Какого цвета красная стена? (джен)

Глава третья, в которой навигатор отказывается вступать в игру, Полина занимается дизайном интерьера своей каюты, капитан нервничает, Ланс рисует, пилот обнаруживает сильно смутившую его деталь одежды, а доктор отказывается изменять своим убеждениям даже под давлением неоспоримых с точки зрения капитана фактов.

* * *

Шороха за спиной Дэн не услышал бы, даже если бы и хотел — в наушниках бушевала одна из любимых Теодором групп, в чьей композиции очень громкие звуки с трудно просчитываемой динамической регулярностью сменялись звуками, опасными для барабанных перепонок, не усиленных имплантатами. И навигатор как раз пытался выстроить логичный алгоритм их чередования и график амплитуды интенсивности. Шорох на их фоне затерялся бы точно. Впрочем, скорее всего, никакого шороха и не было.

А вот ощущение чужого взгляда в спину — было.

Уровень враждебности низкий. Уровень агрессии низкий. Уровень опасности… Хм… Уровень опасности при этом средний. Странно… Но не высокий. А значит, и немедленной реакции с переходом в боевой режим не требующий.

Дэн завершил пятимерную головоломку тремя быстрыми перестановками (может, и излишне быстрыми и даже грубоватыми, но ему было любопытно), сдвинул наушники на затылок и обернулся.

Посередине пультогостиной стоял кроссовок, очень похожий на потерянный Тедом вчера. Только красный. И смотрел на Дэна именно он — хотя вроде как и нечем ему было смотреть, кросс как кросс, ну разве что явно винтажный, еще со шнурками. Ни глаз, ни голокамер, даже скрытых: Дэн бы почувствовал. Обычный такой. В меру раздолбанный, с болтающимися белыми шнурками и вываленным до полу алым языком. Дэну он напомнил игривого щенка, припавшего на передние лапы и яростно виляющего куцым хвостиком. Роль хвостика — и не такого уж куцего! — как раз довольно удачно исполнял шнурок, закрутившийся на полу спиралькой. Фиксатор-пистончик на кончике шнурка тоже был белым, плоским и треугольным, еще больше усиливая сходство с хвостом, только уже не щенячьим, а, скажем, драконьим.

Дэн хмыкнул и повертел ложкой в банке сгущенки. Сгущенка в этот раз оказалась армейская и слегка просроченная, но навигатор любил такую — загустевшую и словно бы еще более сладкую, хотя анализаторы показывали стандартный уровень углеводов. Дэн накрутил тягучую массу на ложку наподобие кремового чупа-чупса и аккуратно отправил в рот. Краем глаза он наблюдал за странным кроссовком. Тот не шевелился. Но создавалось отчетливое ощущение, что он склонил отсутствующую голову набок и смотрел на навигатора с интересом и даже вроде бы нехорошим таким предвкушением.

— Даже не думай, — сказал Дэн жестко, подтвердив слова одним из своих фирменных взглядов и мысленно проецируя четкую картинку корабельного мусоросжигателя с приветливо приоткрытой дверцей. После чего отставил банку на пульт и вернулся к головоломке.

Когда тремя уровнями позже он снова оторвался от игры и оглядел пультогостиную, никакой неположенной обуви на полу более не было.

* * *

На следующий день, пролистывая альбом с рисунками Ланса, Станислав обнаружил там тщательно и очень реалистично прорисованную юаньскую беговую черепопашку. Только не в черно-желтую крапинку, как обычно у них бывает, а красную. Целиком.

Вздрогнув, Станислав отложил блокнот и не стал спрашивать у «котика», где тот это видел.

* * *

— Венька, ты знал, что Полина выкрасила каюту в красный цвет?!

Вениамин подхватил свою недопитую чашку очень вовремя — в следующий миг Станислав саданул кулаком по смотровому столу, на котором доктор привычно разместил все необходимое для «чайной церемонии по-медотсековски» — чтобы можно было прихлебывать чаек и таскать бутербродики, не отрываясь от комма с подборкой свежескачанных медицинских статей. Жалобно брякнула сахарница, ее поддержала тарелка, с которой свалились сразу два бутерброда — как и положено, колбасой вниз. Из-под стола выстрелила длинная кошачья лапа, и количество бутербродов на нем сократилось пропорционально увеличению количества довольных кошек под ним. Но остатки чая доктору спасти удалось.

— Вечно ты преувеличиваешь, Стасик, — умиротворяюще поправил он старого друга. — Нервничаешь, бегаешь… Лучше бы вот выпил со мною чайку и успокоился. Вовсе даже и не всю каюту, а всего лишь один маленький уголочек, подумаешь, проблема! Треть одной стены и совсем крохотный кусочек другой. Плеснуть тебе в чаек коньячку?

— Так ты что — знал?! — Станислав обессиленно рухнул на табуретку, вцепился обеими руками в волосы. — Все знали, да?! Один капитан как последний дурак!

— И вовсе незачем так волноваться, Стасик! Никто ничего не знал. А некоторые и до сих пор не знают. Ищи во всем светлую сторону: если ты и дурак, то далеко не последний, за тобой целая очередь.

— Но ты-то знал! — Станислав обвиняюще уставил на Вениамина указательный палец. — Знал. И не доложил.

— Так ведь не о чем докладывать-то, Стасик, — с обезоруживающей безмятежностью пожал плечами доктор. — Ну покрасила девочка два куска переборок в красный цвет. Уставом не запрещено. Может, ей просто оттенок нравится. Она же не таскает туда всех подряд, не заставляет позировать в обнаженном виде или восхищаться колоритом. Она вообще никому эту стенку не показывала. Тебе ведь не показывала, правда? И не говорила ничего никому, а чем она там у себя занимается, это ее личное…

— Никому ничего — а тебе, значит, сказала?! — снова попытался возмущенно привстать Станислав.

— И мне не сказала, Стасик, не надо так волноваться. Мне Маша намекнула, как врачу, — не вредно ли столько красного цвета там, где человек спит. Полагаю, Дэн тоже знает, но, как и всегда, предпочитает не вмешиваться. Так плеснуть тебе коньячку?

— Плесни, — вздохнул Станислав. — И можно даже без чайка.

— Вот и умница. Держи. — Вениамин протянул капитану уже наполненный граненый стаканчик. Не первый день зная друга, он отлично понимал, что сейчас Станислав предпочтет пить не из чашки, да и вообще не портить два благородных напитка смешиванием.

Станислав стаканчик взял, но пить не спешил, крутил в пальцах, катая темную жидкость по стенкам и разглядывая оставляемые на стекле маслянистые разводы. Спросил с тоской:

— Венька, что со мною не так? Почему у всех рейсы как рейсы, у одного меня вечно не пойми что?! То рожающие меракийцы, то пираты, то киборги, то елочки, то нервные пассажиры, то вот такая хрень. Я что, эти неприятности притягиваю, что ли?

— Да какие же сейчас-то неприятности, Стасик? — неподдельно изумился Вениамин и даже руками всплеснул, предусмотрительно отставив чашку подальше. — Вот когда нас работорговцы захватили, вот тогда да. Или когда Ржавый Волк по кораблю из пушек долбил, или когда за нами центавриане гонялись… Тогда неприятности были, кто спорит. А сейчас — ну какие же это неприятности, Стасик? Так, ерунда, пустяки и дело житейское! К тому же девочка хорошо справляется. Уже пошла стадия компенсации.

— А ты видел, что у нее там теперь в клетке вместо туфли?! — снова взвился Станислав, но уже не так яростно. Похоже, накал прошел, да и зажатый в руках стаканчик не способствовал особо активным проявлениям эмоций: еще расплескаешь.

— Видел, — расплылся в довольной улыбке Вениамин. — Я же и говорю, переходный этап от конкретного воплощаемого объекта через объективно близкие подобия к подобиям отдаленным и, наконец, к полной виртуализации, а там уже полшажочка и до окончательного признания всего этого играми разума. Я много чего на эту тему прочитал, Стасик, сам теперь лекцию читать могу. Игрушечные звери — это шаг вперед по сравнению с одушевлением чучела или мумии, а туфелька из натуральной кожи, по сути, именно таковой и являлась. Хотя игрушки, конечно, те еще… И где она только такую мышку нашла? Ты видел мышку, Стасик?

Стасик содрогнулся, но промолчал. Он видел — и теперь дорого бы дал, чтобы развидеть.

— Я поначалу было подумал, Стасик, что это студенческий муляж раковой опухоли прямой кишки, удачный такой муляжик, просто любо-дорого… — мечтательно причмокнул губами Вениамин, но тут же спохватился и чопорно уточнил: — Если бы не цвет, конечно. И если бы не глазки. — Вениамин с сомнением нахмурил светлые брови. — Как ты думаешь, Стасик, это ведь были глазки, да?

Глазки были белыми и треугольными. И было их три. И, наверное, это все-таки были именно глазки, ибо находились они на той части перекореженной игрушечной тушки, которую можно было с большей или меньшей вероятностью опознать как голову. Во всяком случае, хвост находился с противоположной. Если, конечно, это был хвост.

Станислав содрогнулся снова.

— Лисичка мне понравилась больше, милая такая и вполне даже реалистичненькая…

Станислав, как раз собиравшийся глотнуть коньяка, лязгнул зубами о край стаканчика. Игрушечную лисичку он тоже помнил — лисичка была шоаррская. Этакая симпатичная пушистая жабка размером с котенка, с раззявленной в вечной улыбке зубастой пастью и пятью пуговичными глазками — хорошо, хоть не белыми. Действительно, выглядела она весьма реалистично — если не считать цвета.

— Венька, ну вот ты мне скажи — где она их берет?! И главное — все красные чтобы! Ты хоть где-нибудь хоть раз видел красную шоаррскую лису?! Пусть даже игрушечную! Где она ее раздобыла? Или сама перекрасила? А главное — почему в красное?

— О, Стасик, как я рад, что ты задал этот вопрос! — расплылся в довольной улыбке Вениамин, уютно сплетая пальцы на выпуклом животике и явно готовясь к длинной лекции. — На этот счет у меня есть целая теория, основанная на тестовых вопросах «DEX-компани» про зеленую стену и на том, что на самом деле встреча с тем неудавшимся похитителем нанесла психике Полины куда большую травму, чем мы поначалу были склонны предположить, и потому перекраской отдельных предметов окружающего ее мира она пытается… Куда же ты, Стасик?!

* * *

— Во всем надо видеть светлую сторону, Стасик, — лучезарно улыбнулся Вениамин капитану, застав того в пультогостиной несколькими часами позже в одиночестве, мрачном расположении духа и над кружкой давно остывшего чая. Рядом с кружкой лежал альбом — и, судя по заполняющим его страницы рисункам, красный фломастер у Ланса должен был вот-вот кончиться.

— Да? И какие же светлые стороны ты видишь тут? — мрачно спросил Станислав, веером пропуская страницы альбома между пальцами так, чтобы алые звери всевозможных разновидностей замелькали в мультипликационном режиме.

Если учесть, что Ланс никогда не рисовал того, чего не видел, то следовало признать два неоспоримых факта: Котика, в отличие от прочих членов команды, Полина по-прежнему пускает к себе в каюту. И шкаф в этой каюте скоро будет забит красными плюшевыми монстрами под завязку.

— Как минимум две. — Вениамина не так просто было сбить с занятой позиции. — Во-первых, как я уже говорил, плюшевые игрушки — это явный шаг вперед. А во вторых, девочка ограничивает свою манию пределами своей каюты. Не выносит, так сказать, красный сор из избы.

Станислав представил пультогостиную, заваленную алыми шоаррскими лисами, но содрогнуться сильнее или прийти в более мрачное настроение уже просто не смог. Вздохнул только:

— Умеешь ты утешить, Венька…

* * *

Про алые кожаные стринги с ромашкой на причинном месте капитан мог бы и вообще не узнать, если бы вытащивший их из сушилки Теодор не впал в задумчивость, разглядывая находку и пытаясь в некотором смущении сообразить, какая из его девиц могла оставить подобное и когда? А главное — почему он сам не помнит ни на одной из своих подруг вот такого, не может быть, чтобы забыл! Такое, увидев хоть раз, забыть уже невозможно.

Вот тут-то к душу и вывернул подошедший с полотенцем и зубной щеткой Вениамин, своим доброжелательно-многозначительным «Кхм?» окончательно вогнав пилота в краску.

— Да не мое это, не надо на меня так смотреть! — Теодор двумя пальцами поднял стринги за тонкую веревочку. — Кто-то из пассажирок забыл, наверное, — попытался он отвести от себя подозрение, но потом все же добавил, хотя и тише: — Ну, или гостей…

— Хм… судя по объему стратегической зоны, стринги скорее мужские… — Вениамин с исследовательским интересом рассматривал огромную пластиковую ромашку, размещенную на действительно довольно-таки объемистом (и выпуклом) треугольничке алой кожи. Стринги выглядели мало подходящими не только для повседневной носки, но и даже для эротических игр — ромашка вызывающе торчала вперед и топорщилась всеми многочисленными лепестками, даже на вид чрезвычайно твердыми, острыми и царапучими. — А это что, действительно можно носить?

— Не знаю, не пробовал, — огрызнулся вконец смущенный Теодор.

— Хм… — Вениамин потянулся к белым треугольным лепесткам, чем-то привлекшим его внимание, но пощупать их не успел.

— Ой, Вениамин Игнатьевич, извините, это мое! — пискнула Полина, вклиниваясь между мужчинами и выхватывая из их рук предмет обсуждения. — Извините, Вениамин Игнатьевич! Спасибо, Тедди. Извините, Станислав Федотович!

Завладевшая трофеем Полина ужом проскользнула по коридору мимо капитана и нырнула в свою каюту, словно в спасительную норку. Две двери захлопнулись почти одновременно — Теодор от греха подальше решил, что ему тоже не очень-то нужны свидетели его пребывания в санузле. Вениамин остался стоять у закрытой двери, делая вид, что вовсе не замечает пристального капитанского взгляда.

— Шаг вперед, говоришь? — протянул Станислав, многозначительно поводя бровями.

Вениамин пожал плечами и ответил несколько невпопад:

— Ну, а что такого? Может, девочке просто понравился цветочек!

Сдаваться он не собирался.

* * *