Дивертисмент (гет)

* * *

Темнокожую девушку из Отдела по работе с персоналом зовут Адела Нвамбе.

Лаванда аппарирует прямо к двери ее кабинета на следующее же утро, дожидается, пока откроют дверь, и бесшумно и стремительно занимает позицию, позволяющую видеть и экран, и кнопки, по которым ловко цокают выкрашенные в зеленый цвет ногти. И следит, внимательно и безотрывно, час, и другой, и третий. К обеду она узнает имя не только самой девушки, но и ее бойфренда, сестры и подруги, ее мнение о начальнице, ее планы на вечер и марку любимого мороженого. И расположение кнопок (клавиш, напоминает себе Лаванда, Дин называл это клавишами), которые нужно нажимать, чтобы извлечь из компьютера сведения о тех, кто принят на работу, или уволен, или собирается в отпуск.

На следующий день она приходит снова, напоминая себе, что вовсе не собиралась превращаться в Грейнджер. Полнолуние приближается. Стоять неподвижно все труднее, легкий зуд под кожей будто напоминает, что скоро сквозь нее прорастет волчья шерсть. Луна выкручивает кости, бросает то в жар, то в холод. Третий день Лаванда выдерживает с трудом. Когда Адела Нвамбе выходит на перерыв, у нее едва хватает сил на аппарацию.

В хорошие месяцы ей удается жить нормально вплоть до последнего дня, но этот — один из худших. Лаванда забивается в угол дивана, заползает под тяжелое одеяло и с трудом дотягивается до стакана с водой.

— Плохой, — даже не спрашивает, а утверждает заглянувшая вечером Падма. Она уходит на кухню и гремит там посудой, попутно рассказывая про Парвати, к которой внезапно нагрянула в гости свекровь. Лаванда сочувственно мычит: индийская свекровь та еще напасть, хуже драконьей оспы. Падма приносит ужин, ждет, пока Лаванда доест. Они не дружат, но общаются мирно, будто не слишком близкие родственники. Падма даже предлагает остаться, но Лаванда мотает головой и снова погружается в зыбкий больной туман.

Разумеется, оборачиваться в одиночку она не собирается. Стараниями все той же Грейнджер каждый страдающий ликантропией имеет возможность вызвать специально обученного работника Министерства — для помощи и контроля. Лаванда вздыхает, но заполняет форму заявки.

Мистер Фэлсворт, немолодой, длиннолицый и флегматичный, стучит в камин поздно вечером. Это лучший вариант: за годы знакомства он не сказал ни слова сверх положенного и ни разу не изменился в лице. С вечным выражением терпеливой скуки он провожает Лаванду, завернувшуюся в старый халат, в подвал, ждет, пока она выпьет антиликантропное зелье, а потом педантично накладывает положенные заклятия.

Должно быть, ее волку этот халат чем-то дорог — по крайней мере, он переживает уже третье обращение. Лаванда расстилает его в углу, устраивается и ждет. Привыкнуть к этому невозможно. В голове что-то взрывается, перед глазами вспыхивает белый огонь, прожигая насквозь, и в этом огне Лаванде мерещатся Рон Уизли, сидящий под кустом бузины, и запах волка, пронизывающий все вокруг.

Утром ей удается очнуться раньше, чем отворяется подвальная дверь. Халат все еще цел — просто рекордсмен, да и только!

— Теряете массу, мисс Браун, — замечает Фэлсворт. Лаванда вздрагивает — он впервые позволяет себе личное высказывание. Должно быть, она и вправду отощала. Любому оборотню нужно много есть, чтобы менять форму: может, ее и развезло раньше времени потому, что последние дни не удавалось вовремя пообедать?

В комнате за накрытым столом ждет Парвати, и это тоже удивляет: неужели Фэлсворт ее вызвал? Или Падма постаралась? Лаванда не спрашивает. Она переодевается, снова чувствуя себя человеком, под неумолимым взглядом Парвати одолевает полную тарелку карри. Завтра, думает она снова. Завтра все выяснится. Совесть ее почти не мучит.

* * *

Кое-что ей удается предусмотреть, например, маггловскую сигнализацию и видеокамеры. Лаванда аппарирует в Отдел по работе с персоналом прямо в мантии-невидимке за пару часов до рассвета. Компьютер встречает ее еле слышным гуденьем — Лаванда заставляет его проснуться, как показывал Дин, нажимает на те же клавиши, что и Адела Нвамбе, находит буквы «Р» и «О» и застывает в растерянности. Едва не напечатала «Рональд Уизли», растяпа! Ей нужен никакой не Рон — Робби, который может быть и Робертом, и Робином, и каким-нибудь Рупертом. Ничего, успокаивает себя Лаванда, вряд ли здесь найдется так уж много санитаров с похожими именами. Собственно, их и нет. Есть один-единственный Роберт Ред, служащий в отделении непсихотических расстройств, что бы это ни значило. С фотографии на экране на нее смотрит знакомое лицо, разве что морщин на нем прибавилось и исчез дурацкий наивный взгляд. Под фотографией строки — некоторые из них черные, другие цветные. На цветные — она помнит, — можно нажимать, чтобы узнать какие-нибудь подробности.

«Амнезия неопределенного генеза, — читает Лаванда. — Диссоциативная фуга. Был обнаружен недалеко от Дерби, не смог сообщить о себе никаких сведений, утверждал, что не помнит. Воспоминания не восстановились. После лечения признан вменяемым. Правильно оценивает окружающую обстановку, в беседе адекватен, сразу запоминает сообщаемые сведения. Во время нахождения в стационаре на добровольных началах помогал персоналу. Принят на работу уборщиком помещений. Закончил краткосрочные курсы при больнице. Принят в отделение непсихотических расстройств ассистентом по уходу за больными, — так, уж почти семь лет назад. — Опекает признанных частично дееспособными Джона и Джейн Доу».

Она осторожно тыкает в имена. Изображение гаснет, вместо него появляется другое. На Лаванду смотрят мужчина и женщина средних лет и самой обычной внешности. У мужчины карие глаза, хмуро глядящие из-под низких прямых бровей, у женщины — копна вьющихся темных волос. Через секунду Лаванда понимает, где могла их видеть раньше.

Ей хочется убежать. Рассказать обо всем Парвати. Дать клятву никогда больше не лезть в чужие дела. Но она уже здесь, и не может просто уйти и забыть обо всем, как не может не узнать тех, кого видела каждый день столько лет кряду, пусть на маггловской неподвижной фотографии над соседней кроватью. И на вокзале после шестого курса — или это было после пятого? Лаванда перебирает в памяти книги мемуаров, исследования, исторические труды. О родителях Грейнджер там не говорится ничего, кроме упоминания об их маггловском происхождении. Нигде не сообщается, что они погибли, или пропали, или вообще пострадали, или отказались от дочери по какой-либо причине. На свадьбе их тоже не было — даже к алтарю Грейнджер собиралась идти одна.

Лаванда шумно выдыхает. Пропускает первые строки текста — там сплошь какие-то цифры и коды, — и добирается до главного. «Госпитализированы в Медицинский центр г. Мельбурна, графство Дербишир, 19 сентября 2001 года по заявлению соседей (Пенн-лейн, 15). Первоначальный диагноз — неуточненный неорганический психоз. Бред преследования, галлюцинации, жалобы на подмену памяти, на нахождение в чужом теле. Окончательный диагноз — интоксикационный психоз, наркотик неизвестного происхождения (см. рапорт полиции)»

Последние слова подсвечены синим, но они подождут. Она мало понимает в написанном, но кое с чем встречается на службе ежедневно. Подмена памяти, повторяет она, едва не подвывая от сочувствия к Грейнджер. Вот, значит, как. Кто-то — вероятнее всего Пожиратели смерти — наложил на старших Грейнджеров Обливиэйт. Не слишком умело, потому что через три года, если считать от девяносто восьмого, чары начали спадать, и бедняги заблудились в собственной голове. Обычно Пожиратели таким не заморачивались, решая проблемы с помощью Авады Кедавра. Подобная месть для них… слишком затейлива, пожалуй. Так что могли напасть и после, какие-нибудь беглые — с тех сталось бы растянуть удовольствие. А что же Рон? — спохватывается Лаванда. — Он-то как в это все влип?

«Переведены в больницу Кингсвэй г. Дерби, на контакт не идут, боятся повторного лишения памяти. Утверждают, что раньше жили в другом месте, но назвать его не могут. Положительно реагируют на присутствие санитара Р. Реда, рекомендовано продолжить общение. На фоне постоянного контакта наблюдается стабильное улучшение состояния. Выдано разрешение на опеку, выписаны из больницы под наблюдение врача 9 августа 2004 года».

Так, теперь полиция. Лаванда уже собирается ткнуть в синие буквы, но тут в коридоре раздаются шаги и голоса, хлопает дверь соседнего кабинета: начинается рабочий день. Она поспешно наводит стрелочку на красные крестики в правом верхнем углу, кусая губы, нажимает большую кнопку. Экран гаснет. Она уже почти решает аппарировать, но в последний момент остается.

Дожидается прихода мисс Нвамбе и только тогда выскальзывает за дверь.

* * *

По дорожкам вокруг увитого плющом домика с вывеской «Отделение непсихотических расстройств» гуляют то ли посетители, то ли больные — не разберешь. Кто-то рисует, сидя на лужайке, несколько человек перебрасываются мячом. Рона среди них нет. Ей стоило бы подождать: так или иначе, он должен когда-нибудь выйти. Но ждать невозможно. Дом совсем маленький, заклинание невидимости, наложенное на мантию, все еще действует — она просто посмотрит и уйдет. Посмотрит, спросит и уйдет. Ведь не может быть, чтобы он не узнал их — если даже Лаванда узнала? А если узнал, почему не сказал никому? То есть понятно, почему — но это слишком даже для самой сильной обиды. Лаванда вдруг представляет, что ее собственная мама, с которой они спорят беспрерывно, пропала без вести, и болезненно морщится.

Она скользит по коридору, заглядывая во все двери, старательно обшаривая взглядом комнаты, то есть палаты, и слышит Рона раньше, чем видит.

— Да ладно, Дэйви, а как же конкурс на лучшую тыкву? — говорит он. — Вы еще нас всех обставите! Давайте-ка еще разок!

Лаванда подходит ближе: это действительно Рон — в компании древнего старика, который, с трудом переставляя тощие ноги, шевелится внутри какого-то маггловского приспособления.

— Один, два, три, — считает Рон — и вдруг застывает на полуслове. Ни видеть, ни слышать ее он не может — но что-то все-таки чувствует. Лаванда и не собирается прятаться: она отступает к стене и ждет.

— …Восемь, девять, десять, — досчитывает Рон, — вот теперь отдыхаем!

Минуту спустя он вылетает в коридор, шарит взглядом по углам.

— Кто здесь?

Лаванда осторожно откидывает капюшон.

— Браун? — цедит он. — Разнюхиваешь? Типа тогда не сдала, значит, теперь можно?

Лаванда мотает головой.

— Нет? Шла бы ты со своей сраной магией, а? — И, пока она осознает сказанное, повторяет: — Что неясно? Катись отсюда! — Разворачивается и уходит, не оглядываясь.

* * *

И ведь он даже не знает, что она докопалась до Джона и Джейн Доу, потрясенно понимает Лаванда минуту спустя. Что залезла в компьютер и все прочитала! Чего-то подобного и стоило ожидать, убеждает она себя и жалеет только о том, что так и не успела заглянуть в полицейские отчеты. Все, что у нее есть сейчас — адрес в каком-то Мельбурне. Она так задумывается, что едва не налетает на коротышку, старательно размахивающего руками под бодрую музыку — должно быть, тоже пациента.

Кое-как уворачивается и под защитой мантии-невидимки аппарирует обратно в Дерби.

Выходит из закоулка за пабом уже без мантии и бредет, куда глаза глядят. Хорошо, допустим, можно отыскать этот адрес в Мельбурне и установить, как родители Грейнджер туда попали… Стоп, говорит она себе. Дом? В Мельбурне? Соседи с заявлением в полицию? Если были соседи и был дом, адрес которого указан в истории болезни, то… То что? Пожиратели смерти озаботились пристанищем для магглов? Люди, лишенные памяти, каким-то образом смогли приобрести жилье и прожить там некоторое время? Она трясет головой. Может, плюнуть на все и пойти прямиком к Гарри? В конце концов, это его родственники, пусть разбирается. У Главного аврора и возможностей не в пример больше. И Рону она ничего не обещала — вернее, обещала в первый раз, и сдержала слово. Она останавливается, смотрит в никуда, взвешивает. На одной чаше весов Уизли, санитар в психиатрической больнице. На другой — Грейнджер с тяжелой беременностью в Сент-Мунго.

Ладно, решает она, попробуем для начала посмотреть, что это за Пенн-лейн, пятнадцать. Первый же прохожий указывает ей, как добраться до автовокзала, а там женщина в униформе помогает купить билет. Через час Лаванда трясется в автобусе, прикрывая нос воротником: для волчьего обоняния запах внутри просто нестерпим. Автобус еле тащится, останавливаясь каждые пять минут, и Лаванда проклинает себя за то, что не догадалась вызвать «Ночного рыцаря».

— Эшби-роуд, — кричит водитель. — Мисс, вам выходить! До угла и сразу направо!

Мельбурн крошечный, чистый и тихий. Перед одноэтажными домиками из красного кирпича — пышные палисадники, на мощеных, без единой травинки, парковках скучают отмытые до блеска машины. Дом номер пятнадцать выглядит здесь, как замызганный бродяга на детском утреннике. Лаванда осматривает покосившуюся изгородь, заросший газон и пыльные окна — и ловит на себе чей-то взгляд. Ворота соседнего дома распахнуты, во дворе стоит крытый фургон и несколько человек переносят что-то в подвал. Не что-то, понимает Лаванда, втягивая носом воздух. Мясо! Свежее мясо, баранину! В животе у нее бурчит. Сквозь запах свежатины пробиваются и другие, но она нарочно дышит ртом, чтобы не отвлекаться. За разгрузкой наблюдает темноволосая девушка в легком платье в цветочек — близнеце того, которое Лаванда так и не решилась надеть. Соседи? Те самые? Девушке не дашь больше двадцати — если кто и заявлял на Грейнджеров в полицию, то точно не она.

Лаванда улыбается:

— Добрый день!

— Добрый, — охотно отзывается девушка. Глаза ее горят неподдельным любопытством. — Я могу вам чем-то помочь?

— Да, я хотела узнать насчет вон того дома: судя по всему, он нежилой, но я не заметила объявления о продаже.

Не подскажете, как связаться с хозяевами?

— О! — Ярко накрашенный ротик округляется, аккуратные брови взлетают вверх. — Боюсь, он действительно не продается.

— Здесь такое тихое место, — говорит Лаванда. — Давно ищу что-то похожее. Хотелось бы все-таки попытать счастья.

Девушка осматривает Лаванду сверху вниз: невзрачные джинсы, куртку, бритую голову, шрам. Поправляет и без того идеальную стрижку.

— Вот и мы год назад не смогли устоять, — кивает она. — Так что я сужу с чужих слов, но люди, которые тут жили… они уже много лет в больнице, а в их отсутствие…

— Много лет? Как так? — Лаванде не нужно ничего изображать, и девушка заражается ее интересом. — Попали в аварию и так и не пришли в себя?

— Если бы! Они… миссис Моррис, у которой мы купили дом, рассказывала, что они просто сошли с ума!

— Оба сразу?!

Девушка кивает, напуская таинственный вид.

— Наглотались чего-то. Или накурились. Но, по словам миссис Морри они и до этого были странными — рассказывали о себе то одно, то другое. Она даже отыскала агента, который продал им дом, но тот ничем не смог помочь.

— А в полицию она обращалась?

— Вот и я у нее о том же спросила! Конечно, обращалась: она позвонила в полицию, полиция вызвала скорую помощь, а потом, когда разобрались, что случилось, искала наркотики или что-то в этом роде и… И выяснилось, что у них поддельные паспорта! Очень хорошая подделка: вот только таких людей никогда не существовало!

— Как это — не существовало?

— Вот так! Все подделка, с начала и до конца! И дипломы у них были поддельные — медицинские, между прочим! И карточки социального страхования, и права, и самое главное — они так ни в чем и не признались! Говорили, что не помнят, кто они такие и откуда взяли все эти подделки, но, я думаю… — она наклоняется к Лаванде, — они просто притворялись сумасшедшими, чтобы их не арестовали! Ведь не зря они здесь прятались под чужими фамилиями!

— Надо же! Действительно, лучше с такими не связываться, — говорит Лаванда. — Жалость какая! Спасибо, что уделили мне время.

Дверь в подвал — она стоит к ней лицом — открывается, выпуская двоих мужчин. Тот, что идет первым, замечает ее мгновенно и останавливается, глядя в упор. Этот взгляд Лаванда ощущает на себе прежде, чем чувствует запах — тот самый, когда-то заставивший ее бежать из больницы: запах оборотня.

Второй, моложе и ниже ростом, подходит к девушке в цветастом платье и обнимает ее, вопросительно глядя на Лаванду.

— Мисс…

— Браун, — подсказывает она.

— Мисс Браун интересовалась домом Уилкинсов. К сожалению, пришлось ее разочаровать. Это мой муж,

Итан, — добавляет она. — А я Эми.

— Очень жаль, — подхватывает Итан. — Куда лучше, если в соседях красивая женщина, а не парочка сумасшедших.

Лаванда его слышит, конечно, но едва ли понимает, о чем идет речь. Лицо горит, собственная шкура кажется слишком тесной и жаркой. Оборотень не вступает в разговор: запирает дверцы фургона, осматривает колеса.

— Вы без машины? — спрашивает Итан.

— Если мисс Браун позволит, могу подбросить ее до Дерби, — говорит оборотень. Голос у него хриплый и низкий — от него у Лаванды внутри что-то вздрагивает и рвется навстречу. — Я совершенно безопасен, — уверяет он с едва заметным смешком, — Эми может подтвердить.

— С удовольствием! Мистер Блэйд очень нам помогал, особенно на первых порах — прямо ангел-хранитель!

— Всего лишь мясник и фермер, — усмехается он уже открыто.

— Лучший в Дербишире! Соглашайтесь, мисс Браун, это гораздо удобнее, чем ждать автобуса!

* * *

Первые несколько минут они едут молча. Лаванда откидывается на спинку, прикрывает глаза. Окна в фургоне закрыты, запахи смешиваются, дышать почти невозможно. Должно быть, и ему не по себе. Стекло ползет вниз, а кабину врывается ветер.

— Прошу прощенья, если навязался, — говорит он негромко. — Не каждый день едешь отвозить заказчику четверть бараньей туши, а встречаешь девушку своей мечты. Так-то я понимаю, что вам не пара, — добавляет он.

— Не пара? — только и спрашивает Лаванда.

— Провонял бараниной, и даже умыться забыл.

Лаванда смотрит на его руки на руле: длинные пальцы, крупные суставы, прожилки вен.

— И не представился, как следует. Маррок Блэйд, к вашим услугам. У меня здесь ферма, недалеко. — Он коротко, искоса поглядывает на Лаванду. — Жаль, что так получилось с домом, Мельбурн — местечко хоть куда, я тут часто бываю. И вам бы мясо возил. А вы откуда? Из Лондона?

Лаванда кивает.

— Ну, вам-то легче. С этой… аппарацией. Вот я болван! — он бьет себя по лбу. — Вы же потому и без машины, что могли сразу оттуда вернуться в Лондон, а я влез! Так вы скажите — высажу, где нужно будет.

Лаванда замирает на месте. Он действительно сказал: «Аппарация»? Рука нащупывает палочку. Придется подождать, пока они остановятся, и…

Он резко притормаживает у обочины, поворачивается к Лаванде всем телом. Запах становится сильнее, и в нем что-то непонятное — испуг? Вина?

— Опять маху дал? Черт, я же того… не знаю, как у вас положено. Нельзя было говорить, да?

Лаванда молчит, он смотрит на нее почти жалобно:

— Затыкаюсь, все. Но… не могу я так! Мама говорила, что я когда-нибудь обязательно встречу настоящую волшебницу, верите? Вот я и повелся…

— Мама? — осторожно переспрашивает Лаванда.

— Ну да. Я ее почти не помню, только запах — волшебники по-особому пахнут. Она была из ваших, училась в этой школе, как ее? Хог?.. Хов?..

— Хогвартсе?

— Ну да. Вы тоже? У мамы в книжках написано — туда таких, как мы, не берут.

— Не берут. Меня… Меня укусили позже.

Лаванда не может говорить о своей болезни — даже с Парвати, а уж тем более с незнакомыми людьми. Не могла, поправляется она. Здесь можно говорить о чем угодно.

— А вас? — спрашивает она.

Он выпрямляется, длинно выдохнув.

— Понятия не имею. Всегда таким был, сколько себя помню. Мама не написала, а спрашивать не у кого.

— А полнолуния? — вырывается у нее. — Как вы справляетесь?

— Да обычно, — отвечает он, снова заводя машину. — На ферме у меня подвал с электронным замком, там пересиживаю. Когда поменьше был, мне помогали мамины друзья — вроде как усыновили меня, а ферму арендовали, пока я не вырос. Мама им про меня объяснила. Черт, — он крутит головой, — в жизни столько не разговаривал, как сейчас с вами.

Они уже въезжают в Дерби, Маррок Блэйд снова смотрит на нее с каким-то отчаянным выражением, чуть ли не со страхом, мнется, ерзает, и все-таки спрашивает:

— Можно будет снова вас увидеть? Или хоть позвонить? Если хотите, я могу и насчет домов разузнать.

Телефоны Лаванда видит часто: сейчас они есть у каждого маггла и у некоторых магов тоже, по крайней мере, у Дина и у Грейнджер. Но у нее никакого телефона нет. И опять он догадывается об этом прежде, чем она раскрывает рот.

— Сейчас, — говорит он, заруливая на стоянку перед магазином. — Не исчезайте только, я быстро! — выскакивает из машины и скрывается за дверью с вывеской «Vodafone».

Лаванда пытается прийти в себя. Подумать о том, что ей предстоит, о разговоре с Гарри Поттером, если на то пошло, но не может сосредоточиться. Этот человек, этот Маррок Блэйд перевернул все с ног на голову. Он появляется через десять минут и протягивает ей ярко разрисованную картонную коробку.

— Телефон. Это совсем нетрудно…

— Я умею, — говорит Лаванда. В крайнем случае, думает она, можно будет попросить Дина.

— Тогда я вам позвоню? Можно?

Она кивает.