Смерть Альбéрта Рудольштадта. Одинокая светлая странница (гет)

Когда доктор ушёл отдавать приказания прислуге — в коридоре второго этажа вновь воцарилось тяжёлое молчание.

— Это будет самое тяжёлое испытание, из тех, что пришлось переживать мне… — внезапно среди тишины раздался долгий вздох, а затем и голос канониссы — как будто она долго сдерживала себя, но эти слова всё же прорвались сквозь.

Консуэло повернулась к Николе Порпоре, чья рука всё ещё лежала на её плече и проговорила:

— Учитель, прошу дайте мне встать…

— Но… для чего, родная моя? — он непонимающе и обеспокоенно посмотрел на свою бывшую воспитанницу.

— Мне нужно… нужно что-то сказать этой несчастной женщине…

— Но… ты ведь можешь и так…

— Нет.

И профессору пришлось отпустить Консуэло.

Она собрала все свои силы, поднялась, подошла к пожилой женщине, опустилась перед ней на колени, взяла обе её руки и, глядя в глаза, проговорила:

— Милая канонисса Венцеслава, но ведь вы же знаете, что я буду с вами…

— Да, дитя моё, вы наше единственное утешение…

Но, конечно же, наша героиня понимала, что ни её слова, ни её присутствие не смогут даже в самой малой степени смягчить горя канониссы, отца Альберта и их брата Фридриха от потери любимого племянника.

— Но встаньте же — зачем вы…

— Я стою в такой позе затем, чтобы вы видели запечатлённые в моих глазах искреннее сострадание и любовь к вам и затем, чтобы всё это смогло крепче и явственнее отпечататься и в вашем сердце.

— Но я и так знаю об этом, не забывая ни на мгновение. Встаньте же, прошу вас.

И Консуэло медленно, неловко, с трудом поднялась. Это было самым изнуряющим физическим усилием, совершённым ею за всё время с тех пор, как наша героиня ощутила первые проявления лихорадочного состояния в своём теле. В одно из мгновений бывший педагог Консуэло, граф Христиан и барон Фридрих испытал порыв помочь ей, однако, прежде чем они начали подниматься со своих мест — наша героиня встала на ноги и так же медленно проследовала туда, где сидел её бывший наставник и вновь опустилась рядом с ним.

Не успел Порпора вновь обнять свою бывшую подопечную — как на лестнице послышались всё такие же неспешные — и даже слегка нетвёрдые — здесь он даже переусердствовал в демонстрации чувства разделения общего горя, что под конец отметил про себя — шаги врача, а вскоре появился и он сам.

— Я отдал все распоряжения. Вскоре придут слуги и сообщат о том, что всё готово.

Венцеслава зарыдала во второй раз за этот вечер, как помнит читатель, уже перешедший в ночь, и бросилась в объятия Христиана, который крепко прижал сестру к своей груди.

Из глаз Консуэло пролилась всего лишь одна слеза, но лицо её — кроме век, что дали этому прозрачному ручью скатиться вниз по вновь побледневшей щеке — не дрогнуло. В продолжение этого она, словно каменная статуя, смотрела в глаза доктора Сюпервиля. Конечно же, наша героиня не желала произвести на доктора никакого эффекта, но врач по известным только ему причинам не мог долго выдерживать этот печальный, обречённый, но такой чистый и честный, взгляд и вновь, не забывая, впрочем, изображать в своих чертах великую скорбь, скрывая неловкость, отошёл к дальней стене коридора и принялся неспешно прохаживаться из одного угла в другой.

Когда Консуэло, видя, как врач проходит мимо неё, наконец очнулась от подобия лёгкого транса и вновь обернулась в сторону своего бывшего — Порпора также теснее обнял свою бывшую ученицу, и она вновь безотчётно положила голову на его плечо.

Барон Фридрих опустил локти на колени, сгорбился и закрыл лицо руками.