Дурак ненормальный и дела великих (джен)

— Ты мудрый, ты умеешь размышлять,

предполагать и делать выводы. А я

сумасброд. Мне дано лишь слышать,

видеть, чувствовать и делать... 

Г. Л. Олди

Одиссей, сын Лаэрта

— Ты не будешь сообщать отцу, что и когда мы планируем. Любая информация — только постфактум.

Драко просто молча кивнул, признавая как само право Гарри отстаивать свою независимость, так и рациональность именно такого метода борьбы с возможным вмешательством старшего Малфоя в дела рода Поттер. Гарри полностью удовлетворился его лаконичным ответом и никаких дополнительных обещаний не потребовал.

Срок «домашнего ареста», подкрепленного малфоевской клятвой, истек около часа назад, а значит, наступило время для бурной деятельности. Правда, отпуск по болезни у аврора Поттера заканчивался только через два дня, и тут мнения разделились: Драко считал, что эти два дня тоже надо провести если не в постели, то соблюдая щадящий режим, а Гарри — что это отличная возможность не откладывать экспедицию к дому предков до следующих выходных. Драко утешал себя тем, что координаты поместья всё еще неизвестны и срываться Поттеру, объективно, некуда. Гарри только усмехнулся в ответ, злоупотребил личными и рабочими связями и на следующее утро получил с собственного места службы аврорскую поисковую карту. Драко намекнул, что родовая защита должна худо-бедно укрывать дом хотя бы от простейших способов поиска. Гарри не стал поддерживать теоретическую дискуссию и перешел сразу к практике. Капля крови из его пальца, упав на карту, бодро скаталась в шарик и устремилась к южной границе графства Суррей, где благополучно замерла в самой середине глухого леса.

— Аппарируем? — деловито предложил Гарри.

— Стоять! — рявкнул в ответ Малфой. Только убедившись, что шебутной Герой послушно стоит и никуда не уносится, он перевел дух и продолжил уже спокойно: — Так, гриф, слушай сюда и постарайся проникнуться. Такая легкость обнаружения — это не нормально. Мы уже сейчас можем определить, что дом не запечатан по канону, это как минимум. Если мы туда идем прямо сейчас, — на этом месте Малфой просительно посмотрел на Гарри, но тот ответил ему взглядом, полным бескомпромиссного энтузиазма. — То идем мы — только! исключительно! — на разведку. Мы, Поттер, ни с кем не воюем и никого не штурмуем, в дом не лезем, пассивные проклятья не обезвреживаем. Просто пытаемся понять, что там такое, и заодно выясняем, чувствуешь ли ты свой род, а род — тебя. И вот тут — услышь меня, пожалуйста, Гарри! — твоя задача — не отзываться, даже если ты его услышишь. Потому что брошенный, но незапечатанный дом может быть очень непредсказуемым, а ты еще ослаблен, сверхвосприимчив и совсем не пригоден к экспериментам с незнакомыми областями магии... Ме-е-ерлин! — Драко осыпался на стул так резко, что Гарри испугался. — Вот я сейчас это всё произношу и понимаю, что тебе в таком состоянии туда просто категорически нельзя!

— Второй раз на шантаж я не поведусь! — скороговоркой выпалил Гарри, чтобы опередить возможные резкие заявления.

— А на доводы разума?

— Малфой, выключай целителя, а? Меня сам Сметвик посмотрел и подтвердил, что всё в норме, и восприимчивость к магии уже не такая уж «сверх».

— Поттер, напомни, куда мы так торопимся, если день назад ты не собирался трогать поместье в ближайшие годы?

— А ты сказал, что я не прав.

— Я сказал, что тебе надо изучить вопрос. По книгам, Поттер! Сидя задницей на диване! Забег вслепую и прямо сейчас я не предлагал. И уж точно не понимаю, почему нельзя выждать неделю, чтобы ты восстановился после прошлого подвига.

— Не знаю, — честно сказал Гарри. — Но тянуть не хочу. Пойдем уже, мы же только посмотрим!

— Минутку, — обреченно вздохнул Драко и призвал свои рабочие укладки — целительскую и ликвидаторскую. Уменьшил обе и ответил на ироничный взгляд Гарри не менее ироничным. — Мы ж только посмотрим, конечно-конечно!

— А-фи-геть! — неаристократично изумился Малфой через минуту, когда аппарация выкинула их в гущу подлеска буквально в шаге от каменной ограды. Видимо, версию «всё бурьяном заросло» он озвучивал не вполне всерьез и теперь был потрясен своим неожиданно открывшимся провидческим даром. Тесанные из крупных каменных блоков столбы были наглухо оплетены плющом, а кирпичная кладка забора между ними во многих местах просто осыпалась грядами темно-коричневых обломков, открывая вид на почти утонувший в том же подлеске приземистый двухэтажный дом. Над зарослями виднелись только верхние края окон второго этажа да черепичная крыша.

Драко несколько минут стоял, присматриваясь и прислушиваясь, потом сделал несколько поисковых пассов, а потом обернулся к Гарри.

— Чувствуешь что-нибудь?

— Маглоотталкивающие чары еще стоят. Больше ничего.

— И я — ничего. Пошли, ворота найдем. Они — вход не только в физическом смысле, может, там что-то проклюнется. И руками ничего не трогай, даже на обломки лучше не наступай.

Где продираясь сквозь заросли, а где перепрыгивая короткими аппарациями, они прошли около сотни футов, прежде чем среди зелени проглянула высокая — выше основного забора — каменная арка и ажурные кованные ворота в ней. От ворот до крыльца вела заросшая просека, как будто именно на этом участке, на месте парадной дороги к усадьбе, кто-то до последнего боролся с подступающим лесом. Борьба закончилась несколько лет назад, но дорожка по-прежнему выделялась: весь остальной двор зарос кустами и молодыми деревьями выше человеческого роста, а просека поднималась травой и тоненькими древесными побегами едва ли до пояса. И только поэтому отсюда, от ворот, удалось наконец-то разглядеть дом «в полный рост». Он выглядел кряжистым, основательным и неуклюжим, словно кто-то трансфигурировал в здание гигантского майского жука, не до конца успевшего вылезти из своей земляной норы, а потом наивно разукрасил получившуюся конструкцию лепными наличниками, мощными колоннами и пилястрами с лепным же растительным декором. Сейчас вся эта лепнина потемнела и осыпалась, отчего широкая терраса, служившая дому парадным крыльцом, оказалась густо завалена обломками.

— Офигеть! — повторил Малфой, несколько минут провозившись с извлеченным из сумки артефактом. — Ничего. Даже поддерживающих чар. Даже некоторые окна выбиты — вон видишь? Извини, Поттер, но, похоже, у тебя есть магловская руинина в лесу и ничего больше. Род Поттер никогда не числился среди особо сильных, а такого обращения, думаю, и блэковский мэнор бы не выдержал. Мне жаль. Но лезть внутрь мы пока всё равно не будем.

Гарри не отвечал, всматриваясь в груды гипсового лома на террасе. А потом шагнул к воротам и взялся руками за чугунные прутья.

— Твою ж мать, кому сказано не трогать... — безнадежно простонал Малфой и умолк, выставив палочку на изготовку. Потому что один из бесформенных серо-белесых обломков на ступенях террасы вяло зашевелился и оказался домовым эльфом: страшно тощим, обернутым в неопознаваемый кусок серой тряпки. До этого он лежал к забору спиной, свернувшись клубком, а теперь вытянул ноги, оперся на руки и очень медленно развернулся лицом к воротам. Глаза его, огромные, как у всех домовиков, были затянуты мутными молочными бельмами. Тонкие губы беззвучно зашевелились.

— Отойди, быстро! — Малфой дернулся, уже понимая, что словами он Героя не проймет, но не успел. Гарри на мгновение оторвал руки от решетки, но только для того, чтобы взрезать себе ладони. С помощью невербального беспалочкового секо, как позже просветил его Малфой, залечивая симметричные разрезы на обеих руках — от основания большого пальца до основания мизинца: «Ты просто посмотрел себе на руки, и ничего больше».

Для Гарри всё было просто. Перед ним было тощее и грязное существо, остро нуждавшееся в пище и самой капельке человеческого сочувствия. Да, оно было довольно крупное и несколько пугающее, так ведь собственного крестного Гарри в свое время тоже принял за Грима. Так что тут даже сомнений быть не могло, и Гарри протянул руки навстречу несчастному созданию, давая и тепло, и пищу одновременно. Из реальности он при этом не выпал, прекрасно осознавая, что просто снова держится за прутья кованых ворот и неотрывно смотрит на дом. Но одновременно с этим — кормит и успокаивающе гладит между ушами кого-то, у кого хороший аппетит и много разных голосов. «Свой! Пришел!» — говорили голоса, а еще: «Хозяин Джеймс!» и «Старший хозяин обещал!» — и еще о том, как холодно и голодно было без людей и как больно, когда ветром срывает оконную раму. Насыщаясь, существо умнело, голосов становилось меньше, они уже не перебивали друг друга и говорили полными фразами, иногда переходя на комплексные мыслеобразы. Существо жаловалось, что «Старший» обещал прислать себе на смену молодого хозяина Джеймса и даже показывал его дому однажды, но Старший умер, а молодой хозяин так и не пришел по-настоящему — появлялся несколько раз, но не говорил и не кормил, и дом терпеливо ждал, понимая, что, значит, просто еще не время. Но потом молодой хозяин совсем перестал приходить, а ждать становилось всё тяжелее, всё холоднее. «Придет! — твердо пообещал в ответ Гарри. — Молодой хозяин Джеймс придет, просто не сейчас. А ты пока ешь, а потом спи. Тебе надо дождаться молодого хозяина и встретить его сильным и отдохнувшим».

Гарри разговаривал с домом, но в реальности его начал отчетливо беспокоить Малфой. Сперва он что-то орал и махал палочкой, потом принялся больно дергать Гарри за плечо, как будто всерьез думал, что можно выдернуть человека из собственного рода. Это мельтешение Гарри не мешало. Но потом Драко просто обнял его со спины, вцепился ему в запястья и начал тоже отдавать свою силу, отдавать ее Гарри, а через него — дому. Это было приятно, потому что дом оказался довольно прожорлив и Гарри с трудом успевал давать ему новые порции пищи, но Драко отдавал силу прямо из себя самого, и это могло ему повредить. А еще вспомнилось, что Драко связан с отцом, и неизвестно, на что способен через эту связь старший Малфой. «Старший!!!» — ликующе отозвался дом на мелькнувший в мыслях Гарри образ главы рода, и эта реакция Гарри совсем не понравилась. Так что он аккуратно отодвинул от себя Драко, а для надежности укутал его в мягкий кокон защиты и прикрыл сверху непроницаемым куполом. Всё-таки дом был довольно сильным и очень голодным существом, и Гарри опасался, что Драко может оказаться пищей весь целиком и даже не по своей воле. Так что теперь Драко завис в воздухе подальше от ограды, и Гарри мог на него больше не отвлекаться. То есть он и так не отвлёкся и рук от ворот не отнял ни на секунду, но всё-таки тревога за Драко немного мешала успокаивать и кормить дом. А теперь не мешала.

Дом боялся, что «свой» уйдет и опять станет плохо, и ветер будет гулять по комнатам. Гарри согласился, что это неприятно, и начал строить защитную стену, чтобы ни ветер, ни лес больше не причиняли вреда. «Форма! — возликовал дом. — Создавать форму, объединять материю! Созидать! Создавать новые формы!» И в разум Гарри хлынул поток образов, лиц, каких-то фигур и далеких голосов. Дом явственно ожидал от Гарри ответного восторга, но тот испытал только виноватое смущение, как будто незнакомый малыш радостно подбежал к нему в парке, называя папой. «Не сейчас, — ласково сказал он дому. — Пока насыщайся и спи. Жди молодого хозяина». Дом поверил, тем более что стена у Гарри получалась хорошая, прозрачная, но крепкая. Дом видел ее и понимал, что теперь будет защищен. Дом успокаивался и действительно готов был заснуть. Гарри говорил ему утешительные слова, обещал, что сон будет добрым, а пробуждение — радостным. Дом верил ему, хотя и жалел, что нельзя проснуться и создавать формы прямо сейчас. Но Гарри смог уговорить его подождать, и дом уснул.

Гарри сделал осторожный шаг назад, как, бывало, отходил от задремавшего прямо посреди вечерних игр Тедди. Потом еще шаг назад. Жемчужный купол, укрывший особняк, мягко разошелся, пропуская, и тут же сомкнулся вновь. Теперь Гарри смог увидеть дело рук своих со стороны. Дом стал похож на рождественский снежный шар, если, конечно, можно представить рождественский шар с летним пейзажем внутри. Весь яркий и глянцевый, с темно-красной кирпичной кладкой простенков, снежно-белой лепниной, изумрудной лужайкой у крыльца и блестящей глазурованной черепицей крыши. И накрытый прозрачной перламутровой полусферой, переливчатой, как мыльный пузырь. Кстати, в похожем мыльном пузыре, только значительно меньшем, висел в недовольной позе Драко Малфой, видимо, уже уставший деятельно негодовать. Гарри поспешно развеял чары вокруг Драко, а сам опустился на траву под ближайшим деревом. В теле чувствовалась приятная усталость, как после хорошей тренировки, но голова немного кружилась и пульсировало у солнечного сплетения, и... и главное — не сознаться Малфою, а то ведь действительно к кровати примотает, и отнюдь не в эротических целях!

— Знаешь, Поттер, твое счастье, что я блондин от природы. Иначе я бы сейчас был седой и некрасивый, а за это я бы тебя убил. Впрочем, я тебя всё равно убью! — бормотал себе под нос Драко, привычно накладывая диагностические чары. — Я понимаю, что это будет непросто, раз тебя ни авада, ни магическое истощение не берет, но поверь мне, я буду очень стараться. Руки свои давай сюда, с-скотина!

Дальше Гарри сидел, опираясь спиной на ствол, и выслушивал, как всё это смотрелось со стороны Малфоя. И про ладони, рассеченные одним взглядом. И что магические потоки и чисто визуальные изменения, происходившие с поместьем, выглядели так, будто Гарри, не отцепляясь от ворот, провел три разных ритуала, требующих — каждый — серьезной подготовки, ингредиентов, фокуса и значительных затрат магии. И что Андромеда трансформацию магического поля вокруг Блэк-мэнора проводила четверо суток с перерывами, а в перерывах пила зелья и спала под восстанавливающими чарами, а Андромеда, в отличие от шрамоголовых гриффиндурков, умела обращаться с магическим полем дома. И что заброшенный родовой особняк — это ОЧЕНЬ большой боггарт, и никто — повторяю, никто, Поттер! — не может накормить его досыта и не превратиться при этом в совсем мертвую обескровленную мумию. Ну и что просто так взять и не то что без палочки, а вообще не размениваясь на жесты, запаковать взрослого, отчаянно сопротивляющегося мага в защитную сферу и подвесить в воздухе — это вообще за гранью добра и зла и наверняка карается Азкабаном.

— А теперь, — сказал Малфой, когда выдохся и влил в Гарри пару зелий «на всякий случай», — теперь ты расскажи мне, что это было.

— Не знаю, — ответил Гарри. По выражению малфоевского лица понял, что вот сейчас Малфой действительно будет его убивать, и поспешно развил мысль: — Драко, ну ты же в курсе — я ничегошеньки не смыслю в магии рода! Я просто увидел, что дом страдает и что я могу помочь ему. И помог, потому что я Спаситель Британии в целом и отдельных ее поместий в частности. Что именно я сделал — это уж скорее ты мне расскажешь... Вот, например, что такое «трансформация магического поля» — я вообще не в курсе. Это от нее вокруг блэковской усадьбы стал газон, а не камни?

— Ты мне зубы не заговаривай! Допустим, ты действительно унаследовал всю силу Лорда и можешь вот так: колдовать три ритуала параллельно одним движением брови. Но первое правило при использовании невербальных чар — четко представлять себе результат. Это «слово плюс жест» уже несут в себе форму воплощения, а беспалочковая невербалка — она вся должна быть в голове. А где бы ты мог подсмотреть Моисееву стену, да еще замкнутую в купол — я не представляю.

— Драко, просто смирись: я не знаю, что делаю... Ну, то есть очень часто бывают такие ситуации, когда я просто делаю, не думая, что и как я делаю... И ты именно так себе это и представлял! — но Драко только зверски заломил бровь, намекая, что ситуация совершенно не прояснилась, и Гарри принялся оправдываться дальше: — Ну, вот ты же не считаешь, что я заранее планировал кидаться в Волдеморта экспелиармусом? Или что оседлать незнакомого дракона — это было дофига продуманное решение? Или вот смотри, с этой вашей пылью в табакерке: я же Марстона просто шел задерживать для дачи показаний. Причем шел в паре с Либсом. Но потом уговорил Либса покараулить снаружи, вроде чтобы Марстон не сбежал, хотя это была лажа полная, и Либс, похоже, решил, что я просто пытаюсь захапать сомнительные лавры задержания — по молодости, второе самостоятельное дело же — и потому отнесся снисходительно. А я просто не думал, с чего бы мне втемяшилось идти одному. Потом Марстон спросил, можно ли взять личные вещи — нюхательный табак, носовой платок, туалетные принадлежности, и когда он в гардеробной взял эту табакерку, я просто уже знал, что обратно в комнату с нею в руках его не выпущу. Ни почему. Когда ты объяснил про проклятье «Пепел Везувия» — только тогда я понял, почему именно так и надо было. Знаешь, у Гермионы была теория по поводу прорицаний, что истинные прорицатели — просто люди с очень аналитичным складом ума, способные даже из неосознанных наблюдений сделать правильные выводы. Может, я тоже что-то такое замечаю и сам не понимаю — что? Но знаю, что надо делать, чтобы избежать худшего...

Драко слушал это сбивчивое объяснение с возрастающей тревогой во взгляде. А на финальном предположении сардонически рассмеялся:

— Поттер — гений наблюдательности и анализа! И неуязвимый к тому же?

— Героям положено.

— Гер-ро-о-ой — штаны с дырой! — Драко еще раз хохотнул, и прозвучало это как преддверие истерики. Гарри неодобрительно покосился на него.

— Знаешь, Драко, ты иногда ведешь себя, как высокомерный чистокровный сноб. Не знаешь, почему это с тобой?

— Потому что я действительно чистокровный, а слова «высокомерный» и «сноб», видимо, обозначают на языке магловоспитанных «трезвомыслящий» и «знающий себе цену»?

— Вероятно, именно так. А вот я часто веду себя как безмозглый геройствующий гриффиндорец.

— Ну да. И да, я уловил параллель. Ты — настоящий Герой, с неописуемой силой, способный поднять родовое поместье из руин голым усилием воли. Я понял, да...

— Герой, Избранный и Спаситель Британии, — кивнул Гарри. — И постоянно всех об этом предупреждаю. Но это слишком громкие слова, чтобы воспринимать их всерьез. Раз ты так любезен, что волнуешься за меня, то смирись: я правда герой, я правда очень часто не думаю, когда делаю, и несмотря на это — я всё еще живой. Наверное, когда ты лезешь усмирять мои магические выбросы, для непосвященных это тоже выглядит как безмозглая попытка самоубийства. «Я — Герой и Спаситель Британии» звучит по-идиотски, но не глупее, чем твое «ключевое свойство Малфоев — власть». И это работает, хотя я и не знаю — как.

— Звучит по-идиотски, — уверенно согласился Драко, ухмыляясь еще более нервозно. — И, в отличие от родовых свойств, крайне абстрактно. Я могу тебе объяснить, что такое «власть», как это работает и главное — что обозначает на практике. А «Спаситель Британии» в отсутствие Волдеморта и магловских бомбардировщиков — это как? От чего конкретно — «спаситель»?

— От всего плохого! — уверенно сообщил Гарри. — От разрушения родовых поместий, от жестокого обращения с домовиками, от травли чистокровных, от проклятого пепла, от карманников и домушников, от власти, которая развращает. Знаешь, Кингсли очень умный, Кингсли знает, что я — Герой, и умеет мною пользоваться. А еще он знает, что, в случае чего, меня не остановит ни авторитет Министра, ни старая дружба, ни Аврорат в полном составе. И что я спасаю Британию от плохого, а не от неугодного Министерству.

Над маленькой полянкой с видом на забор возрожденного поместья воцарилась тишина. Гарри жевал травинку, Драко смотрел прямо перед собой стекленеющим взглядом.

— Ты ведь сейчас не шутил? — обреченно уточнил он, закончив переваривать откровения Избранного. Гарри перекинул травинку в другой угол рта и отрицательно покачал головой. Драко кивнул и сделал движение, будто хочет отодвинуться подальше. Взгляд его так и остался остекленевшим, а пальцы начали подрагивать, как и голос. — Ты не знаешь ни природы, ни внятных методов активации этих своих геройских сил и при этом мнишь себя святым хранителем земли Британской. Ты — ненормальный, и это по-настоящему страшно. Замнем для ясности, что в таком раскладе Шеклболт просто обязан тебя ликвидировать в кратчайшие сроки. Но главное — ты задумывался когда-нибудь о том, что «плохое» — это тоже мордредова абстракция, которой можно вертеть, как угодно? Гриндевальд вот за «общее благо» воевал. У меня, знаешь, примерно года четыре назад развилась тяжелая аллергия на безумных магов с невероятной силой и сверхценными идеями по улучшению мира. Так что сейчас я немного волнуюсь...

Драко трясло уже очень явно, и Гарри, не задумываясь, потянулся и обнял его за плечи, прежде чем отрицательно покачать головой:

— Если чему Снейп и научил меня в полной мере, так это сомневаться и искать второе дно, если что-то, а особенно — кто-то, выглядит явно «плохим». Когда у меня есть хоть тень сомнения — я вот именно что задумываюсь. Такое умственное усилие меня полностью парализует, а парализованный я безвреден! — он усмехнулся собственной шутке, а потом перевел взгляд на дом под перламутровым куполом. — Но если сомнений нет: совсем, ни тени, ни капли, то я не думаю про улучшение мира, про добро и зло, плохих и хороших. Я просто делаю! Пока осечек не было. А так-то — да, я ненормальный и опасный, это еще тётушка моя знала. Я ведь уже говорил, что просто делаю то, чему учился с младенчества? Все мы — те, кем нас вырастили, с этим ничего не поделать.

Уже поздно вечером, окончив хлопоты этого дня, то есть получив мощнейший нагоняй и трехфутовый свиток новых предписаний от Сметвика (Гарри) и обменяв актуальную информацию о статусе поместья Поттеров на несколько подчеркнуто нейтральных комментариев от Люциуса Малфоя (Драко), они оба сидели в креслах перед камином в гостиной. Молчали, потому что обычно такое молчание на двоих воплощало наивысшую степень покоя. Но сейчас молчание было тревожным, и Драко несколько раз покосился в сторону второго кресла, прежде чем окликнуть:

— Поттер? — дождался вопросительного мычания и продолжил с преувеличенной решительностью: — Признайся, ты же всю эту пургу про свое геройство и спасительство всея Британии прямо сегодня и выдумал? Если бы это действительно сидело у тебя в голове всё время — я бы заметил, я же почти врач и умею диагностировать расстройства психики!

— Конечно, заметил бы, — утешительно покивал Гарри. — Всё время это сидело у меня в голове первые год-полтора после Победы, и ты, небось, сам помнишь, как меня тогда корежило. Всё думал: что же я сделал не так, если Силы Света вроде бы победили, а счастье для всех и даром никак не наступает? И почему эти самые Силы Света ведут себя так, будто для Героя больше нету дел, кроме как позировать для газет? Но потом вспомнил, что думать — это вообще не моё, тем более — о таких сложных материях. Это у тебя просто судьба такая — выслушивать самую безумную хрень из моей головы. Так-то я просто живу, а геройствую, только если проблема оказывается прямо перед носом и думать уже тем более не о чем.

— Я, собственно, хотел предупредить, — сказал Драко, терпеливо дослушав разъяснения, — что твои личные фантазии — дело твое. Но если из-за своего героического бреда ты будешь и дальше пытаться убиться на ровном месте, я...

— Ни слова об ушах! — трагически выкрикнул Гарри, вскочил и в секунду навис над малфоевским креслом. А еще через секунду приземлился на пол возле подлокотника и снизу вверх состроил Драко Очень Жалобные Глазки. — Сойдемся на том, что когда я буду пытаться убиться, ты будешь страшно зол, а я — страшно виноват? Серьезно, Малфой, я тебя почти не пытаюсь перевоспитывать, не мог бы ты ответить мне взаимной любезностью?

— Мне нравится это «почти»! — негодующе фыркнул Драко. Гарри в ответ сделал еще более виноватое лицо и похлопал ресницами. Драко закатил глаза: он тут серьезно предупреждает, между прочим! — и продолжил, уже безнадежно сбившись с тона: — Короче, убьешься насмерть — домой не приходи. На воскресших великих магов у меня аллергия еще хуже, чем на спятивших.

«Великий маг» истово закивал в ответ, а потом пристроил локти и подбородок Драко на колени и сказал:

— Ниругася, пазялятя!

— Сдаюсь, убедил! — вздохнул Малфой и, подвинув Гарри коленом, сам съехал с кресла к нему на пол. — Роль ужасного всемогущего волшебника ты явно не тянешь. Так что ладно уж, приходи, даже если совсем убьешься. Перевоспитывать не буду. И вообще, дурака учить — только портить!