Дорога домой (джен)

Через несколько недель после Совета, когда стали возвращаться разведчики, Фарамир ближе познакомился не только с сыновьями владыки Элронда, но и с Арагорном. Тот собирался присоединиться к Братству, но, как и сам Фарамир, свернуть к Минас Тириту в конце пути.

— Неужели один Сломанный Меч может изменить исход войны? — скептически встретил Фарамир это намерение, но без злобы — скорее, с любопытством, в попытке вытащить из собеседника новую информацию; так часто делал Боромир, пытаясь оградить младшего брата от опасных шалостей, и эта привычка передалась ему в весьма странной форме.

— Как знать, — с добродушной усмешкой ответил Арагорн; успешная разведка привела его в хорошее расположение духа. — Этот меч уже приносил людям победу. Принесёт и вновь — ведь теперь его перекуют, возродив крепче прежнего. Однако я в самом деле не рассчитываю только на свой клинок — я отправлю весточку на Север, моим людям, каждый из которых стоит в бою десятка солдат, и на восток, к королю Трандуилу — ты видел его сына на Совете.

Мысль о том, что Гондор не одинок в грядущей битве, постепенно успокаивала Фарамира, однако его тревожило, как отец и брат встретят нежданную помощь. Он только надеялся, что стремление к славе не затмит для Боромира желание защитить свой народ, а гордость не перевесит мудрость отца.

За пять дней до конца года Братство было собрано полностью и вышло в путь: четверо полуросликов, сам Фарамир и Арагорн, Митрандир, гном Гимли от Эребора и Леголас, сын короля эльфов из северного Лихолесья. Столь разношёрстная компания, на взгляд Фарамира, вряд ли могла незамеченной пройти через пол-Средиземья, но, имея привычку не спорить со старшим братом и отцом, когда спор не мог ничего решить, и тут не стал вступать в противоречия. Тем более что компания позволяла ему забыть о постоянной близости Проклятия Исилдура; на Совете Фарамир сказал, что не взял бы эту вещь, даже если бы нашел её на дороге, и не собирался нарушать обещание никоим образом — однако разум его постоянно занимал вопрос: а нельзя ли оружие Врага использовать против него самого? Вопрос этот был столь навязчив, словно его нашёптывал кто-то невидимый извне.

Впрочем, вскоре ему стало не до того. Без малого через месяц после выхода из Имладриса Братство достигло перевала Красного Рога.

Именно под Карадрасом, за шиворот вытаскивая полуросликов из сугробов, разводя огонь посреди снежной бури и на пару с Арагорном прорубая в сугробе путь, Фарамир впервые подумал, что он может не вернуться домой. А вместо этого сгинуть в каком-нибудь неведомом ему до сих пор уголке Средиземья. Кажется, остальных такие мысли не посещали, и он устыдился своего сомнения. Однако, когда Митрандир заговорил о возможности пройти через Морию — древнее, ныне заброшенное подземное царство гномов — рассудительность и спокойствие Фарамира дали трещину.

— Ты предлагаешь нам пройти там, где никто не бывал десятилетиями! — заявил он магу. — Мы должны были преодолеть как можно больший отрезок пути незамеченными — но лезть в Морию всё равно что с размаху пнуть ногой муравейник. Орки вылезут из своих нор и разнесут весть о нашем походе во все концы. Если только не перебьют нас раньше.

— Еще нет уверенности, что Мория занята орками, — возразил ему Митрандир, ничуть не смутившись тона беседы, и Фарамир мгновенно остыл. — Кроме того, с нами идет гном, — он чуть поклонился Гимли, — а это многого стоит под землёй. Да и я однажды проходил Казад-Дум насквозь.

— Вы уж извините, господин Фарамир, — вдруг вступил в разговор Сэм, — но если вы за нас опасаетесь, то напрасно. Хоббиты, может, и не самый сильный народ, и не самый храбрый — но уж что-что, а передвигаться незаметно мы умеем.

Через несколько минут, когда их настигла стая варгов, Фарамир мог бы заметить, что главное достоинство полуросликов, которым так щеголял Сэм, в бою с волками и много где ещё совсем не пригодилось бы — но, во-первых, представился не самый подходящий момент для таких шуток, а во-вторых, Фарамир не был склонен к злорадству в каком бы то ни было виде.

К счастью, злобные волчьи морды боялись доброго огня ничуть не меньше, чем все прочие слуги Саурона, и вскоре их маленькому отряду удалось отбиться. Можно было дальше идти вперёд, однако Фарамира что-то лишало покоя — что-то, что было впереди, и это не было связано с орками. Чем ближе они подходили к Мории, тем чувство становилось сильнее, но боясь показаться трусом, он не высказал его Митрандиру — даже когда мага предостерёг Арагорн.

Позже Фарамир сожалел об этом… Но время назад было не воротить.

* * *

Они уже почти преодолели подземное царство гномов, бесконечные анфилады его залов, больших и маленьких, тянувшиеся на многие мили. Наверное, некогда Казад-Дум был одним из чудес Западного мира — Фарамир вполне понимал восхищённо-трагическое настроение Гимли. Нечто схожее чувствовал и он сам среди руин Осгилиата, давным-давно бывшего жемчужиной королевства. Но как бы ни была сильна светлая печаль, одолевавшая его, подспудный ужас от Зла, которое преследовало их по пятам, никуда не делся.

Враги обнаружили их почти в самом конце — зал Мазарбул находился всего в нескольких милях от выхода — да и то лишь благодаря «Туковской дурости», как выразился Митрандир. И если бы это были только орки — в конце концов, с ними Фарамир сражался уже не первый год, и орки на фоне прочих кошмаров подземного мира казались чем-то простым и знакомым, чем-то, с чем можно было справиться. Прежде он читал о балрогах — демонах древнего мира, порождениях самой Тьмы — в манускриптах, хранившихся в Минас Тирите. Читал — и полагал их канувшими во мрак времён вместе с героями, что побеждали их в сказаниях.

Как оказалось, не исчезли ни те, ни другие. Глядя на тонкую и прямую, окружённую ослепительно-белым светом фигурку мага, преградившего путь огненному демону, Фарамир вдруг с удивлением понял, что он на самом деле не знает Митрандира. Воспринимая наставника как хранителя и собирателя мудрости, он никогда не задумывался, на протяжении скольких лет тот неустанно сражается со злом. Только краткий миг заняла эта мысль, прежде чем они с Арагорном, не сговариваясь, бросились на подмогу — но было уже поздно.

С гулким треском разошелся и рухнул мост под ногами мага, а вслед за мостом провалился в бездну и демон. И настало краткое мгновение, в которое обоим людям показалось, что всё ещё будет хорошо — но взметнулся в последней судороге хлыст балрога, увлекая Митрандира во мрак вслед за побеждённым им чудовищем, и до путников долетело только отчаянное:

— Бегите!

К счастью, в тот момент у членов Братства не было возможности горевать — остановись хоть на минуту, они погибли бы, потому что орки, лишившиеся основного пути, бросились в обход — и непременно бы их настигли. А когда отряд достиг дневного света, и Мория осталась у них за спиной не меньше, чем на расстоянии полета стрелы, горе, хоть и раздирало Фарамира изнутри, уже не лишало его рассудка. Все плакали, не таясь — и тогда Фарамир присел рядом с Фродо и сказал ему — лишь потому что кому-то нужно было это сказать:

— Когда Митрандир впервые пришёл в Минас Тирит, отец велел мне показать ему книгохранилища, сказав, что ни на что большее я всё равно не гожусь. Я был любопытным двенадцатилетним мальчишкой, и вконец замучил его просьбами рассказать об эльфах и о древних временах, — Фарамир печально улыбнулся воспоминанию о досаде на лице мага, за которым ходил как привязанный. — Неохотно, но иногда он соглашался учить меня — всё чаще и чаще, со временем в чём-то заменив мне родителя. Возможно, поэтому Правитель Денетор, наш с Боромиром отец, не очень-то его привечал. Митрандир знал весь этот мир от одного конца до другого, а теперь я больше никогда не смогу его спросить.

После этого краткого рассказа Фродо посмотрел на него как-то по-новому, но Фарамир перемены не заметил.