По совету Зельевара (гет)

Нет хуже ощущения, чем проснуться от луча солнца в лицо с блаженной улыбкой выспавшегося человека и понять… что у тебя не было права спать.

Гермиона, открыв глаза и уставившись в тёмный полог кровати, оказалась именно в таком положении. Пара первых секунд блаженного непонимания, а потом — осознание катастрофы как падение в снег самого холодного айсберга. Соскочив с кровати с отчаянным «вот чёрт!», она подхватила туфли и, не найдя своей волшебной палочки, ринулась к выходу. Судя по вставшему солнцу, времени было уже около полудня. Гермиона была зла: ну кому она доверилась! Люди, всё-таки, не меняются. Как был расчётливым гадёнышем, так и остался. Хотелось взвыть от осознания, что даже заботился Малфой в своей привычной манере. Гермиона уже не знала, что хуже — быть презираемым Малфоем человеком, до которого ему нет дела, или тем, о ком он по каким-то своим причинам беспокоится.

Она нашла Малфоя в столовой, одиноко сидящего за большим круглым столом. Он пил кофе и читал утренний «Пророк». Тут же стояло блюдо с французской выпечкой.

Рон там, возможно, умирал, а он круассаны трескал? Нет, он-то мог, но её бы хоть отпустил.

— Ты не имел права! — почти выкрикнула Гермиона, подойдя ближе и тенью нависнув над ним.

Малфой лениво приподнял бровь. Выглядел он чересчур спокойным.

— Ты не имел права ни меня усыплять, ни забирать мою палочку! Где моя волшебная палочка, Малфой?

Он спокойно махнул рукой и невербально переправил из шкафчика комода ей в руки палочку. Гермиона не была поражена — она уже видела, как за работой Малфой изредка пользовался беспалочковой магией. Её это немного раздражало. Ей, лучшей ведьме их потока, беспалочковая магия почти не поддавалась. Малфой же использовал её хоть и редко и с простыми заклинаниями, но весьма успешно.

— Прости, Грейнджер, но проклятым я быть не хотел, — хмыкнул он и вернулся к газете.

Гермиона тяжело выдохнула. И ответить-то нечего. Малфой всегда был рационален. Будь у неё палочка, она бы точно бросила в него чем-нибудь противным с порога. А так — пыл поутих.

— Выспалась ли ты, спрашивать, вижу, бесполезно.

— Я ухожу, — Гермиона развернулась и вышла из столовой, направляясь к гостиной. Камин Малфоя сообщался лишь с некоторыми домами, но Мунго был в их числе. Благо туда хозяин по работе наведывался часто.

— Возвращайся на обед, я заказал стейки! — раздался громкий голос за спиной.

— Я увольняюсь! — также громко ответила она и зашла в камин.

Яркое зелёное пламя мгновенно перенесло её в общий холл больницы святого Мунго. Больные, целители в форменных чёрных халатах, несколько милых ведьмочек на стойке регистрации — здесь всегда хватало народу. Гермиона быстро справилась о поступившем ночью Роне и поднялась на шестой этаж, который был отведён под различного рода отравления. Найти его палату труда не составило. Напротив двери на скамьях расположилось как минимум половина семейства Уизли. Те, кто-либо не работал, либо имел возможность взять отгул. Джинни, Молли, Флёр, Анджелина. Прислонившись к стене и тихо переговариваясь, стояли Джордж и Билл.

Заметив подругу Джинни встала и побежала ей навстречу.

— Гермиона! — порывисто обняла она её. — Где ты была? Мало того, что за Рона переживаем, так ещё и ты решила пропасть! И почему ты до сих пор в платье?

— О, Джинни, — со стоном произнесла Гермиона, обнимая ту в ответ. — Я потом расскажу. Как Рон? Что говорят целители?

— Без изменений. Безоар не помог. Рон… лежит, — тихо призналась Джинни, отошла и посмотрела на мать. Миссис Уизли выглядела ужасно — заплаканные глаза, бледное лицо. Гермионе стало ещё хуже от осознания, что она виной страданиям этой несчастной женщины. — Целители молчат. Я отдала им флакон и ковшик, в котором ты развела амортенцию. Может быть, им это поможет в создании антидота.

Гермиона прикусила губу, взгляд упал на запертую дверь.

— К нему не пускают, да?

Джинни помотала головой и, обняв себя руками, тихо спросила, так, чтобы слышала только она:

— Зачем?

— Прости меня, пожалуйста, — только и смогла выдавить после долгого молчания Гермиона. Вина давила её и не давала свободно дышать. Казалось, что все смотрят с осуждением.

— Я тебя не виню, — также тихо сказала Джинни. — Не Рон, так ты бы лежала здесь без сознания. Он мой брат, но и тебя я люблю не меньше. Просто неправильно всё как-то получилось. Гриндилоу меня побрал хранить эту амортенцию! Надо было выкинуть сразу! Никому счастья она не принесла…

— Как будто бы амортенция может принести счастье, — тихо пробормотала Гермиона. — Только если кратковременно, наверное. Но тогда это уже и не счастье вовсе.

Джинни пожала плечами. Вид у неё был печальный.

— Мама мне как-то призналась, что они с отцом пили амортенцию всегда, — тихо сказала она, чем ошарашила Гермиону. — Они поженились совсем молодыми, всем назло. Мама всегда была бунтаркой и вот… вышла замуж за отца, хотя по договорённости семей должна была за Нотта. Папа был просто её школьным другом.

Гермиона слушала и не верила. Неужели Малфой был прав?

— Что было дальше?

Джинни невесело хмыкнула.

— Мама сказала, что они довольно быстро поняли, что друг другу не подходят. Но она была беременна Биллом, шла война, все эти ужасы… Семья мамы погибла, и никого кроме мужа у неё не осталось. Они заботились друг о друге, но любви в этом не было. Тогда мама предложила пить амортенцию. Отец согласился, — губы Джинни скривилась. — Поэтому не волнуйся, она будет последней, кто тебя обвинит. Мама расстроена, но скорее посочувствует тебе.

Гермиона неверяще качнула головой. Мир, где Малфой был прав, напоминал искривлённую версию её личного восприятия жизни.

— Звучит… — она подбирала слово. — Ужасно.

— Да, — согласилась Джинни. — Возможно, поэтому я и не смогла использовать русалочью амортенцию. Я хочу настоящих чувств, а не вымышленных. Так что если тебе не нравится Рон, то лучше уйди и всё.

Мысль о расставании прозвучала второй раз за сутки. Гермиона прикусила губу, смотря на Джинни. Ей было больно, неловко и виновато.

— Иди домой, — продолжила Джинни. — Отдохни. Мы сейчас тоже пойдём. Мама останется. В конце концов, пока всё без изменений, нет смысла сидеть у двери… этим мы Рону не поможем.

Гермиона хотела было сначала отказаться, упрямо заявив, что она никуда не уйдёт, а потом передумала. В конце концов, ведь правда, от взгляда в дверь ничего не изменится. А пока надежда есть, пока есть силы, можно бороться. Гермиона попрощалась с друзьями и пошла к главному целителю. Семейство Уизли было далеко от зельеварения, и даже при большом желании никто из них помочь не мог. Но она, Гермиона Грейджер, работала на Малфоя (который прослыл ни много, ни мало — гением) и тоже кое-что понимала. Возможно, хоть тут ей повезёт.

В кабинете главного целителя Мунго — Сесилии Селвин — она бывала не раз. Молодая, амбициозная чистокровная волшебница, коей являлась мисс Селвин, Гермионе нравилась. Она сочетала в себе интеллигентность, строгость и интеллект. Если не говорить о том, что Сесилия Селвин была отличным медиком, а за время её руководства больницей и активного сотрудничества с зельеварами по всему миру, подвалы пополнились огромным количеством современных препаратов.

Секретарь пустил Гермиону почти сразу. Такая удача выпадала довольно редко. Сесилия Селвин была занятой женщиной.

— Не ожидала, что вы так припозднитесь, — Гермиона не успела и переступить порога, как услышала низкий голос главного целителя. Женщина сидела за широким столом и сосредоточенно перебирала бумаги.

— Обстоятельства, — произнесла Гермиона, не желая вдаваться в подробности. Сесилия подняла на неё глаза и спустя несколько мгновений улыбнулась. Кивнула на стул.

— Присаживайтесь.

Гермиона опустилась в мягкое кресло для посетителей с красивой резной спинкой. Вообще в убранстве кабинета чувствовался вкус чистокровной волшебницы.

— Я насчёт Рональда Уизли, — начала Гермиона. — Могу я чем-нибудь помочь? Вы знаете, я работаю на Драко Малфоя и в зельях разбираюсь действительно хорошо. Если есть возможность, я хочу работать над антидотом.

Сесилия моргнула. Отложила папку с документами в сторону.

— Мистер Малфой забрал это дело, — непонимающе произнесла она. — Я думала вы уже принесли противоядие.

Теперь не понимала уже Гермиона.

— Как — забрал? — спросила она и нахмурилась.

— Часа в два ночи пришёл и забрал часть образца зелья, — пожала плечами Селвин.

— И вы отдали?

Гермиона уже знала, что спросила глупость, когда получила ответ:

— Ну, конечно, отдала, Гермиона! — воскликнула Сесилия. — Он мой главный партнёр и не раз помогал мне со сложными случаями отравлениями ядами.

— Да, точно, — пробормотала она.

Сесилия смерила её нетерпеливым взглядом и вернулась к документам.

— Поторопите мистера Малфоя, пожалуйста. Мы стабилизировали состояние мистера Уизли и пока держим его в магической полукоме. Но если в ближайшие двенадцать часов ему не вколоть первый укол противоядия, может произойти трагедия.

Гермиона кивнула, думая о том, что никогда не поймёт Малфоя. Он ведь явно провёл остаток ночи в лаборатории, а утренний кофе с круассанами был способом взбодриться. Он молча выслушал её обвинения, а потом пригласил на обед, прекрасно зная, что она вернётся. Гермиона мотнула головой. Нормальный человек бы сказал сразу всё, как есть. Малфой действовал согласно каким-то своим правилам и принципам, медленно и продумывая каждый шаг. И едва ли когда-то ошибался или терпел неудачу.

Наверное, стоило уже к этому привыкнуть.

Другое дело, что логика у него была, зачастую, странная и неподвластная прямолинейной Гермионе.

Поблагодарив Сесилию, она вышла из кабинета и больницу святого Мунго. Обратно в Харрогейт она воспользовалась камином, а аппарировала. Хотелось дать себе время подумать. Десятиминутная прогулка по липовой аллее от ворот особняка Малфоя до дверей была именно тем, что было надо.

По пути в Харрогейт-холл (так высокопарно называл свой особняк Малфой) Гермиона зашла домой, чтобы принять быстрый душ и переодеться. Она знала, что торопиться уже не было смысла. Если зельевар Драко Малфой позволил себе спокойно пить кофе с круассанами и читать «Пророк», значит котёл с противоядием уже стоял на котле. А выставлять себя ещё большим посмешищем, истерично перемещаясь по всей Англии в вечернем платье, как-то не хотелось.

Когда спустя полчаса Гермиона нашла Малфоя в лаборатории, волосы ещё были сырыми. Заклинания не высушивали её кудри до конца, а на фен тратить время было жалко.

Малфой стоял спиной к ней у небольшого бурлящего котла, от которого вверх поднимался сизый дым.

— Огненный имбирь? — спросила она, подойдя ближе и заглянув вовнутрь. Зелье голубовато-серого оттенка булькало и дымилось.

— С мандрагорой, — лаконично ответил Малфой, ссыпал с деревянной доски в котёл зелёную траву, в которой Гермиона признала самый обычный чеснок, и повернулся к ней. — Я знал, что тебя заинтересуют стейки.

От заметной насмешки в серых глазах Гермиона сложила руки на груди и вскинула подбородок.

— Мог бы сразу сказать, — сказала она. Малфой молча пожал плечами и засунул руки в карманы домашних чёрных штанов. Мол, да, мог бы, но не сказал. Ну и что? Гермиона покачала головой. — Ты всё-таки странный, Малфой.

В ответ он лишь хмыкнул и вернулся к зелью. Склонившись над котлом, он долго принюхивался, а потом посыпал щепоткой цикутной пудры. Раздалось громкое «в-ш-ш-и-х», напоминающее залповое шипение, и в воздух взлетело облачко розового пара.

Судя по удовлетворённой полуулыбке Малфоя, так и должно было быть. Гермиона склонила голову, наблюдая, как он прошёл по лаборатории к дальнему стеллажу с готовыми зельями и достал коробку с надписью «amortentia» на латыни. Больше всего она удивилась, когда он с грохотом опустил её на соседний с котлом стол. Подняв деревянную крышку, Малфой потёр ладонью подбородок и задумчиво потянул:

— Грейнджер, ты до конца уволилась или ещё хочешь поработать?

Гермиона подошла ближе и склонилась над коробкой. Внутри лежали ингредиенты для русалочьей амортенции. В этом не было никаких сомнений. Её передёрнуло. После произошедшего за последние сутки меньше всего на свете она хотела сталкиваться с этим зельем вновь.

— Боюсь даже спрашивать, зачем у тебя целая коробка с этим набором, — произнесла она. Ответа знать действительно не хотелось. Быть может, некоторых вещей ей лучше было не знать.

Малфой насмешливо ответил:

— Всегда знал, что ты умная ведьма, Грейнджер. Ну так что? Тебе нож или ступку?

Гермиона задумчиво прикусила губу и посмотрела на довольного собой Малфоя. Она всегда поражалась его способности полностью отдаваться работе. До сотрудничества с ним Гермиона и не предполагала встретить такого же трудоголика, как она сама.

— Давай нож. Ступкой я себе в прошлый раз мозоль на пальце натёрла.

Малфой молча протянул ей длинный нож, а сам взял мраморную ступку с пестиком, в которой магглы обычно растирали травы с оливковым маслом. Едва ли об этом знал Малфой. Он-то привык к пищи из ресторанов да от домовиков. Правда, наблюдая за движениями его рук, Гермиона думала, что у него бы получилось готовить. Для этого всего-то и требовалось — интеллект и интуиция. У Драко Малфоя было и то, и другое.

Расположившись на огромном столе по разные стороны, они молча разложили каждый свои ингредиенты и принялись за работу. Сбоку от них кипело на медленном огне противоядие. Гермиона не совсем понимала, за какую формулу зацепился Малфой, и на основе чего он его готовит. Она пришла, когда процесс шёл уже вовсю, и сейчас сложно было предположить формулу. Оставалось только довериться Малфою. Он явно знал, что делает. Иначе бы не делал. Или делал, но психовал. И тогда Гермиона предпочла бы закрыть дверь лаборатории с другой стороны. Работать с ним, когда у него что-то не получалось, было физически и психологически невозможно.

Спустя минут двадцать нарезания в стружку русалочьей чешуи, Гермиона отложила в сторону нож и спросила:

— Ты хочешь использовать закон Форбса, да? Малфой, это не сработает. Он был сумасшедшим. Провели уже тысячу исследований и доказали, что закон Форбса об подобности ядов ошибочен. Нельзя создать противоядие, добавив в основу первичное зелье. Это утопия.

— Грейнджер, — ехидно потянул Малфой, не прерываясь ни на секунду. Равномерно растирая ингредиенты один за другим, он ссыпал из в разные баночки. — Закон Форбса работает, я уже его проверял не единожды.

— Ты, безусловно, умён, — заметив довольную ухмылку на губах этого мерзкого слизеринца, Гермиона поспешно добавила: — В области зелий, конечно! Но не умнее многих других светлых умов нашего волшебного мира! Ты думаешь, Акайо Хасимото — дурак? Он умнейший зельевар нашего времени, но даже он потерпел неудачу!

— Очень рад, что у тебя есть кумиры, — потянул Малфой, насмешливо поглядывая на Гермиону исподлобья. — Тем жальче тебя расстраивать. Хасимото-сан — японец, азиат. А Форбс был американским тёмным магом. Ну? Соображаешь?

Гермиона нахмурилась.

— Думаю, что Хасимото-сан, хоть и светлый маг, но явно знает о тёмной магии достаточно.

Малфой закатил глаза.

— Не тупи, Грейнджер. Тёмная магия у японцев другая. Ему просто не понять Форбса в силу менталитета.

— А ты, конечно, понимаешь! — немного издевательски фыркнула Гермиона и опёрлась руками на стол. — Прости, Драко, что усомнилась в твоей гениальности. Видимо, следующий «Мерлин прайз» получишь ты, а не Акайо Хасимото!

Остановившись, Малфой отставил ступку в сторону и, подняв на Гермиону взгляд, поднял бровь:

— Я действительно получу следующий «Мерлин прайз», в этом можешь не сомневаться. Но Грейнджер… хватит ёрничать, ладно? Тебе не идёт.

Глубоко вздохнув, Гермиона спрятала лицо в ладонях, ругая себя саму за недостойную вспыльчивость. Видимо, нервное состояние сказывалось. Срываться на Малфоя не хотелось. Оно само как-то вышло.

— Прости, — тихо произнесла она, опустив руки и виновато посмотрев на стоящего напротив через стол Малфоя. — Я перенервничала, наверное. На самом деле, я верю, что ты сможешь его взять, если захочешь.

Гермиона едва заметно улыбнулась Малфою.

— Прости и спасибо, — добавила она. — Никогда бы не подумала, что ты будешь помогать Рону.

Малфой склонил голову на бок и улыбнулся уголком губ в ответ. Обычно так, без издевки.

— Я помогаю не Уизли, а тебе.

Гермиона почувствовала, как от его слов и пристального взгляда серых глаз у неё вспыхнули щёки. Малфой заметил и скривился в ухмылке.

— Кстати, ничего так костюмчик, — потянул он. — Но вчерашнее платье было красивее. Хоть и явно из маггловского масс-маркета.

От возвращения к привычным поддевкам Гермиона почувствовала почти облегчение. Часть её любопытствовала, что бы он ещё мог ей сказать.

— А ты будто бы знаешь, что такое масс-маркет, Малфой!

— Не поверишь, Грейнджер. Я даже знаю, что такое Гуччи.

Гермиона засмеялась от притворного ужаса на лице Драко.

— Откуда?

— Да мой отец после войны начал часто носить эти кошмарные спортивные костюмы в цветочек, — хмыкнул он. — Мама сказала, что так он пытался показать свою лояльность к магглом и магглорождённым.

— Боже! — сквозь смех выдавила Гермиона.

Малфой взялся за ступку и покачал головой.

— И не говори!

Спустя какое-то время, Гермиона потянула:

— Малфой?

— М-м-м?

— А они ведь не в цветочек… эти костюмы-то.

— Да?

— Ага. Это узор такой.

— А, гриндилоу с ним! Что так, что так — кошмар же, — Малфой поморщился, а на лице его было написано отвращение.

Гермиона улыбнулась, вспоминая все его аккуратные рубашки, жилетки, пиджаки, чёрные водолазки из дорогой ткани… Ну да. Вот кто-кто, а Драко Малфой вряд ли бы одел бархатное нечто от Гуччи.

Они работали до позднего вечера с несколькими перерывами на чай. Гермиона доела оставшиеся с завтрака круассаны. Она редко себе позволяла мучное, с горечью осознавая, что обмен веществ с возрастом лучше не становится. Но в этот раз выпечка пахла слишком вкусно, а Малфой издевался слишком сильно, подначивая вкусить запретный плод. Умяв несколько, Гермиона пообещала себе, что если вдруг ещё когда-нибудь в жизни ему придётся брать её на руки, и он заикнётся хоть словом о её весе, она непременно напомнит, кто именно науськивал её на круассаны.

Вообще стоило отдать Малфою должное — он был превосходным хозяином. Хотя едва ли человек его воспитания и состояния стал бы экономить на угощениях и комфорте для гостей. Деньги Малфой считал, но скрягой не был.

За день, проведённый в лаборатории за работой Гермиона почувствовала, как напряжение отпускает её. Было ли то дело в осязаемой уверенности Малфоя в успехе или просто ей становилось легче в тишине и тепле подземелий Харрогейт-холла, она не знала. Но к девяти вечера, когда пришло сообщение от Сесилии Селвин о том, что Рону стало хуже, Гермиона почти полностью расслабилась.

— Долго ещё? — спросила она Малфоя, когда тот уже третий раз за вечер сыпал в кипящее зелье цикутную пудру.

— Нет. Ещё полчаса, и можно будет добавлять амортенцию.

Гермиона вздохнула. Это был единственный пункт, в котором она поддавала сомнению действия Малфоя. Но он за весь день ни разу не вышел из себя и выглядел вполне спокойно. Словно каждый день варил противоядия.

Хотя в сущности, ему действительно приходилось делать это часто. Волшебники Англии обладали удивительным свойством попадать в неловкие и неожиданные ситуации, которые часто подвергали их жизни опасности.

— Ты точно уверен, что это сработает? — тихо спросила Гермиона, наверное, в первый раз за всё это время.

— Иди попей чая, — вместо ответа сказал он и вернулся к котлу с шипящей русалочьей амортенцией. В нормальных условиях её было принято варить несколько недель, но при экстренных случаях применяли катализатор.

Гермиона в лаборатории осталась, но от стола отошла. Она устроилась на диване у камина (который был устроен Малфоем исключительно в целях обогревания помещения) и уставилась на игравшее с поленьями пламя. Ей всегда нравились дома с каминами. Они напоминали ей дом её бабушки в Бристоле — небольшой, но уютный и с красивым камином с гостиной. Каждое Рождество рядом с ним выставляли длинный стол, за которым собиралась вся семья.

Теперь семьи не было. Бабушка умерла, когда ей было одиннадцать, так и не узнав, что Гермиона — волшебница. Родители теперь жили в Австралии. Противоядия от «Обливиэйта» не существовало. А старый бристольский дом достался её дяде. Тот вовремя подсуетился и подсунул впавшей в беспамятство бабушке завещание. Вот так совершенно нелепо её родители лишились возможности даже изредка навещать родной город.

Спустя полчаса, когда Малфой полез за колбой для амортенции, Гермиона встала и подошла к котлу. Приближался решающий момент, после которого можно ударяться либо в слёзы, либо в смех. Но Гермиона не чувствовала напряжения. Она молча следила за тем, как Малфой отмеривает колбу свежесваренной амортенции и по чуть-чуть вливает её в котёл с противоядием, тщательно перемешивая. Он вытряс всё до последней капли и перемешал, выключил огонь и стал ждать. В течение долгих пяти минут ничего не происходило — зелье просто медленно переставало булькать, и на его поверхности всё реже появлялись пузырьки. Гермиона прикусила губу, но молчала. Малфой выглядел сосредоточенным и спокойным, а значит волноваться было не о чем. Она ему доверяла.

На него действительно можно было положиться.

Спустя десять минут зелье в котле зашипело, а наружу начал клубиться розовый пар. Его было так много, что в нём утонула почти вся лаборатория. Гермиона залезла на стул, прекрасно зная, как опасны могут быть испарения волшебных зелий.

Оставшийся на полу возле котла Малфой хмыкнул, проследив за Гермионой. Сам он по пояс стоял в розоватых облаках.

— В следующий раз, когда какой-нибудь репортёр будет говорить, как мне повезло с такой смелой и бесстрашной коллегой, я расскажу ему, как ты пряталась на стуле от безобидных паров амортенции.

Гермиона вспыхнула и спрыгнула вниз.

— Откуда я знала, что они безобидные?

— Были бы обидные, я бы предупредил, — спокойно ответил он, но в глазах искрилась насмешка. Добрая, на самом деле.

Ну вот. Щёки в который раз за вечер залились румянцем. Гермиона не хотела задумываться о причинах, совсем не к месту было. Но благодарность в душе за столь ценную помощь разрасталась и становилась всё сильнее. Он ведь даже ни разу не поддел из-за того, что она так по-глупому решила подлить себе амортенции. Он даже тему эту не поднимал. Просто без слов взял — и помог. Её… мало заботили причины. Даже если он когда-нибудь что-нибудь за это попросит (что маловероятно, потому что иначе Малфой бы сразу об этом сказал). Он просто был рядом, делясь своей внутренней силой в момент, когда ей не доставало собственной.

Пока Гермиона ошарашенно разбиралась в сумбуре собственных чувств, Малфой разлил зелье на несколько колбочек и аккуратно составил их в коробку для переноски.

— Можешь отнести это в Мунго. Рыжий заждался, наверное.

Гермиона улыбнулась от того, как привычно скривился Малфой при воспоминании о Роне.

— За что ты его так не любишь? — спросила она, обходя стол в вставая рядом.

— За недалёкость, — фыркнул Малфой. — Из всех семейки он самый туго соображающий.

Гермиона склонила голову, думая, согласиться или нет. Рон действительно никогда не блистал академическими достижениями и мало интересовался знаниями, самообразованием. Он был самым обычным мужчиной, любящим квиддич, пятничные встречи с друзьями, женщину рядом. Рон Уизли по жизни не был притязательным. Он был хорошим парнем. Иногда обидчивым, но чаще — добрым и отзывчивым.

Туго соображающий?

— Скажи ещё, что ты не согласна, — пробормотал Малфой, засовывая руки в карманы, и поёжился. Гермиона стояла совсем рядом и молча смотрела на него. — Что?

— Спасибо тебе за всё, Драко, — произнесла она.

— Слишком много спасибо, Грейнджер, я начинаю бояться, — в тон ей ответил Малфой.

Гермиона улыбнулась, смотря прямо ему в глаза. До безумия хотелось обнять его. Потому что просто «спасибо» иногда недостаточно. И то, что она ощущала, не передавалось словами.

— Возьмёшь меня обратно на работу? Я хочу забрать заявление об увольнении.

По губам Малфоя скользнула усмешка.

— Только если пообещаешь больше не чудить так. Мне не понравилось играть в рыцаря, — хмыкнул он.

Гермиона улыбнулась и подхватила коробку. Нет, он всё-таки намекнул. Выходя из лаборатории, она думала о том, что Драко Малфой в рыцаря не играл, он им был. Безусловно, не всегда. По жизни Малфой часто совершал мерзкие и отвратительные поступки. Он мог быть жестоким. Мог унижать и уничтожать людей. Гермиона видела это не раз. Но для близких он был способен на многое. В этом они были похожи. И это она в нём ценила.

Передав коробку Сесилии, Гермиона ушла в кофейню при больнице, где часто сидели родственники больных в ожидании новостей от целителей. Она отправила Джинни патронуса с сообщением о том, что противоядие создано. Как — она расскажет когда-нибудь потом. Сейчас друзья вряд ли были готовы к сообщению о том, что Драко Малфой готовил для неё противоядие. Для них он был всего лишь её начальником.

Ночь была сложной. Минуты текли долго, а часы — и того хуже. Гермиона выпила несколько кружек кофе. Она не нервничала. Она знала, что Рон очнётся. Малфой был отличным зельеваром. Противоядие должно было помочь.

Гермиона сидела и думала о том, что скажет ему при встрече. Придётся сказать правду. Потому что врать уже смысла не было. Он и сам всё поймёт. Ей же хотелось лишь смягчить боль обиды. Пусть, пусть обижается на неё! Она перед ним тоже виновата. В первую очередь, — за обман. Она говорила Малфою, что врать близким — бесчестно. Но сама на протяжении долгого времени так ведь и поступала. Рон в праве на неё обидеться. Главное, чтобы он жил и был счастлив. А Рон сможет, Гермиона была в этом уверена.

Несмотря на то, что первую дозу противоядия Рону дали ещё ночью, посетителей к нему пустили только в десять утра, когда пришёл на работу весь персонал. К этому моменту он уже выпил три дозы и, хоть и чувствовать слабость, всё же разговаривал и улыбался. Первыми в кабинет зашли миссис Уизли и Джинни с Гарри. Гермиона дала им возможность обнять его первыми. Их разговор не будет таким сложным.

Она ждала своей очереди полчаса. Миссис Уизли смог выдворить только строгий целитель, ведущий Рона.

В дверях палаты Гермиона разминулась с Джинни, махающей брату напоследок. Рон счастливо улыбался сестре. Когда его взгляд переместился на Гермиону, он изменился в лице. Улыбка сползла с его губ, и весь он как-то напрягся.

Это больно укололо Гермиону, хотя она и понимала, что заслужила.

— Тебе уже рассказали? — спросила она, подходя ближе и садясь на в ногах на его постель.

Рон кивнул, а потом прохрипел:

— Да, целитель пояснил, что произошло, — он внимательно рассматривал её. — А у меня было время обдумать.

Они долго молчали. Гермиона не находила слов. Ей хотелось сказать «прости меня, пожалуйста», но в горле стоял ком. Она не хотела произносить того, во что сама не верила.

Сама себя она бы не простила. По крайней мере, не скоро.

Потребовалось бы время.

— Скажи, Гермиона, я что, такое чудовище?

Она вздрогнула и подняла глаза, ошарашенно вглядываясь в родные черты лица. Голос Рона почему-то хрипел, но это определённо были его слова.

— Нет, Рон, ты совсем не чудовище, — слабо начала она, чувствуя, что ещё немного, и застонает. Ей было больно — за себя, за него, за всю эту ситуацию. Как они в неё попали?

— Почему ты мне не сказала? — прохрипел он. — Думаешь, я бы обиделся на тебя? Или перестал бы общаться? Или что? Я, конечно, тоже хорош… но я искренне думал, что тебя всё устраивает. Ты всегда казалась мне счастливой. Всегда улыбалась.

— Рон, прости меня… — всё-таки выдавила она.

Рон покачал головой, и Гермиона прикусила губу до слёз. Она думала, что была готова к его реакции. Так почему же больно?

— За что тебя прощать? — невесело усмехнулся он, смотря на неё с больничных подушек. У него был нездорово-бледный цвет лица. — За то, что я сам баран?

— Ты не баран, Рон, — эмоционально затрясла головой Гермиона.

Он помолчал пару минут, а потом хрипло произнёс:

— Пока продаём квартиру, я поживу в Норе. Прости, не могу тебе по-джентльменски её оставить, — Рон грустно скривил губы. — Я едва ли долго протяну на своём аврорском жаловании.

— Да ты и не должен, — Гермиона качнула головой и улыбнулась сквозь слёзы. — Что бы там не думал, ты мне очень дорог. Не как мужчина. Как человек, как друг. Я не хочу тебя терять.

Рон глубоко вдохнул и отвёл взгляд. Вряд ли ему было легко. Ведь для него проблемы действительно не существовало. Она подтолкнула их к расставания. Рон по-прежнему её любил. А отойти в сторону, когда любишь, да ещё и остаться при этом в близких платонических отношениях… На это был способен не каждый.

Наконец, он произнёс:

— Я не обещаю, что стану тебе таким же другом, как Гарри. При мысли, что мы не вместе, меня берёт злость. Так что дай мне время, пожалуйста. И постарайся не показываться мне на глаза с новым парнем.

— У меня нет нового парня, Рон.

— Ну, когда вот появится, тогда и не показывайся. Я хочу привыкнуть, что ты, — Рон поморщился, и Гермиона почувствовала укол вины, — не моя.

— Хорошо, — тихо произнесла она и через силу улыбнулась. Наверное, глупо было ощущать себя виноватой за чувства, но она часто задумывалась о том, что в отношениях Гермиона Грейнджер ведёт себя как сущая дурочка.

Они проговорили ещё с пять минут. В основном, о том, как быстро получится продать квартиру, и что делать дальше. Потом Гермиона попрощалась с Роном и вышла из палаты. Больше за те несколько дней, что он лежал в Мунго, она не пришла ни разу. Рон сам её об этом попросил.