За кулисами истории (гет)

Взрослые говорят, что жизнь — зебра, наполненная черными и белыми полосками. Возможно, так и есть, но не в моем случае. Моя жизнь серая, как домашняя крыса.

Честное слово, едва ли мое существование когда-то примет в себя чистые монохромные расцветки! Как бы ни было все хорошо, всегда найдется какая-то пакость, которая и станет той самой ложкой дегтя. И наоборот — даже в самой беспросветной заднице всегда можно найти свои плюсы.

Спешу представиться, я — выживающий везде и всюду полукровка по имени Питер Петтигрю. Моя мать — странная женщина. Имея под рукой волшебную палочку и прямо-таки безграничную власть над материальным (и не очень) миром, она решила, что магии в ее жизни все-таки маловато и обратилась к уникальному зелью, под воздействием которого все в мире кажется очень необычным и расчудесным. Вероятно, именно поэтому она решила, что выйти замуж за собутыльника, с которым знакома меньше недели — замечательная идея.

Так или иначе, но именно эти два ее выбора стали для меня личностнообразующими. Если есть такое слово. Неважно. Итак, я — идеальный приспособленец, мне десять лет, и я жду письма из Хогвартса (одновременно надеясь, что он действительно существует, а не является порождением белочки, которая периодически приходит к маман).

Я живу в деревне. Очень колоритной деревне надо сказать. И сейчас будет ясно почему.

В пять лет я впервые осознал всю глубину моего фиаско, которое претерпел, когда на небесах шло распределение детских душ по семьям и мне выпала эта. В тот памятный день меня впервые забыли забрать из садика, а я, не имея ни малейшего представления, как дойти до дома с другого конца деревни, почему-то решил, что заявиться на ферму к Веселому Роджеру — хорошая мысль.

Веселым Роджером у нас в деревне прозвали одного очень интересного субъекта из-за черного пиратского флага, развевающегося над его домом. Едва ли кто-то догадывается, как его на самом деле зовут. Говорят, он сидел, причем неоднократно, и, возможно, последний раз сбежал и до сих пор живет с фальшивыми документами, но это все слухи. Или нет, кто его знает. Повторюсь, мне было пять лет, и я в гордом одиночестве ушел из детского сада к бывшему зэку. Я был не очень умным ребенком.

Пастор Дэйв считает, что не смотря на мои не слишком выдающиеся умственные способности, у меня очень талантливый и очень седой Ангел Хранитель. Возможно, такого трудягу мне послали в качестве компенсации за мои ущербные извилины, хотя я предпочитаю называть это нестандартным мышлением. Так или иначе, но то, что я пришел к Веселому Роджеру было лучшим решением за всю мою долгую десятилетнюю жизнь.

Роджер оказался волосатым здоровяком со спутанной бородой, хриплым голосом серийного маньяка, клевой наколкой на пальце в форме перстня. Но он почему-то обычно заклеивает ее лейкопластырем. Не хочет привлекать лишнего внимания, наверное. И вот этому человеку маленький мальчик пришел в восемь вечера жаловаться на свою нелегкую судьбу. Его офонаревший взгляд мне не забыть уже никогда…

Итак, меня накормили, напоили, спать уложили и даже в садик на следующее утро отвели. Пронюхав ситуацию с трехразовым питанием и чистым постельным бельем, я притопал обратно на ферму буквально на следующий день и в таком духе жизнь продолжалась почти неделю, пока маман не вышла из запоя и не забрала меня домой.

Однако на следующий день перед калиткой садика топтался уже сам Веселый Роджер, который, видимо, решил, что со мной что-то случилось и счел за лучшее убедиться, что я не умер и не похищен. Он о чем-то поговорил с моей мамой и после этого меня почти месяц исправно кормили и вовремя забирали из садика, а потом я снова пришел к Роджеру. Так получилось, что пришел я к нему в пятницу, то есть перед выходными, и остался у него на пару дней.

Решив, что больше не желает кормить меня задарма, Роджер определил меня младшим помощником на его ферме. В мои задачи входила кормежка мелкого скота и ежеутренний сбор куриных яиц, с чем я не так уж плохо справлялся. Называл он меня не иначе, как Малой, но мне было фиолетово, дома меня еще не так называли. И жили мы с ним припеваючи… Часов шестнадцать. Потом Роджер выяснил, что я не умею читать и считать. И понеслась нелегкая…

Здоровое чувство самосохранения мне все-таки более, чем присуще, и когда, после недолгих объяснений огромный волосатый мужик приказал мне за два дня выучить алфавит, я даже не спорил. Когда такие кексы отдают распоряжения вообще не стоит права качать. А утром воскресенья Роджер притащил откуда-то новенький букварь и яркую, пахнущей типографской краской книгу «Учимся считать» в картинках. Вечером воскресенья маман снова забрала меня домой, но уже прямо с фермы Роджера; не знаю, как она поняла, что я и в этот раз пошел к нему. Роджер завернул мне с собой два бутерброда и пообещал намылить шею, если я забуду хоть что-то из того, что он мне объяснил, с этой целью отдав книжки. Я проникся. Настолько, что всю неделю утром, перед сном и большую половину времени, проведенного в садике, я всматривался во въевшиеся в память картинки и значки, шепотом проговаривая про себя их значения.

Родители, выяснив, что теперь можно за меня не переживать так сильно, как раньше, в свою очередь как минимум раз в неделю забывали за мной прийти, причем обычно это случалось перед выходными. Благодаря чему через три месяца я уже сносно читал по слогам какую-то дичь про бесполое размножение маленьких человечков посредством посева плодовых растений под названием «Дюймовочка». А еще я научился работать граблями и лопатой, перечитывал поголовье поросят каждое утро, чтобы убедиться, что все живы-здоровы и пару раз даже кормил свиней. А мне за это купили теплую зимнюю одежду, мою первую новенькую курточку, штаны с начесом и теплые сапоги.

Через полгода такой жизни мне стукнуло шесть лет. А с днем рождения мне повезло — я родился 14 февраля, аккурат в День Святого Валентина, так что впоследствии даже в школе меня никто не поздравлял. Кроме Роджера. Мой первый подарок, настоящий кожаный футбольный мяч, которым я уже через час разбил фарфоровый сервиз! Роджер тогда вышел из комнаты, а я так испугался, что, видимо, Бог надо мной сжалился и починил его, склеив осколки воедино. Испуганно поблагодарив, я еще полдня просидел в состоянии душевного коллапса, а в воскресенье попросил слегка удивленного Роджера сводить меня в церковь.

Там я и познакомился с пастором Дэйвом. Мировой дядька, который организовал мне пару неплохих, почти новеньких кроссовок, подарил детскую Библию и припахал в храме на несложную работу вроде чистки подсвечников и мытья полов. Это было не так уж трудно, а в обмен мне давали всякие крутые штуки вроде конфет, шмоток и игрушек, которые сердобольные старушки иногда приносили в церковь. Сам Дэйв угощал ягодами и медом со своей пасеки, а через пару лет даже научил меня работать с пчелами по моей просьбе — никогда не знаешь, что в жизни пригодится.

Роджеру стало легче жить, когда не нужно было круглосуточно присматривать за чужим пацаном, а деревенские быстро заприметили дешевую рабочую силу в церкви, так что к семи годам я спокойно ориентировался во всей деревне и дома почти не появлялся совершенно сознательно, чему мои родители совершенно бессознательно не препятствовали.

Я помогал печь пироги в пекарне Дороти, благодаря чему теперь и сам слегка походил на пончик. Она была первой, кто проявил предпринимательскую жилку и предложил мне после службы помогать у нее в булочной. В процессе работы с Дороти я познакомился с мельником Тэдом и его женой Мэри, у которых впоследствии таскал мешки с мукой, что помогло справиться с излишним разрастанием вширь. И вот, я становился похожим на человека: обзавелся прилично выглядящей одеждой, первыми игрушками, первыми книжками, первым заработанным фунтом.

Наступило лето, в которое Веселый Роджер счел меня достаточно взрослым для того, чтобы самому ходить на речку. Тогда, в процессе купания, я порвал сети дяди Изи, известного рыбака-еврея в нашей деревне и тот, разумеется, заставил меня их чинить. Увидев безотказного помощника и даже почти бесплатного, если не считать платой его рыбацкие истории и обеды мною же и пойманной, пусть и на его снасти, рыбой, запеченной на костре, старый еврей обрадовался и даже свел меня со своей женой, тетей Сарой, местной библиотекаршей. Вообще-то наша деревня так стремительно развивалась, что ей вскоре должны были дать звание поселка. Помогая всем понемножку, я сам зарабатывал себе на хлеб и хотя по-прежнему основная моя работа приходилась на ферму Веселого Роджера, у меня было из чего выбирать.

Я мог прийти в любое время к каждому из моих знакомых и спросить не нужна ли помощь, которая, конечно же, требовалась. Меня научили красить заборы, рыбачить, ухаживать за пчелами, скотом и огородом, я помогал сантехнику и автомеханику, библиотекарю и мяснику. Мать моя волшебница, мне десять лет, а мой трудовой опыт покруче, чем у некоторых взрослых.

Но все же я жду чего-то большего. Если этот Хогвартс все-таки правда, я туда хочу.

* * *

Я никогда не забуду это лето. Мне одиннадцать лет и меня ненавидит сова. А вы чего добились в жизни?

Она напала на меня когда я шел от дяди Изи к родителям — говорят они там серьезно буянят и папу забрали копы. Но ничего, маман протрезвеет и всех победит волшебной палочкой. А пока надо просто разведать обстановку.

Итак, на меня напала сова. С реальной ненавистью, я уверен, что если бы здесь проходил любой другой человек, она бы меня не тронула! За что мне это, я же паинька!?

После пяти минут убеганий от жуткой птицы, я заметил на ее ноге конверт и остановился. Птица, наконец, приземлилась на коновязь неподалеку и с видом глубокого одолжения протянула мне лапу. Я осторожно отвязал послание, стараясь не думать о степени чудаковатости происходящего. Едва я отвязал письмо, сова попыталась улететь, но я ее схватил и не отпускал, для надежности и собственной безопасности накрыв ее голову кофтой. Это ж почтовая сова! Где я еще такую найду?

На конверте было написано мое имя, а адрес зачеркнут и переписан заново раз десять. Я не удивлюсь, если бедная птица летала сперва по всем этим десяти адресам.

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Директор: Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор

(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов)

Дорогой мистер Петтигрю!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов.

Занятия начинаются 1 сентября. Ждем вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора!

Очешуеть. Мне написали письмо. Хогвартс реален. Я абсолютно точно волшебник!!!

Оу, отправить сову? Но я же еще не успел ее приручить и она не прилетит обратно! Хотя, это не такая высокая цена для того, чтобы учиться в школе магии, даже если придется расстаться с совой. Хорошо еще, что я догадался ее схватить, а то бы плакал мой Хогвартс.

Преодолевая радостное возбуждение, подстегивающее меня скорее отправить согласие, я спустил с цепи своего внутреннего прагматика и посмотрел на список покупок. Мда, а где это все купить? Но это не самая серьезная проблема. В моем кармане сиротливо покоились пятьдесят фунтов с мелочью. Этого явно не хватит. Черт бы побрал мое желание лопать шоколадки. Ведь знал же, что придет письмо! Можно было бы отложить…

Итак, я пришел домой с совой подмышкой. Маман немного удивилась и снова решила, что у нее белочка. Но я ее успокоил и сказал, что мне пришло письмо из Хогвартса. И вот тут я понял, что такое чудо. Мать протрезвела.

И тут она сказала фразу, которая могла разрушить мою жизнь.

— У меня нет денег, чтобы оплатить твое обучение. Но я за тебя рада. Поздравляю.

Это был удар в спину. Но я решил все же отправить злосчастную сову и написал письмо:

Уважаемая Минерва МакГонагалл, заместитель директора!

Я не очень хорошо умею писать письма, простите. Я рад, что меня приняли в Хогвартс, но у меня нет денег на оплату обучения. Не могли бы Вы написать точную сумму, чтобы я знал сколько мне нужно заработать за этот месяц и реально ли это? Если это какая-то очень нереальная сумма, убедительно прошу отправить мне извещение этой же совой. Она меня чуть не убила и поэтому мне понравилась. К тому же я ее почти сам поймал, и я первый раз в жизни вижу почтовую сову.

Искренне Ваш, Питер Петтигрю.

Получилось коряво, но это мое первое письмо и я, решив, что и так сойдет, попросил Джинджер доставить мое письмо в Хогвартс. Да, я назвал сову Джинджер.

Прикинув, что письмо мне придет не скоро, а у меня весь день еще впереди, я в смешанных чувствах отправился к деревенскому охотнику. Его звали Александр, но почему-то он просил себя называть Саня, а не Алекс, а еще он был русский. Я помогал ему потрошить дичь.

Саня встретил меня добродушно, и я выпотрошил пять кроликов и ощипал восемь гусей в обмен на клетку для совы. Баш на баш, как говорится. Потом я приволок клетку домой, подумав, что даже если мне не разрешат оставить Джинджер или пришлют другую птицу, я все равно ее не отдам и поселю у себя, пока не привыкнет.

Посидев еще минут двадцать, я решил, что какая бы ни была сумма, мне стоит хотя бы попытаться ее собрать и сделать это надо безотлагательно.

Так что весь день я разгребал навоз на ферме Веселого Роджера. Он платил больше всех, да и кормил бесплатно, так что я сообщил ему, что теперь буду у него ошиваться каждый день в течение месяца.

— С чего бы это? — нахмурился здоровяк, расчесывая гриву вороного коня по кличке Коршун. Мечтаю однажды прокатиться на нем, но пока что Роджер не подпускает к лошадям, говорит — малой еще.

— Да тут письмо пришло. Из школы для одаренных. Предлагают к ним перейти. Она далеко правда, но с проживанием, питанием. Однако за такое счастье надо платить. Точную сумму не скажу, но на днях прилетит… в смысле придет письмо, где это точно сказано. Но явно, что не десять фунтов.

— Малой, что-то ты мудришь, — прищурился Роджер. — Какая школа для одаренных, это ты матери своей рассказывай, а я твои оценки знаю. Ты с кем связался?

— Роджер, я тебе отвечаю, школа для одаренных! Она мало известна, в Шотландии находится. Я экзамены прошел, правда!

Роджер некоторое время смотрел на меня с тем же прищуром, а потом вдруг рассмеялся.

— Школа для одаренных? Серьезно?! — тяжелая волосатая рука хлопнула меня по плечу и в глазах внезапно затроилось. — Ох, малой, я знал, что ты не так прост, как кажется! Глядишь и в люди выбьешься!

Я с интересом смотрел на Веселого Роджера, который смеялся своим обычным жутковатым смехом от которого у всех случайных слушателей стыла кровь в жилах и волосы вставали дыбом даже на подмышках. А потом он произнес потрясающую вещь:

— Я, конечно, не миллионер, малой, но думаю, что смогу помочь с оплатой. Сильно не обольщайся, я все-таки простой деревенский фермер и придется тебе тоже придется крутиться. А вообще — предупреди всю твою братию нанимателей. Как говорится — с миру по нитке. Прорвемся.

У меня аж дар речи пропал.

— Роджер, ты это… Вообще… Спасибо! Ты лучший, Роджер!

* * *

Пока не пришло письмо, я жил дома. Тут же была клетка, дожидающаяся Джинджер.

Вообще моя комната представляла достаточно убогое зрелище. Старая скрипучая кровать с торчащими пружинами, рыжие от времени простыни, покрытые редкими маслянистыми пятнами. Простенькие, неряшливо поклеенные обои столетней давности пропитались липким слоем грязи неизвестного происхождения. Возле двери висело большое зеркало, покрытое крупной сеткой трещин в правом верхнем углу, а за ним жил черный паук, размером чуть больше монетки, которого я назвал Джонни. Еще возле кровати находился стул, который тумбочка, куда можно было бы поставить будильник, если бы он у меня был; и стул, который шкаф, где висели немногочисленные вещи.

Вот, собственно, и все, если не считать нескольких книжных стопок, лежащих прямо на полу в углу комнаты, справа от окна с пыльными стеклами. Хотя большую часть книг я все же читал у Роджера или с в библиотеке у тети Сары.

Пахло сегодня на редкость отвратительно. К не выветриваемому запаху алкоголя примешивался запах чьей-то рвоты и, судя по тому, что он долетел аж до моей комнаты, лужу не вытирали несколько часов как минимум. Я открыл окно и прохладный воздух, дунувший мне в лицо, подарил надежду выжить и даже сохранить способность обоняния.

Я постоял так минут десять, рассматривая заросли крапивы, покосившийся забор и чахлую яблоню, а потом закрыл глаза. Скоро, очень скоро я уеду отсюда. Это было страшно — покидать родные места, я ведь никогда не уходил дальше указателя, обозначавшего поворот к нашей деревне. А тут — дальняя поездка и ни одной знакомой морды. Мне будет чертовски не хватать Веселого Роджера, пастора Дэйва, Дороти, дяди Изи и тети Сары, всех их. Даже родителей, несмотря на то, что в последнее время дома я не появляюсь чаще раза в неделю.

Я открыл глаза от резкого хрипловатого крика и тут же мне в лицо врезался верещащий комок перьев, а потом и когтей. Черт возьми!

Джинджер распорола мне щеку. Стоп. Джинджер!

Не обращая внимания на боль в щеке, я снова схватил бедную птицу и запихал в клетку Сани, только после этого отцепив письмо от лапы.

Дорогой мистер Петтигрю!

Для малоимущих семей Попечительский Совет школы предоставляет льготное образование с условием, что студент, обучающийся по программе, будет оказывать посильную помощь в организации учебного процесса. Например, мытье котлов на постоянной основе, подготовка материалов для Зельеварения, Ухода За Магическими Существами, Трансфигурации, и прочее. Для вынесения решения о необходимости предоставления льготного образования к Вам в ближайшее время будет направлен специалист.

К сожалению, сова является собственностью школы, однако вы можете пользоваться школьной совятней во время обучения Также можно купить сову в Косом переулке.

Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора.

Я не успел даже обрадоваться такому удачному повороту, как раздался стук в дверь.

Вот это я понимаю — в ближайшее время.

Я открыл дверь, надеясь, что мне только выдадут справку, а не отправят в приют, предварительно лишив маман и отца родительских прав.

О, Боже, кто это волшебное создание?

Нет, серьезно, кто? Мужчина или женщина? Как мне обращаться-то к этому?

Уложенные волосы цвета дохлой белой крысы (потом я узнал, что правильно называть их платиновыми), лощеное лицо без малейшего намека на бороду, усы, щетину и половую принадлежность, темно-зеленый, изумрудный плащ с золотистым орнаментом, прям как на фестивале славянских костюмов, куда меня водил Саня. Ухоженные руки и почему-то мужские туфли.

— Лорд Абраксас Малфой, приветствую, — протянуло это явно неземное существо. Откуда ж ты такое вылезло? Еще и лорд.

— Здравствуйте, сэр, — выдавил я, стараясь не смотреть на заколку для волос. ЗАКОЛКУ ДЛЯ ВОЛОС! Мужик, твое счастье, что ты волшебник, иначе с нашим контингентом ты бы сюда не дошел!

С видимой брезгливостью этот субъект вошел в дом и огляделся. А потом я вспомнил, что забыл кое о чем… Сущей мелочи, если честно…

— Питер, ты кого в дом притащил? — послышался сиплый голос маман из комнаты, а уже через секунду ввалилось и само тело.

Ну что же, сегодня мы не расчесывались, а потому волосы напоминали кучу соломы, что особенно импонировало ее светлому оттенку. Мутные сероватые глаза прошлись по пространству комнаты и остановились на Малфое.

— Да чтоб меня дементор засосал! — опа, за два дня маман от шока протрезвела дважды. Бывает же.

Ну и зачем так орать? Я тоже удивился внешнему виду этого… лорда, не побоюсь этого слова. Или побоюсь… Не важно. Но с выражениями-то можно и поаккуратнее, раз у нас тут столь пестрые гости.

— Абраксас! — маман раскинула руки в разные стороны, словно собиралась обнять гостя. Старые знакомые?

— Сколько лет, сколько зим? — продолжала она, пока Малфой слегка испуганно на нее поглядывал. Словно узнал, но боялся, что окажется прав. Что же, его можно понять…

Даже если бы мама в молодые годы слыла королевой и ее портреты были развешаны в каждом кабинете этой страны, сейчас бы ее все равно никто не узнал. Алкоголь лучше любых пластических операций меняет облик, а нищета — неповторимый стилист.

С трудом можно было представить, что забавный халатик серого цвета, похожий на халатик лорда, который пропили, когда мне было девять, когда-то носила эта женщина, что она была опрятной и ухоженной. Сейчас на Абраксаса смотрел лохматый йети с разрезом глаз Чингачкука и трениках Сани с вытянутыми коленками.

— Че, не узнал, сиятельный? — хохотнула маман, показав ряд рыжих зубов, в котором не хватало трех позиций.

Лорд смотрел на женщину с неким ужасом и неверием.

— М… Мариса?.. — все, вольно, лорд, расслабься, мою мать зовут Мэри.

Хотя стоп. Она же все равно его знает откуда-то.

Это становится забавным.

— Теперь просто Мэри, — маман попыталась сделать реверанс и чуть не навернулась.

Абраксас вытаращил глаза, а мне стало интересно, что за Мариса существовала в волшебном мире лет эдак пятнадцать назад.

— Знакомься, сиятельный, мой сынуля. Зовут Питер, полукровка, — челюсть Малфоя спускалась все ниже и ниже, а потом он бросил быстрый брезгливый взгляд на меня. — Таланта ноль, магических способностей, как у грязнокровки, весь в маму пошел.

А вот сейчас обидно было. Ну я вам…

— А мне никто ничего объяснить не хочет? Откуда Вы вообще? Почему Вы сиятельный, а маман стала Марисой? Откуда вы друг друга знаете?

Малфой повернулся к маме:

— Ты ему ничего не сказала?

— А зачем? Он все равно почти грязнокровка, зачем ему мозги парить?

Лорд откинул свои женские волосы назад и манерно всплеснул руками.

— «Мозги парить». Слышали бы родители, как ты стала выражаться, — на этих словах маман закатила глаза. — Но ты права. Твой, с позволения сказать, сын, не имеет никакого отношения ни к одному магическому роду. Но он должен знать, чего его лишила глупость и взбалмошность его матери.

И этот, с позволения сказать, мужчина, обернулся ко мне.

— Позволь представить, урожденная Мариса Малфой, моя бывшая сестра.

Это он сейчас так пошутил? Моя маман — сестра какого-то лорда?

А Малфой тем временем продолжал:

— Эта… За неимением лучшего слова, женщина, имела счастье родиться в одном из самых богатых и влиятельных родов Магической Британии. Моя покойная матушка нанимала лучших педагогов и профессоров для домашнего обучения, однако Мариса в детстве была настолько ленива и бездарна, что не запоминала и десятой части из того, что ей рассказывали. В Хогвартсе отвратительно училась и позорила фамилию легкомысленным поведением, после чего отцу огромных трудов стоило найти ей приличную партию, даже несмотря на фамилию, приданное и выдающиеся на те времена внешние данные. А потом она сбежала прямо из-под венца, чем чуть было не порвала все отношения, которые успели выстроиться у Малфоев с семейством Блэк за последние десятилетия. После чего в пьяном виде заявилась в поместье и устроила такую истерику, что ее выжгли с семейного гобелена и изгнали из рода с полным отсечением всех ветвей. После изгнания у нее не осталось денег, влияния, фамилии, нормального уровня магии, а к роду Малфой она и ее потомки имеют отношение не большее, чем любая грязнокровка. Особенно после того, как она родила от маггла. Еще вопросы?

Я даже не задумывался:

— Да. Почему сиятельный?

Малфой ненадолго завис, а потом пояснил.

— На официальных мероприятиях в детстве меня неизменно представляли как сиятельного наследника рода Малфоев, после чего следовало стандартное представление твоей матери «и его сестра, мисс Малфой».

Итак, я обрабатывал информацию, а Малфой, оглядевшись брезгливо еще разок, медленно произнес:

— Однако здесь и правда более чем неблагополучная семья. Считай, что в Хогвартс тебя приняли. Удачной чистки котлов, мистер Петтигрю.

Я стоял, как громом пораженный. Неужели это правда? Меня приняли в Хогвартс!

Итак, я сообщил Роджеру, что меня приняли на бесплатную основу, но все равно батрачил целый месяц на то, чтобы купить вещи и добраться до Лондона, где и находился таинственный Косой переулок. Как сказала маман, именно там покупаются все волшебные прибамбасы, но ехать туда она, конечно, не будет.

Вообще не понятно, чего ожидал Малфой. Я как бы в курсе, что моя мать — не самый достойный член общества. Я снимал ее с детской горки, когда она напилась, застряла в тоннеле на самом верху и принялась пугать малышей; я видел, как она кидается гусеницами в прохожих; как пытается обокрасть свой же собственный дом. Единственный факт, ставший для меня новостью, состоял в том, что она родилась в семье мажоров и должна была стать мадамой-премадамой, а стала той, кто каждый день ходит по улицам в драной одежде походкой одноногого паучка Джонни…

Да-да. Джинджер оставить у себя нельзя, но, когда я ее отпустил, она приземлилась на зеркало и чуть не убила Джонни. Я отобрал бедолагу, Джинджер улетела в Хогвартс, а я каждый день в качестве извинений теперь совал в паутину живых мух и комаров.

Так вот, работал я, как проклятый, и в конце месяца в кармане набралось около 150 фунтов. Неплохая сумма для такой босоты, как я.

После долгих уговоров, Роджер отпустил меня в Лондон одного. Я сходил к дяде Изе и тете Саре. Их сын Мойша работал на станции и провез меня зайцем до Лондона. Еще он сказал, что обратный поезд в восемь вечера, и, если я опоздаю, то никто меня ждать не будет.

И вот, я стою, как дебил, на вокзале и понимаю, что в городе я нахожусь первый раз. И что Лондон — очень большой город с кучей очень больших домов и миллионами людей. И мне нужно найти малюсенький невидимый для большинства из этих людей бар, то есть я даже дорогу не могу спросить.

Я посмотрел на часы в центре вокзальной площади. Полдень. Хорошо еще, что время есть.

Итак, я пошел в сторону центра, внимательно глядя по сторонам, в надежде, что случится чудо. Чуда не произошло. Я спросил время у прохожего. Два часа и тридцать две минуты. Такими темпами я точно опоздаю на обратный поезд с Мойшей!

Но я же говорил, что могу выйти из любой ситуации. Поэтому для начала я спросил, как пройти к Биг Бену. С тяжелым сердцем отдав полфунта за билет на автобус, я думал о том, какой я редкостный болван.

И вот они, самые известные часики планеты. Как три двадцать?! Я же еще никуда не успел!

Встав на хорошо просматриваемую территорию я постарался сосредоточиться. Мой план был прост. Статут секретности нарушать нельзя, а если нарушишь, то придут здешние фары и арестуют. Но я еще маленький, меня арестовывать нельзя. Однако игнорировать магические всплески в центре Лондона тоже нельзя. Итак, придут фары, сотрут всем память и объяснят, как дойти до этого Дырявого Котла.

Я потратил еще полчаса на бесплодные попытки сотворить хоть что-то из ряда вон выходящее. В конце концов, булыжник на мостовой отрастил себе голубиные крылышки и принялся летать вокруг меня, привлекая столь необходимое мне внимание туристов и коренных жителей. Не прошло и десяти минут, как в воздухе возникли ребята в халатиках и начали решать проблему.

Я, не теряя времени подбежал к одному из них, с усами, как у барона Мюнхгаузена.

— Дяденька аврор, подскажите, как пройти в Косой переулок?

— Не мешай, пацан, иди у мамы спроси. И больше не колдуй на людях, — бросил мне Мюнхгаузен на ходу.

— Вообще-то я за этим и наколдовал, чтобы появились маги и помогли мне!

Мюнхгаузен наконец-то обратил на меня внимание и слегка завис. Воспользовавшись паузой, я выдал ему только что сочиненную легенду.

— Я гулял с другом в Косом. Потом мы решили посмотреть на магглов и я заблудился. Хожу тут уже часов пять! Решил намагичить чего-то, чтобы маги меня нашли. Доставьте меня в Косой, родители, наверное, уже с ума сошли!

Мюнхгаузен послушал мою историю и рассмеялся.

— Ну, находчив! Не пропадешь, малой! — он потрепал меня по голове, — Только я не аврор, я обливиатор. Мы сейчас все зачистим, а потом сдадим на руки семье. Если нет — аврорам, а они семье.

Упс, это уже не очень хорошо. В Косом-то меня никто не ждет. Но да ладно, по ходу разберемся.

Я прождал еще минут десять, а потом Мюнхгаузен взял меня за руку и приказал не отпускать ни за что. Меня как будто протянули через самую узкую водопроводную трубу. Но уже через несколько мгновений я стоял на мостовой напротив вывески «Дырявый Котел».

Это было настолько быстро и удивительно, что меня стошнило. Однако не зная, насколько эти перемещения обычны для нормальных детей волшебников, больше ничем я своего шока не показал.

Мюнхгаузен даже не рассердился незаметным движением палочки убрал содержимое моего желудка с глаз долой. Эх, а тут все мои бутерброды…

— Не аппарировал еще? — усмехнулся волшебник, — Ничего. Постарше станешь — привыкнешь и будет легче.

Я неопределенно кивнул, чтобы не проколоться и позволил обливиатору идти впереди — все равно я не знал дороги.

Бар оказался вполне приличным по нашим скромным деревенским меркам. Там и сям сидели ряженые колдуны и волшебницы в остроконечных шляпах и дурацких халатиках, а за барной стойкой суетился пожилой маг возле которого бегал мальчишка лет семи наперевес с веником.

Мюнхгаузен кивнул старику и прошел в дверь, обыкновенно ведущую на задний двор. Тут же заднего двора не было, зато присутствовала стена из кирпича. Я решил особо не возникать по этому поводу — и правильно сделал. Мюнхгаузен постучал волшебной палочкой по определенным кирпичам, позиции которых я, конечно же, прозевал, это же я.

И тут стена разъехалась в разные стороны, открывая мне — я абсолютно точно знал это — Косой переулок.

Маленькие магазинчики в разных стилистических оформлениях, толпы причудливо одетых волшебников, причем судя по их одежде, ориентация большинства была… Короче натуральные лорды тут повсюду. Разноцветные платья на мужчинах резали глаз, но здесь было настолько потрясающе, что я бы смирился даже если бы все они носили чулки.

Это было похоже на сказочный город. Я смотрел на него во все глаза и не мог пошевелиться. Не мог понять, как мама могла променять ЭТО на грязные трактиры. Глаза своевольно разбегались, и я даже не пытался собрать их в кучу.

И тут раздался голос обливиатора:

— Ну как, видишь своих?

Черт, я уже почти забыл про него.

Я затравленно озирался по сторонам в поисках чуда, но мой сопровождающий истолковал это по-своему.

— Не пугайся, сейчас пройдем вперед, к Гринготтсу и может быть встретим твоих по дороге.

И мы пошли вперед. Я рассматривал прохожих так жадно, словно и впрямь рассчитывал найти среди них знакомые лица, но их все не было и не было, как ни странно. Нужно было срочно отделаться от этого Мюнхгаузена. А значит — время для экспромта. Эх, была не была!

Я присмотрелся к прохожим.

Какой-то мужчина в нежно-голубом плаще. Сразу видно, из этих, из лордов. Отменяется.

Женщина в темном платье с кружевами и пышной юбкой, вычурной шляпой… Явно какая-то состоятельная и известная мадам, тоже не то.

Какой-то бомж. Семья с кучей детей, кто-то да выдаст. Клевый дедан с бородой до земли, халатик весь в фиолетовых ананасах. Еще один лорд. О, пацан!

— Руди! — завопил я, догоняя испуганного пацана. С выражением неописуемого счастья на лице я обнял офигевшего парня и шепнул на ухо «подыграй мне», — Руди, где же ты был! Я пять часов ходил среди магглов! Где мама? Где тетя Салли? Джонни сильно расстроился? — ну нравится мне это имя.

Пацан быстро врубился, молодчина. Встряхнув чернявой шевелюрой, безошибочно определил целевую аудиторию и с честными глазами бросился на шею обливиатору.

— Спасибо вам, сэр! Мы так перепугались. Я буквально на секундочку отвернулся, а его нет! Думал, меня мама убьет! — тут парнишка повернулся ко мне, — Мама дома, места себе не находит, по каминной сети опрашивает знакомых. Тетя Салли поднимает на уши родню, меня на шухере поставили. Джонни тоже где-то тут ходит, недавно его видел.

На этот концерт по заявкам с интересом смотрели прохожие, а особенно — тот бородач в аляповатом халатике. Крутая борода, если честно. И волосы. И не лысеет. Такая белоснежная. Как он за ней ухаживает? Ах да, о чем это я?

Мюнхгаузен улыбнулся:

— Ты уж присмотри за другом, Руди, — попросил он паренька, — И больше не теряй.

— Да, сэр! Конечно, сэр! — отрапортовал чернявый и потащил меня за собой, держа за руку.

— Зовут-то тебя как? — успел крикнуть мне Мюнхаузен.

— Питер Петтигрю, — выпалил я, утягиваемый мальчуганом в неизвестном направлении, — До свидания! Спасибо!

Свернув за угол, мальчишка остановился и расхохотался во весь голос.

— Здорово мы его, а? — прыснул он, зажмурившись, — Я Сириус.

И он протянул мне руку, а я незамедлительно пожал ее, улыбаясь в ответ.

— А я Питер.

— Это я уже понял, — фыркнул Сириус.

— Спасибо тебе, Сириус. Если бы не ты, могли бы возникнуть осложнения. А ты шустро соображаешь, — похвалил я нового знакомого.

— А то, — вздернул нос мальчишка, — Так за что он тебя поймал?

— Если честно, то это я его поймал и использовал в своих интересах, — мда, как-то пафосно прозвучало.

Судя по выражению лица Сириуса, он думал о том же.

— Слизерин?

Это что за зверь?

— Будь здоров, — наугад брякнул я, наблюдая за изменившимся в лице парнишкой.

— Ты не знаешь Слизерина? Как ты вообще на Косой попал-то?

— Я проехал зайцем из деревни на поезде до Лондона, потом два часа слонялся по улицам, доехал до центра, заставил камень отрастить крылья, дождался обливиаторов и попросил одного из них меня проводить, — зато я честный.

— Врешь, — фыркнул Сириус, исподлобья взглянув на меня.

— Нисколько. Всю жизнь с магглами жил, про Хогвартс знал не так уж много, полукровка. А тут письмо, надо вещи покупать. Родители не довезут, пришлось самому ехать.

— Задери меня мантикора, — присвистнул Сириус, — Да ты тот еще прохвост.

Это прозвучало даже как-то одобрительно, мне нравится этот парень. Люблю, когда меня хвалят.

— Так что за Слизерин?

— В Хогвартсе идет распределение в соответствии с твоими чертами характера. Есть четыре факультета. Слизерин — это факультет амбициозных, способных приспособиться ко всему на свете. Вся моя семейка там училась. Он враждует чуть ли не самого основания с Гриффиндором. На Гриффиндоре учатся смелые и благородные волшебники. Равенкло — факультет для умников и нестандартно мыслящих ребят. Хаффлпафф — преданные и трудолюбивые, а также все те, кто вообще никуда больше не годится.

Хм. Я приспособленец, к тому же хочу стать важной шишкой. Благородства во мне чуть, смелости тоже никакой — когда Роджер задает прочитать новую книгу я даже возражать боюсь. Что до Равенкло — я точно не умный, так все говорят. Хотя мыслю не стандартно, это точно. Хаффлпафф — верность и трудолюбие. Ну, это вообще не смешно. Я не люблю труд, я люблю то, что за этот труд получают. А верность?.. Мне одиннадцать, откуда я знаю?

— А ты на каком факультете? — решил я спросить на всякий случай.

Парнишка как-то сразу смешался и словно бы задумался.

— Я только поступил, — наконец ответил он, — Не знаю пока.

Неприятная тема? Ладно, опустим.

— Слушай, а куда мне надо идти, чтобы купить все товары к школе? — я решил перейти к делам насущным, — Только не очень дорого, у меня всего сто сорок девять с половиной фунтов.

Сириус нахмурился.

— Фунты? Это же маггловские деньги, да? С ними в Гринготтс надо, это наш банк, там тебе поменяют на галлеоны.

Банк. Ни разу не был в банке. И уж конечно маленький мальчик, который хочет поменять деньги, ни у кого не вызовет подозрения.

Я не преминул тут же высказать это Сириусу.

Тот почесал затылок и вынужден был со мной согласиться.

— Ты прав. Только если попросить кого, — размышлял вслух мой новый знакомый, — А кого? Моя матушка точно менять ничего не станет.

Попросить? Это можно.

— Слушай, веди меня к этому вашему банку. На месте сориентируемся.

Тот прищурился в лучших традициях Веселого Роджера.

— Так же, как ты сориентировался, когда потерялся в Лондоне?

— Да.

— Я в деле.

И мы пошли к банку. На подходе к странному сооружению, явно построенному архитектором, который за что-то обиделся на перспективу, я принялся снова вертеть головой по сторонам.

Сплошные лорды какие-то и очень важные мадамы. Хоть бы один нормальный человек.

О, бородач в цветном халатике! Второй раз за день его вижу. Точно знак.

— Простите пожалуйста, — интересно почему это Сириус так в лице переменился, — Вы мне не поможете? Мне очень нужно поменять фунты на галеоны, а родители не могут, потому что они… болеют сильно.

Даже не соврал. Алкоголизм — это болезнь.

Бородач улыбнулся и немного посверкал на меня стеклами очков-половинок.

— Почему бы и не помочь молодому человеку? — добродушно прокряхтел старик, а Сириус после этих слов побледнел еще больше.

Бородач двинулся к дверям банка, и мы поспешили за ним, хотя цвет лица Сириуса меня и напрягал.

Что-то было определенно не так.

Мы достаточно быстро поменяли деньги и дедан даже дал нам по лимонной дольке. Хотя, видимо, он не рассчитывал, что мы их возьмем, и расставался со сладостями с заметным сожалением. Ну, я никого за язык не тянул.

Когда дедушка все-таки ушел, я отобрал у Сириуса его часть конфет и уже хотел было наконец-то спокойно осмотреться, как моего спутника наконец-то прорвало.

— Питер! Ты совсем спятил?! Ты знаешь хоть кого ты только что использовал в качестве домового эльфа на побегушках?

— А кто такой домовой эльф? — задал я самый важный на тот момент для меня вопрос.

— Какая разница? Это же, мантикора тебя раздери, сам Дамблдор!

Имя-то какое знакомое… Где-то я его уже слышал.

— Давай по порядку, — я тряхнул головой, — Кто такой домовой эльф?

Сириус взвыл.

— Полурослики, выполняющие роль прислуги в волшебных семьях, — пояснил он, догадавшись, что от вопроса не отвертеться.

— Так бы и сказал сразу, — хочу этого полурослика, — А Дамблдор кто?

Мальчик обреченно посмотрел на меня грустными, отчаянными синими глазами.

— Ты письмо из Хогвартса вообще читал? Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, директор Хогвартса и Верховный Чародей, глава Визенгамота!

Ах да… Точно.

— То есть я влип? — уточнил я на всякий случай, — А мне он показался нормальным…

Сириус покачал головой и, если честно, я не понял, что это значит.

Но, решив наплевать на все прочие проблемы моей нелегкой жизни, в том числе и на ту, что директору своей будущей школы я запомнился в облике жулика, я предложил Сириусу заняться одной важной вещью, ради которой мы оба сегодня пришли в Косой. Пойти по магазинам.

В ответ мой новый знакомый прищурился и озорно тряхнул кудрявыми волосами.

— Только аккуратно. Я от матушки сбежал, не стоит попадаться ей на глаза пока что.

— Ух ты. А зачем?

Сириус посмотрел на меня, как на полного идиота. В который раз за день.

— Ты что, ни разу с родителями по магазинам не ходил? Скука смертная. Чопорное хождение по струнке без малейшей возможности ввязаться во что-то интересное… Не знакомо?

Ну… Когда мы с предками шли за покупками они сами ввязывались в такие интересные истории, что потом я пересказывал эти события в качестве анекдотов или страшилок — тут как пойдет — всем своим друзьям и знакомым. Видимо, кому-то не повезло еще больше. Надо не показывать вида, что мои старики алкоголики…

— Ах, ну конечно! Как же я сразу не догадался?

Мда, актер из меня никудышный. Ничего, однажды я разыграю суперкрутую сцену и все поверят в то, чего никогда не было. А пока порадуемся не слишком развитому критическому мышлению моих сверстников.

— Короче, как только мне купили палочку и мантии, я решил, что больше мне там делать нечего и сбежал. В конце концов в аптеку и книжный магазин матушка и сама сходит.

Я разглядывал Сириуса и не понимал, как может наскучить жизнь в приличной семье среди мира, полного чудес. Магия моей маман ограничивалась «Репаро», в случае поломки чего-то важного, и «Эпискеи» — в случае, когда что-то очень-очень важное соскакивало с нужного места. Магия, которая наполняла Косой переулок была другой. Куда более волшебной.

Сначала мы пошли в аптеку. Здесь жутко воняло, а к стеклу главной витрины прилипла какая-то гадость, но меня это не остановило. В конце концов, я первый раз могу увидеть внутренности дракона!

Вдоволь полюбовавшись на витрину со всякими печенками, глазами, живыми и засушенными букашками-таракашками и прочей органикой, я подошел к той самой главной витрине. Едва меня завидев, гадость отлипла, злобно на меня зыркнула и, скрывшись за завесой немытых волос отошла в другую часть аптеки, забавно одергивая женскую блузку на три размера больше. Чем-то похож на меня до встречи с Веселым Роджером.

Итак, на главной витрине был выложен новенький, и, вероятно, очень дорогой набор, очевидно, предназначенный для зельеварения. Три котла разного размера с вязью непонятных закорючек на ободке, начищенные до зеркального блеска ложки, черпаки, лупы, ножи, ножницы и тому подобные приборы из набора юного хирурга в количестве двадцати штук, а также ступки, миски, весы, мерные стаканчики… Похоже, что субъект еще тот фанатик зельеварения. Лично меня эти штуки не слабо так пугают.

Тем временем, гадость подошла к продавцу и, пробубнив что-то нечленораздельное, ткнула пальцем в стойку с бывшими в употреблениями котлами и колбами, которую я сперва просмотрел. На ней громоздилась слегка битая жизнью посуда, но в целом не настолько страшная, как мамина кастрюля и я решил, что, учитывая размеры моего кошелька, меня вполне устроит и такой вариант. Я подошел к продавцу, который еще не успел отойти от немытого мальчика и попросил его принести все, что было написано на листике-из-письма для зельеварения, тоже из старья. Коротко кивнув, продавец всучил нам гору гремящей посуды, потом уменьшил ее до кукольных размеров и обобрал на десять галеонов каждого. Пятьдесят фунтов за старые ведра, с ума сойти! Это же треть моих сбережений! Если так дальше пойдет, то мне явно не хватит на остальные покупки.

Сириус тем временем искренне развлекался, с помощью наручных часов отправляя солнечных зайчиков на лица прохожих, отчего те жмурились и рассерженно оглядывались в поисках хулигана. Я же, справедливо рассудив, что главное — купить волшебную палочку, потащил Сириуса в лавку этих самых палочек. Еще немного рассудив, я понял, что не знаю, где она находится и позволил смеющемуся Сириусу потащить туда меня.

Правда в саму лавку он отказался заходить, мотивируя это нежеланием встречаться с Олливандером, потому что тот мог настучать матушке, а этого он позволить никак не может.

В лавке было пыльно. Очень пыльно. А потом из-за кучи пыльных полок с пыльными коробочками выехала пыльная лестница с волшебником в пыльном халатике.

Тот живенько спрыгнул с лестницы и подошел к стойке.

— О, мистер Петтигрю, вы пришли за волшебной палочкой?

Так. Откуда. Этот. Перец. Знает. Мое. Имя? И чем он еще торгует, если понадобилось уточнять цель визита?

Видимо, чем-то все-таки приторговывал, судя по количеству линеек, окруживших мою тушку. Потому что как связан обхват моей головы и моя волшебная палочка? Эти показатели роста и ширины до моего совершеннолетия изменятся раз десять, так что за дичь тут мне втирают?

Олливандер вошел во вкус и начал метаться из угла в угол, обкладывая меня палочками. И что с этим делать? Ой, я кажется что-то разбил.

Хм, продавец волшебных палочек — определенно не его призвание. Потому что я перепробовал уже кучу палочек и ни одного нормального отклика.

И вот она… Каштан, сердечная жила дракона, девять с четвертью дюймов и какой-то придурковатой изогнутой формы. Явно меня ждала. Я с трепетом взял ее в руку и почувствовал родное тепло, а еще удивительную силу. Меня затопило чувством безграничного счастья. Раздался оглушительный взрыв.

Олливандер решил было продолжить поиски, предварительно устранив последствия разрушения, однако я тут же его остановил.

— Простите, мне эту палочку!

— Но она же устроила взрыв, — удивленно воскликнул Олливандер, косясь на меня, как на полоумного.

— Все в порядке, он был запланирован, — я поспешил заверить мастера в своей правоте и из палочки вырвался сноп искр.

Олливандер как-то слишком быстро вытолкал меня за дверь, предварительно забрав еще 7 галеонов. Теперь у меня в кармане лежало тринадцать несчастных галеонов и, учитывая цены этого сказочно дорогого мира, мне придется неплохо так ужаться.

Итак, мы с Сириусом пошли в книжный магазин. И в нем обнаружили уже знакомую гадость, прилипшую, на этот раз, к книжному стенду. Вот честное слово, ну хоть помыться-то можно?

Комплект учебников. Минус пять галеонов. Да совесть у них есть?

Телескоп и медные весы. Минус шесть галеонов.

— Сириус, а за галеон я смогу купить мантию, зимний плащ и шляпу? — удрученно спросил я, не особо надеясь на успех.

— Только если подержанные, — покачал головой Сириус. — Но на все вещи не хватит. Может быть на старую мантию и шляпу…

Так и случилось. В кармане осталась лишь горстка кнатов, а ходить было не в чем. Видимо, придется еще раз ехать сюда, в Косой. А я хотел насобирать хоть немного денег на школьные расходы. Видно не судьба.

Сириус в свою очередь оживился и, увидев, что я истратил все, что у меня было, потащил мою тушку в лавку с загадочным названием «Все для квиддича».

Неужели волшебники действительно летают на метлах?! Да чтоб мне провалиться. И пусть на плакатах это выглядело умопомрачительно вкупе с трюками игроков… Это же жуть как страшно!

Но через несколько минут я осознал, что не так уж много знаю о страхе.

Перед Сириусом выросла женщина в темно-синем платье, которое, вероятно, являло собой последний писк моды века, эдак, восемнадцатого. Волосы были убраны в сложную прическу, а серьги, судя по виду, стоили дороже, чем моя жизнь. Ее лицо было убийственно спокойно, каким, вероятно, оно бывало у доктора Менгеле перед операцией. Глаза, такие же синие, как у Сириуса, пытались сжечь ребенка дотла, чтобы на Земле не осталось ни одного упоминания об этом мальчике.

— Матушка! А я тебя везде ищу, — нагло улыбнулся Сириус, а потом его улыбка стала еще шире. — Позволь тебе представить Питера Петтигрю, мой новый друг, полукровка. Питер, это леди Вальбурга Блэк, моя мать.

Ух ты. На меня с таким презрением не смотрели уже месяц — с последнего визита Абраксаса Малфоя. Чувствую себя земляным червяком, если честно…

— Очень приятно, леди Блэк, — прогнусавил я, стараясь слиться с обстановкой магазина.

И тут меня осенило.

— Погоди, Сириус, — от удивления я даже перестал пугаться его матери. — Так ты тоже из этих… Из лордов?

А с виду вполне себе приличный, даже халатик не облегающий, как у Малфоя. Тьфу ты, мантия, пора привыкать.

— Мой сын, — чеканя слова произнесла леди Вальпурга, — наследник Древнейшего и Благороднейшего рода Блэк.

Во попал.

Сириус хлопнул меня по плечу.

— Я напишу тебе, — пообещал он.

Я почти уверен — не владей его мать маской лица настолько хорошо, она бы сейчас перекосилась похлеще, чем Абраксас при виде своей «бывшей сестры».

Они ушли по-английски, не прощаясь. А я посмотрел на часы и понял, что на поезд я опоздал…

Мое имя — Церера Блишвик. В пятнадцать лет Святая Инквизиция сожгла меня на костре…

По иронии судьбы я никогда не занималась магией. Моя семья, хотя и входит в состав священных двадцати восьми чистокровных фамилий, обеднела еще пять поколений назад, и мы бы никогда не потянули оплату ученичества. А бесплатно образованные маги берутся обучать только очень сильных волшебников с последующим введением в род. Я же — почти сквиб и порой мне кажется, что, если бы я не пыталась заниматься, а подавляла волшебство в себе, моей магии не хватило бы даже на то, чтобы стать обскуром. К пятнадцати годам я научилась разве что левитировать не слишком тяжелые предметы, по несложной траектории, причем не дольше минуты. То ли дело — Венди.

Венди — моя младшая сестра. И я думаю, что она забрала всю магию, которая предназначалась нам обеим. Когда ей было четыре года, она уже обогнала меня семилетнюю по уровню контроля летающих предметов. Наша семья — пироманы по наследию, однако я могу поджечь лишь пару свечей. Зрелище же колдующей Венди просто завораживает, когда работает с огненными фигурами, и это без палочки, ради шутки!

К сожалению, нашим родителям даже палочки не по карману. Вот уже три поколения мы без палочек, имения и родовых книг. Хуже нас только Блэкам, хотя ходили слухи, что Толиман Блэк за последние годы расширил свое влияние на Лютном и планирует открыть второй магазин. Так что может хоть кто-нибудь выберется из этой выгребной ямы для волшебников третьего сорта и полусквибов.

Наш домик находится на самом отшибе Лютного переулка, а магазин отца — на другом его конце, так что я с детства отлично знаю местность. Наша семья продает контрабандные, редкие и вполне обычные ингредиенты для зелий. Именно благодаря этому нашему роду улыбнулась удача. Точнее — мне улыбнулся Октавиус Принц.

Его семья на протяжении веков была в числе лучших заклинателей волшебного мира. Особняк Принцев по своим размерам и убранству не уступает Уизли-менору, а уж богаче и влиятельнее этой семьи в Англии сложно кого-то найти. Октавиус — старший сын лорда Дариуса Принца и наследник титула — оказался прирожденным зельеваром. И вот, Принцы пришли за редкими ингредиентами и стоят напротив меня, оставленной отцом на пять минуточек за прилавком и присмотром за Венди.

Помню, я по простоте душевной тогда спросила у лорда Принца:

— Получается, что у вашего рода теперь нет прямого ученика, и вы не передадите наследнику знания заклинателей?

Возможно, будь я чуть постарше, он бы проклял меня, чтобы я не задавала лишних вопросов, но тогда мне было всего семь, и лорд простил мне мою детскую непосредственность — молча заткнув меня одним взглядом.

А вот Октавиуса позабавила моя невоспитанность и он весело мне подмигнул. Он всегда держался с нами очень просто, и я не помню случая до самой своей смерти, чтобы я почувствовала себя рядом с ним той, кем я явлюсь — нищенкой с улицы для отребья.

— Знаешь, у меня ведь есть братья, — напомнил Октавиус, — а еще отец может взять в ученицы способную ведьмочку, которая после обучения выйдет за меня и таким образом у головной ветви окажутся сразу и заклинатель, знающий секреты родовых проклятий и зельевар, который даст начало новому дару.

Это было разумно. Браки по расчету в мое время были нормой, я не припомню ни одного брака по любви. Дело женщины — слушаться мужа, тогда не будет ругани и скандалов, а для этого любовь не так уж важна, в то время как грамотный расчет способен обеспечить лучшее будущее вашим детям. Звучит куда более заманчиво, чем серенада под окном.

Осмелев, я спросила Октавиуса.

— А вы уже нашли кого-то в ученицы?

— Отец пока думает, есть несколько неплохих чистокровных волшебниц, но можно поискать кого-то с более сильным потенциалом.

Я подняла голову и посмотрела на лорда Принца круглыми глазами.

— Моя сестра! Лорд Принц, честное слово, сильнее нее я не встречала!

Это был шанс дать нормальную жизнь Венди. И даже я своим детским умишком понимала всю значимость этой возможности.

Лорд снисходительно посмотрел на меня.

— Мы заинтересованы только в чистокровных ведьмах. К тому же, если она внешне похожа на тебя, то наш род не примет ее даже с силой Мерлина, уж извини.

Да уж, суровая правда, но даже в семь я была лишена детской очаровательности. Я была тощая, угловатая девчонка с непропорционально большими ладонями и ступнями, маленькими глазками, огромным носом и тусклыми волосами рыжевато-бурого оттенка. Неудивительно, что мое предложение вызвало подобную реакцию.

— Нет! Мы Блишвики, мы входим в священные двадцать восемь! А моя сестра, она совсем-совсем не похожа на меня! Ой, да что же я… Венди!

На мой зов через несколько секунд подошла сестра. Ей было всего четыре года, но она уже слыла одной из самых красивых девочек в округе. Белокурая, пухленькая с чистой кожей и огромными зелеными глазами — даже в простеньком платье и протертом чепчике она была очаровательна.

Я подняла глаза на лорда и ничего не поняла по его лицу. Выждав секунду, он ответил моему молчанию:

— С внешностью и родословной ей, видимо, повезло, однако это не значит, что она сильна. Пусть поколдует и, возможно, я подумаю над твоим предложением. Но она еще маловата для того, чтобы судить о силе…

Мое сердце застучало быстро-быстро, и я тихонько попросила Венди показать дракончика. Маленький огненный дракончик из чистых языков пламени взвился над ее головой и, пролетев круг, выдохнул клубок дыма, после чего растаял в воздухе так же бесследно, как и появился. И я могу поклясться — лорд был удивлен.

— Венди, — раздался рассерженный окрик отца, — ты опять играешь с огнем у витрин? Сколько раз я тебе говорил не баловаться, ты же подожжешь что-нибудь, и я до конца года буду за это расплачиваться!

Тут он заметил чистые дорогие мантии на посетителях и, увидев кто перед ним стоит, в одночасье забыл о проблеме с дракончиком.

— Милорды! Чем могу вам помочь?

— Скажите, как ваша фамилия? — Принц решил проверить, не соврала ли я ему, и поэтому, услышав ответ, попросил доказательств. Так как семейных реликвий у нас не было, отец притащил один из заключенных на его имя договоров о поставке.

Прочитав его, Принц удостоверился в моей правоте, и, купив несколько килограммов печени дракона, пять цветков папоротника и рог двурога, ушел, ухмыльнувшись мне на прощание. Октавиус с улыбкой отвесив прощальный кивок последовал за отцом. При оплате лорд Принц наклонился ко мне и бросил мне в руку десять золотых «за находчивость». Десять галеонов!!! Сверх цены! Честное слово, я их даже на зуб попробовала! И папа тоже! Правда, расспросов мне избежать не удалось.

Папа похвалил меня за желание протолкнуть сестру в люди, однако напомнил, что с такой обедневшей семьей не станут связываться уважающие себя роды. И что даже в случае, если Венди согласятся обучать — нам нечем покрыть расходы. А образование нынче очень дорогое.

Что же, мне было семь — с точки зрения двадцатого века — совсем ребенок. А с точки зрения четырнадцатого — уже сообразительная и вполне самостоятельная ячейка общества. Однако что-то детское в нас сохранялось. Прежде всего — детские мечты.

Тем удивительнее было, когда через неделю лорд Принц снова оказался в нашем переулке. Он поговорил с отцом, и после этого между нашими семьями был заключен контракт. Лорд Принц бесплатно будет обучать Венди. После окончательного формирования магического ядра — в день шестнадцатилетия, она выйдет замуж на Октавиуса и войдет в род Принцев. Мы тогда не могли поверить своему счастью. Лорд согласился, чтобы раз в неделю Венди бывала дома при условии, что наша семья переедет в Косой переулок, так как пребывание невесты Принцев в Лютном переулке могло бросить тень на род. Он даже дал нам денег на переезд и открытие аптеки в Косом. Жизнь казалась сказкой, она налаживалась. И я по-доброму завидовала младшей сестренке.

Сколько себя помню — я всегда мечтала учиться. Это давало шанс покинуть трущобы, но с моими способностями мне доставалось только мечтать об этом. Папа научил меня считать для помощи в магазине, читать я не умела вовсе — зачем женщине без перспектив к ученичеству сидеть за книгой, когда по хозяйству столько дел? Я знала, как называется каждый ингредиент в папиной лавке, однако не смогла бы сварить даже зелье сна без сновидений. Но мечты, что когда-нибудь что-то изменится преследовали меня и днем, и ночью.

И от этого я очень ждала своего одиннадцатого дня рождения. Как правило, ученичество уже было в самом разгаре, и старше семи ни один мастер не брал себе ученика. Но если магия подростка была на достаточном уровне, то, по слухам, имя ребенка записывалось в волшебную книгу волшебной школы Хогвартс. Тогда в день одиннадцатилетия приходило письмо с зачислением в эту школу. Однако это случалось до того редко, что многие считали подобное сказочкой для малышей. На моей памяти сова с хогвартской печатью всего однажды пролетала над Лютным — все более или менее способные ребята уже обучались у мастера, а слабые магически дети не были нужны ни мастерам, ни волшебной книге волшебной школы. Но я ждала — ждала своего шанса и своего чуда, веря, что все вот-вот изменится, как верили и десятки других мальчиков и девочек из нашего захолустья и даже Косого переулка.

Но сова не прилетела. Ни в этот, ни в следующий день рождения. На тринадцатый праздник я перестала ждать и просто продолжила жить, как однажды продолжили мои родители.

А Венди училась. Находясь на содержании Принцев, она все меньше становилась похожей внешне на мою простую, испачканную золой сестренку — и все больше на будущую леди Принц. Красивые платья, сложные прически, витиеватая речь и новые привычки плавно вошли в ее жизнь. Она часто приносила нам подарки и у меня появилась целая коллекция красивых заколок, часть из которых продавалась в голодные времена. Однако и старая Венди, живущая где-то за фасадом перспективной невесты, тоже была с нами — задорная, смешливая и ласковая, как котенок.

В тот день, когда мне было пятнадцать, а ей всего двенадцать лет, мы пошли на поле, где Венди показывала чары Патронуса. В жизни не видела ничего красивее. Патронус Венди — серебристая лань — грациозно скакала вокруг нас… Потом она снова уехала на неделю учиться, а меня при первой же вылазке к магглам арестовали. Оказалось, нас видел какой-то пастух и запомнил мое лицо. А я — почти сквиб без возможности противостоять орде рассерженных людей.

Я горела вечность, как мне казалось. Я помню, как пузырилась кожа и чернела плоть, как раскалились железные цепи, которыми я была привязана, как быстро загорелись волосы, и невозможно было думать ни о чем, кроме боли и запахе горелого мяса.

А потом я проснулась.

Так началась моя новая жизнь. И, честно говоря, я до сих пор нахожусь в экзистенциальном шоке от того, куда меня занесло. Но сперва по порядку.

Я проснулась в весьма странной комнате с еще более странной обстановкой. У меня ничего не болело, да и руки были словно не мои. В комнате висела редкая штука , которая могла отражать мир чётче, чем любая бочка с водой. Зеркало. И из него на меня смотрела незнакомка.

Я могла предположить, что Принцы успели меня спасти, подлечили и положили в одну из своих комнат. Что вещи могли быть оставлены кем-то другим. Но то, что я увидела в зеркале отличалось от меня очень и очень сильно. В первую очередь — мне было пятнадцать. Но по ту сторону зеркальной поверхности на меня смотрела девчушка восьми-девяти лет.

У нее были светлые, тонкие волосы и слегка вытянутое лицо с тяжелой нижней челюстью. Телосложение костлявое, а шея не в меру длинная. Глаза зеленые, но не такие зеленые, как у Венди, цвета летней травы, а скорее болотные, с вкраплениями бурого, как в болотной трясине. Она была симпатичнее меня прошлой, хотя и не на много — и почти такой же костлявой. Но это была не я.

Разумеется, я закричала.

В комнату ворвались двое взрослых людей и маленькая рыжая девчонка с облегченно-испуганным выражением лица. И, если честно, то при виде этих людей я забыла, как кричать.

Больше всего меня поразил вид женщины. Короткие волосы и мужская одежда на даме, открытые локти и плечи… Скажу честно, ТАКОГО я не встречала даже у самых отчаянных и легкомысленных девушек Лютного переулка. На девочке было какое-то подобие платья, но такой длины, что лучше бы брюки, как у женщины. Пребывая в шоке от их внешнего вида я даже не обратила внимания на неубранные, распущенные волосы рыженькой.

И тут они начали говорить. Что же — тут я вспомнила как кричать, потому что ни боггарта не понимала! Речь была смутно похожей на столь привычный английский, иногда проскальзывали слова и обороты, которые я могла распознать, но, в целом, это был не мой язык. Какой-то другой, непохожий.

Я не знала где я нахожусь, почему я в этом теле, кто эти странные люди и где мои родные — само собой у меня случилась истерика.

Сейчас я не могу представить, что чувствовали Генри и Оливия Эвансы, когда проснулись от дикого крика своей дочери, которая к тому же их не узнавала и говорила — как выяснилось позже — на староанглийском. При виде электрической лампочки и телевизора она едва не вышибла входную дверь, но, заметив паркующийся автомобиль соседа забежала обратно в дом. И это даже не половина моих выступлений. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что первые два месяца я провела в психиатрической лечебнице.

Отойдя от успокаивающих маггловских зелий (а то, что это были магглы, понять оказалось легко — они ведь успокаивали меня руками, а не палочкой), я начала активно размышлять. Прошло несколько дней прежде, чем я поняла, что на дворе стоит 1966 год от Рождества Христова и после этой новости понадобилась еще одна порция успокоительного.

Это странное, бесконечно странное время с новыми порядками и традициями удивляло меня ежесекундно. В моей так называемой «одежде» я ощущала себя голой, но в подобном виде ходили сотни людей вокруг без малейшего стеснения, повсюду сновали женщины в брюках и более того — эти женщины явно работали в больнице, они лечили. Они умели читать и писать, они не советовались с мужчинами по поводу принятия тех или иных решений, они были словно… равными им. До сих пор это звучит дико для моего уже изрядно перестроившегося сознания.

После первой же трапезы оказалось, что я больше не могу есть мяса. Один его вид, один его запах напоминал мне костер. Но врачи оказались весьма понятливыми людьми и после двух разбитых тарелок с курицей мне перестали приносить мясные блюда. Однако их приносили другим пациентам, что заставляло меня нимало удивляться размерам скотного двора больницы — ведь иначе откуда у них столько мяса?

Но больше всего меня поражало то, как сильно магглы продвинулись с течением времени. Электрические приборы для всего на свете — свет без свечей и заклинаний, вода без колодцев и волшебной палочки, а уж про нужник двадцатого века я вообще молчу. Улица пахла свежо, не было того смрадного, застоявшегося запаха привычного мне маггловского города. Здесь было принято мыться каждый день. Здесь держали животных ради забавы, были собаки размером с кошку, а в клетках разводили грызунов — причем они были такими ухоженными, что даже я не могла бы их назвать переносчиками заразы.

Я заново училась говорить и заново узнавала мир, окружающий меня. За этими постоянными потрясениями я не успевала задуматься о самых главных вещах — как произошло мое перемещение во времени, как пережили мою смерть родные, что случилось с душой несчастной Петуньи Эванс… Мой детский мозг, перегруженный новыми впечатлениями, насущными проблемами и воспоминаниями о моей жуткой смерти просто не успевал задуматься над этим.

Кстати о воспоминаниях. Помимо жареного мяса, я стала бояться огня. Просто до оцепенения — при виде даже малюсенькой вспышки я, колдунья из семьи потомственных пироманов впадала в неконтролируемый ужас. Мне стали сниться кошмары. А потом я узнала нечто странное.

Эти магглы не знали о магии. Им был не знаком волшебный мир. Они считали его не более, чем выдумкой, сказкой. Я пока не знаю, что случилось с тысячами волшебников и волшебниц, а также магических существ в течение веков, но пока что это не важно. Важно только то, что меня больше никогда не будут заживо сжигать на костре…

Через полтора месяца моего пребывания в клинике я начала привыкать к окружающей меня действительности. И к тому, что отныне я — Петунья Эванс, родившаяся в 1958 году. Примерно в это же время я научилась сносно объясняться на новоанглийском языке, а моя «семья» помогала мне справиться с потерей памяти посредством долгих разговоров о прошлом и просмотра еще одного чуда современности — фотографий.

Петунья была старшей дочерью в семье. Еще одна странность, но в мое время в семьях было по пять детей минимум, и наша семья казалась очень небольшой, в то время как в этом времени в среднем у всех было по два— три ребенка и не больше. Пет росла ответственной и старательной девочкой, и, судя по редким подколками Лили — моей новоиспеченной сестренки — временами заносчивой и занудной. Но в целом моя предшественница казалась вполне заурядной девочкой, что не слишком-то удивительно, учитывая то, что сейчас ее телу всего восемь лет. И это отчасти хорошо — все изменения в характере можно списать на взросление. Эта мысль эгоистична по отношению к судьбе девочки, прожившей такую короткую жизнь, но, положа руку на сердце, я рада, что мое земное существование не оборвалось в пятнадцать, пусть даже таким странным путем.

Родители Пет — вполне милые люди со своими достоинствами и недостатками. Однако, несмотря на все переживания за состояние своей старшей дочери, было заметно, что Лили — любимица в семье.

Сестра же была… странной. Ненормальной, я бы сказала, особенно по отношению ко мне. Хотя, в целом, она была симпатичным ребенком, если бы не была рыжей, но, как выяснилось, цвет волос, считавшийся в наше время своего рода уродством, с годами превратился в гордость для его обладательниц, так что здесь присутствует лишь мое субъективное мнение. А еще у нее невозможно зеленые глаза, которые до боли напоминают о Венди.

Лили часто смотрит на меня, как побитая собака. Словно до моего «переселения» она сильно насолила сестре. И я не знаю почему, но не будь я уверена, что она — маггла, я бы тут же записала ее в будущую Темную Леди — до того странную ауру она источала. Не знаю, почему это замечала только я…

Спустя два месяца я перебралась домой. Иногда приходилось возвращаться на обследование, но в целом не было сильных нареканий, и я успешно вживалась в роль постепенно вспоминающей прошлое дочери и сестры. Но дома ждало еще одно потрясение.

Здесь все ходят в школу. Все сословия, все люди страны умеют читать, писать, считать, все учатся или учились раньше. Даже девочки. Это привело меня в дикий восторг, моя мечта, давняя и несбыточная, начинала осуществляться. Я буду учиться. Пусть не магии, но в этом мире столько всего нового и интересного, что даже маггловские предметы кажутся волшебными до мозга костей. Оставалась малюсенькая проблемка — я ничего не знаю.

Весь следующий месяц родители учили меня читать и писать. Считать с горем пополам я умела, но за несколько веков выяснилось, что математика шагнула далеко за пределы элементарной арифметики. Я не знала ничего, что полагалось знать ребенку моего возраста. В то же время у меня было столько возможностей, сколько не было никогда до этого. В каком-то смысле это место стало для меня Раем, и я не собиралась упускать ни единого шанса.

На семейном совете было решено оставить школу на год, чтобы я смогла догнать моих сверстников. И я догоняла. Я поселилась в книгах и чуть ли не засыпала за письменным столом. В этом времени книги не были жутко дорогущей редкостью в кожаном переплете и с золотым тиснением — они были доступны всем, даже бесплатно. Разумеется, родители водили меня в библиотеку, увидев такое рвение в учебе.

Однако вернемся к самому интересному. Спустя неделю после моего прибытия домой, я имела счастье наблюдать Лили у себя в комнате в два часа ночи.

Она стояла, чем-то испуганная, пристыженная и явно переживающая. Я выжидающе смотрела на нее и в конце концов она прошептала:

-Петти, прости меня. Я знаю, что ты ничего не помнишь, но все равно, пожалуйста, прости. Это все из-за меня случилось…

Что же, я знала, что пожалею о своем вопросе.

— Лили, ты сама понимаешь, что я не помню. Давай ты мне все расскажешь по порядку, — я приглашающе кивнула ей на стул перед кроватью и обняла подушку (они здесь просто волшебно мягкие). — Обещаю, что я не буду ругать. И вообще, что бы там ни было, я тебя уже простила.

Последнюю фразу я произнесла с легким сомнением, но все же отмахнулась от этих мыслей. Ну не убила же она сестру?!

Лили плюхнулась на стул и начала свой рассказ, нервно накручивая на палец прядь волос.

— Я тогда показывала тебе фокус с летающим перышком. Я знаю, что ты не очень любишь такое, но мне очень-очень хотелось тебе показать, — Лили шмыгнула носом, а я начала кое-что понимать в том, что не так с девочкой напротив. — Ты разозлилась и сказала, что я ненормальная. Я тоже разозлилась. Мы поругались. Я очень сильно захотела, чтобы тебе стало плохо, чтобы тебя не было, — Лили разревелась, но я даже не пошевелилась, с ужасом понимая к чему та ведет, — я хотела, чтобы ты умерла, — выдавила Лили, наконец и ненадолго замолчала.

Я ждала, пока она проплачется и немного успокоится, чтобы закончить рассказ.

— Ты упала на кровать и не двигалась. Я испугалась и убежала. А потом ты проснулась… такой. Пет, честное слово, я не хотела такого! Я не хотела взаправду ничего плохого! Я больше никогда ничего тебе не сделаю!

И тут я поняла, что меня так пугало в Лили Эванс. Она была Пожирательницей Смерти. (автор взял на себя смелость предположить, что Волдеморт назвал свою организацию в честь существующего магического явления, а не просто создал устрашающее словосочетание).

Пожиратели смерти — жуткое явление даже в необузданном возрасте, к тому же одно из редчайших. Ими не становятся — ими надо родиться. И они рождаются, причем их происхождение может иметь самые разные корни — от чистокровных родов до маггловских семей. Отец говорил, у них есть и внешние приметы, но не упоминал какие. Они очень сильные магически. Бывало, что разозлившийся человек желал кому-то смерти — и она приходила, особенно если пожелание Пожирателя было высказано вслух. У них особенные отношения со смертью, при желании Пожиратель может выменять у Смерти чужую жизнь, отдав взамен свою, но это явление еще более редкое, чем их рождение. Как правило, они живут долго, но почувствовав власть над чужими жизнями, многие сходят с ума и превращаются в монстров.

И вот одна из таких сидит на стуле, в слезах, отчаянии и непонимании. Маленькая рыжеволосая девочка с невозможно зелеными глазами. Лили Эванс. Которая убила свою сестру.

И прежде, чем я успела подумать, что говорю, с языка слетело испуганное:

— Лили, ты ненормальная.

* * *

Этот сумасшедший мир снова и снова подбрасывал мне жуткие и странные даже по магическим меркам вещи. Теперь не было смысла задаваться вопросом, что случилось с душой Петуньи в момент моего «переселения» — она ушла в другой мир еще до того, как моя душа вернулась в этот. Покойся с миром, Петти. Даю тебе слово, что эту жизнь я проживу за двоих.

Благодаря признанию Лили я также поняла, что, несмотря на видимое отсутствие волшебства, магия еще жива, а значит жив и магический мир. И пусть сейчас я не была с ним связана, но осознание того, что место, бывшее моим родным домом, все еще живет ободряло. Оставалась сущая мелочь — узнать, как с ним связаться.

А сделать это было нужно, причем быстро. Лили требовался наставник, хороший и сильный, иначе она со своим потенциалом запросто угробит еще кого-нибудь. Она не была злой, скорее вспыльчивой, с часто меняющимся настроением и бурной реакцией на все на свете. Очень живой, яркий и опасный Пожиратель Смерти, которому надо научиться обуздывать свою энергию и не сойти с ума от таких возможностей. Где найти мастера — я не знала.

Лили же смотрела на меня затравленно и горько. Разумеется, ей казалась оскорблением моя, ставшая в последнее время любимой, фраза о ее ненормальности. Но я не могла позволять ей обманываться тем, что все будет как обычно и что она ничем не отличается от остальных. Она другая и должна понять это как можно раньше. Я не гений воспитательного процесса, но даю слово, Лили поймет, что она может быть опасной и больше никогда не использует свою силу во вред. Даже если из-за этого она меня возненавидит.

Помню, как я познакомилась с одним мальчиком, его звали Джером. Он был на пару лет меня младше и жил неподалеку от нас после переезда в Косой переулок. Джером был оборотнем, а его родители постоянно напоминали ему об этом в очень грубой форме. Мне было его безумно жаль, но когда я попробовала выразить сочувствие, этот маленький мальчик посмотрел на меня очень по-взрослому. Он сказал мне:

— Я могу убить человека, даже если я сам того не желаю. Именно поэтому мне необходимо постоянно напоминать кто я такой и на что способен. Никогда нельзя расслабляться.

Эти магглы не знали о магии, и скажи я Лили, что она — ведьма с огромным магическим потенциалом и способностью убивать по своему желанию — меня вернут в клинику. Приходится использовать другие синонимы. Возможно, это не улучшит наших отношений, но метод Джерома, как я его окрестила, оказывается невероятно действенным на практике. За несколько лет нашего знакомства, он ни разу ни на кого не напал, что просто удивительно для оборотня. Обычно даже самые смирные экземпляры совершали первый укус в течение полугода. Джером же запирал себя так, что не всегда мог выбраться из логова, даже приходя в сознание.

Моя несчастная жизнь стала еще несчастнее после того, как я вернулся из Лондона. Больше всего этому поспособствовал переволновавшийся Весёлый Роджер, а также Мойша и дядя Изя, которые переволновались в связи с тем, что переволновался мясник. Все-таки меня на поруки передали именно семье Мойши. Но обо всем по порядку.

Итак, я пропустил поезд. Сириуса забрала его, с позволения сказать, мама, а больше я тут никого не знал. У меня не было денег на билет. К фараонам идти не хотелось — они-то могут меня отправить домой, но оттуда — в приют, лишив предков родительских прав, что мне тоже не очень-то нравилось.

Таким образом, я решил доехать автостопом.

Безусловно, одиннадцатилетний мальчик, голосующий на дороге — редкое зрелище, к тому же все тормозившие водители хотели сдать меня фарам. После третьего побега, я осознал всю тщетность бытия и пошел искать родственную душу, готовую помочь без лишних вопросов. Бомжа, в простонародии.

Бомж нашелся быстро, это все-таки Лондон. И не один, это была целая поляна бомжей, только что вылезших полюбоваться на красоты ночного города.

Я рассказал все, что мог рассказать, не нарушая Статут. То есть о пьющих родителях, покупках к школе, опоздании на поезд и причине, по которой не могу пойти в полицию. Самый старый бомж посмотрел на меня уважительно.

— Это ты правильно. Родителей любить надо, молодец. Предлагаю выпить за этого паренька, — и, налив в стаканы мутную жижу, отсалютовал им своей братии и выпил все до дна.

Закусили.

Не успел я продолжить рассказ, как единственная бомжиха меня перебила:

— Ты давно ел? Голодный?

Что ж. Ел я давно, неизвестно, когда попаду домой, и даже съеденные в дороге бутерброды не принесли пользы, в связи с побочными эффектами аппарации. Не видя смысла хорохориться, я тупо кивнул.

— Предлагаю выпить за скромность этого паренька, — озвучил следующий тост самый старый бомж и выпил.

Закусили.

И каждый стал доставать свою небольшую «заначку», в виде бутерброда, щедро пожертвованного кем-то гамбургера, огурца. Не в моих правилах было воротить нос, и я благодарно принял провиант, хорошенько подкрепившись. Вообще, если руководствоваться правилом «дают — бери», а не строить из себя оскорбленную невинность, обзывая искреннюю помощь подачкой, жизнь становится куда проще.

Я спросил, как добраться до моей деревни безопасным способом. Бомж с рыжей бородой залез в свой рюкзак и вытащил оттуда потрепанную карту автомобильных дорог Британии. Через десять минут глубокомысленных коллективных рассуждений, мне составили оптимальный маршрут.

После чего вся честная компания повернулась ко мне.

— До крайней заправки тебя довезет Волосатый, — сказал бомж с рыжей бородой, указывая на лысого бомжа, — Оттуда залазь в фургон дальнобойщикам, они все едут за мебелью в одном направлении. Но на дозаправке слезай, они едут прямо, а ты бери правее. Пройдешь пару километров по дорожке — найдешь Пьяного Энди, он всегда дрыхнет под старым кленом, указателем будет камень, похожий на башмак. Скажешь ему, что ты от Кучерявого Братства и он довезет тебя на лошади до кабака «Мельница». Там слезешь, напротив увидишь комбайн и тракторы. Попросишь у официантки клеенку, залезешь в ковш трактору и накроешься клеенкой, чтоб не спалили раньше времени. Трактор довезет тебя до еще одной деревеньки, слезешь, вернешься к указателю и пройдешь прямо четыре поворота, а на пятом — твоя деревня.

Пока я пытался все запомнить, бомж в очках поступил умнее и не посрамил честь очкариков — он все записал на бумажке и отдал ее мне.

Самый старый бомж еще раз поднял рюмку.

— Предлагаю выпить за легкую дорогу этого паренька.

Выпили.

Закусили.

Бомжиха дала мне в дорогу три фунта и черствый пирожок с капустой. Волосатый куда-то ушел, но не успел я всех отблагодарить, как он снова появился, таща за собой жуткого вида велосипед, грозивший развалиться прямо под ним.

Тепло попрощавшись с каждым, я сел на багажник и мы, слегка покачиваясь, отправились к крайней заправке. Я ехал и думал о том, какие все-таки понятливые люди — бомжи, и как важно не потерять эту прослойку общества современному миру.

* * *

Доехал я прекрасно. Точно по плану Кучерявого братства, раненько утром я пришлепал к ферме Веселого Роджера и с удивлением обнаружил у него дома почти всю компанию моих нанимателей — кроме пастора, тот был на утренней службе. Такого разбора полета я давненько не видал, да чего уж там — мне ни разу так не доставалось! Но тем приятнее было понимать, сколько людей за меня переживают.

С этого дня в деревне начали куда меньше опасаться Веселого Роджера. Видимо, в процессе ожидания бессовестного меня, деревенские присмотрелись к мяснику и обнаружили, что тот не такой уж страшный. К нему приходили за советом, поддержкой, в спорах и просто в плохом настроении. Сперва Роджер помогал приходившим к нему, так как от шока не мог никому отказать, а после уже репутация обязывала. Наш собственный Жан Вальжан, чесслово (Жан Вальжан — герой романа В.Гюго «Отверженные». Скрывающийся от закона каторжник, ставший впоследствии мэром города: п/а).

Для тренировки дисциплины меня припахали по полной программе и дома я оказывался совершенно убитым, настолько, что еле-еле успевал покормить паучка Джонни.

Через неделю в окно постучала почтовая сова, не Джинджер.

На радостях я поймал ее и засунул в клетку Сани, но потом оказалось, что это — сова семьи Сириуса и ее надо отпустить.

Она принесла письмо от Сириуса со стандартным набором всякой чепухи, типа вопросов на тему «как добрался?» и списком новостей в кругу семьи Блэков. Тоже ничего особенного, с поправкой на то, что Блэки — все же магическая семья. Но что порадовало — Сириус заметил мое отношение к этим их… лордам, и поспешил объяснить, что он нормальный парень и не разделяет аристократических предрассудков, а еще зачем-то приплел чистоту крови. В любом случае — спасибо ему за это.

И тут ко мне пришла мысля. Я ответил Сириусу.

Привет, Сириус,

Я очень рад, что ты не совсем лорд, иначе было бы трудно с тобой общаться на равных. Доехал нормально, мне помогли добрые люди. Тебе от матери не сильно влетело?

Пришли мне от себя фотографию в школьной мантии, зимней мантии и шляпе. Со всех сторон. Буду шить сам, денег нет.

Питер.

Вот так вот. Четко и по делу.

Действительно, зачем мне экономить на всем на свете, если можно сшить мантию самому и попросить помочь кого-то из женской половины нанимателей? Будет не так нарядно, но на кой черт мне лордовский халатик, обычного хватит.

А утром следующего дня случилось непоправимое.

Джонни умер.

От этого было очень грустно. Я стырил на клумбе у благополучного соседа справа пару пестреньких цветочков и нашел на кухне пустой спичечный коробок. В грустном молчании навсегда закрыл крышку коробка, под которой лежало одноногое тельце моего, не побоюсь этого слова, друга, и, прошептав коротенькую прощальную речь, унес коробок во двор. Хоронить.

Я закопал Джонни под старой, чахлой яблоней у нас во дворе. Могильный холмик накрыл куском деревяшки, потом сходил к дяде Изе и попросил у него небольшой кусок отполированной дощечки. Тот бескорыстно отдал мне его, после того, как я проверил сети и привез пойманную рыбу. Поблагодарив рыбака, я пошел к тете Саре в библиотеку, взял черный маркер и лаконично вывел: «Джонни. Друзья навек», а на обратной стороне отметил стандартное «RIP».

Дома оставалось немного лака для дерева, который мне выдал Тэд во время ремонта у него на мельнице. Почти весь израсходовали, но этой капли хватило на обработку надгробного камня. Ну, то есть надгробной дощечки.

Я вернулся к могилке и положил рядом с ней садовые цветы соседа — желтый и красный бутоны, эти цвета всегда нравились ему больше, чем все остальные. Поскорбев немного, я пообещал себе не закрываться в себе и жить дальше, как бы тяжело ни было.

Через день после установки надгробия пришло ответное письмо от Сириуса. Вообще, волшебники писали на пергаменте и гусиными перьями. И если с перьями смириться было можно, то пергамент — дорогая штука, обойдетесь, милые мои. Сириус пергамент не берег и я сохранял его письма — обратная сторона-то была чистой, в школе научусь убирать следы чернил на исписанной половине и пожалуйста — листов хоть на целый год хватит. При разумном и экономном подходе, конечно. Что касается писем, я строчил их на обычных тетрадных листах в клеточку — меньше пижонства, дамы и господа! Ну, и лорды.

Итак, снимки халатиков у меня на руках. Для сравнения Сириус даже прислал свои замеры и замеры мантии — вот умничка, а я не сообразил.

С дядей Изей пришлось немного поговорить, но он нашел по своим каналам, где можно купить ткань, нитки, пуговицы и прочую швейную ерунду по оптовым ценам. Вообще, за всем, что требовало экономии, надо идти к дяде Изе — это я давно выучил наизусть. А вот за грамотным подходом — тут к Дороти.

Дороти была, что называется, мастер на все руки. Смешливая, пухленькая, всегда пахнущая чем-то сладким, она умела готовить, шить, стричь, следить за чистотой и порядком… Короче, повезет кому-то с женой. И если уж искать помощи в пошиве одежды, то только у нее. Она добрая, но бескорыстной назвать язык не повернется.

— Неделя неоплачиваемой работы у меня и материалы за твой счет.

О да, краткость — сестра таланта. Так или иначе, к концу лета у меня на руках была школьная форма, в связи с чем я сочинил для себя мантру, которую повторял, всякий раз, надевая эту черную хламиду, олицетворяющую собой всю глубину самоНЕуважения создателя и всякого, кто добровольно облачается в нее. Звучала мантра примерно так: «Это не платье и ничуть на него не похоже. Это халат, врачебный халат. В глубине души я хочу стать доктором. Это не платье и ничуть на него не похоже». Иногда даже работало.

Лето шло на редкость неторопливо. Роджер пытался заставить меня зазубрить всю деревенскую библиотеку, потому что, когда я уеду, то «совсем отобьюсь от рук и перестану читать», дядя Изя и тетя Сара, почувствовав, что халява скоро закончится, нагружали по полной, пастор Дейв спешил дать побольше советов «на будущее», Дороти нещадно измывалась над моей школьной формой и даже маман стала чаще обращать на меня внимание. Один раз она даже попросила, чтобы я хоть изредка писал ей из Хогвартса, но «не слишком часто, я тебе в няньки не нанималась». Действительно, всего лишь мать. А еще мне частенько писал Сириус, правда, я ему отвечал редко, потому что мне работать надо, а ничего жизненно важного он не сообщал. Идиллия, короче.

И вот он — последний день лета и последний день моей маггловской жизни. По такому поводу мне устроили проводы, что было особенно приятно. Если честно, то мне даже стало немного грустно оттого, что я уезжаю. Дороти испекла свой фирменный шоколадный торт на праздник и такую кучу пирожков «на дорожку», будто ехать до Хогвартса мне предстояло дней пять.

Саня сообщил, что я раздолбай, после чего как-то сдулся, и я понял, что он будет скучать по нашим посиделкам. А еще он сделал мне брелок из беличьего хвоста, который я незамедлительно повесил на рюкзак. Не самый полезный подарок, но я могу всем рассказывать, что у меня есть дядя охотник, а это круто.

Тэд и Мэри, зная, насколько я в глубине души люблю домашний уют, подарили мне пушистый, пестрый махровый халатик, честное слово, он такой клевый, что даже мантия Дамблдора в фиолетовых ананасах с ним не сравнится! В комплекте шли такие же пушистые тапочки-мышата! Черт возьми, все в школе просто обзавидуются!

Дядя Изя и тетя Сара подарили мне еще одну бесплатную поездку до Лондона на поезде с Мойшей и набор рыболовных блесен. В школу. Почему бы и нет?

И, конечно, Роджер. Вот уж кто точно будет по мне скучать. Но как же он мной гордится, с ума сойти! И, наверное, я буду скучать не меньше. А потом он вручил мне белую коробку с красной ленточкой. Когда я нетерпеливо открыл ее, то там обнаружился очень крупный, черный, лохматый котенок с почему-то рыжим хвостом и огромными желтыми глазами. Он удивленно на меня посмотрел и издал звук, чем-то похожий на кваканье. После чего комично завалился набок и демонстративно засопел. Мой кошак. Мы нашли друг друга.

Я счастливо бросился на шею Роджеру, а тот объяснил, что запомнил, как я рассказывал, что в школу можно взять животное, типа кота. Чтобы мне не было скучно, он решил подарить мне зверька, памятуя мою любовь ко всему живому. А когда увидел этого бутуза дикой расцветки, тут же решил его купить. Оказывается, в соседней деревне живет молодая девушка, миссис Фигг, которая разводит этих крупных котов неизвестной породы.

Я осторожно опустил котенка на землю. Тот сделал пару шагов и навернулся, распластался на траве, раскинув все четыре лапы в разные стороны, потом неуклюже поднялся и захромал. Джонни, ты вернулся…

* * *

Чтобы вовремя добраться до Лондона вставать пришлось рано. Провожать меня до вокзала вышли всем табором, и мы очень долго прощались. Так долго, что мы с Джонни-младшим едва успели запрыгнуть на подножку уходящего поезда.

Да, я посчитал, что клетка — это ниже достоинства Джонни, поэтому всю ночью смастерил из отцовского ремня шлейку для котенка. Хорошо, что он обнаружит потерю уже после моего отъезда… В качестве поводка я использовал обычную веревку и сейчас безуспешно пытался научить Джонни простейшим командам, типа «рядом» и «сидеть». Вообще, почему только собак дрессируют? Дрессированный кот — чем хуже?

Джонни плохо слушался, но ничего, я им еще займусь. На вокзале Кингс-Кросс мне предстояло торчать еще час, к тому же я не знал, чем себя занять и где находится загадочная платформа — девять и три четверти. Я спросил у маман, но она была пьяна и ответила что-то вроде «пройди сквозь стену» или «убейся об стену», не разобрал. Хотя за час я по любому сориентируюсь, надо только изучить местность.

Изучать местность с котом на веревочке, тяжелым чемоданом и пакетом пирожков было не очень удобно. Но, как я уже говорил, мой Ангел Хранитель работает в режиме нон-стоп и отвечает не только за охрану, но и за везучие совпадения. Аккурат на девятой платформе, прямо на лавочке, сидел Волосатый!

Вмиг повеселевший лысый бомж сообщил, что сегодня ночью все Кучерявое братство ночевало на вокзале Кингс-Кросс, и в течение нескольких минут они должны были встретиться на этой лавочке. Если честно, мне было очень радостно встретить всех, хотя маленький мальчик в окружении бомжей и привлекал ненужное внимание. Но, де-юре, мне ничего предъявить не могли, так что я спокойно наблюдал за тем, как собирается Братство и как радостно они улыбаются при виде меня.

Сперва я заверил ребят, что хорошо добрался до дома и со мной по дороге ничего страшного не случилось. Потом рассказал, что еду в школу, но у меня есть еще с полчасика, чтобы поболтать. А в качестве благодарности за помощь и обед, которым меня накормили при нашей прошлой встрече, мы дружно схомячили пирожки Дороти — в школе меня все равно покормят, а они — нищие бродяги, у них это может быть единственная нормальная трапеза за весь день.

Потом ребята выпили «за благодарность этого паренька» и «за хорошие оценки этого паренька». Затем я понял, что мне пора идти и спросил, где находится загадочная платформа. К сожалению, бомжи такой не знали, и я уже хотел было опять вызвать обливиаторов, как вдруг в толпе я заприметил уже знакомую мне по Косому переулку гадость. Она просочилась сквозь кирпичную кладку, офигеть! Следом за ним в стену просочилась рыженькая девчушка. Похоже, маман не пыталась меня послать, а искренне старалась объяснить, как пройти на платформу к Хогвартс-экспрессу.

Но это все равно выглядело жутко. Я подошел к стене, взял Джонни на руки, после чего аккуратно потыкал котенком в стену. Как ни странно, но голова Джонни тоже просочилась внутрь и он даже не умер от этого. Сделав глубокий вдох, я последовал за головой своего питомца. Получилось.

Я поставил Джонни на тротуар, чтобы немного освободить руки и пораженно уставился на ярко-красный поезд, выдыхающий клубы пара и громко пыхтящего. Так вот ты какой, Хогвартс-экспресс…

Вокруг сновали толпы людей и лордов, у многих в клетках сидели совы, филины и кошки, на перроне царила атмосфера шумных прощаний и радостных встреч. Я легонько дернул за поводок.

— Рядом, Джонни.

Пусть привыкает слушаться. А вообще, надо за ним следить — еще задавят ненароком.

До отправления оставалось еще минут двадцать, так что свободное купе мы нашли достаточно быстро. Осознав, что самостоятельно чемодан на верхнюю полку мне не забросить, я с чистой душой оставил его на полу и усадил Джонни на колени. Котенок довольно мурлыкал, я довольно смотрел в окно, но тут в купе втиснулось недовольное белокурое создание.

Длинные светлые волосы. Голубое платье-халатик. Мужские туфли. Безусловно, я знал, кто передо мной.

— Малфой?

Создание обернулось и окинуло меня фирменно-лордовским презрительным взглядом.

— Мы знакомы? — растягивая слова процедил Малфой-младший.

Дефект речи? Тяжело придется.

— Один раз виделись с твоим отцом, — я старался говорить максимально четко, чтобы Малфою было проще меня понимать. Вдруг у него еще и со слухом проблемы, или с головой. С этими лордами так просто не угадаешь.

— С отцом? — уточнил тот, дернув левой бровью. Еще и защемление лицевого нерва, вот бедненький-то!

— Он пришел, как член Попечительского Совета, чтобы оценить материальное состояние моей семьи и позволить мне, как малоимущему, учиться бесплатно. Я — Питер Петтигрю, кстати.

Судя по всему, Абракадабрас Малфой, или как там его, не рассказал сынуле о нежелательных недородственничках, коими являемся маман и я. Тем веселее.

— Люциус Малфой, — выдавил наследник рода, как будто слова ему тяжело давались.

Возможно, это была попытка дружелюбной улыбки, но она сползла куда-то в левую половину физиономии и получилась плохенькая ухмылка. Видимо, защемление лицевого нерва сильнее, чем я предполагал, причем отображается оно исключительно на левой стороне лица.

Мое отношение к этому субъекту было двойственным. С одной стороны, он и его отец считали меня человеком второго сорта — не без оснований, конечно, но это было неприятно. В связи с этим мне хотелось как-то использовать его, просто для забавы. С другой стороны — он какой-то убогий, сам не понимающий этого и оттого еще более несчастный. Таких надо жалеть и поддерживать. Показывать, что я тоже ничем не лучше, улыбаться, поддакивать. Самооценка — вещь хрупкая. Потом еще свяжется с плохой компанией, отрастит волосы, набьет татуировку, начнет дебоширить и половину Лондона разнесет к чертям собачьим. Вот блин! Он уже отрастил волосы! Надо срочно спасать парня!

— Люциус, забрось мой чемодан на полку, мне сил не хватает, а ты вон какой крепкий, — люблю компромиссы.

Лицо сиятельного-младшего исказила болезненная гримаса, уголки губ поползли вниз. Я уже хотел броситься на помощь, но вдруг понял, что это он так выражает презрение. Но чемоданчик закинул — магией. И на том спасибо.

Поезд тронулся. Мы ехали в полном молчании, которое нарушало лишь мурлыкание Джонни. Я развлекался с котенком, Малфой читал огромную книгу, в общем, мы друг другу не мешали и так бы и проехали до самого Хогвартса, если бы в наше купе не влетела уже знакомая мне парочка. Гадость и Рыженькая.

Насколько я понял из обозленного диалога, в своем купе они с кем-то что-то не поделили и теперь пришли по наши души. Их отповедь продолжалась минуты полторы. К этому времени я понял, что Гадость зовут Северус, и он о манерах не знает, Рыженькую зовут Лили, и она о манерах не помнит, а Люциус просто убогий, но это я понял чуть пораньше. Должен же быть хоть один воспитанный человек на целое купе!

— Привет, ребята, — на меня уставилось три пары глаз. А Люциус-то чего смотрит, я же с ним уже здоровался? Ах да, он же болезный, что с него взять? — Меня зовут Питер Петтигрю. А это Люциус Малфой, — я кивнул в сторону старшекурсника.

Лили немного смутилась, а Северус скривил такую мину, как будто я ему лимон скормил.

— Привет, — неловко улыбнулась Рыженькая. — Я Лили Эванс.

— Северус Снейп, — почти прошипел мальчишка.

— Очень приятно, — ответил я за нас с Люциусом, который, впрочем, уже вернулся к чтению, вероятно, ему было трудно подолгу концентрироваться на разговоре.

— Скажи, Питер, что ты думаешь о факультетах? — без обиняков спросила Лили, на что Снейп недовольно засопел.

Я, честно признаться, о факультетах не думал. Меня радовал сам факт того, что я еду в Хогвартс, а факультеты — дело десятое.

— Я думаю, что на любом есть нормальные люди. А программа у нас одинаковая.

Видимо, своей фразой я задел беднягу Люциуса за живое, и тот оторвался от чтения.

— На факультете вам жить семь лет, спать под одной крышей и есть за одним столом. Необходимо, чтобы окружение соответствовало вашему уровню и положению в обществе, — он самодовольно надулся.

Интересно, а маман где училась? Уж положить на общество она умеет…

— А ты где учишься? — продолжила допрос Лили.

— На Слизерине, седьмой курс. Слизерин — факультет амбициозных, целеустремленных волшебников из благородных родов. Хаффлпафф — для ребят, что называется, попроще, причем во всех отношениях, в том числе и в интеллектуальных. Равенкло традиционно набирает любителей науки ради науки. А Гриффиндор — вояки без чувства самосохранения.

Помнится, Сириус давал характеристику объективнее…

— Что значит «благородных родов»?

Люциус поперхнулся воздухом. Бедолага. Астма, что ли?

— Судя по всему, к тебе это не относится, — произнес он с таким выражением, что Лили отшатнулась.

Вот бестолочь ты, Малфой, что на уме, то и на языке. Ты же старше, значит мудрее. Объясни, уступи, когда надо...

Я поспешил разрядить обстановку.

— Люциус хотел сказать — чистокровных родов. То есть на Слизерине часто учатся дети из волшебных семей. Но нет ничего плохого в том, чтобы к ним не принадлежать. Я вот — безродный полукровка по матери, например. А у Малфоя род жуть какой волшебный и чудесатый, — объяснил я, вспоминая поведение маман и ее, как выразился сам о себе Малфой-старший, бывшего брата.

У Люциуса опять защемило нерв и поднялась бровь. Рыженькая же слегка приободрилась.

— Северус тоже полукровка. У него мама — волшебница. А я родилась в семье магглов и моя старшая сестра — тоже маггла.

— Ничего в этом страшного, я же тебе говорил, — горячо зашептал Северус, — на Слизерине тебе понравится…

— Это вряд ли, — перебил Люциус, — ЕЙ там точно делать нечего. Чистота крови — не пустой звук, хотя куда вам это понять…

И он посмотрел на Лили фирменно-лордовским взглядом. Потом таким же — на Снейпа. И на меня. Я смотрю тут принято так глазеть по любому поводу. Надо учесть.

Северус было вскинулся на защиту подруги, но был остановлен Рыженькой, а я решил опять проявить чудеса воспитания и перевел тему.

— А у вас есть животные? Мне вот вчера котенка подарили, его зовут Джонни. Джонни, поздоровайся.

Тот, конечно, никак не отреагировал, но однажды, когда я его выдрессирую, он будет подавать лапу по этой команде.

— У меня есть сова, я назвала ее Синица… Ой, она же осталась в другом купе! — Лили было бросилась в коридор, но Снейп покачал головой.

— Ее доставят вместе с вещами в твою будущую комнату, не беспокойся.

Ага, оказывается, вещи разносим не мы. Хорошая новость, а то у меня уже сил нет таскать чемодан. Стоп, Джонни я тут не брошу! Спрячу в халатике и дело с концом.

Мы еще немного поболтали о всякой всячине, из чего я понял, что Снейп хочет затащить Лили на Слизерин, Лили не умеет выбирать имена, Снейп и Эванс живут в одном городе, и именно Снейп рассказал Лили о мире магии. А также я узнал о том, что лорды в вагонах не едят, у Лили бутерброды, а у Снейпа, похоже, как и у меня, денег нет, поэтому сладости, которые предлагала дама с тележкой, никто не купит. Эх, а я бы посмотрел на волшебные вкусности…

Чуть позже мы переоделись в школьные «это не платья», а затем поезд стал замедляться. Приехали.

Как и моих сверстников, меня переполняло любопытство, так что я шустренько замотал Джонни в халатик и вылез из поезда.

Етить-колотить! Великан!

До школы нас провожал огромный, похожий на Веселого Роджера, мужик, только еще больше и еще волосатее. У него был гулкий, хриплый голос, причем не просто голос маньяка, а скорее маньяка, который год прожил один в лесу и питался только мясом заблудившихся грибников. Короче, мой типаж друзей.

К Хогвартсу мы с Лили и Северусом ехали на лодке и только Малфой ушел вместе с остальными страшекурсниками. Надеюсь, не потеряется. Вместо Малфоя с нами сидела темнокожая девочка, представившаяся как Лора Забини. Она с видом профессионального черного риелтора окинула нас оценивающим взглядом и, не найдя ничего достойного ее внимания, утратила интерес.

И вот она — наша школа. Признаться, я не ожидал. Хогвартс — это замок. Неописуемо красивый, каменный, величественный замок, и, я уверен, ни один из первачков не смог сдержать восхищенного вздоха — настолько он поражал воображение.

На крыльце нас встретила мадам такого сурового вида, что поплохело даже Джонни под покровом халатика. Это — замдиректора МакГонагалл? Она такая серьезная для того, чтобы уравновешивать Дамблдора в фиолетовых ананасах?

Немного постращав нас сухой и строгой речью о важности распределения, она удалилась, оставив нас наедине со своими мыслями.

Раздался громкий, душераздирающий девчачий визг. Ну ладно, мой визг. Но твою дивизию, это же привидения!!! Пастор Дейв, научите меня обряду экзорцизма!

— Питер, все хорошо, это всего лишь призраки, — «успокоил» меня голос внезапно выросшего за плечом Сириуса Блэка.

— Всего лишь призраки? О да, теперь мне легче! — тут ко мне подлетел толстый призрак в монашеском облачении, — ИЗЫДИ ВОН!

Мой голос сорвался на визг — снова — но тут раскрылась дверь и началось распределение.

Кое-как мне удалось успокоиться и даже внятно объяснить Сириусу, почему я так редко отвечал на письма. Хоронил друга,работал и путешествовал. Потом на табуретку вынесли шляпу, типа той, что мне сшила Дороти, и та запела. Запела! Шляпа! ШЛЯПА! Да что тут творится?

Оказалось, чтобы распределиться, надо сесть под Шляпу, та тебя просканирует и отправит куда надо. Интересный поворот, а экзамены тут по такому же принципу проходят?

В числе первых вызвали Сириуса. Тот спал с лица, а рядом стоящий лохматый очкарик ободряюще хлопнул Блэка по плечу. Ну и я хлопнул, мало ли.

Сириус подошел к табуретке. Сел. Посидел.

— Гриффиндор!

Лицо озарила радостная, счастливая улыбка и он прошел к столу под красной тряпочкой, где его встречали слегка удивленно, но все-таки с аплодисментами. Похоже, надежды моего товарища из Косого все же оправдались.

Вообще в зале стояло четыре стола с разноцветными флагами и разными гербами. В воздухе летали свечи и, что особенно радует, не капали на нас воском, а вместо потолка была дырка. Ой, это не дырка. Это потолок такой. Как небо. Вау!

— Эванс, Лили.

О, уже и до Рыженькой дошли? Я видел, как напрягся Снейп и какое разочарование скользнуло по бледному лицу мальчика, когда Шляпа крикнула «Гриффиндор». Что же, после выступления Люциуса этого следовало ожидать. Прости, Северус, кто знает, как бы все обернулось, не столкнись она с Малфоем. Но не держи на него зла, он просто не соображает, а на больных не обижаются. Кто знает, может вы еще подружитесь, набьете одинаковые татуировки и ты станешь крестным его ребенка... Не, тут я загнул, конечно. И татуировок не надо. Хватит мне длинных волос Малфоя.

Из нескольких следующих человек мне запомнилось лишь распределение незнакомого мальчика с дурацким именем. Чем-то похож на Малфоя. Тоже светлые, длинные волосы, халатик, но все-таки выглядел он не как лорд, а как непонятый художник. Он-то и подарил мне надежду, что не все в халатиках приобретают замашки лорда, хотя фамилия и слащавая — Лавгуд. И прошло это чудо (в хорошем смысле) на Равенкло.

Ой. Мама. Мамочка. Вот это — точно Лорд. С большой буквы. Абсолютно полный Лорд, даже Малфой ему не конкурент. Как-как? Гилдерой Локхарт? Это болезнь такая? Хаффлпафф. Все, что я знаю — мне нельзя на Хаффлпафф. Потому что тогда я буду жить с ЭТИМ. Никаких Хаффлпаффов!

Люпин. На вид еще болезненнее Малфоя, что ж вы все такие хиленькие? Гриффиндор.

И вот, спустя еще пару ребят…

— Петтигрю, Питер.

Ну, не поминайте лихом!

Только не Хаффлпафф. Только не Хаффлпафф!

— Не Хаффлпафф, а? — голос в голове.

Голос в голове. У меня шизофрения?! С утра ж не было!

— Я — Шляпа, а не шизофрения, — обиделся голос.

А, так вон оно как работает...

— Ну, тут явно не Равенкло, уж извини, — вот сволочь! — Храбрецом тоже трудно назвать. Ого, ты вызвал обливиаторов, чтоб добраться до Косого? Однако…

Да не сказать, что там было много вариантов. Раз есть задача — надо искать пути решения.

— Мать из Малфоев? Неожиданно.

Шляпа хмыкнула.

Что ж за сканер такой дурацкий, никакой личной жизни!

— Или Слизерин, или Хаффлпафф,— продолжала Шляпа, не обращая внимания на мои возмущения. — Ты хитрый и умеешь добиваться своего. Однако ты умеешь дружить и помнить добро окружающих, судя по примеру с кхм... с бомжами. На Хаффпаффе тебя ждет спокойная, уверенная, размеренная жизнь…

Только не Хаффлпафф. Только не Хаффлпафф.

— Ну хорошо. Слизерин!

Фууух. Пронесло…

Я отправился за стол зелененьких не веря своей удаче. По сравнению с этим Локхартом, Малфой — воплощение мужественности. Кстати, он там нормально добрался, не потерялся?

А, нет, все хорошо, вон он, между двумя громилами. Я ободряюще помахал ему рукой. Люциус скривил рот. Не в ту сторону, улыбаться надо уголками вверх, а не вниз.

О, а Снейп все-таки попал на Слизерин. Жаль, что без Рыженькой. Но ничего, на переменах общаться будут.

Лора Забини была последней, кто сидел под шляпой и тоже отправилась под знамена змеиного факультета.

Наконец, распределение закончилось. У нас за столом сидела приличная кучка первокурсников. Вот, Дамблдор встает в полный рост, и я окончательно понимаю, насколько мне повезло со школой и с директором. Если у него даже на официальном вечере по мантии бегают ярко-желтые цыплята, то это определенно крутой профессор и грамотный руководитель. Во всяком случае, подавлять индивидуальность он точно не будет.

— Конь. Стул. Тридцать восемь. Давайте есть.

Я даже не знаю, чему удивляться — приветственной речи директора, внезапному появлению еды или тому, какая тут еда. По-моему тут есть все — в прямом смысле. Я радостно принялся накладывать в тарелку бараньи ребрышки и золотистую картошку с горошком, утолил первый голод и лишь потом заметил, что на меня все косятся.

Во попал… Не факультет, а школа благородных девиц. Спина прямая, будто шпагу проглотили, едят медленно, лениво пережевывая каждый небольшой кусочек, тихонько переговариваясь с соседом. Те ребята, которые сидели поближе, с первобытным ужасом таращились на меня. Слизерин… Назвался груздем — полезай в кузов.

— Простите, ребят, — я взял в руки нож и вилку, — Окаянный полукровка неотесанный. Обязуюсь исправиться.

А вот сейчас на меня таращилась добрая половина стола. Слово «полукровка» действует на этих лордов, как красная тряпка на быка. Забавно.

— Понимаете, у меня отец маггл, а маман из рода изгнали. Всю жизнь с магглами прожил, волшебника ни одного не видел. В школу маггловскую ходил, друзья все тоже — магглы. И даже мантию мне магглы сшили. И кушал среди магглов, деревенских, там никто на манеры внимания не обращал

Из последних сил я старался не заржать, глядя на вытягивающиеся лица однофакультетников. Эх, не жизнь, а сказка…

— Я Питер. Питер Петтигрю. А вас как зовут? — поинтересовался я, демонстративно не замечая презрительных взглядов в мою сторону.

Ответа не последовало. Пожав плечами, я снова принялся есть — уже аккуратнее, чтобы не травмировать хрупкую лордовскую психику. Краем глаза я отметил, что Снейп тоже переживает первые мгновения знакомства со столовыми приборами, но в отличие от меня, он пытался с ними совладать сразу, чтобы не выделяться среди окружающих.

— Нож держат в правой руке, — презрительно процедила русоволосая девочка с прилизанными косичками.

Я послушно поменял руки и снова принялся рассматривать окружающих.

Снейп по-прежнему неуклюже старался разрезать отбивную, хотя едва ли я выгляжу лучше в данный момент. Рядом со мной сидела, гордо расправив плечи, толстоватая девчонка с безвкусными очками, которая и сделала мне замечание.

По другую сторону, презрительно косясь на мое величество, восседал (по-другому не скажешь) темноволосый (предположительно) мальчик. Волосы были перевязаны лентой, ногти отполированы до блеска, короче — еще один с лордовскими замашками.

Лора Забини мило улыбалась рядом сидящему брюнету из явно богатой семьи, судя по перстню. Вот зачем перстень одиннадцатилетнему шалопаю? Тот, судя по всему, откровенно наслаждался вниманием симпатичной девочки и самодовольно раздувался при каждой удобной возможности. Забини, в свою очередь, выглядела так, будто уже примеряла роль безутешной богатой вдовы, причем ей, на минутку, тоже было одиннадцать!

Вроде все. А нет. Не заметил. Слева от Снейпа, ничем не примечательный паренек переговаривается с каким-то второкурсником. Вот теперь — все.

Итак, что мы имеем на первом курсе? Гадость, очкарика, лорда, профурсетку, мажора и невидимку. Негусто.

И тут ИЗ МОЕЙ ТАРЕЛКИ вылетел призрак! Еще один. Весь в крови, гремящий железными цепями… Я больше не притронусь к отбивной, честно. Хорошо хоть ребрышки доесть успел

Джонни оказался смелее и храбро доел отбивную, чем заработал пару замечаний от окружающих на тему «животным не место за столом».

— Приветствую, первокурсники. Меня называют Кровавый Барон, я — призрак факультета Слизерин, — охренеть, они еще и разговаривать умеют.

Барон еще что-то вещал, а я тратил все свое самообладание, чтобы не заорать. К этому надо привыкнуть.

— Могу одолжить свою юбку, дорогая, — снова обратилась ко мне очкастая, — знай, что нет ничего стыдного в том, чтобы немного поплакать. О! И ты можешь обратиться к старшекурсницам, они посоветуют заклинание для роста волос, и мы будем вместе заплетать косички долгими зимними вечерами!

Девчонка откровенно насмехалась. Я тоже умею острить, дорогуша.

— Знаешь, твоя юбка будет мне великовата, милая. Может, ты закажешь мне на пару размеров поменьше?

— Если ты настаиваешь, то мы можем даже вместе выбрать фасон, — огрызнулась соседка, ни капли не изменившись в лице, — А если продолжишь шарахаться призраков, то можешь сразу пересаживаться за стол Хаффлпаффа. Там тебе самое место.

С Локхартом? Меня передернуло.

— Тогда тебе, судя по внешнему виду, прямая дорога к уродинам с Равенкло.

Девчонка скептически на меня присмотрела, мол, себя-то видел, жертва пьяной акушерки?

— Сейчас обрыдаюсь, — фыркнула очкастая.

Вдруг на столе появились десерты. Причем такие, что мы с хамкой сразу забыли о существовании друг друга. Мороженое всех видов, торты, печенье, пироги, пирожные, фрукты. Наплевать на заморочки слизеринцев. Наплевать на концентрацию лордов на один квадратный метр. Я влюблен в это место, в эту еду!

Мне срочно надо взять пару рецептов у здешних поваров, авось, в жизни пригодится. Это лучшее, что я ел в своей жизни. Жаль только, что есть приходится медленно и ложки такие маленькие. Как хорошо жилось в деревне, вдали от правил приличия! Но, ничего, привыкну. Я ко всему привыкаю.

После ужина Дамблдор сообщил, что рядом со школой есть Запретный лес, куда нельзя соваться. Еще нельзя соваться в коридоры после отбоя, и в поле зрение нового завхоза Филча, если есть что-то запрещенное.

По окончанию речи Малфой первым встал из-за стола, за ним поднялась такая же светловолосая девушка и они оба принялись собирать первокурсников. Похоже, старост тут назначают по цвету волос.

Мои однокурсники чинно выстроились в шеренгу и прошествовали в гостиную с таким видом, будто Малфой, руководящий парадом, по меньшей мере королева Англии. Хотя, учитывая его внешний вид, все может быть.

Гостиная находилась в подземельях. Чтобы попасть туда, нужно было запомнить пароль, который я, конечно же, прослушал. Но ничего, где наша не пропадала?

А неплохо так живем… Просторная комната, камин, диванчики, кресла, пара журнальных столов, вычурные ковры. Все в зелено-серебристых тонах, под цвет флага.

Жить предстояло вшестером, но мне было все равно. Такую кровать я бы не раздумывая променял на свою комнату в родительском доме. Кроме того, пока я не отвоевал отдельную комнату, по большим праздникам приходилось спать в компании пятнадцати собутыльников маман, если не считать отца.

Не обращая внимания на недобро косящихся на меня соседей по спальне, я отрубился.

Время идет, и потенциал Лили растет. У нормальных детей магические всплески случаются раз в несколько дней, Лили же пользуется магией по десять раз в сутки. На качелях, на детской площадке, на прогулке, во время обеда, перед сном и рано утром. И это меня чертовски пугает.

Спустя века магглы совсем разучились верить в магию и даже самые очевидные вспышки волшебства считают фокусами или же малоизученными свойствами человеческого организма. Наверное, это — единственная причина, почему Лили не сожгли на костре, как меня когда-то или не сдали на опыты в научный институт.

Я устала уже напоминать ей не колдовать. Черт возьми, я не могу даже заговорить с ней о магии, это же ребенок, она всем всё расскажет! Нужно срочно найти ей учителя, а как назло, во всей округе магией обладает только зашуганная жена алкаша-маггла Эйлин Снейп, которая даже за себя и своего сына постоять не может. Не к ней же отдавать юную Пожирательницу Смерти?

Хотя в существовании Эйлин есть свои плюсы. Например, я точно знаю, что маги где-то есть и их не уничтожили совсем. Просто они скрываются — это вероятнее всего. Вот только найти полноценного колдуна для маленькой девочки, стоящей на учете в психо-неврологическом диспансере и уговорить его за «спасибо» заниматься магией с бомбой замедленного действия в лице еще более маленькой девочки — задача из ряда вон выходящая.

В числе прочего, я уже прочно обосновалась в мире магглов. Едва ли они теперь хоть чем-то напоминают тех невежественных крестьян, с которыми была знакома я и, чего уж греха таить, к числу которых сама принадлежала. Однако, несмотря на это, мне по-прежнему сложно с ними общаться и вовсе не из-за того, что когда-то их предки сожгли меня на костре. Просто…

Этот мир похож на рай. Здесь тебе не нужно работать на поле от восхода до заката и разводить скот, чтобы не умереть с голоду. Все вокруг умеют читать и писать, трудоустроены и даже самые низкооплачиваемые работники имеют больше возможностей, чем высокие чины моего времени. Люди живут свободно, путешествуют, покупают не то, что необходимо, а то что хочется, общаются друг с другом за сотни миль, снимают фильмы, пишут книги…

Но это и ад. Мне, воспитанной в духе прошлых столетий чрезвычайно тяжело привыкнуть к тотальному падению морально-нравственных норм. Люди забывают что такое честь, достоинство, верность, целомудрие и скромность. От разговоров на улицах уши заворачиваются в трубочку, а от внешнего вида большинства из прохожих бегут мурашки по коже. Мне стоило огромных усилий надеть юбку средней длины и привыкнуть к ней, но выставить колени и плечи на всеобщее обозрение? Едва ли когда-нибудь я смогу на такое решиться.

В связи с этим в школе со мной не общаются даже бывшие друзья Петуньи. Я не могу поддержать разговор, мне становится неловко уже через десять минут, здесь нет понятия такта и личного пространства. Я единственная из девочек не могу себе позволить прийти в школу с распущенными волосами и каждое утро подолгу заплетаюсь, причем в современных условиях большинство из моих старых причесок выглядят старомодными и неуместными, поэтому, ограничиваясь пучком и строгой косой, я превратилась в серую мышку, а если сюда присовокупить мой стиль одежды и неприглядные внешние данные… В общем, так себе зрелище.

Однако школа — все-таки чудо. В наше время их практически не было, а теперь у меня есть возможность выучиться и стать кем-то! Да-да, я ботаник, заучка и серая мышь. Угадайте, кто в моем классе — козел отпущения?

Спустя время, мой круг общения по-прежнему вертится вокруг обеспокоенных родителей и младшей сестры, которой я безуспешно пытаюсь втемяшить в голову, что создавать (за невозможностью применения слова «магию») странности у всех на виду — плохая идея.

Яркий солнечный свет слепил глаза и заливал игровую площадку золотой краской, жидким огнем отражаясь в ярко-рыжих волосах Лили Эванс, которая сейчас беззаботно раскачивалась на качелях, жадно улыбаясь миру вокруг. Я невольно позавидовала ее легкой, детской радости. Мне же было почти двадцать лет и, даже будучи запертой в теле двенадцатилетней Петуньи, я не могла сохранять этот непринужденный детский оптимизм — особенно если вспомнить обстоятельства моей смерти и пребывании в психушке. Кроме того в родном времени даже возраст двенадцати лет считался вполне себе взрослым, что уж говорить о том, как я ощущаю себя сейчас?

Но я все равно качаюсь на качелях — приходится, иначе у психотерапевта возникают ненужные вопросы о моей замкнутости, нелюдимости или очередной фобии. Краем глаза я заметила, что Лил начала набирать высоту слишком быстро — опять балуется с магией воздуха.

— Лили, перестань! — прикрикнула я на нее.

Ведь только за завтраком она заставила опрокинутую чашку повиснуть в воздухе — и откуда только силы берутся? Тогда же я ей в очередной раз напомнила, чтобы не пользовалась своей ненормальностью на людях и, судя по ее поведению — очередная лекция прошла без пользы. Лили весело вскрикнула и спрыгнула с качелей. Ага, как же, спрыгнула… Слетела, раз в пять замедлив скорость падения.

Я тут же покинула надоевшие качели вслед за сестрой и приняла рассерженную позу «руки в боки». Как ни странно, но именно этот жест ее пронимает — хоть и не всегда.

— Мама не разрешала тебе так делать! — я сердито на нее посмотрела и тут же завертела головой, проверяя, не увидел ли кто. — Мама ведь говорила тебе, что так нельзя, Лили!

Да-да, разумеется миссис и мистер Эванс тоже были обеспокоены тем, что старшая их дочь сошла с ума, а младшая выкидывает жутковатые странности, из ряда вон выходящие. Того и гляди, придется и вторую ставить на учет. Поэтому по части выговоров за колдовство я заручилась поддержкой двух взрослых людей и могу с успехом избегать контраргумента «ты мне не указ», которым с подозрительной частотой пользуются современные дети. Эх, где же старое доброе сословное общество, когда право старшего было непререкаемо…

Как обычно, все обошлось и нас не заметили, однако Лили так и не успокоилась.

— Но ведь ничего не случилось!

Не прошло минуты, как она сорвала с куста за площадкой увядший цветок и примчалась ко мне, восторженно хохоча.

— Тунья, гляди. Смотри, как я умею!

Цветок на ладошке самопроизвольно раскрывался и закрывался — чего и следовало ожидать. Сколько же силы в этой девчонке и как мне найти достаточно сил в себе, чтобы выдержать все ее бездумные магические всплески. Неужели нужно постоянно орать?

— Прекрати!

— Тебе же от этого не больно, — обиженно пробормотала Лили, но цветок на землю все-таки бросила.

Вот как ей объяснить, что это опасно в первую очередь для нее?

— Так нельзя, — мда, так себе аргумент.

Я проследила за упавшим цветком. И все-таки — откуда она берет столько сил, чтобы колдовать почти ежеминутно?

— Как ты это делаешь? — спросила я вслух, не особенно надеясь услышать ответ.

И тем более я была удивлена, когда в наш разговор вмешался посторонний.

— Все понятно, правда?

Я взвизгнула и отлетела к качелям. Неужели нас заметили? Почему меня всегда замечают, когда колдуют сестры? Что делать? Куда бежать?

Усилием воли я заставила приступ паники отступить и включила мозги. Казалось, сердце колотится вечность, на деле же прошло всего мгновение.

Тощий заморыш, с нестриженными волосами, в старой одежде, материной блузке и отцовской куртке. Черт возьми! Снейп! Его здесь только не хватало.

Он во все глаза глядел на Лили, краснея. Наверное, стыдно, что так глупо себя выдал. То-то же.

— Что понятно? — спросила Лили.

О, нет, не хватало еще вступать с ним в диалог. Мало мне проблем с магией, так еще следить за тем, чтобы она не связалась с оборванцем из неблагополучной семьи.

Он зачем-то понизил голос и что-то ей сказал. Завязался недолгий разговор, в ходе которого я пыталась окончательно взять себя в руки. Наконец, Лили обиженно бросила: «Обзываться нехорошо!» и засеменила в мою сторону, к качелям.

— Да нет же! — что там у них происходит?

Снейп сильнее закутался в куртку, пряча материнскую рубашку под ней, и прошлепал за ней.

— Ты правда колдунья, — я похолодела, — Правда. Я давно за тобой наблюдаю. Но ничего плохого в этом нет. Моя мама тоже колдунья, а сам я — волшебник.

Не знаю, что меня больше разозлило, удивило или насмешило — то, что он так спокойно говорит об этом девчонкам из магглов, не заботясь о том, как это будет звучать из его уст; то, что он называет себя волшебником, хотя явно видно, что наставника у него нет; или то, с каким самодовольством он это сделал.

Наверное, все вместе, потому что я истерически расхохоталась.

— Волшебник! — снисходительно фыркнула я, наблюдая, как меняется выражение лица мальчишки.

А теперь надо срочно уверить Лили, что магия — бред сумасшедшего. Если сейчас она поверит в свою исключительность, не имея наставника, то вполне может наворотить дел.

— Я знаю, кто ты. Ты сын этих Снейпов, — бросила я в лицо заморышу, а потом повернулась к Лили, — Они живут у реки, в Паучьем тупике, — ясное дело, что живущим по этому адресу нельзя верить, и я понадеялась на благоразумие Лили.

Вдруг меня озарила мысль. Тупик прядильщика находится далеко отсюда. Что он вообще тут забыл? И какого черта прятался в кустах?

— А зачем ты за нами шпионил?

Снейп взвился. Я понимала, что соперничаю с маленьким мальчиком из бедной семьи, но я его не знаю, и он — хоть и косвенно — угрожает моей новоприобретенной сестре. Значит по-другому нельзя, хоть где-то в глубине души мне его и жаль.

— Я не шпионил! Уж за тобой-то я точно не стал бы шпионить, — не знала, что дети умеют говорит с таким презрением. — Ты — маггл.

Вся жалость испарилась. Если честно, я не знала, как на это реагировать, поэтому просто хватала ртом воздух. С одной стороны, то что я теперь маггл, даже хорошо — не надо заботиться еще и о своем наставнике, да и магглы сейчас не те, что раньше. Но все же…

Я рождена в семье чистокровных волшебников и воспитана в их духе. Потеря магии — приговор. Это иррациональное ощущение. Умом я понимаю, что мне будет проще без магии, и что сейчас магия доступна и магглам в виде их изобретений. Но сердце убедить сложнее.

— Пошли, Лили, мы уходим.

Спасибо ей, что не стала препираться. Хотя, быть может, она почувствовала, что меня сейчас лучше не злить.

До дома мы шли молча, а у меня в уме пролетали моменты моей жизни после путешествия во времени. Сначала я списывала отсутствие магии на шок, а потом — на шутку подсознания, которое помнило, что из-за магии я была убита. Но с того самого первого дня, я ни разу не колдовала.

Как я говорила, нормальные дети испытывают стихийные всплески волшебства раз в несколько дней.

Дома я заперлась в комнате. Этого не может быть. Не может быть! Я ведь чувствую, она где-то во мне! Она есть, ее просто надо достать.

До самого вечера я не выходила за дверь и никого не пускала внутрь. Я пыталась разбить чашку, сдвинуть ручку, поднять перо — ничего не получалось. Абсолютно. Настроение скакало от бешенства до убийственного спокойствия, от радости, что меня больше не тронут магглы за колдовство, до истерики, что больше во мне ничего не напоминает о прежней жизни.

И лишь поздно ночью на меня накатила волна опустошенности и осознания. Те частицы магии, что я чувствую — не более, чем игра подсознания, память прошлых лет. Я — маггл?

Тот факт, что я маггл, а также мои душевные терзания и истерики, разумеется, не остались для родителей тайной, так что следующие пару недель я провела под надзором врачей, уделяя осмотрам и беседам с психотерапевтом до четырех часов в день.

После двух недель хождения по мукам случилось чудо — в прямом смысле. В кабинете психиатра треснуло стекло. Видимо, степень бешенства пересилила страх моего организма в демонстрации магии, и я взбунтовалась. Разумеется, никто, кроме меня не связал тонкую сеточку трещин и стихийную магию одной очень слабой ведьмы, но мне хватило и моих выводов.

Еще три дня я глупо улыбалась, радуясь всему на свете. Я — ведьма. Очень слабая, бесталанная, но все-таки ведьма, как это было всегда. Никогда не думала, что захочу сказать «спасибо» врачам в ПНД.

Да уж, вот и ответ на извечный вопрос чистокровных о том, где находится магия — в крови или в духе? Жаль, что нельзя заявить о своем открытии во всеуслышание.

Я тренировалась. Пока что моей только что проснувшейся магии было тяжело даже приподнять ручку на столе, но все приходит с опытом. Если нельзя добиться силой, то можно тренировкой, так что я отдавала всю себя занятиям.

А еще я следила за Лили. Разумеется, я не могу отпустить младшую сестру с незнакомым оборванцем, особенно, если этот оборванец — колдун, причем неизвестного роду-племени. Сколько бы я не пыталась напрячь память, фамилия Снейпа оставалась для меня незнакомой, значит я не могла сказать, чем занимается — или занимался в прошлом — его род.

Вот и сейчас я пряталась за деревом, заодно открывая для себя много нового.

— Никто не отдаст тебя за это дементорам! Дементоры — это для настоящих преступников. Они охраняют тюрьму для волшебников, Азкабан. Но тебе совершенно не за чем попадать в Азкабан, ты слишком…

Я была в шоке. Какие представления о гуманности царят в волшебном мире, если маги сотрудничают с дементорами? Я слышала о них от отца (настоящего отца) и врагу бы не пожелала провести в их присутствии больше пяти минут. Самое страшное — они убивали душу, вечную — я теперь это точно знаю — душу волшебника. В какой момент истории наказание смертной казнью стало представляться волшебному сообществу слишком мягким?

От удивления я даже забыла об осторожности и наступила прямо на сухую ветку. Черт!

Разумеется, на звук резко обернулись Лили и Снейп. Было очень неловко, и я старалась придумать причину своего пребывания здесь. Как назло, в голову ничего не лезло, и я тупо переминалась с ноги на ногу.

— Тунья! — судя по голосу, Лили была рада меня видеть. Хороший знак — в конце концов, перед Снейпом можно и не расшаркиваться.

Словно прочитав мои мысли, Снейп вскочил на ноги и закричал мне в лицо:

— И кто из нас шпионит? Чего тебе тут надо?

Что бы такого сказать, чтобы он отвязался?

— Что это на тебе надето, а? Мамина блузка?

Обсуждать одежду… Да уж, нашла, чем зацепить мальчишку!

Я не верила в то, что подколка удалась и мне захотелось чем-то бросить в наглую ухмылку мальчишки, которого не так уж сильно задела насмешка над шмотками.

Над головой раздался треск, и я уверена, сук бы долетел до Снейпа, будь я хоть немного сильнее. Но, как говорится, чего нет того нет. Моей магии хватило только на то, чтобы сломать ветку и для левитации сил не осталось. Огромный сук с размаху ударил меня по плечу. Вот уж воистину — не рой другому яму.

Глаза непроизвольно наполнились слезами — то ли от обиды, то ли от боли.

— Тунья!

Лили не замедлила наброситься на Снейпа. Неплохая месть.

— Это ты сделал?

— Нет! — Снейп испуганно смотрел на ветку.

Еще бы — я бы тоже испугалась, если бы не почувствовала, как убывает моя сила после магического всплеска. Мало ли какие колдуны могут ходить неподалеку… Впрочем, им не обязательно знать о том, кто колдовал сейчас.

— Ты! Ты сделал ей больно!

— Нет, это не я!

Мне даже стало почти жалко Снейпа. Не желая больше наблюдать эту перепалку, я двинулась в сторону дома. Однако Лили скоро меня догнала, и мы подошли к дому уже вместе. Прямо на крыльце стояла женщина лет тридцати пяти, в мантии и старомодной остроконечной шляпе. Мне не нужно было объяснять кто это. Волшебница.

* * *

— Волшебница? Этого не может быть, — миссис Эванс с опаской посмотрела на женщину и метнула быстрый взгляд на меня.

Наверняка думает, что в этом доме слишком много психов на один квадратный метр. Что ж — не мне ее осуждать, я сама не спешила доверять первой попавшейся ведьме воспитание Лили.

Мистер Эванс также был настроен более чем недоверчиво и пребывал в абсолютной уверенности, что его глупо и неправдоподобно разыгрывают. Хотя его нельзя назвать прожжённым материалистом, ему, как и любому другому магглу современности, было трудно поверить в реальность волшебства.

Профессор МакГонагалл — именно так представилась женщина — являла собой образчик взвешенности, сдержанности и хорошего воспитания, во всяком случае, на первый взгляд. Густые темно-каштановые волосы были собраны в тугой пучок, а достаточно мягкие черты лица удивительным образом преображали строгие квадратные очки, за которыми скрывались очень умные, но немного замутненные глаза, какие бывают у людей, переживших много горя. Однако, несмотря на эту скорую сметку, работавшую в пользу волшебницы, я видела ее впервые в жизни, и имела право на здоровый приступ недоверия.

— Поверьте, волшебники существуют, миссис Эванс, — МакГонагалл вежливо покачала головой, — Мы вынуждены скрываться, однако существует целый магический мир, живущий наравне с вашим. Я могу доказать вам свои слова, только постарайтесь слишком остро не реагировать.

Дождавшись неуверенного кивка хозяйки дома и молчаливого разрешения хозяина, ведьма отступила на шаг и поправила очки на носу. Через мгновение очки начали расплываться, словно сливаясь с вытягивающимся лицом, которое… Черт возьми!

Она превратилась в кошку! У нее хвост! Серый такой, с полосками. Когда волшебники научились превращаться в животных? Или это частный случай ликантропии? А может проклятье?

— Это называется анимагия, — проговорила ведьма, снова вернув себе человеческий облик, — раздел трансфигурации, высшей трансфигурации, если быть точной, я ее преподаю в Хогвартсе.

Я догадывалась, что магический мир не обошла стороной волна прогресса, но превращение человека в животное, без палочки, болезней и проклятий было настолько удивительно, что я выпала из реальности на пару минут, а когда вернулась в мир живых, профессор уже вовсю объясняла матери условия проживания и обучения в Хогвартсе.

— То есть я не смогу связаться с собственным ребенком в течение полугода? Да за кого вы меня принимаете?

Очевидно, некоторые моменты магического образования пришлись не по нраву миссис Эванс.

— В Хогвартсе существует магическая почта, как и во всем волшебном мире. Письма доставляют совы, и вы сможете ими обмениваться в течение всего времени пребывания в Хогвартсе.

— Совы? — восторженно прошептала Лили, не обращая внимания на скепсис матери.

А я подумала, что уже очень давно не видела почтовых сов. С ума сойти, да за одну возможность снова погладить волшебную сову я готова отдать все маггловские учебники. Ну, хорошо, половину, я слишком люблю учиться.

— В таком случае нам придется взять с тобой и Петунью, я не могу оставить ее одну, — похоже, я опять что-то пропустила, и мы куда-то собираемся, потому что психов в одиночестве не бросают. Надо бы получше следить за ходом разговора.

— Ну разумеется, — кивнула профессор.

В течение получаса мама лихорадочно бегала по дому, собираясь и приводя в порядок нас. После чего профессор вытащила из складок мантии старую, видавшую виды игрушку в виде синего, потрепанного зайца с порванным ухом и попросила нас взяться за нее и ни за что не отпускать. В отличие от анимагии, порталы были мне знакомы, хотя я и ни разу не пользовалась ими. Не знаю, радоваться или печалиться тому факту, что спустя сотни лет волшебники не придумали иного способа групповых перемещений.

Я почувствовала резкий рывок в области живота и мысленно попрощалась с завтраком, после чего меня словно протащило через водосточную трубу в максимально сплющенном состоянии, но не успела я даже возмутиться про себя, как обнаружила себя стоящей на каменной мостовой.

Наверняка у меня было такое же зеленое лицо, как и у Лили с родителями, я закрыла глаза, пытаясь побороть тошноту.

— Добро пожаловать в Косой переулок! — звонкий голос профессора оставил за спиной все мои недомогания, я только краем сознания успела отметить, что МакГонагалл, очевидно, не ощущает дискомфорта, и такие перемещения — лишь дело привычки.

В нетерпении я открыла глаза.

Он изменился. На месте нашего дома теперь красовалась маленькая аптека, немногим больше, чем моего отца. На витринах- ворох незнакомых предметов, очевидно, изобретенных после моей смерти. Но все-таки здесь узнавались черты старой и до боли знакомой улочки. И дело было не в рассыпанных тут и там мелким лавочках и палатках, а в магии, исходящей от каждого фонарного столба. Я и не замечала раньше всей мощности и концентрации волшебства в этом месте, однако только сейчас, впервые, с момента моего перемещения во времени я чувствовала себя завершенной.

Все мое существо было наполнено чувством огромного, безграничного счастья, единения с этим миром. Едва ли такие эмоции ощущает даже впервые покупающий палочку ребенок, настолько я соскучилась по родной магии. Я могу со всей честностью сказать, что ни один конь, ни один слон и ни одна собака так не скучают по своему хозяину, как волшебник — по магии.

Сперва мы пошли в здание бывшего Министерства Магии, которое теперь занимал волшебный банк. Интересно, а что стало с Министерством?

Но еще интереснее был другой вопрос — почему гоблины заведуют всей экономикой страны? Когда это случилось? Что должно было произойти, чтобы скряги Лавгуды передали свои права кому-то другому, не говоря уже о том, что этими «другими» вообще были гоблины?

Я изумленно вертела головой по сторонам, разглядывая, как лучшие ремесленники нашего времени занимаются бумажной волокитой. Может здесь еще и гоблинская сталь — не знак качества, а фамильный раритет?

Мы поменяли деньги, и я внимательно изучила внешний вид кнатов, сиклей и галеонов. Кроме даты выпуска я не нашла ни одного отличия, а, если верить МакГонагалл, соотношение бронзовых, серебряных и золотых монеток также не претерпело изменений.

А потом нас повели в… лавку Олливандера? Я удивленно смотрела не невысокое, обшарпанное здание, несмотря на свой удручающий вид, находящееся на элитной южной площади Косого переулка. Мелкие торговцы нелегальными палочками наконец-то нашли свое место под солнцем, ну надо же! «Продаем волшебные палочки с 382 года до нашей эры». И ведь не врут, прохвосты! Зачем кому-то знать, что на законных основаниях они этим занимаются всего пару последних столетий?

Внутри было пыльно. Из темноты вышел жутковатого вида немолодой человек, представившийся мистером Олливандером. Пока Лили тупо поднимала палочки, явно не имея понятия, что с ними делать, а родители испуганно смотрели на периодически разбивающиеся вокруг вазы, я слушала о палочках. Как они выбирают человека, как они уникальны. Почему-то меня грела мысль о том, что где-то в мире есть и моя, пусть мы с ней еще и не встретились.

Где-то на десятой палочке Лили буквально засияла, а из кончика вырвался веселый сноп разноцветных искр. Никогда до этого момента не видела момент единения волшебника и его палочки, ни разу в жизни. Это было удивительно прекрасно.

Мы вышли на улицу и прошлись по Косому переулку в сторону аптеки. Я уже немного успокоилась и могла спокойно рассматривать окружавших меня прохожих. А посмотреть было на что!

Наконец-то приличная одежда! Дамы в закрытых мантиях, да еще в каких! Леди Уизли в моем времени отдала бы тысячу галеонов за такую красоту. Да уж, мода не стоит на месте и мантии уже не всегда походят на бесформенные балахоны с редкой вышивкой. Тут все еще принято собирать волосы в сложные прически, что, конечно, имеет логичное объяснение — никому не хочется получить родовое проклятье или быть опоенным именным ядом из-за оброненного волоса — однако не может не радовать меня, истосковавшуюся по правилам приличия моего века.

Мужчины тоже в строгих мантиях — и никаких вам футболок. Кареты по-прежнему возят фестралы, вон одна из них стоит возле кафе-мороженого.

Фортескью?! С ума сойти! Знали бы благородные лорды Фергус и Фабиан, что их потомки станут мороженщиками — никогда бы не женились.

Тем временем мы подошли к ателье, где Лили предстояло купить школьные мантии. Я еле сдержалась, чтобы не попросить себе хоть одну, но знала, что меня не поймут. При входе я не посмотрела на фамилию хозяйки магазина, но она представилась, вогнав меня в культурный шок.

Мадам Малкин? Мадам? Лоретки Малкин теперь мадам? Карьерный рост, однако!

Книжный магазин… Боже мой, сколько тут книг по магии! Мантию я не получила, но хотя бы одну книгу…

Как ни странно, но на мою просьбу лишь благосклонно кивнули, видимо, родители считали, что мне тоже хочется хоть на малую толику приобщиться к миру волшебства. Что же, не так уж они и ошибаются.

Я со счастливой улыбкой летала между стеллажами. Интересовало меня абсолютно все, но выбрать нужно было нечто полезное и после нескольких минут размышлений я остановилась на «Обзоре магического образования в Европе». Хоть убейте, но если я не попытаюсь поступить в школу магии, то не прощу себе никогда.

Аптека. Что? Селезенка саламандры уже в цене? Полтора галеона за унцию?! Да это грабеж!

В общем, судя по количеству ранее не использовавшихся ингредиентов, зельеварение тоже не стоит на месте. Хотя… С каких это пор на рог двурога нужна специальная лицензия?

Последним пунктом в нашем путешествии оказался зоомагазин. Мне определенно нужна сова и как же замечательно, что родители со мной одного и того же мнения. Хотя сову купили Лили, но, впрочем, это не столь важно — до сентября она со мной.

Пока МакГонагалл объясняла старшим Эвансам, что сову надо раз в день выпускать полетать, Лили придумывала той имя позаковыристее. Теперь у нас сова по имени Синица, Лили, ты то еще дарование…

* * *

«Совпадение»? «Книга Хогвартса вносит имена всех юных волшебников Британии при рождении»? «Очень жаль»?!

Я со злостью швырнула ответное письмо Дамблдора на стол. А если я не здесь родилась?! А если ошибка?! А если книга кого-то пропустит?!

Больше всего бесил этот понимающий и сочувственный тон волшебника к бездарной маггле. Я не маггла! Я же чувствую это! У меня стекло треснуло, на меня ветка упала, какие еще нужны аргументы?

Мда, а аргументы-то и правда не ахти… Но все равно! Я должна пойти в школу магии, раз уж я могу хоть как-то колдовать и будь я проклята, если не использую все возможности!

Я остервенело принялась писать еще три письма. Простите меня, мама и папа, я плохая дочь, хотя технически я вам не дочь… Воровать — плохо, воровать деньги у родителей — плохо вдвойне, но цель оправдывает средства. Привязав мешочек с монетками и письма к лапе Синицы, я отправила уже возненавидевшую меня птицу на почту, в Косой переулок. В первом письме я просила работников переслать письма в соответствии с адресатами, вторые два отправлялись далеко за пределы Британии — В Дурмстранг и Шармбатон.

* * *

Отказ из Шармбатона прилетел через двое суток. Примерно с той же формулировкой — это не мы вас не принимаем, а книга регистрации волшебников.

В Дурмстранге такой книги не было. Но еще в Дурмстранге не было магглорожденных, а в этом теле моя фамилия ни разу не Блишвик. И все же я с замиранием сердца ждала конверт с гербом лучшей волшебной школы Восточной Европы. Если туда не примут — попробую податься в школы, что называется, «попроще», но все же я — сторонница наиболее качественного образования. Если силенок хватит.

Через неделю в окно постучал черный ворон — в купленной мной книге говорилось, что восточные маги чаще используют этих птиц. После того, как я забрала письмо, он по-хозяйски влетел в комнату и уселся прямо на стол — видимо, приказано ждать ответа. Это радовало.

В нетерпении сломав сургучную печать, я вытащила достаточно длинное письмо и принялась читать.

Уважаемая мисс Эванс,

Согласно правилам приема в Дурмстранг, любой волшебник имеет право на прохождение вступительных испытаний. Как Вы верно отметили, наша школа традиционно не принимает магглорожденных — в связи с тем, что о Дурмстранге они просто не знают на момент поступления. Поэтому стоит Вас предупредить — некоторые чистокровные семейства будут негативно настроены к пребыванию любого магглорожденного в Дурмстранге.

Ситуацию осложняет Ваш возраст. Даже если Вы пройдете на первый курс, Вам придется освоить три года учебной программы (очень сложной и обширной) за один, чтобы в дальнейшем проходить обучение со сверстниками. С учетом того, что Вы написали о Вашей магической силе, едва ли это дастся Вам легко.

Законных оснований для запрета прохождения вступительных испытаний у нас нет. Но есть правило — магглы не знают о Дурмстранге. В том числе и Ваши родственники. И ваша младшая сестра, если она становится студенткой Хогвартса. Если Вы правдоподобно убедите их, что едете в школу, откуда нельзя ни написать, ни позвонить, чье название не числится ни в одном маггловском справочнике, и, кроме того, нуждаетесь в ежегодном финансировании в размере трех сотен галеонов на обучение и сотни галеонов на покупку необходимого инвентаря — отправьте заявление вороном. В таком случае мы пришлем инструкцию для дальнейших действий.

С наилучшими пожеланиями,

Профессор Грович

Мда уж, я думала условий поменьше будет…

Как уговорить родителей отправить тебя неизвестно куда, с огромной суммой денег, если стоишь на учете у психиатра?

Самая смелая ложь — самая правдоподобная.

Я села писать еще одно письмо и положила его в ранее раскрытый конверт с сургучной печатью.

Лили дома нет, значит можно спокойно орать на весь дом.

— Мам, пап! Меня приняли в Шармбатон!

* * *

Это была самая идиотская сцена убеждения! Честное слово, я даже не надеялась. Только вспомнить мои уверения о том, что «никому нельзя о ней знать, даже вам, но я вам сказала, а Лили нельзя тоже, а то меня не примут». Я потратила целых три часа конструктивных доказательств, не имея возможности даже надавить на жалость, необходимо было доказать свою психическую стабильность.

Наконец, это произошло. Заветное слово «ладно» и я пулей бросилась к оставленному в комнате ворону строчить ответ. Черт возьми, я еду в Дурмстранг!

Интересно, все маги ненавидят своих детей? А может они их в жертву приносят, и дают такие дурацкие имена, чтоб не привязываться лишний раз? Дариус, Северус, Тибериус, Люциус… Тьфу!

А, я понял! Когда рождается ребенок, родители подходят к карте звездного неба и кидают дротики — в какую звезду попал, так ребенка и назовем. А если учесть поверье, что имя влияет на судьбу, то становится понятно, почему здесь половина такая… Звезданутая. А другая половина — лорды.

Что же, утречком я проснулся самый первый. В смысле — совсем первый, на всем факультете, а не только в моей спальне. Оказывается, этот рассадник лордов не привык рано вставать. А я привык. Даже странно, дома всегда вставал с трудом, но все же позже шести утра мне дрыхнуть не давали. Вот только тут нет работы и делать мне нечего. На часах половина шестого, а завтрак у нас только в восемь.

Итак, я проснулся, осмотрелся и едва не заработал сердечный приступ. Вчера заснул без задних лап и ни на что толком не обращал внимания, но сейчас… Я глазам своим не поверил — все мальчики-первокурсники, кроме Снейпа, спали в чепчиках или ночных колпаках! О, небо…

Пребывая в культурном шоке, я, не глядя, нащупал тапочки с мышатами и на третьей космической прошлепал в ванную, чтобы не видеть этот кошмар.

И вот что я вам скажу — это самая обалденная ванная из всех, что я когда-либо видел! Правда, я видел ванную только в доме бывшего зэка-холостяка и семейной пары алкоголиков, но сути не меняет. Везде чистенько, зеркала сияют, коврики такие пушистые, что их можно перепутать с кошкой и самая главная фишка — просто огромная ванная, размером с целый бассейн! Вокруг куча душевых кабинок, конечно же, но, черт подери, даже эти кабинки выглядят лучше, чем ванная моих родителей и Роджера.

Короче, я нашел чем себя занять до завтрака. Ага, я целое утро отмокал в ванной и строил пенные замки. Причем в ванную так никто и не зашел, эти сони вставали перед самым завтраком и даже на него спускались с небольшим опозданием.

Вообще-то, как показал вчерашний ужин, Слизерин — не самый разговорчивый факультет на свете. А я поболтать люблю, тут уж хлебом не корми. Поэтому я с чистой совестью приземлился за стол Гриффиндора, чтобы дождаться Сириуса и поделиться новыми впечатлениями.

Народа в такую рань было не сказать, чтобы много, но возмутившиеся все равно отыскались — они всегда найдутся.

— Эй, парень, ты столом не ошибся? Здесь завтракают гриффиндорцы!

Я обернулся на звук слегка заносчивого голоса. Тьфу ты, и здесь лорды.

— Я в курсе, спасибо.

Старшекурсник нахмурился.

— Меня зовут Барбидж Вуд, я, как староста, настоятельно советую тебе вернуться за свой стол, пока ты не лишился баллов…

Еще один с дурацким именем и приталенной мантией.

— Серьезно — Барби? Да что не так с вашими родителями? И вообще, почему я должен куда-то идти? Это свободная страна!

— Потому что в правилах школы говорится о том, что студенты должны сидеть под флагами тех цветов, в которые окрашен их галстук и мантия, — невозмутимо пояснил Вуд, — И мое имя — Барбидж.

— Как скажешь. Хотя, с такой укладкой не сложно перепутать.

За сим я удалился, чтобы не схлопотать заклятье от старшекурсника — мало ли что?

За нашим зеленым столом царила зеленая тоска. Потихоньку выползали мои однокурсники с заспанными лицами. Складывалось впечатление, что они не заметят даже если прямо над их головами пролетит стая сов.

Охренеть! Стая сов!

И да — никто не обратил внимания. Я что, один это вижу?

— Успокойся, Петтигрю, это всего лишь почта, — устало зевнула моя соседка-очкарик.

То есть нам каждый день в тарелку перья будут сыпаться? Ну, не нам, а им — я-то уже поел, а потому не смог сдержать злорадного хихиканья.

— Ты что-то сказал? — немного запоздало отозвалась соседка на мое хихиканье.

— Говорю, приятного аппетита.

Покормив увязавшегося со мной Джонни, я попытался его подрессировать, но ничего не вышло. Снова. Обидно.

А после завтрака Люциус повел нас на занятия. Выглядел Малфой не очень, а рядом с ним ошивались два шкафа — надеюсь, они его все же не обижают.

Первое занятие — Трансфигурация. О, кошак!

На преподавательском столе сидела красивая, полосатая кошка, по виду очень умная. Не долго думая, я поставил на стол Джонни, чтобы они познакомились. Кошка нервно дернула хвостом, но больше никак не отреагировала на появление котенка. Джонни уселся рядом с кошкой и внимательно ее рассматривал, как будто она была и не кошка вовсе. Интересно, а она дрессированная? Вдруг ее профессор натренировала, вон, как спокойно сидит.

— Кошка, дай лапу!

Глаза кошки расширились, она спрыгнула на пол и на лету превратилась в МакГонагалл! Упс…

— Мистер Петтигрю, извольте занять свое место, — с каменным лицом произнесла профессор, вручая мне Джонни.

Под смешки однокурсников я уселся за парту и сразу же высмотрел Сириуса через две парты от меня. Он сидел с вчерашним лохматым очкариком. Я посмотрел на свою соседку. Такая же лохматая и такая же очкастая. Ну, хоть в чем-то мы с Блэком похожи…

— Трансфигурация, — как ни в чем не бывало начала профессор, — является одной из самых сложных магических дисциплин. Она требует большой сосредоточенности, а также умения…

Если честно, то лекция была очень зубодробительная, пугающая своей сложностью, но вместе с тем интересная. На самом деле, эта Трансфигурация — классная вещь. Вот нет у тебя чашки, а пить хочется, например. Стащи что-нибудь у соседа, преврати в чашку, завари чаю, выпей, и подбрось чашку обратно — со временем она сама расколдуется. Зачем воровать у соседа? Ну, не над своими же вещами экспериментировать.

А еще я понял, что тоже хочу превращаться в какое-то животное. Не принципиально какое, я смогу найти применение даже тушканчику. Сам факт того, что когда-то, возможно, я тоже буду притворяться животным, и никто не догадается, что это я, приводил меня в благоговейный трепет.

Но пока что мы учились делать иголку из спички. И надо сказать, даже это оказалось сложной задачкой. Дело в том, что несмотря на всю свою находчивость, в науке я тот еще тугодум, мне нужно посидеть за задачкой часа два-три, чтобы разобраться что к чему. Само собой, моя спичка так и осталась спичкой. Но у некоторых дела шли явно лучше.

К концу занятия мой однокурсник с отвратительным именем Тибериус и более удобоваримой фамилией Нотт все же превратил спичку в иголку, заработав для Слизерина десять баллов. Как ни странно, но Снейп тоже справился, а его соседка, та самая Рыженькая, смогла добиться промежуточной стадии — заостренной спички с неравномерным металлическим покрытием. Полностью среди гриффиндорцев справился только Сириус.

— Сириус, обязательно мне потом все объясни! — я только что нагнал его и лохматого очкарика, и теперь мы все вместе топали в кабинет Зелий.

— Да там ничего сложного, — отмахнулся Сириус, но тут очкарик его перебил.

— Погоди. Ты что, из Слизерина? — нахмурился он, нехорошо поглядывая на мой зеленый галстук.

— Джеймс, не кипятись, — Сириус сделал какой-то легкий пасс палочкой и мой галстук стал гриффиндорского цвета! — Так лучше?

Я даже дар речи потерял. А Джеймс кивнул. Ты чего киваешь, дурилка?!

— Сириус, верни все на место! Как я теперь на глаза слизеринцам покажусь?

— Да никто даже не заметит, — фыркнул Блэк.

Действительно, никто не заметил. Только очкастая с легким удивлением отметила, что зеленый мне больше идет. Без тебя знаю.

Остальные почему-то решили, что я гриффиндорец. Хотя изменился только цвет, на мантии по-прежнему было написано «Слизерин». Даже на Зельях за мое отвратительное варево баллы грозились снять с Гриффиндора. А Зелья ведет наш декан! Он вообще-то должен знать, что я — его подопечный.

Но он все же очень своеобразный преподаватель. Гораций Слизнорт благоволил ко всем, у кого были деньги, влияние или связи, однако абсолютно не замечал тех, кто был лишен данных привилегий. Я понял, что зелья — явно не моя сильная сторона, однако то, что вытворял Снейп было изумительно. И Слизнорт его даже не похвалил! Для чистоты эксперимента я подкинул в котел Снейпа какую-то гадость, которой явно не было в рецепте. Котел задымился, но Снейп тут же со скоростью света смешал другую гадость, кинул в котел и его зелье приобрело прежний вид. В отместку он даже бросил в мой котел дохлую горстку пауков, но почему-то от них все стало только лучше. Сдается мне, он не знает, как правильно испортить зелье. Не умеет просто.

Чары вел очаровательный карлик Флитвик. Говорят, он немного гоблин, круто. Рассказывал все с юмором, но очень интересно. Вот отрывок из его лекции:

— Рассечь воздух и взмахнуть. Чтобы правильно рассечь воздух нужно представить, что ваша палочка — сабля, и вы хотите ею отрезать колбасу. То есть рассекать надо осторожно, чтобы не выколоть никому глаз. А взмахивать надо так, как будто глаз вы пытаетесь все же кому-то выколоть. Однако не выколите взаправду, а то староста Малфой и староста Вуд расскажут все своим отцам, и Попечительский Совет доставит много неприятностей директору Дамблдору, а он мне отомстит, заставив меня съесть три тарелки лимонных долек.

Короче, с таким забавным преподом я поднял перо с третьей попытки. Обалдеть, оно летает! Так, стоп, летающие перья… Совы… Надо отправить письмо родителям и Роджеру!

— Замечательно, мистер Петтигрю. Десять баллов Гриффиндору!

— Но я не гри…

— И три балла за вашу скромность. Гриффиндору.

На меня с такой ненавистью посмотрела Слизеринская часть класса, что я понял — отныне я буду притворяться очень тупым студентом, а то мои собственные однокурсники меня уроют.

* * *

Сразу после занятий я поспешил в совятню. Но тут что-то меня остановило. Маман может бухать, а значит сова скорее окочурится в ожидании, что от нее кто-то отвяжет письмо, чем действительно отдаст послание. Роджер будет, мягко говоря, удивлен видом почтальона. Отправить следовало маггловской почтой. Но как?

Решение придумалось быстро. Я написал Веселому Роджеру и маман, чтобы они отправляли ответное письмо по адресу на конверте. Мол, это дом родителей моего друга, я положил свои письма в его конверт, а он заплатил, как за одно письмо, потому что у меня нет денег на отправку своих посланий в течение целого года. Родители будут переправлять мои письма, друг состоятельный, а им не трудно. Надеюсь, это объяснение прокатит.

На деле же я написал три письма. Одно из них — моим понимающим лондонским друзьям, которые столько видели в жизни, что едва ли их можно чем-то удивить. Заодно прикрепил посылку.

Дорогое Кучерявое братство!

Спасибо вам за все. Я без проблем добрался до школы, тут очень вкусно кормят. Обещаю привезти что-нибудь от нашего стола вашему столу.

Пусть вас не удивляет моя почтовая сова. На самом деле, это школьная дрессированная почтовая сова. Я подумал, что будет здорово отправлять сообщения такой почтой, потому что это бесплатно. Но сова знает только Лондон, а мою деревню — нет. Сможете переправить эти два письма по указанным адресам?

Как у вас дела? Вы хорошо себя чувствуете? Может что-нибудь нужно?

В посылке — она тоже вам — выпечка наших поваров. Простите, что мало, но больше сова не дотащит.

Искренне ваш,

Питер.

Я знал, что они доставят мои письма. И, конечно, из всех сов я выбрал именно Джинджер. Однажды я украду ее из Хогвартса, после выпускного.

Итак, я спустился в обеденный зал еще раз. Уже не для того, чтобы утащить тарелку с булочками и печеньем из-под носа у Нотта и Мальсибера, а для того, чтобы самому поесть.

Захожу я, значит, в Большой зал и тут эти два придурка — Поттер и Блэком — начинают танцевать вальс друг с другом, вальсируют ко мне, забирают меня в свой тесный кружок, и мы втроем вальсируем к гриффиндорскому столу.

— Садись с нами, — радостно объяснился Сириус.

— А просто позвать нельзя было? — удивленно воззрился я на гриффиндорцев, стараясь игнорировать взгляды окружающих.

— Эй, мы не могли просто так, по-плебейски позвать за стол человека, который будучи слизеринцем, заработал для Гриффиндора баллы, — хохотнул Поттер.

Пф, вам не угодны плебейские замашки? Так я начну изъясняться, словно барышня прошлого столетия!

— О да, это было намного лучшее решение, господа, — я смерил их насмешливым взглядом. — Восхищен вашим остроумием! Ему нет равных!

Как раз на этой фразе мимо проходил Спейп.

— Что, Поттер, нашел себе подпевалу? — поинтересовался он на ходу.

Видимо, Северус всерьез решил, что я зачем-то подлизываюсь к ребятам. А это даже весело.

— Иди куда шел, Сопливус, — отмахнулся Поттер.

Сопливус. Звучит даже поэтичнее, чем Гадость. Надо запомнить.

Хотелось дополнить передрягу своим участием, но все же я не мог перестать играть роль, которой меня наградил Снейп, и противно захихикал, преданно взирая на Джеймса.

Снейп выругался и так пожелтел, что я пообещал себе отныне и навсегда в его присутствии вести себя, как идиот. Просто для того, чтобы лишний раз лицезреть его реакцию.

Вуд пытался что-то вякать, на счет школьных правил, но был на законных основаниях послан куда подальше. Теперь-то цвет моего галстука гармонирует с цветом флага над столом Гриффиндора.

Так и не узнав, когда Сириус успел научиться менять цвета, я вкусно пообедал и со счастливым видом поплелся за ребятами. А еще за нами поплелся Джонни. Как результат — он подружился с кошкой Филча, миссис Норрис. Молодец, налаживает нужные связи, может, она не будет за нами следить, когда мы ночью пойдем исследовать замок?

* * *

Лондон. Утро следующего дня.

Увидев сову с письмом, Волосатый поклялся себе бросить пить. Прочитав в компании Братства письмо совы, он настрочил ответ и выпил за хорошую учебу этого паренька.

В принципе, моя жизнь в Хогвартсе была прекрасна и практически безоблачна. Я уже месяц радовался, как ненормальный, всяким чудесатостям вокруг, привык к внешнему виду моих однокурсников, а также однокурсников с Гриффиндора, с которыми теперь виделся едва ли не чаще.

В основном я общался с Джеймсом и Сириусом, а потом к нам присоединился хиленький Люпин. Точнее, мы его сами к себе присоединили, он искренне сопротивлялся, но мы оказались настырнее, так что теперь наше трио стало квартетом. Я в основном сидел с Ремусом на занятиях и тренировался на его образцах. Почему? Потому что за правильные заклинания баллы начисляли Гриффиндору, и никто слышать не хотел, что я слизеринец, а слизеринцам это не нравилось, и они даже пригрозили устроить мне темную, если еще хоть раз мое заклинание получится, а баллы за это уйдут львам. Не хочу даже думать, какую «темную» устраивают провинившимся лорды, так что приходилось притворяться, что колдует Ремус, а наши двойные усилия снискали ему славу непотопляемого отличника.

Мой галстук так и не стал зеленым. Более того, ребята перекрасили все остальные мои галстуки в красно-золотой, так что я теперь даже ел за столом Гриффиндора, каждый раз ехидно посматривая на Вуда.

Сегодня для разнообразия я решил поесть под флагами Слизерина. Просто, чтобы не расслаблялись и помнили, что на их факультете учится полукровка.

— Эх, какой сегодня чудесный день, — громко скандировал я свой бессменной очкастой соседке. — Мой папа-маггл наверняка очень радуется такому замечательному дню. В нашей маггловской деревушке наверняка куча маггловских ребят решит прогулять маггловскую школу, чтобы пойти играть в маггловские игры на маггловских площадках…

У окружающих на лицах все явственнее проступало раздражительное выражение, и только моя бессменная соседка без эмоций ковырялась в каше. Решив ненавязчиво поинтересоваться ее самочувствием, я снова обратился к ней.

— Хм, при твоем весе кашу следовало бы есть с большим аппетитом. Что-то случилось?

Случилось. Я забыл, что девочки — это не мальчики, а натуры более тонкие и восприимчивые к подначкам. Похоже, наши беззлобные обзывательства подходят к концу. Как я это понял? Ну, она надела мне на голову тарелку с кашей и, видимо, это плодотворно отразилось на моей мыслительной деятельности. Надо будет такую же на голову Малфою надеть — а вдруг?

Не произнеся по-прежнему ни слова, девчонка встала из-за стола и направилась к выходу. Но вдруг замедлила ход, взмахнула палочкой и… О нет, моя мантия! Какого черта розовый?! Знает, куда бить, гадина!

Тарелку я бы еще простил — сам заслужил. Но теперь, глядя на нежно-розовую расцветку своего и без того ненавистного облачения, я понял, что мы вышли на тропу войны. Я не лорд вам какой-нибудь!

— Мы же еще не проходили магию перемены цвета! — вслух пожаловался я, ни к кому, собственно, не обращаясь.

— Петтигрю, ты ее табель видел? Больше баллов, чем Гвен, только Тибериус зарабатывает, — фыркнула Забини.

На ее словах откуда-то слева прилетело возмущенное покашливание.

— Ну да, и ты тоже, Северус, — исправилась она, в угоду уязвленному самолюбию Снейпа.

— Кто такая Гвен? — не понял я.

Лора Забини поперхнулась.

— Ты сидишь с ней за одним столом уже месяц, она единственная, кто не хочет убить тебя за твои маггловские выходки, и ты не знаешь даже ее имени? Петтигрю, ты что, совсем спятил? Гвендолен Раян, чистокровка в первом поколении, запомни хотя бы это!

Хм, а ведь и правда. Нехорошо вышло. Гвендолен. Как будто нормальных имен у этих магов нет. Даже среди маггловских выбрали самое пришибленное.

Снял я тарелку и пошел в туалет, приводить себя в порядок. И вот иду, никого не трогаю, и вижу, как из глубины коридора навстречу мне идет мой ночной кошмар, ужас, чей образ преследует меня, омрачая собой счастливые школьные дни. Гилдерой Локхарт. Лорд среди лордов.

Стараясь не смотреть на него, я прошел мимо по стеночке и вдруг услышал в спину запоздалое «доброе утро».

— НЕТ! — завизжал я и, не оглядываясь, припустил по коридору. Со мной поздоровался Локхарт. Он увидел меня в розовой мантии. Жуткое начало дня.

* * *

В связи с долгим процессом отмывания, а потом еще и переодеванием в другую мантию (не умею я цвета менять, розовую потом Сириусу отнесу), я опоздал на занятие по Чарам. С меня сняли пять баллов, точнее не с меня, а с Гриффиндора, чем вызвал волну радостных улыбок среди слизеринцев. Простите, Сириус и Джеймс, я не хотел.

Ремуса сегодня не было. Удивительно, он никогда не прогуливает занятия, поражаюсь его выдержке! Правда, ребята говорят, что он заболел. Верю, уж очень наш товарищ бледненький. Однако при всем этом, Люпин производит впечатление очень сильного физически человека. Как такая сила и такая болезненность сочетаются в одном человеке? Этот вопрос тревожит меня даже больше, чем вопрос о том, как ущербность Малфоя уживается с его весьма неплохой успеваемостью и должностью старосты.

Вообще, Ремус очень здравомыслящий парнишка. Иными словами, на время его болезни мы остались без тормозов. А тут Джеймс стащил из кабинета Слагхорна уменьшающее зелье… Короче мы не могли удержаться!

Каким-то чудом этот огромный, волосатый бывший гриффиндорец Хагрид подружился с Сириусом — мальчиком, чья семья поколениями училась на Слизерине. Он был с ним даже ближе, чем с Джимом, которому тоже весьма симпатизировал. Сириуса же Хагрид воспринимал, как блудного сына слизеринцев, вставшего на правые гриффиндорские пути. Короче, Хагрид рассказал Блэку про Арагога…

Гога — это паук. Очень большой паук, если верить Джиму и Сириусу. Говорят, даже больше птицееда. Но я пауков не боюсь, поэтому поддержал выдвинутую авантюру и даже немного помог в составлении плана. Вернее, я думал, что я не боюсь пауков.

Сперва мы вымочили кусок сырого мяса, которое попросили у домовиков с кухни, в уменьшающем зелье. На мой взгляд, это был слишком большой кусок для, пусть плотоядного, но все же паука. Признаю — ошибался.

Темной-темной ночью три первокурсника ушли в Запретный лес. Ничто не предвещало беды, да и ночь была ясная, в небе светила огромная полная луна. Спустя час на нас напала бешеная восьминогая гора. Этой горой и был Арагог.

— Мы друзья Хагрида! — успел прокричать Сириус и вдруг гора успокоилась и ответила.

Паук. Ответил. На английском. У него же жвала, как он ими подражает движению губ и языка?!

Так или иначе, имя Хагрида подействовало на Арагога прямо-таки волшебно.

— Хагрид? Друзей Хагрида я не буду есть. Они — мои друзья.

Скажу честно, в этот момент у меня отлегло от сердца.

— Арагог, мы хотели угостить тебя, — Джеймс отошел быстрее меня и перешел сразу к причине нашего визита, достав тот самый кусок мяса.

Паук проглотил его за пару секунд.

А еще через пару секунд он уменьшился до размеров тарантула.

Бедное членистоногое испуганно смотрело на нас, ставших такими огромными. Я не думал, что в паучьих глазах может плескаться такое море обиды и непонимания…

Короче, Арагога мы подбросили Снейпу. Вернее — я подбросил. После того, как вывел этих двух шалопаев из леса. Оказывается, лордов не учат ориентироваться в природных условиях. Но я идеальный приспособленец и найти дорогу до замка из леса — не самая сложная задача.

Если честно, то я ожидал несколько другой реакции от Нюниуса. Снейп обрадовался, как маленький ребенок тому, что обнаружил живого акромантула под одеялом, пусть и со связанными лапами. В ту ночь Снейп не ночевал в комнате — он ушел в сторону кабинета зельеварения и не явился даже на завтрак. Три дня подряд он тратил все свое свободное время в зельеварне, Он уже определил, что паук находится под действием уменьшающего зелья, поэтому периодически поил его этим варевом и продолжал изучать бедное членистоногое со спокойным сердцем. Скорее всего, Арагог уже на второй день пересмотрел свое правило о том, чтобы не есть друзей Хагрида. Через три дня пауку удалось сбежать — об этом доверчиво сообщил в спальне понурый Северус.

И вот в чем штука. Я не знаю, что конкретно сделал Снейп с этим пауком, но теперь к нему не подползал ни один представитель их вида. Пауки бегут от него. Хагрид, ругая нас, потом говорил о Чудовище Слизерина, про которого теперь не принято говорить в паучьих кругах — это они так Снейпа обозвали. А пока приближение Снейпа можно опознать по бегущим ровной вереницей паукам. Теперь у нас с ребятами есть общая шутка: «следуйте за пауками», или, в переводе для нормальных людей: «бегите от Снейпа».

Как-то плавно эта фраза перешла в обычную речь даже непосвященных людей. Даю руку на отсечение, однажды я услышал «следуйте за пауками» от МакГонагалл. Теперь эта фраза сродни предостережению, типа «не суйтесь в это дело», «бегите от опасности». С нашими способностями, мы могли бы стать неплохими филологами.

* * *

Через несколько дней из лазарета вышел Люпин. Он, видимо, проникся филологией, и мы с его легкой руки ненадолго поселились в библиотеке. Если точнее, то Ремус изучал латынь, я искал переводы имен моих многочисленных однокурсников-лордов, Джеймс методично склеивал заклинаниями страницы учебников Лили Эванс, которые он стащил у нее из сумки, а Сириус всерьез продумывал дизайн татуировки с гербом Гриффиндора. Думаю, его маман будет в восторге. Что до Эванс, то она оказалась на редкость талантливой девочкой. Это мы узнали за обедом.

Все было как обычно, когда в Большой зал ворвался рассерженный Филч и пожаловался Дамблдору. Кто-то похитил миссис Норрис.

Нашлась она быстро. В портфеле Джеймса. Поттер не менее быстро нашел взглядом рыжеволосую однокурсницу, которая лишь улыбнулась и отсалютовала ему бокалом.

— Тебе все равно никто не поверит, — одними губами прошептала девочка и тут же отвернулась от нас, словно ее ни капли не интересовала судьба несчастного Джеймса.

— Женюсь, — восхищенно присвистнул Поттер, бросил прощальный взгляд на затылок Эванс, и поплелся в кабинет декана.

Но наши изыскания в библиотеке закончились не только матримониальным определением для Джеймса Карлуса Поттера. Забавный факт, но «щука обыкновенная» на латыни звучит как «Esox lucius». Люциус. Щука. Черт возьми, это было неожиданно. Чем думали его родители? «Нашли имя для наследника — не то сатана, не то рыба». Дурдом.

После обеда, когда Джеймса увели на незаслуженный выговор в кабинет МакГонагалл, я захотел помириться с Гвен. Нет, правда, я не хотел, чтобы все вышло именно так. Всему виной моя природная неуклюжесть! Я остановил ее в коридоре, споткнулся, зацепился за заколдованного рыцаря, чтобы не упасть… Короче, я уронил на нее доспехи. Технически, до самой Гвен долетел только шлем рыцаря, к тому же я пытался его поймать. Я уже говорил, что я неуклюжий? В процессе ловли шлема я умудрился надеть его ей на голову. Как назло, мимо проходил возвращающийся из кабинета декана Джеймс и отдал честь «сэру Ланселоту».

Мда, если мне еще раз хоть кто-нибудь скажет, что все толстушки — добрячки, я лично их скормлю Раян. У нее взгляд цербера-людоеда. В этих маленьких глазках сияла вся ненависть к человеческому роду и ко мне в частности, а то, с каким выражением лица она отдавала мне шлем, до сих пор заставляет мое сердце трепетать от ужаса. Определенно, Шляпа не прогадала с распределением. Не нужно быть предсказателем, чтобы понять — месть слизеринки будет страшна. Возможно, она даже натравит на меня Локхарта...

Вечером того же дня, когда я вернулся в спальню, то обнаружил своих соседей по спальне и — представьте себе — Гвендолен Раян, жарящих зефир над моей горящей кроватью. Пламя им помогала контролировать милая черноволосая девушка, вроде какая-то родственница Сириуса. Кузина, по-моему.

Спал я в тот день на редкость отвратительно. Диваны в гостиной жуть какие неудобные. Утром милая кузина Сириуса запретила мне под страхом Круциатуса жаловаться декану или эльфам на отсутствие кровати, так что я временно перебрался в спальню Гриффиндора, где эльфам было проще объяснить необходимость добавления еще одной койки.

Так или иначе, но мы с Раян вышли на тропу войны. Каждая встреча заканчивалась чем-то особенно неприятным. На третий день она загремела в Больничное крыло из-за того, что я неправильно трансфигурировал ее волосы в змей. Я творил по изображению Медузы Горгоны, а получились какие-то уродливые щупальца. Через неделю в Больничное крыло попал уже я. Гвен пошла по пути наименьшего сопротивления и просто затолкала меня в теплицу с дьявольскими силками, которых мы еще, кстати, не проходили.

Через две недели, когда я все-таки вернулся в родной террариум, даже не все слизеринцы вспомнили, что я из их факультета. Кровать до входа в гостиную мы дотащили вчетвером с помощью Левиосы, а вот до моей комнаты пришлось толкать в одиночку. К тому же, моих магических способностей явно не хватало, чтобы поднять целую кровать заклинанием. С учетом лестницы это заняло около часа.

Теперь, спустя пару месяцев учебы я могу честно сказать — мне нравится эта школа!

После того, как я отправила письмо-подтверждение мне выслали список необходимых предметов и порт-ключ до скандинавского входа в их версию Косого переулка. Причем порт-ключ активировался лишь третьего сентября, в день отправления Летучего Голландца до Дурмстранга. Почему-то занятия начинались третьего числа, да и слишком многое было завязано на цифре три в этом Дурмстранге.

Но сейчас они с семьей провожали Лили, стоя на вокзале Кингс-Кросс. Проход на платформу девять и три четверти был доступен только волшебникам, но родителям для прощания дали какую-то магическую штучку, и они получили доступ на разовое посещение волшебного вокзала. Я тоже прошла, мне не нужны были никакие штучки, но Лили не знала, что я тоже волшебница, так что приходилось играть роль магглы. Где-то рядом ошивался Снейп с матерью, в надежде нагнать Лили после прощания с родными. Что ж… Флаг в руки.

Честно говоря, находясь в эйфории от Дурмстранга, я стала намного реже разговаривать с сестрой. Лили полагала, что я завидую ей и сейчас тщательно вымаливала у меня прощение. Я ей не препятствовала, наоборот, если она поверит, что я завидую, то не станет копать в сторону Дурмстранга. Хотя я и не понимала, что за секретность? У них там школа или секретные разработки времен Второй Мировой?

— Тунья, не сердись, прости меня, пожалуйста! Послушай…

Она схватила меня за руку и не отпускала, хотя я пыталась вырваться. Терпеть не могу, когда меня хватают за конечности, особенно после того, как меня схватили перед смертью!

— Может быть, когда я там окажусь, — я попыталась сказать, чтобы сестра меня отпустила, но та меня перебила, — нет, послушай, Тунья! Может быть, когда я там окажусь, я смогу пойти к профессору Дамблдору и уговорить его изменить решение!

Вот только этого еще не хватало! Я уже почти поступила в Дурмстранг! Рука по-прежнему находилась в тисках Лили, и по-прежнему не вырывалась. Как назло, вспомнился понимающий тон письма Дамблдора… Да пошло оно все!

— Я не хочу туда, — я с силой вырвала руку, — С чего ты взяла, что я хочу ехать в какой-то дурацкий замок и учиться на… на…

А как бы обозвала все происходящее среднестатистическая маггла? Совы в клетках, старомодные мантии, алый паровоз… И все они едут в Хогвартс, который не дает даже шанса тем, кого не записала какая-то дурацкая книга. Уроды! Ненормальные! Полностью полагаться на артефакт, как только додумались до этого?

— Ты думаешь, я хочу стать… уродкой?

Глаза Лили наполнились слезами.

— Я не уродка, — ответила она. — Это ужасное слово!

Как бы ей объяснить, что эта ненормальность — норма там, где она собирается учиться?

— Туда-то ты и едешь. В спецшколу для фриков. Ты и этот снейповский мальчишка… вы оба натуральные фрики. Хорошо, что вас будут держать отдельно от нормальных людей. Это делается для нашей безопасности.

Мда, детский психолог из меня никудышный…. Лили взглянула на переговаривающихся между собой родителей в поисках поддержки, но те ничего не замечали. Потом перевела глаза обратно на меня и сказала тихо и зло:

— Вряд ли ты думала, что это школа для уродов, когда писала директору и клянчила, чтобы тебя приняли.

Откуда она…

— Клянчила? Я не клянчила!

— Я видела его ответ — очень милый.

ЧТО она видела?!

Сердце рухнуло в пятки. А если она видела еще и письмо из Дурмстранга? Или ходя бы из Шармбатона?

— Кто разрешил тебе читать… Это мое личное… Как ты могла?..

Лили бросила короткий взгляд на Снейпа. То есть в моих вещах рылся этот оборванец?!

— Так вот кто нашел мое письмо! Ты рылась в моей комнате вместе с этим мальчишкой!

— Нет, мы не рылись... — Лили наконец-то поняла, что даже мои обзывательства рядом не стояли с тем, что натворила она, — Северус увидел конверт и не поверил, что маггл мог завязать переписку с Хогвартсом, вот и все! Он сказал, что, видимо, на почте тайно работают волшебники, которые…

Вот и все? Я не дура, чтобы бросать такие письма где попало! Оно лежало в моей комнате, в ящике стола! Что они вообще забыли у меня в комнате, не говоря уже о столе? Дворовой мальчишка из неблагополучной семьи что-то там выдумал, и моя родная сестра решила порыться в моих вещах и прочитать мою переписку, вот и все?!

— Волшебники, видимо, суют свой нос во все!

У меня перехватило дыхание от подобной наглости.

— Уродка!

* * *

Дома я перепрятала все свои письма так, что сам черт бы не нашел.

В отличие от администрации Хогвартса, в Дурмстранге под магглов никто подстраиваться не стал и обратного портала мне не прислали. Если я правильно поняла, то он переносил к границе Норвегии, Финляндии и Швеции, носящей название Трериксрёсет, и добираться обратно родителям бы пришлось на свои деньги, к тому же маггловским транспортом. Так что прощались мы дома.

Мне дали с собой увесистый мешочек галеонов и небольшую сумку с вещами и едой в дорогу — остальное только предстояло купить. Поскольку родители не были волшебниками я не могла купить необходимое к школе заранее и теперь радовалась, что портал зачарован только на число, а не на определенное время.

Голландец отходил в одиннадцать часов, но я отбыла в семь утра по Хельсинки, то есть в Британии было пять утра, и искренне надеялась успеть купить вещи до отправления. Разница во времени давала о себе знать, впрочем, не сильно, и я знала, что остатки сна снимет, как рукой как только я снова окунусь в мир волшебства!

Между тремя государствами граница пересекалась в небольшой территории, причем территория эта была над водой. Магглы построили мост для туристов, круглый такой, чтобы народ мог развлекаться, посещая три страны в один обход. Суть перехода в Магическую Скандинавию, которая, кстати, была единой страной, состояла в следующем. Нужно было трижды пройти по мосту по часовой стрелке, потом, стоя с северной стороны, трижды обернуться вокруг своей оси против часовой стрелки и дотронуться любой волшебной вещью до бетонного памятного знака, вокруг которого и пролегал мост. Затем вещь тоже трижды повернуть по часовой стрелке. И хотя для первого прохода было достаточно и использованного портала, но в следующий раз требовалось тыкать палочкой или посохом. Не знаю, каким образом, но эта конструкция запоминала волшебника, ее активировавшего, что, кстати, было большим подспорьем скандинавскому аворорату при поиске преступников.

Проделав все манипуляции, я поняла, что ничего не поняла. Ничего не происходило! Как только в голове пронеслась эта мысль, из ниоткуда поднялась огромная волна и накрыла меня с головой.

Что удивительно, я даже не намокла. Просто глаза я открыла на набережной небольшой речушки почему-то белого цвета. И песок был странный. Пройдя немного, я наткнулась на табличку «Молочная река, кисельные берега. Охраняется Министерством».

Что ж… Волшебный проспект Скандинавии был на порядок суетливее и больше Британского, а внешний вид волшебников вокруг был бесконечно далек от привычной английской однообразности. К тому же, это был не проспект, а целый город, носящий название Гардар. Когда-то Гардар был столицей поселений викингов, затем их вытеснили маги. А через сотни лет магов вытеснили магглы, и, устав бороться за холодный кусок земли, маги просто перенесли город на новое место, где он в пространственном кармане и находится по сей день.

Отдельно удивляло многообразие культур. Но вроде бы Гардар — центральный портовой город, так что это естественно. Хотя внешний вид волшебников был очень уж пестрым. Африканские маги в шкурах животных, французы в их разнообразии фасонов, пара вампирш в платьях викторианской эпохи, цыгане в цветастых юбках, славяне в косоворотках… Чего тут только не было!

Первым в глаза бросилось помпезное сооружение в стиле ультрабарокко с табличкой «Резиденция Рюцебаля, повелителя гномов». Эти самые гномы окружили дом, яростно что-то крича и потряхивая транспарантами с требованиями лучших условий жизни и доли мест в правительстве.

Огромное табло прямо за домом рекламировало на разных языках курсы актерского мастерства для бабаек, обещая тем стать куда более приятными собеседниками.

Агенство по усыновлению «Дзидзи» (п/а: Дзидзи в мифологии народов Коми — злой дух, подменяющий и крадущий маленьких детей), вокальная студия «Алконост» в пристройке около агенства. Через дорогу, ослепительно сверкая на солнце, возвышалось золотое, полностью золотое здание, с вывеской «Лепреконская конфедерация» с большой прилегающей территорией. На территории находились огромные кучи золота, а рядом с кучами — лепрекон в зеленой будке. Возле будки стояли три очень худых человека — мужчина и двое сыновей, с сероватым оттенком кожи и в коронах. Они старательно изучали своеобразный прайс-лист: «Чахнуть 1 час — 3 галеона» и негромко переговаривались.

Волшебников было МНОГО. Всех возрастов, национальностей и волшебных рас. Это сбивало с толку.

Сперва предстояло купить посох и палочку — времени не так много, если учитывать еще и необходимость поиска магазина.

Но лавка Грегоровича нашлась удивительно быстро и выглядела, к тому же, намного привлекательнее лавки Олливандера. По крайней мере, не было никаких облезших стен и обшарпанных дверей — вполне себе презентабельный внешний вид. Несмотря на это, перед входом я почувствовала, как немеют конечности, а желудок в ужасе сжимается в комок. Если сейчас мне не подберут палочку, то можно смело отправляться домой.

С опаской зайдя внутрь, я сразу заметила за стойкой сутулого волшебника, по виду — ровесника Олливандера.

— Здравствуйте. Поступаю в Дурмстранг. Нужна палочка, — на более длинные предложения моих нервов сейчас явно не хватит.

— Не поздновато ли для первого курса? — оскалился Грегорович, осматривая меня, как музейный экспонат.

— Учится никогда не поздно, — бросила я, недовольная таким скептическим отношением.

Грегорович усмехнулся и по легкому движению руки вокруг завертелись, залетали разные линейки, измерительные ленты и прочие инструменты портного.

Палочки я меняла не менее получаса, и каждая неудача просто ножом резала по живому. Вот сейчас он скажет, что для меня ничего нет и выпроводит вон. Вот сейчас. Вот сейчас.

Но Грегорович ничего не говорил, а только хмурился и менял коробочки. Одна за другой.

Неужели я не понравлюсь ни одной из них?

Я даже не поняла сразу, когда взяла в руки именно мою. Взяла без надежды и тут же положила на стол, как вдруг, прошептав «погодите-ка», снова схватила рукоять и ощутила такой поток магической энергии, такою волну счастья, что едва устояла на ногах. Из кончика посыпались золотые искры, так много искр!

— Ива и сердечная жила саламандры, — прокомментировал довольный Грегорович, — Сильная палочка для слабой волшебницы. Она будет тебе помогать. Хороша для чар.

Саламандра, значит. Несколько странно, учитывая мое «огненное» прошлое. Хотя, быть может именно поэтому…

Я посмотрела на продавца и мне почему-то показалось, что именно такие моменты — единения волшебника и его палочки — доставляют мастеру самую большую радость. Во всяком случае, Грегорович выглядел счастливым. Но уж точно не счастливее меня!

— С тебя восемь галеонов, Петунья Эванс.

Но я не называла ему своего имени! Впрочем, столкнувшись с хитрым взглядом Грегоровича, я поняла, что задавать вопросы бесполезно.

Вот ни капли сожаления не ощутила после того, как отдала такие бешеные деньги за палочку.

— А вы не подскажите, где купить посох?

Грегорович ударил себя по лбу.

— Что ж ты сразу не сказала, бестолочь? — вздохнул он, — Сейчас.

И он ушел в кладовку, чтобы вытащить оттуда еще несколько посохов. Ну, хоть ходить никуда не надо.

— Посох всегда из такого же материала, что и палочка. Тут везде ива. Осталось только определиться с камнем, — пояснил мастер, протягивая первый.

Здесь мы потеряли меньше времени. Мне подошел уже третий. И по виду — полная противоположность огню саламандры. Дерево словно потянуто инеем, все в морозных узорах, учащающихся ближе к подножию. Навершие из хризолита, но едва я взяла его в руки, как почувствовала уже знакомое единение с артефактом, а над кусочком хризолита вспыхнул огонь. И не просто аккуратненький огонек свечи, а прямо беспорядочные языки небольшого костерка заплясали в опасной близости от моего лица. Я напряглась.

— Этот огонь безвреден для тебя. Вообще это что-то вроде иллюзии и никому не навредит, — поспешил успокоить Грегорович, проводя рукой прямо сквозь костерок.

Опять огонь. Вроде бы зимний посох, и тут огонь. К тому же он не спешил тухнуть, как искры на палочке, а продолжал весело танцевать, о чем я незамедлительно сообщила мастеру.

— И не потухнет, пока не отпустишь посох. Ну, или пока не научишься сдерживать его, но не советую заниматься этим постоянно — бессмысленное занятие, а энергию отнимает. Пятнадцать галеонов.

Послушно отсчитав положенную сумму, я вышла из лавки. На пути к магазину одежды мне иногда встречались люди с посохами — и у всех над ними летала различная иллюзия. У кого-то цветы, у кого-то снежинки, мини-ураган и даже малюсенькая канарейка.

Магазин одежды «Логово акромантула» тоже радовал богатством фасонов, хотя столь любимую мной английскую мантию приобрести не удалось. В Дурмстранге была другая форма одежды.

Для юношей — красные камзолы, типа военных, и высокие сапоги. Для девушек — тоже высокие сапоги, а также красные платья с золотистыми погонами, над которыми — пока — не было определенных обозначений. На груди — также длинные золотистые застежки, вызывающие иллюзию камзола. Юбка в пол, рукава широкие, как в английской мантии. Черт возьми, это самая приличная одежда, за все мое время, проведенное в двадцатом веке. Никаких декольте, разрезов, коротких юбок, излишне облегающих и кричащих деталей…

Зимняя одежда — аналогичная, но с утеплением. И — шуба. Очень красивая, очень черная, очень длинная и очень дешевая шуба. Как мне объяснила продавщица, для магов не составляет труда разведение немагического зверья, да и их мех на рынке — почти бесценок. Действительно дорогие шубы шьют из меха волшебных зверей и стоят они баснословных денег.

Кроме того — сапоги на невысоком каблуке и теплая шапка, тоже меховая и тоже дешевая. Я знаю, где покупать подарки родителям на Рождество!

Гору книг для трех курсов обучения, которую мне предстояло вызубрить за один год, я попросила уменьшить, и поблагодарила магию за то, что у меня не оторвутся руки.

До отправления всего около часа. Опрометью несусь в аптеку и скупаю все необходимые приборы, то же делаю в лавке астронома. Вроде все. Так, где причал?

Причал оказался аж на другой стороне города, и прибежала я туда за полчаса до отправления. Прибежала и обомлела.

Да уж, это вам не красный паровозик…

Окутанный призрачным туманом, огромный, пугающий, но невероятно захватывающий в своей красоте корабль. Дерево настолько потемнело от времени, что стало черным, между досок виднелись следы оборванных водорослей и тины. Гальюнная фигура — сирена, такая же черная, как и весь корабль, раскинувшая кожистые крылья, похожие на крылья летучей мыши. И при всем при этом — ослепительно-белые паруса. Странно, но он был единственным на причале. А кораблей должно быть много — это же единственный причал в городе.

Словно во сне я поднялась на корабль, где уже сновали ребята всех возрастов. Хотелось все осмотреть, но тут путь мне преградил шкафоподобный старшекурсник и грозным голосом потребовал билет на трех языках, а потом еще с минуту изучал бумажку, разве что ее не обнюхав.

— Ты явно не первокурсница, — заключил он, руководствуясь моим возрастом, — И я тебя не знаю. Перевелась?

Я даже опешила от такой напористости. Тем временем старшекурсник и не думал отдавать билет, а лишь сложил руки на груди и буравил меня суровым взглядом.

— Мне тринадцать, и я первокурсница. По договоренности с директором буду изучать программу трех курсов за один год, если пройду вступительные испытания.

— Трех курсов за один год? — он поперхнулся, — Почему ты раньше не начала?

— Это допрос? — фыркнула я, прищурившись.

— Можешь считать, что так, принцесса, — усмехнулся он, сменив взгляд на снисходительно-презрительный. — Я — староста этой школы и отчитываться передо мной — твоя обязанность, по крайней мере до того момента, пока тебя не отправят домой.

— Не дождешься, — процедила я, глядя на самодовольное лицо старосты. — Я магглорожденная. В этом году мою младшую сестру приняли в Хогвартс, но меня туда не приглашали. Я волшебница, но не такая сильная…

— И ты решила попытать счастья в Дурмстанге? — протянул старшекурсник. — Едва ли ты поступишь, уж извини. Если даже Книга Хогвартса на тебя внимания не обратила…

— Это мы еще посмотрим, — прошипела я со злобой. Да кто он такой?

— Даже если пройдешь — будет много проблем. Ты — первая магглорожденная в этой школе за последние лет триста! И поверь, Гертруда Джипс была очень сильной волшебницей, несмотря на происхождение, и только поэтому ее не затравили. Слабые магически вылетают из школы в первые три года, а ты, со своей слабой магией хочешь эти самые три года за один осилить. Кроме того, даже сейчас в Дурмстранге все еще встречаются последователи идей Гриндевальда…

— Кого?

Вместо ответа волшебник лишь прыснул. Хохотал он секунд десять, а затем с трудом выдавил.

— Купи учебник истории.

Я тряхнула головой. Ладно, узнаю, если это такая важная личность. И без этого… Как там его?

— Как там тебя? — перевела я тему.

— Для тебя — мистер Фоули, — он приосанился, словно его фамилия была всемирно известна.

Тоже англичанин, значит. Ну ты и сволочь, земляк дорогой.

— Петунья Эванс, — я протянула руку для рукопожатия — все же вежливость не помешает.

Однако он окинул меня таким взглядом, что я почувствовала себя последней уродиной. Вместо руки он подал мне билет, возвращая его.

— Тринадцатая каюта. «Счастливое» число, — с иронией протянул Фоули и развернулся у следующему студенту.

Несмотря на выступление дорогого старосты, я не собиралась расстраиваться — наоборот, исполнилась решимости. Что бы там ни было — я пройду испытание и всякие Фоули мне точно не помешают.

* * *

Ехала в каюте с тремя первачками, все говорили на немецком и я не поняла ни слова. Задумалась, почему понимала надписи в Гардаре без перевода. Наконец, мы сошли с корабля и Фоули подозвал первокурсников-мальчиков. Девочек позвала рыженькая староста со сложной, мудреной прической и повела в противоположную сторону. Видимо, экзамен для поступления для парней и девчонок разнился.

Какой-то лес. Впереди едва различимая тропа, расходящаяся солнышком. Нас расставили по принципу — по одной девочке на каждый лучик. Нужно было пройти по тропе. Палочки сдали старосте. По ее словам — они нам не понадобятся.

Я напряглась. В лесу ночью может быть что угодно. А я стихийной магией не прогоню даже голубя!

Спокойно, Петунья, спокойно. Ты рождена и воспитана Блишвиками, а этот род выживал в передрягах и посерьезнее. Я сделала глубокий вдох и ступила в темноту.

В первое время невозможно было разглядеть даже своего носа. Было страшно и меня передергивало даже от звука собственных шагов. Со временем стало немного светлее, и я смогла хотя бы различать очертания деревьев вокруг. Резкий поворот и передо мной стоит сфинкс… Или его иллюзия? В конце концов, у школы наверняка нет столько денег, чтобы покупать двадцать сфинксов, или сколько нас там поступает…

— Здравствуй, — сказал сфинкс, — Задавай свой вопрос.

Хм, а разве не сфинксам положено спрашивать? Впрочем, я встречала не так много сфинксов, чтобы об этом судить…

Вопросов у меня не было. Но раз уж просит, то надо сгенерировать. Может быть, узнаю ответ о магическом феномене своего перемещения во времени?

— Я родилась сотни лет назад, но по-прежнему ребенок. Меня сожгли, а я не сгорела. Я чистокровная, но магглородженная. Кто я?

— Это легкий вопрос. Вампир.

— Неа, — я покачала головой.

— Как нет? Это должен быть вампир. Обращенный чистокровным вампиром магглорожденный ребенок.

— Нет, — я снова покачала головой, — Вампира нельзя сжечь, чтобы он не сгорел, он просто не подожжется, если не захочет.

Сфинкс ощерился и выгнул спину дугой. Это что, он меня не пропустит? К моей школе?!Да щас!

— Иди к черту!

Именно с этой фразой я ломанулась сфинксу навстречу и… прошла сквозь него. Все-таки иллюзия, но какая! Тут хорошие мастера чар.

Снова темнота и из темноты выплыла девочка. Призрак девочки с пустыми глазницами, в окровавленном платье.

— Помоги мне.

Жуть. Но я не зря дочь торгаша.

— Баш на баш, хорошо? Я помогу тебе, но сначала ты поможешь мене. Мне нужно три килограмма икры саламандры, свежевыкопанная кость венгерской хвостороги, ухо домового эльфа на веревочке, килограмм моркови и сыр моцарелла.

Что я несу? Наверное, этим вопросом задалась и девочка, потому что она так выпучила пустые глазницы, что, казалось, еще чуть-чуть и отрастит глаза заново. Но вот серьезно, чем я могу тебе помочь? Надо будет сильно — приплывешь днем и к нормальному магу. Кыш с моей дороги! Я не настолько глупа!

Но не успела я пройти мимо, как передо мной возникла огненная стена. Жуткая огненная вспышка, которая превратилась в сноп горящего хвороста. Вокруг столба, на котором заживо горела Венди. Дикий визг, и невероятно правдоподобный запах горящего мяса. Почему-то человеческое мясо по запаху сильно отличается от остального. Я точно помню. И все же… Какой талантливый боггарт.

А потом Венди исчезла, огонь погас, и появился скрюченный старик с всколоченной, спутанной, грязной бородой.

— Поменяешься с ней местами?

Пустой столб, только хворост на нем. Я понимала, что это боггарт. Но взойти по своему желанию по тем самым ступенькам, позволить веревкам создать иллюзию привязанности, а хворосту вокруг — загореться? Я не знала заклятья против боггарта, а если бы и знала — у меня не было палочки.

Значит суть задания — побороть страх ради важного человека? Управляемый боггарт, круто.

Вот только я буду переживать не собственные домыслы и фантазии, а то, что уже случалось. Я знаю, что сначала будет жарко, а когда огонь перейдет на платье и волосы — я ничего не почувствую. Это призрак. Едва ли он в состоянии причинить мне боль или убить меня. Но заново переживать те мгновения ужаса и близости смерти? Черт, как же себя заставить?!

Если я не пойду, то Венди опять будет гореть у меня на глазах. Хороший стимул. Поехали.

Первый шаг на ступеньку и боггарт исчез. Растворился, как будто его и не было. А перед глазами вырос огромный дворец.

Кто-то назвал Дурмстранг суровой крепостью? Он явно никогда не видел его вживую…

То есть крепость, конечно, была — белоснежная, окруженная рвом, заполненным водой. Изумительной красоты мост, охраняемый каменными изваяниями фестралов. А за крепостью — огромный дворец с десятками башен, увенчанными золотыми куполами-луковицами, которые ночью, благодаря магии, светились ровным, ясным светом. От каждого кирпичика исходило легкое свечение, но купола горели ярче всех. Что удивительно — светился только замок, ни капли не освещая окружающее пространство, пропитанное насквозь черной ночью. Красиво…

Погодите, это я что, экзамен прошла?! Я в школе магии?!

Только сейчас я заметила перед собой толпу студентов и профессоров. И от радости запрыгала на месте, беспорядочно дергая руками и ногами, я что-то кричала, но уже не вспомню что…

Потом я залилась истерическим смехом психопатки со стажем и, успокоившаяся и счастливая, подошла к толпе. Народ смотрел на меня странно. Идите в задницу, ребят! Мечты сбываются, Дурмстранг!

— Петунья Эванс, отныне вы являетесь студенткой Дурмстранга, — раздался голос той самой старосты, которая привела меня на испытания, — Меня зовут Эбигейл Ланс, я староста девочек, позвольте сменить ваши погоны.

Она взмахнула палочкой и на золотистых погонах нарисовалась одна красная полоса. Эбигейл вручила мне мою палочку и пригласила к остальным девочкам.

В отличие от Хогвартса, в Дурмстранге не было деления на факультеты, однако программа обучения мальчиков и девочек несколько отличалась друг от друга. По словам студентов и профессоров, это повышало эффективность обучения, а также не противоречило традиционным нормам нравственности консервативного магического сообщества.

Надо сказать, что поступающих было около пятидесяти. По результатам отбора на первый курс прошли пять девочек и четырнадцать мальчиков. Большая часть испугалась и вернулась обратно, либо же просто сдалась. Дисциплина школы строга и схожа с военной, а потому выбирались только самые лучшие и самые надежные волшебники. В большинстве случаев магии можно научить, но верности — никогда.

После четвертого курса предстояло выбрать одно направление подготовки, а их было около десяти, и по окончании Дурмстранга на руках был документ об оконченном образовании в одной из высших областей магии.

Отличительной особенностью Дурмстранга было то, что вылететь отсюда было в разы проще, чем из Шармбатона или Хогвартса.

Наконец, мы подошли к воротам школы, где нас встретил настоящий, трехголовый дракон! Оказалось, что это дракониха, которая, после смерти своей матери, последние двести лет охраняет Дурмстранг. Головы звали — слева направо — Вера, Надежда, Любовь. Гениально!

Главный зал назывался Зимний дворец и представлял собой просторное помещение, выполненное в холодных тонах. Всюду стояли небольшие столики, то есть трапезничать было принято небольшими компаниями. Эбигейл проводила компанию первоклассниц до одного из столиков и пояснила, что еду надо выбрать из меню на столе, а потом подозвать ответственного домовика, чье имя написано в правом нижнем углу. Меня в первый раз в жизни будет обслуживать домовик!

Я заказала куриную отбивную, салат, отварной картофель и шоколадное мороженое. Их принес очень самодовольный, бородатый дедушка, ростом не выше метра, и примерно в этот момент я поняла, чем отличается домовик Тикки от домового Прохора.

— София Крам, — сообщила одна из девочек, указывая на себя пальцем.

Это была плотная, но не лишенная изящества девочка с густыми темными волосами, собранными в аккуратный пучок. Крупные, броские черты лица, большие «коровьи» глаза и тяжеловатая челюсть в совокупности смотрелись очень гармонично, а от самой девочки веяло каким-то непрошибаемым спокойствием и надежностью.

Тем временем девочки подхватили идею:

— Вивьен Шери, — представилась черноглазая, смуглая цыганка с удивительно красивыми ресницами. Судя по грассирующей «р», она была родом из Франции, а я в маггловской школе немного учила французский, так что изъясняться с ней, хоть и косноязычно, смогу.

— Джорджия Берк, — бледная, с темно-русыми волосами и яркими, синими глазами. Тонкие черты лица. Постойте, Берк? Знавала я двух авроров — Боргина и Берка — всегда на облавы вместе ходили. Неужели тоже из Англии?

— Петунья Эванс, — поспешила представиться и я, не отрываясь от коллектива.

— Анастасия Тильина, — золотоволосая, голубоглазая девчурка славянской внешности.

В ходе разговора выяснилось, что Беркс действительно из Англии, мой французский отвратителен, Крам немного знает русский, а Тильина — английский. Так и переговаривались, понимая от силы пятую часть предложений.

Разумеется, чаще всего я общалась с Джорджией. А вообще — теперь я понимаю, почему этот Фоули так снисходительно на меня смотрел — даже по сравнению в еще не начавшими формироваться одиннадцатилетками я — дурнушка номер один. Ну и пусть, не на подиум приехала.

Джорджия была другого мнения о красоте девушки. Она выросла в особняке, но ее отец был самым крупным торговцем Лютного переулка, так что, повидав в избытке обе стороны жизни Магической Британии, она приняла решение следовать веяниям высшего общества и предпочитала выглядеть безупречно.

Разумеется, она больше знала о порядках Дурмстранга.

— Несмотря на то, что мы живем в Англии, — объясняла девочка, — Никто не сможет вспомнить ни одного Берка в составе выпускников Хогвартса. Традиционно учимся в Дурмстранге, в этом году выпускается мой старший брат — Карактак. Говорит, что его любимый предмет — Темные Искусства и хочет вместе со своим другом Боргином объединить магазины. С его предпринимательским чутьем получится настоящая монополия

на высшие артефакты, — Джорджия улыбалась, не скрывая явного хвастовства.

Забавно, что спустя века две фамилии по-прежнему в добрых отношениях.

И я засыпала разговорчивую девчушку волновавшими меня вопросами:

— Скажи, почему на пристани стоял только один корабль, и тот наш?

— Никто не хочет рисковать. По преданию, кораблю, встретившему Летучего Голландца, суждено утонуть. На корабле и вправду проклятье, поэтому в те дни, когда Голландец причаливает к Гардару — а это бывает только при развозе дурмстранговцев — все жители и продавцы прячут свои корабли.

— Как понять — прячут?

— Все корабли Гардара — сродни легендарному Скидбладниру. Скидбладнир — корабль, выкованный гномом Двалином, был самым большим кораблём в мире, но складывался так, что его можно было заткнуть за пояс, или положить за пазуху. Так что это не трудно.

— А почему я могла читать надписи в Гардаре?

— Автоматический переводчик текстов. Он изменяет текст так, чтобы он был ближе всего для восприятия смотрящему.

Да уж, в мое время таких штук не было…

— Слушай,— Джорджия нахмурилась, — А почему ты спрашиваешь? Тебе разве родители не рассказали, куда отправляют?

Да уж, этот вопрос должен был прозвучать.

— Дело в том, что я магглорожденная, — нехотя выдавила я, пытаясь угадать реакцию Берк.

Та изменилась в лице.

— И сюда пролезли, — поймав мой удивленный взгляд, тут же пояснила, — я не хочу сказать ничего плохого, не подумай. Просто до сих пор немногие магглорожденные учились в Дурмстранге…

Тут из-за преподавательского стола встал неприметный низкорослый волшебник с лысеющей головой. Он взмахнул палочкой и прошептал какое-то заклинание, однако ничего не изменилось.

— Попрошу внимания, — тихо сказал маг, обращаясь к студентам — Дурмстранг — великая школа, и смею надеяться, что вы не посрамите ее честь ни в этом году, ни в следующих, ни в вашей дальнейшей жизни. Первокурсники, сообщаю вам, что с этой минуты работает заклятье полиглота, позволяющее вам понимать другие языки. Однако это не означает, что можно их не учить, экзамен по лингвистике — один из самых сложных и важных для вас. Старшие курсы, напоминаю, что вашей задачей является присмотр за младшими студентами. Хочу обозначить для всех, что территорию Дурмстранга без моего письменного разрешения покидать нельзя, всякий, кто сделает это без уважительной причины, наказывается выговором. Три выговора за весь период обучения — исключение. Спасибо за внимание.

Это было сухо, но по делу. Хотя я и не так представляла себе директора Фейера. Он понравился мне больше, чем Дамблдор, пусть мы лично с ним и не встречались. Возможно, во мне говорит обида…

Оказалось, спальни мальчиков и девочек расположены в разных концах замка. Как пояснила Эбигейл, до их спальни придется идти около двадцати минут. Обе находились в башнях, на нескольких этажах. На первом этаже башни девочек, или южной, как ее еще называли, находилась гостиная с большим диваном и кучей кресел. Больше ничего не было, кроме одной-единственной двери, ведущей к лестнице башни. На стене висел огромный лист бумаги.

— Здесь проводятся собрания и обсуждаются наиболее важные вопросы, — Эбигейл снова обернулась к первокурсницам, — На бумаге утром отображается расписание занятий, факультативов, а также новые приказы и объявления директора Фейера. Запомните — к каждому из преподавателей вам придется обращаться по-разному и не называйте мистеров «месье», а пани — «госпожой», это раздражает большинство профессоров.

Первокурсницы жили на втором этаже. Несмотря на то, что башня и гостиная были круглыми, спальня имела форму квадрата, вписанного в окружность. Квадрат — спальня с пятью кроватями по краям комнаты, пятью прикроватными тумбочками и одним круглым журнальным столом ровно посередине. Честно говоря, обстановка весьма невзрачная. Серые, каменные стены и пол, кровати обычные, деревянные, да и тумбочки больше походили на небольшую бочку. Те части «окружности», которые выходили за пределы квадрата, представляли собой прихожую, ванную комнату, туалет и кладовку. Если честно, я была несколько удивлена подобному аскетизму, но тут Эбигейл снова разъяснила непонятки.

— Можете трансфигурировать, менять цвет и создавать все, что угодно, в пределах комнаты. Это ваше творческое пространство, на котором можете без зазрения совести тренировать заклинания, использование рун и бытовую магию. Особенно последнюю, так как домовики не убираются в спальнях, теперь это ваша обязанность.

Это была неплохая идея руководства школы — позволить детям иметь свою комнату с желаемой обстановкой, и в то же время — заставить тех тренировать собственные навыки. Я села на первую попавшуюся кровать в углу и тут же передо мной материализовался чемодан с моими инициалами.

Потом ушла Эбигейл и девочки тоже распределились по кроватям. Мы почти не разговаривали и каждая думала о чем-то своем. Если я переживу этот год и все-таки не вылечу, последнюю ночь проведу на четвертом этаже, в спальне девочек третьего курса. Наверное, это мысль была последней перед тем, как я заснула.

Первая неделя учебы выдалась… ужасной. Начнем с начала.

Утром четвертого сентября меня вызвали в кабинет директора.

Это было очень аскетичное, но функциональное помещение. Ничего лишнего — книжный шкаф, полка для важной документации, письменный стол и диван для посетителей. Обстановка несколько грубоватая, зато из дорогих материалов — я заметила, что вся деревянная мебель выполнена из мореного дуба, да и писал он недешевым пером гиппогрифа. В общем, аскеза весьма своеобразная…

— Здравствуйте, мисс Эванс.

Директор Фейер, разумеется, уже сидел за столом.

— Здравствуйте, директор.

— Пора просветить вас в то, как будет проходить ваше обучение, — ой, что-то страшно стало от его голоса. — Разумеется, индивидуальной программой никто заниматься не будет — профессорам ни к чему сверхурочные, да и платить за обучение магглорожденной студентки, по показателям магии не прошедшей основной набор у себя на родине — нет ни малейшего желания. Но кое-что я для вас сделать могу. Хроноворот.

Хроночего?

— Это устройство, — он достал из кармана маленькое золотое колечко с песочными часами, — позволяет перемещаться во времени на небольшой срок. Должен предупредить — если вы хоть раз используете его не по назначению — отправитесь домой. Это ясно?

Я кивнула. Мягкий подход к ученикам — явно не его жизненное кредо. Если бы мне действительно было тринадцать лет, то я бы испугалась даже.

— Благодаря хроновороту вы сможете посещать уроки всех трех курсов. Сейчас я покажу как он работает, и вы отправитесь…

— Прошу прощения, — перебила я его.

Конечно, я перебила! Какие занятия трех курсов? Он в своем уме вообще?

Фейер недовольно на меня посмотрел.

— Простите, но как это возможно? Я имею в виду — я же не пойму ничего из того, что проходит второй и третий курсы. К тому же мой уровень магии…

— Мисс Эванс! — Фейер повысил голос, — никто не говорил, что будет легко. Более того, я предупреждал о сложностях программы. Впрочем, если вы чем-то не довольны, то всегда можете покинуть Дурмстранг и вернуться в маггловский мир.

Если честно, я была в шоке. Такого я точно не ожидала. Абсолютно. Как-то отстраненно выслушала правила работы с хроноворотом и инструкцию по использованию этого артефакта. С ума сойти просто. Вот что я пойму из лекции для второго курса? Про третий и заикнуться боюсь!

А потом начался ад…

* * *

Первым в расписании стоял урок Самозащиты, первый курс. В следующем году — то есть на четвертом курсе — я начну изучать Темную магию и название сменится на «Защита от Темных Искусств», в то время как первые три курса посвящены несложным оборонительным заклятьям и некоторым нападающим — не слишком энергозатратным, что мне, как полусквибу, дарит надежду на нормальные баллы. Самозащита была смешанным предметом, на ней сидели как девочки, так и мальчики. Однако класс был негласно поделен на мужскую и женскую половины. Я бросила сумку рядом с Софией.

— Что-то случилось? — спросила она.

Мда, зря я надеялась, что вызов к директору на ковер в первый день учебы останется незамеченным…

— Это по поводу моего расписания, — нехотя пояснила я, — я же должна пройти три года за один, помнишь?

Крам сдержанно кивнула и уткнулась в книгу, закрываясь от внешнего мира. Самодостаточная особа для своих одиннадцати…

— Для того, чтобы не словить случайное проклятье следует быть внимательнее.

Я даже подпрыгнула от резкого голоса преподавателя. Да что там, все подпрыгнули! Никого нет, и вот — из тени шкафа выходит высокий, жилистый волшебник и начинает что-то вещать.

— Меня зовут Иоганн Кёниг, вы будете меня называть профессор Кёниг или герр Кёниг. В случае, если вы настолько невежественны, что в первый раз слышите мое имя, я представлюсь по-другому. Перед вами чемпион дуэлей, последние семь лет я занимаю первое место на международных соревнованиях, меня тренировал сам Филиус Флитвик.

По классу раздались восхищенные вздохи. Да уж, я отстала от жизни. Кто такой этот Флитвик?

— Кроме того, я — мастер чар и автор заклинания Арресто моментум, которое активно используется в наше время в разных сферах магической жизни. Поэтому, — он обвел класс цепким взглядом, — я ожидаю от вас должного усердия.

А потом мы принялись записывать правила безопасности и базовую теорию. Честно говоря, я даже понадеялась, что так будет на всех последующих уроках. Как же я ошибалась!

Следующее занятие носило туманное название «РЭК». На поверку, расшифровывалось оно как «Риторика, этикет, каллиграфия». Тут никто внезапными появлениями нас не кошмарил, у дверей встретила сухая пожилая волшебница с безупречной осанкой и спокойным, уравновешенным выражением лица. Мадам Луар. Лучше бы нас колдовать заставили.

Исключительно девичий предмет. То есть, ребята тоже ходили, но у них преподавал мужчина. Я даже сначала порадовалась тому, что у нас будет вести этакая добрая бабушка. Но уже первого взгляда на эту железную леди хватало, чтобы больше никогда, даже в мыслях, не называть ее так.

Она истязала нас в прямом смысле и больше всего «прилетало» мне. Выросшей в трущобах, а потом еще и у магглов с их легкими нравами, я забыла даже то, что приобрела в Лютном переулке. Осанка, постановка головы, походка, речь — все требовало корректировки. Даже почерк — и тот ни к черту. К концу занятия у нас пятерых болели ноги, руки, спины и головы, и кроме того, я сумела навернуться во время реверанса. Очаровательно.

Затем — Чары. Как ни странно, их вел уже знакомый нам герр Кёниг. Только в этот раз он выглядел мягче и уже не пытался нас убить взглядом. Весь урок мы тренировали взмахи палочкой и четкость произношения, но так ни разу и не использовали заклинания, что, наверное, было разумно.

Обед. Помня, что из-за хроноворота нельзя будет показываться на глаза самой себе, а в обеденный зал я вернусь еще два раза, я посмотрела на часы, запомнила время, перехватила пару бутербродов и вышла, игнорируя удивленные взгляды однокурсниц. У них-то уже закончились занятия.

Посмотрев в расписание, я заметила одну интересную вещь — все предметы первого, второго и третьего курса повторялись в один и тот же день, но в разном порядке. Вероятно, все же моим удобством озаботились — кто знает, что я могу натворить на зельях, не зная элементарных правил безопасности?

Исключением был РЭК. Этот предмет был только у первокурсниц. Но вместо него стояла История магии, так что особой роли не играет.

Странно, но использование хроноворота не приносило с собой никаких ощущений, особенно таких, как аппарация или порталы. Просто стоишь себе на месте и крутишь часики. А потом смотришь на настенные часы и понимаешь — снова без десяти девять утра.

Первый урок у второкурсников — история. Что ж, туда и направимся.

С некоторой осторожностью вошла в класс — я здесь никого не знала. На меня ожидаемо уставились все, находившиеся в кабинете.

— Ты заблудилась? — с места поднялась рыжеволосая девчушка с двумя смешными косичками. — Я Эмили Грей, староста девочек второго курса. Могу проводить в твой кабинет.

Хм, очевидно меня приняли за какого-то акселерата. Наверное, большинство думает, что мне одиннадцать, но я просто выгляжу слишком взросло.

— Спасибо, Эмили, — было несколько неловко объяснять группе чистокровных подростков, что я из магглов, да еще и с задержками развития. — Но все хорошо. Меня зовут Петунья Эванс и мне тринадцать лет. За этот год я прохожу три программы, за три курса. Я буду учиться с вами.

Повисла гробовая тишина. Ожидаемо, чего уж там?

— Эм… Добро пожаловать, — ошарашенно пробормотала Эмили.

— Спасибо.

Я бросила сумку за свободную парту и тяжело вздохнула. А еще с третьим курсом объясняться…

— А ты не слишком много на себя берешь? — раздался голос какого-то мальчишки.

Я подняла голову. Через проход, вольготно откинувшись на спинку стула, снисходительно улыбаясь, сидел черноволосый парнишка с крайне самодовольным лицом.

— С кем имею честь? — грубо откликнулась я.

— Каркаров, Игорь. А вот фамилии Эванс я что-то не припоминаю в числе чистокровных волшебников. И даже знатных полукровок. Откуда ты?

— Из магглов, — глаза паренька расширились, — и вот что, Игорь. Если ты не в состоянии сдать экзамены экстерном, то это не означает, что все вокруг такие же твердолобые. По себе людей не судят.

На лице Каркарова проступила гримаса презрения.

— Едва ли недоразвитая магглокровка сможет обойти чистокровных с нормальным магическим потенциалом. Иначе почему тебя только сейчас взяли? И еще — если ты думаешь, что хроноворот хоть сколько-нибудь облегчит твою жизнь, то ты очень ошибаешься.

— Откуда ты знаешь про хроноворот?

— Ты же не думала, что ты одна такая особенная? Многие студенты пользуются им, когда проходят две программы за раз или участвуют в сопряженных факультативах. И поверь, уже через месяц они ненавидят тот день, когда решились взять этот артефакт в руки.

Интересно, я через сколько взвою? Все же у меня нагрузка куда больше, но с другой стороны — психологически я взрослый человек и должна выдерживать больше, чем они. О том, что я истеричка предпочту не вспоминать…

В общем, стараясь не обращать внимания на косые взгляды второкурсников, я уселась читать первую главу учебника для второго курса. Хорошо, что История начинается со второго года и здесь мне не придется наверстывать упущенное.

— Здравствуйте, ребята! — в кабинет буквально вприпрыжку влетел очень веселый… вампир?!

— Меня зовут профессор Цепеш, и да, я — тот самый Цепеш, — он широко улыбнулся, демонстрируя клыки. — Но вы не бойтесь, вас я не трону, у меня контракт! К тому же — я очевидец практически всех значимых исторических событий волшебного и маггловского миров, так что кому же, как не мне рассказывать историю?

Девочка в огромных очках подняла руку, явно намереваясь задать вопрос. Диагноз — ботаник.

— Радость моя, мы не в колонии строгого режима — я там был, мне есть с чем сравнивать. Можете просто задавать вопросы, без поднятия руки. Итак?

— Татьяна Серпина, — представилась девочка, на что Цепеш закатил глаза, — исторические хроники говорят о том, что вы были убиты по инициативе Лайоты Басараба. И почему о вас так мало известно сейчас?

— Технически, тогда меня убили в третий раз, — поправил профессор, — но не волнуйтесь, когда я восстал, я отомстил и убил их всех, а повадившуюся мстить мне графиню Батори путем шантажа и угроз заставил замуровать.

И тут он с гордостью приосанился, словно расправа над Батори была делом его жизни.

— А теперь — к теме урока. Я предпочитаю начинать изучение с тех времен, когда я уже существовал — для объективности. Это пятнадцатый век, а все, что было раньше — скука смертная, и нужна только зубрилам. Да-да, тебе, Серпина. Так вот, первым главой Волшебного Совета Европы был Бердок Малдун. Нормальный мужик, но излишне инициативный. Однажды, во время знатной попойки…

Как оказалось — у графа Дракулы была чрезвычайно насыщенная жизнь и с половиной общественных деятелей он пил, а другой половине — угрожал. Урок строился исключительно на воспоминаниях профессора, в целом достаточно занимательных. Например, оказалось, что он по пьяни отдал волшебную палочку, мантию, на которую пролили зелье невидимости и кольцо с галлюциногенными свойствами из-за кристаллика яда одной из своих жертв каким-то трем крестьянам, чтобы сбагрить улики, а потом мальчишка Биддль написал целую сказочную эпопею, так что, при большом желании подлизаться, можно называть Цепеша «профессор Смерть».

Короче, история мне точно пришлась по душе.

А вот Самозащита выдалась отвратительная. Мы изучали заклинание Протего. Профессор ставил нас перед собой в линию и кидался заклинаниями подножки. Отбил — зачет, уходи с линии и занимайся своими делами. К концу занятия только я осталась на линии и получила лишние тридцать сантиметров к домашнему эссе.

Чары выдались не лучше. Мы тренировали отталкивающее заклинание Флиппендо. Видя мои потуги, Кёниг выдал мне перо и попросил оттолкнуть хотя бы его, для получения навыка. Не вышло. Вообще ничего. Черт возьми, как же это унизительно, особенно снисходительные взгляды окружающих меня малолеток!

Спуститься на обед чуть позже остальных, чтобы не столкнуться с собой. Проигнорировать еще одну волну удивленных взглядов однокурсников, перехватить пару бутербродов и убежать на занятия для третьего курса.

Я уже на ногах двенадцать часов и все это время я что-то пишу, читаю или заколдовываю. Ну, пытаюсь заколдовать. К вечеру у меня не останется сил…

Третий курс — и снова Чары. Снова объяснения и косые взгляды третьекурсников. Ну да, они-то третий год изучают то, что я собралась сдать за один. Зато если я все-таки это сделаю, волну почета и уважения гарантирую.

Я сразу увидела свободное место рядом с бледной русоволосой девочкой.

— Здесь не занято?

Она отрицательно покачала головой.

— Меня зовут Петунья, как ты уже слышала. А тебя?

Девочка взмахнула палочкой и передо мной появились буквы, прямо в воздухе! Круто!

«Гертруда Вольф»

— Ты не говоришь? — поняла я.

«Я — банши. Если я с тобой заговорю, то ты умрешь».

Я с удивлением посмотрела на девочку. Ничего себе тут кадры!

— Трудно учить сразу невербальные заклинания?

«Мне не с чем сравнивать. Но тебе будет трудно, ты слабая»

— Как ты это поняла? — я даже смешалась от удивления.

«Иначе бы ты пришла сюда в одиннадцать лет».

Логично. Если честно, было странно общаться таким образом, но это была единственная третьекурсница, которая адекватно на меня отреагировала, так что выбирать не приходится. Хотя, не мешало бы прочитать про банши, не зря же с ней рядом никто не рискует садиться.

На уроке проходили чары, воздействующие на психику. Веселящие чары, если быть точной. Если верить профессору, это заклинание часто используется в целительстве для снятия шока. А изобрел их Феликс Саммерби! У нашей соседки по Косому переулку, миссис Саммерби, получилось забеременеть как раз перед моей смертью и сына она хотела назвать Феликс. Надо же, практически мой современник.

Чем старше курс, тем сложнее заклинания. И потому, без особого энтузиазма я принялась накладывать чары на манекен. Каково же было мое удивление, когда после -дцатой попытки я услышала смех! Я заколдовала манекен! Чары третьего курса! Мое первое заклинание!

Не буду врать, после него я сама еще хохотала от радости минуты две. На меня странно косились, даже слегка удивленно. Но, ребят, я официально подтвержденный псих со справкой, мне можно! Я псих с волшебной палочкой! Впервые за день я действительно вижу, что не сквиб! Это чудо, настоящее чудо.

Когда видишь магию с рождения, она становится обычной. Но когда впервые из палочки вырывается направленный луч заклинания — это неописуемо. Я знаю, что никогда не забуду этот момент.

После урока меня подозвал Кёниг.

— Мисс Эванс, — начал он, когда все вышли из класса. — Я, конечно, еще не знаю, что будет на последующих уроках, а для вас — уже на прошлых, но ведь это ваше первое заклинание, как я успел заметить?

Ах да, он же первый раз меня видит…

— Да, к сожалению, я не очень сильная волшебница.

— Это странно, у вас получилось заклинание третьего курса, хотя вы не освоили первый и второй. Есть идеи на этот счет?

Эм… Заклинание направлено на психику, а я все еще на учете в ПНД? Мне проще его понять? Не думаю, что это стоит ему знать.

— Не имею ни малейшего представления, профессор.

Видимо, он рассчитывал на другой ответ, так как заметно погрустнел, пожелал мне удачи и выставил вон из кабинета.

На Истории Магии Цепеш с упоением рассказывал про то, как подговорил гоблинов на очередное восстание и о том, что теперь его не хотят обслуживать ни в одном банке Европы, поэтому свои сбережения приходится хранить в Америке. Захватывающе.

Самозащита — хуже не придумаешь. Боггарты. Но вроде бы, мой горящий эшафот с криками и воплями рыжеволосой девушки впечатлил даже препода. Хотя рассеять это я так и не смогла. Трудно представить что-то смешное на месте заживо горящей сестры. Потом Кёниг-второй (или первый, кто там из них старше?) допытывался у меня о причинах такого странного боггарта. Маггловские ужастики, профессор, ага. Да-да, телевизор — страшное зло, буду ограничивать. До свидания.

Стоит ли говорить, что к концу занятий я была, как выжатый лимон? Еле доползла до обеда, наконец-то нормально поела под еще более удивленные взгляды однокурсниц — я же для них за одну перемену третий раз ем. Все, о чем я мечтала сейчас — заснуть на неделю. Но это только первый, вводный день, а дальше будет еще хуже. Поэтому на негнущихся ногах я пошла в тренировочный зал, куда меня проводила староста Эмили.

Проторчав там часа три, причем без особых успехов, я переселилась в библиотеку. Все-таки книги читать тоже надо, а у меня еще эссе длиннее, чем у других. Возможно, разберусь, что я делаю не так и почему не могу наколдовать ничего, кроме Веселящих чар.

Не знаю, что бы со мной было, будь мне действительно тринадцать лет. Хотя нет, знаю, крыша бы поехала основательно и даже ударная доза медикаментов меня бы не спасла. К отбою я еле-еле переставляла ноги, у меня не было желания ни с кем разговаривать, я ненавидела весь мир. На ужине столкнулась с Фоули и после вполне себе безобидной подначки всерьез намеревалась бросить в него стулом. Стул отобрала Крам, спасибо ей, еще отработок мне не хватало.

Зато Фоули вроде проникся и больше не лез. Скатертью дорожка.

* * *

На следующий день в расписании стояли Зелья, Гербология, Полеты для первого курса, а на остальных — Бытовые чары. С кровати меня поднимали девочки вчетвером, совместными усилиями затолкав в ванную. Надо будет сказать им спасибо, если не забуду.

Если честно, не помню ничего из того, что ела за завтраком. Вроде бы еду в тарелку мне кидала Берк, а я, не обращая внимания на вкус и консистенцию, сонно жевала, пока тарелка не опустела.

Для того, чтобы попасть на Зелья, нужно было подняться по лестнице на восемь этажей. Спасибо тому, кто это сделал, ибо я проснулась уже на четвертом. Неплохая зарядка для умирающей студентки.

— Я вас отравлю, — с этой фразы, милая круглолицая ведьма начала занятие. — С неизвестной периодичностью к вам в еду будет подмешиваться неприятное зелье. Типа чесоточного, или зелья для прыщей. Зато по окончании Дурмстранга отравить вас станет сложнее. Меня зовут Снежана Татимирова, начнем готовить зелье от фурункулов. Подсказка — первая отрава будет зельем для фурункулов и тот умник, который не проверит еду перед употреблением будет вынужден готовить противоядие сам. Так что сперва — заклятье для проверки на легкие составы. Не пугайтесь, оно не сложное, у всех получится.

Действительно, заклинание получилось у всех с первого раза. У меня с третьего, но это не плохо. Потом записали рецепт, пояснения… Кстати у нее был явный талант преподавателя, лекции были очень живыми. С Цепешем, конечно, не сравнится, но тоже очень хорошо.

А потом мы начали готовить. Как же я соскучилась по ингредиентам, даже самым мерзким! Как будто снова у отца в лавке помогаю потрошить жаб…

До этого момента я ни разу не готовила, но благодаря торговле знала некоторые вещи. Например, иглы дикобраза нельзя хранить рядом с перьями феникса, потому что они плохо переносят температуру. Значит их надо класть в остывшее зелье…

БАХ!

Ого, а кто-то этого не знал. Взорвался котел Вивьен Шери и теперь у нее отработка.

Как ни странно, но у меня все получилось. Это был первый предмет, где я справилась лучше всех и от этого становилось тепло на душе. Все-таки не зря я пауков с трех лет сушила!

Гербология тоже оказалась подарком судьбы. Если честно, то этот день явно удачнее предыдущего. Для экономии на заднем дворе у нас постоянно росли некоторые недорогие растения типа мандрагор и дьявольских силков. И вот сегодня мы пересаживаем мандрагоры! Что может быть проще?

Но не успела я как следует порадоваться копанию в земле, как занятие закончилось и нас повели на Полеты.

Как оказалось, ковры-самолеты теперь запрещены. Но нас будут учить летать на метлах и на ступах. Вернее, на ступах будут учить только девочек, ребят они плохо слушаются.

Вы когда-нибудь пробовали летать на метле? Свобода, полная и всепоглощающая свобода… ОТ ЛЮБОЙ ТОЧКИ ОПОРЫ! Мать моя женщина, верните меня на землю! Я не упала только потому, что постоянно повторяла себе «у тебя еще шесть пар, ты не можешь свернуть себе шею перед ними, писать будет неудобно». Дайте мне хотя бы ступу, да что там ступу — ведро мне дайте, я вам этой метлой весь замок подмету и шваброй вымою, только не сажайте меня снова на эту палку!

На негнущихся ногах перекусив, я поспешила на Бытовые чары второго курса. Как и история магии, они начинались только на втором году обучения, поэтому здесь я была в отстающих не из-за незнания материала, а из-за того, что я недоведьма. На занятиях были только девочки. Мы учились застилать постель, а я не понимала, почему нельзя это же сделать руками. Потом мне наколдовали двадцать неубранных кроватей и попросили застелить руками. Как оказалось, мадам Дорт умеет стимулировать процесс обучения, и к концу занятия я, хоть и самая последняя, но все же справилась со своей койкой. Однако на занятиях третьего курса мои вещи наотрез не хотели сортироваться по цвету, посему — еще одно эссе.

На Зельях варили дыбоволосное варево. Как ни странно, у меня оно тоже получилось. Определенно, я люблю этот предмет и взмыленный видок Каркарова. Так тебе, крыса облезлая! И несмотря на то, что уменьшающее зелье я передержала на огне, для первого зелья из программы третьего курса это был неплохой результат.

Гербология — тоже без сюрпризов, хотя прыгающая поганка упрыгивала от меня раза три.

Однако несмотря на то, что сегодняшние предметы давались мне куда легче, к концу дня я все равно напоминала полумертвого земляного крота. Почему крота? Я не знаю очищающих заклинаний, а Гербология — очень грязный предмет.

Но в тренировочном зале меня постиг первый успех. У меня получилось заклинание Протего. Очень слабое, еле заметное, способное отбить разве что щекотку, но получилось! Пока я радовалась, в меня бросили Таранталегрой, которая, конечно же, пробила мой щит, и я пустилась в пляс.

— Хуже щита я еще не видел, Эванс, — фыркнул проходящий мимо Фоули, — Если ты каким-то чудом сдашь экзамены, я лично подарю тебе цветы.

Да, я все-таки бросила в него стулом. Он этого не ожидал, уже повернулся ко мне спиной, так что он достиг цели. Теперь он в больничном крыле и, как ни странно, даже не рассказал никому, что это моих рук дело. Еще бы. Первогодка маггловским способом отправила семикурсника, лучшего студента и старосту школы в нокаут. Правда, учитывая взгляд, который он мне послал с носилок, теперь придется оглядываться, бродя по коридорам.

* * *

В общем, первая неделя прошла отвратительно. Я нажила врага из выпускного курса и не понимаю большую часть предметов этой школы.

Более или менее нормально мне давались Зелья, История Магии, Гербология и Астрономия, хотя на ней я постоянно засыпаю. Ничего не могу поделать, я и так не сплю почти сутки, так еще и по ночам бодрствовать! Через раз получаются Бытовые чары, но они не сильно энергоемкие, так что это объяснимо. Чары больше не получались в классе, и я трачу почти четыре часа в день на то, чтобы отработать изученное на уроке, хотя этого все равно не хватает.

У меня сдают нервы, и я теперь хожу в душ исключительно вечером, а после него переодеваюсь в школьную мантию и сплю прямо в ней. Больше не заплетаю сложных кос, вообще не заплетаю ничего, кроме хвоста — это быстрее всего. Однако отказ от сложных причесок и утренних переодеваний экономит мне полчаса сна, я научилась завтракать за десять минут, что сберегает еще полчаса, таким образом я просыпаюсь на час позже, чем мои соседки. Выгляжу отвратительно, в смятой мантии, со смятыми, спутанными волосами в неаккуратном хвосте, под глазами мешки, но мне как-то уже все равно. Если я не сойду с ума окончательно к экзаменам, то это будет достижение похлеще прыжка во времени, честное слово.

Я не общаюсь ни с кем из ребят — нет на это времени. Вообще ничем, кроме учебы не занимаюсь. Раз в неделю отправляю сову родителям — пожалуй, все. Надеюсь, они не проболтаются Лили или кому-нибудь еще, иначе все мои старания окажутся напрасными.

Кстати, я видела парочку ребят с хроноворотами. Оказывается, если хоть раз им злоупотребить, то действительно исключат. Такое уже случалось, когда юный Гриндевальд, шутки ради, заколдовал дверь в класс Темной магии. Причем сам он уже был в кабинете, в то время, как двойник накладывал чары. Обеспечил себе алиби, так сказать. За это и выгнали.

Ах да, Фоули сбросил меня с метлы заклинанием во время полетов, как результат — я сломала ногу. Из-за него я ночь провалялась в больничном крыле и не выспалась даже больше, чем обычно благодаря действию костероста.

Ненавижу метлы.

Итак, я уже три месяца провел в Хогвартсе и знаете, что я вам скажу? Это лучшее, что когда-либо со мной случалось! Наш квартет даже обзавелся собственным названием. Но обо всем по порядку.

Итак, был прекрасный ноябрьский день и мы все вместе завалили контрольную по Зельеварению. Снейп, как обычно получивший высший балл, слишком напыщенно молчал на этот счет, поэтому мы решили отомстить, а заодно узнать, почему он так хорошо разбирается в Зельях. Ну нельзя их просто взять и выучить!

Так началась наша охота за сумкой Северуса Снейпа в поисках секретных знаний, открывающих мир искусства Зельеделия!

Сумку было выкрасть не так уж и сложно. Достаточно посадить рядом Лили Эванс, и Сопливус отключается от окружающего мира. Серьезно, мы даже не скрывались — просто подошли, отодвинули стул, на котором он сидел, подальше, забрали сумку и ушли. Лили нас тоже не заметила, потому что Джеймс бросил в нее Сомниусом и она вырубилась прямо посреди разговора со Снейпом. Красота!

Секретных знаний в сумке не оказалось. Зато был мешочек с неизвестным порошком фиолетового цвета. Разумеется, мы вознамерились выяснить, что это за порошок. Но не на себе же проверять!

Мы бросили щепотку в Малфоя и он упал.

Видимо, порошок рассеивает внимание, поэтому мы взяли его на УЗМС, чтобы еще немного поэкспериментировать над слизеринцами. Его вел профессор Кеттлберн, чей собирательный образ можно охарактеризовать скорее, как разбирательный. Говорят, с каждым годом у него становится меньше на одну часть тела либо же добавляется какой-то особенно жутковатый шрам.

Сегодня удача к нам благоволила. Нас отправили на опушку Запретного Леса выслеживать лукотрусов. Подслеповатый профессор Кеттлберн явно не был в состоянии уследить за всеми нами, а слизеринцы так удобно кучковались… Короче, мы не могли удержаться.

В этот раз мы бросили не щепотку. Каждый из нас бросил по хорошей кучке, чтобы на всех хватило. Это Ремус предложил. Он вообще щедрый малый. Пара вдохов — и вот, на земле валяются Раян, Забини, Нотт и Снейп и еще какой-то неприметный парень, чье имя я так и не запомнил. А Паркинсон заболел, его нет сегодня.

Однако через несколько секунд смеха никто так и не пошевелился. И через минуту. И через две. Люпин предложил потыкать палкой — после чего никто так и не пошевелился. Дело — дрянь.

— Мы что их убили? — прошептал Джим и мне поплохело. Но я всегда найду, как выйти из ситуации, поэтому нащупал пульс у Нотта. Живые.

Пока нам не влетело от профессора, мы решили спрятать тела. Перебежками утащили первый курс Слизерина в кусты, где, кстати, нашли лукотрусов. Решив, что условно живым однокурсникам личные вещи не так уж сильно нужны, мы немного пошарились у них по карманам. Разумеется, чтобы эти вещи не похитили коварные лукотрусы, а вы что подумали?

Мы отпустили на волю трех паучков из коробка, найденного кармане мантии Снейпа, и еще кучу слизняков из банки с надписью «экспериментальные образцы». Вы свободны, ползите, ползите!

Нотт написал письмо родителям, но мы его немного испортили, когда искали обо что вытереть руки после слизи экспериментальных слизняков. Ничего, другое напишет.

А вот у Раян в карманах были маггловские карандаши и ручки! Не знаю, откуда она взяла это добро, но явно у нее еще есть, да и я верну такие же при случае! Сейчас — мне нужнее, сколько можно скрипеть перьями?

Забини я теперь боюсь. Сириус, будучи из темного семейства, несмотря на отвратительные отметки по зельям, обнаружил несколько запретных смертельных ядов в малюсеньких колбах, которые та хранила в кобуре рядом с палочкой. Я лично их закопал и вот ни капельки не жалею о содеянном. Где-то рядом мы слизняков только выпускали, надеюсь, они не отравятся.

Для большей драматичности, в конце концов было решено перенести слизеринцев в пещеру нюхлера, наполненную потерянными блестящими вещами школьников. Несколько кнатов, чьи-то часы и куча девчачьей бижутерии. А этот нюхлер неплохо устроился.

Пещера у школьного нюхлера была внушительная. Он был диким, но на УЗМС к нему частенько водили школьников для изучения повадок столь редкого для Британии зверька. Мы чинно уложили слизеринцев, скрестив у тех руки на груди, как у покойников, каждому вложили в руки по маленькому горшочку из теплицы с малюсеньким кактусом с жутким наименованием Мимбулус Мимблетония, но уж поверьте мне, вид там похуже, чем само название.

Я напел заупокойную мелодию, мы немного погрустили, нашли большой булыжник, отнесли его ко входу в пещеру и написали на нем «Гробница Слизерина. Покойтесь с миром».

Рядом с камнем оставили и пергамент, которым мужественно согласился пожертвовать Сириус, где мы записали имена всех «усопших», их годы жизни и даже эпитафию: «Последний же враг истребится — смерть».

Ах да, еще мы лукотрусов с кустов собрали и притащили профессору Кеттлберну. Похороны, конечно, всегда печальны, но это не повод забывать про задания на уроках!

Разумеется, вечером народ оклемался и на ужине нас ожидало явление вонючих и разозленных слизеринцев. Но мы не растерялись и начали радоваться, ведь смерть и вправду истребилась! Хотя нашей радости никто не разделял. В конце концов, мы заживо похоронили и обокрали похороненных однокурсников. Нас даже думали обвинить в краже фамильных сережек и перстней Забини и Нотта, но это не мы, это был нюхлер, о чем честно и сообщили директору.

Именно так вся школа начала именовать нас Мародерами. Жутковатое прозвище, но история его возникновения вроде не так уж и плоха. Да и звучит стильно!

Дамблдор нас немного поругал, а потом отменил УЗМС до третьего курса, раз не умеем нормально заниматься на свежем воздухе. Раньше Уход и правда с третьего курса начинался, но недавно решили ввести вводные занятия, чтобы познакомить первачков с миром волшебных созданий… На свою голову.

Снейп долго разорялся на тему пауков и слизняков. Оказывается, это были не пауки, а три маленькие самочки акромантулов, которых он нелегально приобрел у братьев Лестрейнджев, чья семья во многом разбогатела благодаря браконьерству. Снейп три месяца экономил и помогал богатым однокурсникам делать домашнюю работу за деньги, чтобы позволить себе трех самочек — они были дешевле. Итак, мы спасли трех акромантулов от жутких экспериментов Снейпа и теперь одинокому Арагогу будет не так скучно в Запретному лесу, возможно, у него даже появится семья, когда паучата подрастут. Только бы они нашли друг друга…

Слизняки, по словам Северуса, оказались плотоядными.

— Таких не бывает! — со знанием дела заявил Люпин Снейпу, которые почему-то очень хорошо разбирался в зоологии волшебного мира.

— Я их вывел! Пять лет селекции! Я под кроватью от родителей их прятал, потом в школе от всех! Они ведь плодятся со скоростью света! И сожрут весь школьный огород! Вы хоть понимаете, что натворили? Хорошо еще, что они дохнут от обычного дихлофоса!

Но уже через неделю армия неожиданно подросших плотоядных слизняков уничтожила под корень школьные посевы. Дихлофос не помогал. Возможно, это как-то связано с тем, что мы закопали неизвестные колбочки с (предположительно) ядом недалеко от места, где их выпустили. Снейп, как создатель слизней и Слагхорн, как главный зельевар школы, теперь часто торчали в зельеварне, пытаясь создать рецепт отравы, но пока что их ничего не брало. Иммунитет, однако.

Хуже всего дела обстояли с Раян. Остальные просто не умели мстить, а Снейпу было не до того, но эта жуткая особа явно нас за что-то невзлюбила. Она натравила на меня Локхарта, Пивза и Кровавого Барона! Эти трое с завидной регулярностью стали появляться в моей жизни.

Матери Сириуса было отправлено разгневанное письмо от лица всего факультета Слизерин, с подписями большей его части, которое составляла Гвен, на тему «Позор рода Блэк». Что ждало Сириуса дома — могу только гадать.

Ремусу она просто что-то шепнула на ухо, после чего тот побледнел и больше не участвовал с нами в розыгрышах над Гвендолен. Вероятно, она чем-то его шантажировала, но мы не знали, чем именно.

Что касается Джеймса, то она каким-то чудом умудрилась подружиться с Лили Эванс. Эта рыжая бестия с ангельской внешностью доводила окружающих до белого каления, взрывая подушки однокурсников, подливая им в шампунь средства для удаления волос, приклеивая их ботинки… Самое интересное, что теперь все вокруг были уверены, будто это проделки Джеймса Поттера, никто даже подумать не мог, что эта милейшая девчушка с глазами цвета молодой листвы может так поступать.

Впрочем, нас жизнь ничему не учит. К тому же, неизвестный порошок у нас еще остался, и, разобравшись в дозировках, немного поэкспериментировав над окружающими, мы развлекались тем, что усыпляли слизеринского старосту каждый раз, когда тот был без сопровождающих, а потом относили его в случайное место, переодевали, закапывали, накручивали волосы, вкладывали в руки пакеты с овощами и фруктами, подкладывали под дверь Филчу, в кабинку Миртл, в кабинет зельеварения доставляли с телескопом, а на астрономическую башню — вместе с бурлящим котлом, наполненным экспериментальной отравой для плотоядных слизняков (котел стырили у Снейпа, к нему как раз Лили Эванс с вопросом подошла). Люциус ведь был наследником рода и должен был быть ко всему готов, я его выдержку так тренировал. И везде, где бы он не просыпался — красная надпись в готическом стиле «берегитесь, враги наследника». Его руки тоже вымазывали краской, иногда даже кисточку бросали рядом. Люциус потом такой злой ходил, что теперь его сто процентов боялись все враги наследника рода Малфой. И записку в карман мантии вкладывали, мол, «ты был под Империо». Чтоб вопросов не возникало.

В конце концов Люциус перестал ходить в одиночку, совсем как дама высшего общества. Всегда со свитой. Странно, но ему это придавало какой-то солидности, да и порошок у нас подошел в концу.

А потом Рем опять заболел. Как по заказу. В полнолуние. Каким-то чудесным образом нас троих одновременно осенило и стали понятными ежемесячные отлучки друга, его болезненный вид, физическая выносливость и даже познания в магической зоологии. Рем — оборотень.

Я уже знал кто это такие и что это за болезнь. Я вообще выучил все частые опасные и неизлечимые болезни волшебного мира, как только дорвался до библиотеки. Нужно ведь знать, с какой заразой имеешь дело в незнакомой стране.

Вот мы и узнали, что раз в месяц наш друг натурально звереет. Что с этим делать мы так и не придумали, поэтому просто дождались, пока Люпин выйдет с больничного, после чего вытащили его среди ночи в переговорную. Так мы называли пустой класс на третьем этаже, куда даже Филч не заглядывал, и где мы разбили свое логово из поломанной мебели и списанных с учета материалов зельеварения и гербологии.

Сперва мы как обычно мастерили бомбы-вонючки, но Джеймс не выдержал первым.

— Ремус, мы все знаем.

— Назови формулу трансфигурации кувшина в стакан, — ухмыльнулся Рем, растирая в ступке что-то, напоминающее окуклившихся опарышей.

— Мы знаем, что ты оборотень, — пояснил я и ступка с мерзостью выскользнула из руки мальчика, с глухим стуком ударяясь о пол. Растеклась вонючая лужица, которая еще и частично шевелилась. — Вот убирай теперь.

— Погоди… Откуда вы… — ошеломленный Люпин открывал и закрывал рот.

— РЕМУС, ВЗЯЛ ТРЯПКУ И ВЫТЕР ГАДОСТЬ, ТУТ СЕЙЧАС ВСЕ ПРОВОНЯЕТ. Сам разлил, сам и убирай, потом продолжим.

— Надо выучить Эванеско, — задумчиво произнес Сириус, сортируя заплесневелые семена неизвестных растений.

Ремус с каменным выражением лица надел перчатки для уборки и принялся собирать гадость в помойное ведро. А потом взял другое ведро и пошел за водой.

— И Агуаменти, — добавил Джим.

— Ага.

Через несколько минут Ремус вернулся с ведром и начал вытирать оставшуюся лужицу.

— Ну, это надолго, — раздраженно вздохнул Джеймс. — Ремус, аккуратнее надо быть!

— Предлагаю больше редких вонючек Рему не давать, раз у него руки дырявые. Не напасешься, — поддержал Сириус и тут же чуть не развернул миску с семечками неизвестного происхождения.

Мы с Джимом с осуждением посмотрели на Блэка.

— Ну я-то поймал, — резонно подметил гриффиндорец. И, в принципе, крыть было нечем.

— Ну все! — Ремус закончил мыть пол и зло бросил тряпку возле ведра, — Вы узнали что я оборотень! Как вы можете думать о мытье полов?

— Ну знаешь ли, одно дело посплетничать друг о друге, а другое дело из-за вони новый класс искать для посиделок! Аккуратнее надо быть, — повторил я. — Иди вылей воду и помой ведро с тряпкой. То, что ты оборотень, не освобождает тебя от работы.

Люпин задохнулся, потом еще раз взял тряпку и ведром и снова вышел.

— Джим, ты написал эссе по чарам? — поинтересовался Сириус, переходя от семенам к горошку.

— Первую половину.

— Я начинал с последнего подпункта, так что у меня есть вторая часть, — вставил я свои пять кнатов, — Совместим и перепишем все своими словами, как обычно.

— Отлично! — обрадовался Сириус, — Тогда с нас с Ремом Трансфигурация.

— Договорились, — раздался голос Ремуса из дверного проема. — Поговорим?

— Ну наконец-то, — устало выдохнул Джим, — тебя только за смертью посылать.

— Как вы узнали? — Ремус выжидательно посмотрел в нашу сторону.

— У меня дядя Альфард, похоже, решил жениться, а девушка болеет ликантропией. Вот письмо на днях пришло, хотят его из рода изгнать, надо на ритуал тогда будет всей семьей собираться, — Сириус помахал пергаментом перед нами. — Ну и сам дядя написал, мол, на каникулы зовет, заодно сообщил, что сейчас невеста с пушистой проблемой сидит, поделился. До меня и дошло.

— Мне тоже письмо пришло, что Альфарда Блэка хотят из рода изгнать, если что мы его примем, надо будет на ритуал тогда всей семьей собираться. Моя мама — тетя Альфарда по его отцу, если кто не знал. Кстати, Питер, а ты как узнал, у тебя же нет дяди Альфарда?

— У меня есть дядя Изя. Он говорит, что перед переездом в чужую страну надо почитать чем там болеют. Я почитал пару месяцев назад про магические болячки. Потом ты в который раз в одно и то же время заболел, я подумал об этом немного и догадался.

— И много ли еще такие догадливых будет? — сокрушенно вздохнул Ремус, — Гвендолен Раян тоже догадалась, она мне говорила.

— С этой догадливой я разберусь, по-свойски, по-слизерински. И с остальными вопросы решим если что.

— А вас, значит, не пугает, что я оборотень? Вы здоровые. Один раз окажетесь не в том месте не в то время — я вас заражу.

Мы немного помолчали. А потом я вспомнил дядю Изю и его обычай отвечать вопросом на вопрос, причем с армейской тупостью.

— А вас, значит, не пугает, что я из магглов? Вы чистокровные. Один раз окажетесь не в том месте не в то время — и пойдете воевать за права магглолюбцев.

— А я мажор, единственный и избалованный сын престарелых родителей, — дополнил наш цирк уродов Джеймс, — развращаю добропорядочные намерения, тлетворно на вас влияю. Если вы потом в тюрьме или в бегах окажетесь, то, возможно, я буду в этом виноват.

— А я мажор из семьи садистов. В нашей компании я самый страшный персонаж, — с вызовом произнес Сириус. — У нас в коридоре, прям перед столовой, висят отрубленные головы домовых эльфов.

— Жесть, — прошептал Ремус.

— А то!

Короче, с ликантропией все как-то само собой решилось. Живем.

Итак, по результатам нашего ночного заседания, мы выяснили, что ликантропия — еще не самый страшный порок нашей компании. Однако, стоило признать, что болезнь эта малоприятная, и, разумеется, мы тут же занялись изучением «пушистой проблемы» Ремуса. А изучать было что…

Во-первых, оказалось, что Ремус у нас в некотором роде знаменитость. Конечно, пальцами на улицах в него не тыкают, но знающие люди без труда узнают в нем жертву нападения Фенрира Сивого — именно так зовут оборотня, укусившего Рема. Этот Сивый, судя по всему, страдает манией величия и любит ставить «метки» на своих жертвах. Характерные шрамы на лице — автограф вожака оборотней, этот почерк знаком всем оборотням и многим важным шишкам в Министерстве.

Это все нам выдал сам Люпин. Оказывается Сивый перекусал очень многих детей, большинство из которых выкрал у родителей и воспитал в стае оборотней. Шрамы Ремуса призваны говорить о том, что он является волчонком Сивого и его стаи, которые обратили его и воспитывают. Тяжело, наверное, живется, когда у тебя вся жизнь буквально на лице написана…

Почему Ремуса так и не выкрали — пока узнать не удалось. Наверное, это не так уж важно на данный момент. Из того, что знал Люпин, а также совместных заседаний в библиотеке было крайне сложно во всем разобраться — оборотни прошлых столетий редко бывали образованными и уж тем более не писали книги с характеристикой своего состояния. Их почти не изучали, лечения не было, экспериментов и серьезных наблюдений эти… лорды особо не проводили. Я не помню кто из нас четверых впервые предложил создать кружок юных натуралистов по изучению Ремуса, но, если не считать воплей самого Люпина, возражений не поступало, и мы начали по полной допрашивать нашего Лунатика.

О, еще оказалось, что Рем вообще ничего не помнит из превращений. Наотрез. Совсем. Только боль во время трансформации, а потом — провалы в памяти. Кем является волк и способен ли он что-то запоминать — неизвестно. Однако, если верить книгам, волк не трогает магических животных, а также анимагов.

Именно эта фраза и подтолкнула нашу троицу к изучению Трансфигурации на радость декану. Правда, потом она стала получаться и использоваться… Ну, скажем так, использоваться не на благие дела и не только на уроках. Так что, мне кажется, Минерва МакГонагалл тысячу раз успела пожалеть о том, что наш квартет заинтересовался ее предметом.

Из нашей компании, однако, я заслужил славу самого нестарательного ученика и самого слабого волшебника. Нет, я не прочу себе славу Мерлина, но уж точно не слабее Ремуса или того же Нотта. Впрочем, это было объяснимо — я не мог зарабатывать баллы. Стоило правильно наложить заклинание — получи плюс десять баллов Гриффиндору и плюс одну разборку с моим родным Слизерином. Нет, конечно можно было бы потратить кучу времени, сил и один зеленый галстук, чтобы преподаватели и ученики вспомнили, какому факультету я принадлежу, но чего ради? Косых взглядов в сторону слизеринца? Разборок с гриффами? Или со слизеринцами за то, что напомнил о наличии полукровки-магглолюбца на их факультете? Спасибо — воздержусь.

Так что трудиться на занятиях приходилось на экземплярах Люпина — по очереди отрабатывая чары. Однако были и плюсы — за мои (и не только мои) выходки за пределами кабинетов преподавателей, а иногда и на занятиях, снимались баллы — тоже с Гриффиндора, вследствие чего Слизерин вроде даже радовался.

Рождественские каникулы для меня прошли в гордом одиночестве. Я решил, что еще морально не готов к сложному путешествию от Лондона до дома и остался в Хогвартсе. Ребята напротив — соскучились по родным, даже вечно опальный Сириус, несмотря на напускное равнодушие, все же рвался домой. Впрочем, это не удивительно, в конце концов он всего лишь маленький мальчик, впервые уехавший из дома. Не всем же, как я, быть маргиналами без определенного места жительства на иждивении у деревенского мясника с судимостью?

Несмотря на то, что ребята активно звали меня погостить, я отказался. К Сириусу я ехать откровенно побаивался, с предками Люпина и Поттера тоже не был знаком, а судя по реакции Вальбурги Блэк на сам факт моего существования, в этом мире стоит проявлять осторожность при походе в гости. А то потом мою бренную тушку будут собирать по частям ребята из Кучерявого Братства по всем маггловским мусорным контейнерам города.

Собственно, первый курс сохранился на зимних каникулах в небольшом составе. Но знакомых было откровенно не много. Не то чтобы совсем — это же школа-интернат, но я всего лишь первокурсник, с меня и спрос не большой. Марлин МакКиннон с Гриффиндора, но я ее боюсь, она с Эванс общается, а та совсем без башни. Эта девица нас когда-нибудь угробит! На последней паре по Зельям она подменила черпак Джима на змею! ЗМЕЮ! Где она достала змею и как умудрилась все провернуть незаметно — так и не призналась. Так что МакКиннон отменяется, один я точно не выстою…

Со Слизерина к Хогвартсе осталась почему-то одна Гвендолен. После вопроса что она тут забыла, я три часа провел в лазарете, пока мадам Помфри пыталась остановить неконтролируемый рост ромашек у меня из макушки. Естественно, в больничном крыле палочку у меня отобрали, зная Мародерские выходки, так что я не смог даже достойно ответить Раян, которая, когда медсестра ушла за зельем, из-за угла с помощью Левиосы начала меня поливать из садовой лейки. У меня вообще начинает пропадать желание связываться с ведьмами.

Зато остался Малфой! Скучать точно не буду! Правда, тут где-то рядом с ним кузины Сириуса ошивались, так что тоже стоит быть поосторожнее, особенно с этой, Беллатрисой.

Спровадив ребят, в первый день каникул спустился к завтраку и обнаружил безмятежно сидящую Гвендолен. Я говорил о том, что побаиваюсь ведьм, но не настолько, чтобы остаться неотмщенным.

— Гвен, приветик, чего такая кислая? — ну правда, судя по выражению лица, девчонка сейчас жует не пончик, а лимон.

Слизеринка подняла на меня свои маленькие, немного поросячьи глазки и скривилась еще сильнее.

— А вот и наш слизеринский гриффиндурец пожаловал, — обласкала меня однокурсница и продолжила жевать.

— Вот так всегда, а я к тебе со всей душой! — сокрушенно воззвал я к соседке.

— Так и я к тебе тоже, смотри, еще не прокляла даже. А гриффиндурец вместо грязнокровки для тебя вообще, ни много ни мало, — комплимент за столом Салазара.

— Вот зря ты так, а вдруг я — побочный родственник Малфоя? — ну а что, мне все равно никто не поверит.

Где-то в зоне слышимости закашлялся один Люциус. Бедняга, совсем разболелся.

— Петтигрю, иди к дементору, дай поесть.

— Тебе уже хватит, вообще-то, и так еще больше поправилась, — это тоже правда, нельзя есть столько сладкого.

— Еще одно слово, Петтигрю, и на обед я сожру тебя, — невозмутимо отозвалась Гвен. Хм, с чего бы она так спокойна?

— Таранталегра! — вот и доверяй после этого женщинам, еле успел увернуться.

— Диффиндо! — была косичка и нет косички. От потери части волос Раян впала в эстетический шок.

Пару мгновений шока сопровождались шокированным хватанием воздуха ртом.

— Ты мне за это заплатишь! — прошипела Раян, но тут подоспела МакГонагалл.

— Двадцать баллов со Слизерина и Гриффиндора! — простите, грифы. — у Затеять драку на первом курсе в Большом зале! Немыслимо! Отработка у мистера Филча для мистера Петтигрю и у профессора Слагхорна для мисс Раян сегодня в семь вечера.

Вот как-то так. Вообще-то жидкие волосенки Раян даже стали лучше выглядеть после того, как я их укоротил, пусть спасибо скажет.

На отработку я пришел в галстуке Равенкло. Трансфигурация шла лучше и теперь я научился менять цвета гардероба. Заодно решил проверить, будут ли меня принимать за Равенкловца окружающие или все уже привыкли, что я из Гриффиндора.

Отработка происходила в Зале Наград, но я был не один. Третьекурник с Равенкло рядом надраивал какой-то кубок. Идеальный подопытный, заодно посмотрим насколько внимательны старшекурсники к тем, кто только поступил на их факультет.

Филч ушел, отобрав палочки, а эксперимент показал, что никто никого не запоминает. По крайней мере, на Равенкло. Но парень показался мне забавным.

Это был долговязый китаец Умид Чанг. Он почти все время улыбался и много говорил о дзене и внутреннем покое. Глядя на пофигизм и безмятежность Умида, мне тоже захотелось познать дзен.

И вот, уже после отработок, я в синем галстуке сижу в гостиной факультета Равенкло и слушаю лекцию третьекурсника о том, что в мире все проходит, кроме миссис Норрис, она вечна.

— Ты когда-нибудь смотрел ей в глаза, Питер? — вещал Чанг, — В них находится вся вселенная, все тайны познания добра и зла. Знаешь, иногда мне кажется, что в ней есть частичка Будды…

Действительно, глаза у миссис Норрис что надо. Желтые, как солнечный свет. Она определенно не простая кошка.

Что-то меня накрыло. Поблагодарив Умида за лекцию, я пошел к себе в гостиную, сделав вид, сперва, что иду в туалет. Чанг так и не понял, что я слизеринец, но этого никто не понял, даже преподы, так что не считается. Обидно, что он не вспомнил, что я гриффиндорец, а ведь Мародеры уже неслабо прославились. Впрочем, Чанг вообще мало восприимчив к окружающему миру, равенкловцы они такие.

Итак, замок мы с ребятами уже немного изучили, но я все равно трижды свернул не туда, пока шел в подземелья. Нарисую карту. Это же невозможно просто!

А на Слизерине кто-то залил водой мою кровать. И тебе спокойной ночи, Гвен.

* * *

Утром соображается лучше, поэтому карту Хогвартса я решил сперва поискать в библиотеке и у преподавателей. Разумеется, ее не нашлось.

— Разве магглы делают карты для своих домов? — с интересом спросила меня библиотекарша.

Да это не дом, это лабиринт целый! Впрочем, оставался открытым вопрос способа изображения многоэтажного здания на бумаге, особенно с учетом наличия огромного числа бесконечных помещений, чьи размеры также нигде не указаны.

Так что, проснувшись поутру, я решил измерять все, что вижу. Как и полагается крайне запасливому и пронырливому типу, у меня в сумке были все жизненно важные предметы, среди которых числилась и строительная рулетка. Нет, ну мало ли? Мне ее, между прочим, дядя Изя на семилетие подарил.

Гостиную измерил. Спальни мальчиков тоже. Ванную, туалет. Записал. И тут меня осенило — надо для полноты картины измерить спальни девочек. Жалко, что туда не пропустят чары. Но всегда есть выход. Надо попросить кого-то из девочек.

С момента моего пробуждения прошел уже час, так что сейчас около семи утра. В принципе, не так уж и рано.

— ГВЕНДОЛЕН! ГВЕНДОЛЕН! ГВЕНДОЛЕН! — вопил я минут пять. После чего спустилась Раян и избила меня моей же рулеткой. А потом Беллатриса и Нарцисса связали меня Инкарцеро, запихали в рот кляп и спрятали в чулане для метел. Справедливо.

Через три часа свеженькая и счастливая, а главное — выспавшаяся Гвендолен выпустила меня из чулана.

— Подожди, — попросил я и протянул рулетку.

— Тебе добавить? — с сомнением покосилась на меня Раян.

— Я рисую карту, мне нужны замеры спален для девочек.

Слизеринка округлила глаза.

— Петтигрю, ты больной, если решил, что я на это поведусь. Дать вашей сумасшедшей компании замеры и расположение наших спален? Да вы совсем с катушек съехали.

Это что я, зря три часа в чулане торчал?

Впрочем, за завтраком тоже было интересно. Все-таки хорошо, что на каникулах он заканчивается позже. Наскоро проглотив пару сэндвичей, я размотал рулетку и принялся в несколько заходов измерять периметр Большого зала.

— Мистер Петтигрю, позвольте поинтересоваться, что вы делаете? — спросил Дамблдор, приподняв очки.

— Топографическую революцию в магическом мире, сэр, — отрапортовал я, и снова приступил к замерам.

Вопросов больше не возникало. Вообще ни у кого. Дня два так точно на меня даже не смотрели лишний раз. Только Раян периодически косила глазом в мою сторону, а еще Малфой попросил больше никому не напоминать, что я учусь на Слизерине. Хорошо. Не буду.

По вечерам я гостил у Умида и постигал дзен. Примерно так и проходили каникулы, под конец которых мне удалось даже уломать Раян на то, чтобы она измерила девичьи спальни. Наверное, ее убедили пятьдесят три хогварстсккие совы с письмами посреди ночи. Джинджер я к ней, конечно, не посылал, а то вдруг бы Раян как-то неадекватно отреагировала?

В последний день каникул я решил нарушить слово, данное Малфою, и признаться Умиду, что я не из Равенкло. Потому что скоро приедут первокурсники Равенкло, и я точно не смогу больше притворяться.

— Умид, послушай, — начал я вечером, сидя на синем диванчике в гостиной, — прости меня, но я тебя обманывал. Я не учусь на Равенкло. Я слизеринец, но все думают, что я на гриффиндоре. Их я не обманывал, оно само так вышло!

Умид застыл и посмотрел на меня своим просветленным глазом.

— Если честно, Питер, то я тебя тоже обманул.

Опа. Вот от него не ожидал.

И внезапно просветленный Чанг начал плакать, сокрушаясь в своем обмане. Во дает, манера извинений что надо. Под конец, Умид выдавил.

— Я не китаец. Я узбек. Мои родители-китайцы меня усыновили много лет назад.

Охренеть — вечер откровений.

— То есть ты не буддист?

— Почти. Я хиппи.

Нет слов.

Попрощавшись с китайским узбеком, гриффиндорский слизеринец в моем лице пошел баиньки. Завтра приедут ребята и жить станет чуточку веселее.

* * *

— Ребята вернулись!

Именно с этим криком я бежал по коридору, с радостной улыбкой на радостной рожице. Заодно и Гвендолен сбил. О, и Люциуса тоже. Страйк!

Большой зал наполняли люди. Странно, но мне действительно не хватало толпы, когда весь Хогвартс, почти в полном составе трапезничает. За столом Гриффиндора я сразу нашел лохматую макушку Джеймса, вон он, какою-то гадость Эванс в сок подливает.

Рядом ожидаемо обнаружились Сириус и Ремус. Парни проводили время более продуктивно — ели. Оно и правильно, однокурсниц можно доставать в любое другое время.

— Питер!

Первым меня заметил Рем, но уже через секунду на меня смотрело все три пары глаз. Джим даже склянку на колени Эванс уронил. Похоже, по мне неслабо соскучились!

Не медля, я втиснулся за стол Гриффиндора, заодно исполняя функцию живого барьера между Джеймсом и рассерженной Эванс.

— Не сердись, Лили, в следующий раз он будет аккуратнее.

Но не успел я даже ребятам руки пожать, как она вылила на меня содержимое кубка. Черт.

— Джим, ты что туда добавил? — спросил я, так как побочных эффектов пока не ощущал.

— Средство для выращивания хвостов.

— Каких хвостов?!

— Тут как повезет, у Снейпа вообще какая-то гадость получилась.

— Ну, это не удивительно.

— Ага.

Решив, что хвост мне кушать не мешает, я вытер лицо салфеткой. Интересно, а в случае наружного применения хвост вырастет или нет?

Таки пожав друг другу руки, парни начали рассказывать, как провели каникулы.

— Мы изгнали из рода дядю Альфарда, но он захотел поприсутствовать на ритуале изгнания, все же в последний раз со всей семьей собирается, — начал Сириус, — После изгнания он позвал меня в гости, ну я и сбежал вместе с ним. Познакомился с его мадамой-оборотнем, нормальная девчонка! Пару раз на пикник сходили. В конце каникул, когда писем от родителей стало приходить слишком много, дядя Альфард выступил с угрозой, что не отпустит меня, пока его не примут в род обратно. Короче, в конце лета еще раз собираться пришлось — на принятие. Получил пару-тройку нагоняев от матушки, но ничего серьезного. Молли Пруэтт с родителями приезжала, она становится просто невыносимой, подралась с Нарциссой.

— Все из-за того же?

Сириус кивнул. Вообще, Молли была властной девушкой, сразу чувствуется чистокровное воспитание. Пруэтты вообще очень мощные ребята, братья Фабиан и Гидеон сейчас на выпускном курсе и их каждая собака в лицо знает. Очень гордые, но, надо сказать, справедливые ребята. Кроме того, они, хоть и не являются открытыми фанатами чистокровности, все же весьма уничижительно относятся к магглорожденным и полукровкам. Но важно другое.

Молли влюблена в Люциуса Малфоя. Когда я узнал, то чуть в обморок не упал, это же, блин, Малфой! Но меня никто не спрашивал. В то же время, за Малфоем увивается кузина Сириуса — Нарцисса, у которой есть неплохие шансы на заключение помолвки летом. Да и посимпатичнее она будет. Рыжая толстушка с лидерскими замашками или стройная брюнетка, которая не против быть на вторых ролях? Тут и к гадалке не ходи.

Короче, подрались девочки. Надо будет как-то нам решить эту проблему. В конце концов, я все понимаю, но не из-за Малфоя же…

— Надо этой вашей Молли свидание с нормальным парнем организовать, — подключился Ремус, — хотя бы ради шутки. Просто Малфой — это крайняя степень сумасшествия, да простит меня Сириус за Нарциссу.

— А кто у нас нормальный? Да еще и свободен, а не как Лонгботтом. — уточнил Джим, отпивая из кубка.

Лонгботтом молча страдал от осады влюбленной магглорожденной однокурсницы, которая отвлекала того на зельях. Как результат, его напарница по котлу Алиса, прокляла однокурсницу прямо посреди занятия какой-то семейной гадостью и девочка отстала от Френка. Но с тех пор сердце наследника рода Лонгботтом было отдано Алисе Селвин, которой ну никак не улыбалось от такой перспективы. Бедная Алиса. Вот и помогай после этого людям.

— О! Уизли свободен! — воскликнул Джеймс.

— Почему ты так решил? — уточнил я.

— Он постоянно второй носок ищет. А если у парня есть девушка, то она его быстро приучает к порядку.

— А ты глазастый, — уважительно произнес Рем.

— Да не пойдет она с Уизли, — фыркнул Сириус, — Он магглолюбец, из семьи предателей крови, постоянно тащится от магглов и их изобретений. Да и он с ней не пойдет, она же зазнавшаяся чистокровка.

— А мы им не скажем. Назначим свиданку Молли от лица Люциуса, а Артуру от какой-нибудь симпатичной девчушки, а там сами разберутся, — Ремус неплохая сваха, оказывается.

— Вы в курсе, что если все сложится, то Молли из дома попрут? — уточнил Сириус.

— Ой, да когда шутливая свиданка в школе приводила к браку и кучей детей? — Джим сегодня на удивление рационален.

У остальных каникулы прошли весьма безынтересно. Мы договорились не дарить друг другу подарков, все же доходы семей были не равны, а ощущение неловкости дружбе явно не поможет.

Встали из-за стола. А у меня хвост. Бобра.

Пошли в мадам Помфри. Ласковая Лили теперь меня зовет Хвостиком. Вообще-то он ей предназначался, что за издевательство? Как он вообще вырос, если я зельем облился, а не выпил?!

Короче, после возвращения моего бренного тела в привычное состояние, мы пошли писать приглашения на свидание Молли от Люциуса и Артуру от Андромеды Блэк, она к магглам как раз ровно дышит. Вечером распихали по карманам и засели в засаде. Ждать.

Удостоверившись, что оба не проспали, мы, с чувством выполненного долга, разошлись по кроватям. Ну, а подземелья пошел. Прихожу, а там злой Малфой сидит, аж лицо перекосило. Долго разорялся, что Малфоев по Уставу Хогвартса ронять не положено. Опять нервы сдают, эх. У нас есть Устав?

— Люциус, никто не может запретить тебе делать того, что ты хочешь. Если душа просит — валяйся по полу и роняй себя хоть до сотрясения мозга. Ну, или что там у лордов, — сообщил я, обошел застывшего (видать, от прозрения) беднягу Люца и пошел в свою комнату.

У дверей стояла злая Гвендолен. С ней-то что не так? И тут я заметил… На руках у Гвен сидел Джонни. Лысый Джонни, только голова шерстяная осталась.

— Ты что натворила, бессердечная живодерка?!

— Если ты еще раз собьешь меня с ног и я по твоей милости упаду на голые камни, то одной сменой имиджа твой кошак не отделается.

Ах да, я же ее сегодня уронил, когда к парням бежал… Так вот чего Малфой разорался!

Я отобрал бедного Джонни у Гвен.

— Но я же бежал к ребятам! Как ты могла мстить бедному животному?!

— Бедному животному? Да твой низзл нам под дверь бомбы-вонючки приносит! Я знаю, что это ты его научил!

Дрессировка кота, как можно заметить по разговору, не такое безнадежное дело.

— Я его научил носить их в сторону девичьих спален. Но я сам туда пройти не могу — дверь он сам выбирает. Если выбрал вашу, то значит вы ему нравитесь.

— Он мне тоже нравится, но я не люблю кошачью шерсть. Считай, мы стали ближе друг к другу. Он без раздражающей шерсти, а я, надеюсь, без бомб-вонючек.

С этими словами Гвен ушла. Тяжело вздохнув, я тоже пошел спать. А на следующий день ошарашенная публика узнала, что Артур Уизли и Молли Пруэтт начали встречаться.

Я дура. Абсолютно полная дура, которая, несмотря на свой реальный возраст, в разы глупее окружающих детей.

Разумеется, со столь насыщенным графиком я продержалась не долго. На второй неделе, когда я грохнулась в обморок прямо за завтраком, меня положили в лазарет, накачали какими-то зельями и я проспала три дня.

И вот, я открыла глаза.

Лазарет школы Дурмстранг был ничуть не похож на маггловские палаты, где мне доводилось лежать раньше. Здесь было невероятно уютно. Чистое, прибранное помещение в теплых тонах, пять кроватей, причем занята только моя, каждая из которых прикрыта мягким цветным пледом. Рядом — прикроватная тумбочка и по одному стулу для посетителей, на стенах подвешены горшки с цветами, а из широкого окна открывается просто изумительный вид на прилегающую к замку территорию.

Итак, сегодня утром я проснулась поздно. Скорее, это был день — около часа дня. Поскольку в больничном крыле было пусто, я дочитала последние главы учебника по Зельям, ничто не предвещало беды. Через час в лазарет вошел чрезвычайно радостный Фоули.

— Привет, дурилка, волхвы сюда не забредали?

Если честно, то мысль о волхвах как-то даже вытеснила факт обзывательства из моей головы. К тому же внезапное появление нашего старосты действует на меня отупляюще. Хотя, возможно он на всех так действует. Это же Фоули.

Поэтому ничего лучше я не придумала, чтобы спросить только:

— Какие волхвы?

Фоули притворно закатил глаза и деланно вздохнул.

— Постоянно забываю, что ты из магглов… Каждый год в Дурмстранг приезжают друиды и волхвы со всех концов планеты, у них тут конференция проходит. Только деданы немного с приветом, живут на лоне природы по сто лет, почти не выходят из лесу. Поэтому с периодичностью около семи раз в день, они теряются в замке или на прилегающей к нему территории. Так, я понимаю, что волхвов тут нет?

Я отрицательно помотала головой. Дурдом.

— Кстати! — оживился Фоули.

Этот возглас меня несколько насторожил, ибо что может показаться «кстати» после разговора о сумасшедших волхвах? Но Фоули, не обращая на внимания на мои перепады настроения (а поверьте, их было очень хорошо видно на моем лице), зарылся в свою сумку и вытащил из нее огромный фолиант.

— Это тебе, идиотина, — с этими словами мне торжественно вручили книгу.

К обложке была приложена открытка с соответствующей надписью «Идиотине». Через секунду надпись сменилась на «Дубинушке». А еще через пару мгновений на «Дурилке». Надо же, заморочился парень…

Не оценив по достоинству усилий Фоули, я отодвинула открытку и увидела название самой книги.

— «Устав Дурмстранга». Ну и зачем мне это?

— Ты гляди-ка, не прогадал с прозвищем, — всплеснул руками Фоули, — Глава девятая, второй пункт тридцатой и дополнение про хроновороты — к твоим услугам. Поверь, когда ты прочитаешь, то сама сменишь фамилию на «Бестолочь», гарантирую.

— Если это так важно, что ж ты мне раньше не принес Устав?

— Хотел посмотреть на сколько тебя хватит. Кстати, за тобой должок.

— Иди к лешему, ты староста, это твоя обязанность — ставить меня в известность всего, что касается процесса обучения.

— Ты еще скажи, что мне нельзя было тебя с метлы сбрасывать, — фыркнул Фоули, всем своим видом демонстрируя, что на одну конкретную грязнокровку его обязанности не распространяются.

Ах так? Пора кое-кому напомнить, что значит иметь дело с неуравновешенной истеричкой.

Я бросила в него торшером. Это было неожиданно, и я даже попала по руке, после чего староста позорно смотался. Надо же, волшебники отвратительно защищаются от неожиданных маггловских атак…

Таким образом, книга оказалась Кодексом Дурмстранга. И вот согласно этому Кодексу я не обязана посещать все занятия. Мое образование — только моя головная боль. Оценка за семестр весьма условна и решающее значение имеют только экзамены. Я могу вообще не посещать уроки или посещать выборочно. Именно на это и делалась ставка при выдаче хроноворота.

Надо сказать, Кодекс несколько отличался от большинства библиотечных книг. Он был новым и не имел ничего общего с древними фолиантами или свитками, Мордред, он даже был напечатан на современной бумаге! В него ежегодно вносились поправки, а в самом конце были представлены рабочие программы по существующим дисциплинам.

— Мисс Эванс, вы, наконец, проснулись?

Откуда голос?

Не найдя источника звука прямо перед собой, я принялась вертеть головой из стороны в сторону.

— Я внизу.

В процессе разглядывания больничных апартаментов я пропустила один незаметный факт. Здесь не было пола... Все помещение — огромный бассейн с плавающей на нем мебелью и узкими дорожками для сухопутного прохода.

Из бассейна торчала русалка. Зеленая такая, в крапинку. Оранжевую. Причем вся. И зубы веером. Тяжелая жизнь настала у морского народа…

Видимо, мой выразительный взгляд сам за себя говорил о необходимости пояснений.

— Меня зовут Карпатровалденьфина Дарварсутрыффская Вторая.

Вторая?! Они еще и по второму кругу так своих детей называют?

— Не пугайся, можно просто — мадам Безупречность.

От скромности не помрет.

— Я кикимора, работаю медиком в этой колонии строгого режима. Мне материться запрещает контракт, но «бестолочь» явно слишком легкое для тебя выражение, в связи с чем я потом дам вашему старосте пару уроков красноречия. Еще раз устроишь себе больше 30 часов в сутки — придется звать отца Гермогена на отпевание, а он уже тридцать лет как почил, и очень не любит, когда некроманты его возвращают на землю, чтобы упокоить очередного студента.

С этими словами она зачем-то показала мне фотографию очень злого бородатого призрака, который в кого-то бросался кадилом. А потом поставила несколько склянок с зельями.

Стоп. За последние тридцать лет в Дурмстранге умерло уже несколько студентов, которых отпевал отец Гермоген?..

— Вот зелья, одно из них, кстати, отравлено, его не пей. Это для тренировки, ваша зельевар просит. На первый раз предупреждаю, повторять не буду, но периодически, если нет серьезной опасности, в больнице дают отравленные зелья, чтобы вы приучались к постоянной бдительности.

Я оторопело наложила определяющее заклятье и отодвинула засветившуюся склянку от греха подальше.

— Сначала поешь, потом зелья и спать. Проснешься — штудируй кодекс и составь себе, в конце концов, уже нормальное расписание. Меня можно позвать с помощью волшебной палочки — просто постучи по красному крестику, нарисованному на спинке кровати. Я сейчас уплываю, мы с Дракулой и водяными играем в бридж, так что без особой необходимости не дергай меня, только-только нормальные ставки пошли.

И вот, сие странное создание скрылось в пучине морской. Ну, то есть в тоннеле бассейна.

Я и впрямь решила не откладывать составление нового расписания в долгий ящик. Теоретические занятия, уроки, где объяснялась информация, уже мне известная, несложные практические задания — все безжалостно выносилось за скобки моего ежедневного учебного плана.

Нужно сказать, что процесс составления расписания был очень нудным и долгим, в конечном счете определиться с посещаемыми занятиями и согласовать эти посещения удалось только на второй день работы. Ежедневная нагрузка по семь-восемь занятий хоть и была расценена мадам Безупречностью (серьезно, ее так все в школе называют) как тяжелая, особенно с учетом часов для самоподготовки, но все же получила одобрение в конечном итоге.

Как и предупреждала медсестра, больничный затянулся, но я пробыла в лазарете даже дольше, чем планировалось изначально. В ходе лечения была обнаружена серьезная эмоциональная нестабильность и нервозность — остаточные явления моей смерти и последующего перерождения в незнакомом месте. Что ж… Список зелий на год был внушительным, но под влиянием успокаивающих и стабилизирующих препаратов мне как будто стало легче дышать и воспринимать новую реальность.

В общем итоге, за полторы недели меня привели в состояние даже лучшее, чем было до прибытия в Дурмстанг. За это время удалось прочитать кучу теории, все равно в лазарете было нечем заняться, и, если честно, невероятно сильно хотелось колдовать. Магия, как оказалось, вызывает привыкание и то время, что я провела без возможности ее использования, весьма и весьма тяжело переносилось.

Но не тут-то было. Текст, адаптированный для восприятия детьми, понимался и заучивался без проблем, но на заклинания практически не хватало сил. Огромное количество времени уходило на отработку заклятий, поэтому такие предметы, как зелья, приходилось схватывать на лету, запоминать сразу на занятиях. Но даже учетом того, что у меня не хватало времени ровным счетом ни на что и я упорно работала весь семестр, я была абсолютно не готова к зимним экзаменам.

Они настали как-то слишком быстро и не были экзаменами в полном смысле этого слова. Баллы за них суммировались и составляли рейтинговые показатели каждого ученика. Студенты с высокими баллами могли претендовать на обучение по обмену с Кастелобрушу, Шармбатоном, Ильверморни и другими школами волшебства, а также получали внутренние привилегии вроде отдельной спальни или возможности раз в неделю заказывать вкусняшки по своему выбору на кухне. Мне это, конечно, не грозило — хотя бы проходной балл набрать.

Кроме того, я сдавала программы по многоступенчатой системе. Поскольку большая часть предметов усложнялась с каждым курсом, в случае успеха на экзамене с третьекурсниками я освобождалась от сдачи программы второго и первого курса по этому предмету. Как и от дальнейшей необходимости посещать занятия за предыдущие два курса. Если провалюсь на третьем курсе, то заставят отвечать за второй и первый, однако в этом случае никаких поблажек не предусматривалось.

За третий курс удалось сдать только Зелья, Историю и Гербологию. Ну, еще Чары, но тут, скорее, мне просто повезло — герр Кёниг сделал уклон в сторону психотропных заклинаний и, хотя я провалилась в обыкновенной левитации, на «Удовлетворительно» все же наскребла.

Полный провал ждал меня на РЭК и Полетах. Теперь, если не сдам Полеты летом, но после школы придется проходить унизительную процедуру получения разрешения на управление метлой.

В остальном — провал третьего курса и «Удовлетворительно» — для второго.

Рождественские каникулы, мой долгожданный отдых, наконец, наступил. Я решила не ехать домой. До Дурмстранга путь неблизкий, это Лили ничего не стоит проехаться до Хогвартса туда-обратно. Кроме того, мне не помешает поупражняться в магии и, хотя бы немного познакомиться с коллективом — я за эти полгода общаться почти разучилась!

Лили придется сказать, что была в Европе на зимних каникулах — мол, родители купили путевку, чтобы я не обижалась на то, что не еду в Хогвартс. В конце концов, это не совсем ложь. Сами родители отнеслись к моему решению с изрядной долей волнения, все же они не видели дочь уже несколько месяцев — но в приказном порядке требований явиться домой так и не поступило.

Как ни странно, но зимой из школы уезжало не больше половины учеников. Большая часть предпочитала отпраздновать Рождество со школьными друзьями и без тотального контроля со стороны старших — все же учителя более лояльно относятся к дисциплине, чем родители.

* * *

Первые попытки подружиться имели не самое удачное завершение. И вторые. И третьи тоже.

За полгода большинство ребят успело разбиться по группкам, а последние крайне неохотно принимали новых членов. Были и одиночки — но чаще всего эти социальные элементы сознательно воздерживались от контактов с окружающим миром.

Ну, хотя бы Рождество прошло весело.

Фоули — отбитый придурок, даром, что староста. И компания у него соответствующая. Шестеро отличников, представители так называемой «золотой молодежи» из самых разных семей, нашедшие общий язык друг с другом. Любимцы учителей и студентов, у меня они вызывали лишь глухое раздражение своей нарочитой беззаботностью, легкостью, с которой те набирают баллы, положением в обществе. Имела ли здесь место зависть? О да, определенно.

Гектор Фоули — Министр Магии Великобритании до революции Гриндевальда, и, хотя его недальновидность вынудила уйти в отставку, связи, деньги и положение в обществе открывали перед его внуком все двери.

Лучший друг Фоули — Стефан Крам, старший брат Софии Крам. Стефан — обладатель достаточно выразительной внешности, в целом, типичной для болгар, но очень уж сильно отличающийся от сестриной. Узкая форма черепа, очень темные, открытые глаза, несколько крючковатый нос, нарочито-хулиганская стрижка, теплая, солнечная улыбка. За Стефаном бегала половина Дурмстранга, но острый, живой ум противился роли прожигателя жизни и парень стал тем, кем становится любой смазливый и сообразительный парень соответствующего социального статуса. Дельцом и дипломатом, способным уболтать самого директора, договориться с самыми несговорчивыми преподавателями и получить выгоду даже от мертвеца.

Я правда не знаю где они достали медведя, но абсолютно уверена, что договаривался об этом именно Крам.

И вот, посреди праздника Рождества, в украшенный, полный сладостей зал врывается медведь с оленьими рогами, верхом на котором восседает еще один сумасшедший экземпляр из компании Фоули — Зоя Распутина. Короткие, кудрявые волосы сегодня были еще более желтыми, чем обычно, поскольку прямо на голове у семикурсницы восседал счастливый лепрекон в костюме Санта-Клауса, фонтанировавший фальшивыми золотыми монетами. Глядя на нее, я искренне переживаю за будущее некромантии, ибо, если Распутина все же не забросит семейное ремесло, то с последствиями ее жизнерадостности все мировое магическое сообщество будет разбираться еще не один десяток лет.

— Хо-хо-хо! — запищал лепрекон, и бросил мне прямо в лицо горсть, пусть и фальшивых, но вполне себе увесистых галеонов. Больно!

Медведь, что удивительно, вел себя на довольно мирно, как будто под гипнозом…

— Как они успокоили медведя? — я не могла не задать этот вопрос вслух.

— Монтекки, — устало бросила Крам, как будто все было яснее ясного.

— При чем здесь Шекспир?

— Апполин Монтекки.

— Это кто?

Немногословность Крам меня убивает, но тут Джорджия Берк проявила просто чудеса милосердия (по ее меркам) и все разъяснила.

— София имеет в виду семикурсницу. Апполин Монтекки, полувейла, ты ее наверняка видела, она постоянно ходит в компании Фоули и Крама. Вейлы — хорошие ментальные маги, а последующие поколения магов, в чьей крови находится часть их крови, сохраняют эту способность.

Я и вправду знала, о ком они говорят. Еще один член компании Фоули, хотя чаще, чем с Фоули и Крамом, она общалась с Делакуром — невысоким, полненьким парнишкой, который даже при поразительной для подростка аккуратности и опрятности, все равно оставался одним из самых несимпатичных ребят шестого курса. Не заметить подобную контрастную парочку было сложно.

А вот и они, в углу, стараются не привлекать внимания. И совсем не заметно, что Апполин в упор смотрит на медведя. Значит, ментальная магия…

— И много в школе менталистов? — спросила я, все же не очень приятно знать, что в твоей голове с хозяйничают с такой же легкостью, как и у животного.

— Хватает. А что, у магглов нынче много секретов? — Джорджия с интересом приподняла бровь.

— Хватает, — эхом отозвалась я.

— Да ладно, не обижайся. Купи себе какою-нибудь защитную побрякушку и живи спокойно. Правда они дорогие… Хотя, как бы то ни было, проще будет сэкономить на защитные серьги, чем изучить окклюменцию — это техника ментальной защиты.

— Она настолько сложная?

— Да не то чтобы сложная… Это даже не наука, а рефлекс, защитная реакция. Человек, который тебя тренирует, вламывается в твой мозг и видит все, каждую мерзкую вещь, которую ты совершила, каждый поступок, который причинил боль тебе. Ты и сама заново все это переживаешь, причем за считанные секунды, а это ломает и выворачивает человека. Слишком высокая психологическая нагрузка, ослабить которую можно только путем создания щитов. Появляется страх, что эта пытка снова повторится, настолько сильный, что человек, освоивший окклюменцию, держит щиты постоянно, а значит и постоянно помнит о том, что именно находится за этими щитами. Освоить защиту разума без природных способностей — значит поломать себе психику. Это, как правило, вынужденная мера, хотя встречаются и мазохисты, занимающиеся этим для общего развития.

— Ужасно. Но и быть под контролем, как этот медведь… — я поежилась.

— Это же не Империус, Апполин скорее всего просто контролирует уровень агрессии зверя, — вставила София, ставя точку в этом разговоре. — О, а вот и мой балбес.

И действительно, в зал ворвались Фоули и Крам… в костюмах Снегурочки. Танцуя танго. С элементами… Польки?? Представление длилось всего минут двадцать, а под конец всем первокурсникам даже раздали по шоколадке. И, естественно, большая часть тут же принялась лопать неожиданное угощение, даже несмотря на заваленные едой столы. По правде сказать, шоколад был вкусным. Но тут Делакур оставил свою вейлу, подбежал к медведю, забрал у Распутиной непонятно откуда взявшийся посох и ударил им по полу. Ожидаемо полетели разноцветные искры, которые — несколько неожиданно — сложились в слова:

КОМАНДА МЕЧТЫ!

Сеем любовь, радость, счастье и плотоядную пшеницу. Выезд на дом. Сроки посевного периода ограничены

И словно по команде, у ребят начали отрастать хвосты, рога, щупальца, крылья, огромные уши. У меня так вообще — хобот. Все эти украшения пропали через несколько минут, но лица первокурсников светились еще очень долго. Самые бережливые открывали и съедали свои шоколадки, чтобы через минуту присоединиться к разномастным однокашникам

Наверное, такое бестолковое окончание этого года оказалось для меня необходимым стимулом. Во всяком случае, уже ночью, лежа в кровати, я думала о том, что готова пережить этот невероятно сложный семестр еще раз, если это поможет мне наконец-то стать настоящей частью волшебного мира.

Я очень чудесный человек. Друзья у меня — волшебные. Одноклассницы — сущие ведьмы. Словом, количество чудесатостей на квадратный метр зашкаливало, что и привело к закономерному результату — я устал удивляться.

Если все первое полугодие все первоклашки, включая меня, слонялись по Хогвартсу с открытыми ртами, то после Рождества все начало восприниматься… По-другому. И, наверное, это не плохо. Глаз чаще останавливается на маленьких, незаметных раньше вещах. Например, именно так Гвендолен заметила, что я пишу маггловскими ручками, которые украл у нее на последнем занятии по Уходу за волшебными существами. После чего мои руки чудесным образом превратились в щупальца, и я попал в больничное крыло почти на день. Испробовав действие присосок на всех доступных мне поверхностях, я решил прилепиться к Нотту, но присосался слишком сильно. Тогда он притащил меня к старостам, и я прилепился второй рукой-щупальцей к Малфою. Благодаря экспериментам Раян, в больничном крыле мы сидели втроем, мне было не скучно, и я даже вернул утраченную способность удивляться.

Но вернемся к вещам насущным. Наши тренировки на поле трансфигурации не стояли на месте, хотя здесь именно Джеймс был впереди всех. Серьезно, я на какой-то момент решил, что он — внебрачный сын МакГонагалл. Впрочем, он слишком часто срывал ей уроки, чтобы это было правдой.

А еще мы обнаружили склад старых метел! Если честно, у меня и вполне новые особого доверия не вызывали, но Джим и Сириус настолько обрадовались этой находке, что решили летать тайком по ночам. И, надо сказать, нам удавалось держать в тайне эту проказу почти месяц!

В марте произошла и вовсе невероятная вещь — декан Гриффиндора ушла на больничный. Не то чтобы она заразилась или что-то еще. Видимо, из личных комнат МакГонагалл открывался изумительный вид на окрестности, что заставило ее однажды ночью распахнуть окно и на мгновение застыть у подоконника. А может быть, она все-таки нас заметила и собиралась окликнуть. В общем, Джим не справился с управлением и влетел прямо в декана на полной скорости. Не знаю, что именно испытала женщина средних лет, когда к ней в окно влетел первокурсник на метле и свалился на нее и как именно отреагировала на подобное, но… После той ночи Поттер невероятно зауважал МакГонагалл «как профессора, как человека, как лингвиста», что бы это ни значило.

Разбирательство было отложено до ее выздоровления и все это время Джим себе места не находил. В конце концов, я не выдержал.

— Да даже если тебя исключат — что с того? Поступишь в какую-нибудь другую школу.

Джеймс недоуменно вытаращился на меня, казалось, у него даже линзы на очках больше стали.

— Вообще-то, Хогвартс — единственная школа магии в Британии. На палочках несовершеннолетних волшебников находятся чары Контроля — нам нельзя колдовать за его пределами. А если ты не будешь колдовать, то можно даже стать обскуром…

— Это еще что за зверь?

— Если долго подавляешь свою магию, то однажды она подавит тебя и еще много всего вокруг. Твоя личность умрет, а ты станешь злобным сгустком волшебной силы. А потом тоже умрешь, — спокойно разъяснил Поттер последствия отчисления из школы.

— Или тебя Отдел Тайн на опыты заберет, — просочился Сириус.

— Простите, что?! — я обернулся к Люпину. — Рем, что они несут? Или учись, или умри, так что ли?

— Вообще-то, они правы, — пожал плечами Ремус так, как будто мы говорили о погоде. — Я мог бы стать обскуром с зависимостью от лунных циклов, если бы Дамблдор меня не принял в Хогвартс. Богатые семьи с ненаносимыми поместьями могут себе позволить обучать детей втайне от Министерского Контроля. Но большая часть все же учится в Хогвартсе. Отсюда редко отчисляют, но все же бывали… Прецеденты.

У меня сложилось такое впечатление, будто сила, писавшая законы вселенной и юриспруденции этого мира, в один момент решила «а было бы прикольно добавить взрывающихся детей от того, что они не могут использовать магию в мире, где могут отчислить из школы и посадить за колдовство за ее пределами». Что происходит вообще?!

Оставалось надеяться на милосердие к Джиму.

Целую неделю профессор Трансфигурации не появлялась в школе — старшекурсники говорили, что на их памяти такое впервые. Зато нам посчастливилось увидеть самого директора в роли преподавателя! Раньше именно он занимал место МакГонагалл. По правде сказать, преподает он зрелищно. Сперва мы хотели подшутить над ним, но он вдруг повернулся и посмотрел на нас такими добрыми и прекрасными глазами… Я был готов шутить над всем миром, но никогда, никогда, НИКОГДА не опущусь до того, чтобы обмануть этого чудесного человека. Не знаю, как именно Дамблдор это делает, но реакция на него у всех одинаковая и это… Обескураживает.

В конце занятия Дамблдор удивил уже меня. Мне удалось превратить стакан в чашку одному из первых в группе и тогда случилось нечто из ряда вон. Он подошел ко мне, наклонился и шепотом произнес:

— Пять баллов Слизерину.

Он что, знает, где я учусь? Он что, сказал это шепотом, чтобы никто не услышал? Видимо, что-то такое отразилось в моем взгляде, что глава Визенгамота и обладатель Ордена Мерлина еще раз наклонился ко мне:

— Тебе все равно никто не поверит.

Это была правда. Мне не поверил даже Сириус, а уж он-то мне всегда верил! Но в этот момент я понял, что Дамблдор, хоть и имеет какую-то странную ауру доброжелательности, все равно остается человеком и даже человеком с чувством юмора. Так что я задумал свою собственную шалость.

Школьный завтрак — своеобразное время. Кто-то успевает поесть раньше, кто-то спускается к самому концу, но вся школа никогда не бывает в сборе на завтраке. Та же история и с ужином, ведь у всех в разное время заканчиваются занятия и факультативы. Но вот на обед ходят все без исключения. Однажды я даже видел за обедом Филча. С учетом того, что после того раза мне так и не посчастливилось снова его там обнаружить, я пришел к выводу, что это было сделано для отвода глаз и на самом деле завхоз не ест человеческую пищу, а питается страхом и отчаянием.

Так вот, спустя два дня после памятного урока Трансфигурации, школа спустилась на обед. Ученики, учителя. Директор.

Вот он медленно проходит к своему месту… Медленно садится… И наконец…

Изумленный вздох пролетел по Большому залу. Я же говорил, что мы прокачали трансфигурацию. Отсроченные чары перемены цвета, наложенные на стул я точно потяну. И я это сделал. Впервые за долгие годы преподавания Альбуса Дамблдора тот сидел перед всей школой в абсолютно черной мантии. Без звезд, кактусов и апельсинов. Строгий, черный цвет.

Пару мгновений он даже не понимал, в чем дело. А когда понял, то осмотрел свою мантию с таким первобытным ужасом, будто она была сделана из Снейпа. Его губы беззвучно двигались, и я почти мог прочитать по ним: «Нет. Нет. Нет, нет, нет». Наконец, директор вскочил с кресла, снял с него чары и вернул своей мантии первозданный лимонный цвет. Переведя дух, он безошибочно нашел меня за столом Слизерина (сегодня я решил изменить локацию, для маскировки), прищурился и едва заметно кивнул. После чего широко улыбнулся и мне стало не по себе.

— Прекрасная шутка, мистер Петтигрю. Однако вынужден снять один балл с Гриффиндора, ведь колдовать на переменах запрещено.

В принципе, справедливо… Стоп, что? С Гриффиндора? Он же знает, что я слизеринец!

Сдавленное хрюканье заставило меня обернуться. Раян безуспешно пыталась сдержать смех и, разве что под стол не сползала.

— После того, — начала было она, но снова зашлась сдавленным хихиканием, — после того, как сам директор, — опять смех, — сказал, что ты — грифф, то уже никто точно не вспомнит, откуда ты на самом деле. Держу пари, тебя даже в выпускном альбоме с курсом Гриффиндора напечатают.

Как ни печально, но она была права. Это была достойная месть от Дамблдора и с этих пор я зауважал его не меньше, чем Джим — Минерву. Хотя, казалось бы, я уже не мог уважать его больше, с учетом того, что он ни разу не напомнил мне о случае в Гринготтсе перед поступлением. Он был бы отличным Мародером!

К выходу Минервы с больничного готовились всей компанией. Джеймс решил выпросить себе снисхождение весьма экстравагантным путем и предложил идею, от которой просто невозможно отказаться.

Больше, чем квиддич, причастностью к которому мы уже успели ее обрадовать, она любила, пожалуй, только Шотландию и Трансфигурацию. И Джим решил совместить.

Были задействованы все наши сильные стороны. И не только наши, мы привлекли к участию всех, кто согласился. Из Гриффиндора, конечно. Оказалось, что Марлин МакКиннон неплохо играет на флейте. Сириус, как настоящий аристократ, умел танцевать, наверное, все на свете. Ремус по запаху в теплицах умудрился отыскать символ Шотландии — чертополох. А я был флористом и модельером. И «на шухере» стоял. Сейчас поймете почему.

Когда профессор МакГонагалл приблизилась к классу, было тихо, как никогда. Гриффиндорцы готовились покорять своего декана собственными гениальными проделками, а на слизеринцев мы наложили Силенцио.

И вот, она зашла и… По моему сигналу толпа гриффиндорцев одновременно выполнила отрепетированный пасс палочкой в свою сторону и в сторону подведомственного слизеринца. Вообще, было весело выбирать, кому какой достанется. У меня, конечно, Раян, это личные разборки и передавать ее кому-то другому было бы неблагородно. Эванс, конечно же, захапала Снейпа, а его, между прочим, хотел Сириус. Впрочем, он и сам согласился, что Мальсибер куда лучше — у того глаза, как у спаниеля. Ремусу досталась Лора Забини, потому что он оборотень и у него повышенная устойчивость к некоторым ядам.

Итак, вспышка магии — и брюки и юбки всего первого курса трансфигурированы в килты. Шить умею только я, так что именно я и проектировал, как они должны выглядеть в конечном итоге. Вроде симпатично вышло.

Через мгновение заиграла флейта МакКиннон, которой не досталось слизеринца, потому что она была ответственна за музыку. Вскочил на ноги Сириус, обутый в ботинки для степа, а за ним вскочила вся остальная группа. Нам он показал только самые простенькие движения, а сам в начале выдал десятисекундное сольное выступление.

Я краем глаза поймал офонаревший взгляд МакГонагалл, и тут Джеймс подошел прямо к ней с прекрасно оформленным букетом чертополоха (я флорист, напоминаю) и торжественно вручил. Она даже приняла. Ну, как приняла. Он всучил, а она рефлекторно продолжила держать. Аж побелела. Как бы инфаркта не было, а то только с больничного вышла.

— Профессор МакГонагалл, — начал Джеймс, — я знаю, что нарушил много правил, что абсолютно обнаглел, что мог умереть, мог убить вас и еще много чего. Простите меня, пожалуйста.

В этот момент флейта затихла, а мы все дружно встали на колени. Для убедительности и драматизма.

Пару мгновений профессор хватала ртом воздух, не находя слов. И наконец…

— Пятьдесят баллов с Гриффиндора, мистер Поттер, — отличница Эванс позеленела. — За ваше поведение вы будете два месяца посещать отработки у мистера Филча. И сорок баллов Гриффиндору за отличную трансфигурацию.

У Эванс отлегло от сердца. Джеймс так обрадовался, что даже не сказал спасибо, только кивал, как болванчик и радостно улыбался. А после занятий МакГонагалл снова подозвала лохматого к себе.

— Пообещайте мне одно, мистер Поттер, — медленно проговорила профессор. — В следующем году вы и мистер Блэк пройдете пробы в квиддичную команду Гриффиндора.

Что ж. Спортивные фанаты, они такие.

И за всей этой радостью мы даже не расколдовали слизеринцев. Как назло, трансфигурация была последним занятием перед письменной контрольной по Чарам, так что писали они ее под заклятьем немоты. Пока на ужине не расколдовали.

Короче, еще на недельку я переехал в апартаменты Гриффиндора. Теперь, даже если бы меня спросили, почему я живу в чужой гостиной, я всегда мог ответить, что это решение Дамблдора. Как назло, никто не спрашивал.

Вообще, вся эта история многому меня научила. И заставила снова перечитать Волшебника из страны Оз. Потому что наша компания Мародеров очень смахивала на недостающую начинку главных действующих персонажей той сказки.

Ремус так много раз проявлял чудеса сострадания, что и не вспомнить. Из последних, разве что, приходит в голову случай с Гвендолен. Я тогда, наверное, перегнул палку. В общем, дело было так.

По выходным в совятне всегда толпа студентов. Все хотят отправить письма домой, да и я уже приловчился и раз в месяц через Кучерявое братство доставлял Роджеру и маман весточку. Маман, правда, так ни разу и не ответила, но через Роджера мне писала вся деревня — по паре строчек каждый. С кучей ошибок и чрезвычайно коряво, но писали. И Кучерявое братство тоже писало. Обещали встретить в Лондоне, когда вернусь из школы летом. Приятно.

Конечно же, я всегда отправлял Джинджер. И вот, стою я в совятне, и вижу, что мою Джинджер захапала Раян!

— Гвендолен! Это моя Джинджер, я ее всегда отправляю. Найди себе другую.

Она отказалась. Началась перепалка и в меня попало заклинание ватных ног. Упав на пол, я все еще был в состоянии сделать пакость — и спалил ее письмо. Казалось бы — другое напишет.

— Ты что натворил? — малюсенькие глаза Гвен стали круглыми-круглыми. — Придурок! Там же были фотографии!

Лицо девочки покрылось неровными красными пятнами, а губы мелко задрожали. И вот пока Сириус меня расколдовывал, Ремус побежал за Гвендолен.

Он вернулся вечером, немного уставший, но, в целом, светло улыбающийся, как обычно. Я, правда, надеюсь, что он так не улыбается в волчьем виде, а то это и в человеческом выглядит слегка жутковато.

Мы с Джимом и Сириусом в этот момент как раз пытались обставить МакКиннон в покер. Оказалось, эта девчонка умеет не только на флейте играть. Вон, Сириус уже вдохновился.

— Пит, — окликнул меня Ремус, заходя в гостиную. — На пару слов.

— Эх, долг зовет. Простите, ребята, — кивнул я парням и Марлин, выходя из игры.

— Ну как? — спросил я, подойдя к Рему. Тот предложил снова выйти из гостиной и прогуляться до переговорной. В принципе, до отбоя был еще час, так что — почему бы и нет.

— Мы тебе поесть на ужине захватили, — вспомнил я и свистнул Сириусу, который, как по команде, бросил мне сумку из другого конца гостиной. — Ты ж голодный, наверное. Там, правда, только бутерброды, контейнеры и термосы у нас не при себе.

— Сойдет, — Рем сунул нос в сумку и чуть не навернулся со ступенек. — Спасибо.

В переговорной все еще немного пахло сыростью, хотя мы уже понемногу облагораживали помещение. Пару недель назад я даже спер самый удобный стул из гостиной Слизерина — все же есть плюсы в том, чтобы просыпаться раньше всех. А Сириус притащил из дома после каникул какой-то старый, но вполне еще мягкий семейный гобелен. Вместо пледа, он сырость меньше впитывает.

— Знаешь, а ей ведь тоже не сладко на Слизерине приходится, — заметил Рем. — Она не родовитая, не богатая, да и, чего греха таить, далеко не красавица. Большая часть родни — магглы. Ее родители так и не застали колдографий, когда учились в Хогвартсе и был неплохой шанс показать, как тут все устроено, ее бабушкам и дедушкам. Те, у кого есть камера, берут за фотографии дороговато, но ей удалось подсуетиться и сделать несколько снимков. И ты их, вроде как, спалил, пусть и не знал…

Разговор вышел несколько скомканным, я все же не очень хорошо умею говорить. Но главную мысль я уловил. Ремус — то, чего не доставало Железному Дровосеку и то, чего часто не достает нам. Большое и теплое сердце Мародеров.

Наверное, поэтому они с Сириусом часто собачатся друг с другом. Мы все дружим, но очень часто рассудительный Ремус оказывается слишком чувствительным, а взбалмошный Блэк — слишком мозговитым. А мозги с сердцем никогда особенно не ладят.

Например, после разговора с Люпином, я разыскал некую Риту Скиттер. Слизеринку с камерой и блокнотом. Говорят, отравила жизнь даже Слизнорту — а это показатель.

По правде говоря, денег у меня не было, но мне не хотелось серьезных разборок с Раян, меня вполне устраивают еженедельные переворачивания тарелок с супом на головы друг другу и веселые переписки о смысле жизни на полях ее эссе накануне сдачи. Так что, я шел договариваться.

А договариваться — это к Блэку.

Рита Скиттер представляла собой особу крайне отталкивающего характера, при всей своей напускной елейности. Суетливая, постоянно что-то перебирающая в пальцах, она напоминала какое-то насекомое или особо болезного грызуна. Одежда — как будто ограбила Локхарта и Малфоя одновременно, но так и не смогла решить, какой стиль предпочесть, посему — напялила все сразу. Слишком яркий макияж, слишком длинные ногти, слишком высокий каблук. В совокупности, все это ее так сильно старило, что на вид я бы дал не шестнадцать, а как минимум двадцать семь. Не самый пожилой возраст, конечно, но в шестнадцать лет так выглядеть надо умудриться.

Вначале она нас даже слушать не хотела. Но Сириус действительно хороший дипломат.

— Знаешь, Рита, я тебя понимаю. На самом деле, даже очень хорошо понимаю. Я бы тоже не стал связываться с Блэком, особенно после знакомства с одной из представительниц нашей семьи. Хотя, наверное, ты их всех знаешь? Белла даже меня пугает, если честно, хотя самая жуткая из наших — это Нарцисса. Она за свою семью с милой улыбкой тебя подставит так, что даже истинное пророчество не спасет. Андромеда самая спокойная, учится хорошо. Ты знаешь, она справочник семейных проклятий всего за месяц вызубрила от корки до корки! Так что я тебя понимаю. Но я не такой, правда! Проси, что хочешь, мы все выполним, только помоги с колдографиями.

Скиттер даже не пошевелилась и только фыркнула к концу речи. Впрочем, этим она себя и выдала. Суетливая по натуре и ни разу не дернувшаяся во время речи Сириуса — да ее проняло, и еще как.

— Не пытайся запугать меня родней, мальчик. Я на таких, как ты, собаку съела. Впрочем, есть кое-что. Филч конфисковал мое Прытко Пишущее Перо. Достанешь мне его — будут тебе снимки.

— Идет! — согласился я, даже не спросив Сириуса, после чего схватил того за локоть и уволок в сторону переговорной.

— Ты спятил? Джим только что чудом отчисления избежал! Еще и нас подставить решил?

— Все под контролем, Сириус. Задачка посильная, я справлюсь.

— В чем справишься? — рядом нарисовался вечно лохматый Джим.

— Этот придурок пять минут назад подписался на то, чтобы обворовать Филча! — не дал мне и рта раскрыть Сириус.

Джеймс медленно повернул голову в мою сторону. Пока я обрисовывал ситуацию, мы добрались до переговорной. Естественно, Джим сразу подписался. Если Ремус — сердце, а Блэк — мозги, то Поттер — храбрость. Безрассудная и абсолютная. Я в этой компании Тотошка. И именно из-за моих выходок, окружающих то и дело норовит ураганом отнести в волшебную страну со всеми пожитками. Причем, чем дальше, тем страна волшебнее. Гудвин, в свою очередь — Хогвартс. Он дает нам по мозгам, по сердцу, по голове, и не щадит даже меня, бедного Тотошку, которого неизвестно каким ветром сюда занесло.

Поскольку Джим у нас — храбрость, а еще именно он отрабатывает по вечерам у Филча, то отвлекающий маневр тоже был на нем. Задача Сириуса — в том, чтобы просчитать график дежурства преподавателей и найти безопасный путь для того, чтобы пробраться к его кладовке. Время и дорогу мы помечали на бета-версии Карты Мародеров. Мы измерили все наиболее часто используемые помещения и, хотя работы был еще непочатый край, подробную траекторию движения к посту Филча можно было наметить.

Ремус у нас не просто сердце. Ремус у нас оборотень, которого шарахаются животные направо и налево. А значит — он брал на себя задачу класса А — не допустить миссис Норрис в кабинет Филча, к Филчу и на нашу траекторию движения, а также — не «засветиться» с ней прямо на пути дежурного преподавателя.

В это время я, вооружившись сквозным зеркалом (семейный артефакт Сириуса) должен был выкрасть Перо. Время, дорогу и непредвиденные ситуации должен был регулировать Сириус на другой стороне зеркала, сидящий в переговорной.

График дежурств изучали полторы недели. Траекторию составляли еще день. Зубрили все в течение следующего дня и наконец — час настал.

Вечером из переговорной вышли трое учеников с красными галстуками и рассредоточились по школе.

— Пит, уже восемь минут, ты должен уже пройти лестницу, ускоряйся!

— Да иду я!

Если честно, это было о-о-очень страшно. По вечерам в замке даже свечи не горели, в дальних уголках они потухали немного раньше, что затрудняло возможность ориентирования. Люмос — слишком хороший способ выдать себя. Приходилось идти по бесконечным коридорам без окон чуть ли не на ощупь.

И вот — кладовка Филча. Комментирующий мои передвижения Сириус заткнулся минуту назад, чтобы не привлекать внимание, и я с опаской вошел внутрь.

— Все чисто.

— Отлично. Лонгботтом сказал, что коробка конфискованных вещей спрятана в шкафу на нижней полке.

Я огляделся. Шкаф водрузился в самом углу, но все равно занимал значительную часть комнаты. Даже странно, полупустой замок, а нормальное рабочее место человеку так и не выделили.

А вот и коробка. Что тут у нас?

Навозные бомбы — о, так это ж наши! Забрать надо. Фейверки — пригодятся. Чьи-то волосы. Какая-то гадость. Достоевский. О, Перо! Волшебные попрыгунчики — тоже понадобятся. А вот и огневиски — это Лонгботтом попросил вернуть, если выгорит.

— Питер, время!

Завернув все это счастье, я, чудом не попавшись в последний момент Флитвику, вернулся в переговорную и перевел дух. Заметно полегчало и Сириусу, хотя от Ремуса не было вестей. Не тратя время зря, мы принялись перебирать навозные бомбы, фейверки и попрыгунчики, сортируя их на рабочие и уже испорченные. Конечно, в дело пойдут все, это делается, чтобы выбрать правильный подход.

Наконец, пришел Рем, исполненный солидарности с незнакомым ему Умидом Чангом относительно миссис Норрис.

— Это не кошка. Это какой-то высший разум из глубинных кругов ада. Она меня трижды чуть на Слизнорта не вывела!

Судя по тому, что его не схватили, Джеймс со своей задачей отвлечения Филча тоже справился хорошо. Обычно завхоз оставлял провинившегося в Зале Наград и уходил в патрулирование до назначенного часа, однако Поттер, похоже, проявил чудеса изобретательности.

Кстати, о Поттере. Ему пора бы уже появиться. Однако — тишина. Через полчаса мы уже не знали, что и думать, как заявился Джим.

— Где тебя носит? — вскинулся Сириус, едва лохматый зашел в переговорную. — Твоя отработка закончилась сорок минут назад!

— Парни, вы не поверите. Я, похоже, только что подружился с Филчем.

Повисла тишина.

— Как подружился? — Это Рем, у которого не вышло подружиться даже с кошкой Филча.

— Мы пили чай. Мой дядя, Флимонт, разводит низзлов, он и меня в детстве привлекал к этому. Начали говорить про кошек, я ему пару хороших средств по уходу подгоню, только родителям напишу. Короче, если так дальше пойдет, то мы по ночам сможем шастать с попустительства самого Аргуса Филча!

Это было сильно. Ни одна маскировка не будет столь надежна, как закрытые глаза никогда не дремлющего завхоза. Ради этого не жалко и в авантюру ввязаться.

— Только это, — всполошился Джеймс, — Пит, ты все на место поставил? Не догадается?

— Все сделано в лучшем виде. Вряд ли он дотошно помнит все конфискованные вещи или каждый день пересматривает список. Даже если обнаружит через пару недель — там уже ничего не найдешь.

На следующее утро мы торжественно вручили обалдевшему Лонгботтому его огневиски, а потом — не менее торжественно — показали Скиттер ее Перо. Через два дня произошел торжественный обмен снимков на канцелярию и я поскакал к Гвендолен.

В гостиной Слизерина, по понятным причинам, я не показывался с того момента, когда сжег конверт. На глаза товарищам по факультету попадался редко, одним словом — золото, а не полукровка. Так что встретили меня более или менее радостно. Люциус даже снова попытался улыбнуться. Конечно, опять получилась гримаса, но я показал, что ценю его попытку, дружески похлопав по плечу.

О, а вот и Раян.

— Гвен!

— Чего тебе? — девочка отложила книгу. — Если пришел извиниться, то не стоит — времени прошло достаточно, чтобы я поняла, что ты не знал про колдографии.

— Вообще-то, не совсем, — Раян приподняла брови. — Я вроде как проделал работу над ошибками и, раз уж по моей вине, у тебя не осталось фотографий, то вот тебе эти. Тут Большой Зал, горгулья у кабинета директора, тренировка на квиддичном поле, кабинеты Чар, Трансфигурации и Зелий, гостиная Слизерина… А еще помнишь, я тебе позавчера домашнюю работу по Зельям испортил и ты на меня наорала? Так вот это мы специально, чтобы тебя сфотографировать незаметно. Ты, когда мне опять цветы на голове вырастила, даже улыбаться стала, так что на снимке ты счастливая. А еще там я есть, с цветами на голове, рядом с Джеймсом. У него там зубы, как у белки — ему как раз Снейп какую-то гадость подмешал. Так что сможешь показать, как действуют на людей чары и зелья.

Гвен распечатала конверт и с первой колдографии ей счастливо махали цветастый я и зубастый Джим на фоне больничного крыла.

— Извинения приняты, Петтигрю, — Раян широко улыбнулась.

Внезапно она встала, порывисто обняла меня и шепнула на ухо:

— Это тебе за мою домашку по Зельям добавка.

Я в ужасе отскочил от нее и подбежал к зеркалу, чтобы увидеть, как медленно обрастаю шерстью. Что ж, отношения с Раян вернулись на круги своя. Сегодня я вернусь в общежитие Слизерина и Джонни отнесет особо вонючую навозную бомбу под дверь Гвендолен. Жизнь продолжается.

Знаете, весна в Дурмстранге разительно отличалась от того, что я видела в Англии. В прошлой жизни она проходила как-то вскользь, мы почти не обращали на нее внимания, ведь с ее приходом появлялось множество типичных деревенских забот. Весна семьи Эванс была чуть более насыщенной, мне она даже понравилась — спокойная, равномерная, немного подернутая туманной дымкой, типичной для Британских островов.

Здесь она была другой. Снег лежал почти до самого апреля, чередуя потепления и заморозки, слякоть и гололедицу, и казалось, что зиме не будет конца. Как назло, в это неуютное время отчаянно хотелось солнца и покоя, но преподаватели загружали контрольными работами и длиннющими эссе. Я почти неделю просидела в библиотеке безвылазно. А весна пришла, «как тать ночью». Просто однажды я открыла глаза и буквально задохнулась от яркого, по-летнему теплого солнца, буйства стремительно расцветающих деревьев. Снег не успевал сойти, как под ним обнаруживалась сочная, зеленая трава. Весна в Дурмстранге была стремительной и буйной. В какой-то момент я даже подумала, что «буря и натиск», с которыми ассоциировали название школы, связано именно с этой весной. Казалось, даже ночь была пропитана весенним светом, а возможно, что так оно и было.

Впрочем, для того, чтобы осознать внезапность и красоту этой дикой, напористой весны, достаточно одного упоминания, что я ее заметила. Мое расписание заметно сократилось относительно прошлого семестра, но все же состояние хронической усталости следовало за мной по пятам. Я едва доползала до кровати, была выжата физически, магически и морально, дни казались одновременно однообразными и насыщенными, постоянно перемешивались между собой, и порой я даже не замечала, как заканчивается одна учебная неделя и начинается другая.

Мне так и не удалось ни с кем подружиться. Да что там подружиться, хотя бы просто познакомиться. Дурмстранг — школа-интернат, в которой одновременно безвылазно находилось чуть больше трехсот студентов, и к концу года даже первокурсники успевали хотя бы заочно познакомиться со всеми учениками. Я же отгородилась от мира стенами тренировочного зала и не менее прочными заграждениями из книг.

Еженедельно приходилось посещать мадам Безупречность для плановых осмотров, а в остальном — до самого мая не произошло ничего, заслуживающего отдельного упоминания. Мою рутину разбавляла разве что привычная грызня с Фоули, который, однако, поумерил свой энтузиазм и все чаще появлялся в компании Распутиной. При ней я тоже предпочитала особо не лезть на рожон, особенно после того, как в апреле за мной неделю следовали по пятам мертвые крысы, летучие мыши и прочая гадость разной степени разложения. Сам же Фоули, очевидно, предпочитал пикировки на равных, поскольку проклятье от некроманта оказалось разовой акцией, после чего Зоя особо не вмешивалась в наши перепалки, хотя я тоже не сильно наглела.

Забавно, но когда в начале мая я на пару дней попала в больничное крыло из-за неверно наложенного заклинания, дохлая крыса притащила мне записку с пожеланиями выздоровления и мозгов для тупого следования технике безопасности и инструкциям в учебнике. Возможно, что совсем немного, но мы все-таки подружились: настолько, насколько это вообще возможно для нашей разницы в возрасте и моей загруженности.

С другой стороны, легкая оттепель в общении с подружкой Фоули ничуть не согрела наши с ним отношения — я по-прежнему получала снисходительные советы и усмешки по поводу своих усилий, а он по-прежнему получал за них по голове. Самое удивительное, что он в процессе уворачивания успевал критиковать мою технику швыряния предметов и накладывания на него заклинаний. Собственно, благодаря этой конструктивной критике, к концу года я уже мастерски швырялась в него вещами и заклятьями и в половине случаев даже попадала. Слабый магический резерв требовал изобретательности и точности, я почти не могла пользоваться заклинаниями из школьной программы и приходилось заменять их на менее энергозатратные комбинации бытовых и шутовских чар. Даже забавно, я знала вдвое больше заклинаний, чем третьекурсники, при том, что эффект от их наложения был одинаковый.

Тренировалась я, конечно, не только на Фоули. Учебу осложняла необходимость поиска заменяющих связок почти для каждого нового заклинания, необходимость их отработки и тренировки точности прицела. Если студент промахнется, то ему ничего не стоит повторить заклинание. Мне требовалось повторить несколько заклинаний друг за другом, что отнимало время и растрачивало и без того мелкий магический резерв. Поэтому в тренировочных залах я почти сутками швырялась перекрашивающими лучами в мишени, поэтому я так внимательно слушала критические замечания Фоули, поэтому я так подолгу сидела за книгами.

Но, наверное, это того стоило. Когда на экзамене мне попалось задание по превращению тарелки в вилку, я, на бумаге рассчитав верную трансфигурационную формулу, получила зачет по теории и доступ к практике. Другое дело, что для проведения даже такой простенькой трансфигурации у меня не хватает сил. Мне пришлось сперва заклинанием вытянуть форму тарелки до состояния фарфоровой колбаски, потом сплющить один конец бытовым заклинанием для экономной упаковки вещей, потом разрезать этот конец на четыре части. Конечная конструкция напоминала вилку лишь отдаленно, исполнение отличалось от формулы, но формально задача была выполнена и, с учетом адекватного теоретического ответа, я набрала минимальный проходной балл. Похожая ситуация была и с другими магическими предметами.

Тот факт, что мне удалось сносно сдать волшебные предметы удивил меня не меньше, чем то, что я таки сдала РЭК. Профессор плакала и говорила, что достигла вершины своей педагогической карьеры, раз за год смогла научить меня основам светского этикета магического мира. Признаться, окружающие были поражены не меньше.

И да. Я провалила Полеты. Мне все же придется пересдавать этот предмет во взрослом возрасте для того, чтобы получить право на управление метлой. Конечно, маги летали едва ли не с пеленок, и то, что я даже по прямой нормально двигаться не могу, считалось жутким позором. С другой стороны, обыватели редко пользовались метлой как средством передвижения, предпочитая аппарацию и каминную сеть. С моими силами самостоятельную аппарацию я в жизни не потяну, а если срочность ситуации допускает длительное путешествие на метле, то время на то, чтобы дойти до ближайшего камина у меня и подавно будет. Так что, если не брать в учет уязвленное самолюбие и недюженный позор в течение ближайших нескольких лет, ничего критичного не произошло.

Близился выпускной. Одна из традиций Дурмстранга — каждый год устраивается праздничный пир в честь последнего курса. Для меня это тоже особенный день. Последний день, когда я вижу этого придурка Фоули.

И вы не поверите, с кем он пришел на выпускной. Будучи старостой, торжественно открывать бал предстояло именно ему и в партнерши Фоули выбрал… Русалку. Серьезно, стеклянный аквариум на колесиках, а там сидит прекрасная дева с прекрасным хвостом и прекрасными же перепонками. «По регламенту не запрещено» — и это он директору выдал. Чувствую, регламент после этого вечера поправят…

К слову, Распутина и вовсе пришла с кентавром. При всем при этом я уверена, что как с кентаврами, так и с русалочьим народом об этом фарсе договаривался Крам. Хотя сам Стефан решил не выделяться, насколько это вообще возможно для сноба его уровня. Вполне обычная спутница, хотя я не слишком-то разбираюсь в волшебной фауне. Монтекки вон, тоже человеком кажется. Так или иначе, спутница Крама имела гуманоидную форму — и то хлеб.

Танец выпускников прошел сногсшибательно. Преимущественно с ног сшибал аквариум на веревочке и временами — кентавр.

После вручения аттестатов Фоули, русалка-на-колесиках, и его компашка друзей разыскали меня.

— Я обещал подарить тебе цветы лично, если ты сдашь экзамены, — оповестил экс-староста на подходе. — Честно говоря, это настоящее чудо, мы все удивлены, так что вот.

Петуньи. Для Петуньи. Букет одноименных цветов. Какая пошлость все-таки. Я украдкой бросила взгляд на кентавра — похоже, он со мной согласен. А уж кентавры секут в символизме.

— А я удивлена, что тебя не исключили за твои выходки в течение обучения, — я выразительно покосилась на аквариум. — Куда таких как ты только работать берут?

Фоули как-то странно переглянулся с Делакуром и Крамом.

— Мороженщик. Ну, или клоун. Буду дарить счастье и радость окружающим.

И, отсалютовав мне неизвестно откуда взявшимся мороженым, удалился в окружении своей бессменной свиты. Только колесики скрипели и копыта цокали. Какой же все-таки позер.

— Да ладно тебе, он же просто дурачится! Или магглы не развлекаются?

Кажется, последнюю фразу я произнесла вслух.

— Изыди, Каркаров, ты мне еще осенью надоел, — устало выдохнула я, прикрыв глаза. — Хочешь поговорить — отбери у Фоули мороженое и принеси мне, а там посмотрим.

— Акцио, мороженое Фоули, — послушно фыркнул второкурсник, чем немало меня удивил.

— Не то чтобы я горел желанием с тобой поболтать, но идея-то неплохая, — тут же добавил Каркаров.

Впрочем, Фоули тоже меня удивил, и я его даже зауважала. Он не разжал рук и его протащило через весь зал вместе со злосчастным мороженым.

— Это покушение. Я буду жаловаться. Не отдам, — выпускник еще крепче вцепился в рожок, хотя, казалось бы, куда уж крепче.

— И как ты собрался дарить счастье и радость окружающим, мороженщик? — поинтересовалась я, глядя на него.

— Это вопрос окружения. Вам я ничего дарить не подписывался. С тебя и цветов хватит, Эванс. Кстати, поставь их в воду. Они живые, я не колдовал, я с клумбы надергал.

— Очаровательно.

— Вернон, потом с малышней поцапаешься, Стефан обещал продать тебя родителям Делакура на ингредиенты, если ты еще хоть раз улетишь из-за Акцио.

Итак, нашу светскую беседу прервала Зоя Распутина на белом кентавре, гордо проехавшая мимо и как-то на ходу Локомотором забросившая Вернона Фоули поперек спины своего спутника.

— Не судьба, видать, Каркаров, — пропела я, провожая взглядом мороженое, уносящееся на кентавре в далекие дали родного Дурмстранга, навстречу Стефану Краму и, очевидно, потомственному зельевару Делакуру.

— Да я, собственно, по делу. Неделя до распределения тебе осталась. Цепеш просил отловить и сказать, чтобы ты к нему зашла, вроде как, он твой консультант.

Ах да. Распределение. Со следующего года мне предстояло профильное обучение. Всю ватагу студентов с четвертого курса разбивали на малюсенькие группки и каждый изучал предметы, согласно специфике своего направления подготовки. Никакого конкурса на места не существовало, так что тут я могла выбрать даже самое востребованное отделение Высшей Светлой Магии, вот только вряд ли я его потяну. Переходы по направлениям осуществлялись редко, только по очень уважительной причине студента могли перевести из одной группы в другую. А групп, тем временем было много.

В первую очередь — отделения Высшей Светлой и Высшей Темной Магии. Здесь обучались сильнейшие маги самым мощным заклятьям. Светлые маги были сильными просто от природы, а темные использовали ритуалы и накопительные резервы. По правде говоря, отделение Темной Магии для полусквиба вроде меня было самым перспективным вариантом.

Были Проклятые. Оборотни, метаморфы, банши, вейлы и прочая фауна обучалась здесь использовать свои сильные стороны. Артефакторы — отделение для ботаников, где требуется много вычислять и мало колдовать. Его я бы тоже могла осилить. Гербологи, Целители и Зельевары формировали косплекс естественнонаучного направления, который разбивался только к пятому курсу. И наконец, Астрономы, Арифманты и Рунисты формировли касту Математиков, только разбивка по направлениям отсутствовала и учили они все вместе до самого седьмого курса.

Естественно, что дети нуждались в помощи и советах при определении. Большая часть, конечно, буквально с первого курса знала свой вектор, являясь продолжателями семейного дела. Для остальных — существовали консультанты, но не все были хорошими. Тут уж как повезет.

— Цепеш… — Я нахмурилась и посмотрела на Каркарова. — А он как консультант нормальный?

Историк он, конечно, классный, но серьезным человеком его язык не повернется назвать. Даже серьезным вампиром не повернется.

— Неплохой, — прикинул что-то в уме Каркаров. — Хотя его студенты часто после разговора с ним меняют планы. Так что, если четко определилась, чего хочешь — не дай ему запудрить тебе мозги.

Я, если честно, еще не определилась. Временами подумывала о целительстве и даже об артефакторике, но соблазн увеличения магического резерва с помощью Темных искусств был слишком велик. В то же время, я вообще весьма отдаленно представляла себе сущность Темных искусств, профессиональные перспективы этого отделения и то, почему их все так боятся. Словом, консультант бы и впрямь не помешал.

Цепеша я нашла уже на следующий день. А чего фестрала за хвост тянуть?

Видимо, Цепеш рассуждал так же, поскольку тут же приволок меня в кабинет и усадил за стол.

— Итак. Судя по вашим успехам, вы скорее теоретик, чем практик.

— Я хочу колдовать, — упрямо качнула головой и уставилась на вампира.

— Таким образом вы рассматриваете?..

— Не знаю, профессор. Я думала о Темных искусствах, но слабо представляю программу и перспективы.

Цепеш немного прищурился.

— Мда. Это вы по адресу, Эванс. Кого, как не великого вампира спрашивать о темной стороне жизни волшебного мира. Особенно… Вы же из магглов?

Я только кивнула.

— Тем более. Темные искусства и Светлые отличаются не так чтобы очень многим. Есть ряд законодательно запрещенных заклинаний, которые причиняют только вред — это темные заклинания, типа Непростительных. В то же время, не быть тебе Великим Светлым магом, если будешь швыряться в окружающих светлым заклинанием для полировки рогов единорогов. От него у людей кожа слазит, а они это не любят. Впрочем, если ты Авадой жуков от картошки отгоняешь, то ты вполне себе Светлый маг. Тупой, но светлый. Короче, первое различие отделения Светлой и Темной магии — в моральной подготовке. Светлые творят добро и счастье, а Темные учатся пытать, убивать, калечить. Такие люди, как ни печально, нужны, например, в аврорате, Отделах Тайн, разведке, при тюрьмах. Общение с темными тварями уровня дементоров и низших демонов также входит в программу подготовки. Это факультет палачей, с него не переводятся.

— Почему?

— Темная магия дает много перспектив. Тебе щедро платят, ритуалы могут сделать из тебя очень сильного мага, долголетие и непотопляемое здоровье прилагаются. Но она же изменяет тебя изнутри. Есть такой мальчик в Британии — для моих лет, конечно, мальчик, — зовут его Дамблдор. Он часто повторяет о том, что Темная магия губит душу. Как вампир тебе говорю, это правда. Убийство раскалывает, темная магия — уродует. После смерти душа будет страдать, но твоя сущность будет изменяться уже после первого заклинания во вред. Конечно, и Светлые вредят, все мы ошибаемся. Но Темные маги в профессиональной сфере преимущественно используют пытки и убийства, для нас это привычно, для нас — это рутина. Со временем мы становимся опасными и потому работаем в парах. Как только Темный волшебник доходит до кондиции — его убивает напарник. Это может длиться десятилетиями, иногда веками, но однажды ты перестаешь быть человеком и превращаешься в монстра.

— Если все так ужасно, зачем вы вампир?

— Зачем я вампир? — Цепеш хохотнул. — Интересный вопрос. Мне важнее преференции настоящего, чем туманные перспективы светлого будущего. Сегодня у меня есть все, весь мир, фактически. Меня боятся, я могу получить почти все, чего душе угодно. И пусть за это моей пресыщенной и расколотой душе придется гореть вечность в аду — я готов.

Была ли готова я? Всемогущество прельщает любого, но ведь этого я в действительности никогда не хотела. Наверное, постоянные кровавые ритуалы — не то, что нужно моей шаткой психике. Да и моя душа мне дорога. Я уже умерла однажды и хотелось бы, чтобы во второй раз мое посмертие было не менее приятным.

— А я — нет, профессор Смерть.

Цепеш заливисто рассмеялся.

— Подлизываешься, Эванс? Это хорошо, мне нравится. Ну, тогда подумай о своих сильных сторонах.

— У меня неплохо шли зелья. Лечебные заклинания даются легче остальных, особенно ментальной направленности.

— Менталистика, даже целебная, сложная и опасная вещь, но это тебе потом объяснят. С твоим резервом у естественнонаучников будет сложновато, если честно. С другой стороны, это решаемая проблема. Слабые хирурги при сложных операциях, требующих магических вливаний, носят при себе волшебных крыс или другую магическую мелочь. На себя магию в результате целительского жертвоприношения ты не направишь, конечно, но в пациента вольешь. Еще, вроде бы, можно растения гробить для этих целей. Но тут нужно гербологию на отлично знать, а у меня с этим плохо.

— У меня вроде бы хорошо.

— Тогда можно сюда попробовать. Или в артефакторы, если с цифрами дружишь.

— Я хочу колдовать. — повторила я и Цепеш снова засмеялся.

— Настойчивая ты маггла, Эванс. Выходит, в естественные науки записывать? Учти, будет трудно.

— Я три курса за один сдала, профессор. — Ну да, я хвастаюсь. Но ведь это правда, я чертов гений!

— Тоже верно, — прикинул вампир. — А стоило оно того?

Стоило ли? Что ж, наверное, миссис Эванс испугается моего вида. Я исхудала, кожа землистого оттенка, синяки под глазами. Не высыпалась год. Но я все еще помню, как завидовала сестре во время ее ученичества. Какими восторженными глазами следила за искрами из волшебной палочки Принца. Как даже после смерти жажда магии не пропала, но укрепилась настолько, что при первых признаках волшебства в новом мире, моя сущность буквально вытолкнула из себя спонтанное колдовство. Я не знаю, откуда во мне это непонятное желание, но оно наполняет меня целиком, течет по моим венам, по моей душе, вместе с волшебными силами. Определенно, принадлежность к волшебному миру стоит одного ужасно сложного года, профессор Цепеш. Определенно, стоит.

На вас когда-нибудь смотрели с прямо-таки нечеловеческим удивлением? На меня — да. Каждый профессор на каждом экзамене счел своим долгом удивиться тому, что я хорошо сдал. Я не ботаник какой, вы не подумайте! Как полагается любому нормальному студенту Хогвартса, я ужасно сдал зелья, например. Но в остальном — не ниже «Выше ожидаемого», в конце концов, наши мародерские проказы неплохо тренировали магические навыки. Мы за этот год даже Глациус выучили, а это программа старших курсов! Раз десять замораживали им пол на входе в Большой зал, слизеринскую гостиную и комнату Малфоя.

Вот только мои хорошие баллы никак не вязались с отвратительными оценками на занятиях. Я прикрывался Люпином при каждом удобном случае, хвалил успехи Джима и Сириуса, лишь бы меня не трогали лишний раз и не добавляли баллов Гриффиндору. Письменные работы выполнял средне, контрольные — тоже на уровне «Удовлетворительно». Ну а что? Все равно никто не отмечал, как я учусь в течение года, а так хоть со Слизерином проблем меньше.

Короче, хорошо сданные экзамены весьма удивили преподавателей. МакГонагалл так и осталась в уверенности, что я списывал, хотя я до сих пор в упор не понимаю, как можно списать выполнение заклинания.

За этот год мы изрядно достали Снейпа. Но мы даже не специально, он ведь такой незаметный! Наденет черное, завесится черными волосами, забьется в уголок и читает книги в темной обложке. Его просто нереально рассмотреть в темных уголках замка, освещаемого только факелами. Дошло до того, что перед тем, как устроить очередную пакость, мы тыкали палкой по углам, чтобы узнать, есть ли там Снейп. Наверное, у него серьезные проблемы с самооценкой, он все принимает на свой счет, верещит, трепыхается, а потом убегает в соседний угол и опять приходится тыкать палкой.

Почему-то главную функцию обнаружения нашей невидимки взял на себя Джеймс. Он изучал периметр перед каждой авантюрой, от него же исходили удивленные возгласы типа:

— О, Снейп, нашелся!

— Сопливус, ты давно здесь приклеился?

— Снейп, палку отбирать нельзя, мы же ее специально для тебя носим! Найди себе свою на улице, а это — наша.

Это привело к тому, что уже к середине весны над кроватью Северуса Снейпа появилась табличка-классификатор тупости окружающих самоличного производства и Джеймс Поттер в ней был обозначен венцом коллекции. Уровень интеллекта ноль процентов, Уровень адекватной коммуникации три процента (по одному проценту на каждого друга), Уровень тупости сто процентов. Способность к обучаемости десять процентов. Уровень вредительства: докси с огнестрелом. К слову, мой уровень вредительства «садовый гном». По правде говоря, этому названию есть обоснование: я пару раз пытался устроить у нас в спальне небольшой огород на месте своей кровати, раз уж почти не ночевал на родном факультете. Однако ребятам, насколько я понял, не понравился запах удобрений. А еще я случайно вместе с землей перенес кучу муравьев, которые расползлись по всей комнате в первый же день и искусали Нотта и Сопливуса.

Но, как ни печально было расставаться с Хогвартсом, ставшим уже очень родным, тоска по дому становилась все сильнее, и все ученики потихоньку готовились к лету. Джим, будучи поздним ребенком, которого родители любили за одно его существование, чуть ли не пританцовывал при мысли о встрече с Поттерами-старшими. Ремус смотрел на Хогвартс, как в последний раз, словно боясь, что за лето Дамблдор передумает и решит не пускать оборотня на второй курс. И даже у него сквозь вид побитой собаки, просачивалось радостное ожидание мальчишки, никогда не покидавшего родного дома. Даже Сириус поймал где-то домашнего эльфа и заставил того до блеска начищать его ботинки и выгладить его особую парадно-щегольскую мантию так, чтобы матушка испытала гордость при его появлении. До тех пор, пока не вспомнит, что ее сын шалопай и позор рода отборных слизеринцев, конечно же. Но первое впечатление — самое важное.

Я, в свою очередь, тоже собирал чемоданы. Складывал туда только самое необходимое, поскольку понимал, что дорога до дома — мероприятие длительное и ненадежное. Даже учебники оставил ребятам. Пришлось писать домашние задания на лето сразу после экзаменов, буквально за последние несколько дней. Но я справился.

Мы долго думали над тем, что делать с переговорной, и в конце концов решили забрать оттуда все скоропортящиеся продукты, а мебель оставить на волю случая. Если за лето все растащат по местам эльфы, то ничто не мешает снова украсть самые удобные стулья слизеринцев, самые мягкие диванные подушки гриффиндорцев, и вынести необходимое из стареньких кладовок.

И сколь бы долгими не были прощания с Мародерами, сколь бы приятными не казались последние разборки с Гвендолен, сколь бы ярко не сиял Малфой, видя, как я выхожу из Хогвартс-экспресса, радость от встречи с дорогими людьми — намного больше.

Джим бросился на шею родителям с совсем неподобающим писком для волшебника, закончившего уже первый курс. Он явно пошел в отца — такой же вихрастый и щупленький. А глаза мамины, у отца, вроде, светлые.

Кстати, я нашел способ неплохого заработка в следующем году — буду продавать первокурсникам мои старые учебники и конспекты. Дети постоянно что-то теряют, забывают и рвут, многие заказывают совиной почтой замену пропаже. Старшекурсники из не очень богатых семей продают за куда меньшие деньги, и несмотря на множество конкурентов, к концу года все, кто хотят продать свои прошлогодние пожитки, успевают это сделать и даже остается еще пара-тройка ребят, которым не хватило товара.

В нашей компании именно Джеймсу Поттеру посчастливилось тащить мои учебники к себе домой на лето, чтобы осенью передать мне их в школе. Ремус мог опоздать к началу учебного года, если будет долго приходить в себя после полнолуния, выпадавшего в этом году на конец августа. У Сириуса бешеная семья и учебники грязнокровки — не самый лучший способ порадовать родителей.

Джим же рос в весьма миролюбивой обстановке. К слову, он умудрился чем-то подкупить Марлин, подружку Эванс, и она выдала ему адрес рыжей бестии. Он вроде как хочет послать ей шоколадную бомбу — это такая бесполезная вещь, которая при вскрытии конверта взрывается жидким шоколадом, придавая благородный цвет детской неожиданности всему окружению. Принцип действия, в целом, схож с навозной бомбой, но отмываться не так противно. Я бы предположил, что очкарик влюбился, если бы аккурат перед отъездом Эванс не подлила ему в сок зелье для фурункулов. Я говорил, что она делает успехи в зельеварении? А какой нормальный человек будет влюбляться после такого? Впрочем, это не мешало Поттеру целый час ныть о вселенской несправедливости, которая выражалась в мерзком характере гриффиндорских девчонок.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончился и первый учебный год в школе волшебства и чародейства, о чем сообщил нам прощальный гудок Хогвартс-экспресса, прибывшего на перрон. И вот, Джеймс повис на шее своего родителя, и даже до Эванс ему дела нет.

Сириус напротив — сосредоточенно пытается вести себя, как взрослый, но взгляд на Поттеров все равно выдает волнение и обиду. Блэки, насколько я понял из разговора в поезде, не имеют привычки тратить время попусту, встречая и провожая членов семьи на перроне — для этого используют домовиков. Логичная традиция, рациональная до самого основания, особенно если учесть количество Блэков в семье, но очень уж неприятная. Хочется возвращаться туда, где тебя ждут. Я, конечно, тоже самостоятельно добираюсь, но лишь потому, что сам так решил — хочу встретиться с Кучерявым Братством.

Хотя, возможно я все драматизирую и дома его встретят как полагается в семье. И тем не менее, мимолетно припоминая Вальбургу Блэк, я сомневаюсь, что дома Сириусу закатят сюрприз-вечеринку.

— Бывайте, ребята, — наконец решился Блэк. — Я буду писать. Пит, можешь пользоваться моей совой, если что. У нас есть традиция — летом первого курса Блэк получает личную сову. Так что, если захочешь написать ребятам, можешь гонять мою птицу.

— Спасибо, — хмыкнул я, с тоской думая о Джинджер, оставшейся в школьной совятне.

Сириус похлопал меня по плечу, пожал руку Ремусу, помахал Джиму, все еще висевшему на шее Поттера-старшего, и тяжело выдохнул.

— Кричер!

Раздался негромкий хлопок и на перроне появился скрюченный домовик в наволочке с гербом Блэков. До сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что у всех моих приличных друзей есть фамильная символика. У Поттеров, Блэков, Малфоев. Даже у Ремуса есть «автограф», хотя и в слегка необычном виде и немного на лице, но он все же свидетельствует о патронате определенного клана оборотней. Один я без выкрутасов.

Но вернемся к Кричеру.

Честное слово, это самый злобный эльф из всех, что я видел в жизни. Такое количество презрения мне до сих пор выдавал только Малфой-старший при первой встрече.

— Хозяин Сириус изволит изучать местную фауну, — протянул домовик, глядя на нас с Ремом с непередаваемым выражением. — Волки и магглы — не лучший выбор, даже породистые. Ваша досточтимая матушка купила вам замечательную сову.

Хм, может так и представляться? Мол, не какой-то там грязнокровка, а породистый маггл. Звучит. Интересно, он все же узнал во мне породу Малфоев или в Ремусе — породу Грэйбека? А может сразу в обоих? Спросить, что ли…

— О, заткнись и доставь меня домой, — закатил глаза Сириус, протягивая руку сморщенному существу.

Не успел спросить.

Хлопок, и они оба исчезли. Я повернулся к Люпину:

— Видал? Магглы и оборотни одинаково крутые. А мы все спорим, кто больше матушку Сириуса при личном знакомстве шокирует.

Рем, которого его «пушистая проблема» уже напрягала немного меньше, чем в начале года, только хмыкнул, и тут же расплылся в улыбке, очевидно, заметив своих.

Ремус же, в отличие от Джеймса, больше походил на мать. То же продолговатое лицо, похожий разрез глаз, узкий нос, те же легкие, но тонкие волосы. Мистер Люпин оказался плешивым, низеньким человечком с красноватыми щеками и мясистым носом. Такие частенько пробиваются в чиновники среднего звена, а, насколько я знаю, он и впрямь кабинетный работник. Немного нервный и дерганный, но, я думаю, это издержки жизни с оборотнем. Зато сына любит — вон, на весь вокзал светится.

— Ладно, вали, не смею задерживать, — я поклонился, шутливо приподнимая несуществующую шляпу, пожал Рему руку на прощанье, и принялся продираться к выходу из магической части вокзала, размышляя о покупке шляпы в будущем. У каждого породистого маггла должна быть своя шляпа.

Надо сказать, уходить было нелегко — и отнюдь не из-за сантиментов. Кот изначально не хотел покидать знакомую обстановку Хогвартса, где провел свое детство и успел забыть о прежних местах обитания. Еще в поезде он начал нервничать, шипел, царапался, то вдруг начинал жалобно мяукать и забивался под сиденье. Сейчас вокруг сновали толпы людей, что пугало несчастный комок шерсти еще сильнее, он то и дело норовил запутать мои ноги поводком или сбежать в сторону все еще страшащего, но уже знакомого Хогвартс-экспресса.

И вот, волоча на ремешке отчаянно сопротивляющегося Джонни, я кружил по вокзалу, пытаясь обнаружить Волосатого. Наконец, тот нашелся возле табло с расписанием поездов.

— Малой! Как ты вымахал-то за год! А я все найти пытаюсь, где тут хоть один поезд из Шотландии, чтобы тебя встретить. Ты давно приехал?

— Да не особо, — отмахнулся я, поспешно отводя Волосатого от расписания, — а где все остальные?

— За углом буквально, не тащится же на вокзал всей компанией — сразу легавые прицепятся. Им же только повод дай. По себе знаю, сам таким был. Давай помогу.

С этими словами Волосатый отобрал у меня сумки, впрочем, я не особо сопротивлялся. Почувствовав себя более свободно, я похлопал по плечу ладонью, и Джонни тут же запрыгнул на это самое плечо, перестав, наконец, верещать и запутывать поводком ноги прохожих. За год он вымахал до приличных размеров и таскать его на себе было уже не так легко, как зимой, когда я только научил его этой команде, однако в людных местах это был самый удобный способ перемещения с кошаком. Не в клетку же его засовывать.

— Ты служил в полиции? — честно говоря, я был немного удивлен.

— Было дело, — Волосатый пожал плечами и тут мне стало интересно.

— А где еще работал?

— Да везде понемногу. То тут, то там…

Хм, ничего определенного. На мгновение мне показалось, что Волосатый — это я через тридцать-сорок лет. С насыщенным прошлым, беззаботным настоящим и будущим на уровне «не сдох и ладушки». Впрочем, мне могло просто показаться.

С непривычки, воздух Лондона казался очень тяжелым и загрязненным, а возможно, так оно и было. Едва мы вышли за пределы вокзала, нас встретили шумные, суетливые улицы, пахнущие дикой смесью фабричных выхлопных газов, канализации и городской пыли. Однако все эти мелкие неудобства забылись, едва между домами показались знакомые лица.

Это было так странно, но я как будто действительно соскучился по нескольким бездомным, с которыми виделся-то от силы пару раз в жизни. Забавно. Я даже имен их не знаю, но почему-то так радостно видеть эти обветренные, красные лица.

Возможно, все дело в их отношении и внимании ко мне. Мы редко переписываемся, у них куча проблем с полицией и выживанием, но все же ребята смогли меня встретить, и уже не в первый раз. Мои родители — тоже опустившиеся люди, от Кучерявого братства отличавшиеся лишь постоянством места очередной попойки (хм, а не пропили ли они дом, пока меня не было?). Но почему-то это сборище маргиналов внушало мне веру в людей. Даже в самых скотских условиях и в самом свинском образе жизни можно оставаться человеком — это противоречило тому, что я выучил дома, вытягивая маман из очередной передряги, но это было радостное противоречие.

Я знал, что меня ждут в деревне, но еще в школе решил обязательно выделить пару часов, чтобы познакомиться с ребятами.

— О, малой, а мы тебя уже заждались, — хрипло поздоровался самый старый, расстилая газету на низеньком жестяном баке, — Садись давай, рассказывай, как дела в школе, чему вас там учат.

Я с готовностью улыбнулся.

— Джонни, к ноге.

Кот послушно спрыгнул с плеча на землю и глухо чихнул. Я уселся на газетку, оставив рядом местечко для Волосатого, но нехитрые чудеса дрессировки Джонни уже приковали к себе все взгляды. Джонни, которому всегда льстило внимание общественности, принялся забавлять окружающих, забавно пританцовывая на месте и послушно подавая лапу каждому из бездомных. В конце концов, то, что Джонни — кот, не отменяет правил этикета, и он должен здороваться с окружающими.

В это время я достал из сумки пирог с почками, бутерброды и несколько яблок — все то, что удалось стащить с последнего ужина. И сверток с печеньем — его я целенаправленно похитил прямо на кухне. Ребята тоже оживились и принялись подкладывать к общему столу собственные находки. Хэлен — достаточно молодая бездомная, которую я раньше не видел, отошла куда-то на несколько минут, после чего вернулась несколькими щербатыми кружками в одной руке, и стареньким, порыжевшим от времени чайником в другой.

— Соседняя забегаловка угощает за то, что я от них бродячих собак отвадила, — пояснила Хэлен, наливая в кружки из потертого чайника темно-коричневую бурду. Пить такое в Англии — культурной столице чаепитий — попахивало святотатством. Ну, не в сухомятку же обедать.

Честно говоря, я неплохо позавтракал в Хогвартсе, а дома Веселый Роджер тоже наверняка меня покормит, так что предпочел ограничиться маленьким бутербродом и стаканчиком горьковатой жидкости под кодовым названием «чай».

Я как мог рассказывал об учебе в школе для одаренных детей, не забыв упомянуть засилье высокородных лордов, странную систему начисления баллов и достоинства школьной столовой. Сперва все слушали меня молча, не слишком отвлекаясь от трапезы, но уже через пятнадцать минут Волосатый метнулся за угол и притащил бутылку не внушающего доверия спиртного, и разговор слегка оживился.

Я рассматривал этих странных людей. Восемь человек, включая Волосатого и меня.

Самого старшего все называли Соколиный Глаз. Он безошибочно определял фараона даже в гражданской одежде — по манере идти, держаться, разговаривать и даже открывать дверь. Наблюдательность несколько избирательного профиля, зато весьма востребованного в этом окружении.

Хэлен все называли по имени. Насколько я понял, она пользовалась уважением в местной компашке за высокие моральные устои. Хэлен выросла на улице, но выбирая между грабежами и панелью, отказалась от обоих вариантов. Ей было негде жить и нечего есть, но она не стала на путь торговли собственными принципами. Насколько я понял, она промышляла бартерными услугами. Помогала отваживать бродячих собак, следила за сохранностью чемодана на вокзале у легковерных провинциалов, несколько раз даже смогла разыскать убежавших из дома на стройку детей, истосковавшимся по приключениям. В обмен — получала еду, одежду и какие-никакие деньги.

Еще был Сиплый. Сиплый — карманник и бывший телохранитель сутенера на пенсии — он немногим младше Соколиного глаза. Как ни странно, «карьера» молодости не делала его персоной нон-грата в Кучерявом Братстве. Здесь не видели ничего зазорного в проституции или воровстве, как я сперва подумал из истории Хэлен. Главное — иметь собственный нравственный стержень и не переступать через него, тогда заслужишь уважение в коллективе.

Святоша — бомж средних лет, попрошайка на паперти. Знает в лицо всех основных церковных благотворителей Лондона. Может выпросить местечко в богадельне для бездомного работяги с детьми, пристроить беременную мадам в дом милосердия, организовать кормежку в особо голодное время. При этом побирается в разных протестантских и даже католических приходах, не особо щепетилен в вопросах конфессий. Святоша позиционировал себя как порядочного христианина, достигшего просветления, позволявшего ему закрывать глаза на мелкие расхождения в вероучении. Из-за чего его порой гоняли особо консервативные приходы обеих сторон — впрочем, он не обижался.

Китти принадлежала семье русских иммигрантов. Ее так все называют потому что никто не может выговорить непроизносимое русское «Екатерина», а эквивалентом «Кэтрин» почему-то пользоваться не позволяла она. У Китти почти не проскальзывало в речи грубых фраз, она очень спокойная, чистенькая и аккуратная. Наверное, самая аккуратная из здешней компашки. Подростком она поссорилась с семьей и те выгнали ее на улицу — зашибись порядки у людей. Китти немножко не от мира сего, но все же вполне вменяемая. Говорит, что видит призраков, но кто я такой, чтобы ей не верить?

Еще был Барометр. Куча болячек, которая специфически реагировала на погодные изменения, позволяла предсказывать потепление, похолодание и уровень осадков точнее, чем матерые метеорологи с местного радио. К тому же, Барометр в свои почтенные сорок пять, провел на улицах Лондона больше семнадцати лет, и знал о них в буквальном смысле все. Проложить маршрут, уйти от погони, спрятать кого-то или что-то — Барометр мог устроить все. Во всяком случае, это он так говорил.

И наконец, Волосатый. По существу незлобливый, абсолютно лысый и слегка контуженный ветеран Второй мировой войны. Квартал, где жила его семья, разбомбили нацисты, и он, вернувшись с фронта, не нашел в себе желания устраиваться по новой в гражданской жизни. Работал на тысяче разных мест, но ничего не вышло. Волосатый любит комфорт — у него есть личный гамак, велосипед, карты, а в стареньком заброшенном доме находится его «берлога», где он иногда живет. Кроме того, он коллекционирует разный полезный хлам, вроде свистков, списанных стройматериалов, проколотых шин и прочего.

Если честно, наше собрание было похоже на организацию новой секты. Мы сидели кружком, рассказывали о себе, ели из одной посуды, а в конце Святоша предложил закрепить наш союз совместным приключением. Если честно, то он это не планировал, просто на нас таки вышли фараоны, а у половины Братства документов нет. У второй половины — поддельные. Так что пришлось расходиться и я, преодолев уже знакомый маршрут, наконец предстал перед домом Веселого Роджера.

Лето… Благодатное время для каждого старательного ученика, когда можно отдохнуть и вволю побездельничать, однако, по всей видимости, тяжелый труд в учебе уже вошел у меня в привычку, а отдохнуть я успела во время своей последней недели в Дурмстранге. Мне отчаянно не хватало магии, и даже купленные на следующий год книги не слишком-то спасали положение. Не могла же я вечно перечитывать эти талмуды! И если в школе всегда можно отвлечься на практическую составляющую предмета, то здесь я себя ощущала, как в стеклянной банке. Вроде бы все вижу, а взаимодействовать с окружением не могу.

Дни тянулись медленно, а между тем, я уже на второй неделе каникул закончила все домашние задания. От безысходности во мне проснулась почти болезненная страсть к уборке. Я не находила, чем себя занять, постоянно следила за тем, чтобы вещи стояли на своих местах, а если они все же бывали сдвинуты — тут же ровняла их, находя в этом единственную пользу от каникул.

Родители сперва пытались со мной общаться, но я внезапно поняла, что эти их разговоры даются невероятно тяжело. Я отвыкла от долгих бесед, прозябая за учебниками, да и потом… Мистер и миссис Эванс казались для меня людьми из другого мира. Я выросла как личность очень и очень давно, слабые оттенки менталитета начала шестнадцатого века все еще просматривались в поведении волшебников, но магглы стали совсем-совсем другими. В Дурмстранге большая часть занятий проводились на немецком или славянских языках, и я снова отвыкала от современного английского; студенты и преподаватели в форме одежды и прически сохраняли свой неповторимый национальный колорит, от которого все же веяло моим родным временем.

Длинные мантии, закрытые платья, сложные прически, причудливые, чуть грубоватые драгоценности. Даже язык, редкий английский язык Дурмстранга, порой вбирал в себя архаизмы, причем, судя по разговорам с Лили, Хогвартский английский был начисто лишен подобных вкраплений. Возможно, причиной таких различий стал тот факт, что ученики Дурмстранга редко контактировали с британскими магглами, а некоторые сущности, типа того же Цепеша, и вовсе предпочитали использовать устаревшие версии языков. Не знаю… Но в Дурмстранге я почти забывала о моем странном путешествии во времени, казалось, будто я нахожусь в другой стране, только и всего. В Англии, в маггловском городе я забыть об этом не могла.

Общение с Лили в первые недели тоже являлось максимально натянутым. От природы живая и взбалмошная, она не имела моей склонности к усидчивости и кропотливому изучению тонкостей волшебного мира. Как могла, грубо, топорно, но регулярно, я старалась обратить внимание девочки на ее ненормальность, даже по отношению к волшебникам. Я не могла рассказать ей о магии ничего, что бы выдало мое обучение в школе, но, напоминая о случае в детстве, после которого Петунья, настоящая Петунья, умерла, я надеялась, что она обратит внимание на изучение своей природы. Пожирательница Смерти должна уметь правильно обращаться со своими способностями.

Но то ли я так плоско намекала, то ли Лили была непроходимо глуха, но все ограничивалось никуда не ведущими детскими ссорами и мне все сложнее было привлечь внимание сестры к ее же собственной сущности.

Ситуацию обострило то, что я попалась на воровстве ее книг.

Учебники другой волшебной школы могли позволить мне увидеть множество других заклинаний, возможностей, наук. Я не могла проигнорировать их наличие! Особенно в моем состоянии, когда от сквиба меня отличает только запись в книге студентов Дурмстранга, и та на птичьих правах. И по какой-то неведомой причине я считала, что Статут Секретности Англии и Устав Хогвартса столь же суровы, как и Устав Дурмстранга.

Попалась я почти сразу. Пробралась ночью в комнату Лили, сгребла книги с полки, сделала пару шагов к двери и тут же налетела на стул, оставленный посреди комнаты. Разумеется, она проснулась.

— Я бы дала тебе эти книги, да даже подарила бы книги за прошлый год! Но ты… Воровка! — Лили оказалась настолько ошарашена моим предательством, что мне стало стыдно даже от одного ее негодования. — Что с тобой стало за этот год? Ты ни с кем не разговариваешь, почти не выходишь из дома, да что там из дома, из собственной комнаты! Только убираешься без конца. А платья? А волосы? Да ты после больницы от зеркала не отходила, постоянно заплетала себе что-то невероятное, всегда следила за собой. Я не узнаю тебя, Петунья! Но я не думала, что ты завидуешь настолько, что опустишься до воровства.

Я не любила Лили. Но все детство она мелькала у меня перед глазами. А потом мы расстались почти на год, не связываясь друг с другом и не общаясь, и вот, она снова чужая, как тогда, в первые дни нашего знакомства. Чужая сестра, чужая дочь, она была для меня бомбой замедленного действия, и я никогда всерьез не задумывалась о человеческой составляющей этой бомбы. Сегодня ее глаза были почти не похожи на глаза от Авады Кедавры. Они непонимающе бегали по комнате, некрасиво щурились и почти терялись на фоне резко взлетающих и что-то объясняющих рук, спутанной от сна копны рыжих волос. Обычный маленький ребенок, который не понимает, почему его обидели и почему эта обида причинена кем-то дорогим ему.

Не знаю почему, но именно этот, пусть и несколько односторонний разговор с Лили, породил во мне желание пообщаться с ней поближе. Она ведь не виновата в том, что я — не ее сестра. Точнее, вина была на ней, но неосознанная, и, как ни крути, все же изрядно помотавшая ей нервы, пока меня таскали по психиатрическим лечебницам. Но все же я впервые увидела в ней ребенка, причем невероятно запущенного по меркам магического этикета, который я ненавидела сама всей душой, но в котором нам обеим предстояло жить.

И я стала за ней наблюдать. Не знаю, то ли я была так невнимательна, то ли это случайное совпадение, но до сих пор я не замечала регулярных сов, таскающих ей весточки от школьных друзей. И, видимо, не только друзей: какие-то шутники прислали ей молоденький побег мандрагоры в, очевидно, трансфигурированном горшке. Посреди ночи заклинание прекратило действовать, земля рассыпалась по всей тумбочке, обнажая тут же отчаянно заоравший корень. К слову, горшок трансфигурировали из очаровательных зеленых наушников, которые пришлись весьма кстати при обезвреживании визжащего растения. Почти сутки Лили разорялась о чертовых Мародерах, после чего загорелась идеей мести. Судя по всему, начало второго курса у ребят будет незавидным.

Впрочем, ко второй половине лета, когда Лили уже набегалась в компании Снейпа по всей округе, у нас начали складываться сносные отношения. Пару-тройку раз в неделю случались безобидные беседы, в ходе которых я узнавала что-то новое о порядках Магической Британии и о ее жизни. Лили, похоже, доставляло удовольствие пересказывать школьные события кому-то, кроме родителей. А у меня вырисовывались рычаги воздействия на поведение гриффиндорки и даже если я перегибала палку и говорила чересчур напористо, Лили была достаточно отходчива, чтобы внять каким-то из моих советов.

Так, мы заказали книгу по британскому магическому этикету. Я снова вернулась к сложным, вычурным прическам и даже Лили время от времени стала заплетать свои рыжие космы. Формы общения с домовиками, с гоблинами, с высокородными магами, с профессорами, с волшебниками разных специализаций… Эти вещи, такие новые для нее, сотворили что-то невероятное. Все же детская психика невероятно восприимчива к новой информации. За лето Лили освоила правила поведения в волшебном сообществе лучше, чем я за весь учебный год. Конечно, природная расхлябанность, хамство и авантюризм никуда не делись, но при случае… Скажем так, она вполне могла прикинуться приличным человеком, а о большем и мечтать не стоило.

— Когда я поеду в Хогвартс, обязательно наряжусь! Нарцисса Блэк от зависти свой сапог слопает.

— Она высокородная? — я опешила.

В мое время Блэки были настолько бедны, что пару раз даже пытались занять деньги у нас, нищих Блишвиков!

— Не то слово. А еще у них такая огромная семья, что кажется, через поколение, весь магический Лондон будет состоять из одних Блэков. Один из них со мной на курсе учится, сказочный идиот. Хотя он от маггловской крови нос не воротит.

Да уж, времена меняются… Интересно, остались ли Блишвики в живых? Спросить у Лили, конечно, не смогу, но в библиотеке я бы покопалась. Вдруг и мой род тоже вышел «из грязи в князи»? Впрочем, какая теперь разница? Я ведь Эванс.

Наверное, Веселый Роджер был немного удивлен тем фактом, что я пришел на ферму даже до того, как посетил родителей. Но это не было случайностью — позавчера у маман был день рождения и, по моим подсчетам, протрезвеет она не раньше, чем через тридцать шесть часов, а до той поры дома показываться не хотелось.

За ночь, которую я провел на ферме, произошло весьма увлекательное событие. Джонни загрыз хорька, который забрался в курятник. Деревенские были в шоке от этого кота. а я все больше стал склоняться к мысли, что у меня не совсем обычный питомец. Так или иначе, мы сошлись на мнении, что Джонни может оказаться чрезвычайно полезным в хозяйстве и тащить его в родительский дом нет никакой необходимости. Я же, отдохнув после дороги и известив соседей о том, что их любимый мальчик на побегушках снова готов служить на благо местного населения, даже с толикой некоторой радости, двинулся на встречу с отцом и матерью.

Несмотря на летнее время, погода на островах стояла отвратительная. С самого моего прибытия порывистый, холодный ветер северного моря заставлял всерьез призадуматься о том, чтобы разжиться новой курткой, потому что нынешняя уже с трудом застегивалась. И почему дети так быстро растут?

Еще на подходе к дому я осознал, что алкоголизм родителей прогрессирует. Как? Очень просто. Какая-то добрая душа установила два дополнительных почтовых ящика рядом с исконно нашим, ржавым и незакрывающимся. Впрочем, два новеньких тоже отказывались закрываться из-за завалов почты. Складывалось впечатление, что корреспонденцию родители не разбирали эдак с Рождества.

С трудом вытащив спрессованные груды бумаги, я выцепил из них выделяющееся письмецо, написанное на пергаменте. Адресовано Марисе Малфой-Петтигрю от некоего мистера Бруствера. Странно, что эти люди разобрались, как пользоваться маггловской почтой, но не нашли клочка бумаги и обычного конверта для отправки письма приемлемого вида.

Пожав плечами, я сунул пергамент в карман, обхватил обеими руками охапку маггловских писем и толкнул единственной свободной конечностью — ногой — калитку. Противный металлический скрежет доложил, что петли давненько не смазывали. Вместе с ним воздух прорезал визгливый собачий лай и мне навстречу выбежала лохматая, рыжая, на редкость тощая собачонка.

Я остановился. Я нисколько не боюсь собак, но само наличие живого существа в этом доме, за исключением духа почившего одноногого паучка Джонни и его живых собратьев по членистоногости ставило меня в тупик.

— Питер?

Из окна выглянула слегка удивленная маман и вдруг, увидев меня, она повторила уже с другой интонацией:

— Питер!

И выбежала мне навстречу. Через окно, ага. Видимо, стоило еще на пару дней отложить визит.

Бросив письма на траву, я принялся выковыривать ругающееся тело маман из зарослей крапивы. Наконец, приняв устойчивое положение, она произнесла фразу, которую я никак не ожидал услышать:

— Ты жив!

И радостно обняла меня, озадачив еще больше. На моей памяти обнимали меня раз пять, из них три — перед органами опеки.

— Ты думала, что я умер? — уточнил я, отстранившись.

— Я не думала, что ты переживешь Хогвартс. Это не всем удается. Когда я была на первом курсе, кто-то убил грязнокровку прямо в туалете!

Надо бы перечитать историю Хогвартса на досуге..

— Но как ты догадалась, что это я? Выглянув из окна, ты прокричала мое имя еще до того, как заметила, что я приехал.

— Я не кричала твое имя. Я звала Питера.

Что-то тут не складывалось.

— Мам, Питер — это я, — произнес я после недолгой паузы. Возможно, она не вполне осознает происходящее.

— Питер — это мой песик. Я завела его после того, как ты уехал.

Я скосил глаза на рыжую собачонку и озадаченно приподнял брови.

— Ты назвала моим именем собаку?

— Нет, конечно, его так звали еще до того, как он у меня появился. Я просто не меняла кличку.

— Ах, ну, разумеется.

Еще немного постояв, переваривая мысль о новоиспеченном песике Питере, я все же счел за лучшее зайти в дом и оценить степень возникших в мое отсутствие разрушений. Однако ревизия выявила точно обратную картину. Из мебели в доме осталась только кровать, трехногая табуретка и прогнивший матрац. Детская была абсолютно пустая, даже моя скромная заначка в двенадцать фунтов, хранившаяся под половицей на случай крайней необходимости, исчезла. В прихожей стояла пара пустых деревянных ящиков, по всей видимости заменявших стулья.

В последние годы именно я всегда следил за сохранностью домашнего имущества первой необходимости, неизменно останавливая энтузиазм родителей, излишне рьяно пытающихся достать выпивку. Именно я прятал алкоголь, когда пьянки затягивались дольше положенного. Меня не было год. Странно, когда я уезжал в Хогвартс, мне казалось, что здесь, позади, в маггловском мире я ничего не оставляю и мне нечего терять. Как бы мне ни хотелось, я отчетливо понимаю, что для Веселого Роджера никогда не стану настоящей семьей, что не умаляет моей к нему благодарности. А мои родители не из тех, кто играет с детьми в мяч, устраивает пикники и к которым хочется вернуться на каникулы. Так что же я мог потерять?

Однако сейчас, глядя на опустошенную комнату, в которой прошла большая часть моего детства, которая никогда не приносила мне радости или хотя бы удовлетворения, но чей облик хранил отпечаток моей личности, и моего присутствия, я ощущал эту потерю. Мне нравилось думать, что у них не поднимется рука на мои вещи, на напоминание о том, что где-то в мире существует их сын, Питер Петтигрю. Иногда в газетах мне попадались истории о пропавших детях, родители которых были не в силах поменять что-то в их комнатах и те застывали в том облике, в котором эти дети оставили их в последний раз. Что ж… Я всегда знал, что живу в семье из другого теста.

Похоже, стоимость моего образования оказалась куда дороже регулярной помощи по хозяйству завхозу. На алтарь волшебной сказки я положил человеческий облик своих отца и матери; и несмотря на то, что их алкоголизм не являлся моей виной, именно я, будучи их единственным связующим звеном с реальным миром, принял решение о прекращении своего воздействия и ушел. Кстати об отце.

Я вернулся в прихожую, где маман устало сидела на одном из ящиков в окружении разноцветных стеклянных бутылок.

— Сегодня суббота, — сообщил я на случай, если она забыла. — Выходной. Где папа?

По правде говоря, с отцом у меня еще более напряженные отношения. Его поведение регулировала маман, которая была, в свою очередь, в моей зоне ответственности. Я не самоубийца, чтобы лезть к пьяному мужику под руку; а он в свою очередь полагал, что дети — не мужское занятие. По такой логике мы не особенно часто пересекались. Однако по выходным, как правило, он бывал дома, во всяком случае, в первой половине дня.

— Шесть лет лишения свободы за попытку вооруженного ограбления магазина.

— Что?!

Он ведь не НАСТОЛЬКО агрессивен!

— Да какое там вооружение! Граблями продавщице угрожал, она его тесаком для мяса погнала до самой речки, а потом полицию вызвала.

— Почему ты мне не написала? — ошарашенно спросил я.

— А зачем? Ты бы чем помог? Я свою палочку за неделю до этого заложила, а без нее тоже ничего не смогла бы сделать, — она мученически зажмурилась и прислонилась к стене. — И не кричи так. Голова раскалывается.

Она обменяла на бутылку волшебную палочку?

— Что ты сделала? — воскликнул я, и тут же понизил голос, видя, как маман застонала и приложила руку ко лбу. — Кому ты ее отдала, тут же одни магглы вокруг?!

— Вдове Фигг, у которой Веселый Роджер покупал кота. Девчонка совсем с ума сошла, разводит низзлов прямо под носом у магглов.

Я знал, что Джонни не так прост! Впрочем, не это сейчас главное.

— В соседней деревне живет ведьма? — чем дольше мы разговаривали, тем больше вопросов созревало.

— Она сквиб. Или что-то вроде этого. Ей из этой палочки даже Люмос не зажечь, а туда же…

Ну да, самое время продемонстрировать собственное превосходство над сквибами и магглами… Показать, что ли, эту благородную чистокровную волшебницу матери Сириуса? Как результат воспитательной политики чистокровных фамилий.

Итак, что мы имеем? Отец в тюрьме, волшебная палочка пропита, а на моей лежат чары Надзора, дома нечего есть, а денег нет, так как работали только я и папа. Здорово.

Загнав подальше смешанные чувства по поводу отцовского ареста и необходимости приведения семейного уклада в порядок за два каникулярных месяца, я счел за лучшее заняться более насущными делами. Среди который первое — отмыть маман. От нее разило так, будто она не мылась по меньшей мере месяц. Кипятильника дома предсказуемо больше не водилось, в связи с чем маман была послана на речку с кусочком мыла и полотенцем, которые я раздобыл у соседей в счет будущей стрижки газона.

Сам же я в первую очередь озадачился собственным спальным местом и минимальной меблировкой дома. За этим я пошел в церковь, так как даже в случае отсутствия лишней мебели, всегда можно было надавить на религиозные чувства пастора, попросив купить самую недорогую утварь из кассы пожертвований прихожан. С последним предложением меня предсказуемо послали, однако разрешили повесить объявление, снабдили парой шатающихся стульев, набором разномастной, местами щербатой посуды и видавшим виды пластиковым столиком для сада.

Пока я в два захода таскал домой сей небогатый скарб, в голову пришла и прочно обосновалась в ней странная мысль… Возможно, нет смысла искать для себя кровать и постельное белье? Я все равно уеду в Хогвартс в конце лета и, скорее всего, большую часть из выпрошенного у соседей ненужного хлама маман снова пропьет или проиграет в карты. И, как ни крути, разжиться парой стульев, битым жизнью столом и старенькой посудой куда легче, чем полноценной кроватью, одеялом и постельным бельем приемлемого качества. Особенно, если делать это придется каждый год в течение как минимум ближайших шести лет.

В то же время было неловко садиться на шею Веселому Роджеру на постоянной основе. Забавно, я могу без предупреждения остаться у него дома, в собственной комнате на несколько дней или даже недель, но до сих пор между нами оставалась воображаемая линия, отделяющая понятие гостя от звания подопечного. И неважно, что я не собираюсь что-либо менять после переезда, готов продолжать работать на ферме и помогать в личных делах. Веселый Роджер — взрослый и будет ощущать ответственность за ребенка, постоянно живущего с ним под одной крышей и не имеющего другого дома. А потому провернуть подобное я могу только с его позволения.

* * *

Так или иначе, но пока что я не поднимал тему переезда в разговорах с Веселым Роджером, коих, к слову, было не так уж много. Вот уже четыре дня после моего визита к маман я ночевал на ферме, а дни проводил, пытаясь привести в порядок то подобие дома, что собирался оставить. Я чинил крышу, косил траву, убирал, приводил в порядок потасканную мебель — словом, нагло игнорировал необходимость помогать кому бы то ни было в деревне, кроме маман, забросив даже те обязанности на ферме, которые исправно выполнял лет с пяти. Но Роджер как будто все понимал, во всяком случае я ни разу не уловил недовольства в его голосе, хотя сам же ощущал, что наглею со дня на день, ничем не помогая человеку, дающему мне крышу, еду и одежду. И сегодня я планировал покончить с этим.

Маман не пила с самого моего возвращения. Вчера вечером мне удалось донести до нее необходимость трудоустройства хотя бы на самой низкооплачиваемой работе, поскольку возможности ее содержать в ближайшее время у меня не наблюдалось. К тому же, я действительно ничего не мог сделать с арестом отца, разве что отправлять ему передачки. Я понимал, что без волшебной палочки ни на одном месте маман долго не продержится, а потому, спровадив ее искать себе место, я двинулся по направлению к деревне, где проживала миссис Фигг, владеющая палочкой маман и, судя по всему, незаконным бизнесом по разведению низзлов.

Погода наконец-то улучшилась, солнце светило прямо в глаза, а вокруг летали белые бабочки, чьи гусеницы исправно уничтожали урожай капусты у огородников. Летали стрекозы, летали воробьи, летала семейная сова Поттеров.

Вот интересно, как эти птицы все-таки находят адресата?

Я вытянул руку, и сова послушна приземлилась на нее, в результате чего я еле устоял на ногах. Тяжеленные они все-таки, эти волшебные почтальоны! Кое-как отвязав свободной рукой послание, я тут же стряхнул с себя птицу, которая, обиженно ухнув, перелетела на покосившийся столбик ближайшего забора. Очевидно, Джим ждал ответа и попросил сову подождать, и теперь та злобно смотрела на меня, как будто все бросить и пойти строчить ответ — моя первоочередная обязанность.

— Ничего, не перетрудишься, если рядом полетаешь, пока не вернусь домой. Я тебя на себе таскать не нанимался, — в ответ сова поднялась в воздух и тут же спикировала на меня, с размаху усевшись мне на плечо. На этот раз я все-таки упал, но, что самое интересное, несносная почтальонша удержалась на моей тушке и даже умудрилась клюнуть меня в ухо.

Иногда разумность волшебной фауны доставляет неудобства.

С трудом отцепив от себя обнаглевшую птицу, я поднялся на ноги. Сова, как ни в чем не бывало, кружилась в воздухе, даже не глядя на меня.

— Лети в дом Мэри Петтигрю, чудовище, я скоро вернусь, — крикнул я ей, запихивая конверт в карман.

И чем ее только кормят? Вон, из-за нее брюки теперь все в пыли.

Невесело бубня всю оставшуюся дорогу, я, спустя полчаса, все же обнаружил домик вдовы Фигг, вокруг которого было разбросано штук шесть низзлов всех мастей, лениво гревшихся на солнце. Женщина обнаружилась неподалеку — окучивала подозрительно нежизнеспособного вида кустик.

По правде говоря, тут вся растительность не внушала доверия. Видимо, садовод из этой Фигг никудышный — на фоне соседней прилизанной лужайки этот участок выглядел серым и местами даже жутковатым. Я почти уверен, что вон в тех зарослях терновника живет что-то ужасное…

Вздохнув, я подошел к калитке, и позвал хозяйку.

— Миссис Фигг!

Женщина обернулась на голос. Она была еще молода — я бы не дал ей больше тридцати пяти лет. Темные волосы, бледные глаза, длинный нос и красное, до болезненности, лицо.

— Добрый день, — отозвалась она, перешагивая через серого котенка, бросившегося ей под ноги.

— Меня зовут Питер Петтигрю. Я владелец одного из котов, купленных у вас в прошлом году.

Дама расплылась в улыбке и открыла дверцу, пропуская меня во двор. Я тут же протиснулся, подошел к ней поближе, и произнес, понизив голос:

— А вы — владелица волшебной палочки моей матери.

Улыбка Фигг тут же сползла, а в глазах отразилось нечто настолько затравленное, что я чуть не решил оставить эту палочку ей, предоставив маман самой разбираться со своими проблемами.

— Что вам нужно? — сдавленно пропищала женщина, отступая к дому, — На каникулах колдовать запрещено!

Это насколько нужно запугать человека, чтобы тот боялся даже школьника с волшебной палочкой? С моими умениями, я ею, даже если очень захочу, могу разве что глаз кому-нибудь выколоть. Возможно, даже себе — по чистой неосторожности.

— Я не собираюсь никому вредить, — примирительно поднял руки. — Я просто пришел за волшебной палочкой.

Мне даже не пришлось проявлять чудеса дипломатии. Миссис Фигг, не отрывая от меня горького взгляда, резкими, дрожащими движениями нащупала палочку у себя на поясе, вытащила и обреченно протянула мне ее в своей красной, до непослушания трясущейся руке.

Я удивленно повертел в руках впервые прилично выглядящую палочку маман. Отполированная, блестящая, с сияющим наконечником на котором, оказывается, под слоем грязи существовала гравировка герба Малфоев.

— Послушайте, мне жаль отнимать ее у вас. Но разве вы не можете купить себе свою собственную?

Миссис Фигг выдохнув, покачала головой.

— Да что толку-то?

Действительно. Сколько палочки не полируй, искры из нее не вылетят, если нет волшебных сил.

— Тогда, может быть, я смогу вам чем-то помочь?

Миссис Фигг нахмурилась, глаза забегали, словно пытались что-то просчитать, и наконец, кивнула каким-то своим мыслям.

— Мне нужна защита.

Вот так вот. Без обиняков.

— Какая защита? Мэм, как вы верно подметили, мне нельзя колдовать на каникулах.

Фигг замотала головой.

— Нет-нет. Я развожу низзлов. Среди магглов. Без лицензии. Министерство Магии не дает лицензии на разведение волшебных существ сквибам — только на их содержание, но торговлей и размножением заниматься нельзя, — тут она скосила глаза на палочку маман. — Я знаю, что это за герб… О, разумеется, любой гражданин Магической Британии знает его!

А вот это было уже серьезным. Кто знает, что сделает Абраксас со своим Попечительским советом, если правда о Марисе Малфой станет достоянием общественности? Может быть, Фигг и не знает о том, откуда взялась гравировка на палочке моей матери, но стоит ей рассказать кому-нибудь, как сведущие люди сложат два и два. И тогда вопрос о моем дальнейшем бесплатном обучении, а потому и обучении в принципе, можно закрывать.

— Ты еще слишком мал, но у твоей матери определенно есть связи. Мне нужно право разводить низзлов. Мои кошки — все, что у меня осталось. С учетом последних новостей, сквибов будут наказывать и за меньшее…

Разумеется, она не стала меня шантажировать. Во-первых, откуда ей знать, что гравировка — такой уж секрет? Во-вторых, еще десять минут назад она тряслась при одном взгляде на меня, даже зная о Надзоре.

Я мог понять ее просьбу: наверняка волшебники, даже самые маленькие, редко предлагают сквибам руку помощи. К тому же, я уже являлся владельцем одного из ее питомцев, а значит знал, чем именно она торгует и, случайно сунув нос в законодательство, мог вызнать и про непозволительность этой торговли.

Нужно было поразмыслить над этим.

Пообещав Фигг осторожно разузнать насколько реально выбить ей разрешение, я вышел из дома. Судя по виду, она не очень надеялась на успех, но я действительно раздумывал над тем, как ей помочь, и даже не по доброте душевной. Такая вещь, безусловно, сильно обяжет ее передо мной. А значит, если все получится, то нянька для маман до конца моего обучения в школе найдена! И эта нянька даже сможет отправить мне сову в случае, если поведение родителя выйдет за рамки привычного разбоя.

Ободренный сей чудесной мыслью, я ворвался в дом моего безрадостного детства и обнаружил злобно нахохлившуюся сову Поттеров за окном, вынужденную терпеть дневной свет, поскольку окна в доме были закрыты. Торопливо впустив птицу, я наконец вынул письмо из мантии.

Но не успел я его распечатать, как камин — старый, грязный, никогда не разжигаемый камин — полыхнул зеленым и в нем возник мужчина в мантии и палочкой наперевес. Я замер от испуга. В Хогвартсе ходили слухи о новом Темном Лорде и его приспешниках, ненавидящих магглов. Неужели они пришли за нами — предательницей крови и ее сыном-полукровкой, позорящем факультет Слизерин, смеющимся над их детьми, их традициями, их халатиками?

Я не мог заставить себя пошевелиться. Даже пальцем не мог двинуть. Словно парализовало. Этот ужас, этот мертвящий испуг сдавил мне глотку, и я даже не мог заорать. Как будто бы это могло помочь, ведь палочка маман лежала у меня в кармане. Я был трусом. Мерлин, как противно быть трусом, как ужасно, что трусость — последнее, что мне доведется испытать в жизни, как жалко, что трансфигурация на галстуке не изменяет сущность!

Нужно бросить в него чем-то, бросить и бежать со всех ног, как можно дальше, но я так напуган, что даже не могу смотреть на что-то, кроме палочки этого неизвестного волшебника. Я не могу контролировать собственный взгляд, я не вижу подходящего снаряда и даже если бы он был, я знаю, ни за что бы не решился его бросить.

Взгляд незнакомого волшебника скользнул по мне, почти не останавливаясь. Он осмотрел комнату и вышел из камина, взмахивая палочкой. Я весь сжался, вот сейчас, сейчас все случится! Однако заклинание не попало в меня, оно даже не предназначалось для меня, насколько я мог судить по безмолвным пассам палочкой и белесому туману, распространяющемуся по комнате.

Будучи не в силах пошевелиться, все же почувствовал, как страх стал спадать, поскольку я, видимо, не был первоочередной целью незваного гостя. Из его палочки посыпались голубоватые и красные всполохи, он еще несколько минут совершал замысловатые движения, после чего как будто бы расслабился, кивнул сам себе и впервые произнес заклинание вслух:

— Экспекто Патронум!

И тут из посреди комнаты возникло нечто. Я до сих пор не видел ничего красивее — это был призрачный орел, сияющий так ослепительно ярко, так тепло, что я, наконец, отмер, и даже перестал бояться.

— Передай Джеймсу: здесь безопасно, я все проверил. Жду тебя.

Орел выслушал приказ и серебристой дымкой вылетел в еще открытое окно, почти дотронувшись светящимися кончиками крыльев до нахохлившейся поттеровской совы.

Я снова обернулся к магу. Это был мужчина средних лет или даже чуть старше, с глубокими морщинами, седеющими русыми волосами и сосредоточенным взглядом. Джеймс — распространенное имя среди магглов, однако волшебники предпочитали весьма кучерявые именования для своих ни в чем неповинных потомков. Однако оставалась призрачная возможность того, что человек, которому орел передаст сообщение — не Поттер, так что я не мог почувствовать себя в безопасности. Между тем, незнакомец не спешил представляться, а я никак не решался задать вопрос.

Так мы и стояли, друг напротив друга, молчаливо ожидая, надеюсь, нам обоим знакомого Джеймса. Впрочем, ждать пришлось не очень долго. Камин снова вспыхнул и из него вывалился взлохмаченный дементор-его-раздери-Поттер.

В этот момент у меня отлегло от сердца.

— Ты — чертов недоумок, Джеймс! — воскликнул я, невоспитанно тыкая пальцем в мальчишку. — Какого Мордреда здесь происходит?! У нас камин отродясь не был подключен к каминной сети, а этого перца, — ткнул пальцем в мужчину, — прошу прощения, — на всякий случай добавил я магу, но тот вскинул руки в примиряюще-понимающем жесте, — я вообще впервые вижу. Я себя похоронил три раза, пока соображал, что происходит! И, кстати, до сих пор не понял, что это было, но лучше бы у тебя была хорошая причина, чтобы так вламываться в дом моей матери!

Поттер, казалось, слушал мои вопли, как музыку, а незнакомец — я видел это краем глаза — слегка ухмылялся, не спеша вносить ясность. Джим еще немного постоял, не торопя меня и давая мне возможность высказать все, что я о нем думаю, после чего счастливо улыбнулся.

— Я так рад, что ты живой!

За неделю это уже второй человек, обрадованный моей жизнеспособностью. И если маман было позволительно иногда изрекать неуместные фразы, то Джеймсу полагалось иметь основания для волнений. Это снова заставило мою несчастную нервную систему напрячься.

— Что происходит?

Поттер замотал вихрастой головой и вздохнул.

— Сегодня ночью было совершено семь нападений на семьи магглорожденных. И это только выявленные случаи. Над всеми домами Черная метка и неизвестно, будут ли новые облавы. Это война, Питер.

Война?

Никогда не следил за политикой. Краем уха за время, когда я околачивался со Слизерином, конечно, успевал выцепить некоторые оппозиционные настроения, но это же школьники, они вечно мнят себя великими политиками, как таксисты. Во всяком случае, так мне казалось. Черт, у меня два чистокровных папенькиных сынка, у которых эти самые папеньки весьма богаты и влиятельны, я с факультета потомственных чиновников и олигархов, а я даже с этими источниками обо всем узнаю последним! Хорош приспособленец, эдак мне до конца жизни стрижкой газонов зарабатывать.

Упустить из вида начало гражданской войны. Мда, а я еще Люциуса почитал отсталым…. И когда? Сейчас, когда двадцатый век перевалил за половину, когда еще живы родные, скорбящие по погибшим от руки армии Гитлера и этого их Гриндевальда? Какая война?!

Тем временем, Джеймс продолжал:

— Того, кто объявил себя Темным Лордом больше нельзя называть по имени… Работает заклятье табу: где бы ты его не произнес, он и его слуги узнают об этом и выследят тебя.

Я поспешно разорвал конверт, посланный Джеймсом. В него была вложена передовая страница утреннего Пророка с описанием произошедшей трагедии. На самом верху торопливо нацарапано: «Хвост, срочно ответь, все ли в порядке. Поттер.»

— Мы не очень далеко живем друг от друга, — продолжал Поттер. — Сова долетит от моего дома до твоего меньше, чем за час. Даже с поправкой на ответ прошло уже слишком много времени. Я попросил отца, — кивок в сторону незнакомца, — чтобы подключил вам камин. Аппарировать почему-то не получалось.

— Старший аврор Флимонт Поттер, — представился, наконец, волшебник, протягивая руку, которую я машинально пожал.

Вот уж странно. С аппарацией-то все более или менее ясно — маман рассказала, как пару месяцев назад в гости наведался Абраксас и накрыл антиаппарационным куполом чуть ли не половину деревни, без объяснения причин. Кстати, нужно взять на заметку: ласточки низко летают к дождю, Малфои снисходят до визитов к изгнанным из рода — к гражданской войне.

Однако присоединение камина постороннего к общей сети — серьезное преступление, равным счетом, как и незаконное проникновение в мой дом без ордера. Джеймс, по всей видимости, буквально вытребовал у Поттера-старшего столь решительные действия для того, чтобы убедиться в сохранности моей тушки. Не получив незамедлительного ответа, он тут же начал меня искать. Я почувствовал, как что-то дерет горло, попытался откашляться, но это не помогло. Сердце все еще сильно стучало в груди, напоминая о том, как трусливо я встретил недавнюю опасность, но это чувство не имело ничего общего с новыми эмоциями.

Я какими-то другими глазами посмотрел на Джима: веселого балагура, папенькиного сынка, не знающего слова «нет», единственного из Мародеров бросившегося искать меня, как только узнал о трагедии. А он стоит такой лохматый и в очках, как будто ничего особенного не сделал!

Пробежался глазами по газете. Все семь нападений закончились убийствами, несколько даже весьма жестокими. Черт, да не может быть, чтобы все было так серьезно! Долго смотрел на Флимонта Поттера. Тот как будто бы все понял.

— Маггловский мир больше небезопасен для волшебников. Каждый маг, живущий среди магглов — вызов для этих людей.

— И что это значит для меня? Что делать?

— Ты магглорожденный слизеринец, изрядно успевший достать детей армии Того-Кого-Теперь-Нельзя-Называть. Джеймс сказал, что за год, тем не менее, ты успел примелькаться в школе как гриффиндорец: ума не приложу, что за бардак там творится, но это на руку. Пусть все забудут, что тебя когда-то определили на Слизерин, особенно слизеринцы. Не ночуй в гостиной, не ешь с ними за одним столом, не посещай Клуб Слизней. Иначе ты можешь спровоцировать рейд на свою семью. Я, конечно, установлю вокруг этого дома сигнальные заклинания, но…

— То есть любой маггл, дающий мне крышу, может оказаться под угрозой? — перебил я аврора.

— Боюсь, что так.

Я нахмурился и посмотрел в окно. Веселый Роджер нуждается в защите не меньше, чем маман, с учетом того, что я планирую у него прописаться.

— Тогда, пожалуйста, установите те же заклинания вокруг еще одного дома. И антиаппарационный барьер, если тот, что помешал вам аппарировать сюда, до него не дотягивается. Я провожу в нем куда больше времени, чем здесь.

Поттер покачал головой.

— Это так не работает. Я могу установить сигнализацию здесь, как в официальном месте жительства несовершеннолетнего волшебника, с его разрешения. Но у меня нет прав раскидывать заклинания, тем более антиаппарационные, на территории магглов. Это незаконно.

Так дело не пойдет.

— Что нужно, чтобы это стало законным?

— То же самое, что и для законного разглашения о существовании волшебного мира. Родственные связи.

— А если опека?

— У тебя есть опекун? — удивился молчавший до сих пор Джеймс.

— Я еще не говорил с ним об этом, но собирался. Не думаю, что речь бы шла об официальной опеке, но если это касается защиты, то я готов поднять и этот вопрос.

Не похоже, чтобы Поттера-старшего удивило мое желание выбраться из-под родительского крыла и податься к другому человеку. Впрочем, он же не слепой, а дом моих родителей производит на людей вполне однозначное впечатление.

— Опека подойдет. Я смогу даже ускорить процесс рассмотрения и одобрения документов, чтобы разобраться с этим быстрее и установить защиту в кратчайшие сроки. Этот человек знает о магии?

— Нет, но если началась война, то я ему расскажу. Чтобы он знал, что есть чего опасаться.

Поттер вздохнул и покосился на часы. Точно, у аврора его уровня сейчас явно гора работы со всеми этими нападениями, а он тут со мной светские беседы разводит.

— Значит так. Сначала расскажи о магии, и только потом подними вопрос опеки. Во-первых, часть магглов может испугаться и изменить свое отношение к тебе: будь к этому готов и не принимай на свой счет. Во-вторых, он должен понимать уровень опасности, на который соглашается, ведь, принимая тебя под свою ответственность, он ставит под угрозу свою жизнь. Эти люди, Пожиратели Смерти, устраивают акции устрашения и семьи магглорожденных — их главная мишень. До сих пор смертей не было, но, как видишь, времена меняются. Завтра я жду от тебя сову. Если ответ положительный, то поезжайте сразу в Министерство Магии, совой пришлю контакты человека, который примет заявление на ускоренное оформление опеки в маггловском мире. Если откажется, то вызову обливиаторов, и он забудет все, что узнает от тебя о магии.

Я кивнул и, наконец, перестал задавать вопросы, задумавшись над уже полученной информацией. Аврор, будто только этого и ждал, начал разбрасываться заклинаниями направо и налево, заходя в каждую комнату. Даже на чердак залез! Джим, как-то подбоченившись, следил за отцом, мол, смотри какой он у меня великий и могучий волшебник.

Кстати об отцах. О своем я вспомнил за несколько секунд до того, как Поттеры шагнули в камин.

— Мой отец в тюрьме. Маггловской. Он тоже в опасности?

Джим удивленно захлопал глазами. Сын полицейского дружит с сыном уголовника. Спешите видеть. Ничего, привыкнет.

— Не думаю. Маггловские тюрьмы регулярно патрулируются аврорами, на случай если магглами будет арестован маг. К тому же, нападение на тюрьму, с умерщвлением маггловских уголовников, едва ли на повестке дня у даже самых сумасшедших Пожирателей. Скорее под ударом находятся больницы, школы, правительственные здания.

— Понял, — я кивнул и запоздало сообразил, что до сих пор никого не поблагодарил, — Мистер Поттер, спасибо вам огромное.

Поттер-старший кивнул и подошел к камину, протягивая сыну коробочку с летучим порохом.

Я крепко обнял Джеймса напоследок:

— Ты… человечище, Джим. Никогда не забуду. Спасибо.

— Пока не за что, Хвост. Рад, что ты живой. Кстати, держи, — он сунул мне в руку небольшую коробочку, — пригодится, чтобы убедить маггла в существовании магии, колдовать-то нельзя.

Перечные чертики. После них можно выдыхать огонь. А я-то и не подумал о демонстрации волшебства Роджеру. Что ж, в этом, пожалуй, весь Джеймс: его не нужно просить, он сам поможет еще до того, как ты осознаешь, что тебе нужно.

И вот, мой лохматый телохранитель, притащивший в этот дом, ни много ни мало, без пяти минут главного аврора Магической Британии в разгар национальной трагедии, сгорел зеленым пламенем. А за ним — его отец. Я же, не дожидаясь возвращения маман, поспешил на ферму, не забыв коробку перечных чертиков.

* * *

Приготовление ужина пришлось взять в свои руки. В конце концов, я, с момента приезда, палец о палец не ударил, чтобы хоть в чем-то помочь Роджеру, так что пусть хотя бы стол переговоров будет накрыт моими руками.

Пудинг с говядиной и почками, пирог с патокой, гора жареных колбасок, свежеиспеченные сконы. Надеюсь, мои изумительные навыки готовки для двенадцатилетнего мальчика за год не испортились, ведь стряпня всегда была верным союзником для привлечения Роджера на свою сторону.

Кухня насквозь пропахла мясом и выпечкой, видимо, запах из открытого окна разносился по двору, потому что Джонни прибежал домой как-то даже неприлично быстро, да и приход Веселого Роджера не заставил себя ждать.

— Ты погляди-ка как разошелся, — прохрипел он, едва зашел в дом, — я столько еды с самой Пасхи не видел.

Я шустро принялся раскладывать приборы на столе, думая, как подступиться к разговору.

— Ты, небось, еще с матерью не все успел уладить? — продолжал Роджер, поглядывая на меня из-под кустистых бровей. — Не суетись, Малой, пока работы не много, да и я понимаю, дела семейные. Так что не стоит мне тут шеф-повара изображать, ты мне ничего не должен.

Не то чтобы я в свои двенадцать лет воображал себя великим стратегом, но такое открытое указание на очевидность моей попытки притвориться нужным немного покоробило. Видимо, год жизни бок о бок со слизерницами успел отразиться на моем восприятии. Веселый Роджер — прямой, простой человек, говорящий в лоб, что думает, и ценящий такое же отношение к себе. А я уже битый час думаю под каким соусом преподнести весть об опекунстве.

— Вообще-то, почти все уже улажено. Пастор выдал кое-какую мебель, что-то мне удалось выкупить, а вот это, — тут я положил перед ним на стол волшебную палочку маман, — мне отдали обратно по первой просьбе.

— Палку?

Хватит ли огненного шоу, чтобы убедить взрослого мужика в существовании волшебства? Что ж, мне больше нечем крыть.

— Видишь ли, это не совсем простая палка. И я учусь не в совсем простой школе. Существует мир, скрытый от обычных людей, и я, вроде как, его часть. Я волшебник, как и маман, хотя, по меркам Магической Британии, она опустилась еще ниже, чем по нашим.

— Что-то ты несешь странное, Малой. Не заболел?

— К сожалению, это правда, Роджер. Смотри, — я достал из кармана перечного чертика, — это — волшебное лакомство. Будет похоже на фокус, но ничего серьезнее я пока показать тебе не смогу, несовершеннолетним нельзя колдовать без взрослых и на каникулах. Но это лучше, чем ничего.

Не без удовольствия проглотил чертика. За что люблю волшебные сладости, так за то, что они еще и волшебно вкусные. А уж спецэффекты какие…

Изо рта вылетело огненное облачко и тут же растаяло в воздухе. Роджер застыл и некоторое время не шевелился. Я его не торопил.

— Как ты?..

— Магия. Она бывает разной. Я пока мало что умею, но взрослый волшебник может превращать предметы в другие предметы и даже людей, становиться невидимым, находить спрятанные вещи, лечить ранения и много чего еще. Школа, в которую я хожу, называется Хогвартс, нас учат как правильно колдовать, варить зелья, ухаживать за волшебными существами, даже летать на метлах. У нас есть свое Министерство, своя больница, своя полиция. Эта вещь, — я кивнул на палочку, — волшебная палочка маман. Она умудрилась ее заложить, чтобы купить бутылку, но мне удалось ее вернуть, это удача, потому что, если честно, палочки стоят дороговато.

— Магия? — Роджер нехорошо на меня посмотрел, — Малой, такие фокусы в Лондоне уж наверняка каждый третий бродяга исполняет — с выдыханием огня. Я рад, что у тебя появилось хобби, но не держи меня совсем уж за деревенского дурака.

Я протестующе замахал руками и выложил упаковку перечных чертиков на стол.

— Я действительно не могу показать большего, но попробуй тогда сам. Не ручаюсь, что у тебя получится, потому что ты не волшебник, но если выйдет, то убедишься на своей шкуре. Ты же не станешь сам себя обманывать?

— Да не буду я всякой ерундой заниматься!

Я живо вообразил, как во время очередной стычки с бесконечным выводком Блэков, один из них докладывает родителям о зарвавшемся Петтигрю, и половину деревни зажаривают в адском пламени, а маггловские новости объявляют об опасностях печного отопления или недопустимости украшения свечками рождественских елок.

— Роджер, это очень важно! Ты должен поверить, понимаешь? Поэтому ЕШЬ ЭТОГО ДУРАЦКОГО ЧЕРТИКА НЕМЕДЛЕННО!

Веселый Роджер удивленно на меня посмотрел — я ни разу не повышал на него голос за всю свою жизнь — и положил чертика себе в рот, впрочем, не слишком обращая на него внимания, не спуская глаз с меня, как не спускают глаз с душевнобольного, выполняя его просьбу, не понятную никому, кроме несчастного психа.

Прожевал.

Проглотил.

Открыл рот, вероятно, собираясь что-то сказать, но вместо этого выдохнул яркое, огненное облако, заставив меня внутренне поблагодарить Джеймса и всех производителей волшебных сладостей, не перестающих творить чудеса даже для магглов.

Облако растаяло в воздухе, Роджер еще несколько мгновений смотрел прямо перед собой, где растворился последний всполох, а потом резко отпрянул, опрокинув стул, на котором сидел, и чуть не перевернув стол. На одних рефлексах я словил накренившуюся салатницу, и тоже вскочил на ноги.

К чести Веселого Роджера, я почти не успел разглядеть его испуга. Едва салатница пришла в равновесие, привычная собранность вернулась на суровое лицо фермера. Я выжидал.

Через несколько самых долгих секунд в моей жизни, он прочистил горло и снова заговорил:

— Положим, все так. Зачем ты мне об этом сейчас рассказываешь? Случилось что?

Поразительный человек. С существованием магии можно потом еще раз разобраться, а пока — начнем решать проблемы соседского пацана.

Я кивнул на стул, предлагая вернуться в сидячее положение. Роджер, в свою очередь, кивнул мне, поднял опрокинутую мебель и уселся на место, даже взяв в руки вилку.

— Ну?

Я тоже плюхнулся напротив и вздохнул.

— Если честно, то сперва я не думал тебе рассказывать ни о чем. Я планировал один серьезный разговор после визита к маман, и он касался вопроса моего окончательного переезда к тебе, — на лице Роджера ничего не переменилось, и я продолжил. — Понимаешь, они продали всю мою мебель, даже кровать вынесли. Я планирую оставить пригляд за маман на время моего отсутствия, но нельзя же ее на каждой попойке контролировать. Каждое лето заново обживаться, пожалуй, бессмысленно. Ты не думай, я готов работать в полную силу, без халтуры, ты же меня знаешь. Да и по документам на тебе никакой ответственности за меня не было бы — на тряпки и школьные нужды я себе заработаю сам.

— Так что изменилось-то, раз передумал?

— Ко мне пришел мой школьный друг, со своим отцом. Он у него какой-то начальник в магической полиции или что-то вроде того. У нас началась гражданская война, есть погибшие. Основная цель — маги из неволшебных семей, их родные и близкие люди. Теперь, если я перееду к тебе, то ты окажешься в группе риска. С другой стороны, если я не перееду, то не существует легального способа защитить твой дом и тебя от темных магов, если они решат напасть на деревню. Для этого нужно быть частью семьи или опекуном мага. Нам нужно быть связанными на уровне магического законодательства, но, в таком случае, над тобой повиснет уже вполне реальная угроза — у этих темных магов есть доступ к подобным документам. Я пойму, если ты откажешься. Но тогда мне придется сократить наше общение, и я больше не буду у тебя ночевать, для твоего же блага, чтобы не давать даже косвенной причины напасть на тебя. Дом маман уже под защитой.

Веселый Роджер устало помотал головой:

— Как всегда перемешал все в кучу, ничего не понятно. Но, если я правильно разобрал, то тебе после возвращения из школы негде жить, и ты хотел перекантовываться на каникулах у меня на постоянной основе. Однако каким-то образом ты стал настолько важной птицей, что на меня могут за это напасть, и я должен оформить все официально, чтобы дом был под охраной. Все верно?

— Ну, в общих чертах, да.

Роджер задумчиво почесал бороду.

— Матери сам скажешь.

Я аж просиял.

— То есть ты согласен?

— Конечно, я согласен. Ты и так тут большую часть времени проводишь. Так что ж мне теперь — выгонять тебя, если на горизонте проблемы нарисовались? Ты за кого меня держишь?

* * *

Маман очень настаивала на том, чтобы аппарировать всех по очереди и не трястись среди магглов в поезде несколько часов. Я очень боялся доверять этой женщине даже в трезвом виде, поэтому, спустя сорок минут уговоров, мы с ней и Веселым Роджером все же выдвинулись по направлению к вокзалу, даже каким-то чудом успев на поезд. Непонятно каким образом выбравшийся из закрытой комнаты Джонни и нагнавший нас на полпути, пополнил нашу очаровательную компанию, и вот, мы уже мчались навстречу переменам.

Согласно договоренности, я отправил несчастную поттеровскую сову восвояси с письмом о положительном ответе Роджера, где попросил выслать дополнительную информацию сразу в Дырявый котел. Наверняка потомственный волшебник не учел, что через наше захолустье поезда до Лондона ходят достаточно редко, да и путь до него не самый близкий, так что к назначенному времени маггловским способом можно было и не успеть, если дожидаться ответного письма на месте.

На вокзале мне посчастливилось встретить Сиплого и Хэлен, но маман, похоже, мало интересовали мои знакомства с бродягами, а Роджер, если и имел что сказать, то, видимо, отложил эту беседу до лучших времен. Он вообще в присутствии маман был крайне неразговорчивым и за всю поездку по маггловскому миру не проронил ни слова, лишь осуждающе косясь на, хоть и трезвую, но все еще изрядно помятую волшебницу с низкой планкой социальной ответственности. Сиплому в карман я тайком затолкал свой дорожный бутерброд, а Хэлен — пару чайных пакетиков. Ребята хлопнули меня по плечу и пообещали передать привет Кучерявому братству.

Наконец, добрались до Дырявого котла. Взяв Роджера за руку, я провел его в невидимый бар и буквально кожей почувствовал, как он старается сохранять спокойствие, пребывая в месте, которого даже разглядеть не мог самостоятельно. За прилавком околачивался мальчишка восьми лет, изрядно подросший с момента нашей прошлой встречи, но все еще не выглядящий достаточно старо, чтобы оставаться одному за барной стойкой.

— Привет, — обратился я к нему, бросив предупреждающий взгляд на маман — понятия не имею как она поведет себя в магическом баре.

— Привет, — немного устало отозвался мальчик.

— А есть кто-то старший? Мне письмо должно прийти, на имя Петтигрю.

Мальчик спрыгнул с небольшого бочонка, служившего ему подставкой, чтобы доставать до барной стойки, и пробурчал сквозь шелест пергаментов:

— Старший сегодня я. Меня зовут Стэн Шанпайк, Том сейчас занят, — с этими словами он протянул мне письмо.

Незамедлительно разорвав конверт, я, без зазрения совести, пропустил часть с сердечными поздравлениями касательно моего семейного статуса и перешел к делу.

«…Вход из мира маглов в помещение Министерства магии находится на заброшенной улице с обветшавшими домами и парой заброшенных офисных зданий. Вход для посетителей — нерабочая телефонная будка. Необходимо зайти в будку и набрать номер 62442, затем представиться и указать цель прибытия. Тебе будет выдан специальный значок, после чего пол будки опустится вниз, и ты попадешь в Атриум — приемный зал Министерства. Также возможно перенестись туда каминной сетью, но не пускай в камин магглов в одиночестве.

Вам необходимо будет пройти на четвертый уровень, в Отдел регулирования магических популяций и контроля за ними, Управление по связям с магглорожденными и сквибами. Тебе нужно обратиться к мадам Амелии Боунс, ты ее сразу узнаешь, она самая молодая волшебница в отделе. Представься и скажи ей, что ты от меня, дальше она все проконтролирует.

Желаю удачи.

Ф.Г. Поттер»

Магические популяции… Это оскорбление такое?

Впрочем, какая разница? Здраво рассудив, что проще затащить в камин Веселого Роджера, чем протащить маман еще разок через маггловский Лондон, я сунул Стэну Шанпайку горстку кнатов и подтолкнул маман в направлении камина. Она зачерпнула летучего пороха…

— Питер, может ну его, это Министерство? Давай куда-нибудь еще наведаемся? Я много адресов помню.

Я замотал головой и постарался придать своему детскому лицу максимально серьезное выражение.

— Мама. Мы летим в Атриум, или я отберу твою волшебную палочку и окончательно верну вдове Фигг.

Маман закатила глаза, тяжело вздохнула и загорелась зеленым пламенем, умчавшись, слава Мерлину, по нужному адресу. Где-то сбоку закашлялся Веселый Роджер. Я же, если честно, еще сам не привык к подобным спецэффектам, но ситуация требовала сохранения спокойной мины, и я улыбнулся.

— Все нормально, это волшебный способ путешествия. Это не больно и мы пойдем с тобой вместе.

Роджер кивнул и полез за оградку. Я подозвал Джонни и, едва тот запрыгнул на плечо, примостился рядом, бросил порох под ноги и крикнул:

— Министерство Магии. Атриум!

Мгновением позже мы уже вывалились из камина в огромном, пафосном зале с фонтаном посередине. Этот фонтан был мне знаком по курсу Истории Магии, он символизирует единство волшебных рас. Так-так… Кентавр, гоблин, домовик, волшебник и волшебница… И еще одна волшебница? И еще два волшебника?.. А, так это же маман служащие министерства из фонтана выковыривыют. Я бросил быстрый взгляд на Роджера, тот кивнул, мол, иду за тобой, и поскакал к фонтану.

Как я просмотрел момент, когда она выпила? Может в баре умыкнула?

— Спасибо большое, господа волшебники! Дальше мы сами. Мама… Она болеет, да.

Я уже упоминал, что алкоголизм — болезнь?

Министерские неприязненно посмотрели на меня, бывшего, как и маман, и Веселый Роджер, в маггловской одежде, но все же вернулись на пост. Вот вечно из-за таких чистокровных, как маман, страдает имидж таких потомков маггловской культуры, как я.

Пять минут рыбалки и вот, мы, мокрые и в полном составе, находимся у стойки привет-ведьмы, предоставляя палочки. Кажется, девочка в приемной пережила небольшой культурный шок, обнаружив волшебную палочку Марисы Малфой у алкоголички Мэри Петтигрю. Тем не менее, нам выдали пропуска без лишних вопросов, и даже указали, как пройти к лифту, возле которого мы столкнулись с гоблином, тащившем в клетке на веревочке маленького тролленка.

Судя по выражению лица Роджера, малейшие сомнения в реальности волшебного мира отпали.

В лифте, кроме нас, гоблина и тролля, оказалось непомерное количество летающей макулатуры, всяко-разных писем, самолетиков, записочек.

Наконец, жутковатый голос из ниоткуда объявил: «Четвертый уровень», и мы вышли в пестрого вида коридорчик со множеством цветастых дверей. К счастью, в наличии оказалась лавочка для посетителей и, водрузив на нее еще мокрую маман и обещавшего приглядеть за ней Роджера, я отправился на поиски нужной двери, за которой должна была ждать мадам Боунс.

Отдел оборотней, домовых эльфов, кентавров, русалок… Хм, тут нет отдела волшебников. Эти люди на полном серьезе воспринимают магглорожденных и сквибов, гоблинов и оборотней на уровень ниже, чем себя?! Чего добивается этот самопровозглашенный Темный Лорд? Расовая сегрегация уже в самом разгаре! Тогда что означает фонтан на первом этаже? Иллюзия равенства для отвода глаз?

«Магглорожденные и сквибы». Что ж, я, конечно, полукровка, но акцентировать на этом внимание перед Поттером-старшим с явной последующей необходимостью раскрытия родства с Малфоями, что, особенно с учетом текущей геополитической ситуации — не самое разумное решение. Скорее всего о том, чтобы личность Мэри Петтигрю не всплыла случайно в массах, позаботятся сами Малфои, но не стоит подливать масла в огонь. Согласно заверениям Сириуса, озвученным в разговоре о некоторое время скрывавшемся от любимого семейства дядюшке Альфарде, привет-ведьмы государственных учреждений дают клятву о неразглашении посетителей, чтобы не затруднять жизнь магам-затворникам, политически влиятельным персонажам, скрывающимся от кровной мести или не в меру заботливой родни. Висела ли такая клятва на этом Амелии Боунс я не знал.

Я постучался.

И тут сушеная человеческая голова на ручке двери, которую я каким-то чудом до сего момента не замечал, изрекла:

— Войдите.

Я схватился за сердце и отскочил к противоположной стене коридора. Это что за зверство? Чья это голова?! Нет, я могу понять очаровательные последствия кровавого Нового Времени со всеми прелестями охоты на ведьм или низкие моральные устои Темного Средневековья, но почему ЭТО до сих пор используют для бытовых нужд? Чем плох обычный звонок?

Пока я осмысливал эту жуть, служащим за дверью, очевидно, надоело ждать, дверь приоткрылась и выглянула уже живая голова молодой девушки, озадаченно смотрящая на меня, бывшего на грани инфаркта.

— Вы ко мне?

Я отлепился от стены и усилием воли отвел руку от груди.

— Мисс Боунс?

— Мадам Боунс, — поправила волшебница, отворяя дверь шире. — Да, это я, доброго дня.

Я протиснулся в кабинет, стараясь не глазеть на сушеную голову. Мадам Боунс приглашающим жестом направила меня к ближайшему свободному креслу, куда я с готовностью и плюхнулся. Ведьма села напротив и выжидательно посмотрела на меня.

— Меня зовут Питер Петтигрю. Я хочу встать под опеку маггла, поскольку родители… не справляются со своими обязанностями. Мистер Флимонт Поттер посоветовал обратиться к вам.

Амелия Боунс кивнула:

— Хорошо, мистер Петтигрю. Аврор Поттер предупреждал меня о вас. Это стандартная процедура, но, как я поняла, сроки у вас ограничены….

— Дело в том, — перебил я, — что я не магглорожденный. Моя мать — волшебница, отлученная от рода. Но я бы не хотел, чтобы это было известно, сейчас почти все считают, что я из магглов.

Мадам Боунс захлопала глазами. Наверное, не так много полукровок хотят еще сильнее занизить свой социальный статус.

— Это уже абсолютно другая процедура. Она даже не в ведении этого отдела… Необходимо согласие родителя, кроме того, объем полномочий родителя-мага не соответствует полномочия маггловского опекуна, — внезапно она прервалась и нахмурилась. — Для чего вообще нужна эта замена? Какова цель?

— Как я и сказал, моя мать не справляется со своими обязанностями. Я живу большую часть времени у маггла. В свете недавних событий, было бы полезным установить защиту над домом проживания нечистокровного меня. Для этого собственник дома должен быть моим опекуном.

Боунс, не меняя выражения лица, кивнула, подскочила с кресла и засеменила к выходу из кабинета. Но, занеся руку над дверной ручной застыла на долю секунды, развернулась и ткнула в меня пальцем:

— Сиди здесь.

После чего выбежала из кабинета, звонко стуча каблуками.

Порядка пятнадцати минут я провел в кабинете, косо посматривая на трех его остальных обитателей, что-то строчивших на тоннах бумаг, складывавших и отправлявших летучие записки. Скучное зрелище, по правде говоря, но, по-видимому, бюрократия правит и этим миром.

Вдруг дверь открылась и Боунс снова заглянула в кабинет, не спеша, однако, заходить.

— На лавочке возле лифта сидят твоя мать и желаемый опекун? — уточнила она скороговоркой.

Я кивнул и она снова убежала, ничего не объяснив.

Еще двадцать минут непроходимой скуки и вот, наконец, Боунс снова появилась, и даже вернулась за стол. В руках у нее была тоненькая стопка пергаментов и даже — внезапно — бумаг.

— Нет смысла менять законного представителя методом, аналогичным замене маггловских опекунов или родителей, в случае, если ты — полукровка. Это сократит количество твоих прав в волшебном мире. Однако маггловским законодательством предусмотрена возможность совместной опеки. Под нее, конечно, сложно притянуть за уши родителя и постореннего человека, но у нас есть свои рычаги. Формально все останется как было, но официальный статус этот маггл получит, хоть и не прибегая к непосредственному изменению ответственных лиц. Защиту дома можно затребовать без проблем.

Она разложила бумаги и пергаменты.

— Эта бумага — маггловское свидетельство о совместной опеке, все официально, но не распространяйся без надобности. Нужна твоя подпись, у опекуна и родителя я уже взяла. Первый пергамент — заявление на составление оного свидетельства от твоего имени с подписью родителя, миссис Петтигрю также уже подписала. Стопка слева — ссылки на магическое законодательство, там же пояснения по маггловскому, но они краткие. Еще вопросы?

Я удивленно следил за шустрой речью ведьмы и думал о том, насколько быстро решаются проблемы при наличии волшебной палочки.

— Вопросы, мистер Петтигрю? — повторила она, всем своим видом показывая, что у нее еще полно дел. Интересно, это министерский аппарат так мгновенно учит огрызаться даже молодых специалистов или она по жизни такая… прагматичная?

— Вопросов нет. Спасибо огромное, мадам Боунс.

Я поставил подпись в необходимых местах и принялся собирать свои экземпляры документов.

— Рада помочь. Однако, мистер Поттер не был в курсе относительно вашего действительного статуса крови. Настоятельно рекомендую в дальнейшем уточнять подобные важные детали заранее, чтобы не усложнять всем работу.

— Я понял. Прошу прощения. Спасибо! — и поскорее вылетел из кабинета.

Роджер наверняка уже намаялся с маман.

Наверное, в определенной степени, этому лету удалось слегка растопить лед в моих отношениях с Лили. И дело даже не только в совместном изучении правил поведения в волшебном мире. Однажды к ней прилетела сова с письмом и уж не знаю, что в этом письме было, но разволновало оно ее ни на шутку. Очевидно, что-то серьезное, потому что сразу после прочтения, не стесняясь ни моего, ни родительского присутствия, она сожгла его в камине и, спустя полчаса угрюмого молчания умчалась к своему оборванцу из Тупика Прядильщиков. Возможно, что-то случилось в школе…

Я, будучи, в целях конспирации, отрезанной от волшебного мира, пыталась выяснить в чем дело — просто ради секундного удовольствия и ощущения собственной принадлежности к магии. Однако, то ли наши отношения были еще недостаточно близкими, то ли Лили полагала, что я не смогу понять суть встревожившей ее проблемы, но она так ничего и не рассказала.

После встречи со Снейпом рыжая вернулась еще более взбудораженная, даже озлобленная, и почти две недели с ним не разговаривала, от чего почему-то страдала я, ибо именно мне приходилось прогонять околачивающегося под нашими окнами мальчугана. Видимо, за время, проведенное в школе самостоятельно, родители стали меньше переживать по поводу моей психической стабильности, предоставляя больше свободы, чем обычно. Меня сводили к паре врачей для проверки, но все же я достаточно привыкла к этому миру, даже маггловскому, да и, что греха таить, здесь для меня все складывалось куда лучше, чем в моем родном времени.

Хотя стрессовые новости я все же получила. В конце августа Лили писала сочинение по Истории магии с абсолютно диким названием «Был ли смысл сжигать ведьм в Средневековье?», что уже повергло меня в полное замешательство. В Хогвартсе полагали, будто ведьма не чувствует боли, как будто ни один из авторов учебника никогда не обжигал палец о пламя свечи. Даже если не брать в расчет мои собственные страдания и муки множества людей, у которых не было сил противостоять огню, то как можно всерьез рассуждать о неэффективности охоты на ведьм? Она заставила магов уйти в подполье, волшебный мир проиграл магглам в этой войне. В чем проблема с хогвартским образованием? Или это следствие промаггловской политики, проводимой в Магической Британии?

Однако не этот факт поразил меня больше всего, а личность одной ведьмы — Венделины Странной, множество раз добровольно восходившей на костер Инквизиции, чей портрет был так невероятно похож на лицо моей сестры Венди, повзрослевшей и обезумевшей. Предполагаемые даты жизни и регион совпадали с моими, однако никакой информации о ее родословной или прочих деталях биографии в британских учебниках не водилось. Последние пару недель я свыкалась с мыслью о предполагаемой судьбе моей семьи, моей родной семьи, и не могла дождаться возобновления доступа к библиотеке Дурмстранга.

Но вот, лето подошло к концу и настала пора отправляться в школу.

Семейный поход в Косой переулок для покупок вещей Лили был, помимо обязательной программы, скрашен знакомством с ее школьными друзьями. Первой оказалась Марлин МакКиннон, в меру симпатичная по стандартам современного мира девчушка с темно-рыжими волосами, уложенными в дивную загогулину, вероятно, по последним модным настроениям. Впрочем, сегодня мама заплела Лили французскую косу и, судя по реакции Марлин, в школе сестренка не так уж часто появлялась с прибранными волосами. Вот зачем тебе такие космы, если ты не умеешь с ними справляться?

Вторая девочка оказалась серьезнее, чем Марлин. Жиденькие русые волосенки, маленькие глазки на круглом, невыразительном лице, грузная фигура. Словом, внешний вид и манера подачи себя этой девочкой являлись прямым доказательством несправедливости суждения о том, что «некрасивых детей не бывает». Если вы в это верите, значит, вы не видели Гвендолен Раян. Впрочем, я не нашла в ней и следа закомлексованности. Уверенная в себе, острая на язык и с внушительным словарным запасом для ребенка ее возраста. Пожалуй, с ней есть, о чем поговорить — недаром же они с Лили шептались раза в три дольше, чем с той же Марлин.

Уже у самого выхода мы столкнулись с тремя поразительно бестактными балбесами, которые также являлись однокурсниками Лили с диким прозвищем «Мародеры». Немногим позже выяснилось, что это были уже знакомые по школьным рассказам Поттер, Блэк и Люпин. Традиционно они перемещались по свету белому квартетом, однако сегодня четвертого члена компании не было видно. Ну и пусть его!

Удивительно, как сильно отличаются британские волшебники от континентальных. Дурмстранговские студенты выглядели куда мужественнее хогвартских, которые на их фоне казались совсем уж маленькими мальчиками. Кроме того, спустя год проживания в Дурмстранге, мне уже нельзя было не заметить более ярко выраженного маггловского влияния на культуру Магической Британии. Свободная форма одежды, менее формализованная манера речи, а изредка мелькающие аристократы казались белыми воронами, в то время как в куда более разномастном Гардаре самые причудливые представители высоких сословий смотрелись вполне себе органично. Интересно, через пару поколений останется ли место для волшебства в этой стремительно омаггливающейся стране?

И, что еще более странно, за исключением магов, домовиков и гоблинов из Косого переулка пропали все другие представители волшебного мира. Куда делись кентавры, оборотни, вампиры, русалки, лепреконы, вейлы? Не припомню из курса истории массовой миграции волшебных рас на континент…

Словом, я была счастлива вновь очутиться в Гардаре. К тому же обновление формы и учебников не заняло много времени, и, радуясь, что не нужно тратить битый час на выбор посоха и волшебной палочки, я отправилась прогуляться. День выдался теплым, городская площадь оказалась забитой палатками ушлых торговцев, решивших подзаработать на снующих тут и там школьниках. Вдруг мой взгляд зацепился за что-то совсем уж неожиданное. У тележки с мороженым весело и задорно торговали Стефан Крам и Зоя Распутина.

Разумеется, я пошла к ним.

— Я думала это Фоули мечтал стать мороженщиком, а вы метили в более престижные заведения.

Распутина удивленно посмотрела на меня.

— Эванс? Рада тебя видеть живой и здоровой.

Не найдя что ответить на такое своеобразное приветствие, я кивнула и пожала плечами.

— Вернон взвесил все за и против и нашел новое призвание, — улыбнулся Крам. — Он за углом, продает шоколадных лягушек.

Стефан махнул рукой в сторону дворца лепреконов и я заинтересованно вытянула шею в попытке рассмотреть силуэт Фоули. Как назло, ничего не было видно.

— Мне стоит беспокоиться о качестве образования в Дурмстранге, если даже выпускники с отличным аттестатом стали уличными торговцами?

Крам протестующе замахал руками.

— Никакой я не уличный торговец! У меня даже лицензии на это мороженое нет.

— Какая разница, если ты все равно тут продаешь мороженое?

— Разница в том, Эванс, что уличный торговец может продать мороженое аврорам, а если это попытаюсь сделать я, то меня арестуют за отсутствие разрешения, регистрации и неуплату налогов.

— То есть выпускников Дурмстранга даже мороженщиками не берут?

— С чего ты это взяла?

Действительно. Стоит себе свет волшебной аристократии, торгует нелегально на площади среди бела дня. Чего прикопалась?

— Эванс, не переживай, ты сможешь стать легальной мороженщицей даже со своим крохотным магическим резервом, — утешила Распутина и протянула мне рожок, — Вот, держи шоколадное — подарок от заведения.

Похоже, их компания просто решила в очередной раз подурачиться и привлечь внимание бывших однокашников перед началом учебного года. Что ж, каждый развлекается как хочет.

— У меня ничего лишнего не отрастет после этого угощения? — уточнила я, с опаской посматривая на мороженое.

— Ну, вообще не должно, но сертификата качества у нас не водится, так что на твой страх и риск, — буднично отмахнулась Распутина. — И чеши давай отсюда, у нас есть и другие покупатели.

Естественно, рожок полетел в ближайшую мусорку, которая, как нельзя кстати, оказалась около газетного киоска. В тысяча девятьсот семьдесят втором году заголовки кричали настолько громко, что пройти мимо них было невозможно. Я, не раздумывая, выложила пять сиклей за свежий выпуск первой попавшейся газетенки и уже на первых строчках поняла, что было в сожженном Лили письме.

Разумеется, мне было известно внутриполитическом конфликте Магической Британии, длившемся последние пару лет. Честно говоря, я сама видела эту разобщенность аристократии и основной массы населения всего несколькими часами ранее и, пожалуй, мне по душе более консервативный уклад… Но я не собираюсь убивать или умирать за это! Какой-то поборник чистой крови периодически устраивал акции устрашения на островах, убивая магглов, но это не казалось чем-то внушительным — в каждой стране есть маги, обвиняемые в особо тяжких преступлениях по политическим мотивам. Однако теперь все виделось совсем другим: летом эти странные люди — Пожиратели Смерти и их лидер — объявили об альянсе с великанами, оборотнями и вампирами, причем не только британскими. Уничтожено несколько семей, защищающих магглов, а магическим народам, готовым присоединиться к восстанию, обещано право владения волшебной палочкой. Это всколыхнуло ситуацию и на континенте, и даже в Америке — местные кланы, хоть и не столь сильно притесняемые, но все же ощущающие собственную скованность, решили заявить о своих правах. Начавшиеся агрессивные переговоры прервала серия ужасных нападений на семьи магглорожденных в Венгрии, Испании, Люксембурге, Канаде, Албании, Великобритании и Бразилии. Ответственность взяли на себя Пожиратели Смерти.

Понятно, почему моему возвращению удивлялись люди. Я ведь единственная магглорожденная во всей школе — школе, подарившей этому миру последнего сумасшедшего фанатика, развязавшего Мировую войну в обоих мирах. О чем думают эти Пожиратели Смерти? Что может быть логичнее, чем включение меня в список магглорожденных первоочередной важности? Конечно, в газетах обо мне не писали, но я создала неплохой прецедент, и уж ни за что не поверю, что мои чистокровные однокурсники ни словечком не обмолвились своей семье о грязнокровке Эванс. Везение этого лета может и не повториться — за этот учебный год необходимо срочно продумать все возможные варианты для выживания на каникулах.

— Эванс! Выглядишь отвратительно, — голос Фоули вернул меня в реальность.

Черт. Теперь их двое!

Рядом с Фоули вышагивала девица устрашающей комплекции, до того мужиковатая, что казалась его братом. Старшим, судя по усикам. Рядом с ней в строгом ошейнике и кожаном наморднике семенил огромный бульдог — крайне нетипичное животное в волшебном мире.

— Мне говорили, что ты теперь торгуешь сладостями в переулках, а не пристаешь к тем, у кого еще есть шансы на самореализацию, — я отложила газету в сторону. На корабле дочитаю, не стоит показывать, насколько сильно я выпадаю из жизни на каникулах.

— Ох, Эванс, однажды твое маггловское сознание привыкнет к тому, что в нашем мире все не так просто, как тебе кажется… К слову о двойственной природе, позволь представить мою сестру — специализируется на оборотнях. Факультет Темных искусств. Марджори будет учиться в Дурмстранге на пятом курсе — в прошлом году она ездила по обмену в Шармбаттон, изучала профильные зелья. А это Ворчун, ее помощник, — он потянулся рукой с загривку псины, но тут же отпрянул, едва тот угрожающе зарычал. — Кхм… Мардж, это Петунья Эванс, магглорожденная с уровнем магии, как у шоколадной лягушки. Впрочем, достаточно настырная, чтобы закончить три курса за один год. Из рук вон плохо, но все же…

— Буду считать это признанием моих заслуг, — я закатила глаза и кивнула Мардж, — Приятно познакомиться, Мардж. Как семья относится к тому, что ты изучаешь оборотней, а твой братец посреди бела дня позорит фамилию, навязывая людям волшебные сладости?

— Мы смирились, когда он решил пойти на факультет Светлой магии. Все было предрешено.

Пожалуй, эта Фоули мне даже нравится. О чем я не замедлила сообщить Вернону.

— В таком случае вы вдвоем сейчас радостно идете на корабль, громко смеясь и привлекая к себе столько внимания, сколько тебе, Эванс, не удастся привлечь за всю твою остальную жизнь. Живо!

Я не уловила ни этой перемены настроения, ни того, когда Фоули научился откровенно унижать окружающих. Это не было похоже на шутливое оскорбление или на горделивое самовосхваление, но почему-то Мардж оперативно взяла меня под руку, некультурно заржала на половину улицы, и потащила за собой, вскрикивая невпопад и широко жестикулируя. Прохожие недоуменно оборачивались, собака издавала какое-то громкое хрюканье, но я не нашла причины не следовать странному совету Фоули. Если это дурацкая шутка, то мне не привыкать выглядеть глупо. Если глупо ведет себя пятикурсница из уважаемого магического семейства по приказу старшего родственника, то повторение ее странного поведения — единственно логичный вариант.

Фоули прошел в ногу с нами почти квартал, после чего повернул куда-то за угол и больше мы его не видели. На прощание он приобнял сестру, почти, однако, не глядя на нее, но все время высматривая кого-то в толпе. И хотя до самого Летучего голландца мы так никого подозрительного и не встретили, тревожное чувство меня не покидало. Особенно когда на площади не оказалось ни Распутиной, ни Крама, ни тележки с мороженым.

* * *

До отправления корабля оставалось еще некоторое время, но Марджори, едва заняв каюту, наложила на дверь три запирающих заклятья, после чего даже не потрудилась убрать палочку, но, сжав ее в кулаке, не мигая уставилась на дверь. Я несколько мгновений тупо пялилась на эту самую дверь, после чего также плюхнулась на полку рядом с ней — если происходит что-то серьезное, то с моим магическим резервом действительно лучше держаться поближе к старшекурсникам, особенно старшекурсникам факультета Темных искусств.

— Привет, Каркаров, — все также, не поворачивая головы, поздоровалась Мардж с до сих пор мною не замечаемым третьекурсником. — Как лето?

— Фоули, — отозвался знакомый голос из самого темного угла каюты, судя по всему, абсолютно не удивленный поведением девочки. — Репутация нашей семьи нас бережет, спасибо. Мы никому не интересны. Я видел Вернона в Гардаре, первое дежурство?

— Уже четвертое, но он все равно нервничает. На прошлой неделе ясновидческое отделение опубликовало пророчество о проблемах на валютном рынке и его разослали всему аврорату и академии.

Каркаров присвистнул.

— Дело — дрянь. Наши связи в британском Министерстве не говорили об ожесточении таможенной политики, от Крамов что-то слышно?

Мардж вздохнула.

— Ворчун, охранять!

Пес послушно засеменил к двери и насторожился, после чего девочка наконец-то повернулась лицом к собеседнику, хотя палочку не убрала.

— И Крамы, и Монтекки говорят, что никаких новых барьеров на международной арене вводить не планировали. Делакур докладывал, что даже международный оборот зелий класса А2 не контролируется, ингредиенты их семья тоже закупает без особых проблем.

— По-твоему они решат прессовать гоблинов?

— Я не вижу других возможных причин. Очевидно, что Гринготтс не пойдет под колпак Пожирателям и у них не получится его подкупить, игры с процентной ставкой и волатильностью в такое время — не в духе Гронкрухта. Как глава центральной штаб-квартиры банка, он неоднократно заверял о курсе на стабилизацию и о включении антикризисных мер по расширенному взаимодействию с инвестиционными проектами магглов, чтобы не допустить валютных колебаний. Министры Магии Чехословакии, Финляндии, Албании и Ирана даже заключили контракт на поддержку банка в случае террористических атак.

— Если эти идиоты действительно осложнят отношения с гоблинами, то нам всем несдобровать. Лепреконы подготовили анонс валютной реформы без использования золотого стандарта, мой отец решил перевести все операции с магглами на долларовой основе в конвертацию с лепреконским золотом. Но если все ринутся действовать по той же схеме, то может подняться такое гоблинское восстание, что Пожиратели Смерти покажутся мелкими неприятностями.

Я все слушала, слушала и удивлялась, как мало я понимаю эту сложную политическую машину Магического мира. Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что Каркаров прервался и переключился на меня.

— Эванс, мое почтение. Если ситуация в мире продолжит усугубляться, то советую держаться от меня на расстоянии. Меньше всего мне нужна грязнокровка даже в широком кругу знакомых. Впрочем, тебя скоро все будут обходить по широкой дуге.

Мардж закатила глаза.

— Меньше драмы, Игорь. Она звезд с неба не хватает и, если верить Вернону, служит прямым доказательством теории чистоты крови. Стефан считает ее забавной, со всеми этими амбициями и круглосуточной учебой. Конечно, самым разумным решением было бы найти протекцию в школе и не появляться нигде в волшебных районах без сопровождения взрослого мага с хорошими навыками боевой магии, но либеральные семьи вряд ли будут избегать ее общества с тем же усердием, что и ваша братия. Например, Фоули уже три поколения играют за оба лагеря, мы в любом случае под ударом. Магглокровкой больше, магглокровкой меньше — тут уж неважно.

— Воля ваша, Мардж, но моя семья пока в безопасности, и я не хочу бросать тень на нас в такой момент. И многие разделят мое мнение.

— Пожалуй, — девочка пожала плечами.

Интересно, стоит ли расценивать фразу Мардж о своей семье как предложение этой самой протекции…

Каюта была рассчитана на шестерых, но, очевидно, Мардж это не волновало, и даже знание того, что корабль надежно охраняют, не заставило бы ее отпереть дверь до самого прибытия в Дурмстранг.

— Выходит, Вернон подался в аврорат? -уточнила я для ясности.

Мардж снисходительно улыбнулась.

— Ну, не лягушками же ему торговать. Ему еще два года учиться в Академии авроров, но, с учетом политической ситуации, даже новичков берут в патрули. Сегодня весь Гардар, наверняка, кишит аврорами, но все равно неспокойно. А что слышно у британских магглов?

Я вспоминала все выпуски маггловских новостей и газет, что смотрела за лето, и не могла вспомнить ничего необычного. Сообщения об убийствах мелькали, наверное, не чаще, чем всегда, я уже привыкла, что магглы умирают чаще и быстрее волшебников и не удивлялась ежедневной криминальной хронике. В этом нагромождении смертей невозможно было засечь устрашающие убийства Пожирателей.

— Ничего. Магглов слишком много, наверное.

Мардж посмотрела на меня почти сочувственно:

— Возможно, маггловское правительство решило не пугать население… Вряд ли жестокие расправы над целыми семьями за всего лишь одно лето остались бы незамеченными. Ваш дом, разумеется, поместили под охранные чары?

Я захлопала глазами.

— У нас в семье нет совершеннолетних магов.

— Я говорю об аврорах! Это ведь первое, что сделали для магглорожденных из Шармбаттона — навесили охранные чары над каждым домом, где есть дети-волшебники, но нет взрослых магов, чтобы позаботиться об этом самостоятельно. Ведь неизвестно, вдруг нападения продолжатся, вдруг родственников-магглов возьмут в заложники, пока дети будут в школе? Ты хочешь сказать, что в Британии твой дом лишен хоть какой-нибудь защиты?

Я начала волноваться. Эвансы мне не чужие люди, выходит, они там совсем одни! Я даже понятия не имела о том, что происходит. За целый год может произойти что угодно.

Мой ошарашенный вид ответил лучше всяких слов и Мардж нахмурилась.

— Возможно, это потому, что твоя школа на континенте, а авроры работали только с учениками Хогвартса…

— Моя младшая сестра учится в Хогвартсе и живет вместе со мной, — я покачала головой.

— Это какое-то недоразумение, полный бред. Чем думает Дженкинс, если не предпринято даже простейших мер?

Каркаров демонстративно хмыкнул из своего угла.

— Юджина Дженкинс — самый слабый Министр Магии еще со времен твоего прадеда, Гектора Фоули. Британское Министерство делает вид, что угрозы не существует, чем еще больше сеет панику.

— Тебе нужно найти в Британии взрослого мага, который зачарует для вас дом, — посоветовала Мардж. — Напиши своей сестре, у нее должны быть друзья в Хогвартсе, профессора, в конце концов.

Я кивнула и уставилась перед собой, прикидывая, как можно попросить об этом Лили, не раскрывая факта своей учебы в Дурмстранге.

Корабль тронулся, Мардж заметно расслабилась, хотя так и не сняла заклятий у двери. Ее пес, Ворчун, честно отрабатывал команду, чутко вслушиваясь в каждый шорох, доносившийся из коридора, ни на минуту не задремавший за все время поездки. Мардж достала огромную исписанную тетрадь, пестрящую зарисовками собак, волков и оборотней, и почти не разговаривала. Каркаров задремал. Я же, вспомнив о недочитанной газете, снова ее раскрыла, с ужасом впитывая в себя новости волшебного мира, понимая, что подобного информационного вакуума больше ни за что нельзя допускать.

Кингс-кросс был переполнен. Если раньше старшекурсники прибывали самостоятельно, прощаясь с родителями дома, то сейчас большую часть школьников сопровождали, казалось, все родственники до седьмого колена с волшебными палочками наизготовку. Джонни явно было неуютно, поэтому, когда на него в очередной раз чуть было не наступили, он запрыгнул мне на плечо, и отказывался слазить, пока мы не зашли в купе.

Мы с ребятами в последнем письме условились встретиться в пятом вагоне. Пробежавшись по проходу, я обнаружил, что Люпин уже расположился и, забросив багаж на полку, радостно обнял бледного мальчика, запоздало вспомнив, что полнолуние было буквально позавчера.

— Ремус, твоей физиономией можно напугать хаффлпаффца. У тебя есть с собой какие-нибудь зелья?

Тот закатил глаза и вытащил из сундука аптечку, которая тут же увеличилась в размерах и заняла добрую половину сиденья.

— Обезболивающее, кроветворное, сон-без-сновидений, укрепляющее, бодроперцовое, костерост, животворящий эликсир, зелье забывчивости, зелье пробуждения, зелье от кашля, пять видов лечебных мазей от ран, ссадин и ушибов, напиток живой смерти (на случай, если я не смогу вовремя добраться до дракучей ивы), настойка растопырника, ослабляющее зелье, противоожоговое, двенадцать вариаций противоядий усиленного действия (если кто-то узнает мой секрет и захочет меня отравить), рябиновый отвар, умиротворяющее зелье….

— Я понял, понял! Тогда, может быть, тебе лучше просто поспать?

Ремус покачал головой.

— Я ни за что не пропущу обмен летними новостями. Потом отосплюсь.

За окном показались знакомые темные силуэты: черноволосое семейство темных магов Блэков в черных мантиях в полном составе остановилось прямо напротив вагона, на перроне. Сколько же их…

— Пять галеонов на то, что Сириуса изгонят из рода сразу после окончания школы, — протянул Ремус.

Я проследил за его взглядом. Сириус стоял несколько особнячком, не теряя, однако, благородной осанки, и напыщенного вида. Вьющиеся патлы были выкрашены в красно-золотой цвет, он уже сейчас напялил школьную мантию с гриффиндорской оторочкой, а на сундуке красовалась криво приклеенная, огромная колдография Альбуса Дамблдора, весело подмигивающего окружающим.

— Пять галеонов на то, что это случится еще до сдачи ЖАБА — поддержал ставку я.

У меня все равно нет таких денег.

Мы почти не глядя пожали друг другу руки, наблюдая за сухим прощанием семейства Блэков и за тем, как самого младшего — очевидно, брата Сириуса, Регулуса — уводит за собой слизеринская часть семьи в соседний вагон.

Удрученная физиономия гриффиндорского Блэка радостно расплылась, едва тот завидел нас с Ремусом.

— Ну наконец-то я вижу нормальных людей, это лето было сущим адом!

Ремус придирчиво осмотрел новоприбывшего:

— Мне кажется, профессор МакГонагалл не одобрит твой новый цвет волос.

Сириус, недолго думая, выхватил палочку, перекрасив и волосы Ремуса в гордые цвета Гриффиндора. Тот даже увернуться не успел и теперь озадаченно ощупывал свою жиденькую шевелюру, прикидывая масштаб проблемы без доступа к зеркалу. Интересно, только в волшебных поездах разрешается колдовать малолеткам или дома Сириус тоже пользуется палочкой? Собственно, этот вопрос я и озвучил секунду погодя.

— Нет-нет, дома тоже нельзя. Да и меня бы живо перекрасили обратно, будь это мои проделки. Пару недель назад мне удалось улизнуть и встретиться с дядюшкой Альфардом, его рук дело. Родители пытались меня расколдовать битый час, но ничего не вышло.

Сириус, кряхтя, убрал сундук с прохода, поставил клетку с совой Годриком на сиденье, и, задумчиво оценив мой внешний вид, перекрасил и мои волосы. В гриффиндорские цвета, разумеется. Что ж, Поттер-старший все равно советовал вести себя так, словно меня никогда и не распределяли в Слизерин — придется соответствовать.

Мы уселись и некоторое время обменивались ничего не значащими восторгами по поводу воссоединения Мародеров. Ожидание Джеймса подзатянулось, наконец поезд тронулся, а наш лохматый друг так и не появился.

Сын высокопоставленного аврора может быть слишком лакомой мишенью для этих сумасшедших чистокровных террористов. Нервно переглянувшись между собой, мы решили отправиться на поиски очкарика: я в сторону головы поезда, Ремус — в хвост, а Сириус будет ждать в купе и прогонять от него всех непрошеных гостей, хотящих занять свободные места. Репутация семейки Блэков делала слова даже бракованных носителей этой фамилии на диво доходчивыми, так что даже старшекурсники вряд ли будут его выселять.

В четвертом вагоне никого не было, а вот в третьем мимо меня сразу же пролетела чья-то тарелка, еле увернулся. Очевидно, Джеймс где-то здесь.

Пропажа нашлась под столом одного из купе, имевшего вид зоны боевых действий. Сам Поттер выглядел очень чистенько и, никому не мешая, поглощал перечных чертиков, с интересом рассматривая пролетающую мимо посуду, вспышки заклинаний, горящего Снейпа.

— Джим, мы тебя уже заждались! — оповестил я, вылавливая лимон из стакана с чьим-то недопитым чаем, чудом не разбившимся в этой неразберихе. — Ты что тут делаешь?

Понюхал стакан. С ромашкой.

Резко затормозил бегающего кругами Снейпа и вручил ему стакан.

— Успокойся, Северус. С ромашкой.

Снейп вылил на горящую мантию чай, посмотрел на меня несколько мгновений, потом на Поттера под столом, сверкнул глазами и ушел, ничего не говоря.

— Привет! — обрадовался Джим. — Политика — горячая тема. Особенно сегодня.

— Так это ты поджег Сопливуса? — я сел рядом и Джеймс протянул мне чертиков.

В купе забежала растрепанная Эванс, левитирующая завернутого в ковер Локхарта. Попросила посторожить и даже не забыла добавить «пожалуйста». Настоящая леди, вот это воспитание. Поттер с готовностью кивнул и прислонил рулон к стенке.

— Нет, конечно. Это Раян. Она, правда, в меня целилась, но я увернулся.

Я еще разок угостился чертиком. Забавно, что Гвен не стала тушить Снейпа после ошибочного поджога. Надеюсь, он ее ничем не обидел.

— Гвендолен здесь? Надо поздороваться.

Поттер кивнул.

Как выяснилось позже, желая познакомить своего сына маггловской военной мудростью, аврор Поттер подарил Джемсу перед отъездом «Искусство войны», а тот зачем-то его прочитал и теперь экспериментировал на живых людях. Пожалуй, это не самый бесполезный навык в наше неспокойное время…

Убедившись, что Поттер жив-здоров, я направился на поиски Гвендолен — она нашлась в купе вместе с Лорой Забини и Тибериусом Ноттом. Надо же, только что подожгла Снейпа, и уже сидит, беседы беседует. Вот это я понимаю — стрессоустойчивость и многозадачность, далеко пойдет.

За лето волосы Раян немного отросли после моей проделки с отрезанием косичек, хотя я все еще считаю, что с короткими ей идет больше. Впрочем, с ее внешностью, едва ли она станет привлекательной просто поменяв прическу, особенно когда на с ней курсе учится такая девчонка, как Лора Забини. Тем сейчас — переходный возраст решил дать знать о своем наступлении окружающим россыпью крупных прыщей на лице Гвендолен. Даже странно, зелье от прыщей — одно из самых простых, мы готовили его еще в самом начале первого курса, почему бы просто не сварить его на каникулах? Хотя кто их, слизеринок, разберет.

Дверь в купе оказалась закрыта, и даже не поддалась Алохоморой. Что ж, я не любитель навязываться. К тому же, мало ли что они там обсуждают — вдруг и вправду что-то личное. Поэтому я наложил на дверь еще несколько запирающих заклинаний и с чистой совестью вернулся к Джиму.

- Пойдем? Ремус и Сириус уже наверняка дождались.

Джеймс с сомнением покосился на Локхарта. Тот вяло трепыхался, но, очевидно, Силенцио не позволяло ему подать голос.

- Эванс еще не вернулась…

Что же, когда дело касается Эванс, медицина бессильна — Поттер не сдвинется с места. Я с пониманием плюхнулся рядом.

- Знаешь, мы с ней летом переписывались, — помолчав, выдал Джим.

Я поперхнулся.

- Совсем чуть-чуть, — он быстро добавил. — Когда была та атака на магглорожденных, я послал письма вам обоим. Она, кстати, в отличие от тебя, быстро ответила, — укоризненный взгляд в мою сторону, — поэтому мы с папой к ним не ходили. Но папа и ее район проверил… Кстати, ты знал, что они со Снейпом — соседи? Так вот, на ее районе уйма защитных заклинаний. Оказывается, мать Снейпа изгнали из рода Принцев, и она, опасаясь более решительных мер от своей семейки, наложила щитовые чары на всю округу. В общем я потом еще писал ей, чтобы она не волновалась, мол, они в безопасности. Так что у нас, считай, перемирие.

Теперь понятно, почему он не с нами в одном вагоне, а с Эванс. По чистому совпадению, не иначе. А то, что Эванс завернула в коврик не Джима, а Локхарта… Что ж, видимо, не мне одному свойственно чувство признательности за беспокойство.

- Выходит, ты теперь рыцарь на белом коне, — я многозначительно поиграл бровями.

Джим стушевался и неловко махнул рукой.

- Да ладно тебе, — честное слово, он даже покраснел.

Поразительно, насколько сильно он теряется, когда дело касается неудобных вопросов. Сириуса никогда нельзя вот так вот просто смутить, да даже Ремус нашелся бы, что ответить. Этот же просто взлохматил волосы и уставился в окно.

Прошло несколько минут, Эванс , естественно, так и не появилась, а Поттер все так же смотрел в окно, время от времени подавляя глупые улыбки. Он что, с таким видом собирается по школе разгуливать? Даже я знаю, что нельзя настолько очевидно сохнуть по девчонке, над ним же весь курс смеяться будет!

Надо срочно занять его чем-нибудь полезным.

- Давай Локхарта как-нибудь заколдуем?

Поттер посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

- Это добыча Эванс. Ты правда хочешь узнать, что она с тобой сделает, если ты посягнешь на ее трофей?

И правда, видимо, глупый вид Джима как-то подействовал на мое здравомыслие. Переходить дорожку Эванс явно не стоит — в этом году я уже не смогу сбежать от нее на Слизерин.

С другой стороны, Джима явно надо спасать.

- И что ты, будешь сидеть тут, охранять ее вещи, как какой-нибудь Сопливус? У нее уже есть одна преданная собачонка, ты правда думаешь, что это в ее вкусе? Потому что если так, то у тебя нет шансов — Снейп неприхотливый и готов спать даже на ее коврике, а ты избалованный, тебе породная гордость такое все равно не позволит.

- Никакая я не собачонка, — закипел Джим.

- Тогда не веди себя, как Снейп. Или ты и правда думаешь, что она вернется за Локхартом и будет хранить его в сундуке у кровати?

Похоже, мне удалось достучаться до мозгов Поттера. Во всяком случае, он выглядел так, будто у него наконец-то закрутились шестеренки в голове и через несколько мгновений тряхнул головой.

- В сундуке у кровати… Интересно, а эльфы его доставят, если подписать как полагается?

Вот теперь я его узнаю.

Мы получше запеленали Локхарта — теперь нельзя было догадаться, что в этом рулоне завернут живой человек. После чего Джим наколдовал табличку: “Собственность Лили Эванс, 2 курс, Гриффиндор”, прилепил на рулон и удовлетворенно кивнул.

Думаю, Эванс понравится подарок. В конце концов, некоторые девчонки способны оценить романтику, скрытую в дергании за косички. Или в отрезании оных…

* * *

По дороге в Хогвартс удалось немного обменяться новостями. У Сириуса недавно опять вся семья собиралась изгонять кого-то из рода, видимо, это ежегодная традиция такая. На этот раз уже не дядюшка Альфард, а кузина Андромеда — сбежала и вышла замуж за магглорожденного. Впрочем, Блэков пруд пруди — могут себе позволить изгонять друг друга направо и налево.

Ремус выглядел так, как будто родители не выпускали его за пределы дома все лето — истосковавшимся по общению, ужасно бледным, с очередным витком комплекса неполноценности из-за “пушистой проблемы”. С другой стороны, Дамблдора избрали Президентом Международной конфедерации магов, насколько я понял, это что-то вроде маггловской ООН. Интересные, конечно, школьные директора в магическом мире… Ремус объяснил, что Грин-де-Вальда победил именно Дамблдор и, поскольку в этом году в мире официально завелся новый Темный Лорд, это назначение было довольно предсказуемо. К личной радости Люпина, это оно возвело директора практически в статус почти непогрешимого и едва ли, даже если кто-то вычислит, что в Хогвартсе учится оборотень, этот кто-то будет портить отношения с Президентом МКМ.

Еще я узнал что Дамблдор — сосед Джима. Дамблдоры уже несколько десятилетий жили в Годриковой Лощине, хотя сейчас там остался только один… Впрочем, по словам все того же Джима, после назначения директора самой важной шишкой волшебного мира, в Лощину набилось такое количество журналистов разных стран, что Дамблдор перестал там появляться, предпочитая отсиживаться в Хогвартсе.

Когда поезд затормозил, я с интересом пронаблюдал, как Забини, Нотт и Раян друг за дружкой вылазили на перрон через окно — очевидно, так и не получилось расколдовать дверь. В этот раз Раян не делала вид, что меня не замечает, напротив — довольно быстро перехватила мой взгляд и сурово кивнула, мол, война началась, ходи и оглядывайся. Приободренный порцией заслуженного внимания, я догнал ребят у самоедущей кареты, где мы запоздало обнаружили, что забыли перекрасить волосы Джима в цвета Гриффиндора, и поспешили исправить это досадное недоразумение.

К чести Альфарда Блэка, мастер Трансфигурации профессор МакГонагалл, без проблем перекрасившая троих Мародеров в положенные матушкой-природой цвета, не смогла сходу расколдовать Сириуса и приказала тому явиться в ее кабинет после ужина для более обстоятельного осмотра. Тот казался невероятно гордым и счастливым, привлекая внимание Большого Зала своим внешним видом. Во всяком случае, пока его младший брат Регулус не оказался распределенным на Слизерин. После вердикта Шляпы он не взял в рот ни куска, сердито отбросив вилку.

Ремус, сочувственно покосившись на друга, украдкой сунул в сумку пару кусков любимого Сириусом пирога с почками. Не знаю, что бы мы без него делали.

Мы с Джеймсом несколько раз внимательно пересмотрели всех присутствующих за столом Хаффлпаффа — Локхарта не наблюдалось. Довольно переглянувшись, мы, в отличие от Сириуса, плотно поужинали. После чего я заприметил, как Гвендолен подозрительно дружелюбно салютует мне кубком тыквенного сока, и тут же пожалел о своем аппетите. Впрочем, оказалось, что она всего-навсего приклеила мои брюки к лавочке и для того, чтобы покинуть Большой Зал, пришлось, используя чудеса гибкости, снять эти самые штаны. Никогда не был так рад длинным мантиям, как сегодня. Самое удивительное, что сразу после моего публичного позора, штаны без проблем отклеились от лавочки, уж не знаю как она это провернула. МакГонагалл от возмущения даже не знала что сказать, поэтому просто сняла десять баллов. С Гриффиндора. Начало учебы с отрицательного числа рубинов — что может быть лучше?

В спальне мальчиков я обнаружил печальную правду жизни. Несмотря на то, что большая часть школы забыла о моем слизеринском статусе, домовые эльфы, очевидно, относились к информации о студентах внимательнее, чем профессора. Так или иначе, в спальне не было привычной запасной кровати, а также — моих вещей. Светиться в гостиной Слизерина после памятного разговора с мистером Поттером не хотелось, поэтому пришлось навестить старую подругу.

Сова Джинджер, очевидно, не ожидала никого встретить ночью первого же сентября. Она довольно неплохо выглядела, и, уверен, была меня рада видеть не меньше, чем я ее. Наскоро нацарапав записку Люциусу с просьбой о конфиденциальном разговоре, я отправил сову и принялся ждать прямо на месте — очевидно же, что кроме меня, в совятню вряд ли кто сунется в первый же день перед отбоем.

Люциус, к моему удивлению, явился даже как-то неприлично быстро и без своей привычной свиты, да и выглядел, если честно, слегка испуганным, слегка помятым…

- Петтигрю, — мое имя прозвучало еще более бесцветно, чем его волосы.

Я обратил внимание на значок старосты школы.

- Поздравляю с назначением.

Никак не проявив хваленую лордовскую вежливость, Малфой продолжал стоять, как громом пораженный. Прикрыв глаза, он внезапно выдал довольно странную тираду:

- Когда я узнал, то подумал, что сошел с ума. Я не знаю, кому ты мог растрепаться об этом, но настоятельно советую, чтобы ни одна живая душа не посмела вслух упоминать факт нашего родства. И если ты собрался меня каким бы то ни было образом шантажировать….

Похоже, Абраксас все же рассказал сыну о наличии кузена. Как здорово!

- Люциус, мне нужен мой чемоданчик, по-братски.

Малфой застыл, очевидно, испытывая свои постоянные трудности с восприятием информации. Я дал ему несколько секунд времени, и, когда тот по-прежнему ничего не ответил, максимально медленно повторил:

- Чемоданчик. В спальне Слизерина второго курса. На мое имя. Ты мой единственный друг на Слизерине, принеси мне его, пожалуйста.

- Петтигрю, ты меня с домовым эльфом перепутал? И какой я тебе друг?

И правда, он же уже в курсе, что мы кузены.

- Ты прав, мы одна семья, это куда важнее, — Малфой побелел, хотя, казалось бы, куда уж больше. — Что до домовиков, то они мне еще в прошлом году пояснили, что не положено, мол, чтобы они вещи слизеринца приносили в покои Гриффиндора, но ты молодец, что додумался до этой идеи. На самом деле, они даже постиранную одежду на Слизерин возвращают, я раньше ее раз в неделю забирал, но мне бы сейчас чемоданчик получить, а со стиркой вопрос решу.

Малфой опять надолго замолчал, а потом решил уточнить, растягивая слова:

- Я верно понимаю, что ты не собираешься показываться на Слизерине и будешь продолжать заявлять о себе как о маггловском выходце с Гриффиндора, если тебе принесут твои вещи?

- Да, все верно, ты молодец!

Малфой ощутимо выдохнул, видимо, радуясь, что все правильно понял, пусть и со второго раза.

- Условия принимаются.

Как-то он нескладно выражается, но да ладно.

- Добби!

Между нами возник домовой эльф без хогвартской нашивки на наволочке. Обалдеть, настоящий лордский эльф!

- Хозяин Люциус, — поклонился эльф.

- Перенеси вещи Питера Петтигрю из спальни Слизерина в спальню Гриффиндора. Появляющиеся в спальне Слизерина вещи на его имя также перенаправляй в Гриффиндор. И чтобы никто тебя не видел.

Наскоро поклонившись, эльф испарился с негромким щелчком.

- Люциус, ты даже о стирке позаботился! Что бы я без тебя делал!

Малфой скривился. Опять нерв защемило, что ли?..

- Не забудь, что ты обещал не соваться на Слизерин и не трепаться о чем не следует.

С этими словами он развернулся и вышел из совятни.

Какой все-таки заботливый этот Люциус. Переживает.

* * *

Когда я вернулся в гостиную Гриффиндора, оказалось, что Локхарта уже распаковали и отправили на Хаффлпафф. Лили в праведном гневе выдала Джиму такую порцию внимания, что тот сиял, как начищенный галеон. Волосы Сириуса приобрели типичный фамильный цвет, очевидно, МакГонагалл очень талантливая ведьма, раз за полчаса расколдовала то, что вся семья Блэков неделями пыталась уничтожить. Не зря ее Джим побаивается.

Мой чемоданчик нашелся, как и обещалось, в спальне. Вопрос с кроватью оставался нерешенным, впрочем, в первый день Сириус согласился потесниться. Ну, как согласился — я отобрал у него припасенный для него Ремусом пирог и отказался возвращать, пока мне не гарантировали доступ к спальному месту. Завтра после уроков пойду искать склад кроватей — должны же куда-то деваться кровати выпускников в годы, когда первокурсников набирается меньше обычного.

Я открыл чемоданчик, чтобы взять пижаму, как вдруг обнаружил давно забытое письмо Бруствера, адресованное Марисе Малфой. Открыл. На официальном бланке, сухим, канцелярским языком министерского служащего сообщалось, что ее брат, Абраксас Малфой, был убит в Германии, по причине оказания сопротивления при задержании по делу об организации нападений на магглорожденных.

Не было никакого желания объяснять никому, кто мог бы по случайности наткнуться на письмо, какое отношение я имею к Марисе Малфой и почему храню ее корреспонденцию. Я сжег его как только дочитал.

Теперь ясно в честь чего Люциус стал осведомленнее о семейных делах.

Как и то, почему он командует семейным эльфом, находясь в школе, чем не занимаются другие наследники родов.

Война и вправду началась.

Прошла почти неделя, прежде чем мне удалось найти несчастную кровать. Разумеется, все Мародеры участвовали в поисках. Разумеется, нас всех поймали после отбоя, причем целых три раза, назначив, в конечном счете, по целому месяцу отработок. Но, что самое неприяное, баллы факультета Гриффиндор оставались на стабильном нуле. По результатам первых нескольких дней занятий даже у Хаффлпаффа насчитывалось порядка сорока камней, в то время как мы вчетвером умудрились своими ночными вылазками свести на нет старания всего факультета.

Чего мы не поняли, так это одной очень важной вещи, изменившейся с прошлого года. Френк Лонгботтом — новый староста мальчиков Гриффиндора. В прошлом году за порядком следил милый, безобидный ботаник Аластор Грюм, который верил в лучшее в людях, время от времени читал нам мораль, но, в целом, жил в своем мире розовых единорогов и больше был сосредоточен на учебе, чем на проказах младшекурсников. А Френк — это тот парень, который влюбился в девушку, взорвавшую котел его бывшей пассии, тайком таскал в Хогвартс огневиски и получал вопилки от своей матери не меньше десяти раз за семестр.

Поэтому в последний учебный день недели Френк отказался сообщать нам новый пароль от гостиной. И запретил это делать всем остальным ученикам под страхом серьезных проблем со старостой.

- Если вы хотите гулять по ночам — вот ваш шанс, пожалуйста, не стесняйтесь. Но не дай Мерлин вы попадетесь кому-нибудь сегодня, и с вас снимут баллы — будете практиковаться незаметно бродить по коридорам до самого Рождества! Попробуете пожаловаться преподавателям — весь курс лично перед МакГонаналл подтвердит, что видел, как я передавал вам новые пароли.

В общем, Френк — это вам не Аластор.

В ту ночь мы поняли еще одну важную вещь. Хогвартс — мордредов лабиринт.

Разумеется, мы и раньше слонялись по ночам, но наши вылазки редко длились дольше пары часов. В этот же раз, впервые вынужденные скрываться от дежурных от отбоя до самого завтрака, мы были искренне поражены, как быстро перемещаются между этажами Филч и его кошка, старосты, преподаватели… К тому же, наш Штаб за лето разрушили, проклятые эльфы привели комнату в идеальное состояние, и мы понятия не имели, безопасно ли прятаться в нем теперь.

И вот, вынужденные слоняться по непроглядной тьме запутанных коридоров, после очередного побега от миссис Норрис на пятом этаже, мы обнаружили, что потеряли Сириуса.

Звать было опасно — нас могли услышать. Не искать друга тоже нельзя: во-первых, он наш друг, во-вторых, он не то чтобы профи в прямохождении… Если честно, Сириус и при свете дня может запутаться в двух ногах и сбить рыцарские доспехи, а ночью так и вовсе вечно обо что-то спотыкался, куда-то падал, где-то застревал. Другими словами, легкая добыча для дежурных. А с Френка явно станется даже за одного Мародера наказать всех четверых.

И вот, мы пошли обратно, опасаясь, что миссис Норрис еще не покинула коридор, обшаривая каждый угол, каждый гобелен, каждую картину.

В какой-то момент, когда мы проходили мимо большого зеркала, Блэк вывалился прямо из него, сбивая с ног Ремуса и падая прямо на него.

- Ты бы хоть цветы сперва подарил, — пробурчал Ремус, спихивая с себя блэковскую тушу.

Блэк поднялся на ноги, отряхиваясь и протянул руку поверженному оборотню. Тот тоже встал и удивленно повернулся к зеркалу.

- Ты как туда попал вообще?

Блэк пожал плечами, наколдовал букетик из ромашек, и сунул в руки Ремусу.

- Не хотел торопить события, но ты оказался слишком сногсшибателен.

Ремус, тупо посмотрев на букетик, не нашел ничего лучше, как двинуть им по лицу Блэку. Тот картинно схватился за сердце и начал медленно оседать на пол, пока не потерял равновесие и не начал заваливаться на бок уже по-настоящему. Воровато оглядываясь в поисках дежурных, я подпер Сириуса коленкой и наколдовал Люмос.

Зеркало выглядело как… обычное старое зеркало, если честно. Дождавшись, пока Сириус поднимется на ноги, я подошел поближе и потыкал отражение пальцем. Обычное зеркало.

Я хотел удивленно повернулся к Сириусу, но, едва отвел взгляд, мой палец перестал ощущать зеркальную поверхность и провалился в пустоту. Испуганно переведя глаза на зеркало, я увидел, что мой драгоценный палец наполовину торчит в этом самом зеркале. Попытался одернуть руку и тут же осознал, что застрял.

Мы пытались вытащить его следующие полчаса. Под конец у меня случилась натуральная истерика.

- Давайте резать! Отрежьте мне этот дурацкий палец и отправьте маман совиной почтой! Я не хочу умирать!

Джим наложил на меня Силенцио, пока я не переполошил всю школу, а Ремус зарядил отрезвляющую пощечину. Вот с виду пай-мальчик, но как доходит до рукоприкладства, так он всегда первый…

Я замолчал и обиженно посмотрел на Люпина. В этот самый момент яснова почувствовал, как зеркало расступается и оказался на свободе.

Все четверо снова посмотрели на зеркало. Поттер потянулся к нему рукой, дотронулся, перевел на нас взгляд и тоже застрял.

Начинаю думать, что табличка-классификатор тупости им. С. Снейпа права, и Джима в голове и правда только сжатый воздух. Я бы ему об этом сообщил, но с меня так и не сняли Силенцио. Поэтому сообщил Сириус.

- Поттер, ты идиот!

Я кивнул. Поттер, в принципе, тоже.

Еще минут десять мы возились с рукой Джима.

- Я и вправду идиот, — застонал Джим, закрыл глаза и устало УТКНУЛСЯ ЛБОМ В ЭТО ПРОКЛЯТОЕ ЗЕРКАЛО.

Честное слово, мы даже сделать ничего не успели. Через мгновение Поттера полностью затянуло внутрь.

- Вот! — воскликнул Сириус, обращаясь к Ремусу. — Вот так я туда попал!

Ремус не сводил глаза с зеркала.

- Ну, почти… Я упал в него спиной вперед.

Ремус перевел странный взгляд на Сириуса и, смотря ему прямо в душу, шагнул в зеркало, тоже пропадая из коридора. Я почти было заорал, но Силенцио и правду — очень полезное заклинание.

Через несколько секунд из зеркала высунулась голова Люпина.

- Я понял! Оно открывается только если на него не смотреть. Залезайте!

Мы закрыли глаза и залезли.

Внутри оказался потайной проход в неизвестном направлении.

- Дементора мне в душу, — протянул Сириус.

Я кивнул. Сириус нахмурился, и, видимо, вспомнив, что я под заклятьем, наконец-то вернул мне дар речи.

- Будет неловко, если мы случайно попали в покои Флитвика или что-то в этом духе, — я указал на малюсенькую дверцу прямо за Ремусом.

Очевидно, я оказался самым наблюдательным, потому что все резко обернулись.

- Предлагаю проверить кому-нибудь одному, — выступил Джим. — Чур не я, потому что мне МакГонагалл еще прошлогодние полеты на метле не простила.

- И не я, я вообще оборотень, Попечительский совет будет рад меня выгнать, — запротестовал Ремус.

- А я бюджетник!

В конце концов, у меня Абраксас умер, кто знает, спасет ли Люциус мою задницу, если из-за серьезных проступков меня решат лишить оплачиваемого попечителями обучения.

Все повернулись к Сириусу.

- Ну почему всегда я?..

- Во-первых, это ты сюда упал первый, — я загнул палец, — во-вторых, ты — Блэк. Животное не краснокнижное, вашу популяцию беречь особого смысла нет. Поттер вон единственный в своем поколении, Люпин — вообще волшебный оборотень. А Блэков даже сами Блэки не считают, что ни год, то изгоняют из рода кого-нибудь.

Сириус вздохнул, соглашаясь, и толкнул дверцу. Ничего не произошло. Потянул дверцу. Открылась.

Количество паутины в соседней комнате, заметное даже при тусклом Люмосе однозначно свидетельствовало, что Флитвиков здесь не водится. Отобрав у Люпина ранее подаренные ромашки, Сириус смахнул букетом паутину , заслоняющую обзор, и шагнул внутрь.

- Никого!

Мы зашли следом. Джим зажег факелы на стенах и вот, перед нами предстала очень пыльная, очень пустая комната с очень одиноким пустым портретом. Я прочитал табличку под рамой.

- Сириус, даже портрет — и тот Блэк.

Сириус подошел поближе.

- Это же Финеас Блэк — один из бывших директоров Хогвартса! Его портрет наверняка есть в кабинете директора, и абсолютно точно есть во всех поместьях Блэков. Надо уходить!

- Если бы я хотел вас сдать, я бы это сделал еще когда вы проходили мимо моего портрета на третьем этаже, — на портрете появился его законный обитатель. — Если вы не заметили, Хогвартс увешан картинами, но от этого количество бродящих по ночам студентов не снижается.

Мне, кстати, это всегда казалось очень нерациональным расходованием ресурсов.

Финеас Блэк оказался очень… блэковским. Бледный, черноволосый, кудрявый, бородка клинышком.

- Что это за место? — спросил Сириус, все же слегка опасливо косясь на предка.

- Когда-то здесь была кладовая. Один из черных ходов Хогвартса, к которому примыкает эта комната, ведет в теплицы. В последние годы директор Армандо Диппет переместил ее поближе к больничному крылу, а мой портрет повесил здесь, потому что он был узколобым предателем крови, не умеющим воспринимать критику в свой адрес.

Я однажды был в кабинете директора… Там десятки портретов. Насколько нужно быть раздражающим, чтобы довести обитателя кабинета до состояния, когда он готов продолжать существовать в этом общежитии с другими мертвыми предшественниками, но вот лично тебя вынесет? И не куда-нибудь, а в пустую комнату пустого коридора, куда буквально не заглядывает солнечный свет?

- Черный ход? — Джим оживился и тоже подошел к портрету. Их здесь много?

- Мистер Поттер, это замок. Очень древний замок. Сами как думаете? — Блэк посмотрел на Джима, как на идиота.

Гриффиндорец нахмурился.

- Откуда вы знаете мое имя?

- Знаете, говорят, что палочка выбирает волшебника и верна ему всегда? А иногда даже его детям, внукам, правнукам? — загадочно протянул Финеас Блэк.

Все четверо кивнули.

- Так вот эти очки выбирают Поттеров. Только их. Не знаю ни одного уважающего себя волшебника, который бы нацепил это себе на лицо, а я родился в середине девятнадцатого века и немало повидал волшебников в стенах этой школы!

Ремус тихонько прошептал “понимаю, почему его сняли”. В принципе, я с ним согласен. Поттер нахмурился и посмотрел на Сириуса, как будто это он виноват в существовании вредного портрета. Сириус посмотрел на Поттера, как будто это он виноват в существовании очков-велосипедов.

Комната, тем временем, оказалась довольно большой. Здесь не было ни одного предмета мебели, ни одного окна — только факелы, портрет, куча паутины и сантиметровый слой пыли на полу.

Мы переглянулись и во взгляде каждого Мародера читалась одна и та же мысль.

Я достал из сумки свою карту Хогвартса, рулетку и начал делать замеры помещения. Сириус продолжил снимать паутину ромашками Ремуса. Ремус ушел за тряпками и метлой. Джеймс — тырить в теплицах гной бубонтюбера. Мы нашли новый, безопасный Штаб, куда даже эльфы не заходят для генеральной уборки. И вывели коммуникацию на новый уровень.

* * *

Совиная почта принесла Поттеру вопилку от матери, которой МакГонагалл, очевидно, днем ранее написала о похождениях сына по ночам, из-за которых со всего факультета снимают баллы. Отец Поттера тоже прислал письмо, а также посылку, которую настоятельно советовал открывать в комнате, и ни в коем случае не рассказывать маме о ее содержании.

- Он даже как будто мной гордится, — нахмурился Джим, перечитывая письмо.

Воистину, долгожданные и поздние дети — залог крепких семейных отношений.

Ремусу тоже пришло письмо — родители требовали от него пообещать, что даже если он перестанет ночевать в башне Гриффиндора и потратит все баллы факультета, это не отразится на его отметках за экзамены. Сириусу вместо писма пришел Регулус, выдал ему щедрый подзатыльник и сказал, что “мама просила передать”.

Когда же сова бросила мне письмо с пакетиком, я чуть не подавился булочкой. Маман в жизни не отвечала на письма преподавателей. Может, с ней что-то случилось, и это от миссис Фигг?

Я разорвал конверт и прочитал следующее:

Малой, ты чем там занимаешься в своей школе? Или меня тебе в опекуны записали, чтобы я получал жалобы от учителей на то как ты, вместо того, чтобы заниматься, по подвалам бегаешь?

Я не для того столько сил потратил, чтобы ты наплевал на учебу и вылетел с бесплатного отделения! Даже не думай о том, чтобы пустить все это коту под хвост. Теперь все жалобы приходят мне, а не твоей матери, я тебе спуску давать не собираюсь.

Роджер.

Было стыдно. Было очень-очень стыдно. Я никогда раньше не подводил Роджера. После всего, что он сделал, и первое письмо из школы — с жалобами. Мерлин, я даже не думал о том, что информация из Министерства приходит в школу и теперь МакГонаналл будет писать Роджеру…

В пакетике оказалась пара теплых шерстяных носков.

Хотелось плакать.

Тем же вечером я записался в кружок зельеварения, астрономии, любителей магических существ и в школьный хор.

Роджер. Должен. Гордиться.

* * *

Мистер Поттер прислал Джеймсу мантию-невидимку! Мантию-невидимку! Ее надеваешь — и все, невидимый!

Это определенно увеличивало шансы на то, чтобы не попадаться по ночам и не расстраивать Роджера. Кроме того, после памятной ночи возмездия от Френка Лонгботтома, мы утвердились в необходимости обследовать школу на предмет потайных ходов. Пока что на моей карте были лишь основные помещения, отметки о пропадающих ступеньках и графики смены направления летающими лестницами для оптимизации маршрутов. Однако если узнать по каким скрытым коридорам ходят преподаватели и Филч… Или даже найти скрытые коридоры им неизвестные… О, это открывало новые горизонты для проделок…

Весь сентябрь школа жила в напряжении. Теперь не только я, но и Джеймс, и Сириус, и Ремус ходили по кабинетам с записными книжками, черновиками карт и рулетками. Всем было очевидно, что мы что-то задумали, всем было неспокойно, но предъявить нам было нечего. Мы обследовали каждый сантиметр, каждый камушек, каждую статую и каждый портрет, неоднократно проходя по одному и тому же месту, чтобы точно ничего не пропустить.

Оказалось, что проходы могут открываться абсолютно по-разному. Для прохода на кухню нужно было пощекотать грушу, для прохода в Штаб — закрыть глаза и шагнуть в зеркало, где-то требовался пароль, где-то был спрятан рычаг. Даже мысли могли быть важными!

Так, на восьмом этаже, возле картины с троллями в балетной пачке обнаружился склад кроватей! Для того, чтобы его найти пришлось трижды пройти мимо, четко зная, что ищешь — и тогда он появлялся. Когда я показал это ребятам, они глазам своим не поверили. Школа читает мысли!

К слову, тащить кровать с восьмого этажа в башню Гриффиндора — то еще удовольствие. Ночью этого делать было нельзя — все равно попадемся, поэтому решили тащить днем. Правилами не запрещено.

Что было запрещено правилами, так это колдовать на переменах без присмотра преподавателей. Конечно, по большей части на это закрывали глаза, но левитация Мародерами кровати в неизвестном направлении однозначно привлекла бы внимание учителей, так что решено было тащить по-маггловски. Я чуть не умер в процессе.

- Потрудитесь объяснить, что здесь происходит? — профессор МакГонагалл и профессор Синистра изумленно смотрели, как четверо потных второкурсников, с красными лицами и в красных галстуках тащат по лестнице огромную кровать с балхадином.

Мы поставили кровать на пол, неуклюже удерживая ее под наклоном лестницы, чтобы она не скатилась вниз, и шумно выдохнули.

- Кровать Питера, на которой он спал весь прошлый год, пропала. Мы нашли новую, — отрапортовал Ремус, как наименее запыхавшийся. Может быть дело в его пушистой проблеме, но он был даже выносливее меня, когда дело касалось физподготовки.

- Правилами… не… запрещено… таскать… кровати… по коридорам, — срываясь на свистящий шепот простонал я, пытаясь выровнять дыхание.

МакГонагалл на какое-то время потеряла дар речи. Профессор Синистра оказалась человечнее и наложила на кровать заклятие левитации, так что мы даже перестали ее придерживать и дружно осели на пол. Декан Гриффиндора благодарно посмотрела на Синистру и тут же нахмурилась.

- Это неслыханно!

Больше не говоря ни слова, она перехватила левитацию Синистры и решительно направилась вместе с мой кроватью в башню Гриффиндора. Мы поспешили следом, все еще запыхавшиеся и уставшие, но больше всего на свете боясь вящего гнева заместителя директора.

Когда мы зашли в гостиную Гриффиндора, с МакГонагалл и летающей кроватью, воцарилась мертвая тишина. По-прежнему никак не комментируя происходящее, кровать установили в спальне мальчиков второго курса, очистили от пыли и даже подписали моим именем. Снова спустившись в гостиную факультета, МакГонагалл безошибочно обнаружила в толпе студентов старосту.

- Мистер Лонгботтом. Потрудитесь объяснить, почему бедные дети вынуждены сами тащить свою кровать? Почему вы не в курсе, что мистер Петтигрю остался без спального места?

Френк переводил взгляд с меня на МакГонагалл, абсолютно не понимая, что происходит. Мы не рассказали ему, что у меня нет кровати, но, в конце концов, это же не его вина, что слизеринцу негде спать, когда он приходит в башню львов.

- Профессор, — пролепетал я на грани слышимости, чтобы не напоминать об этом всему факультету, — я не гриффиндорец…

- Что? — МакГонагалл обернулась ко мне. — Кто вам сказал такую глупость! Бедный ребенок… Лонгботтом! — в его фамилии нет ни одной шипящей, но она все равно умудрилась ее прошипеть.

Бедный Френк, очевидно, тоже не понимая, с чего я взял, что не гриффиндорец, побледнел еще больше.

- В мой кабинет. Немедленно!

Взгляд МакГонагалл снова посмотрела на меня.

- Мистер Петтигрю, вы принадлежите этому факультету так же, как и любой из здесь присутствующих. Если кто-нибудь, — она угрожающе повысила голос, — посмеет утверждать обратно, то смело обращайтесь ко мне. Мы не выселяем своих студентов из башни Гриффиндора ни при каких обстоятельствах, я надеюсь, это все уяснили? — она обвела взглядом гостиную, и снова обратилась ко мне, — Если что-нибудь подобное повториться, смело обращайтесь напрямую ко мне.

Я виновата косился на Френка, который, казалось, сейчас станет новым призраком факультета, сместив с должности Почти Безголового Ника.

- Лонгботтом! Вы еще здесь?

Френк подпрыгнул и в мгновении ока вылетел из гостиной. Декан резко развернулась и последовала за ним. Я задумчиво оглядел собравшихся. Похоже, даже Мародеры, которые точно знали, что я слизеринец, начали сомневаться в своих воспоминаниях о моем распределении.

Что ж, совет мистера Поттера об окончательном закреплении в статусе гриффиндорца можно считать исполненным…