Я не люблю (гет)

Ищи меня, если знаешь: что-то не так

ищи меня

я твоя пустота

Лица, словно нарисованные блеклыми красками на квадратном куске серого картона с грязными вкраплениями, с подлой бесконечностью мелькают перед ним.

Они все что-то хотят, эти лица. Все. Постоянно. От него.

Драко со злостью смотрит на каждого, кто приближается к нему ближе, чем на метр, каждого, кто хочет нарушить его личное пространство, каждого, кто стремится нагло влезть в его жизнь.

«Убирайтесь!» — мысленно кричит он, не в силах пошевелить губами и сжимая их еще крепче — в тонкую, становящуюся бескровной, нить. Ему хватило всего одного такого раза. Больше он не подпустит к себе кого-то. Нет, не так. Больше он не подпустит к себе никого.

Драко кажется, что барьер, который он выстраивает между собой и внешним миром — настолько плотный и четкий, что его можно увидеть, можно потрогать руками. Так какого же черта его никто не замечает? Зачем они пытаются нарушить эту границу?

Зачем постоянно подходят сзади, кладут руку на плечо, говорят что-то своими успокаивающими голосами, зовут куда-то?

Зачем? Неужели они не понимаю того, что происходит у него внутри?

А внутри — пустота.

Какая-то до невозможности острая, осязаемая, затягивающая.

Ему хочется заполнить этот бесполезный вакуум в его голове, в его груди — хоть чем-нибудь. Работой, книгами, алкоголем. Но информация, написанная на скрипучих листах, и холодные горчащие губы капли проваливаются, словно в никуда.

В пустоту.

Вакуум поглощает все, съедает, словно огонь кипу ненужных газет с их тонкими парусиновыми листами.

От виски уже першит в горле и трудно глотать, а буквы водят вокруг него хороводы, держа друг друга за маленькие ручки-палочки черного цвета. Драко пьет зелье сна без сновидений, потому что тишина рождает воспоминания.

Воспоминания — это его маленькие персональные убийцы, каждый раз придумывающие новую, извращенную форму пытки.

«Драко», — шелестит в его голове тихий девичий голос, теплом окутывая шелковые складки мыслей.

— Ты не нужна мне, поганая грязнокровка, — сквозь зубы отвечает он голосу. — Ты слышишь? Не нужна!

«Мне кажется, я люблю тебя», — продолжает грустный шепот.

— А я тебя нет! — уже кричит он куда-то в пустоту.

Зелье сна без сновидений не действует.

* * *

— Когда ты представишь публике свою невесту? — спрашивает отец.

Его голос эхом отражается от холодных стен поместья, разбиваясь на крупинки. В голове Драко появляется много разных голосов, кричащих свой вопрос на разные тона — каждый голос на свой лад. Драко пожимает плечами, обещая себе, что больше он тут не появится.

Точно не появится.

— Ты же понимаешь, что тебе уже пора жениться? — продолжает Люциус.

Голоса в голове перестукиваются, перезваниваются холодными шариками из плиссированного стекла, которое пытается делать вид, что оно — настоящий хрусталь. Драко видел такие на чьей-то безвкусной люстре. Их лед замораживает голову изнутри, не оставляя ни одной живой мысли.

Пустота.

Вакуум.

Драко чувствует себя каким-то аморфным, лишенным жизни существом, которое показывают публике за деньги.

— Да, отец, — отвечает он.

Весь вид Драко говорит об обратном.

— Я надеюсь, ты не думаешь об этой девчонке?

Драко сжимает руки, которые прячет под деревянной полоской столешницей, в кулаки и качает головой. Отец насмешливо хмыкает. В голове раздается тысяча многоголосых хмыканий, уверенно заявляющих, что Драко пытается их обмануть. Что они не верят ему.

И не поверят еще долго.

— И ты, конечно же, не пытаешься её искать?

Драко закрывает глаза и медленно втягивает воздух носом, давя в себе желание потрясти головой и выгнать непрошенных гостей. Голоса давят своей тяжестью на виски изнутри.

— Она сама сделала свой выбор, — заявляет Люциус напоследок.

Драко шагает в зеленое пламя. На секунду ему кажется, что голоса где-то растеряли всю свою показательную уверенность.

* * *

И он все стоит на этой призрачной пристани, опираясь на деревянные столбики, изъеденные маленькими черными жучками и рассохшиеся от постоянно палящего солнца, на которое глазам больно смотреть. Смотрит — с надеждой — куда-то вдаль, поднимаясь на носочки и силясь заглянуть еще глубже за туманный горизонт, за нечеткую размытую линию. Он смотрит — но ничего не происходит.

Ничего. Вообще ничего.

Он и сейчас все так же ждет гребаные белоснежные корабли, которым следует вынырнуть откуда-то из-за этого чертова горизонта; он и сейчас уходит отсюда ни с чем. Только вот мысленно вернуться сюда становится тяжелее с каждым разом.

Ветер жалуется и плачет, завывает в ушах, словно пытаясь рассказать ему об абсурдности происходящего, солнце безбожно палит — от его жара можно задохнуться. Где-то в глубине грудной клетки неприятно колет тупой нож, погруженный в нее по самую рукоятку и проворачивающийся по окружности, превращая внутренности в кровавую кашу. Драко знает, что это только кажется, но все равно проверяет свою рубашку — боится темно-красного пятна, расползающегося на груди.

Глубоким алым расцветает закат — яркость солнца в нем, как стигмат на теле святого. Гладь воды нетронутая, ровная, без единой складки, как шелковая простынь цвета неба, растянутая на кровати. Драко хоронит здесь свою очередную надежду, которую не так-то просто выбросить из головы.

Только так, Драко. Только так.

Вся эта пристань — словно кладбище его никчемных надежд, каждый раз появляющихся из ниоткуда и заставляющих писать очередное письмо и расспрашивать малоприятных знакомых. Пусть сейчас это происходит реже, но от назойливых мыслей никак не получается избавиться.

Драко открывает глаза. За окном темнота апрельского неба, расшитая блестящими желтоватыми бусинами звездных узоров. Он знает, что малоприятные знакомые опять пожмут плечами и разведут руки в стороны, а сова принесет письмо назад. В её уханье Драко услышит сожаление.

«Какого хуя? — думает он, вытаскивая зубами пробку. — Какого хуя ты забрал её у меня?»

Драко сжимает стакан из тонкого стекла сильнее, чем нужно и его осколки острыми гранями рвут кожу фарфоровой ладони. Кровь быстрыми струйками бежит из ранок, смешиваясь с вином. На ковре расцветают созвездия красных капель — прямо копия звездного неба за окном.

Он хрипло смеется.

Он даже не чувствует боли.