За кулисами истории (гет)

Время идет, и потенциал Лили растет. У нормальных детей магические всплески случаются раз в несколько дней, Лили же пользуется магией по десять раз в сутки. На качелях, на детской площадке, на прогулке, во время обеда, перед сном и рано утром. И это меня чертовски пугает.

Спустя века магглы совсем разучились верить в магию и даже самые очевидные вспышки волшебства считают фокусами или же малоизученными свойствами человеческого организма. Наверное, это — единственная причина, почему Лили не сожгли на костре, как меня когда-то или не сдали на опыты в научный институт.

Я устала уже напоминать ей не колдовать. Черт возьми, я не могу даже заговорить с ней о магии, это же ребенок, она всем всё расскажет! Нужно срочно найти ей учителя, а как назло, во всей округе магией обладает только зашуганная жена алкаша-маггла Эйлин Снейп, которая даже за себя и своего сына постоять не может. Не к ней же отдавать юную Пожирательницу Смерти?

Хотя в существовании Эйлин есть свои плюсы. Например, я точно знаю, что маги где-то есть и их не уничтожили совсем. Просто они скрываются — это вероятнее всего. Вот только найти полноценного колдуна для маленькой девочки, стоящей на учете в психо-неврологическом диспансере и уговорить его за «спасибо» заниматься магией с бомбой замедленного действия в лице еще более маленькой девочки — задача из ряда вон выходящая.

В числе прочего, я уже прочно обосновалась в мире магглов. Едва ли они теперь хоть чем-то напоминают тех невежественных крестьян, с которыми была знакома я и, чего уж греха таить, к числу которых сама принадлежала. Однако, несмотря на это, мне по-прежнему сложно с ними общаться и вовсе не из-за того, что когда-то их предки сожгли меня на костре. Просто…

Этот мир похож на рай. Здесь тебе не нужно работать на поле от восхода до заката и разводить скот, чтобы не умереть с голоду. Все вокруг умеют читать и писать, трудоустроены и даже самые низкооплачиваемые работники имеют больше возможностей, чем высокие чины моего времени. Люди живут свободно, путешествуют, покупают не то, что необходимо, а то что хочется, общаются друг с другом за сотни миль, снимают фильмы, пишут книги…

Но это и ад. Мне, воспитанной в духе прошлых столетий чрезвычайно тяжело привыкнуть к тотальному падению морально-нравственных норм. Люди забывают что такое честь, достоинство, верность, целомудрие и скромность. От разговоров на улицах уши заворачиваются в трубочку, а от внешнего вида большинства из прохожих бегут мурашки по коже. Мне стоило огромных усилий надеть юбку средней длины и привыкнуть к ней, но выставить колени и плечи на всеобщее обозрение? Едва ли когда-нибудь я смогу на такое решиться.

В связи с этим в школе со мной не общаются даже бывшие друзья Петуньи. Я не могу поддержать разговор, мне становится неловко уже через десять минут, здесь нет понятия такта и личного пространства. Я единственная из девочек не могу себе позволить прийти в школу с распущенными волосами и каждое утро подолгу заплетаюсь, причем в современных условиях большинство из моих старых причесок выглядят старомодными и неуместными, поэтому, ограничиваясь пучком и строгой косой, я превратилась в серую мышку, а если сюда присовокупить мой стиль одежды и неприглядные внешние данные… В общем, так себе зрелище.

Однако школа — все-таки чудо. В наше время их практически не было, а теперь у меня есть возможность выучиться и стать кем-то! Да-да, я ботаник, заучка и серая мышь. Угадайте, кто в моем классе — козел отпущения?

Спустя время, мой круг общения по-прежнему вертится вокруг обеспокоенных родителей и младшей сестры, которой я безуспешно пытаюсь втемяшить в голову, что создавать (за невозможностью применения слова «магию») странности у всех на виду — плохая идея.

Яркий солнечный свет слепил глаза и заливал игровую площадку золотой краской, жидким огнем отражаясь в ярко-рыжих волосах Лили Эванс, которая сейчас беззаботно раскачивалась на качелях, жадно улыбаясь миру вокруг. Я невольно позавидовала ее легкой, детской радости. Мне же было почти двадцать лет и, даже будучи запертой в теле двенадцатилетней Петуньи, я не могла сохранять этот непринужденный детский оптимизм — особенно если вспомнить обстоятельства моей смерти и пребывании в психушке. Кроме того в родном времени даже возраст двенадцати лет считался вполне себе взрослым, что уж говорить о том, как я ощущаю себя сейчас?

Но я все равно качаюсь на качелях — приходится, иначе у психотерапевта возникают ненужные вопросы о моей замкнутости, нелюдимости или очередной фобии. Краем глаза я заметила, что Лил начала набирать высоту слишком быстро — опять балуется с магией воздуха.

— Лили, перестань! — прикрикнула я на нее.

Ведь только за завтраком она заставила опрокинутую чашку повиснуть в воздухе — и откуда только силы берутся? Тогда же я ей в очередной раз напомнила, чтобы не пользовалась своей ненормальностью на людях и, судя по ее поведению — очередная лекция прошла без пользы. Лили весело вскрикнула и спрыгнула с качелей. Ага, как же, спрыгнула… Слетела, раз в пять замедлив скорость падения.

Я тут же покинула надоевшие качели вслед за сестрой и приняла рассерженную позу «руки в боки». Как ни странно, но именно этот жест ее пронимает — хоть и не всегда.

— Мама не разрешала тебе так делать! — я сердито на нее посмотрела и тут же завертела головой, проверяя, не увидел ли кто. — Мама ведь говорила тебе, что так нельзя, Лили!

Да-да, разумеется миссис и мистер Эванс тоже были обеспокоены тем, что старшая их дочь сошла с ума, а младшая выкидывает жутковатые странности, из ряда вон выходящие. Того и гляди, придется и вторую ставить на учет. Поэтому по части выговоров за колдовство я заручилась поддержкой двух взрослых людей и могу с успехом избегать контраргумента «ты мне не указ», которым с подозрительной частотой пользуются современные дети. Эх, где же старое доброе сословное общество, когда право старшего было непререкаемо…

Как обычно, все обошлось и нас не заметили, однако Лили так и не успокоилась.

— Но ведь ничего не случилось!

Не прошло минуты, как она сорвала с куста за площадкой увядший цветок и примчалась ко мне, восторженно хохоча.

— Тунья, гляди. Смотри, как я умею!

Цветок на ладошке самопроизвольно раскрывался и закрывался — чего и следовало ожидать. Сколько же силы в этой девчонке и как мне найти достаточно сил в себе, чтобы выдержать все ее бездумные магические всплески. Неужели нужно постоянно орать?

— Прекрати!

— Тебе же от этого не больно, — обиженно пробормотала Лили, но цветок на землю все-таки бросила.

Вот как ей объяснить, что это опасно в первую очередь для нее?

— Так нельзя, — мда, так себе аргумент.

Я проследила за упавшим цветком. И все-таки — откуда она берет столько сил, чтобы колдовать почти ежеминутно?

— Как ты это делаешь? — спросила я вслух, не особенно надеясь услышать ответ.

И тем более я была удивлена, когда в наш разговор вмешался посторонний.

— Все понятно, правда?

Я взвизгнула и отлетела к качелям. Неужели нас заметили? Почему меня всегда замечают, когда колдуют сестры? Что делать? Куда бежать?

Усилием воли я заставила приступ паники отступить и включила мозги. Казалось, сердце колотится вечность, на деле же прошло всего мгновение.

Тощий заморыш, с нестриженными волосами, в старой одежде, материной блузке и отцовской куртке. Черт возьми! Снейп! Его здесь только не хватало.

Он во все глаза глядел на Лили, краснея. Наверное, стыдно, что так глупо себя выдал. То-то же.

— Что понятно? — спросила Лили.

О, нет, не хватало еще вступать с ним в диалог. Мало мне проблем с магией, так еще следить за тем, чтобы она не связалась с оборванцем из неблагополучной семьи.

Он зачем-то понизил голос и что-то ей сказал. Завязался недолгий разговор, в ходе которого я пыталась окончательно взять себя в руки. Наконец, Лили обиженно бросила: «Обзываться нехорошо!» и засеменила в мою сторону, к качелям.

— Да нет же! — что там у них происходит?

Снейп сильнее закутался в куртку, пряча материнскую рубашку под ней, и прошлепал за ней.

— Ты правда колдунья, — я похолодела, — Правда. Я давно за тобой наблюдаю. Но ничего плохого в этом нет. Моя мама тоже колдунья, а сам я — волшебник.

Не знаю, что меня больше разозлило, удивило или насмешило — то, что он так спокойно говорит об этом девчонкам из магглов, не заботясь о том, как это будет звучать из его уст; то, что он называет себя волшебником, хотя явно видно, что наставника у него нет; или то, с каким самодовольством он это сделал.

Наверное, все вместе, потому что я истерически расхохоталась.

— Волшебник! — снисходительно фыркнула я, наблюдая, как меняется выражение лица мальчишки.

А теперь надо срочно уверить Лили, что магия — бред сумасшедшего. Если сейчас она поверит в свою исключительность, не имея наставника, то вполне может наворотить дел.

— Я знаю, кто ты. Ты сын этих Снейпов, — бросила я в лицо заморышу, а потом повернулась к Лили, — Они живут у реки, в Паучьем тупике, — ясное дело, что живущим по этому адресу нельзя верить, и я понадеялась на благоразумие Лили.

Вдруг меня озарила мысль. Тупик прядильщика находится далеко отсюда. Что он вообще тут забыл? И какого черта прятался в кустах?

— А зачем ты за нами шпионил?

Снейп взвился. Я понимала, что соперничаю с маленьким мальчиком из бедной семьи, но я его не знаю, и он — хоть и косвенно — угрожает моей новоприобретенной сестре. Значит по-другому нельзя, хоть где-то в глубине души мне его и жаль.

— Я не шпионил! Уж за тобой-то я точно не стал бы шпионить, — не знала, что дети умеют говорит с таким презрением. — Ты — маггл.

Вся жалость испарилась. Если честно, я не знала, как на это реагировать, поэтому просто хватала ртом воздух. С одной стороны, то что я теперь маггл, даже хорошо — не надо заботиться еще и о своем наставнике, да и магглы сейчас не те, что раньше. Но все же…

Я рождена в семье чистокровных волшебников и воспитана в их духе. Потеря магии — приговор. Это иррациональное ощущение. Умом я понимаю, что мне будет проще без магии, и что сейчас магия доступна и магглам в виде их изобретений. Но сердце убедить сложнее.

— Пошли, Лили, мы уходим.

Спасибо ей, что не стала препираться. Хотя, быть может, она почувствовала, что меня сейчас лучше не злить.

До дома мы шли молча, а у меня в уме пролетали моменты моей жизни после путешествия во времени. Сначала я списывала отсутствие магии на шок, а потом — на шутку подсознания, которое помнило, что из-за магии я была убита. Но с того самого первого дня, я ни разу не колдовала.

Как я говорила, нормальные дети испытывают стихийные всплески волшебства раз в несколько дней.

Дома я заперлась в комнате. Этого не может быть. Не может быть! Я ведь чувствую, она где-то во мне! Она есть, ее просто надо достать.

До самого вечера я не выходила за дверь и никого не пускала внутрь. Я пыталась разбить чашку, сдвинуть ручку, поднять перо — ничего не получалось. Абсолютно. Настроение скакало от бешенства до убийственного спокойствия, от радости, что меня больше не тронут магглы за колдовство, до истерики, что больше во мне ничего не напоминает о прежней жизни.

И лишь поздно ночью на меня накатила волна опустошенности и осознания. Те частицы магии, что я чувствую — не более, чем игра подсознания, память прошлых лет. Я — маггл?