За кулисами истории (гет)

Мое имя — Церера Блишвик. В пятнадцать лет Святая Инквизиция сожгла меня на костре…

По иронии судьбы я никогда не занималась магией. Моя семья, хотя и входит в состав священных двадцати восьми чистокровных фамилий, обеднела еще пять поколений назад, и мы бы никогда не потянули оплату ученичества. А бесплатно образованные маги берутся обучать только очень сильных волшебников с последующим введением в род. Я же — почти сквиб и порой мне кажется, что, если бы я не пыталась заниматься, а подавляла волшебство в себе, моей магии не хватило бы даже на то, чтобы стать обскуром. К пятнадцати годам я научилась разве что левитировать не слишком тяжелые предметы, по несложной траектории, причем не дольше минуты. То ли дело — Венди.

Венди — моя младшая сестра. И я думаю, что она забрала всю магию, которая предназначалась нам обеим. Когда ей было четыре года, она уже обогнала меня семилетнюю по уровню контроля летающих предметов. Наша семья — пироманы по наследию, однако я могу поджечь лишь пару свечей. Зрелище же колдующей Венди просто завораживает, когда работает с огненными фигурами, и это без палочки, ради шутки!

К сожалению, нашим родителям даже палочки не по карману. Вот уже три поколения мы без палочек, имения и родовых книг. Хуже нас только Блэкам, хотя ходили слухи, что Толиман Блэк за последние годы расширил свое влияние на Лютном и планирует открыть второй магазин. Так что может хоть кто-нибудь выберется из этой выгребной ямы для волшебников третьего сорта и полусквибов.

Наш домик находится на самом отшибе Лютного переулка, а магазин отца — на другом его конце, так что я с детства отлично знаю местность. Наша семья продает контрабандные, редкие и вполне обычные ингредиенты для зелий. Именно благодаря этому нашему роду улыбнулась удача. Точнее — мне улыбнулся Октавиус Принц.

Его семья на протяжении веков была в числе лучших заклинателей волшебного мира. Особняк Принцев по своим размерам и убранству не уступает Уизли-менору, а уж богаче и влиятельнее этой семьи в Англии сложно кого-то найти. Октавиус — старший сын лорда Дариуса Принца и наследник титула — оказался прирожденным зельеваром. И вот, Принцы пришли за редкими ингредиентами и стоят напротив меня, оставленной отцом на пять минуточек за прилавком и присмотром за Венди.

Помню, я по простоте душевной тогда спросила у лорда Принца:

— Получается, что у вашего рода теперь нет прямого ученика, и вы не передадите наследнику знания заклинателей?

Возможно, будь я чуть постарше, он бы проклял меня, чтобы я не задавала лишних вопросов, но тогда мне было всего семь, и лорд простил мне мою детскую непосредственность — молча заткнув меня одним взглядом.

А вот Октавиуса позабавила моя невоспитанность и он весело мне подмигнул. Он всегда держался с нами очень просто, и я не помню случая до самой своей смерти, чтобы я почувствовала себя рядом с ним той, кем я явлюсь — нищенкой с улицы для отребья.

— Знаешь, у меня ведь есть братья, — напомнил Октавиус, — а еще отец может взять в ученицы способную ведьмочку, которая после обучения выйдет за меня и таким образом у головной ветви окажутся сразу и заклинатель, знающий секреты родовых проклятий и зельевар, который даст начало новому дару.

Это было разумно. Браки по расчету в мое время были нормой, я не припомню ни одного брака по любви. Дело женщины — слушаться мужа, тогда не будет ругани и скандалов, а для этого любовь не так уж важна, в то время как грамотный расчет способен обеспечить лучшее будущее вашим детям. Звучит куда более заманчиво, чем серенада под окном.

Осмелев, я спросила Октавиуса.

— А вы уже нашли кого-то в ученицы?

— Отец пока думает, есть несколько неплохих чистокровных волшебниц, но можно поискать кого-то с более сильным потенциалом.

Я подняла голову и посмотрела на лорда Принца круглыми глазами.

— Моя сестра! Лорд Принц, честное слово, сильнее нее я не встречала!

Это был шанс дать нормальную жизнь Венди. И даже я своим детским умишком понимала всю значимость этой возможности.

Лорд снисходительно посмотрел на меня.

— Мы заинтересованы только в чистокровных ведьмах. К тому же, если она внешне похожа на тебя, то наш род не примет ее даже с силой Мерлина, уж извини.

Да уж, суровая правда, но даже в семь я была лишена детской очаровательности. Я была тощая, угловатая девчонка с непропорционально большими ладонями и ступнями, маленькими глазками, огромным носом и тусклыми волосами рыжевато-бурого оттенка. Неудивительно, что мое предложение вызвало подобную реакцию.

— Нет! Мы Блишвики, мы входим в священные двадцать восемь! А моя сестра, она совсем-совсем не похожа на меня! Ой, да что же я… Венди!

На мой зов через несколько секунд подошла сестра. Ей было всего четыре года, но она уже слыла одной из самых красивых девочек в округе. Белокурая, пухленькая с чистой кожей и огромными зелеными глазами — даже в простеньком платье и протертом чепчике она была очаровательна.

Я подняла глаза на лорда и ничего не поняла по его лицу. Выждав секунду, он ответил моему молчанию:

— С внешностью и родословной ей, видимо, повезло, однако это не значит, что она сильна. Пусть поколдует и, возможно, я подумаю над твоим предложением. Но она еще маловата для того, чтобы судить о силе…

Мое сердце застучало быстро-быстро, и я тихонько попросила Венди показать дракончика. Маленький огненный дракончик из чистых языков пламени взвился над ее головой и, пролетев круг, выдохнул клубок дыма, после чего растаял в воздухе так же бесследно, как и появился. И я могу поклясться — лорд был удивлен.

— Венди, — раздался рассерженный окрик отца, — ты опять играешь с огнем у витрин? Сколько раз я тебе говорил не баловаться, ты же подожжешь что-нибудь, и я до конца года буду за это расплачиваться!

Тут он заметил чистые дорогие мантии на посетителях и, увидев кто перед ним стоит, в одночасье забыл о проблеме с дракончиком.

— Милорды! Чем могу вам помочь?

— Скажите, как ваша фамилия? — Принц решил проверить, не соврала ли я ему, и поэтому, услышав ответ, попросил доказательств. Так как семейных реликвий у нас не было, отец притащил один из заключенных на его имя договоров о поставке.

Прочитав его, Принц удостоверился в моей правоте, и, купив несколько килограммов печени дракона, пять цветков папоротника и рог двурога, ушел, ухмыльнувшись мне на прощание. Октавиус с улыбкой отвесив прощальный кивок последовал за отцом. При оплате лорд Принц наклонился ко мне и бросил мне в руку десять золотых «за находчивость». Десять галеонов!!! Сверх цены! Честное слово, я их даже на зуб попробовала! И папа тоже! Правда, расспросов мне избежать не удалось.

Папа похвалил меня за желание протолкнуть сестру в люди, однако напомнил, что с такой обедневшей семьей не станут связываться уважающие себя роды. И что даже в случае, если Венди согласятся обучать — нам нечем покрыть расходы. А образование нынче очень дорогое.

Что же, мне было семь — с точки зрения двадцатого века — совсем ребенок. А с точки зрения четырнадцатого — уже сообразительная и вполне самостоятельная ячейка общества. Однако что-то детское в нас сохранялось. Прежде всего — детские мечты.

Тем удивительнее было, когда через неделю лорд Принц снова оказался в нашем переулке. Он поговорил с отцом, и после этого между нашими семьями был заключен контракт. Лорд Принц бесплатно будет обучать Венди. После окончательного формирования магического ядра — в день шестнадцатилетия, она выйдет замуж на Октавиуса и войдет в род Принцев. Мы тогда не могли поверить своему счастью. Лорд согласился, чтобы раз в неделю Венди бывала дома при условии, что наша семья переедет в Косой переулок, так как пребывание невесты Принцев в Лютном переулке могло бросить тень на род. Он даже дал нам денег на переезд и открытие аптеки в Косом. Жизнь казалась сказкой, она налаживалась. И я по-доброму завидовала младшей сестренке.

Сколько себя помню — я всегда мечтала учиться. Это давало шанс покинуть трущобы, но с моими способностями мне доставалось только мечтать об этом. Папа научил меня считать для помощи в магазине, читать я не умела вовсе — зачем женщине без перспектив к ученичеству сидеть за книгой, когда по хозяйству столько дел? Я знала, как называется каждый ингредиент в папиной лавке, однако не смогла бы сварить даже зелье сна без сновидений. Но мечты, что когда-нибудь что-то изменится преследовали меня и днем, и ночью.

И от этого я очень ждала своего одиннадцатого дня рождения. Как правило, ученичество уже было в самом разгаре, и старше семи ни один мастер не брал себе ученика. Но если магия подростка была на достаточном уровне, то, по слухам, имя ребенка записывалось в волшебную книгу волшебной школы Хогвартс. Тогда в день одиннадцатилетия приходило письмо с зачислением в эту школу. Однако это случалось до того редко, что многие считали подобное сказочкой для малышей. На моей памяти сова с хогвартской печатью всего однажды пролетала над Лютным — все более или менее способные ребята уже обучались у мастера, а слабые магически дети не были нужны ни мастерам, ни волшебной книге волшебной школы. Но я ждала — ждала своего шанса и своего чуда, веря, что все вот-вот изменится, как верили и десятки других мальчиков и девочек из нашего захолустья и даже Косого переулка.

Но сова не прилетела. Ни в этот, ни в следующий день рождения. На тринадцатый праздник я перестала ждать и просто продолжила жить, как однажды продолжили мои родители.

А Венди училась. Находясь на содержании Принцев, она все меньше становилась похожей внешне на мою простую, испачканную золой сестренку — и все больше на будущую леди Принц. Красивые платья, сложные прически, витиеватая речь и новые привычки плавно вошли в ее жизнь. Она часто приносила нам подарки и у меня появилась целая коллекция красивых заколок, часть из которых продавалась в голодные времена. Однако и старая Венди, живущая где-то за фасадом перспективной невесты, тоже была с нами — задорная, смешливая и ласковая, как котенок.

В тот день, когда мне было пятнадцать, а ей всего двенадцать лет, мы пошли на поле, где Венди показывала чары Патронуса. В жизни не видела ничего красивее. Патронус Венди — серебристая лань — грациозно скакала вокруг нас… Потом она снова уехала на неделю учиться, а меня при первой же вылазке к магглам арестовали. Оказалось, нас видел какой-то пастух и запомнил мое лицо. А я — почти сквиб без возможности противостоять орде рассерженных людей.

Я горела вечность, как мне казалось. Я помню, как пузырилась кожа и чернела плоть, как раскалились железные цепи, которыми я была привязана, как быстро загорелись волосы, и невозможно было думать ни о чем, кроме боли и запахе горелого мяса.

А потом я проснулась.