Уродцы (гет)

Утро добрым не бывает. Особенно, когда ты просыпаешься и чувствуешь, насколько затекли все твои мышцы, пробывшие в одном положении на протяжении нескольких часов. Меня разбудила Джинни, легко пощекотав шею.

Она всё ещё была в пижаме, но от её слегка покрасневшего влажного лица и мокрых волос шёл лёгкий дурманящий своей свежестью аромат. Намокшая футболка немного облегала её маленькую грудь, я поспешил тут же отвести взгляд, дабы не соблазнять себя лишний раз.

— Драко, тебе нужно идти в ванну прямо сейчас, иначе через десять минут проснётся моя мама!

Я недовольно приподнялся в постели и потёр глаза. Голова дико болела, да ещё и шея ныла, как будто мне было не восемнадцать, а все восемьдесят.

— Скорей-скорей, — она кинула мне мою одежду, которую я благочестиво оставил лежать на её кресле ещё вчера вечером.

Спустя двадцать минут я сидел на чисто убранной кровати, полностью одетый, но до безобразия лохматый, словно какая-то паршивая дворняга. Джинни, тоже уже одетая в школьную форму, собирала свой рюкзак.

— Ты идёшь в школу? Но ты же ещё не полностью выздоровела… — начал я возмущаться спросонок. Мои глаза до сих пор немного слипались, я чувствовал, что пробуду в подобном состоянии ещё как минимум час.

— Всё равно. По-другому ты не сможешь выйти из дома.

— А ты уже придумала план по моему освобождению из этой пещеры орков?

— Да, и я очень сильно надеюсь, что ты, красавица, в итоге не попадёшь в лапы самого главного злодея, — проговорила она, обернувшись ко мне с улыбкой.

Джинни Уизли огрызается? Это что-то новенькое…

— После завтрака, когда все, кроме мамы, уйдут, я зайду за тобой, и мы осторожно выйдем из дома.

На своих последних словах она выскочила за дверь, и закрыла её на ключ, что меня несколько ошарашило. Неужели один из братьев реально может просто так запереться к ней в комнату без стука? Жуть какая-то…

Я решил не терять времени даром — стал исследовать рабочий стол, просмотрел её табели об успеваемости, прочитал кое-какие записи. Мои попытки отыскать личный дневник пали крахом, видно, девчонка слишком хорошо позаботилась о его сохранности. Это несколько огорчало, однако мне было достаточно и одной совершенно непримечательной бумажки с нескладными стихами про любовь. Я нашёл её под подушкой и, признаюсь, содержание мне сильно польстило.

Время пролетело очень быстро. Не успел я и открыть один из «романчиков» Джинни, как она вся красная и испуганная ворвалась в комнату. С её губ не сорвалось ни слова, она лишь активно жестикулировала, на ходу кое-как напяливая ветровку с рюкзаком. Я быстро ухватился за свою сумку и поспешил к выходу. Уизли шла впереди, всё время озираясь по сторонам, вот уж действительно словно выжидая нападения орка из-за угла. Мы почти добрались до самого выхода, как с кухни послышалось протяжное «До-о-оч!» и Джинни, подпрыгнув на месте от испуга, пулей кинулась к матери, перед этим указав мне пальцем на дверь.

Я выскочил наружу и чуть ли не впечатался в Рона Уизли, сидевшего на корточках прямо возле порожек. Шок, отразившийся в его глазах, был ни с чем несравним — мне вдруг стало жутко смешно. Дико захотелось как-нибудь съязвить или сказать гадость, но его молчаливое удивление всё больше и больше заставляло меня нервничать. Адреналин лошадиными дозами попадал в кровь, я буквально превратился в своё собственное сердце, тяжело бухающее где-то в грудной клетке.

— М-малфой? — лишь выдавил из себя Уизли.

Я обворожительно улыбнулся ему во все тридцать два.

— А ты кого-то ещё хотел увидеть в постели своей сестры?

Его лицо медленно начало искажаться и гнуться, как резиновый мячик. Брови взметнулись вверх, словно крылья птицы, рот раскрылся. Теперь уже в голос я открыто рассмеялся, и тут на веранду выскочила Джинни.

Её лицо лишь на одну секунду стало точь-в-точь таким же, как и у брата, но, вернув себе самообладание, она быстро схватила меня за руку и понеслась на всех парах к остановке. В этот самый момент автобус подошёл к нам и распахнул свои двери. Я подсадил её и быстро забрался сам, изо всех сил хватаясь за Уизли, дабы не свалиться с порожек. Рон как раз в этот момент подскочил сзади, но двери мигом захлопнулись прямо перед его носом. Я вновь рассмеялся, показывая ему средний палец в окно, Джинни же в этот момент со страха пряталась за мою спину. Когда мы достаточно далеко отъехали от остановки, я развернулся к ней и ухмыльнулся. На её лице отражался самый настоящий ужас.

— Ты успел ему что-то сказать?

— Нет, — бессовестно соврал я.

— Тем лучше… — она отстранилась от меня, невольно краснея.

— Ты боишься? — я отчего-то испытывал подобие радости, поэтому произнёс это с широкой улыбкой.

— Да, — честно призналась Джин, слегка потупив глаза. — Уверена, он всё расскажет родителям.

Мне захотелось её поцеловать. Вот так вот с ходу, когда она была одновременно близко и далеко, когда она по привычке неловко мяла в руках свою плиссированную юбку и рыжие локоны спадали на её тонкие изредка вздрагивающие плечи.

Я слегка нагнулся к ней, обхватывая руками миниатюрную талию и прижимая к себе.

Вновь удивлённая, Джинни воззрилась на меня снизу вверх.

— Ты же не любишь, когда я тебя обнимаю, — спустя мгновение произнесла она уже с лёгкой улыбкой.

— Сейчас я тебя обнимаю, а не ты меня, — лишь процедил я, тут же теряя настроение. Умеет же она испортить всё своими выходками!

Автобус почему-то очень быстро подъехал к школе, я даже не заметил, как пролетели привычно мучительные пятнадцать минут. Нехотя я выпустил Джинни из своих объятий, чувствуя, как мне становится холодно и одиноко. Казалось, что я не смогу вынести и минуты без неё, в голове тонкий голосок визжал, умолял меня выкрасть её, увезти ото всех и спрятать, дабы никакой ублюдок не мог покуситься на нашу любовь.

В этот момент я понял, что окончательно втюрился.

* * *

Мы расстались возле класса Джинни, но на следующей перемене я решил сходить и проведать её.

Честно признаюсь, меня совсем не удивил тот факт, что Рон Уизли подкарауливал свою сестру возле двери, ведущей в кабинет, из которого она должна была выйти. Я спрятался за угол и стал наблюдать, как он теребит пуговицу на своём пиджаке и постоянно оборачивается в сторону женского туалета, как будто в нём сейчас находился дружок Поттер, прослушивающий всё через какое-нибудь устройство, закреплённое на сумке Уизли. Вообще, я не знаю, как смог выйти сухим из воды после нашей утренней пробежки — Рон был довольно высок и ловок, для него особо не составило бы труда положить на лопатки такого дистрофика, как я. Однако этот гадёныш явно что-то задумал. Он ворвался в класс, когда от урока прошло уже как минут десять. Наверное, бедняге пришлось долго ждать свой автобус, какая жалость! Испепелив меня своим взглядом а-ля «Малфой, ты труп», он уселся на своё место и начал яростную переписку клочками бумажек с Поттером. Я еле сдерживал смех, но понимал, что-либо мне, либо Джин стоило ожидать чего-то этакого.

Можно было предположить, что они захотели бы затеять драку или подговорить тех самых парней, избивших меня когда-то, хорошенько отполировать моё лицо лоском унитазных вод. Джинни могли посадить на домашний арест, меня могли бы забрать в полицию за попытку изнасилования, которой не было… В общем, в тот момент моя голова превратилась в поле для свежих идей того, как расправиться с самим собой самым жестоким способом.

Рон всё стоял и мял эту чёртову пуговицу, по всей видимости, желая её оторвать. Наконец, в числе последних из класса вышла Джинни. Любопытно. Она знала, что её брат сидит сейчас под дверью, как муж, заставший жену в ресторане с любовником, и поэтому всячески пряталась за шедшими спереди одноклассницами. Мне вновь стало смешно, но вскоре отголоски их разговора разогнали всё веселье.

— Джин, что это было утром? — братик схватил её за локоть и с силой притянул к себе. Я чуть было не вышел из своего укрытия, но дальнейшие действия Джинни остановили меня.

Она вывернулась из лап полоумного идиота и встала на достаточно приличном расстоянии от него.

— Не прикасайся ко мне, — в её голосе читалась злость. Рончику явно не повезло!

— А, значит, ему ты даёшь до себя докасаться?! — внезапно взревел рыжий идиот, тем самым привлекая к себе ещё больше внимания народа. Я сильнее вжался в стену.

— Ты как всегда всё не так понял и сделал неверные выводы, — парировала Джин, из-за чего я даже немного обиделся — мне очень сильно хотелось, чтобы Рон продолжал считать, что мы спим.

— Идиотка! Что тут можно не так понять, когда на моём крыльце стоял этот чёртов Малфой и пиздил, что вы трахаетесь?!

Джин на секунду замерла, а после невинно рассмеялась. В момент её промедления я был готов выброситься из окна.

— Ну ты и придурок, — сипела она, всё ещё стараясь отдышаться от недавно настигнувшего её приступа смеха.

— Придурок? Придурок?! Ты совсем что ли рехнулась? Это же Малфой! Чёртов кусок дерьма, у которого нет ничего святого! Вспомни, как его дружки расквасили мне нос! Ты уже забыла?

— Послушай, Рон, люди меняются. Прежде чем делать выводы, ты мог хотя бы по-нормальному с ним поговорить…

— Я не собираюсь беседовать с этой крысой! Короче, Джин, — на этом моменте он угрожающе стал надвигаться на неё, из-за чего мне в голову вновь вдарила злость, — если ты продолжишь с ним общаться, я расскажу родителям обо всём. Особенно о сегодняшнем утреннем разговоре. Усекла?

Она пару секунд медлила, словно желая оценить, насколько брат искренен. Я молился, чтобы она согласилась с ним. В самом деле, жертвовать ради меня своей репутацией у родителей — полный бред. В конце концов, я на самом деле был для неё далеко не самым лучшим вариантом. И это мягко говоря.

— Ты полный идиот, если серьёзно решил, что я брошу ради всех вас единственного человека, которому не насрать на мою жизнь.

Внутри меня всё перевернулось. Я был готов к чему угодно: шутке, согласию, детскому стыду в её больших карих глазах или слезам, но уж точно не к такому решительному отказу, который, несомненно, слишком сильно мне польстил.

Господи, моя девочка, как же я люблю тебя.

Джинни не стала дослушивать ругательства и угрозы, тут же полетевшие в её адрес. Она просто быстро ускользнула из лап этого мерзкого чурбана. Мне тоже пришлось ретироваться. Сердце билось в неистовых судорогах в самом горле, я буквально ощущал его объём своими внутренностями. Мне вдруг захотелось как можно скорее встретиться с ней, отругать, накричать или, что ещё хуже, поцеловать, но я боялся. До мурашек на спине боялся.

Как же тяжело любить эту тупую рыжую идиотку, которая разучилась слушаться взрослых!

Я со всех ног бросился к теплицам. Это единственное место, где мы могли встретиться наедине, по крайней мере, сейчас. Чутьё не подвело — она уже была там, вся красная от слёз и такая несчастная, словно брат сказал ей, что родители написали от неё отказную.

Не понимая самого себя, я бросился обнимать Джинни, вдыхать соль её слёз и ощущать, как у самого образуется глухой ком в горле, не дающий сказать ни слова.

— Драко, он сказал, что всё им расскажет… Я труп. Чёрт, я просто живой труп…

Вместо ответа я уткнулся носом в её волосы и вдохнул душащий аромат цветов. Чёрт, пожалуй, этот запах можно будет скоро разливать в стекляшки с маркировкой «успокоительное» и продавать на ярмарке старикам и таким сумасшедшим ублюдкам, как я.

— Зачем?.. — лишь смог выдавить из себя я, всё сильнее и сильнее прижимая Джин к своей груди.

— В смысле? — она повернула голову и коснулась мокрыми от слёз губами до моего уха.

— Зачем ты выбрала меня?

Мне было мучительно хоть что-то говорить, слова приходилось тащить из глотки клешнями. Я откровенно сходил с ума, осознавая, что эта девушка из привязанности ко мне готова бросить всех своих родных. Это очень большая ответственность. Теперь она полностью принадлежит мне.

— Потому что… Потому что я люблю тебя.

Ей не нужно было ничего говорить. Я был пусть и ужасен как человек, но всё же не беспросветно туп. Я буквально ощущал её любовь на физическом уровне, что ещё больше разжигало мой пыл. В тот момент я был одновременно самым счастливым и самым несчастным человеком на Земле.

— Дура. Ты не можешь!.. — мой голос сорвался из-за того, что я почувствовал, как у меня на глазах уже начинают созревать слёзы.

— Драко, я люблю тебя, — вероятно, только что осознав это в полной мере, прошептала Джинни. Я почувствовал, как она целует моё ухо своими по-прежнему холодными солёными губами. В сердце что-то нестерпимо сжалось, словно его поразил какой-то приступ.

— Какая же ты дура, — с этими словами я слегка отстранился и, не имея больше возможности сдерживаться, прильнул к её губам, которые оказались не такими уж и холодными, как мне показалось в начале. Она ответила мне с жаром, неумело, но так страстно, словно ждала этого с нашей первой встречи.

Целоваться с Джинни было страшно и одновременно естественно, как будто так и надо было.

Но всё же мой разум не вынес этого. Не прошло и пары мгновений, как я на автомате отпрянул, выругался и со всей дури бросился из теплиц, словно убегая от самого себя. Я знал, что Джин не обидится. Мы всё равно теперь повязаны навеки этой глупой подростковой любовью, приобретшей слишком значительные масштабы.

Всё зашло слишком далеко.

* * *

Как бы я не старался себя уверить в том, что смогу найти место для ночлега, все мои надежды в итоге превратились в ничто. Я только зря промотался по городу до самой глубокой ночи и в итоге вновь забрёл в район Джинни, ненавидя себя всё больше и больше.

Её дом, окутанный тьмой, ничем не выделялся среди чёрной массы таких же зданий, произрастающих, подобно мху, на древесной коре разбитых улиц. По дороге я встретил парочку отморозков, которые оценивающе оглядывали меня с ног до головы. Вероятно, их не привлекал мой несколько потрёпанный вид или расцарапанное лицо. Да всё равно! Главное, что мне удалось выжить и вновь прийти к Джинни.

Ни одного горящего окошка. Я стал вспоминать, какое из них могло принадлежать Джин. После, набрав с дороги небольшую горсть острых камешков, начал кидать их в самое маленькое окно, сквозь которое виднелся рисунок пёстрых занавесок в цветочек.

Я знал, что она не спала.

Створка раскрылась, озаряя улицу слабым золотистым сиянием её настольной лампы. Я подался вперёд, мне вдруг стало очень страшно и нехорошо. В голове как будто возникло какое-то помутнение или сдвиг, я вдруг в полной ясности осознал, что, фактически, являюсь бомжом.

Блять, да что со мной не так? Почему я вынужден ходить ночью по улице и проситься переночевать к посторонним людям? У меня же, вроде, есть семья? Или нет? Или вся моя жизнь до этого дня, часа, минуты, секунды была лишь прологом к истинному повествованию?

Что вообще творится с моими родителями? Почему я должен терпеть все эти издевательства в школе? Почему я не могу быть с Джинни?

От обилия вопросов мой мозг начал сдавать позиции. Я вдруг почувствовал, как слёзы горячим ручьём текут по моим щекам.

Неужели нет выхода из этой ситуации? Я хочу, чтобы всё было как раньше!!!

Рыдания спёртым громогласным эхом отдались в ушах. Прямо сейчас я, сам Драко Малфой, стоял посередине улицы и разводил сопли прямо на глазах у девушки, которую люблю.

Девушка, которую я люблю… Джин же была рядом? Я не заметил этого сначала. Она обнимала меня, изо всех сил жалась к груди, целовала, куда придётся и всё время шептала слова:

— Я люблю тебя, Драко, люблю тебя… Хватит, не нужно плакать, я прошу тебя, Драко, люблю тебя…

Беспорядочные касания её рук сводили меня с ума. Близость её тела была настолько необходима, что, казалось, если бы какой-нибудь ублюдок вздумал отнять у меня мою Джинни, я бы просто умер. В конце концов, мы просто начали целоваться, попутно обливаясь слезами и жалея друг друга.

Когда я понял, что сейчас задохнусь от недостатка воздуха, мы разъединили губы. Джин прижалась ко мне.

— Родители всё знают, — лепетала она дрожащим голосом, — они посадили меня на домашний арест и запретили с тобой общаться. Теперь Рон будет следить за мной в школе. А ещё Билл сказал, что поговорит с тобой с глазу на глаз…

Я мало что понял из её слов, так как практически не слушал. Взрыв эмоций оставил после себя лишь пустоту.

— Твои родители всё ещё не помирились?

— Я не знаю. Когда я уходил, мама сказала, что уведомит меня, если отец протрезвеет.

— Хорошо. Сейчас тебе нужно поспать. Идём.

И я потащился следом за ней, слабо сознавая, что вообще происходит вокруг. Я вроде слышал, как она говорила о том, что будет обнимать и целовать меня всю ночь, и что завтра мы уйдём из дома очень рано, чтобы никто ничего не узнал.

Я и не понял, как очутился в прихожей её дома, как она уже начала тащить меня вверх по лестнице, но в какой-то определённый момент остановилась. Мне в глаза упал яркий свет от фонарика. Лишь когда кто-то соизволил включить свет, всё стало ясно.

Прямо напротив нас стояла престарелая рыжая женщина. Её лицо выражало крайнюю степень недовольства. Меня как будто окатили из ведра ледяной водой.

Это была мама Джинни. Миссис Уизли собственной персоной!

— Так-так, — грозно хмурясь, произнесла она. Я посмотрел на Джинни. Та была мертвенно-бледной.

— Мамочка, — лишь вырвался у неё тихий стон. Я хотел убежать, но чувствовал, как её маленькие пальчики с силой вцепились в мою руку.

— Дочь, что это значит? Это тот самый Малфой, которого хотят убить все в нашем доме? Почему ты привела его так поздно?

По всей видимости, миссис Уизли понятия не имела о том, что я из себя представлял. Уж не знаю, было это мне на руку, или нет, но всё же хотелось верить в лучшее.

— Мамочка, — ещё больше тушуясь, повторила Джин, — пожалуйста, не выгоняй его, я тебя умоляю! — внезапно, она упала на колени перед матерью и вцепилась в подол её махрового халата.

Я опешил. Миссис Уизли в свою очередь от удивления могла лишь ошарашенно хлопать глазами и глядеть на то, как её дочь срывающимся шёпотом молит оставить меня в доме.

— Да что ты… — наконец, очнувшись, заговорила женщина. — Доченька, зачем же ты так?!

Мне стало до ужаса неловко. Сконфузившись, я в свою очередь стал оттаскивать Джинни от ног её матери, при этом говоря той на ухо:

— Это не стоит того, всё будет хорошо, я и сам могу позаботиться о себе!

Постепенно Джин начала приходить в какое-то сумасшедшее буйство. Она хваталась руками за меня и со слезами на глазах требовала, чтобы я не говорил подобных вещей. Я пытался её успокоить, заявлял, что у меня есть секретное место, где я, в принципе, могу переждать ночку. Она мотала головой, в ответ лишь ещё больше рыдая и скуля, как собака, которую покидает хозяин.

В конце концов, миссис Уизли этого не вынесла. Она громко прошептала: «Тихо!» — и, подойдя ко мне, начала задавать вопросы.

— Тебе в самом деле негде ночевать?

— Да! Да, да! — горячо отвечала за меня Джинни. — Его избили родители, мамочка! Пожалуйста, дай ему переночевать у нас хоть ночь! Пожалуйста!

Я сделал попытку оттолкнуть Джин. Её слова резко озлобили меня. Я не хотел жалости со стороны её матери. Я и так чрезмерно сильно воспользовался добротой их дома, приходить сюда вторично было ошибкой.

В моей голове уже ясно сформировался план. Сейчас я извинюсь перед её мамой и уйду. Да, а после пойду в местный парк, где переночую на скамейке. Это единственный более-менее приемлемый вариант. Выбора уже нет.

И именно в тот самый момент, когда я хотел попросить прощения, миссис Уизли сделала знак рукой, будто подавая сигнал, чтобы я молчал.

— Значит так, молодой человек. Я вижу, что Джинни очень сильно переживает за тебя. Так как я доверяю вкусу своей дочери, я говорю тебе, что ты обязан остаться здесь на эту ночь. Возражения не принимаются, — добавила она, когда я вновь раскрыл рот, чтобы воспротивиться.

Меня захлестнуло негодование. Зачем она делает всё это? Остаться здесь означало стать нахлебником. Однако в ту же секунду я понял, что, в принципе, я действительно не могу хоть как-то возразить — ночевать на улице в октябре, должно быть, равносильно самоубийству. Я заболею и умру, или какой-нибудь торчок захочет прирезать меня ради денег.

— Мамочка, спасибо тебе большое! — Джинни освободила меня от своих пут и бросилась на шею матери.

— А ты, дорогуша, будешь сидеть на замке, поняла?

— Конечно-конечно, мамочка!

Я видел, как Джин целует мать в щёки и невольно почувствовал прилив грусти. Стало неимоверно жаль мою маму… А ведь я даже себе представить не могу, что с ней сейчас происходит. А вдруг отец вовсе убил её?

Я в страхе отогнал от себя эту пугающую мысль, от которой по всему телу побежали мурашки. Тем временем Джинни ушла наверх, в свою комнату, и я оказался наедине с миссис Уизли.

— Ты можешь остаться до шести утра, потом придётся уйти. В ванной я оставлю для тебя полотенце, в гостиной расстелю диван. Сейчас сделаю тебе чая…

— Не стоит, — вмиг запротестовал я, но эта женщина была на удивление упёрта. И как только она смогла вырастить такого нежного и мягкого человека, как Джинни?

После ванны я спустился вниз и обнаружил на столе чай и остатки домашнего тыквенного пирога. Миссис Уизли сидела тут же. В её руках была кружка с надписью «Любимой матушке в День Рождения». Невольно по моим губам скользнула улыбка.

— А теперь расскажи, что там у тебя с Джинни! — произнесла она, впериваясь в меня заискивающим взглядом.

Я некоторое время молчал. Мне было до ужаса неловко и даже страшно. Однако говорить что-то всё же было необходимо. Поэтому я понемногу, словно пробуя почву в болоте, начал выкладывать некоторые факты. Миссис Уизли всё время молчала, из чего я сделал вывод, что она ждёт чего-то более развёрнутого. В итоге, спустя десять минут, я начал рассказывать ей о том, как мы познакомились. После — тот самый случай с дождём и больной Джинни. И так дальше всё понеслось, подобно поезду, сорвавшемуся с тормозов. В итоге я пришёл к той самой минуте, в которую сидел и говорил эти удивительные слова, являвшиеся итогом нашей с ней большой любви.

Под конец мать Джинни слабо улыбнулась мне и сказала:

— Видно, ты действительно любишь её. А она тебя.

И, поднявшись, она закинула грязную чашку в раковину, после вышла из кухни и тяжело зашагала по лестнице. Я какое-то время вслушивался в шарканье её тапочек по обветшалому полу, а потом сам завалился спать, перед этим не забыв поставить на зарядку в конец выдохшийся телефон.

* * *

Я встал очень рано, ещё в окне не было ни намёка на первые лучи солнца. Одевшись и умывшись в раковине на кухне, я аккуратно сложил в стопочку постельное бельё, которое стелила для меня миссис Уизли, и оставил его на столе в гостиной.

В груди что-то щемило, особенно меня несколько напрягло обилие оповещений на наконец-то же зарядившемся телефоне. Просмотрев их все, я ужаснулся — оказывается, отец уже давно протрезвел и теперь требовал меня к себе, грозясь лишить наследства, если не явлюсь до конца этой недели. Мать буквально молила меня прийти, писала тонны сообщений о том, что подаст в розыск, если я не вернусь, звонила каждый час, по всей видимости, совершенно не находя себе места.

Пораскинув мозгами, я понял, что не имею никакого желания и возможности возвращаться домой. Скорее всего, вспышка отцовского гнева повторится ещё раз, и есть очень большая вероятность того, что я не смогу её пережить. Остаётся лишь один вариант — уехать. Но если я умчусь вот так вот, ничего не сказав Джин, она подумает, что я бросаю её. Да и после всего случившегося для неё побег тоже будет прекрасным решением всех проблем — мы найдём деньги и сможем зажить где-нибудь в другом месте в дали ото всех. Всё равно таким, как мы, нет места в этом обществе!

Я решил про себя, что спрошу у неё. Если она откажет, всё равно уеду, хотя это будет очень тяжело. Но где-то внутри меня всё же сидело точное убеждение о её безоговорочном согласии.

На первом утреннем автобусе я добрался до школы. Посидел некоторое время у ворот, а после забился в уголок в теплицах, с замиранием в сердце ожидая прихода моей Джинни. Она не заставила себя долго ждать — явилась буквально спустя полчаса и, вновь рыдая, кинулась в мои объятия. Я страстно поцеловал её, она пылко отвечала мне, лаская руками шею и грудь.

— Как только проснулась, сразу к тебе, — зашептала Джин, слегка отстраняясь и беспокойно оглядывая моё лицо.

— Твоя мама не ругала тебя?

— Нет, она не успела, — на её губах расцвела обворожительная улыбка, полная нежности и любви ко мне. Я в очередной раз осознал, насколько Джинни была удивительно красива.

— Послушай, — не в силах отвести глаз от её светящегося лица, я жутко мямлил, пытаясь в голове сформулировать вопрос, от которого зависела вся моя будущность, — ты уедешь вместе со мной? Я не знаю, куда, но это неважно. Просто давай уедем отсюда. Пожалуйста, — на своём последнем слове я снова нашёл её мокрые губы, но целовал мою Джинни уже не так страстно, будто желая проверить её.

— Да, — она в очередной раз расплакалась и уткнулась шмыгающим носом мне в шею.

Я прижался щекой к её мягким волосам и впервые в жизни осознал, насколько счастлив.