Безбрежный (гет)

На следующий день отец не дал Моане ускользнуть из дома. Крепко обняв дочь, Туи велел ей надеть бело-красные обрядовые одежды и украшения и прийти к ритуальной хижине. Именно туда Куда, отправившийся с утра на охоту, должен был принести свою добычу — второй из традиционных даров будущей жене.

Раздосадованной Моане не оставалось ничего иного, кроме как исполнить родительское требование. Так вот о чем вчера говорил Куда — хотел удостовериться, что она исполнит свою часть ритуала! Одеваясь, Моана фыркнула: ее жених слишком уж много говорил и слишком мало понимал… в отличие от того, кто, оставаясь молчаливым, видел ее насквозь.

Она тряхнула головой и, желая поскорее покончить с формальностями, пошла встречать Куду с охоты. Моана беспрестанно повторяла себе, что пройдет еще какое-то время, прежде чем над ними совершат брачный ритуал, что все происходящее неизбежно, однако внутри нее уже скручивался тугой жгучий комок и все восставало против этого принуждения.

Когда Куда появился в селенье, неся на плечах дикого вепря, мужчины Мотунуи приветствовали его одобрительными кличами, следуя за ним к ритуальной хижине; в день свадьбы все они сойдутся в танце, прославляющем супругов, желающем им долгих дней и плодовитости. Пока же племя лишь торжественно наблюдало, как Куда кладет добычу у ног Моаны.

До этого момента можно было убегать, препираться, сколь угодно не замечать очевидного — но не теперь, когда на нее смотрели десятки пар глаз, ее народ, ожидающий ответа. Зная ее свободолюбивый нрав, Мотунуи всерьез переживали за исход дела, и переживание это было написано на их лицах. Оглядев их, Моана посмотрела на Куду — тот стоял перед ней, напряженно сведя брови, все еще покрытый кровью жертвы, грязью и потом, но почти не запыхавшийся после переноски тяжелой туши, и ждал ее слова.

В голове звучали слова отца о долге вождя перед племенем, о том, что в ней хотят видеть пример и надежную опору; и вот они все устремили на нее вопросительные взгляды, и, хотя прошло всего несколько мгновений, ей казалось, что она медлила целую вечность…

Сглотнув, Моана сделала небольшой кивок — на большее ее бы сейчас просто не хватило. Но Мотунуи и не ждали большего; племя разразилось ликующими криками, а Куда, судя по виду, только каким-то чудом сдержал облегченный выдох. Наверное, он правда сильно нервничал.

Умчаться прочь прямо сейчас было бы неприлично, и Моана, не зная, куда ей деться среди всех этих торжествующих улыбок и веселья, глянула вниз, на возложенную у ее ног дичь. Вепрь ощетинился, обнажил клыки в предсмертном оскале, его остекленевшие глаза все еще сохранили выражение ярости и стремления биться до последней капли крови. Этим вечером его зажарят и съедят всем племенем, восхваляя охотничьи способности Куды.

Выждав еще немного, Моана, как была, в обрядовой одежде, ушла в сторону дальних скал.

* * *

Когда она спустилась на маленький пляж, Океан не появился среди волн, а она и не стала его звать. Просто села на песок, обхватив руками согнутые колени и уставившись перед собой. Сколько она просидела так, слушая плеск воды у берега? Морю была неведома ее печаль, его волны всегда продолжали свой размеренный бег вне зависимости от людских бед, маленьких ли, больших — и так будет всегда.

Опомнившись, Моана потянулась снять украшение из бело-красных бусин, которое успело изрядно натереть ей шею; наклонив голову, она пропустила момент, когда над водой показалась бледная высокая фигура.

Океан вышел к берегу с улыбкой, однако, увидев тоску в глазах Моаны, обеспокоенно нахмурился. Приблизившись, насколько это было возможно, он протянул к ней руку, всем своим видом умоляя подойти к нему.

Моана встала, давая возможность рассмотреть свой наряд. Пытливо всмотревшись в его прекрасное лицо, она сказала горько:

— Хотела бы я знать, почему ты пришел ко мне именно в таком виде, но ты этого никогда не объяснишь, да? Ты нем — как рыба.

Океан продолжал стоять с вытянутой рукой, бесхитростно, открыто.

— Я думала… — она запнулась. — Думала, когда ты вернешься, все встанет на свои места, но стало только хуже. Все потому что ты… похож на человека, и все же совершенно другой.

Преодолев в несколько шагов разделяющее их расстояние, Моана наконец взяла его широкую ладонь и, посмотрев снизу вверх, продолжила:

— Отец хочет выдать меня замуж. Ты понимаешь, что это значит? Мы не можем больше видеться, потому что ты… такой.

По его склоненной набок голове она увидела, что он не понимает. Усмехнулась — морю чужды такие условности.

— Сегодня Куда ходил на охоту и принес мне добычу — у нас так принято. Мотунуи связаны с водой, но охотиться жених ходит в лес. Конечно, ты ничего об этом не знаешь, ты же никогда не видел леса…

Искра осознания вспыхнула в глазах Океана, и тут же губы его сжались, а тонкие ноздри раздулись гневно, даже свирепо. Ревность исказила неземные черты, и Моана успела испугаться при виде этого нового жесткого выражения, как вдруг Океан, резко притянув девушку ближе к себе, положил ее ладонь на свою грудь.

С суеверной дрожью обнаружила она, что внутри у Океана бьется живое сердце. Та же мощная пульсация, которая чувствовалась от сердца Те Фити, сейчас отдавалось в руку Моаны.

Собственное сердце сбилось на мгновение с ритма, а потом против воли подстроилось под это сильное размеренное биение. Задохнувшись, Моана разом ощутила все вокруг себя ярко и полно, как никогда прежде: гладкость кожи под своей ладонью, ласку волн, облизывающих приливом ее ноги; но самым пьянящим — и пугающим — открытием была близость к Океану, синева, которая медленно приближалась к ее лицу, затопляя собой все вокруг…

Лишь каким-то чудом она смогла отпрянуть назад; щеки ее горели. Каждый шаг давался с неимоверным усилием, но Моана все же, пошатываясь, отошла от кромки берега. Отошел и Океан — бросив на нее последний взгляд, он отвернулся и нырнул в воду.

Колыхнувшийся воздух огладил щеку Моану, растрепал волосы; на море поднимался ветер.

Сердце морского бога еще билось в самых кончиках ее дрожащих пальцев, и, сжав ими снятое с шеи украшение, девушка направилась обратно к скалам. Перелазила она через них медленно, давая себе время восстановить дыхание — и охватить умом произошедшее, принять это неожиданное знание о том, кого оно всегда считала другом и наставником, но никак не…

Тогда почему же она испытала такой укол сожаления, когда он ушел?

Едва преграда, отделявшая ее от привычного мира, осталась позади, Моана услышала крики, доносящиеся со стороны селения. Это не было похоже на праздничные возгласы, поэтому она бросилась туда со всех ног — что могло случиться, пока она отсутствовала?!

Встреченные соплеменники были настолько ошеломлены, что не могли ничего толком объяснить, лишь указывали в направлении другого пляжа, скрытого за широкой, поросшей редким лесом косой.

Продравшись через растительность, Моана выскочила на пляж. На длинную песчаную полосу, выходящей к открытому морю, обрушивались серые пенные волны, небо над ними стремительно темнело, как перед наступающей бурей — но не это заставило всех Мотунуи застыть пораженно.

Их было не меньше десятка — выброшенных на берег зверей, блестящих чернильно-черной шкурой. Кто-то по незнанию мог бы принять их за крупных дельфинов, но то были опасные хищники, нередко нападавшие на оказавшегося в открытом море человека.

И теперь они лежали на песке, развалившись на нем, приоткрыв полные острых зубов рты; некоторые еще были живы, и из дыхательных отверстий на головах вырывались шумные булькающие звуки, а вместе с ними сочилась красная пена.

— Моана! — девушка вздрогнула, когда сзади к ней подошел отец. — Не бойся, это не какой-то недобрый знак. Такое уже случалось раньше. Мы скоро уберем их, тебе не о чем беспокоиться.

— Что произошло? — спросила она слабым голосом. Туи пожал плечами:

— Битва за охотничьи угодья, возможно. Кто знает наверняка?

Он пошел вперед, чтобы дать указания мужчинам — тела уже умерших животных следовало разрезать, и то, что не годилось в пищу, нужно было увезти подальше от острова. Такое количество крови, попав в море, могло привлечь в здешние воды еще более грозных хищников.

А Моана осталась стоять на месте, прижав руку ко рту. Она могла ответить отцу, кто знал наверняка о причинах этого странного явления. Вот только слова его натолкнули на мысль, от которой девушка похолодела и еще долго не могла пошевелиться.

Охота, да…

Перед ногами ее лежала добыча, принесенная в дар морским божеством. Жертва, как часть традиции, о которой Моана сама поведала ему.

* * *

Всю ночь ее мучили кошмары.

Во сне Моана плыла среди бескрайних морских вод, тщетно пытаясь найти сушу, а рядом с ней парили мертвые черные косатки. Кровь текла из их ран, окрашивая воду, и сквозь этот багрянец невозможно было различить направление. Внезапно тела животных начали расползаться, разваливаться на отдельные части, и из них появлялись цветы — всех мыслимых красок и оттенков, но лепестки их были гладкие и кожистые, а прожилки пульсировали, как вены. Зловещие цветы шевелились, подплывая все ближе и облепляя Моану со всех сторон.

На следующий день небо с самого утра было затянуто облаками. Дул сильный ветер, и вождь Туи велел всем подготовиться к надвигающейся непогоде, хотя до сезона дождей оставалось еще два полнолуния.

Пока в селенье спешно прятали провизию, Моана помогала перегонять большие лодки в дальнюю безопасную бухту, откуда их не вынесет сильным штормом. До прихода дождей Мотунуи планировали перебраться на другой остров, защищенный высокими горами, однако, раз на то была воля богов, они готовились встретить стихию на нынешнем месте.

Видя их тревогу, Моана и сама ощущала подступающий страх. Но чего же она так боялась? Неужели своего друга, которому в прошлом нередко доверяла собственную жизнь, который за все эти дни показывал ей только заботу и ласку? И который, несмотря на все различия, позволил простой смертной прикоснуться к своему сердцу — такому же живому, как и ее. Так ли уж немыслимо, чтобы Океан желал ее, в том простом человеческом смысле? Потому что Моана — и это вдруг стало ей ясно, как день, — желала его всем сердцем, любила его столько, сколько себя помнила.

Как только она прозрела, приняла это за непреложную истину, простую и в то же время такую невероятную, ноги сами понесли ее к месту их встречи.

Непогода будто бы оставалась не властна над маленьким пляжем; за скальной грядой уже вовсю свирепствовали волны, здесь же море по-прежнему мягко целовало песок. Океан не появился, тогда Моана вошла в воду, нырнула и поплыла.

На глубине было сумрачно и тихо, почти все морские обитатели попрятались из-за надвигающегося шторма. Моана двигалась вперед, всматриваясь в темную толщу, силясь разглядеть что-то либо вдалеке. Обычно бледные очертания Океана сразу бросались ей в глаза, но сейчас его нигде не было видно. Моана даже не знала, как позвать его тут, под водой, настолько привыкла, что он сам всегда ее находил.

Внезапно снизу ей померещилось некое движение; синева вод медленно наливалась подступающей с самого дна чернотой, и вот уже вокруг ничего нельзя было разглядеть, только ракушка на груди девушки продолжала белеть тусклым светом.

Подавив панику, Моана решила всплыть на поверхность и развернулась, сделав первый толчок ногами, но вдруг слабый поток коснулся ее голени. Девушка ощутила, что вокруг нее зарождается течение, словно она оказалась в центре водоворота, а в следующее мгновение забурлившая вода огладила ее тело, пройдясь по животу и бедрам.

Моана охнула против воли, отчего из ее рта вырвались пузырьки воздуха, и попыталась уплыть, однако течение сделалось сильнее, удерживая ее на месте — но в то же время будто бы лаская. Невидимые руки то касались ее шеи и скользили по груди, то гладили линию спины, спускаясь к бедрам. Когда поток воды настойчиво раздвинул ее ноги, устремляясь наверх по их внутренней стороне, Моана с силой сжала колени, развернулась рывком, чтобы пробиться сквозь бурлящий водоворот — и тут же взгляд ее уперся в пятно голубоватого света, миг спустя принявшего человеческие очертания.

Океан застыл напротив нее в водной невесомости, его кожа мерцала среди окружающей темноты, как полная луна на ночном небе. Длинные волосы реяли вокруг, разделившись на отдельные пряди — и шевелясь, подобно морским змеям или щупальцам. Они устремились к Моане, и она испугалась было, что они схватят ее, обхватив за руки и ноги — но волосы лишь подтолкнули ее ближе к Океану.

Беря лицо Моаны в свои прохладные ладони, он улыбался, почти как прежде, однако источающие синий свет глаза его казались холодными. Океан склонился к ней, и в голове Моаны зашелестели собственные слова, произнесенные на закате несколько дней назад.

«Выбери меня снова».

Всего несколько слов — и ответ Океана на ее вопрос вдруг возник из ниоткуда в сознании, словно был там всегда.

Моана стала его избранницей, и он не желал делиться ею с людьми. Ей предстояло уйти вместе с ним в тот чудесный мир, который он показал ей — уйти добровольно и с радостью, ведь его человеческого облика будет достаточно, чтобы унять тоску по старому и привычному, по родному племени.

Водоворот окружил их, разрастаясь ввысь и вширь до подводной бури, когда Океан мягко надавил губами на ее губы — так, как это делают люди и никогда не делают боги. Он был готов побыть для нее человеком, дать ей то, что может дать лишь человек — а с полнотой божественной сущности ей еще предстоит столкнуться.

Отголосок этих его эмоций, захлестывающих, перебивающих друг друга, успел коснуться Моаны — а потом что-то подхватило ее, дернуло из его рук, стремительно увлекая наверх. Искаженное яростью лицо Океана потерялось в темноте, все вокруг закрутилось водяным вихрем, бледнеющим с каждым мигом до светлой голубизны, и Моану вынесло на поверхность. Тут же обдало холодом — над бешено ревущими волнами проносился ураганный ветер, две стихии ударяли друг в друга со всей своей свирепой силой.

Только оказавшись над водой, Моана сумела посмотреть вверх — чтобы увидеть исполинскую птицу, бережно сжавшую ее в своих когтистых лапах. Это был Мауи! Это он вырвал ее из темной пучины и теперь нес на берег острова!

А позади них вскипало море, поднимаясь огромным пенным валом. Едва опустив Моану на песок, птица бросилась обратно и, сложив крылья, на огромной скорости влетела в бурлящие воды. С неба ударили молнии, хлынули потоки дождя — все смешалось, вода и воздух, свинцовые облака и морское дно, сталкиваясь в безумной схватке, которой не было видно конца.

Моане оставалось метаться на берегу под ливнем, пытаясь разглядеть хоть что-то и предугадать исход этой внезапной битвы. Изредка через ураганный рев до нее доносились воинственные кличи Мауи, которому отвечал холодящий душу клекот. Ей показалось, что очередная ярчайшая вспышка молнии высветила сквозь толщу восставших волн два силуэта, но свет погас, и мир вокруг снова погрузился во мрак.

Все закончилось так же внезапно, как началось; воды рухнули вниз, отступая, грозовые чернильные тучи рассеивались на глазах, оставляя над головой усталое серое небо. По нему, взмахивая крыльями, к Моане летел Мауи-полубог.

Коснувшись земли, он обернулся собой, могучим, покрытым татуировками с ног до головы — и небывало сердитым. Однако, увидев, как дрожит Моана, он смягчился и раскрыл руки для объятий.

Только оказавшись в них, девушка дала волю своим чувствам. Горячие слезы брызнули из глаз; Моана, задыхаясь и всхлипывая, с трудом выговорила:

— Это ведь не был он? Океан бы никогда не стал забирать меня у людей, ставить перед таким выбором…

Мауи помедлил, подбирая слова.

— Это Океан, — отозвался он наконец. — И в то же время нет. Это его темнейшее воплощение. Тот, кто налетает штормом на лодки, разбивая их, утягивает людей течением на самое дно. Тот, кто создал Таматоа и других чудовищ. Да, Океан… может быть прекрасен — и жесток. Все это равные стороны его природы. Ты должна была это знать, — добавил Мауи с мягким укором.

— Но он мог быть и другим…

— Не в человеческом виде. В нем он подвластен алчности, и ревности, и жестокости. Или откуда, по-твоему, вы, люди, унаследовали все эти черты?

Отстранившись от него, Моана повернулась к морю. Сквозь облака пробивались оранжевые лучи закатного солнца, и волны под ними плескались мирно, будто и не существовало ничего, что могло бы потревожить их покой.

— Я буду рядом с тобой… какое-то время, — сказал Мауи за ее спиной. — Не выходи без меня в отрытое море.

— Не выйду, — эхом отозвалась Моана.

«Какое-то время». Должно быть, человеческая жизнь казалась полубогу кратким мигом, и он мог позволить себе провести этот миг рядом с ней.

А она… стоя на твердой земле, на острове ее племени, которое ей предстояло повести за собой, Моана смотрела на солнце, оплакивая свою потерю.

Она узнала своего бога, и знание это было настолько тяжело, что тянуло вернуться обратно — на глубину.