Выросли (джен)

— Стооп! Снято! Так, народ, отдыхаем полчаса, а потом работаем новый дубль!

— Какой дубль? — эффектно перевернувшись на диване, прикрытом леопардовой шкурой, со спины на живот и поболтав в воздухе ногами в роскошных золотых босоножках, спросила Минако. Длинные золотистые волосы шелковым плащом рассыпались по спине и укрыли ее почти до самых ягодиц.

— Ты сценарий не читала, что ли? — ухмыльнулся кто-то из группы. — Там, где вы на этом диване с Валентино лобызаетесь.

— Аааа… — протянула Минако и зябко передернула плечами. Как только погасли юпитеры, в студии сразу же стало прохладно, а на ней был только крошечный купальник.

Съемки новой любовной мелодрамы, в которой она играла главную роль, по обыкновению начались с шести утра. Это значило, что встать нужно было не позднее четырех, привести себя в порядок, просмотреть сценарий на сегодня, не запутавшись во всех режиссерских отметках и пожеланиях, отрепетировать перед зеркалом и, вызвав машину, через весь город ехать сюда. Минако зевнула, прикрыв наманикюренной ладошкой хорошенький ротик. Она снова не выспалась.

Честно говоря, Айно вообще не помнила, когда нормально спала последний раз, не приняв при этом таблетку снотворного, ибо каждое утро на площадке она должна была быть свежей, подтянутой, жизнерадостной, в отличном настроении, и всем было наплевать на то, что оказывалось у нее в тот момент на душе на самом деле.

Минако давно думала, что пора помахать ручкой этой конторе и хотя бы на год уйти из киноиндустрии, взять отпуск, которого у нее с момента раскрутки никогда не было, и немного прийти в себя. Подлечить травму спины, что в плохую погоду обязательно давала о себе знать — в позапрошлом году она неудачно свалилась с лошади. И при этом она хорошо осознавала, что это только мысли, что она никуда не уйдет, и даже заикнуться об этом не посмеет, актер — профессия зависимая и капризная, сегодня режиссеры рвут тебя на части, предлагая наперебой роли, а завтра о тебе никто и не вспомнит, на экранный небосклон вскарабкаются новые звездочки и звездульки, а ты так и будешь сидеть с телефоном, который молчит…

А ей, Минако, позарез нужны деньги. Много денег. Очень много. Гонорар за последний вышедший в прокат фильм оказался неплохим, но нужно гораздо больше. Киноиндустрия — это иллюзия. Фабрика мечты. Вечный обман, погоня за чувствами и красивой жизнью. Жаль только, что понимание этого приходит не сразу. Эйфория изведанной славы и успеха первоначально подсаживает тебя на свою иглу, заворачивает в липкую паутину обещаний и призрачных надежд, и выбраться оттуда, не потеряв все, практически невозможно. За признание приходится платить двойную, тройную цену.

К Минако подошла гримерша, разложила на низком табурете свой чемоданчик и принялась довольно бесцеремонно вертеть ее голову в разные стороны, точно она была не человеком, а манекеном, поправляя потекший под яркими лампами грим. Минако сжала зубы и молча терпела ее жесткие холодные пальцы. Ассистенты из съемочной группы о чем-то переговаривались неподалеку, и гримерша иногда бросала туда реплики, и тогда до Минако добиралось ее не самое свежее дыхание — сигаретная вонь вприкуску с нездоровым желудком. В воздухе запахло кофе.

Минако вспомнила, что утром опять не позавтракала. Рот сам собой непроизвольно наполнился горячей слюной, но актриса только крепче стиснула зубы — гримерша принялась заново рисовать контуры ее губ ярко-красным карандашом.

— Не напрягайся, — бросила она Минако, оттягивая ей губу вниз так, словно она была породистой лошадью.

Минако не ответила. Она думала о том, что на сегодня осталось снять еще пару эпизодов дублей по пять-шесть, среди которых есть постельно-эротическая сцена, довольно откровенная, крупные планы интимных частей которой за нее отыграет дублерша. У Айно в контрактах всегда был пунктик по поводу обнаженки — максимум, на что она шла, это съемки топлесс, да и то не подробными планами, а все остальное за нее всегда делали другие люди, лица которых в кадре не мелькали. Не то, чтобы она строила из себя невинность — порою сама же шутила над собой, что на ней уже клейма некуда ставить, но это была словно та невидимая граница, очерченная ею же самой, тот рубеж, дальше которого заходить было нельзя. Так что она все это отыграет, пообедает, потом они с режиссером отсмотрят снятое и сделают, если потребуется, пару крупных планов ее лица и лица партнера. А потом она примет душ и, наконец, поедет домой. Хорошо, если будет еще не поздно. Тогда она заедет в магазин игрушек и купит для Моми-чан новую куколку из коллекции, что она видела в рекламе по телеку. А себе — белую дорожку. Раз в неделю можно. Она устала, и болеутоляющие практически не избавляют ее от болей в спине. А кокаин — да. Хотя Саяши права — надо с этим завязывать, так и доиграться недолго…

Саяши нарисовалась в студии как по заказу, Минако едва вздрогнула, уловив знакомые нотки дорогого парфюма — что-то терпко-мускатное и ментоловое. Саяши Сэйсанаси была продюсером снимаемого кино, а по совместительству ее любовницей. Маскулинная лесбиянка, никогда не скрывающая свои предпочтения и говорящая о себе только в мужском роде, высокая, крепко сбитая, с широкими плечами и узкими бедрами, с некрасивым грубоватым лицом и коротко остриженными волосами, обильно тронутыми ранней сединой, любившая по поводу своей внешности шутить, что настоящий мужик должен быть чуть привлекательней обезьяны и быть красивым ему совершенно не обязательно.

После многочисленных романов, случившихся с ней в юности, Минако вдруг поняла, что мужчины ее начали утомлять. Все всегда развивалось по одинаковому сценарию, похожему на предыдущий, как две капли воды, и заканчивалось скандалами, слезами, сценами ревности и пошлым разрывом. Но и лесбиянкой она себя тоже не считала — она не была фригидной и ей нравился секс, но в целом к женскому телу она была равнодушна, не испытывая к нему ни тяги, ни отвращения.

Встретившись на пути Сэйсанаси, она как-то незаметно для себя утвердилась на роль ее партнерши, и взамен на новые роли и гонорары честно старалась в постели, хотя понимала, что особого восторга ей это не доставляет.

Но Минако нравилось, что их отношения носят в целом легкий, ни к чему большему не обязывающий характер, не требуя взаимной верности и прочих обязательств. Они проводили общее время на нейтральной территории, ужинали, мило болтали о жизни, проводили ночь где-нибудь в номере дорогого отеля и разбегались до следующего уикенда, а, встречаясь на площадке, разговаривали только о работе. Минако такое полностью устраивало, и каких-то других отношений ей не хотелось. Да и сил на них не оставалось.

Сейчас у Саяши было какое-то странное, непроницаемое лицо, и Минако оторвалась от созерцания своего маникюра, поглядела на нее вопросительно.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Юси не отвечает, — сказала Саяши, поглядывая на часы. — Три раза ей уже звонил.

Юси была дублершей Минако и частенько опаздывала. Айно пренебрежительно передернула плечами.

— Когда она приходила к назначенному часу, кто-нибудь помнит? Может, в тоннеле где-то в пробке стоит?

— Я плачу деньги за то, что мои актеры появляются на моей площадке вовремя… — зарычала Сайши, снова тыкая пальцем в телефон. — Мне плевать на пробки! Вот ты же тут? Не в пробке? А она? Где? Телефон абонента выключен или находится… дрянь… Приедет — убью ее нахрен! Будет знать… Из-за одной козы вся команда простаивает.

— Тише-тише, не нервничай, — Минако подошла к любовнице и мягко обвила руками ее плечи. — Мы же можем немного переиграть, да? Попьем кофе, отсмотрим то, что уже отсняли, поменяем местами пятый и шестой эпизод — за это время, я уверена, кто угодно даже из преисподней сюда доберется.

Телефон еще раз выдал тираду о том, что абонент недоступен. Сэйсанаси швырнула его на стол, с ухмылкой поглядела на Минако. Она терпеть не могла, когда ей пытались навязать то или иное решение, и Минако прекрасно знала об этом.

— Так, — сказала Саяши после некоторого раздумья. — Я сейчас пошел в монтажную. Смотрим дубли. А ты одевайся и приходи следом. Кофе в целях экономии рабочего времени тоже там выпьешь.

В монтажной горела только одна лампа. На большом, почти во всю стену экране, начали в замедленном и убыстренном темпе проноситься уже отснятые дубли. Не обращая внимания на оператора за компьютером, Сэйсанаси притянула Минако на свои колени, ее рука по-хозяйски пробралась под полу бархатного халата. Минако почти не отреагировала на это, поглощенная картинкой. Ей до нарциссизма нравилось отсматривать отснятые кадры со своим участием. Можно сказать, она их коллекционировала. С мерцающего экрана, как из зазеркалья, на нее смотрела и улыбалась совсем другая, кем-то созданная Минако, роскошная белозубая и белокожая красотка с голубыми таинственными искрами в роковом взгляде, с тяжелыми локонами, как драгоценный золотой шелк, спускающимися на грудь, плечи и спину.

Там она жила, любила, смеялась и плакала, и мир вокруг был идеальным, простым и понятным и в конце всегда предсказуемо счастливым, а в жизни настоящей Минако все оказалось совсем не так. До конца, конечно, было еще далеко, но теперь Минако была уверена в том, что вряд ли он окажется таким уж счастливым. Да она и не заслужила…

Рука Сэйсанаси привычными движениями обхаживала ее под халатом. Она вздохнула и послушно откинулась на грудь своей любовницы. Ладно. Еще пару эпизодов. Хорошо, если они уложатся в несколько дублей. Потом обед… и домой! Господи, услышь ее, пусть все так и будет!

На экране главный герой-любовник начал целовать ее, постепенно распаляясь и спускаясь все ниже, снимая с нее одежду. Несмотря на то, что она прекрасно играла роли романтичных красавиц и сексуальных стерв, постельные сцены казались Минако верхом глупости. Она понимала, что фильмы, напичканные ими, как сдоба изюмом, обычно делают кассу, если режиссер не смог выразить своим творением нечто иное; но то, что видит с экрана зритель, и то, как это снимается, когда камера, казалось, только не залазит внутрь тебя — почувствуйте, что называется, разницу… И еще — однажды подрастет Моми-чан. Минако верила, что это обязательно случится. Минако не хотелось, чтобы ей вдруг стало стыдно за нее, Моми — единственный человек, который гордился ей, так наивно и искренне, как это только возможно.

Сейчас на экране, приспустив насколько это было возможно, купальник телесного цвета, она изображала неземную страсть по этому мускулистому брюнету, а ее партнер елозил губами по ее коже, едва прикрывающей грудь. Скорее бы приехала Юси, и с чистой совестью отдать ей эту пальму первенства.

В ожидании Юси они повторили эту сцену несколько раз. Минако чувствовала себя выжатой.

— Мина… — она обернулась, увидев Саяши в окружении двух ассистентов. Она тяжело дышала и бешено сверкала глазами, налитыми кровью. На нее было страшно смотреть.

— Да?

Может, ей показалось, что Саяши странная? Или просто нервная? Но в воздухе повисли грозовые разряды. Минако поняла, что еще чуть-чуть, и Саяши начнет орать, или топать ногами, или просто поувольняет всех к чертовой матери.

— Все пошли на* * *

, — коротко и емко бросила Саяши, и все, кто был в студии, бросился врассыпную. Характер главного продюсера был слишком хорошо известен каждому. Только Минако, разумеется, с места не двинулась. Наоборот, словно вросла в свой диван. Саяши подошла к ней, провела рукой по золотым волосам.

— Что случилось? — как можно более спокойно спросила Айно. — Что с тобой? Юси звонила? Где она?

— Звонила, — усмехнулась Сайши. — Юси не приедет.

— Отлично. Значит, на сегодня мы закончили? На сегодня оставались только ее сцены.

— Юси попала в аварию, — Саяши как-то нервно рассмеялась.

— Что? Какой ужас… Надеюсь, с ней ничего страшного? Машину разбила, а сама она как? В порядке? — Минако на самом деле было наплевать на Юси, с которой они почти не общались, но приличия требовали проявить интерес и сочувствие. Иначе — это как-то совсем не по-человечески.

— Ага. В порядке. Соберут из кровавых кусков, как конструктор, залатают, может, жить будет. Правда, уже не на экране. Я ее уволил час назад. Как раз перед аварией.

— Подожди… — до Минако только сейчас начал доходить весь смысл сказанного. — Если Юси в больнице… а у нас довольно жесткий график, искать дублершу некогда… Ты что, решил переписать рейтинг?

— Сдурела? Попадем на большое бабло. Никто ничего переписывать не будет. Идем прежним курсом. И снимаем все, что запланировано.

— Но Юси… ты же сам говоришь, она не может…

— Юси не может. А ты можешь.

— Чего?? Саяши!

— За Юси отыграешь ты. Сыграешь саму себя.

— Саяши! Мы так не договаривались! Я не буду! И в контракте этого…

— Этот пункт предусмотрен в твоем контракте, Минако, — спокойно сказала Сэйсанаси.

— Врешь! Я сама составляла один из первых контрактов вместе с юристом! Они всегда были стандартные!

— А в этот я добавил один пунктик. Самым маленьким шрифтом. Тебе принести почитать? Как чувствовал… — Саяши провела рукой по шее. — Ты подписала его, Минако. Не веришь? Я тебе покажу. Ага, вот… — Саяши что-то открыла в планшете, — в случае непредвиденной ситуации, когда дальнейшие съемки могут быть поставлены под угрозу в виду отсутствия первого-пятого-десятого… ведущий актер в лице… обязуется…

Минако закрыла лицо руками. В дверь постучали, потом просунулась чья-то голова.

— Сгинь, — коротко кинула Саяши.

— Окей, понял, — и дверь закрылась стой стороны.

— Порой я думала, что люблю тебя, — сказала Минако. — А ты… ты просто мерзавец… Ненавижу… не хочу…

Саяши усмехнулась.

— Не изображай из себя святую невинность, Мина. Тебе не идет, честно.

— Я не буду этого делать.

Саяши отложила планшет. Встала, прошлась по студии, поразминала до хруста в суставах пальцы.

— Я так понимаю, ты готова расторгнуть свой контракт? Очень хорошо. В таком случае неустойка составит… — она назвала шестизначное число, глаза Минако удивленно раскрылись. — Долларов, конечно, не йен. Что значит, так много? Это я тебе еще скидку сделал, по старой дружбе. А ты как хотела? Просто свалить? Думаешь, раз ты звезда, то тебе все можно?

— За что, Саяши?

— Это бизнес, Минако. Ничего личного. Кроме того, Мина, ты же понимаешь, что это будет фактически означать конец твоей карьеры? Ни один вменяемый режиссер никогда не будет снимать актрису, что на половине съемки однажды кому-то другому сорвала фильм.

— А если бы… если бы это я, а не Юси попала в аварию?

— О, я бы скорбел о тебе, дорогая. И, наверное, предложил бы Юси главную роль, сделал бы ее новой звездой, — цинично улыбнулась Сэйсанаси. — Все, хватит. Я пошутил. Ну же, улыбнись, Минако. Все не так страшно, как ты себе нарисовала. У тебя комплексы. Ты думаешь, что никто никогда не видел тебя с раздвинутыми ногами?

— Фильм выйдет в большой прокат…

— И что с того? Так разве не было до этого? Кто поймет, что твоя прекрасная смазливая мордашка была приклеена к чужим сиськам и чужой заднице? Ты что, правда так думала?

— Я никогда раньше… — Минако застонала, когда грубоватые, обветренные руки Саяши принялись неторопливо стаскивать с нее купальник.

— Вот и порепетируем. Все когда-то происходит в первый раз. Слушай, Минако, я удвою твой гонорар. Только прекращай кривляться. Я же знаю, тебе нужны деньги.

— Да…

— Для некой Момико, маленькой девочки семи лет, что вот уже полтора года стойко сражается с лейкемией и нуждается в пересадке костного мозга?

Минако ошарашенно у ставилась на Сэйсанаси, уже не обращая внимания на то, что ее руки закончили с раздеванием и откинули назад тяжелые золотистые локоны, и что Саяши откровенно любуется ей. Минако била нервная дрожь.

— Моми… Откуда ты узнал? Моми — это… это моя младшая сестра. Моми-чан. Она действительно очень больна.

— Конечно-конечно, сестра. Сестра по пропавшему в детстве папе или по умершей десять лет назад маме? Ну, не смотри на меня так. Я прекрасно понимаю, что у такой молодой и красивой актрисы, как ты, не может вдруг оказаться такой взрослой дочери.

— Саяши…

— Я никому не скажу, не бойся. Если ты, конечно, будешь делать то, что я говорю. Ты сможешь заработать для Моми много денег, Минако… Много-много денег…

Хлопнула дверь, по студии пронесся сквозняк. Появились какие-то люди. Минако почувствовала, как чужие и сильные руки почти насильно отняли ее ладони, пытающиеся прикрыть грудь, подняли с кушетки и подвели к маленькому столику. На нее пахнуло алкоголем, и между губ оказалась какая-то таблетка, а перед лицом граненый хрустальный фужер.

— Выпей, — приказала Саяши, и Минако, машинально подчинившись, почти сразу же ощутила, как по телу побежало приятное, чуть щекочущее тепло. — Тебе станет легче.

— Что это?

— Так, не обращай внимания. Легкая дурь, даже легче марок твоих, просто чтобы ты не думала ни о чем плохом. Ты же хорошая девочка, Минако. Ты не заслужила, чтобы с тобой обращались плохо. Я тебе обещаю…

Не заслужила… Не заслужила, не заслужила. Иногда эта мысль жгла мозг калеными иглами. Все смотрят на нее и видят успешную холеную куклу, такую красивую снаружи и холодную до пустоты внутри. Недотрогу, что встречается с другой женщиной, потому что сейчас это модно — быть не такой как все. Папарацци приезжают с телекамерами снимать особняк, который на деле ей не принадлежит. А на самом деле у нее ничего нет, кроме маленькой Моми-чан и четырех подруг. Но они не виделись так давно, что Минако сомневалась: а помнят ли они вообще про нее, что когда-то между ними было? Что когда-то давно, в другом мире и в другом времени, они были вместе. Очень-очень давно…

Ей хотелось курить и еще крепкого кофе. А потом уснуть. Без таблеток, на самой простой кровати, а когда проснуться, то понять, что ничего сегодняшнего в ней еще нет, и ей всего только шестнадцать, а завтра ее актерский дебют. Фильмы, в которых она снялась, уже начали путаться, исчезать из памяти, но Минако знала, что она без запинки может спеть все свои партии из того детского наивного мюзикла про девочек-волшебниц. Ходили слухи о перезапуске проекта, но теперь их будут играть совсем другие актрисы. Другие девочки. Будут петь их песни, которые она до сих пор помнила их наизусть. И, может, тоже станут подругами…

Девочки… Окунувшись в жизнь киноиндустрии, она почти потеряла их из виду. Она ничего не знала о них. Кроме того, что Ами, их Ами, забралась так высоко, что каждое утро здоровается за руку с самим премьер-министром и бывает в Императорском дворце. Остальные, кажется, вышли замуж, выбрав вместо карьеры тихое семейное счастье. Минако искренне хотелось, чтобы хоть у них все сложилось хорошо, и она, когда вспоминала о подругах, как могла, не зная ни одной молитвы, все-таки молилась о них перед сном. Искренне и всем сердцем. Ей не хватало их, но уже с давних пор, пусть мысленно, но она советовалась с Мако или с Рей, или вспоминала забавные проделки Усаги, и это, как ни странно грело ее измученное сердце.

Когда-нибудь, когда это все закончится, она все-таки пересилит себя, наберется храбрости и попросит Сэйсанаси по своим каналам раздобыть телефон Ами. У Сэйсанаси везде связи. А через Ами она разыщет остальных. И они соберутся снова, все вместе, как это делали прежде. Когда-нибудь именно так все и будет, Минако в это верила. Просто потому что больше ей не во что было верить.