Думай, Гарри, думай! (джен)

Первого сентября, тепло распрощавшись на магловском вокзале с родителями Дина, Гарри Дурсли и Дин Томас проскочили на волшебную платформу 9 и ¾. Не успели они сделать и десяти шагов, как увидели Шеймуса Финнигана, который радостно замахал им руками. Все трое мальчишек поднялись в поезд и пошли по вагонам в поисках свободных мест. Пока Дин взахлёб рассказывал Шеймусу, как классно провёл каникулы, Гарри, чьё участие в разговоре ограничивалось кивками и смехом, заглядывал поочерёдно во все купе. Увидев одиноко сидящую девушку, он уже хотел было закрыть дверь и идти дальше, но что-то в этой девушке, которая уже переоделась в школьную мантию и сидела глядя в окно, внезапно показалось ему знакомым. Когда же она резко обернулась, явно рассердившись, что её побеспокоили, и уставилась на него круглыми тёмно-карими глазами, Гарри замер, словно оглушённый заклятием.

Это была Гермиона.

Она не успела ничего сказать: приятели дёрнули Гарри сзади за куртку, и он вылетел в коридор. Дверь захлопнулась.

— Ты чего, Гарри? — спросил Дин. — Чего ты уставился на эту девчонку?

— Влюбился, что ли? — хмыкнул Шеймус и подмигнул.

— Ничего подобного, — буркнул Гарри. — Просто это Гермиона Грэнджер.

— И что? Кто она такая? Дочь царицы Савской? — усмехнулся Финниган.

— Ну, кем бы она ни была, — рассудительно сказал Томас, — решайте: или мы едем с ней, или пошли дальше.

Шеймус опять усмехнулся, рванул дверь и втолкнул в купе Гарри со словами:

— Не помешаем, мисс?

Девушка пожала плечами, но ничего не ответила и опять отвернулась к окну. Дурсли от толчка пролетел всё купе и плюхнулся на сиденье у окна, напротив неё. Дин и Шеймус уложили сундуки и сели у двери, продолжив делиться впечатлениями о каникулах. Финниган рассказывал о финале чемпионата мира по квиддичу, Томас вторил ему рассказами о футболе. Дурсли всё с тем же обалделым видом смотрел на девушку, которая, казалось, его совсем не узнавала.

…Он уже настолько обжился в «новом» мире, что перестал удивляться отличиям от его «прежнего» мира, привыкнув и приспособившись к ним. Но сейчас, неожиданно увидев Гермиону, Гарри понял, что ждал от неё такой реакции, которая была свойственна Гермионе из его мира, его подруге. И велико же было его разочарование, когда эта Гермиона на него никак не реагировала. То есть, вообще никак. Словно он — пустое место. Гарри с большим трудом осознал, почему эта Гермиона не кидается с радостным визгом ему на шею. Правильно: с чего ей было узнать кого бы то ни было, если её три года не было в Хогвартсе!

Парень вздохнул. «Признайся, Гарри, — подумал он, — ты ужасно соскучился по своим друзьям! По идиоту Рону, по задаваке Гермионе… Мерлинова борода, да я скучаю даже по мерзавцу Малфою и стервозному Снейпу! Тут всё так… пресно…» Он опять вздохнул.

Гермиона, которая была и похожа, и не похожа на ту, которую помнил Гарри, смерила его недоверчивым взглядом и сказала:

— Ну, и долго глазеть на меня будешь? Ослепнешь. И очки не спасут.

Её тёмно-каштановые густые кудри были теперь гораздо короче, но не только причёска у девушки изменилась: зубы теперь были ровными и красивыми. Неестественно ровными и красивыми. А ещё она заметно заикалась. Гарри сообразил, что всё это — последствия страшной травмы.

— Привет, — выдавил он из себя. — Я — Гарри. Ты меня не помнишь, но я рад тебя видеть.

— Ну, привет, Гарри. Я тебя действительно не помню, а потому — с чего бы тебе радоваться? А, поняла, ты — здешний дурачок. Шут хогвартский. Да?

Гарри надулся, сжал губы и отвернулся, уставившись в окно.

Дин и Шеймус продолжали болтать, не обращая ни на кого внимания, Гермиона смотрела в окно. Гарри задремал. Стук колёс мерно раздавался в его голове: «Тук-тук… тук-тук…» Но внезапно стук стал словом: «Тур-нир… тур-нир…» Гарри мгновенно проснулся. Мерлиновы кальсоны, да как он мог забыть?! Турнир Трёх волшебников! Лже-Хмури, преподаватель Защиты от Тёмных сил! Подстроенное участие в турнире Мальчика-который-выжил! Его подстроенная победа! А дальше — Кубок-телепортер. Кладбище. Гарри зажмурился и помотал головой. «Чёрт-чёрт-чёрт, надо что-то сделать! — лихорадочно соображал он. — Пресно тебе, Мальчик-который-попал-так-попал?! Тогда думай, Гарри, думай, что ты можешь сделать. А может быть…»

Тут в его голове блеснула такая мысль, что он вскочил как ужаленный. Треснувшись макушкой о верхнюю полку, он кратко ругнулся непечатным словечком, которое чаще всего слышал от кузена Дадли, и упал на место. Трое волшебников воззрились на него. Только Дин, похоже, знал, что именно сказал Гарри, потому что он ухмыльнулся. Остальные двое догадались по интонации. Дурсли покраснел и пробормотал: «Извините». Гермиона возмущённо поджала губы и опять уставилась в окно, мальчишки стали о чём-то очень тихо шептаться, хитро поглядывая на Гарри. А он потирал ушибленную голову и думал дальше:

«А что, если я попал сюда, в этот мир, и стал «просто Гарри» только для того, чтобы исправить всё это? И если я спасу Невилла от участия в Турнире, то вернусь обратно, в свой мир? Но я же не собираюсь возвращаться! У меня тут всё хорошо, за исключением фамилии. У меня есть всё, что мне необходимо. Вот мои друзья, Шеймус и Дин, у меня есть квиддич и хорошая метла. Скучновато, правда, но развлечения можно найти и без риска для жизни. Да и Мальчик-который-выжил здесь такой, что не больно-то хочется ему помогать. Ну, Мерлин с ним, с Лонгботтомом, но вот не дать возродиться тутошнему Воландеморту, поломать его планы — это, пожалуй, интересно. Главное, чтобы никто не понял, что это я вмешался».

…Как только поезд остановился на станции Хогсмид, Гермиона резко поднялась с места. Она заносчиво вскинула подбородок и, не обращая ни на кого внимания, вышла из купе. Гарри так и сидел в задумчивости, глядя в одну точку. А Дин с Шеймусом расхохотались девчонке вслед. Она громко хлопнула дверью, и Дурсли вздрогнул, возвращаясь в реальный мир.

— Чего ржём? — осведомился он у приятелей.

— Да эта, королева твоя…

— Во-первых, никакая она не королева. А во-вторых, с чего она вдруг моя?

— Ну, ты же глазел на неё, словно единорога увидел, — они опять рассмеялись.

— Уж вы скажете: единорога… — но Гарри слегка покраснел. — Так чего в ней смешного-то?

— Ну, как чего? Нос задирает, а сама — заика, да ещё и хромая!

Тут он резко вскочил и сжал кулаки. Парни удивлённо уставились на него.

— Эй, Гарри, ты чего? — пробормотал Шеймус.

— Не смейте про неё говорить ничего плохого! — тихо, но как мог грозно сказал Дурсли. — И смеяться над ней не смейте!

— Да ладно тебе, старик, — примирительно сказал Дин, — что особенного в этой девчонке? Она, что, тебе вправду нра…?

— Нравится она мне, или нет, это ни при чём. Вы не знаете, что с ней случилось? Даже я знаю!

Они переглянулись и помотали головами.

— Это же на неё тролль напал! В Хеллоуин, ещё на первом курсе. Чудо, что она вообще живая, а вы: хромает! заикается! Посмотрел бы я на тебя, Шеймус, если бы тебя тролль дубиной отметелил.

— А ты, что, дружил с ней?

— Ну, можно и так сказать, — мотнул головой Гарри.

— Ну, ладно, старик, не будем мы больше смеяться над ней, — подвёл черту Томас. — Пошли уже, пора ехать в школу.

Оказавшись на перроне Хогсмида, все ученики сразу же начинали ёжиться: шёл противный, нудный, по-настоящему осенний дождь, который даже не дождь, а липкая изморось. Хагрид, с непривычно озабоченным выражением на видимых частях лица, собирал вокруг себя будущих первокурсников и выдавал каждым четверым по огромному зонтику. Наконец, цепочка зонтов двинулась к озеру, а старшие курсы поспешили к стоянке дилижансов. Пока все ехали до надёжного укрытия под сводами замка, дождь стал настоящей бурей, с громом, молниями и свирепым ветром.

Каким же тёплым и уютным показался ученикам Большой Зал после такой непогоды!

Усевшись за гриффиндорский стол между Шеймусом и Дином, Гарри Дурсли принялся искать взглядом Гермиону. Наконец, он обнаружил её возле Парвати и Лаванды, которые с сочувственными лицами разговаривали с ней. Он немного успокоился, увидев, что она не в одиночестве. Профессор МакГонаголл тем временем торжественно вынесла высокий табурет и возложила на него Распределяющую Шляпу. Новички, отчаянно волнуясь, выстроились в линию, а затем по одному стали подходить и надевать Шляпу.

Всё шло как обычно. После Распределения с приветственной речью встал ректор Дамблдор. В том числе, он представил нового преподавателя Защиты от Тёмных сил, профессора Аластора Хмури. Ученики зашептались, впечатлённые его устрашающей наружностью. Гарри впился взглядом в грузного седовласого волшебника с деревянной ногой и с разными глазами. Ему показалось, что подменённый Хмури ведёт себя не очень-то похоже на настоящего. Но потом он сообразил: это только потому, что он знает правду. На самом деле, Дамблдор, который хорошо знал настоящего Хмури, наверняка заметил бы, если что-то в нём было не так. Дурсли вздохнул. И тут прозвучали слова ректора о предстоящем проведении в Хогвартсе Турнира Трёх Волшебников. Сначала в зале наступила изумлённая тишина, а потом все ученики разразились ликующими криками.

Начался пир, столы мгновенно оказались уставлены, как всегда, вкуснейшими блюдами и напитками. Но почти все ученики, особенно старшекурсники, не столько ели, сколько разговаривали о предстоящем турнире. Гарри же предпочёл спрятать взгляд в тарелку, потому что его так и тянуло смотреть то на Хмури, то на Гермиону.

После ужина сытые, сонные и благодушные ученики побрели в расположения своих факультетов. Гарри тоже почти спал и не обращал более ни на кого внимания, его ноги словно шли сами по себе.

Утром перед уроками Гарри Дурсли отправился к мадам Помфри за своими школьными принадлежностями на этот год, а когда пришёл в класс Трансфигурации, увидел, что за его партой, где он в прошлом году сидел один, уже сидит Гермиона. Гарри взлохматил волосы в замешательстве. Девушка посмотрела на него смущённо.

— Это твоя парта? — спросила она. — Мне больше некуда было сесть.

— Да ладно, — сказал Гарри, а что, собственно, он мог сказать ещё.

Он сел рядом. Это был бы неплохой шанс поговорить, после неудачной попытки познакомиться в поезде, но на уроке МакГонаголл не слишком-то поболтаешь. Декан Гриффиндора вошла в класс и начала урок.

В ходе этого урока, да и всех последующих, Гарри убедился, что даже если здешняя Гермиона и пострадала от тролля и выглядела немного иначе, чем та, с которой он дружил, то её отличная память и начитанность оставались такими же, ничуть не меньше. А вот поведение претерпело гораздо более сильные изменения. Эта Гермиона не стремилась каждый раз выставлять себя, — то есть, свои знания, — напоказ, и вообще старалась, чтобы на неё поменьше обращали внимание, как ученики, так и учителя. Если с ней кто-то заговаривал, кроме Парвати и Лаванды, она краснела и начинала сильнее заикаться. Но Гарри отметил про себя, что на магические формулы это не распространялось.

Вне уроков Гарри больше не стал навязывать своё общество Гермионе, на обеде и на ужине он был вместе с Дином и Шеймусом. Ну, а вечером, после уроков, в гостиной его всё-таки «отловил» Лонгботтом.

— Дурсли, ты почему меня игнорируешь?

— Я не игнорирую, я просто… — Гарри замялся, не зная, что сказать.

— Вот и хорошо, пошли за наш стол, уроки делать!

Лонгботтом явно не привык слышать слово «нет», поэтому направился к столу, где уже сидел Уизли с учебниками, не сомневаясь, что Гарри идёт за ним. Дурсли было в принципе всё равно, с кем делать уроки, поэтому он действительно пошёл за Невиллом. Между прочим, Гермиона, Лаванда и Парвати расположились за столом по соседству.

Рональд приготовил перо и пергамент и молча взирал на Невилла, ожидая, когда тот начнёт диктовать. Гарри принялся листать учебник. Он как-то незаметно для себя привык делать уроки сам, поэтому не ждал подсказок. Он нашёл нужную главу и стал писать. Речь шла об основном законе Трансфигурации, о законе Фабиана Гампа. Переписав формулировку закона из учебника, Гарри перешёл к исключениям. Тем временем Невилл растолковывал Рональду эти самые исключения. Гарри прислушался.

— Четвёртое исключение: «Нельзя трансфигурировать деньги, золото, другие драгоценные металлы и драгоценные камни». Записал?

— Записал. Хм, почему деньги выделены отдельно, Невилл? — пробурчал Уизли. — Они же из драгоценных металлов.

— Потому, что так написано в законе, — снисходительно отозвался Лонгботтом, водя пером по своему пергаменту. — Формулировка Гампа.

— Это же ясно! — внезапно раздался насмешливый девичий голос.

Гарри даже поворачиваться не надо было, чтобы узнать, кто это сказал. Сколько раз в своей прежней жизни он слышал этот голос в подобной ситуации! Гермиону хлебом не корми, дай только объяснить кому-нибудь что-нибудь. Причём, не просто объяснить, а именно в такой поучающей манере. Да уж, Гермиона такая Гермиона! Некоторые вещи остаются неизменными даже в других мирах. И он ухмыльнулся, низко наклоняясь над своим сочинением.

— И что же нам должно быть ясно, мисс?

Конечно, Лонгботтом, который три года считался самым умным на курсе, не мог смолчать. Он с вызовом воззрился сверху вниз на Грэнджер. Она, хоть и начала краснеть и сильнее заикаться, ответила тем же поучающим тоном:

— То, что кнаты, хоть они и бронзовые, то есть, не из драгоценного металла, трансфигурировать всё равно нельзя. И магловские деньги, которые, например, из бумаги, тоже.

Гарри сначала позабавило, что Гермиона осмелилась поучать Невилла, Самого Мальчика-который-выжил, но тут же он вспомнил, как тот обошёлся с Дурсли за дружбу с Малфоем. Он подумал, что Гермиона ступила на очень тонкий лёд… Он, насторожившись, переводил взгляд с Лонгботтома на Грэнджер и обратно.