Обыкновенное чудо (гет)

Как бы там ни было, активные посещения библиотеки пришлось прекратить. К тому же, близился первый матч по квиддичу. Никогда ещё, за все семь лет обучения, Драко не предавался тренировкам с таким рвением и энтузиазмом. Он носился над командой, выискивая снитч, не обращая внимания на холод и мелкий дождь, чувствуя, как с каждым порывом ветра в мозгу становится всё тише и свободнее. На землю он опускался обычно совершенно счастливым человеком, не обременённым никакими заботами, держа в руках трепещущий мячик. Здесь, на поле, он снова был Драко Малфоем, а не сопливым влюблённым мальчишкой, теряющим волю при виде копны каштановых волос.

Но, стоило вернуться в Хогвартс, всё возвращалось, превратившись в непрерывное, мучительное наваждение. Девчонки с факультета надулись на него, причём, все сразу, потому что Драко вдруг перестал обращать на них внимание. Хотя нет, правильнее было бы сказать так: Драко вообще перестал обращать внимание хоть на что-то. Он приходил в гостиную, падал в дальнее кресло и сидел там, мрачнее тучи, изредка сверкая глазами из-под белой чёлки, когда кто-то пытался его окликнуть. Со стороны казалось, что Драко строит планы по завоеванию мира, не меньше. На деле же он просто предавался отчаянию, вспоминая прошедший день и подсчитывая, сколько раз он мог подойти и что сказать, как мог показаться особенно остроумным, но упустил момент, а здесь можно было бы помочь, просто протянуть руку и улыбнуться, и вдруг она улыбнулась бы в ответ?..

Игру Слизерин выиграл, но это была победа с примесью равнодушия — проиграть Когтеврану было бы слишком. Но победу праздновали так, будто выиграли Кубок школы, не меньше. Полыхающее в стаканах огневиски, для девочек — шипящее вино с розовыми пузырьками, плясавшими над кромкой бокалов… Слизерин отдыхал, как умел. Младшие курсы давно легли спать, и в гостиной остались только виновники торжества — сама команда, и несколько друзей. Отгремели уже тосты за Слизерин и квиддич, выпили за каждого члена команды по отдельности и за команду в целом. На двух диванах вовсю тискались парочки, а Пэнси, поджав губки, сидела в кресле, бросая на Драко многозначительные взгляды и покачивая в руках бокал.

Драко же, получив привычную порцию восхищений и поздравлений, сидел в углу, в нише, имитировавшей окно. Галстук валялся рядом, на полу, и длинными тонкими пальцами он время от времени тёр грудь, видневшуюся из-под расстёгнутой на три пуговицы белоснежной рубашки. Что-то зудело там, внутри, мешая дышать нормально. Да что там — жить нормально! Скорее всего, виною меланхолии, напавшей на Драко, был пресловутый огневиски, который догорал в стакане, стоявшем рядом. Но сейчас он чувствовал себя особенно одиноким и обозленным на весь мир. Почему он не мог привести сюда Грейнджер? Посадить к себе на колени, по-хозяйски обняв, целовать её шею, слушая, как кто-то что-то рассказывает, и чувствовать, как она загорается в его руках…

Скрипнув зубами, Драко закрыл глаза и откинул голову, легонько стукнувшись ею о стену. Кретин! Подумай ещё о чём-нибудь в этом роде, а потом гордо пройдись со стояком по гостиной! Может, Паркинсон заметит и решит приласкать… Мысли о Пенси подействовали, как ведро холодной воды, и Драко с удовольствием почувствовал, как отступает напряжение. Машинально снова потёр грудь, словно надеясь вырвать оттуда Гермиону и все мысли, с ней связанные.

— Что, сердечко болит? — раздался голос совсем близко, и Драко распахнул глаза. Блейз успел притащить кресло и теперь сидел почти вплотную к нише, напротив. Он поднял бутылку, призывно качнул её и дождался, когда Драко протянет свой стакан.

— Так что, — снова заговорил Блейз, возвращаясь в кресло и осторожно сдувая пламя с огневиски. — Может, расскажешь, что тебя мучает?

— Похмелье меня завтра будет мучить, — попробовал отшутиться Драко, пряча глаза, делая вид, что его ужасно заинтересовали крохотные язычки пламени в собственном стакане.

— Я серьёзно, Драко. — Блейз быстро оглянулся, проверяя, не подслушает ли кто, и подался вперёд: — Я же вижу, что тебя что-то гложет. Я даже знаю, что. Точнее, кто.

Драко неопределённо пожал плечами и облокотился о колени, обхватив стакан двумя руками. Ему одновременно и очень хотелось, чтобы Блейз действительно догадался обо всём сам, потому что он отчаянно нуждался в ком-то, чтобы поделиться творящимся с ним сумасшествием, и было страшно — как он отреагирует?

— Я видел, как ты на неё смотришь, — усмехнулся Блейз, намеренно дразня и не называя имени. — Чуть ли не с первых дней глаз не сводишь, когда думаешь, что никто не видит.

Драко молчал, пристально разглядывая полупустой стакан.

— Знаешь, а она ничего. Может, я бы тоже на неё глаз положил, жаль, что поздно уже.

Драко вскинул глаза, нахмурился.

— Она ж тоже на тебя таращится своими коровьими глазами, — усмехнулся Блейз. — Как дети, честное слово. Всё в гляделки играете.

— Не неси ерунды, — небрежно бросил Драко, хотя сердце так и прыгнуло в руку, неосознанно метнувшуюся к груди.

— Смотрит-смотрит, — хитро улыбнулся Забини. — И знаешь, если бы это была не Гермиона Грейнджер, я бы удивился, почему ты до сих пор её не завалил.

При звуке её имени Драко вздрогнул всем телом, вызвав новую усмешку у Блейза. Он хлопнул друга по колену и потянулся за бутылкой:

— Судя по всему, дело совсем плохо.

— Ты можешь представить всю глубину моего падения? — попытался съязвить Драко, но получилось слабо. И звучало очень, очень устало.

— Почему же падения? Может, взлёта? — Блейз качнул бутылкой в воздухе, расплескав пылающие капли на пол. — Она выгодно отличается от всех твоих, прежних. И собой хороша. И башковитая.

— Ты правда так считаешь? — надежда в голосе Драко звучала так явно, что Блейзу даже стало его жалко. Немного и ненадолго.

— Правда, — успокоил он, отсалютовав стаканом. — Давай уже, соберись, затащи свою заучку в тёмный уголок, а потом возвращайся к нам. Я скучаю.

Драко криво усмехнулся: послушать Блейза, так всё действительно просто, не стоит и морочиться. Завтра же найти Грейнджер, признаться ей в своих чувствах, затащить в тёмный угол и целовать до потери сознания… Мысли снова потекли не в ту сторону, и когда Блейз, отвлёкшийся на разливание остатков огневиски, поднял голову, то оторопел. Таким он точно видел Драко впервые: в глазах полыхал огонь, а губы, напротив, сложились в нежную улыбку. Цокнув, Блейз подпёр подбородок ладонью и принялся ждать, когда же друг вспомнит, что он здесь не один.

— Надеюсь, ты уже кончил? — спросил он, когда надоело ждать. Драко с удивлением перевёл глаза на Блейза, словно вспомнив, что тот сидит рядом. И вдруг снова поразил друга, второй раз за вечер: он покраснел. Резко вспыхнул: от кончиков ушей по скулам и щекам расползлись алые пятна, словно его застали за чем-то крайне неприличным. Хотя — порылся в памяти Забини — всё, что звалось неприличным, и было связано с Драко, он уже видел, и не раз.

— Знаешь что, — проникновенно сказал Блейз, — ты бы с этим не тянул. А то спермотоксикоз, говорят, в голову резко ударяет.

— Кретин! — беззлобно фыркнул Драко. — Тебя послушать, так только о сексе думаешь.

— Какие мы вдруг стали возвышенные! — всплеснул Блейз руками. — А о чём же, позвольте поинтересоваться, мечтает лорд Малфой? О прогулках под луной и трепетном касании губами кончиков пальцев, затянутых в перчатку? И эти мечты так тебя будоражат, что ты каждую ночь вертишься, как уж на сковороде, а потом вскакиваешь и бежишь в душ?

Драко промолчал, собираясь было возмутиться, но вдруг захохотал, качая головой: — Забини, от тебя вообще хоть что-нибудь можно скрыть?

— Ничего! — важно заявил Блейз, пьяно кивнув. — А если что-то и можно, то я этого не знаю!

Воскресным утром слизеринцы выбирались в Большой зал, как вампиры после долгой спячки — шипя на свет. Бледные, они медленно брели вдоль столов, не глядя по сторонам и источая стойкий запах перегара. Этим утром Драко даже забыл про свою болезненную страсть, сосредоточившись на стакане с апельсиновым соком. Блейз сидел рядом, вяло сражаясь с яичницей в своей тарелке. Потом медленно поднял голову, встречаясь взглядом с Гермионой, которая тут же вспыхнула и отвела глаза.

— Я ж говорил, что она на тебя смотрит, — довольно проговорил он, легонько толкнув Драко в бок. Тот тут же резко поднял голову, забыв, что она болит, и тут же поморщился от молоточков, застучавших в виски.

— Полегче, влюблённый, — шепнул Блейз. — Для начала в порядок себя приведи, а потом уж иди свататься.

— Куда? — оторопел Драко.

— Слушай, вроде пили вчера вместе, а тупишь только ты. Я говорю, приведи себя в порядок и иди, поговори со своей Грейнджер!

— Она не моя Грейнджер, — процедил Драко, отмечая, однако, что это сочетание звучит сладкой музыкой в ушах.

— Да мне как-то без разницы, — вздохнул Блейз, чувствуя, что за пару минут разговора уже вымотался, как за два часа игры в квиддич. — Ты с ней говорить будешь? Или передумал? Если решил отложить, так и скажи, я заткнусь и, наконец, съем свой завтрак.

— Я вижу, он так тебе дорог, что ты раскидал его по всей тарелке, чтобы не сбежал! — ехидно протянул Драко. Блейз фыркнул, и тут он увидел. Как Гермиона подняла глаза, быстро, пока никто не смотрит, и буквально врезалась в его взгляд. И застыла испуганным кроликом. Драко показалось, что он тоже застыл. Замер, словно встретился взглядом с василиском. И только ощутимый тычок под рёбра заставил его опомниться и опустить глаза, а на губах против воли расцвела улыбка. Значит, Блейз говорил правду! Значит, он ей действительно интересен!

Всю дорогу до гостиной Гермиона раздумывала над случившимся в Большом Зале. Ну, подумаешь, встретились взглядом, с кем не бывает? Нет, с ними не бывает. Никогда не было, точнее, а теперь, кажется, есть. Потому что потом она поймала на себе ещё два коротких и один долгий взгляд, делая вид, что не замечает. И теперь все эти подсчёты суммировались с теми, что были в библиотеке, составляя странную в своей нереальности, но очень радужную перспективу, от которой хотелось петь.