старше, почти как Том. Но Гарри было совершенно наплевать на причуды Малфоевской внешности — потому что, услышав это обращение, он почувствовал…

…как его безо всякой нежности трясут за плечо. Он открыл глаза.

— Мерлин, наконец-то очнулся, — проворчал абсолютно нормальный на вид Малфой, с короткими волосами и весьма недовольной физиономией. — Весь день собрался продрыхнуть? Вставай, на завтрак опоздаем из-за тебя!

За завтраком в ту среду младшие слизеринцы впервые заговорили на столь волновавшую Гарри тему.

— А знаете, кто в прошлый раз открыл Тайную Комнату? — с невинным видом спросил Драко между двумя ложками посыпанной сахаром овсянки. — Тёмный Лорд, вот кто, — и он многозначительно покосился на Гарри.

— Осудили другого человека, — вставил Пайк, щедро поливая собственную кашу мёдом. Драко скорчил рожу и пренебрежительно отмахнулся.

— Мало ли кого осудили, чтобы заткнуть рты переполошившимся идиотам. Все наши из первых рук осведомлены, кто был реальным наследником Слизерина. Мне эту историю рассказывал отец — хоть и не во всех деталях, понятное дело, — Малфой поиграл бровями и ухмыльнулся со всезнающим видом. — В любом случае — полувеликан? Никто в здравом уме в эту наскоро слепленную версию не поверил — даже Визенгамот, не то б его не отпустили после мизерного срока. Поцеловался бы с дементором как миленький — а он отделался лишь сломанной палочкой да исключением из школы.

Гарри мысленно сложил два и два.

— Полувеликан? — недоверчиво уточнил он, поправляя очки. — Кто-то всерьёз посчитал наследником Хагрида?

Драко сладко сощурился:

— А я тебе о чём? Нет, конечно.

— А ставки кто-то уже принимает? — деловито поинтересовался Нотт, всё это время выкладывавший на своей тарелке рожицу из фасолинок; он полюбовался на получившееся произведение и начал давить их плоской стороной вилки.

— Ставки? — задрал брови Гарри.

— Ну, кто из грязнокровок в этот раз простится с жизнью, — охотно пояснила Гринграсс и манерно отщипнула крошку от тоста. — В прошлый раз ведь именно это и случилось.

— Так у нас на курсе их всего двое, Грейнджер и Финч-Флетчли, — Малфой демонстративно развёл руками, в одной из которых держал чашку с чаем. — Или полукровок тоже считаем? Поттер, а ты бы на кого поставил?

Гарри чуть не подавился, пытаясь заесть беконом нервный смех. Они рассуждали о ставках, а ведь именно от него зависело, имеет ли вообще смысл весь тотализатор. И Малфой, хитрющая бестия, об этом знал.

Но гораздо важнее было разобраться в другом.

— То есть, — перепросил он для верности, — когда Тёмный Лорд открыл Тайную Комнату, то умерла ученица, правильно я понимаю? А обвинили во всём произошедшем Хагрида? Мордред, но почему?

Сидевшие вокруг уставились на него с неприкрытой жалостью, точно на скорбного умом.

— Потому что кого-то же нужно было, — выговорил Нотт с терпеливой интонацией, какая обычно бывает обращена к совсем маленькому ребёнку и сопровождает ответ на «почему дует ветер?» или «почему вода мокрая?».

— Да у него вроде даже и доказательства какие-то нашли, — пожал плечами Драко. — Я не очень интересовался.

— Трепещите, враги наследника, — наморщил нос Забини. — Ну так что, ставки-то делать будем? Предлагаю для начала по пять сиклей.

— Прояви хоть немного уважения! — возмутился Малфой. — Не меньше галеона, — твёрдо закончил он.

Надпись, возвещавшую пришествие наследника, никто извести пока так и не сумел, хотя очевидным образом пытались. Гарри сильно подозревал, что Том творчески подошёл к заклинанию несводимости — обычное действовало часа три от силы; впрочем, это могло быть и просто какое-то редкое малоизвестное проклятие, но Гарри всё же ставил на личную разработку. В первые пару дней рядом со зловещим граффити можно было застать хмурого Филча с тряпкой и банкой растворителя; вслед за тем меры сделались радикальнее — была уничтожена часть резьбы, потом — часть подлежащего камня. Теперь путь к классу трансфигурации лежал мимо настоящей канавы, варварски пробитой в украшенной барельефами стене. Канава имела добрых шесть дюймов глубины, а со дна её бросала вызов идущим по коридору непобеждённая надпись.

Она потихоньку делала своё дело — да и язык свидетели и участники полуночной дуэли предсказуемо не удержали за зубами; уже к пятнице праздные разговоры, прежде больше сосредоточенные на странной и страшной выходке Пивза, сменили свою направленность. Всё чаще в шепотках за столами в Большом зале можно было расслышать слово «наследник». Слизеринцы произносили его с видимым недоверием, прочие — с не менее очевидной неприязнью; и вскоре эта неприязнь обрела гораздо более материальное воплощение.

Пивз, упокоившийся сам — не факт, что с миром, но зато надёжно — словно бы завещал дело всей своей не-жизни множеству студентов, среди которых его завет особенно близко к сердцу приняли Годриковы питомцы. Передвигаться по классам отныне следовало с великой осторожностью, внимательно глядя под ноги — из всех гриффиндорцев подножки, кажется, не ставила одна только Грейнджер, да и то лишь из опасения лишиться ненароком драгоценных баллов. Толчки и «нечаянные» столкновения в коридорах тоже стали обычным делом. Гарри научился крепко держаться за свою школьную сумку и прижимать её локтем — мало радости доставляло собирать с полу рассыпавшиеся пергаменты и учебники, на которые ещё и норовили мимоходом наступить. Чернильница была, к счастью, зачарована изготовителем на неразбиваемость и непроливаемость, но вот сломанным перьям бессмысленно было и вести счёт.

Хорошо хоть подсыпать в еду какую-нибудь гадость ему не пытались — пищу, трижды в день появлявшуюся на школьных столах, готовили домовые эльфы Хогвартса, а им, как давным-давно поведал Том, их таинственная религия или какие-то иные, не менее сильные убеждения строго воспрещали причинять вред волшебникам, даже по приказу собственного хозяина. Правда, это касалось лишь непосредственного физического вреда — зачаровать, к примеру, карниз, чтобы он на тебя рухнул, эльфы вполне себе могли, как и изводить дурным нравом или нарочитой бестолковостью, но хотя бы отравления можно было не опасаться. Принимать же съестное из рук другого волшебника Гарри считал большой глупостью и раньше (Малфой с его присланными из дому шоколадками, понятное дело, не считался).

Гарри терпел, сцепив зубы — бывало и хуже. В маггловской школе он провёл в подобной тёплой и дружественной обстановке несколько лет — и ничего, выжил как-то. Здесь, по крайней мере, рядом были друзья — ну хорошо, один друг и два его телохранителя — и это ограждало от части посягательств.

Но Комнату-где-всё-спрятано он посещал один — и две недели спустя это довело его до беды.

Неприятности начались на библиотечном этаже. Лестница вынесла Гарри прямиком к дверям Смертоносного коридора. Гарри, поджидая обратного рейса мерзавки и кляня её на чём свет стои́т, дождался взамен Филча, который вообразил почему-то, что Гарри так и жаждет войти на запрещённую территорию. Гарри, знавший от Тома, что — точнее, кто — там находится, таковым желанием отнюдь не горел, но убедить в этом школьного смотрителя оказалось на диво непросто. Спасло лишь внезапное появление Квиррелла — в кои-то веки бестолковый профессор совершил полезное дело — и, можно даже сказать, по собственному профилю — защиту от Филча явно следовало преподавать как один из разделов ЗОТИ. Увы, заминка поспособствовала тому, что не один лишь Квиррелл обратил на одиноко бродящего Гарри своё внимание.

Его окликнули со спины — голос принадлежал кому-то из грифферов, и Гарри лишь прибавил шагу, но тут из бокового коридора впереди вывернули ещё трое. Один из них был чернокожий полукровка Томас — и тут-то Гарри осознал, что не на шутку влип.

Обернувшись, он увидел Шимуса Финнигана — да, благодаря параллельным урокам Гарри знал, как зовут этого придурка, — а двоих незнакомых он решил называть просто «мордатый» и «кудрявый». Третьекурсник и второкурсник, оба тоже с Гриффиндора. Наплевав на запрет колдовать вне классов, Гарри выхватил палочку.

— Эй, Потти… — начал Финниган, но Гарри, про себя решивший, что это и есть тот самый «крайний случай», без раздумий отправил в него ступефай и бросился бежать в свободную теперь от противника сторону.

Увы, скрыться Гарри не успел — за спиной раздалось: «локомотор мортис!» — и моментально склеившиеся ноги заставили его грянуться со всего размаху на пол. Подставить руки или как-то сгруппироваться он от неожиданности не сумел, и только чудом уберёг лицо. Очки слетели — неприятный звук, с которым они приземлились, возвестил, что вряд ли они остались при этом целы. Палочка выпала из руки и по инерции укатилась вперёд. Наплевав на очки и на боль в рассаженном плече и коленях, Гарри быстро пополз к ней — но тут ему на спину опустилась чья-то нога. Он услышал, как отменяют ступефай, наложенный на Финнигана; раздался превратившийся в неразборчивое ругательство стон.

— Куда ты так торопишься? — издевательски спросил незнакомый голос, а второй — это был Томас — подхватил:

— Мы хотели пригласить тебя сыграть в чудесную игру.

Гарри рывком перекатился, и тот, кто топтался по его спине — а это оказался кудрявый — потерял равновесие. Гарри ухватил его за ближайшую ногу и повалил рядом с собой; дерись они один на один, это вылилось бы в весьма грязную схватку в партере — но кудрявый не был один, и Гарри скрутили, неумело вывернув руки. Отсутствие очков добавляло беспомощности — он едва мог видеть лица нападавших, стены коридора расплывались, спасительные двери пустующих классов, которые можно было бы за собой захлопнуть, и вовсе казались бесформенными тёмными пятнами.

— Игра называется «наследник слизней»! — радостно объявил мордатый, и все четверо заржали над этой сногсшибательной острóтой.

Смертная тоска подступила к сердцу Гарри. «Том, — подумал он. — Том!»

Но Том, разумеется, не пришёл.

Когда его отпустили — когда его соизволили отпустить, вдоволь натешившись, — Гарри рвало слизняками после каждого третьего вдоха. Ему в жизни не было так худо. Он всё-таки дополз до палочки, не обращая внимания на то, что давит в кашу вяло расползающихся моллюсков, и едва не разрыдался от облегчения — она была цела. Кое-как, между приступами рвоты, он отменил с себя проклятия и встал на четвереньки.

Теперь дело пошло быстрее — очки Гарри нашёл несколько секунд спустя. Стряхнув с них слизняков, он с огорчением убедился, что правое стекло треснуло пополам. Всё же это было лучше, чем ничего, и он, наспех протерев их носовым платком — единственная вещь при нём, которая осталась чистой — водрузил очки на нос. Коридор обрёл чёткость. Гарри, цепляясь за стену, встал и побрёл, полусогнувшись и поблёвывая на ходу, в поисках незапертого класса. Четвёртая по счёту дверь поддалась, и Гарри забился за дальний ряд пустых пыльных парт, словно раненое животное.

Остаточное действие слизневого сглаза закончилось довольно быстро — шесть или семь приступов спустя. Гарри выплюнул последнего моллюска в кучку его собратьев и замер в скрюченной позе, тяжело дыша. Его переполняла настолько ослепительная, настолько всепоглощающая ненависть, что она сперва отказывалась даже оформляться в связные мысли.

Явиться в подземелья в таком виде Гарри не мог. Категорически исключено. Достаточно плохо уже то, что уроды растреплют о своём подвиге — а что они не преминут похвастаться, Гарри ни секунды не сомневался. Нет, нужно было сделать для всех вид, что ничего не случилось. А ещё обязательно, непременно требовалось отомстить — и отомстить так, чтобы впредь ни одна сволочь и помыслить не смела о подобном. Гарри уже допустил ошибку, когда игнорировал всеобщее хамство. Следовало сразу преподать им урок. Что ж, теперь это стало неотложной необходимостью.

Он выпрямился. Вся одежда, от ботинок до галстука, была изгваздана Мордред знает чем. Подсохшая слизь неприятно стягивала кожу. Во рту стоял омерзительный привкус. Гарри знал одно-единственное место, куда мог податься в подобном состоянии.

Его цель находилась ниже на один этаж — и, к счастью, туда можно было спуститься коротким путём, не возвращаясь к главным лестницам. Гарри отворил дверь, за которой прятался, купаясь в своём позоре, и воровато огляделся. В коридоре по-прежнему не было ни души, только на полу шевелились слизняки. Он прошмыгнул до потайной двери за гобеленом, сбежал по лесенке — вмурованной в камень и, хвала Мерлину, совершенно неподвижной — и очутился в коридоре, щедро уставленном вазами и рыцарскими латами. На стенах висели портреты — какая-то волшебница в шляпе с цветами приподняла в удивлении брови, оценив внешний вид Гарри. Тот молча показал ей непристойный жест, и она потрясённо прикрылась веером.

Со всеми возможными предосторожностями заглянув за угол, Гарри убедился в отсутствии свидетелей — в соседнем коридоре не было картин, да и живых людей, на его удачу, не наблюдалось — вперебежку преодолел несколько оставшихся шагов и дёрнул дверь с табличкой «Туалет не работает».

Он был заброшенным и грязным, этот неработающий туалет. Время хорошо потрудилось над ним — длинное зеркало на стене, всё в пятнах отслоившейся амальгамы, покрывали разводы, каменные умывальники потрескались, медные краны позеленели от патины. Краска на дверях кабинок по большей части облупилась, одна из дверец сиротливо болталась на единственной уцелевшей петле. Влажный каменный пол отражал свет магических свечей, зажёгшихся при появлении Гарри; но даже они выглядели жалко — маленькие оплывшие огарки, едва коптившие в своих подсвечниках.

А ещё туалет был женским, но вот уже много лет его использовала только одна особа женского пола — зато делала это на постоянной основе. Можно было смело сказать, что она тут прямо-таки поселилась.

Однако здесь была вода, и Гарри, отвернув визгливо заскрипевший кран, с наслаждением умылся и прополоскал рот. Стряхивая капли с волос, он боковым зрением заметил в зеркале движение. Кто-то выглядывал из крайней кабинки. Гарри распрямился и надел очки.

— Привет, Миртл, — сказал он.

Привидение выплыло на середину своего убогого обиталища. Видок у Миртл был под стать окружающей обстановке — толстое, прыщавое создание с жидкими хвостиками волос по бокам очкастой головы. При жизни мисс Уоррен была на редкость непривлекательной девицей — и смерть её ничуть не красила. Она неуверенно хихикнула.

— Ты не девочка, — изрекла она очевидную истину.

— Ты тоже. Ты — призрак, — отвечал Гарри, разглядывая грязную мантию и гадая, получится ли застирать её в раковине.

Миртл расплакалась.

— Все надо мной смеются, — горестно сообщила она сквозь всхлипы. — И ты туда же! Давайте, смейтесь! Весело вам теперь, когда я умерла…

— Очень, — подтвердил Гарри, решив, что там, куда он сейчас направлялся, его одежда пострадает ещё сильнее. — Хватит реветь. Лучше скажи вот что — не приходил сюда кто-нибудь недавно?

— Никто ко мне не приходит, — заныла Миртл. — Про меня и живую всегда забывали. Моё тело — и то не искали. И правильно — кому я нужна…

— Никому, — снова согласился Гарри и прошёлся вдоль ряда умывальников; нужный всё никак не находился. — Слушай, ты бы смылась ненадолго. Мне надо побыть одному. Уверен — ты понимаешь, как оно бывает.

Привидение снова разразилось слезами, и это навело Гарри на мысль — он принялся открывать все краны подряд, пока не обнаружил тот, из которого отказывалась течь вода. Приглядевшись, он различил едва заметную под слоем окислов змейку, нацарапанную на потускневшем металле.

— Серьёзно, Миртл, вали. Поплавай в озере или ещё что-нибудь, — попросил Гарри с нарастающим нетерпением. Его до сих пор потряхивало от унижения и ярости — и компания слезливого привидения была последним, в чём он нуждался в такой момент.

Призрачная девчонка топнула ногой.

— Ты не имеешь права меня выгонять! — заспорила она. — Это мой туалет! Я здесь умерла! Вот прямо здесь, вон в той кабинке…

— Что, в самом деле? — не поверил Гарри.

Таких подробностей он не знал. Всё, известное ему о туалетном призраке, он выспросил у однокурсниц, чей разговор случайно подслушал. Сведения эти сводились к весьма короткому набору фактов: заброшенный женский сортир одержим неупокоенным духом, чьё имя Миртл, а прозвище — Плакса, по основному роду занятий. Фантом в целом не буйный, хотя периодически затопляет туалет и прилегающий коридор. Вот, в общем-то, и всё. Гарри и заинтересовался-то лишь потому, что призрак имел нахальство поселиться в помещении, уже предназначенном для совсем иных целей, не имеющих отношения к личной гигиене, зато тесно связанных с его, Гарри, миссией как наследника.

Миртл буквально расцвела. Её глаза вспыхнули фанатичным блеском, слёзы моментально высохли. Она даже словно бы засияла чуть ярче.

— О да, — страстно сказала она. — Ты и представить себе не можешь, что это был за кошмар! О-о! Я пряталась тут, потому что Оливия Хорнби снова дразнила меня очкастой дурой — очень обидно, между прочим! Вот я и заперлась в кабинке, чтобы немного поплакать. Но тут в туалет кто-то вошёл. Он что-то сказал на смешном выдуманном языке. Сквозь щель под дверцей я увидела ноги и поняла, что это мальчишка — и я, конечно, выглянула, чтобы его прогнать. И вот тут-то оно и случилось! — на этих словах она вся надулась и воспарила повыше. — Я умерла! — с пафосом закончила она.

— От чего умерла-то? — не понял Гарри.

— Не знаю, — скисла Миртл. — Я успела увидеть только два огромных жёлтых глаза… И всё…

«Два огромных жёлтых глаза», — повторил про себя Гарри.

— А эти глаза, — уточнил он, — случайно были не с вертикальными зрачками?

Миртл впала в раздумье.

— Может быть, — неуверенно согласилась она.

Тут Гарри сообразил, наконец, какие следует задавать вопросы.

— Миртл, а сколько тебе лет?

— Четырнадцать, — привидение кокетливо накрутило прядь своих реденьких волос на полупрозрачный пальчик. Гарри досадливо прищёлкнул языком.

— Да нет, я о другом — сколько лет ты здесь? Когда ты умерла? Ты ведь должна помнить такую важную дату! — не удержавшись, съязвил он.

— О да! — подтвердила та с энтузиазмом, не заметив его иронии. — Двенадцатого июня тысяча девятьсот сорок третьего года, в субботу, за день до начала летних каникул.

— Миртл, — попросил Гарри, в глубине души уже зная ответ, — скажи-ка ещё вот что — только чур не обижаться, ладно? Ты — магглорождённая?

Пронзительный плач послужил ему ответом. Привидение взвилось в воздух и с плеском нырнуло в унитаз, окатив всё вокруг мутной водой. Гарри брезгливо передёрнулся. Он остался в туалете один — как раз тогда, когда беседа приобрела действительно интересный оборот. Впрочем, главное и так уже стало ясно.

Миртл Уоррен была той самой грязнокровкой, чья жизнь послужила Тому платой за открытие Тайной Комнаты.

А кто заплатит за Гарри? Появится ли у Миртл компания?

Он обернулся к фальшивой раковине и скомандовал на языке, который во всей Магической Британии смог бы понять ещё лишь один волшебник, чьё имя, впрочем, не числилось ныне среди имён живых:

— Откройся.

Кран с нацарапанной змейкой вспыхнул опаловым светом и завращался. Мгновением спустя умывальник со скрежетом отъехал в сторону, открывая зев широкой трубы. Гарри свесил ноги в тёмный лаз, зажёг на конце палочки люмос, поёрзал, оттолкнулся — и начал долгое скольжение вниз.

Спуск напоминал какой-то аттракцион — мрачную версию ледяной горки, где вместо льда была слизь. По сторонам то и дело мелькали отходившие в сторону рукава, более узкие, чем основной. Как раз когда стало уже казаться, что так будет продолжаться вечно, движение резко замедлилось — а затем и вовсе оборвалось, закончившись коротким полётом. Гарри хлопнулся на груду чего-то острого и ломкого, что отозвалось хрустом, и едва не выронил волшебную палочку. Огонёк на её конце высветил мелкие белые кости — ими был выстлан весь пол открывшегося впереди каменного коридора. Гарри поднялся, потёр ушибленное седалище и двинулся вперёд.

В тоннеле царила глухая подземная тишина, отчего похрупывание под ногами и звук дыхания казались необычайно громкими. Колдовской свет отражался от капелек влаги, усеивавших стены. Проход закончился гладкой сплошной стеной, на которой сплетались в круг две каменные змеи. Повинуясь новому приказу на парселтанге, они дрогнули, разошлись — и сквозь открывшуюся между ними щель Гарри ступил, наконец, в тайный чертог Салазара.

Высокая и просторная зала встретила его зеленоватым сумраком. Каменные змеи обвивали уходящие ввысь колонны, те же змеи были вырезаны на потолке. Свет люмоса создавал резкие тени, дрожавшие и сдвигавшиеся при каждом шаге, отчего казалось, будто рептилии шевелятся и поднимают свои плоские головы, следя за Гарри.

В дальнем конце помещения высилась исполинских размеров статуя, изображавшая худого, неприятной наружности старца с длинной, но жидкой бородой. Представший вид немного развеселил Гарри — и в самом деле, что именно стоило бы сокрыть в наиболее потаённом месте Хогвартса, доступном одному лишь Основателю и его потомкам? Разумеется, собственный скульптурный портрет непомерной величины! Сомнений не оставалось: Салазар Слизерин и Том Риддл совершенно точно состояли в кровном родстве.

Словно отвечая его мыслям, высокая фигура выступила из тени между колонн. Гарри развернулся к пришедшему.

— Миртл сказала, что я здесь? — сварливо поинтересовался он.

Приблизившийся Том изобразил на лице вежливое удивление.

— Миртл? О ком ты говоришь?

— А, — с мрачным удовлетворением подметил Гарри, — значит, всё же не все хогвартские привидения повинуются тебе, да? Я говорю о Миртл Уоррен, той самой Миртл — хотя ты, быть может, даже и не помнишь, как её звали. Девчонка, которую убил василиск. Она стала туалетным призраком. Забавно, правда?

— Ах, эта Миртл, — дёрнул щекой Том. — Она и при жизни была не более чем конечным продуктом пищеварения, так что я не удивлён. Нет, с нею мне ещё не довелось свести знакомства. Но это легко поправить. Что же до тебя — то о твоём присутствии здесь мне сообщили сигналящие чары. Хотя они и предназначались для иных, незваных гостей. Признаться, я полагал, что это место ты захочешь впервые посетить вдвоём, — он склонил голову набок и бросил на Гарри долгий изучающий взгляд.

— Что-то случилось, — уверенно заключил он и властно распорядился:

— Рассказывай.

И Гарри рассказал — вначале запинаясь через слово от стыда, но к концу своей повести он уже дрожал всем телом и задыхался от ярости.

— Я хочу их убить. На самом деле хочу. Знаю, что нельзя, но…

— Возьми себя в руки, — холодно перебил Том, чьё лицо по мере исповеди Гарри успело превратиться в неприятно знакомую пустую маску. — Малейшая небрежность с нашей стороны — и Министерство может закрыть школу.

— Я знаю! — взвился Гарри. — Я не дебил, хоть ты меня им и считаешь, просто!.. Том, — он резко сменил тон, постаравшись вызвать к жизни самую мягкую, самую просящую интонацию, хоть это и было нелегко при текущих обстоятельствах, — Том, пожалуйста, ты научишь меня пыточному проклятью?

— Да, — отвечал тот, но не успел Гарри обрадоваться, как его надежды были безжалостно растоптаны. — Но не сегодня. Во-первых, твою палочку могут проверить — и как ты в этом случае будешь объясняться? А во-вторых, у меня есть идея ничуть не хуже. Уверен, тебе понравится, — он мрачно, предвкушающе улыбнулся.

Том, каким бы наводящим ужас он порой ни казался, всё-таки оставался истинным старшим братом. Он почистил одежду Гарри — мимоходом попеняв, что пора бы выучить эти чары и самому. Он починил его очки. Вытащил одинокого заблудившегося слизняка из волос и подтянул узел галстука — чуть туже, чем привык носить сам Гарри.

— Сойдёт, пожалуй, — вынес он вердикт, критически изучив результат своих трудов. — Теперь ступай за мной.

И они двинулись к спрятанному позади статуи тоннелю, служившему выходом прямо в слизеринскую часть школьных подземелий. К сожалению, это был именно выход, а не вход — потайная дверь открывалась только изнутри. Она вела в одну из пустых комнат, которых в разных частях за́мка было даже слишком много. Гарри невольно задумался, с чем это могло бы быть связано — раньше в Хогвартсе преподавали больше предметов? Или было больше учеников? И то, и другое, возможно?

Но все эти мысли вымело из головы, как только Том принялся объяснять свою задумку. Он оказался абсолютно прав — Гарри понравилось.

* * *

Месторасположение всех факультетских гостиных считалось тайной, но действительно сохранить её сумел лишь змеиный факультет. Каждый знал, что проход в общую комнату барсуков находится где-то рядом с кухней, а вороны вообще пропускали к себе любого, кто оказывался в состоянии отгадать загадку стража-привратника — своеобразная дискриминация по интеллектуальному признаку. Что же до львов, то их логово и вовсе было секретом Полишинеля.

Поэтому устроить засаду поблизости от него оказалось совсем не сложно — особенно, когда на твоей стороне волшебник, умеющий накладывать чары скрытности настолько искусно, что они мало отличались от эффекта мантии-невидимки.

Благодаря им кудрявый второкурсник Кормак МакЛагген не подозревал ничего дурного до того самого момента, когда его настиг запущенный в спину ступефай. Бесчувственное тело поползло по полу, повинуясь некоей незримой силе, и вскоре скрылось за дверью, ведущей на один из многочисленных замковых балконов, что так удачно расположился на высоте седьмого этажа; разглядеть творящееся на нём сумел бы разве что наблюдатель, угнездившийся на Астрономической башне — но и тому здорово мешал бы скос крыши.

Капризная шотландская погода в последнюю неделю сентября не баловала теплом, а вдобавок шёл мелкий моросящий дождь — как будто облака, наскучив висеть в небе, потихоньку просеивались оттуда наземь, точно мука через сито. Ветер вовсю хозяйничал над шпилями, игриво проносясь между башенок и башен и насвистывая в зубцах и проёмах стен. Мутный, рассеянный розоватый свет садящегося за тучами солнца придавал всему вокруг какой-то тревожный, тягостный колорит. Но когда МакЛагген открыл глаза, то ничего из этого он не увидел. Всё, что предстало его взору — так это грубая, изъеденная временем поверхность каменных плит, устилавших балкон.

Злой, взъерошенный, недоумевающий и дезориентированный, он поднялся на ноги — и только тут заметил маленького угрюмого слизеринца в круглых очках. Это был не кто иной, как сам Гарри Поттер — фальшивый герой, подлый драчун, мерзкий змееуст и объект недавней удачной шутки. Кормак хватанул рукой вшитый в мантию карман, но волшебной палочки на её законном месте не нашёл.

— Привет, — сказал Поттер и обнажил зубы в какой-то отвратительной, на диво неестественной улыбке. — Я хочу пригласить тебя сыграть в одну чудесную игру.

МакЛагген собирался подскочить к змеиному выкормышу и как следует расписать его наглую рожу вручную, раз уж палочки его лишили — но тут его колени прилипли друг к другу, хотя Поттер и не произносил ничего похожего на проклятие склеивания. Инерция начатого размашистого движения заставила Кормака упасть на четвереньки.

— Она называется «авроры и пожиратели», — как ни в чём не бывало продолжал Поттер, спокойно, почти лениво извлекая из рукава палочку. Он улыбнулся ещё шире и объявил:

— Чур, я — пожиратель.