Назначенная встреча (гет)

Стоять у края обрыва над озером и курить было хорошо. Время от времени я сбрасывал носком туфель камешки в зелёную воду. Смотрел, как расходятся круги, И слушал осеннюю тишину.

Оставив Гермиону на вокзале, я уехал. Отказывая ей и себе в нормальном прощании, я даже не врал: у меня действительно были дела. Точнее, одно единственное дело, которое надо было завершить как можно скорее. И научиться жить дальше. Когда всё это кончится, буду дальше водить катафалк, ковыряться в моторе, пить кофе по утрам, слушать рассказы Барта и Джона, курить с Филчем. Только надо поставить точку в этой истории. Наконец послышалось ворчание подъезжающей машины. Я не был рад этому человеку.

— Ну, ты прямо шпион, — Игорь всем своим видом демонстрирует радушие. — Телефон отключил, общаешься только записками, как в прошлом веке.

Он останавливается в трёх шагах от меня, но я продолжаю подходить ближе, и Игорь нервничает. Улыбка становится приклеенной. Когда я подошёл совсем близко, он выставил руки перед собой:

— Мне нравится эта дистанция, — акцент стал заметнее. — Понимаю твоё желание меня побить или убить. Место как раз подходящее, но сначала выслушай.

Я ничего ему не отвечаю. Просто продолжаю наступать. И слушаю его испуганный лепет:

— Мой отец, мой отец умирает. И ты знаешь, какие у него капиталы: две фабрики и прочее. Но он оставлять мне ничего не хочет. И он очень симпатизирует Нарциссе, а она ждёт ребёнка.

Я наконец исполнил своё утреннее желание что-нибудь или кого-нибудь ударить, толкнув кулаком подвернувшуюся под руку сосенку. Игорь, похоже, что-то такое углядел в моём взгляде. Вид у него стал совсем испуганный.

Господи, и этого человека я когда-то называл другом?!... К этому человеку ушла моя любимая женщина?! Не представляю, что в нём нашла Нарцисса. И представлять не хочу. Хочу, чтобы они оба исчезли наконец из моей жизни.

— Отец хочет всё оставить ещё не родившемуся внуку, но только после того, как мы поженимся. Иначе он не поверит, что это мой ребёнок. Только для этого ты должен подписать все бумаги на развод и оставить Нарциссе её часть имущества. Тебе просто надо поставить пару подписей, все бумаги уже готовы, — он продолжал отступать и оказался в нескольких шагах от обрыва. Конечно, я не желал ему добра, но убийство в мои планы точно не входило.

— Тебе нужно остановиться, — сказал я. То ли от долгого молчания, то ли от ненависти, то ли выкуренной сигареты мой голос прозвучал хрипло.

— Что? — не понял Игорь.

— У тебя сзади обрыв.

Он испуганно вздрогнул, когда я ухватил его за лацкан пальто, и пошатнулся. Порыв ветра сорвал с шеи шарф и швырнул в озеро. Всё также придерживая бывшего друга за пальто, я немного отвёл его от края. Игорь смотрел на меня шальными глазами и как только сделал пару шагов в сторону, освободился из моих пальцев.

— Я хочу её видеть, — потребовал я.

— Но ты только всё испортишь, — пытается отговориться Игорь. — Она в положении, ей нельзя волноваться.

Глядя на его дорогой костюм, я понимаю, что мне действительно нужно увидеться с Нарциссой. Чтобы навсегда вычеркнуть её из своей жизни.

— Костюм у тебя хороший. В Праге брал?

— Нет, в Берлине.

— Ну и как там погода? В Берлине.

— Дожди, — он избегает смотреть на меня и уж тем более встречаться взглядом.

— Дожди... — повторяю я. — У тебя в машине, наверное, и плечики есть?

— Есть, — подтверждает Игорь моё предположение.

— Замечательно.

Мы молчим. Я буквально коже ощущаю его недоумение и раздражение. А ещё страх и готовность на всё ради получения желаемого.

* * *

Филч оказался забавным стариканом и весьма своеобразным собеседником. Он много знал об истории второй мировой и как раз рассказывал мне о событиях на одном из фронтов, когда местное население после окончания боёв растаскивало продукты из уцелевших складов. Я слушала его с удовольствием, пока не увидела, что приехал Люциус. Извинившись, я направилась к нему.

Люциус выглядел почти довольным и держал в руках плечики, на которых висел костюм. Он приветственно махнул Филчу и с интересом воззрился на меня. Не как на призрака. А как на человека, с которым больше не надеялся увидеться.

— Хороший костюм, — совершенно искренне похвалила я.

— Из Берлина, — немного хвастливо сообщает Люциус.

— Понятно, — волнуюсь как на первом свидании. Чтобы хоть как-то оправдать своё присутствие, говорю: — Я забыла с вами расплатиться.

Люциус обречённо вздыхает и на удивление беззлобно сообщает:

— Ну, врать вы не умеете. Вы здесь не за этим.

Мне слышится в его тоне сдержанная радость. Не веря своим ушам, смотрю на него и понимаю, что всё сделала правильно, не вернувшись в Лондон. У него потрясающе добрые глаза.

— Не за этим, — соглашаюсь я, не сдерживая улыбку.

— Может, оно и к лучшему.

Его удивительно спокойная реакция меня смущает. Я всерьёз ожидала выговора, отповеди, скандала. А он, похоже, даже рад, что я осталась. Удивительный человек! Вдруг он настороженно оглядывается.

— Слышите? Что это за звук?

— Это у меня в животе урчит, — смущённо признаюсь я и всё-таки смеюсь. Люциус сдержано усмехается.

* * *

— Приятного аппетита, — желает нам официантка.

Поблагодарив, я раскладываю на коленях салфетку.

— Такое ощущение, что здесь двадцать первый век так и не наступил, — замечает моя спутница, с любопытством осматривая интерьер.

— А я очень люблю это место. Сам не знаю почему.

— Интересно, что это за картина, — говорит Гермиона, кивая в сторону большой фрески во всю противоположную стену. Никакой тайны в этом нет, но я предпочитаю не рассказывать всё сразу. Добавим сюжету таинственности:

— Это один местный художник-самоучка нарисовал. Будущее нашего городка. Он искренне считал, что так оно и будет.

— Откуда вы знаете? — лукаво недоумевает моя знакомая.

— Это был мой отец, — просто отвечаю я. Её весёлость как рукой снимает, лицо сразу становится серьёзным и немного задумчивым. Мне начинает казаться, что она принимает очень близко к сердцу всё, что касается меня и моей жизни. И нынешней, и прошлой. Это непривычно и потому странно. Чтобы не говорить о себе, задаю каверзный вопрос:

— Ну и почему же вы не уехали?

Гермиона хмурится, поджимает губы. Подбирает слова. Я всерьёз ожидаю тирады о спасении моей пропащей души. Но вместо этого слышу:

— А я разозлилась.

— Вот как?

— И на себя, и на этого Люциуса. Хочу найти и сказать ему в лицо, что он трус! — моему удивлению нет предела. И дело не в женской логике решений, а в формулировке вообще. Действительно очень решительная девушка. И смелая.

— Понимаете, — продолжает объяснять она, — я уверена, что он вчера был на автостанции. Может, я ему не понравилась, может, ещё что... Побоялся расстаться со своим никчёмным холостяцким существованием.

— А может, он в аварию попал. В больнице лежит

Её не удаётся смутить таким предположением:

— Ну, тогда это ещё один повод его найти. И вы мне в этом поможете, — не допускающим возражений тоном подытоживает Гермиона. А вот теперь удивила!

— Я?! — переспрашиваю на всякий случай.

— Да, вы.

— Ха, с какой стати такая уверенность? — мне и правда смешно.

— Сердце подсказывает! — лукаво улыбается девушка.

Ну вот, кажется, мы добрались до разговора о том, что я на лицо ужасный и добрый внутри. Очевидно, в глубине души. Где-то очень глубоко.

— А-а, ну это повод.

— Ну, в смысле, понимаете... Я готова заплатить, — выдаёт Гермиона, очень сильно меня удивив. Странная всё-таки у неё логика.

— Скажите, сколько вы хотите за эту работу?

Отказать ей? Или всё-таки...

— Да мне деньги-то не нужны, — огорчаю я её. И тут же понимаю, что могу извлечь выгоду из всей этой истории с её приездом. — Услуга за услугу.

Гермиона напрягается. Я буквально чувствую, что она практически каменеет, как вчера вечером в машине по дороге к Аберфорту.

— Какая услуга?

— Сегодня вечером у меня важная встреча в ресторане. Если согласитесь меня сопровождать, так и быть, найду я вам вашего Люциуса.

Гермиона очаровательно хмурится. Пытается понять:

— А в чём смысл?

И что мне ей сказать? Что я собираюсь посмотреть в глаза своей уже практически бывшей жене и бывшему другу и могу, не сдержавшись, устроить сцену? Или наврать что-нибудь про регламент и обязательное наличие спутницы? Попробую не врать:

— Смысл в том, чтобы не дать мне совершить какую-нибудь глупость.

Признаваться в этом непривычно и даже страшновато. Она может просто не поверить, что хмурый и немногословный мужчина на катафалке закатит драку в людном месте. Впрочем, меня в гневе ей уже приходилось наблюдать. Вряд ли понравилось. Вот только надо как-то смягчить формулировку. Усмехаюсь: — Я иногда такое отчебучу. Сам от себя не ожидаю.

* * *

Смотрю на него, оперев подбородок на сцепленные пальцы. Смотрю внимательно, пытаясь понять, на какую авантюру я собираюсь дать согласие. Оцениваю риски. Мне ничего не мешает потратить один вечер на поход в ресторан. Особенно если это поможет Люциусу. И, возможно, я наконец пойму, в чём причина его ... замкнутости. Но в ресторан в джинсах не ходят.

— Для этого вы и выписали из Берлина вот этот костюм?

Кажется, Люциус испытывает замешательство. В его взгляде мне чудится что-то, похожее на смущение или даже стыд. Но лишь на мгновение.

— Не то, чтобы выписал... Так... позаимствовал.

— М-м. Понятно, — я готова дать своё согласие на поход в ресторан, но мне отчего-то хочется немножко его помучить. Совсем чуть-чуть. Совершенно по-женски: — Извините, не могу.

Взгляд Люциуса становится жёстким:

— А что так? Люциус не нужен?

— Платья нет! — я уже откровенно забавляюсь. — Не пойду же я в ресторан в таком виде.