Ложь за ложь (гет)

Адриан в костюме Кота Нуара рассматривает фотографии, развешанные на стене её спальни. Раньше там было целое множество его модельных фоток, но теперь их почти не осталось. Она заменила их на фотографии себя в компании своих друзей. Вот, например, одна с пикника на день героев: несколько девчонок одеты в сшитые Маринетт наряды, она и Алья корчат смешные гримасы. Так много случайных моментов, и все они наполнены смехом и улыбками. Он тоже есть на некоторых фотографиях — в своём повседневном облике, разумеется, — но их совсем мало. Даже и гадать не надо почему. Отец едва выпускает его из дома куда-либо кроме школы и фехтования.

— Нам нужно установить правила, — говорит Маринетт.

— А?

— Правила. Границы. — Схватив ручку и блокнот со стола, она устраивается на тахте. — Если мы хотим преуспеть в поддержании иллюзии отношений, нам нужен чёткий список того, что мы можем делать друг с другом.

Адриан кивает. Это, пожалуй, хорошая мысль.

Он садится рядом с ней. Она открывает блокнот, и выведенные аккуратным почерком «Правила» вскоре появляются на верху страницы. Довольно мило, что она воспринимает это так серьёзно. Но, опять же, это ведь Маринетт. Она всегда и во всём выкладывается по полной.

— Итак, — начинает она деловым тоном. — Во-первых, проявление чувств. Парочки обычно как-то проявляют свои чувства по отношению друг к другу.

— Ничего не имею против обнимашек.

— Я тоже. — Записав это, она хмурится, постукивая кончиком ручки по подбородку. — Но будет ли одних обнимашек достаточно...

Она окидывает его испытующим взглядом — точнее, его губы. Этот взгляд действует как толчок, как нить, притягивающая его внимание к её губам. Мягкие. Её губы, слегка мерцающие от блеска, кажутся очень мягкими. Интересно, её блеск со вкусом? Фруктовый? Какой-то другой?

Их взгляды пересекаются. Его щёки покалывает румянец. Её щёки розовеют. Они оба торопятся отвести глаза.

Как же неловко.

— Эм. — Он откашливается. — Не думаю, что нам нужно заходить слишком далеко. Давай остановимся на обнимашках, держании за руки и поцелуях в щёку?

— Согласна.

Записав правило, они вздыхают с облегчением, так как инцидент под названием «Я видел, как ты пялишься на мои губы, и точно знаю, о чём ты думал» наконец-то может быть забыт. (Потому что, пускай он и почти поцеловал её для фильма ужасов Нино, целовать её ради поддержания иллюзии отношений — поцелуй, который будет их осознанным выбором, а не действием, предписанным сценарием, — это совсем... другое).

Они добавляют в список ещё несколько правил, включая и то, когда и как они могут связываться друг с другом. (По очевидным причинам он не может дать ей свой номер телефона). Они также договариваются, что, помимо его гражданской личности, правду могут знать только Ледибаг и Алья. (Невероятное облегчение, потому как он совсем не уверен, что смог бы врать своей напарнице, особенно насчёт этого).

— Значит, договорились? — спрашивает Маринетт.

Он кивает и не может сдержать улыбку, когда она заставляет его подписать страницу, словно это настоящий документ. Теперь они официально фиктивно встречаются.

Она вдавливает кончик ручки в бумагу.

— Хорошо. Далее...

— Прозвища.

Она морщит нос.

— Прозвища?

— Нельзя обойтись без прозвищ, Маринетт.

Вздохнув, она бормочет нечто, подозрительно похожее на «Ну, разумеется, куда же без этого». Он делает вид, что ничего не слышал.

— Я буду звать тебя принцессой, — говорит он.

Она снова едва заметно морщит нос.

— Принцессой?

— Либо принцессой, либо булочкой.

Она окидывает его самым невпечатленным взглядом.

— И это всё, на что ты способен?

Он ухмыляется.

— Выбирай.

Она посылает ему ещё один тот самый взгляд, так что ему приходится закусить щёку, чтобы не рассмеяться. Похоже, что Маринетт, совсем как Ледибаг, не любит прозвища. (Что, конечно же, означает, что он будет звать её одним из них при каждой удобной возможности).

— Ладно, — соглашается она, выпрямляясь. — Можешь звать меня принцессой, но я буду звать тебя медвежонком.

— Медве... жонком?

— Именно так. Медвежонком.

Лёгкий изгиб губ и едва заметный блеск глаз подсказывают ему, что, по её мнению, она выиграла Битву Прозвищ. Этот «медвежонок», она выбрала его специально. Наиболее логичным было бы задействовать кошачью тематику: например, «кис-кис», «котик» или хоть «котёнок», если ей так хочется. Он — парень в костюме кота. Это было бы очевидно. Но нет. Она выбрала медвежонка, потому что ей откуда-то известно, что эта нелогичность и упущенная возможность каламбура будет резать ему слух каждый раз, когда он будет это слышать.

О, Маринетт хороша. Куда лучше, чем он предполагал. Но она просто не представляет, с кем связалась.

Он наклоняется ближе — до тех пор, пока их носы почти не соприкасаются.

— Отчего же, принцесса, мне кажется, это замурчательно.

Её глаз подёргивается, но она не моргает. Они не отводят взгляда, как два зашедших в тупик дуэлянта — смотрят, и смотрят, и смотрят. Он выгибает бровь. Она поджимает губы.

— Я так рада, что тебе понравилось, медвежонок. — Она умудряется произнести это со впечатляющей долей нежности в голосе.

Он смеётся, не в силах больше сдерживаться.

— Ладно, мир. Давай оставим прозвища для публики.

— Согласна.

Пометка добавлена, и они переходят к следующему важному вопросу: как они начали встречаться.

Он закидывает руку ей на плечи.

— Разумеется, я сразил тебя наповал своей неотразимостью и галантностью.

Выскользнув из-под его руки, она прижимает кончик ручки ему ко лбу, отталкивая его подальше.

— Не думаю. Я не такая поверхностная.

Эта реакция настолько в стиле Ледибаг, что он по привычке снова подаётся вперёд с озорной ухмылкой.

— Неужели? Ты хочешь сказать, что тебя всё это ни капельки не мяульщает? — Он широким жестом указывает на всего себя.

Она оглядывает его с ног до головы.

— Неа.

— Мяуч.

Она улыбается против воли.

— Новое правило. Никаких кошачьих каламбуров, когда ты со мной.

— Это всё равно что запретить мне дышать.

— Уверена, что ты переживёшь.

Адриан в восторге. У него даже немного болят щёки от того, как много он улыбается. Он даже не представлял, что Маринетт может быть такой. Да, она его дорогой друг, и ему всегда казалось очень милым, как она заикается и смущается, но теперь он как будто бы увидел совершенно другую её сторону.

— Так и как же мы влюбились? — спрашивает он.

— Хрмм. Можем сказать, что мы познакомились, когда я стала жертвой Злолюстратора. Это правда, так что будет легко запомнить. А потом, — она пожимает плечами, — наши пути пересеклись ещё несколько раз, мы познакомились поближе и решили начать встречаться.

Он потёр подбородок.

— Просто и относительно правдиво. Мне нравится.

— Хорошо. Значит, нам остались только все остальные подробности. Нам обоим известно, что люди обязательно будут задавать кучу вопросов, и последнее, что нам нужно, — это отвечать на них по-разному.

Его улыбка смягчается.

— Ты и правда продумываешь всё, не так ли?

— Ты попросил меня помочь, Кот. Я хочу, чтобы у нас всё получилось.

В его груди разливается тепло. В её взгляде нет никакого притворства. Только честность и искренность. Она в самом деле его повседневная Ледибаг.

Позже, собираясь уходить, он останавливается, проходя мимо стены с фотографиями.

— А, и ещё кое-что, — произносит он.

— Что? — недоумевающе хмурится она.

На его лице возникает широченная улыбка.

В следующее мгновение он стоит рядом с ней, обернув одну руку вокруг её талии и прижавшись щекой к её щеке, и они оба улыбаются в камеру её полароида. Совместное фото знаменует их первый день в качестве псевдопарочки. Она вешает фотографию на стену рядом со снимками друзей, среди счастливых воспоминаний.

Он уходит, но улыбка ещё долго не сходит с его лица.