Замок над миром (гет)

Пьен

Призрачная башня неторопливо переливалась всеми оттенками изумруда. Учитель и его возлюбленная ушли туда, чтобы выяснить, «кто-кто в теремочке живет?»

Я огляделся вокруг. Кочевники разбежались далеко по степи, и держали ближний дозор. За линией их патрулей, практически вокруг всего кургана расположились невидимые смотрящие и расселись по веткам деревьев лишь чуть более заметные призванные совы. Большая часть отряда, выступившего под знаменем учителя, расслабились, составив в пирамиды копья. Но все были готовы по первому же сигналу приготовиться к бою. Да и по сторонам тоже, не особо надеясь на кочевников, поглядывали. Так что я вполне мог позволить себе последовать принципу, который в свое время изложил мне учитель: «я — начальник, и за вас свою работу делать не собираюсь», и немножко отвлечься и повспоминать...

Иста пискнула, когда я покрепче прижал ее к себе.

— Помнишь, как мы нашли для тебя колечко?

— Конечно, — кивнула девушка, положив голову ко мне на плечо.

* * *

Закат величественно полыхал алым на полнеба. Граница открылась только этой ночью… и вот уже весь день мы, разделив наш летучий отряд на несколько поисковых партий, рыщем над Заречьем, перехватывая все новые и новые банды, вторгающиеся на землю учителя. Сами эти банды слабы и неорганизованны. В их состав редко входит хотя бы один-два достойных воина, и практически никогда не встречаются жрецы Тенгри-хана, хирбады. А уж мобедов, посвященных старших ступеней нам и вовсе было невидимо. То есть — совсем. Ни одного. Но… Как же их много! Отряды, а точнее — банды в десяток-другой легких всадников прорывались на территорию домена десятками, и рассыпались по степи Заречья в поисках «кого бы пограбить». Благо, таких мест на левом берегу было не так уж и много, и все — довольно хорошо защищены.

Особенно меня повеселила банда, решившая во что бы то ни стало добраться до сокровищ, которые, по их мнению, непременно должны были быть в форте, что располагался в глубине бывшей морлочьей стоянки. Разумеется, протиснуться в довольно-таки узкий ход с конями было невозможно — и легкие стрелки в компании погонщиков — слабейших бойцов Каганата, дружно полезли под землю. Надо сказать, что изрядная часть силы бойцов Каганата заключается в том, что они — конные бойцы, и в спешенном виде сильно уступают другим человеческим расам. Так что штурм подземного форта такими силами, да еще и без какого бы то ни было численного преимущества — стал настоящей комедией.

Раззадорившись мыслью, что «раз здесь настоящая крепость, да еще и с гарнизоном — значит, есть чего охранять», кочевники дружно и радостно бежали к укреплению, занятому еретиками. По мере того, как огрызающиеся стрелами с боевой галереи ворота приближались — энтузиазм атакующих куда-то девался. Так что, когда кочевники добегали, мысль, что неплохо было бы оказаться где-нибудь еще — прочно овладевала их умами. И они столь же дружно бежали обратно. От крупных потерь их спасало то, что еретики, в основном, лучники еще те… да и стрельба в подземелье, с его весьма характерными сталагмитами, сталактитами и сталагнатами — совершенно особенное искусство. Удрав из-под обстрела, кочевники устраивались в кружок, и быстро накручивали себя рассуждениями, что охраняемое подобной силой сокровище — несомненно должно быть очень ценным, и скоро решались на новую вылазку.

Оказавшиеся в сходной ситуации дроу — устроили бы диверсию, отправив к воротам одного из бойцов, лучше прочих поднаторевшего в скрыте, который и забросил бы на боевую галерею какое-нибудь выдающееся произведение алхимии Дроуленда. Гномы бы просто прокопали бы новый проход туда, куда им нужно. Или просто ломанулись бы к воротам, принимая стрелы обороняющихся на массивные щиты и толстые доспехи, и выбили бы ворота топорами. Кочевники, да не просто «кочевники», а «кочевая банда» — самые отбросы их рода, лишенные защиты и покровительства рода, не обладали ни стойкостью и упорством гномов, ни коварством и скрытностью дроу. А потому — были обречены с того момента, когда к ним «в гости» спустились с поверхности всадники Хаоса. В отличие от кочевников, да и своих светлых аналогов — паладинов, всадники Хаоса, спешиваясь, принимали мощь своих ездовых демонов в себя, за счет чего в боевой мощи практически не теряли. Хотя, должен сказать, что в конном строю при прочих равных паладин, пожалуй, был посильнее. Но то — паладин. Банда кочевников не представляла угрозы для всадников Хаоса даже в ее изначальном составе. Ошметки же слились быстро и без проблем. Правда и добычи с них было… трофейное оружие, которое правильнее было бы назвать «одна мера железной руды хорошего качества», и несколько сотен золотых — и все.

Пока мы возились с этими альтернативно одаренными, другая банда атаковала левобережную каменоломню. Их вел нойон. Так что мы потеряли всех големов, ведших добычу камня. Повезло, что гремлин-погонщик сумел спрятаться прямо в выработке, и его не нашли.

Отступающих кочевников удалось быстро обнаружить при помощи призванных сов. Конечно, сова, летящая днем, вызвала у кочевников подозрение, выразившееся в нескольких стрелах, прекративших полет птички (хотя, может, это были и не подозрения: может, им просто захотелось пострелять). Но свое дело совушка сделала: учитель засек место ее гибели, и вывел туда нас. Конечно, кочевники успели оттуда смотаться, но мы были несомненно ближе, чем раньше. И пара новых призывов отправились в поиск. Одна — в направлении уходящего следа, вполне различимого даже на твердой земле, а другая — по расходящейся спирали, на случай, если кочевники, заподозрив преследование, резко свернули куда-нибудь в сторону.

Кочевников мы нагоняли: вторую сову убили гораздо быстрее, чем первую. Но направление отхода банды стало очевидно.

Вскоре впереди показалось облако пыли, указывающее, куда нам лететь. Кочевники гнали коней рысью, лишь временами переходя в галоп. Однако, сухая пыль, несомая легким горячим ветром, выдавала их продвижение с большого расстояния.

Впрочем, и наша компания, посреди чистого неба, отнюдь не являла собой образец незаметности. Так что предводитель кочевников обнаружил наше приближение если и позже, чем мы его — то ненамного. По его команде удирающая банда разделилась на три части, причем центральный отряд продолжил убегать прямо, а фланговые — все больше уклонялись в стороны.

— Попытаются рассеяться? — предположила Иста.

— Скорее — хотят обстрелять нас с флангов, вынудить гоняться за этой явной приманкой, оставив в покое основные силы.

Кочевники тут же подтвердили мои слова, открыв огонь с разных сторон. К счастью, Аглеа, заметив самое начало перестроения, пришла к тем же выводам, что и я, и скомандовала феечкам подняться вверх, за пределы действенного огня с земли. Разумеется, я тут же продублировал этот приказ для всех остальных.

— Вверх! Уходим вверх!

Возможность вертикального маневра поломала тактическую схему подвижной засады на корню. Так что лишь несколько стрел на излете бессильно ткнулись в нижнюю броню ездовых крикунов.

Впрочем, предводитель кочевников не стал упорствовать. Бунчук во главе отряда трижды качнулся вперед, и фланговые заставы начали сходиться к основным силам.

Я придержал рванувшихся было в атаку сфено. Стрел у кочевников было в достатке, и стрелки они, в отличие от наших еретиков, весьма и весьма меткие.

— Нагоняем, — скомандовал я. — Флешетты — к бою.

И, когда Ариса, летевшая точно над нами, дала знак, что враг точно под нами, я махнул рукой, а Иста сорвала скрепляющую пучок флешетт тонкую ленточку. Ее действие немедленно повторили все вторые номера на крикунах и сфено. С тяжелым, заунывным воем, кованая смерть ринулась вниз.

На самом деле, не сказать, чтобы потери степняков были так уж велики: всего-то двое выпали из седел… больше было раненых, и, что для кочевников гораздо хуже — ранены оказались многие лошади. Все-таки, в проекции сверху лошадь занимает гораздо большую площадь, и шанс попасть в нее — гораздо выше. Но самым худшим для храбрых воинов степей было то, что их ранил и убивал противник, которого они никоим образом не могли достать.

Кочевники сломали строй, и кинулись врассыпную. А их предводитель остановил коня и вскинул свою саблю в нашу сторону.

— Кажется, он хочет поединка, — произнес я довольно громко, и был услышан.

— Хочет — значит, получит, — крикнул летящий на соседнем крикуне Скингер. — Снижаюсь?

— Давай, — согласился я, и Кароль, управляющий их крикуном, направил своего демона вниз.

Скингер прыгнул вниз, когда крикуну оставалось до земли где-то два метра. С силой и ловкостью всадника Хаоса это было практически безопасно.

— Ты хочешь умереть? — загремел его голос над степью.

Как ни странно, но услышав это «приветствие» степняки прекратили бегство, и стали поворачивать коней. Как рассказали мне в монастыре, перед тем как отправить в домен, пограничный с Каганатом, еще не зная, что эти земли уже не принадлежат Империи, среди степняков Право Поединка пользуется непоколебимым уважением.

— Когда ты умрешь, — произнес предводитель кочевников, не соизволивший назваться, — вы прекратите преследовать моих людей.

— Когда ты умрешь, — выдвинул встречное условие Скингер, — весь твой род присягнет моему сюзерену.

Кочевник кивнул, признавая право Скингера выдвигать такие условия. Даже конному в степи не уйти от летящих демонов. А здесь, судя по всему, если не все воины рода, то, по меньшей мере — значительная их часть. Так что роду так и так придется склониться перед более сильным. Не чужие — так свои нагнут. «А так — есть хоть какая-то надежда выкрутиться, раз уж набег оглушительно провалился. Надо только убить глупца, что пешим вышел против конного» — так, или почти так, похоже, рассуждал вождь кочевников. Зря это он.

Облик Гал Ворбак, как почему-то называет учитель пешую форму всадников Хаоса⁽¹⁾, поплыл, и вот перед нойоном, вождем кочевников, уже высится всадник на ярящемся демоническом коне — кошмаре из Бездны.

Всадники разгорячили своих верховых существ, и кинулись в бой. Кочевник был опытен, силен и очень-очень быстр. Настолько, что я временами просто не успевал следить за его движениями. Он привык побеждать, и, очевидно, надеялся победить и сейчас. Вот только его противник ничем емц не уступал. Скингер вполне успевал принимать на массивный щит сильные и быстрые удары кочевника, броня всадника Хаоса, казалось, вовсе не имела уязвимых мест: куда бы не летела сабля в руках нойона, ее везде встречала холодная сталь. Но главным преимуществом Скингера был верховой кошмар. Да, конь кочевника был настоящим боевым конем, хотя и не таким сильным и массивным, как рыцарский дестрие, но все равно это было сильное и агрессивное животное, выращенное для войны. Однако, ему было не сравниться с кошмаром из глубин Инферно.

На границе пятого и шестого кругов ада, у самых стен инфернального города Дит, на лугах, в разлив затапливаемых кровавыми реками, впадающими в ужасный Стикс, пасутся они, овеваемые огненным ветром, что вечно играется с криками ужасной муки, и несет с собой пепел сгоревших душ.

С этих плодородных полей его, уже готовившегося стать одним из бойцов армии Инферно, вырвала мощь Древнего врага, Хаоса, попирающего законы магии и мироздания. Его волю превзошли и подчинили, и кто? Человек! Игрушка и пища для самых слабых адских тварей! Унижение обжигало его хуже святой воды. И тем ужаснее была его кровавая ярость, выплескиваемая на любого, кто осмеливается противостоять его всаднику! Ведь проиграй он — и поражение кошмара станет много унизительнее. Ведь получится, что он проиграл слабаку! Однако, не приходилось сомневаться: потеряв свободу, он стал сильнее. Слабый человек, и демон среднего ранга, отнюдь не вершина нисходящей иерархии, вместе стали всадником Хаоса, опасным и могущественным.

Уже в первом столкновении длинный плечевой шип нанес коню кочевника длинную, и, очевидно, болезненную рану, заставив почти по-человечески вскрикнуть и отскочить, сбивая удар своему всаднику, заставляя отвлечься на сохранение равновесия…

Всадники бились жестоко и умело. И еще более жестоко грызлись их кони. И в этом бою кочевник постепенно проигрывал. Кровь его текла из многочисленных ран, от которых его противник был защищен более тяжелой броней. Силы таяли. И уже не хватало скорости, чтобы опытом компенсировать превосходство врага в силе и ловкости. В соответствии с собственными, путанными и частенько — противоречивыми, представлениями о чести, Скингер не пускал в ход боевую магию. Но и того, что было — ему вполне хватало, чтобы постепенно переламывать ход схватки в свою пользу. И вот особенно тяжелый удар прямого меча разбил и без того уже надтреснутый щит противника. Его обломки соскользнули с руки кочевника, а сама рука — повисла плетью, хотя и была, пожалуй, единственной частью тела, по которой не текла кровь из многочисленных ран.

Воспользовавшись тем, что кочевник на мгновение оказался оглушен болью, верховой кошмар рванулся вперед, вцепился клыками в облитое кольчугой плечо нойона, и, рванув всем телом, совершил то, что некоторыми почиталось невозможным — выбил степняка из седла.

Всадник Хаоса вновь перетек в гуманоидную форму, и шагнул вперед, поднимая тяжелый меч. Боевой конь дернулся было защитить хозяина… но слишком уж долго он пребывал в Ауре Ужаса, распространяемой Скингером совершенно непроизвольно. Неразумное создание могло пребывать в ней, только понуждаемой наездником. Сейчас воля хозяина исчезла — и страх сокрушил последние заслоны. Издав болезненное, паническое ржание, боевой конь кинулся искать спасения в бегстве.

— Стой! — разнесся голос, слишком уж высокий для мужественного воина степей. Помощник вождя и его знаменосец, спрыгнул из седла, опуская бунчук своего командира в пыль. — Ты победил! Мы принесем клятву верности именем Тенгри-хана… Только не убивай!

Иста

Только мужчина мог принять второго командира кочевников за парня. Нет впереди двух стенобитных орудий, перевешивающих вперед — значит, парень. Плавали, знаем. Сама сколько раз попадала. Это Пьен у меня почти святой. А раньше… «Свой парень» — и все, убейся веником, хоть застрелись из лука, а парни пялятся на сиськи!

Я, подчиняясь внезапному желанию, поцеловала своего парня в щеку, и шепнула, что стоит принять их капитуляцию. В сущности, Пьен не возражал, а потому я попросила Алхэта спуститься вниз, погладив его по бронированной спине. Не знаю уж, что чувствуют крикуны, когда человеческая рука касается их брони. Очень может быть, что и ничего. Но вот эмоции эти порождения варпа улавливают однозначно!

Спрыгнув со спины Алхэта, мы подошли туда, где над поверженным противником стоял Скингер. Навык диагностики, магическое умение, присущее тем, кто идет исцеляющими путями Света или Жизни, ощущать повреждения тех, кого желаем исцелить, дал мне понять, что у поверженного нойона сильное кровотечение, включая внутреннее, несколько ребер сломаны, причем одно — грозит прорвать легкое, также наличествовало сотрясение мозга. Про всякие мелочи, вроде перелома левой руки, нескольких рубленных ран, и ушибы, от весьма серьезных, до обычных синяков — уже не стоило и упоминать.

— Хорошо постарался, — бросила я в сторону Скингера, навешивая над упавшим Свет Исцеления, и подзывая феечек, чтобы наложили регенерацию. Мои навыки лекаря позволяли направлять силу магии исцеления так, чтобы в кратчайшие сроки восстанавливались повреждения, угрожающие жизни. В нашем случае это были внутренние кровотечения и ребро, угрожающее целостности легкого.

Я отвлеклась на лечение нойона, в то время, как Пьен вел переговоры с его подругой (женой?). По итогам переговоров было принято решение, что воины племени постепенно двинутся в сторону подземного форта, который мы только что защищали от схожей банды, и будут там ожидать прибытия их семей с хирбадом, который и примет у них присягу в присутствии наших культистов. Мы же, всем отрядом, прихватив с собой Айлиль, отправимся к кочевью Кончака (так, оказывается, зовут нойона, которому еще отлеживаться и отлеживаться под регенерацией), чтобы забрать и сопроводить их семьи. Поначалу Айлиль предлагала отправиться к кочевью всем вместе, но тут Пьена вызвал господин Кайларн, и сообщил, что следует поторопиться, иначе мы потеряем кочевье Кончака. Так что мы приняли Айлиль на спину Алхэта, и полетели.

Трое на одном крикуне, не считая прибившегося к нам Ланголинга, питомца феечек, прибившегося к нам, — это было «немножко перебор». Так что лететь слишком высоко или слишком быстро мы не рисковали. Но все равно это получалось быстрее, чем могли бы скакать верхом, даже на галопе.

Для простого человека граница домена совершенно неощутима (если, конечно, она не закрыта Призрачным Пределом). Так что те же крестьяне, да и еретики, изумлялись: почему граница домена проходит именно там, где она проходит, а не чуть восточнее — по балке, и западнее — по небольшой, пересыхающей, но, тем не менее — вполне способной отмечать границу, речке? Но для мага все было очевидно.

Раньше, когда домен был закрыт, мощь источника Азир чувствовалась на всей территории домена. Сейчас же, по мере приближения границы, я чувствовала, как сила Азира, поющая о Хаосе, Свете и Жизни, ослабевала, зато усиливалась песнь незнакомого источника, песнь Света и Стихий, главным образом — Ветра. Собственно, там, где силы Источников уравновешивают друг друга — и есть граница. А то, что она даже близко не похожа на окружность, так это объясняется тем, что граница проецируется на материальный мир через те Планы, которые затронуты Источниками (и местами Силы) домена. Иногда бывает что, когда Место силы захватывают (и. соответственно, меняется его планарный окрас) — меняются и границы доменов.

В схоле мне рассказывали, что мир Неумирающих — старый и стабильный. И если вечером там между домами десять метров — то и утром будут те же десять метров. Наш же мир, несмотря на долгую и не всегда предсказуемую историю, еще очень нестабилен. И ситуация, когда вечером от одного замка до другого можно было, слегка напрягшись, доплюнуть через неширокую речку, а утром между бывшими соседями десяток доменов и сотни верст — никого не удивляет.

Впрочем, все это — отвлеченные рассуждения, допустимые, когда перемещаемся в глубине своей территории. А мы только что пересекли границу домена, и теперь находимся во владениях тархана Захарии с целью похищения его подданных. Так что, пожалуй, стоит быть поосторожнее.

Сигнал пришел от Арисы, поднявшейся повыше, и наблюдающей за землей, пользуясь преимуществами своих навыков и мутаций, подобающих разведчику. Впереди лежали тела. Кочевник и его конь. Айлиль заметила мертвых несколько позже и потребовала снизиться к ним.

Опасаясь засады, Пьен отправил по сторонам пару смотрящих. Таже во все стороны разлетелись призванные совы. Отряд же приближался к месту небольшой трагедии осторожно, оглядываясь, в полной боевой готовности.

Но никто не спешил накидываться на нас. Никто не сбрасывал маскировку тенями или иллюзиями, не рушился сверху, со все еще раскаленных, хотя и темнеющих, небес, не выкапывался из-под земли. Даже тела не спешили подняться, сияя потусторонней призрачной зеленью, присущей восстающей нежити. Они просто лежали. И, судя по всему, убиты они были недавно.

— Проклятый Гзак! — скривилась Айлиль, подняв обломленный хвостовик стрелы, по всей видимости, убившей молодого парня. Та, что убила коня, по всей видимости, осталась целой — и ее вытащили и забрали с собой, как и оружие погибшего. А вот плохонький доспех и обломок стрелы внимания убийц не привлекли.

— Гзак? — заинтересовался Пьен.

— Сосед наш, — пожала плечами Айлиль. — И враг. Мы и пошли-то в набег на вас только потому, что тархан Захария предупредил, что род тех, кто затеет усобицу — будет вырезан до последнего человека. Гзака же это, похоже, не смутило. Но как он узнал, что мы идем в набег? Мы же специально откочевали подальше!

— А вы часто откочевываете в это время года? — заинтересовался Пьен.

— Нет, — покачала головой Айлиль. — Мы с родом Гзака давно враждуем из-за самого удобного пастбища в округе. Стоит откочевать — и он будет пасти свой скот на нашей земле… — «Которую сам считает своей» — продолжила я, ног озвучивать посчитала совершенно лишним.

— Вот Гзака и его советников, видимо, и заинтересовало: «куда это откочевал род Кончака, и чем таким интересным они собираются заняться, что даже отдали спорное пастбище», — вывод Пьена был достаточно очевиден, и даже странно, что Айлиль до этого сама не додумалась. Впрочем, похоже, убитый ей более чем «просто знаком», что и не удивительно, если он из ее рода. И, понятное дело, что ей сейчас не до рационального мышления.

— И он послала соглядатая… — впрочем, когда вывод ткнули ей под нос — она сумела его понять и принять.

— Видимо, убедившись, что воины ушли, — продолжил рассуждать Пьен, — Гзак повел своих в набег на давних врагов.

— А Бонак заметил их, и кинулся предупредить наших… — она еще раз осмотрела погибшего, — нет, пожалуй, он кинулся к нам, надеялся вернуть… и не доскакал. Но как же Гзак планировал оправдаться перед тарханом?

— Полагаю, очень просто, — криво усмехнулся Пьен. — Думаю, он не планирует вырезать ваше кочевье поголовно — большую часть захватит в плен. А там, перед тарханом, один из пленных (а может — и не один, зависит от того, насколько у этого Гзака квалифицированные палачи), заявит, что Кончак предал Тархана, собирался вместе с проклятым колдуном за рекой перебить верных воинов тархана, ограбить самоцветную шахту, а то и золотой прииск, угнать в полон женщин и детей и принести их в жертву демонам, и еще чего-нибудь, на что фантазии хватит.

— А ведь может и сработать! — вскинулась Айлиль. — Нам нужно поспешить к стойбищу!

— Нужно — значит, поспешим, — согласился Пьен.

Пьен

Стоянка рода Кончакова встретила нас почти ожидаемо: резней и насилием. «Почти» же заключалось в том, что резали и насиловали отнюдь не только оставленных без защиты женщин, детей и стариков рода. Крупный отряд зеленошкурых не делал разницы между хозяевами стоянки и их незваными гостями. Надо сказать, что, в отличие от тех же эльфов, орки — абсолютно лишены расовых предрассудков. Им совершенно все равно, кого резать и жрать, не исключая и собственных сородичей. Единственное расовое деление, признаваемое орками, проходит по вкусовым качествам и способам приготовления.

Отряд орков, атакующих стоянку Кончака, мягко говоря, впечатлял. Одних только волчьих всадников там было не меньше, чем всего воинов в обоих враждующих родах. Вспышки заклинаний намекали на присутствие учеников, а возможно, и полноправных шаманов. Ну а разносившийся над почти захваченным стойбищем рык и то, что орки практически не схватывались между собой (брань и удары кулаками — не в счет), неопровержимо свидетельствовало, что как минимум один черный орк — тоже «где-то рядом». Презренные же швырялы в стороне от благородной забавы, сгоняли и вязали пленников. Причем живыми их оставили, скорее всего, из соображений «пусть лучше запас пищи дойдет до лагеря своими ногами, чем нам эти туши тащить». Вот хрюкеров, и, к счастью, топотунов, видно не было.

— Всем — вверх! — приказал я, пользуясь тем, что орки явно не ждали летающего врага, и не вверх не смотрели.

— Мы уходим? — мертвым голосом спросила иссиня-бледная Айлиль, не отрывая взгляда от кучки пленных. Видимо, хорошее зрение степной лучницы позволяло ей увидеть среди еще живых запасов орочьего провианта кого-то, для нее важного.

— Нет, — покачал я головой. — Учитель поручил мне доставить ваше кочевье в его владения — и я это сделаю. Тем более, что я не вижу тут ничего непреодолимого. Надо только подумать, как лучше атаковать, чтобы не понести потерь. И не стоит так уж беспокоиться о пленниках: если их не убили до сих пор, то, очевидно, не убьют, пока не доставят в лагерь. И если перебить старших орков — швырялы разбегутся. Вряд ли им будет дело до тех, кого не удалось дотащить до котлов.

— Понятно, — кивнула Айлиль.

Между тем, в стойбище разыгрывался последний акт этой небольшой драмы. Зажатые между палатками, лишенные скорости и маневра, частично спешенные, кочевники вряд ли были серьезными противниками для орков.

Волчьи всадники, радостно ухмыляясь, двинулись было добивать последний очаг сопротивления, когда в их рядах раздался недовольный рев, и сразу двух огромных волков с немаленькими всадниками расшвыряло в стороны, и на освободившемся месте воздвигся предводитель отряда фуражиров — черный орк. Видимо, черному надоело командовать, и он решил принять личное участие в забаве.

Пригнувшись, и вставив левое плечо вперед, орк пару раз качнулся на ногах туда сюда, и рванулся вперед. Удар был страшен. Если волчьих наездников черный разбросал в стороны просто руками, то человеческого всадника — просто стоптал вместе с конем. Шансов выжить не было ни у наездника, ни у коня. Сосед слева от погибшего попытался рубануть черного саблей, но тот, не глядя отмахнулся ятаганом, отбросив опускающийся клинок, перерубив держащую его руку, и проломив ребра. Изо рта кочевника выплеснулся поток крови, свидетельствующий о поврежденном легком. Отброшенный силой удара, тот не сумел удержаться верхом, и сполз по противоположному от орка боку своего коня.

Впрочем, черный обратил на него внимания не больше, чем на жужжащую над ухом муху: отмахнулся, не прекращая бега.

Следующим на пути несущейся смерти оказался знаменосец Гзака: невысокий стройный боец с саблей в одной руке, и бунчуком — в другой. Черный орк просто выхватил его из седла, сбив с ног легкую лошадь, на которой тот сидел, закинул на плечо, и двинулся обратно, уже не интересуясь остальными. Товарища пленного замерли, мягко говоря, удивленные таким поведением противника, и этого оказалось достаточно: черный махнул в их сторону ятаганом, и волчьи всадники сорвались в последнюю атаку, спеша дорваться до свежего мяса. Крики людей и коней, боевые кличи орков и рычание грызущихся над еще живой добычей волков стали звуковым фоном завершения нападения Гзака на соседа.

Между тем черный орк выкрутил саблю из руки своего пленника, просто взявшись мозолистой лапой за лезвие, а потом одним движением разорвал на нем доспехи. Следующим улетел в сторону кожаный шлем, из-под которого на спину, как оказалось, пленницы, развернулась длинная и толстая черная коса.

— Это Гуран, средняя жена Гзака, — прокомментировала Айлиль. Ее все еще бледное лицо украсилось злорадной ухмылкой. Судя по всему, с уносимой Айлиль была не в лучших отношениях, что и понятно для жен глав враждующих родов.

Гуран закричала, когда орк следом за доспехом сорвал с нее поддоспешник. Не удивительно. Соотнося размеры орка и человека — нетрудно было догадаться, что из жертв таких вот «романтических отношений» выживали немногие, а тем, кому это удавалось — частенько об этом жалели.

Что ж. Пока командир отряда отвлечен, да и его подчиненные больше смотрят на развлечения своего командира, чем по сторонам, самое время немного подготовиться. А если женщина доживет до спасения… Что ж. Значит — ей повезет.

Вообще говоря, главной слабостью орков является именно отсутствие как летающих бойцов, так и возможности организовать внятную противовоздушную оборону: не считать же за таковую швырял, чья меткость была воспета в легендах ("способен не попасть в стену сарая, находясь внутри него"), а дальность поражения — существенно меньше, чем у лучников? Знающие предводители орков старались компенсировать эту слабость призывами, наемниками, да просто организуя нелетную погоду, благо в шаманизме были способы... Но в данном случае ничего подобного не наблюдалось, и этим следовало воспользоваться.

С’ерг Ра, ухнув практически всю ману в призыв, вытащил в наш мир суккубу из Инферно, благо, свиток с соответствующим заклинанием учитель купил и подарил всаднику Хаоса как раз этим утром, в честь того, что он достиг-таки понимания третьего круга магии Тьмы. Призванная суккуба, зависла в воздухе, и, вопреки законам природы, шевелила крыльями разве что для того, чтобы подчеркнуть свои призывные формы, едва скрытые конструкцией из полупрозрачной ткани, не скрывавшей ничего важного, но будившей фантазию.

Суккуба радостно изогнулась, намекая, что не против вот прямо сейчас... Но Серг'Ра покачал головой, и ткнул пальцем в сторону орков. Обернувшись, суккуба увидела отряд зеленошкурых, уже строившихся для марша, и по-прежнему не обращающих внимания на то, что происходит у них над головами. Глаза демонессы вспыхнули натуральным адским пламенем, а губы раздвинулись в радостной улыбке такого свойства, что могла бы вызвать приступ медвежьей болезни, пожалуй, даже у голема.

— Выбей черного, — отдал приказ призванной всадник Хаоса. — Потом — займись шаманами. Дальше — на твое усмотрение... но только орков, — добавил он, сообразив, что давать демонессе разрешение на излишне самостоятельные действия — не стоит.

Прежде, чем кинуться в бой, суккуба оглянулась на призвавшего.

— Души? — лаконично уточнила она.

— Кого убьешь — твои, — подтвердил сделку Серг'Ра.

Вообще говоря, черный орк формально сильнее суккубы. И, столкнись они в помещении, у демонессы было бы не так уж и много шансов. Но на открытом пространстве «подвижный в трех плоскостях», как говорил учитель, маг имел однозначное преимущество над бойцом-рукопашником.

Все же, кто был способен обратиться к магии Жизни третьего круга — призвали виверн, чтобы связать боем шаманов.

Каждая секунда увеличивала шансы на то, что нас обнаружат. Не сказать, чтобы это было так уж опасно… но не хотелось бы терять преимущество внезапности. Так что я поднял крозиус, изготовленный еще учителем прямо перед нашей с ним первой встречей, и сказал:

— Сокрушите обманутых и неверующих, ибо тогда они познают истину слов забвения!

Навчин

Это был черный день для нашего рода. Воины и воительницы с отцом, военным вождем нашего рода, и его старшей женой отправились в набег на черного колдуна, захватившего исконные земли Каганата. Когда-то эмиссар Империи, злой Арениус-колдун, захватил эти земли, оттеснив воинов степи от благодатной реки. Он объявил, что земли эти принадлежат Империи. Той самой Империи, власть в котором захватил неблагой сын Отца нашего, Тенгри-хана, посмевший восстать против Отца и подчинить себе часть детей Его. Со времен своего падения утратил он право на имя Анор, и своими нечестивыми последователями не именуется никак, но истинные народы знают, что имя ему с тех пор — Хорам, что значит "возвысивший себя", то есть — "мятежник".

Воины степи сражались с закованными в железо солдатами империи, но проиграли, хотя и продолжали ходить в набеги на зажиревших под неправедным правлением колдуна землепашцев запада, годных только на то, чтобы быть стадом: давать истинным людям зерно, шерсть и скотину всех трех родов⁽²⁾ для себя и на продажу.

А потом над границей захваченных поклонниками Хорама земель встал Призрачный предел, и люди поняли, что враг наш — мертв, и возрадовались. Но на его место пришел совсем уж черный колдун, вместо ожидаемого благодатного тархана, что поклонился бы Кагану всех настоящих людей и повелел детям Неба жить по прадедовским законам. Но чужак принес ложь и ненависть. Он, подобно злому Арениусу, взял под свою руку землепашцев, вместо истинных людей, предпочитая владеть рабами, а не править свободными воинами. Он убивал и грабил оставшиеся за призрачным пределом рода, силой и обманом вынуждая их служить себе. С ним пришел в эти земли новый бог: злобный и коварный настолько, что даже тот, кто привел его с собой не осмеливается именовать его, но называет «Изменяющим пути».

Но мы, истинные люди, знали о его лжи и готовились могучим ударом смести нечестивца, как только падет Призрачные предел, нанести удар, пока он еще слаб. И тархан Захария объявил «мир тархана», обещав жестоко покарать того, кто осмелиться повернуть свои клинки против истинных людей, а не на врага за рекой. И многие рода, услышав призыв Захарии, отправили своих воинов в набег: вызнать силы и слабости колдуна… а заодно — пощипать зажиревших крестьян за рекой, и предателей, пошедших к нему на службу — на нашем берегу. И тогда могучее воинство тархана пойдет, зная о путях и ловушках, силах и слабостях колдуна, и вернет истинным людям некогда принадлежавшие нам земли. А то, что именно первыми ушедший в несправедливо отторгнутые земли — первыми и привезут оттуда золото, вырванное из рук, слишком слабых, чтобы его сохранить, пригонять сладких и мягких рабынь-наложниц и сильных работников… Так это даже и правильно, ведь идущие первыми — и рискуют больше всех.

Так думала я тогда, уверенная, что то, что рассказал мне старенький странствующий хирбад, что время от времени добирался до стойбища нашего рода, чтобы учить детей почитанию богов и кагана, и есть несомненная истина. И поколебали мое мировоззрение отнюдь не речи культистов Изменяющего пути, и не проповеди священников мятежного Владыки Света.

Нет, понятно, что полного мира в степи не бывает — иначе слишком легко расслабиться, и стать такими же ничтожными, как презренные гречкосеи с той стороны Реки. Но когда с одной стороны идут злобные орки, ненависть к которым завещана нам Тенгри-ханом и великими предками, а с другой — копит силы злокозненный чернокнижник… Нападать на истинных людей, когда тархан объявил мир?

Презренные стервятники Гзака напали на нас, когда в стойбище вообще не было воинов. Те, кто мог скакать, не замедляя остальных — ушли в набег к Реке, а слишком молодые или же чересчур старые для скачки — охраняли стада. В стойбище был только старик Очир, который давно уже не покидает кочевья иначе, как с помощью внуков. Но даже он попытался защитить свою внучку, когда ее потащили из юрты… и один из нукеров Гзака срубил его седую голову.

— Тархан уничтожит твой род за нарушение мира! — выкрикнула я проклятому Гзаку, когда мне связали руки за спиной и бросили на колени перед ним.

Гзак сидел на скатанной кошме, что вытащили из нашей юрты. Откинувшись назад, он оперся затылком на груди рабыни-наложницы моего отца, которую поставили на колени у него за спиной. Вор и предводитель воров лишь рассмеялся на мои слова.

— Тархан услышит, что предатель Кончак сговорился с мерзким чернокнижником за рекой, и собирался уже напасть на кочевья тех, кто поверил миру тархана. И только мои доблестные воины, — Гзак повел рукой в сторону своих «воинов», которые как раз сорвали одежду с наложницы одного из воинов моего отца, и сейчас раскладывали ее прямо на земле, — предотвратили это ужасное предательство.

— Тархан не поверит… — начала было я, и задохнулась, когда до меня дошел весь ужас сложившейся ситуации.

— Поверит, — рассмеялся Гзак, — когда ему расскажет о планах твоего отца кто-нибудь из его родичей. Ну а кто будет иметь собственное мнение… с вырванным языком его трудновато будет изложить, не так ли? А немые наложницы даже больше ценятся…

Мне хотелось гордо выпрямиться, и сказать, что наши люди скорее умрут, чем произнесут такую ложь… Но, увы, я точно знала, что некоторые произнесут злые слова навета даже не под пыткой, а просто чтобы навредить отцу!

Увидев, что я все поняла, Гзак улыбнулся, и приподнялся было с кошмы. Его взгляд стал масляным, таким, каким воины отца смотрели на приведенных из-за реки пленниц. Он уже приподнялся с кошмы, когда над степью пронесся жуткий вой. Но еще мгновением раньше, на площадку возле священного огня нашего рода влетел один из немногих воинов проклятого Гзака, кто не увлекся грабежом и тисканьем наших женщин.

— Орки! — закричал он, хотя вой варгов сказал все и без него. — Орки идут!

Удар наездников на волках был страшен. Воры и грабители, пошедшие за проклятым Гзаком, мало что могли противопоставить атаке этих чудовищ. Родичей Гзака оттеснили почти мгновенно. Будучи связанными мы никак не могли даже сопротивляться, и более мелкие твари потащили нас в сторону от сражения, чтобы никто из нас не смог хотя бы покончить с собой. Молодой Ганжуур, хирбад, что в последнее время часто появлялся вместо старика Данзана, что учил меня, рассказывал об орках такое, что, пожалуй, покончить с собой — было бы удачей для тех, у кого это получится. Но мелкие (для орков — над нами они все равно возвышались как минимум на голову) твари с метательными топорами внимательно следили за нами, не давая ни малейшей возможности уменьшить продовольственные запасы своей орды. Оставалось только ждать, стараясь не смотреть на происходящее, и надеяться, что все-таки удастся спрятаться от ожидающей нас участи в тени Тенгри-хана.

Гуран, жена проклятого Гзака, закричала, не сумев сохранить подобающего воину степи молчания и презрения к боли. Впрочем, разрывающая ее туша была велика даже для орка. А самого Гзака — заживо жрали варги и их наездники.

Впрочем, черный быстро закончил, и отбросил в сторону мертвое тело.

— Плахая самка! Слабая, — скривился он. — Бойзы! Гатовьтесь к маршу! Бальшой босс ждет мясо!

Мелкие орки с топорами заворчали, поглядывая на нас. Но черный злобно рыкнул, и двинул самого выступающего в морду, отчего тот рухнул со свернутой шеей.

— Жрите! — черный махнул рукой в сторону тел Гуран, и своего только что убитого воина, и тяжело двинулся в сторону всадников на варгах.

В этот момент все и началось. Блекло-голубые небеса вспорола черная молния, ударившая прямо в предводителя орков. Тот замер, ошеломленный ударом. Ганжуур, в отличие от своего предшественника, Данзана, рассказывал как о светлых силах, даруемых Тенгри-ханом, так и о черном колдовстве его противников. Упоминал он и о «черной молнии», заклинании второго круга (что бы это не значило) магии Тьмы, что ошеломляет жертву, и разрушает ее удачу. На какое-то время орки лишились командования. И в этот момент, на шаманов, истошно вереща, рухнули несколько виверн.

Вообще, виверны — степные охотницы, неплохо знакомы моему народу. Их обычная тактика охоты: либо схватить жертву и поднять ее в воздух, если она достаточно мала и легка (размером с человека), либо — ударить когтями и могучим хвостовым шипом с опасным ядом, а потом — подняться вверх и ждать, пока жертва не умрет от яда и потери крови. Но из этой троицы привычным способом воспользовалась только одна, та, что напала на самого маленького из шаманов. С трудом загребая крыльями воздух, она поднялась повыше, и отпустила орочьего шамана, что был почти с нее размером. Рассыпая фонтан брызг, казавшихся черными на фоне неба, шаман помчался к земле.

Двум же остальным не хватило сил, чтобы поднять туши орочьих шаманов. Но и отскакивать, нанеся опасную рану, они почему-то не стали, ввязавшись в драку. На крылатых змеев тут же кинулись варги и их всадники. На земле, лишенные скорости и маневра, виверны отнюдь не были такими уж опасными бойцами… Но когда израненные тела растворились в воздухе, с земли поднялся только один шаман. Остальные подняться уже не смогли. Да и волки со всадниками понесли потери.

Волки, не получив добычи, начали было грызться между собой. Но тут пришел в себя черный предводитель. Он матерно взревел, указывая ятаганом куда-то вверх. Там, высоко над дважды разграбленным стойбищем, висела фигура, один взгляд на которую заставил меня забиться в путах, в яростном желании добраться до висящей, обладать ею, отдаться ей… Подобные желания отнюдь не осуждались среди воинов степи. Наши мужчины не только владели гаремами, но и частенько отправлялись в набеги или походы. Так что на такие отношения все смотрели в худшем случае, сквозь пальцы. И мне частенько доводилось видеть подобные забавы между наложницами моего отца в его отсутствие. Да и, наведавшись на женскую половину, отец временами заставлял наложниц демонстрировать, как они любят друг друга.

Я рванулась еще раз. Мысль о том, как я дотянусь до той, что висит высоко в небе — даже не посетила мою голову. Не вспоминала я и об орках. Впрочем, сами орки тоже не думали о подобном. Варги разгонялись и прыгали… После каждого прыжка фигура издевательски смеялась, и изгибалась в таких позах, что кипящая кровь начисто выбивала из головы какой бы то ни было здравый смысл.

Предводитель орков и сам подпрыгнул несколько раз, пытаясь дотянуться до неуловимой добычи. И в одном из своих прыжков он прямо в воздухе столкнулся с варгом. Все трое: черный орк, варг и его всадник, рухнули на землю. Черный что-то неразборчиво зарычал, и неуловимым движением ятагана снес голову волчьему всаднику, а затем — и его варгу. Варги двинулись на обидчика одного из них. Черный был больше и свирепее. Возможно, он сумел бы победить, но в момент, когда все решалось, черного ударила еще одна черная молния. На этот раз ошеломление было совсем кратким, но этого хватило: разогнавшийся варг ударил черного в грудь и тот, не сумев удержать равновесие, сделал шаг назад. Но именно там оказалась небольшая ямка, скорее — неровность земли. Черный орк махнул вооруженной рукой, пытаясь устоять… Но тут на него бросился еще один варг, затем еще… Черный упал и покатился. Встать ему уже не дали.

Увидев гибель предводителя, мелкие орки-метатели топоров радостно закричали. Варги, продолжая огрызаться друг на друга, поднялись, разбирая получившуюся кучу-малу. Черный взял плату за свою жизнь: двое волков и один из всадников так и остались на земле, а почти все остальные были попятнаны его ятаганом. Но «количество имеет значение», да и что делать с упавшим лосем волки знают, не зависимо от того — обычные они, или же ездовые.

Я с трудом отвела взгляд от той, что стала причиной этой свалки. Немного дальше, за ней, в небе висели несколько демонических тварей, на спинах которых смутно угадывались человеческие фигуры.

Единственный выживший после атаки виверн шаман, как выяснилось чуть позже, отполз в сторону, прикрываясь телами своих павших собратьев, и запел, помогая себя взмахами зажатой в не пострадавшей лапе погремушкой-маракой, сделанной из человеческого черепа. В ответ в него прилетели несколько стрел и незнакомых мне заклятий. Но было уже поздно. Ослепительно-яркая молния ударила сверху в одну из демонических тварей, и с ее спины вниз, к земле понеслись две человеческие фигурки.

Пьен

— Проклятый шаман!

Мне хотелось кричать, швыряться заклятьями, и творить что-то совсем уже непотребное. И, что самое худшее, я понимал, что в смерти Астеля и Новены, двоих новичков, нанятых тем утром, виноват только я сам. В конце концов, в моем отряде я — один из самых опытных, как бы не смешно это звучало, и еще — я командую отрядом, а значит — отвечаю за все. И за то, что отвлекся, не приказав добивать шаманов — тоже отвечает не Серг’Ра, не Иста, не Мирина… я и только я!

Но сейчас нет времени предаваться самобичеванию.

— Иста, Мирина, добивайте! — крикнул я, указывая на снова начавшего танцевать шамана. — Новички! Поднимайтесь выше и забросайте швырял флешеттами!

Конечно, чисто теоретически, самыми сильными противниками на поле боя остались варги и их всадники… Каждый из них мог вырезать тех же крестьян десятками и не нести практически никакого урона… Но вот прыгнуть вверх варг, да еще со всадником мог метров на пять-семь — максимум. То есть допрыгнуть до наших крикунов, висящих сейчас метрах в тридцати от земли, варги не смогут в принципе. А вот швырялы… Теоретически их дальность ограничена теми же тридцатью метрами, но… иногда у орков получается сделать то, что в принципе сделать нельзя. Так что лучше ребятам подняться повыше. А варгами, что все еще грызутся над телом предводителя — можно заняться и потом. Ну а призванная суккуба… она позаботится о себе сама… а если и не позаботится — то это только ее проблемы.

Молния Хаоса и четыре стрелы Хаоса прервали уже почти закончившуюся было пляску шамана, буквально взорвав зеленокожую тварь. Пусть это и означает, что мы не сможем забрать себе его защитные амулеты: после Молнии Хаоса крайне маловероятно, что они там остались, но вот и шанса на выживание под нашим ударом у него не осталось.

Посыпавшиеся с небес флешетты не столько нанесли реальный урон, сколько напугали швырял, заставив их потерять строй и разбежаться. Орки, как им и положено, бежали хотя и тяжеловесно, но быстро. Время от времени то один, то другой из них оборачивались, чтобы оценить расстояние до преследователей… и застывали, не способные сдержать порывов плоти и жажды обладания, если хотя бы краем глаза замечали силуэт демонессы-соблазнительницы. Ну а то, что участь остановившихся была печальна: их тела разрывали боевые проклятья, а души — доставались суккубе, можно было бы даже и не упоминать.

А вот варги, а скорее — их всадники, оказались не то хитрее, не то просто злобнее. И вместо того, чтобы удирать, спасая собственные жизни — врезались в толпу пленниц, согнанных разбежавшимися швырялами. Связанные девчонки не могли ни убежать от могучих зверей, ни защитить себя… Так что, когда в жаждущую крови стаю ворвался Серг’Ра на верховом кошмаре — почти половину пленниц уже порвали.

Мана у всадника Хаоса после призыва суккубы, естественно, практически не восстановилась. Но и без магии боец на верховом кошмаре — страшный противник. Ездовой демон издал жуткий вопль, перекрывший вой варгов, а тяжелый меч разил, разрывая легкие доспехи всадников и кольчужные попоны ездовых волков.

Один из варгов кинулся вперед. Его всадник тут же получил удар кромкой цельнометаллического щита в лицо, вылетел из седла и успокоился. Кажется, он рассчитывал на обычное для орков превосходство в силе над «хилым мягкокожим»… но всадник Хаоса — это не «средний человек». Его сила — это не только сила тела, но и мощь бурлящего в его душе варпа. Следом за всадником, ту же ошибку совершил и его варг. Недооценив противника, он последовал привычной схеме действий: попытался вцепиться в ногу верхового животного. Обычный конь, будь он хоть рыцарский дестриэ, был бы, как минимум, серьезно ранен… Но когтистые лапы верхового кошмара надежно защищены заклятой броней из адского псевдохитина. Так что огромные клыки варга только бессильно скользнули по ней, высекая искры. Ответный выпад кошмара был страшен. Чудовищная морда, с которой срывались всполохи призрачного пламени, на мгновение подернулась легкой думкой, размывшей ее очертания… и свирепый удар демонических клыков рванул не столько тело варга, сколько его душу, внушая страх, причиняя дикую, непереносимую боль… Но и большая, трудно заживающая рана, из которой хлынула алая волчья кровь — здоровья варгу тоже не прибавила. Огромный и свирепый боевой зверь покатился по земле, заскулив, как щенок. Впрочем, долго это не продлилось: когти кошмара ударили еще раз, разрывая горло, и варг замер, избавившись от боли и обретя покой… смертный.

Все-таки варги — твари умные. Вожак стаи, заслышав визг одного из своих, оглянулся, увидел, что уже трое погибли в противостоянии выглядящему неуязвимым врагу, отбросил то, что еще недавно было привлекательным девичьим телом, взвыл, подавая сигнал, и стая кинулась… наутек, не обращая внимания на попытки седоков развернуться и вступить в бой.

Я быстрым взглядом осмотрел поле боя. Самый крупный из швырял, являющийся, очевидно, их предводителем и командиром (орки не потерпят над собой более мелкого и более слабого, будь он хоть трижды гением тактики и стратегии) — валялся на земле, пробитый флешеттой. Признаться, это было скорее случайностью, чем намеренным действием: из двух десятков швырял убиты были только трое — и один из них — именно командир. Повезло. Впрочем, не будь этой случайности, я бы постарался организовать какую-нибудь другую. Выбить предводителей орков, заставить их рассыпаться, потерять их боевой дух, наполняющий зеленокожих силой свирепый Ваагх! — это стандартная тактика всех, кто с зеленошкурыми имеет дело.

На настоящий момент командную структуру (если ее можно так назвать, имея в виду орков) сохранили только волчьи всадники. Шаманы полегли все. Серг’Ра, после бегства волчьих всадников, подошел и провел контроль: притвориться мертвым никто не догадался.

Швырялы понесли незначительные потери — но у них убит предводитель. А это гарантирует, что даже если они и соберутся вместе — вместо немедленных действий против меня. Они будут выбирать вожака, потратив на это дело не только время, но и некоторое количество сородичей. Конечно, вожак варгов вполне может подчинить швырял без особой проблемы… а варги и их всадники — и так его. А значит, основная проблема — именно варги.

— Убей седого! — приказал я суккубе, указывая на белого волка, уносившего на себе отчаянно матерящегося орка с бунчуком. Все-таки взаимопроникновение культур Каганата и Орды нельзя не заметить, как ни стараются профессора из имперских школ магии назвать орков — «созданиями, чуждыми всему человеческому».

Суккуба посмотрела на разбегающихся швырял, на кучно удирающих варгов… и кивнула. Видимо, она решила, что за ограниченное время своего пребывания в плотной реальности именно так она получит больше душ, чем гоняясь за швырялами по отдельности.

Дальнейшее, в сущности, было уже не интересно, хотя вспоминать, конечно, весело. «Самое увлекательное занятие для конницы — это рубка бегущей пехоты». В нашем случае бежали «условно конные», но сути дела это не меняло: мы все равно были быстрее, маневреннее, и могли наносить удары, оставаясь вне досягаемости противника.

Конечно, у некоторых из орочьих всадников были приторочены к седлу метательные топорики. Потому я и приказал «молодежи», многие из которых были существенно старше меня самого, не спускаться ниже 50 метров. На такое расстояние забросить метательный топорик — фокус нетривиальный, даже для орка, а уж попасть… Нет, если бы удирали, скажем, огры… Те свою дубину и на 80 м закинуть могут: дурной силищи «мало-мало дохрена». Правда с «попасть» бывают проблемы, даже если мишень — размером со слона. Но «на дурнину» могли и залепить. И тут уже даже броня ездовых крикунов вполне реально могла и не спасти. Но то — огры. Для орка предельная дальность — те самые 50 м, и то — на излете разве что броню крикуна поцарапает. Правда и заклинания требующие попадания, вроде тех же Стрел Хаоса — основного оружия новонабраных культистов, летят на те же 50 м. Так что разгон, клевок вниз, бросаем заклинание — и снова вверх, на безопасную высоту. Ну а кто может «порадовать» противника заклинаниями, бьющими по площади и не требующими прицеливания — те и со 100 м могут атаковать, не снижаясь.

* * *

Отвлекшись от воспоминаний, я прикоснулся к висящему на поясе тубусу со свитком заклинания «Штормовой кулак», взятым в том бою. Магия Хаоса четвертого круга так пока что и остается для меня недосягаемой и непостижимой, хотя я и регулярно медитирую на этот свиток. Когда я смог наконец-таки постигнуть принцип построения заклятий этого круга — я сам начерчу для него Печать Чистоты, и смогу применять это заклинание. А свиток мне торжественно отдал Учитель, сказав: «это чтобы был стимул побыстрее развиваться».

Вместо бескрайней степи, по которой мы гоняли остатки фуражиров Гарга Череполома, передо мной снова Двуглавый курган и отливающая зеленым призрачно-прозрачная башня. А в сознании гремит приказ Учителя:

— Готовьтесь! Как только мы с Иримэ покинем башню — последует атака. Вероятный противник — духи и прочие существа с Планов Света и Жизни.

Призванные, значит? Что ж. Встретим!

Я погладил подвернувшегося под руку Ланголинга, переглянулся с Истой и Лёссой, и принялся раздавать приказы.

Иримэ

Это был настоящий росток меллорна. Маленький, только проклюнувшийся из семени, но вполне жизнеспособный. И его Песнь уже колыхала миры Жизни и Света, призывая духов этих стихий собраться, чтобы защитить росток от «неверующих и обманутых». Здесь, в цитадели Немертвых, голос Вечной леди легко глушит Песнь ростка, но стоит нам выйти…

К счастью, в отличие от Песни ростка, голос Лара башня Немертвых не глушит никак. Так что он уже командует войсками, ожидающими нашего выхода.

— Ездовые крикуны в качестве истребительной авиации… — бормотал Лар себе под нос что-то неудобопонятное. — Но ведь придется. Виверн лучше не призывать… Жизнь все-таки. Еще переметнутся. А суккуба — и подавно не боец. Маг, рейндж-дд… но танк из нее… В общем — не стоит. Хотя… на всякий случай…

Лар забормотал что-то вовсе уже неудобопонятное. Все-таки, четвертый круг магии так и остается для меня непостижим, хотя Лар и говорит, что мне осталось совсем немного. Печать чистоты на его доспехе полыхнула странной смесью слепящего света, и яростно-огненной тьмы. Искаженное самим присутствием лорда фейри пространство вскрикнуло, разрываясь, и через раскрывшуюся кровавой раной трещину я увидела прекрасную крылатую деву, что парила в непостижимых потоках Плана Хаоса.

— Ты придешь ко мне? — спросил Лар. — Тогда мои враги — станут твоими.

— Враги? — спросила дева голосом, от которого у меня просто подогнулись колени, и стало жарко щекам. — Это хорошо. Я иду.

Дева оперлась на руку Лара и шагнула сквозь разлом. Когда она пересекала границы реальностей, произошло ужасное преображение: теперь вместо прекрасной девушки, опирающейся на руку моего жениха, на боевой перчатке доспеха сидело существо, смутно напоминающее гарпию. Но оно отличалось от произведений чернокнижников нашего мира также, как отличается ездовой кошмар всадников Хаоса от крестьянской лошадки.

Лицо ее оставалось все также прекрасно, вот только все, что ниже шеи этого существа выглядело так, как будто ее освежевали. Только прекрасное лицо, и крылья, покрытые металлическими перьями остались без изменений. С обнаженных мышц падали на перчатку из шкуры нерожденной твари капли багрово-черной крови. И что-то говорило мне, что того, кто не посвящен в тайны Хаоса, или варпа, как этот План называет Лар, эта кровь может сильно обжечь, а то и отравить, принеся с собой проклятье варпа.

Подняв бескожую гарпию на руке, подобно тому, как поднимают охотничьего сокола, Лар возгласил:

— Мир, услышь истину, что начертана на кровавых небесах: «Шэмельна Тзиин’нет! Атдэ фаошден тек’зит!»

— Тзиин’нет! — согласилась гарпия Хаоса, не чувствующая ни малейших неудобств от того, что с нее содрали кожу. Ее лицо, с глазами, горящими подобно драгоценным камням, казалось противоестественно-спокойным для идущего в бой.

Откуда-то я знала, что сейчас такое же существо призывает из варпа и Лёсса, приемная дочь… Да Зверь, заворожи! Наша! Наша приемная дочь!

— Мы подарим дочке голову одного из тех, кто встанет на нашем пути? — спросила я Лара.

Тот посмотрел на меня удивленно, но все-таки — обрадованно.

— Обязательно подарим. Думаю, Лёсса — порадуется!

По удивленным взглядом мертвой эльфийки, я обняла руку Лара, свободную от твари Хаоса.

— Идем? — спросила я Лара.

Лицо Астироль изменилось Теперь, вместо удивления, на нем была написана твердая решимость.

— Я приму не только твой сюзеренитет, но и твоего бога! — произнесла она.

Темно-синяя аура окутала девушку, восставшую из мертвых ради мести поработителям.

Пьен

Сине-зеленое пламя охватило башню. Я рванулся было на помощь учителю… но был остановлен его командой. А полыхающем сиянии зелень Серых пределов постепенно вытеснялась синевой Архитектора судеб. И вот башня снова стояла перед нами в своем изначальном виде… То есть — почти изначальным: теперь она чуть светилась призрачно-синим.

И вот из двери вышли учитель и Иримэ. Толпа призванных орнисов заволновалась. Стрелки-кочевники наложили стрелы на тетивы. Суккуба Немиан, не в первый раз уже приходящая на зов Серг’Ра, вскинула руки, подготавливая какой-то проклятье.

Как и сказал учитель, атака началась, стоило ему с Иримэ немного отойти от входа в башню нежити.

Вихрь золотисто-зеленого цвета возник прямо возле учителя, и распался, открыв Врата мира духов. Признаться, я в первый раз их увидел, но сомнений у меня не было.

Через врата шагнула фигура, смутно напоминающая человеческую. За ее спиной виднелись полосы света, смутно напоминающие крылья. Во времена, когда я учился при монастыре в Империи — я задохнулся бы от благоговения, увидев столь близко Вестника Владыки Света, его ангела!

Следом за ангелом из прохода, совместившего путь на Планы Света и Жизни, вышли два единорога. Золотые короны у самого основания рогов говорили о том, что перед нами — старые, сильные и опытные особи, вожаки стад. По сравнению с этим десяток блуждающих огоньков, младших элементалей Света, и две стаи мелких степных волков — можно было бы вовсе не рассматривать…

— Язычник! — прогремел голос ангела, поднимающего в нашу сторону сияющий меч. — Одумайся! Верни Свету то, что принадлежит ему по праву, и покайся!

Иримэ

Разумеется, никто никому ничего «возвращать» не стал. Тем более, что право Света, а тем более — его самозваного «Владыки» на владение меллорном в лучшем случае — спорно, чтобы не сказать — «вообще отсутствует». И уж представитель одной из ветвей эльфов, тем более — пользующийся покровительством Матери, явно имеет больше прав. Так что все происходящее — не более, чем испытание силы, разума и готовности все это применять.

Увы, первый удар был отнюдь не в нашу пользу. Первый же удар Элементала Света, массовое Очищение вымел из реальности всех призванных существ. Остались только крикуны, связанные с тварным миром гораздо крепче, чем остальные призывы, суккуба, умело удравшая за пределы дальности заклинания, и ловчая птица на руке Лара. Как ни странно, она оказалась устойчива даже к мощи, вложенной ангелом в заклинание.

Лар подбросил гарпию Хаоса на руке, как охотник подбрасывает ловчего сокола. И нерожденная тварь поступила так же, как и охотничий сокол: взмахнув крыльями, она начала стремительно набирать высоту, чтобы ударить по добыче сверху.

Между тем ангела, единорогов и их свиту из мелких порождений Света и Жизни засыпали стрелами кочевники. Правда, надо сказать, что если малые элементали и волки были выметены этим залпом чуть менее, чем полностью, то вот ангел — практически не пострадал. Старшие элементали любой из стихий вообще малоуязвимы для оружия тварного мира. Единороги же, как и ожидалось, представляли собой в этом смысле нечто среднее: стрелы кочевников часто рикошетили, или же вовсе не пробивали обманчиво-мягкую шкурку. К тому же, многие из кочевников, как ни крути — относившихся к презренным эдайн, не способным созерцать совершенную красоту единорогов, слепли, только взглянув на их совершенство. Но кочевников было много, стрел они выпускали еще больше, так что оба единорога были серьезно изранены. Однако и цена этого успеха была высока: слетевшие с рогов прекрасных существ Света лучи пробивали по 3-4 эдайн, а потом единороги бросились в ближний бой… Конечно, шерсть единорогов — это не псевдохитиновая броня ездовых кошмаров… но все равно единороги разбрасывали кочевников, прорываясь к нам. И, признаться, не стоило предполагать, что они остановятся, признав во мне эльфийку. Испытание есть испытание…

Копыта и рога единорогов взяли щедрую плату с тех, кто пытался их остановить. Вот очередной степной стрелок не успел вовремя убраться с дороги, и вставший на дыбы единорог обрушил копыта на спешно подставленный щит… разумеется, столь ничтожная защита не смогла даже затормозить стремительный полет смерти, и несчастный покатился по земле с разбитой головой.

— Да раздайтесь же! — прорычал Лар. — Нехрен мне тут свою крутость демонстрировать…

Кочевники были бы и рады перейти к своей обычной тактике: раздавшись в стороны, засыпать противника стрелами, измордовать стремительными наскоками с боков и с тыла… Но единороги налетели слишком быстро, буквально смяв несколько рядов кочевых воителей. А лучи, которые порождения Света и Жизни запускали со своих рогов — высекали буквально просеки в человеческом лесу.

Паника оказалась более страшным противником, чем все порождения Планов, пришедшие на Песнь меллорна. Попав под первый удар лучей света, испускаемых рогами единорогов, степные конники запаниковали, мгновенно обратившись из слаженного воинского подразделения — паникующей толпой, не слушающей команд, не знающей, куда бежать, не способной на рациональные поступки даже ради собственного спасения. Только страх гнал их и заставлял метаться… не давая даже уйти с дороги атакующих единорогов.

Надо признать, что поддались панике все-таки не все. Кое-кто сохранил достаточно здравого смысла, чтобы попытаться выбраться из паникующей толпы, а кто-то — даже пытался атаковать единорогов. И даже — отнюдь не все попытки были безуспешны. Страшные раны покрывали белоснежную шкуру единорогов, они двигались все тяжелее и медленнее… Но тут в бой снова вмешался ангел. Взмах сияющим двуручным мечом — и раны единорогов исчезают, словно их и не было… И это становится последней каплей: то ли страх перехлестнул все возможные пределы, то ли целительное воздействие Света прояснило мозги паникующих кочевников, но в их хаотическом движении стал проявляться некий порядок: они стали разбегаться подальше от столь страшных противников…

И это, как ни странно, сыграло нам на руку: по образовавшемуся коридору в сторону единорогов начали разгоняться всадники Хаоса.

Всадники на верховых кошмарах ударили клином. Впереди неслись Серг’Ра и Скингер, за ними — четверо всадников, нанятых в две следующие недели, и, наконец, в последнем ряду — новички. Яркие лучи единорогов не смогли ослепить передних всадников, хотя и нанесли довольно-таки ощутимые ожоги. А главное — никого из всадников Хаоса единороги не могли выбить одним ударом, а получившие тяжелые ранения — выходили из боя, и их подлечивали феечки, Пьен и сам Лар… да и я тоже, хотя и со скорбью об участи прекрасных и величественных животных.

Всадники Хаоса не паниковали, не бросались вперед в истерической ярости… Последовательно сменяясь, они четко выполняли свою работу, обрушивая на противника удары мечей и магии. И их не могли смутить внезапно заживающие раны их противников: постепенно они переламывали ход боя в нашу пользу, заставив старшего духа Света забыть обо всем в попытке удержать единорогов в этом пласте реальности.

И это дорого обошлось ангелу. Сначала его атаковали восстановившиеся после очищения крикуны. Конечно, поодиночке они были не так сильны, чтобы нанести существенный ущерб духу Света, но все-таки их крик — отнюдь не чисто физическая атака, а попадание под «совмещенный залп», как это называет Лар… в общем — даже для дракона подставляться под такую атаку — не самая лучшая идея. Следом по оглушенному и ошеломленному Духу Света ударила суккуба. Ее тьма не смогла преодолеть Света Ангела, так что проклятье — не прошло, но вот какую-то часть чудовищного запаса жизни ангела суккуба сняла.

Следом за демонессой свои заклинания обрушили культисты. Каждый из их бил слабее демонессы, но их было много. И потом, разогнавшись в пикировании, на ангела рухнула бескожая гарпия хаоса. Ее когти отнюдь не были чисто физической атакой, а отравленная кровь, плеснув на голову и спину духа Света — отравила и обожгла его, преодолев устойчивость элементалей к подобным эффектам.

Взвывший ангел, отбросив лечение единорогов, кинулся вперед, к нам… И столкнулся с предпоследним резервом: Одержимыми Хаосом.

Даже они, самые могучие из наших бойцов, не сумели выбить даже побитого и потрепанного ангела одним магическим ударом. А второго они нанести просто не успели: ангел налетал чересчур быстро… Но у одержимых варпом кроме магии были еще и мечи. И вот удары призрачных мечей хаоса — решили дело, отправив старшего духа Света туда, откуда он пришел.

Лишившись поддержки лекаря, единороги продержались недолго, и с жалобным ржанием вернулись на план Жизни, на его зеленые луга. Надеюсь, им там найдется вдоволь сочной травы.

Я оглядела поле боя, на котором осталась примерно половина наших кочевников, где еще кричали и стонали раненые, и молчали убитые, пришедшие сюда по нашему с Ларом слову…

— Победа? — спросила я его.

— Сомневаюсь…

Навчин

Стоя в рядах степных воинов у стен странной башни, я вспоминала… Вспоминала о том, как начинался тот извив дороги, что привел нас сюда.

После принятия присяги Кайларн выделил нашему роду земли, где мы можем кочевать. Сами по себе они были несколько хуже, чем те, откуда мы ушли… Но по дороге нам пришлось отбиваться еще от нескольких орочьих отрядов, что были меньше, чем разгромивший наше стойбище и отряд Гзака, да будет он вовек проклят!

Судя по всему, в земли тархана Захарии орки вторглись большими силами, и теперь они продвигались настоящей зеленой волной, разбрасывая тут и там брызги фуражировочных отрядов. Так что патрулирующий границу сильный отряд и строящиеся форты, в которых могут укрыться несколько родов — увы, хорошая замена сладкой траве более обширных пастбищ.

Вместе с мамой, я отправилась в столицу колдуна. Сам город у реки показался мне… обыденным. Мне случалось бывать в столице тархана Захарии… так она выглядела намного более… живой, что ли? Не говоря уже о роскоши и удобстве. Серые каменные стены, ограждавшие Азир, были скорее функциональны, чем красивы. Да и с функциональностью были проблемы: стены были невысоки, а бойницы на гребне — редки. В общем, с высокими, белоснежными стенами нашей бывшей столицы, которые поднимали и перестраивали уже пять раз — и близко не сравнится.

А уж внутренняя цитадель… У местного колдуна ее просто не было! То есть, понятно, что летающий остров, висящий прямо над шумным водоворотом — сам по себе неплохая крепость. Но это насколько надо не заботиться о своем престиже, чтобы даже не возвести стен внутреннего замка?

И только пройдя по мосту, что соединял этот… наверное, все-таки, замок, пусть и состоящий из одного донжона, с берегом, я осознала: почему местный владыка так пренебрегает собственной цитаделью. Мне стало дурно, еще когда я шагнула на мост. Казалось, что плавные, изогнутые линии этого сооружения сходятся под какими-то странными, нелепыми углами. Мост, что с берега выглядел прямым, извивался немыслимыми узлами. Временами нам приходилось идти прямо вверх, против всех законов, установленных Тенгри-ханом. Хорошо еще, что мы последовали совету нашего сопровождающего, этого мальчишки Пьена, и оставили коней на берегу. Человек может своей волей преодолеть тошноту и панический страх. Лошади подобное, увы, недоступно. Попытавшись въехать на мост верхами — мы точно оказались бы в водовороте.

Я попыталась представить на этом мосту штурмующий отряд в боевом построении… и мне стало дурно. Солдаты скорее перебьют друг друга и посталкивают в водоворот.

Первое наше посещения замка Азир было скорее… смотринами. Мы полюбовались на тархана Кайларна, нечеловека в окружении его нечеловеческой свиты, он посмотрел на нас, и расстались недовольные друг другом.

Второе же посещение было несколько удачнее. Нет, мягко говоря, неприятные ощущения от пребывания на летающем острове никуда не делись. Но вот суть случившегося…

Нас остановили перед самыми дверьми тронного зала. Мать спокойно склонила голову. Я же уже собиралась возмутиться таким пренебрежением со стороны самозваного тархана, когда с той стороны раздался знакомый визгливый голос.

— …и это имущество должно быть возвращено! И Вы заплатите за незаконное его использование! Угнали людишек — но не думайте, что это Вам так сойдет!

Признаться, я не узнала говорившего, а вот мама — насторожилась. Зато следующая фраза, произнесенная уже знакомым голосом колдуна, заставила меня замереть.

— Мои войска помогли попавшим в беду отбиться от орков. А уж то, что в качестве благодарности, они принесли мне оммаж…

Это что, разбирают именно наш инцидент? Это мы — «людишки», которых «угнали»? Это, получается, что тархан Захария (или, по крайней мере, его сановники), считают нас, свободных воинов степи — рабами?

— …плевать и мне и тархану на орков! — вновь разорялся визгливый. — Снова побьем этих уродов, и замиримся!

Что?! Орки — наш вечный враг со времен Боргана-Освободителя, уведшего наш народ из рабства у зеленошкурых! А тархан и его знать — предали веру и кровь предков!

Я обернулась к матери.

— Это что же получается…

— Хороший ход, — кивнула мама.

— Ход? — удивилась я.

Между тем, за дверью спор продолжался. Одни и те же аргументы повторялись по кругу, не приводя спорящих ни к какому решению.

— Конечно, — уверенно ответила мама. — Обрати внимание, как наш новый господин повторяет раз за разом одно и то же, вынуждая оппонента произносить снова и снова столь возмутившие тебя речи, — я посмотрела на маму с удивлением. — Просто господин Кайларн пока что не уверен, что мы услышали все, что нужно.

— Но зачем ему это… представление? — не поняла я.

— С копьями можно делать много разных интересных штук, — вмешался в наш разговор мальчишка, что привел нас сюда. Впрочем, судя по тому, что именно он вел в бой отряд, что спас нас — он какой-то родственник либо самому колдуну, либо кому-то из его приближенных. — …но на них нельзя сидеть.

В реальность из воспоминаний меня вернула яркая вспышка. К счастью, чтобы облегчить воспоминания, глаза я прикрыла, так что меня, в отличие от воинов, стоявших по соседству, не ослепило. Нас атаковали единороги, нечестивые порождения магии лесной ме… Я покосилась на предводителей, вышедших из башни и уже успевших вскочить на летучего демона, одного из тех, на ком перемещались сильнейшие воины домена. Они однозначно не были людьми, так что подобные мысли могут быть смертельно опасны, даже не будучи высказанными.

За спинами рогатых лошадей, рвущихся вперед, парил так называемый «ангел» — дитя Тенгри-Хана, оставившее нашего Отца ради службы Предателю. А еще дальше — бежала стая крупных волков, и парили огоньки младших духов Света, что также были совращены Предателем.

Я трезво оценила свои шансы нанести хоть какой-то урон единорогам, или же ангелу, и взяла на прицел одного из волков. Но, в момент, когда я уже отпустила тетиву, огонек младшего духа света сместился, закрывая собой мою цель. В принципе, это ничего не меняло. Обычная стрела не в состоянии повредить бесплотному духу… но и дух не сможет остановить стрелу! Однако, ударив в сгусток сияния, что и был «телом» духа — стрела исчезла… но исчез и дух! Я слышала рассказы о том, что иногда появляются воины, наделенные благословением Тенгри-хана, способные нанести урон духам простым оружием… Но я никогда не думала, что могу оказаться среди таких воителей: могучих, великих, прославленных. А уж теперь, когда наш род пошел на службу колдуну, отказавшись от благости Тенгри-хана, уйдя с земель, где кочевали почтенные предки, это и вовсе представляется невозможным. Или… неужели может быть, чтобы бог, которому служит владыка Азира, бог, Изменяющий пути, оказался сильнее Тенгри-хана?

Многие бойцы, оказавшиеся волей злой судьбы, орочьего нашествия, и, увы, глупости тархана, под рукой колдуна, аналогичным образом оценили свои способности. Так что волки оказались буквально нашпигованы стрелами. Также исчезли, вернувшись на свой План и несколько духов Света, а остальных добили культисты, швырявшиеся боевыми проклятьями. Нашлись и умники, решившие атаковать единорогов. И у них даже что-то получилось… Но вот все нанесенные ими раны ангел исцелил одним движением своего пылающего меча. А потом единороги ворвались в наш строй, который к тому моменту правильнее было бы назвать «толпой», причем, увы, «паникующей»… и дальше я ничего уже не помню: страшный удар вышиб меня из седла и погрузил в темноту.

Иримэ

Победа далась нам дорогой ценой. Примерно половина кочевников была выбита единорогами. Всадники Хаоса щеголяли, хоть и были подлечены магией Света и Жизни, но щеглоляли помятыми и местами — пробитыми доспехами. Даже один из новичков-одержимых, неудачно подставившись под слепой взмах мечом уже умирающего ангела, валялся на земле, и над ним колдовали сразу трое феечек, и висел золотистый шарик Света исцеления. Прочие культисты и феечки, все, кто обладал хоть какими-то исцеляющими заклятьями, бродили по залитому кровью распадку, стараясь облегчить участь раненых. Хотя — нет. Не все. Я уже собиралась присоединиться к целителям, когда обратила внимание, что сам Лар запрыгнул на вернувшегося после атаки крикуна, и настороженно оглядывается по сторонам. Впрочем, также вела себя и Ариса, которая вместо отдыха или помощи лекарям — сосредоточенно летала по неширокому кругу, что-то высматривая в окрестностях.

— Лёсса, приготовь Туман, — приказал встревоженный Лар.

Я вздрогнула, вспомнив, что это за способность. «Туман» — это развитие способности Лёссы к искажению реальности. Она размывает границу реальности и плана Хаоса, вызывая пепельно-серый туман. Он затрудняет ориентацию и давит страхом на всех, кто попадает в его пепельные объятия. А заодно — облегчает Лёссе ее скачки, и делает дешевле заклинания призыва из школы Хаоса. Но далась эта ступень девочке не просто…

* * *

После битвы Розовых перьев, где армия тархана Захарии была вдребезги разбита орками на берегу соленого озера, где обитало множество фламинго, армия орков три дня пировала на поле боя. А потом — двинулась к городу, рассылая по окрестностям фуражиров.

Разумеется, нам «ни разу никуда не уперлось» (по словам Лара) такое усиление орков. И за фуражирами принялись охотиться наши летучие отряды. В ответ на это Гхыр стал усиливать своих фуражиров, вплоть до придания каждому из таких отрядов топотуна с погонщиком. В сущности, именно большой отряд топотунов и стал тем стальным кулаком, что сокрушил армию тархана. Теперь же Гхыр сам начал растаскивать этот ударный отряд, пытаясь оказаться сильным везде. Разумеется, это у него получалось плохо… Те отряды, что проскакивали, не подвергаясь нападению — чудовищно мощные, но не слишком быстые топотуны скорее сковывали. А те, которые мы успевали перехватить… Флешетты и град боевых проклятий не оставляли шансов выжить даже такой огромной туше. Сбежать же топотунам не давал их природная неторопливость. Да и вообще, пешему, а равно и конному удирать в степи от летунов — идея заведомо провальная. Тархан Захария сильно ошибся, бросив своих луа на топотунов в прямую атаку — вот и потерял большую часть своих драконов (топотунов было просто слишком много — какие-то потери они понесли, но и выживших вполне хватило), а оставшиеся — с трудом дотянули до города. Поражение же сильнейших бойцов вызвало панику в войске тархана, и это решило судьбу сражения.

После встречи с первым же таким вот «усиленным» отрядом Лёсса попросила помочь ей с проведением ритуала, который поможет девочке восстановить хотя бы часть прежних сил.

Вырезать сердце топотуна — было той еще задачей. Да и дотащить в Азир кусок мяса под полторы сотни килограмм весом, при этом — избегая встреч с орками, потому как с таким грузом наша боеспособность была сильно ограничена, тоже было отнюдь нелегко. Но мы справились. И семь чудовищных сердец заняли свои места во внутреннем круге ритуального рисунка. По сравнению с этим четырнадцать сердец черных орков и двадцать восемь шаманских — уже не выглядели столь уж непосильной добычей.

К счастью, на ранг пленников, чьей кровью пришлось чертить заклинательный узор, столь жестких ограничений не накладывалось. Однако крови требовалось много. Так что на ритуал пошли и кочевники, решившие, что они в этой степи самые крутые, и орочья мелочевка (хрюкеры и швырялы), и даже существа Света, на свою беду не вовремя выбравшиеся из Курганья. К счастью, во время этой кровавой охоты в домене не появились мои сородичи. Боюсь, мне трудно было бы уговорить жениха и его приемную дочь отказаться от идеи использовать и их кровь.

Но, как бы то ни было, а ритуальный узор был расчерчен, опорные точки заняты сердцами сильных существ, и Лёсса шагнула в синее пламя, поднявшееся до самых небес. Перед девочкой раскрылись Врата, ведущие туда, где колыхался серый туман, и сыпался с небес горький пепел. Но вместо того, чтобы шагнуть вперед, вернуться на родину, вернуть себе почти божественное могущество, Лёсса рассмеялась, и прокричала:

— Ничто еще не кончилось!

— Твой выбор… — донесся до меня шелестящий шепот — ответ варпа… или одного из его богов — Архитектора Судеб.

* * *

С тех самых пор Лёсса обрела (или восстановила) возможность призывать серый туман своей родины туда, куда считает нужным. Эта способность часто выручала нас в боях в фуражирами орков. Но вот когда под рукой не только элитные бойцы и маги, но и вполне себе массовка из кочевников Туман — вполне может оказаться не только помощью, но и помехой. Судя по тому, что случилось в рядовой, в сущности, боевой ситуации, использовать на толпе «храбрых воинов степи» «Туман» — значит обеспечить массовую панику.

Ставр

Основной отряд стремительно удалялся от приданных сил кочевников. Это было сделано из соображений не столько даже скорости, сколько для того, чтобы при следующем нападении (которое старшие маги оценивали как «неминуемое») — не потерять их совсем. Но пока что все было спокойно, так что я мог немного поразмышлять о сообщениях, полученных моими агентами в Торговой и Ночной гильдиях. А подумать, право же, было о чем.

Довольно далеко на юго-западе случилось крупное землетрясение. Уж что было причиной: диверсия ли дроу, естественный ход событий, или сами гномы в поисках подгорных богатств чего-то не рассчитали, неизвестно, но часть Подземья, где располагалась столица довольно крупной Марки Подгорного престола, просто сложилась, как карточный домик.

Гномы погибли тысячами. И даже неумирающие властители, гостившие в, как выяснилось, не слишком-то и безопасной столице Марки, лишились как любовно собираемых наборов дорогих и ценных артефактов, ныне похороненных под тысячами тонн камня, так и личной гвардии, тоже, как правило, состоявшей из сильных и хорошо экипированных бойцов. Сюзерен сказал, что по этому поводу в неких «Высших сферах», чтобы это не значило, стоит «неутихающий вой», но высшие силы вмешиваться отказываются, сообщая жалующимся, что ситуация абсолютно рядовая.

Разумеется, ослабленные владения неумирающих гномов, лишенные, к тому же, связи с Метрополией (проходившей через портал в погибшей столице Марки) — немедленно были атакованы «дружелюбными» соседями. К тому же, массовая гибель разумных спровоцировала в поверхностных доменах Марки Прорыв Инферно, а в глубинах зашевелилась нежить. Цены на гномье руническое оружие и доспехи — взлетели под небеса. Цены на металл, ранее скупаемый гномами в количестве «сколько продашь» (добывали они металлов много… но тратили на свои кованые рати и экспортные изделия все равно больше) — рухнули ниже Тартара. Да еще и владетели, расширившие свои лены за счет захваченного у гномов — немедленно устроили «локальный передел мира», который сюзерен непонятно почему назвал «Второй Балканской войной». В общем, всем было весело и нескучно.

Для нас во всем этом имело значение то, что несколько ослаб натиск на эльфов со стороны Империи Света: ее Южная Марка, ранее бывшая одной из движущих сил войны, внезапно оказалась по уши в проблемах на собственных границах, а Марки Северная и Восточная, непосредственные соседи Вечного леса, особым желанием воевать не горели. Так что «за» сейчас выступала в основном Западная марка вместе с Орденами Очищающих (готовых стереть с лица мира даже деревья и людей, чтобы не было тени, и можно было любоваться торжество Незамутненного Света), и Защитников (главным образом, от разнообразных ксеносов). Однако, этого было маловато для действительно эффективной атаки, и наступление Света сильно замедлилось, а в некоторых местах — и вовсе остановилось. Более того, судя по некоторым признакам, замеченным Ночными, эльфы готовят контрудар, способный не только вернуть им часть потерянного, но и сильно прищемить атакующие армии. Конечно, эльфы постарались скрыть свои приготовления… что им частично и удалось. Но вот сами эти усилия по сокрытию своих намерений — и привлекли внимание Ночной гильдии. Ну, а Торговцы точно знают: где и какое оружие скупают эльфы, куда пошли караваны с продовольствием, в какие домены везут стройматериалы для возведения фортов, в которых в решающий миг можно нанять пусть слабое, но многочисленное подкрепление… Разумеется, детальные планы эльфов так вычислить было сложно… но вот прикинуть общие контуры — вполне реально. И было бы глупо считать себя самым умным. Так что были все основания предполагать, что имперской Инквизиции, игравшей роль как внутренней безопасности, так и внешней разведки, эта информация известна не хуже, если не лучше, чем ему, Ставру. Но почему-то никаких телодвижений, долженствующих обеспечить этим планам отпор — не просматривалось ни торговцами, ни Ночными. В принципе, из этого можно было сделать два равновероятных вывода: либо Инквизиция начисто переиграла и аналитиков Торговцев, и шпионов Ночной гильдии… либо же Священная Имперская Инквизиция считает, что, разменяв пару армий на дискредитацию, а то и физическое устранение некоторых личностей — Империя окажется в выигрыше.

Я покачал головой. Все-таки очень не хватало Гастона. Лефёвр, при всей его сугубо небоевой специализации, аналитиком оказался, как говорится, «милостью Архитектора Судеб». Но сейчас архитектор, во главе отряда оборотней и еретиков, прикрываемых несколькими культистами, занимался возведением Отпорной городьбы: цепочки фортов недалеко от восточной границы домена, которые должны были дать убежище тем родам и семьям кочевников, что решились принять присягу Азиру и его сюзерену как от преследующих орков, так и от былых товарищей и союзников, которые считают подобное поведение предательством. Конечно, даже с учетом талантов архитектора, ни держать долгую осаду, ни отразить удар сильного отряда, в подобных фортах все равно невозможно… Но этого и не требуется. Достаточно захлопнуть ворота, подать сигнал, и продержаться до момента, когда на огонек заглянет летучий отряд. Несколько семей уже спасли таким образом, что послужило как рекламой присяги Азиру, так и демонстрацией возможностей. Так что те рода, воины которых отправились в армию Кайларна, зарабатывать славу и деньги, предпочитали кочевать поблизости от одного из фортов Отпорной городьбы.

Мысли — мыслями, но терять контроль над ситуацией глава разведки Азира не собирался. Однако, первой все равно среагировала феечка.

— Там! — крикнула Ариса, и спешно перестроилась так, чтобы между формирующимся порталом и ее нежными крылышками оказался строй ездовых крикунов. И никто не посчитал это трусостью. Разведчик должен 1. Обнаружить врага 2. Донести информацию до командира и 3. Остаться в живых. И если все три пункта выполнены — разведчик со своей работой справился.

Кровавая бескожая гарпия ловчим соколом опустилась на перчатку сюзерена. Стрелки наложили стрелы на тетивы, готовясь напитать их силой стихий и отправить в смертоносный полет. Маги прикоснулись к Силе, готовясь, в зависимости от ситуации, либо начать призыв, либо ударить по врагу смертоносными заклинаниями. Из раскрывающейся щели в ткани реальности полыхнуло золотистым огнем, намекая, кто готов пройти Вратами, чтобы стать следующим противником сильнейших магов армии Азира…

Иримэ

Появление феникса было, в общем, ожидаемо. Фениксы, огненные тела, которыми Мать Атарэ наделяет тех своих детей, чья жизнь понравилась ей… Причем критерии выбора не всегда понятны даже наиболее умудренным Видящим. Так, одной из достоверно известных фениксов стала Амариэн, Королева-Феникс. Одним из ее деяний был отказ не только искать потерянный Аскалхорн, но даже и финансировать экспедицию на его поиски. Больше в ее жизни и правлении не было ни политических реформ, ни выигранных войн… Мудрые пришли к выводу, что это означало выражение воли Матери — запрет на поиски разрушенной и оставленной столицы… Но, когда ее младший сын, Нэминатар, презрев выводы Мудрых, отправился искать Асколхорн лично, и сгинул в этом походе — он тоже взлетел на огненных крыльях. Битор долго смеялся, когда я пыталась рассказать ему об этом и просила объяснить: что, собственно, происходит, и как мне, Видящей, следует понимать волю Матери. Говорящий-с-Лесом сказал, что не вправе раскрывать то, что Мать не пожелала высказать прямо, но упомянул, что решение — есть и оно «совсем простое, но не по уму тем, кто завернулся в собственную гордыню и неспособен посмотреть на прекрасный мир вокруг».

Но, в сущности, это не имеет сейчас никакого значения. Какие бы основания ни были у Матери для воплощения той или иной души в феникса, важно то, что данный феникс перед нами был. И, судя по золотистому оттенку на краях огненных перьев, феникс был старый и мудрый, то есть — способный потягаться с несколькими драконами. Конечно, есть некий шанс от него отбиться… но вот потери будут из тех, про которые Лар упоминает как «неприемлемые», и поминает некоего «царя Эпира».

— Я слушаю тебя, Вестник Матери эльфов! — гордо выпрямившись, произнес Лар.

Честно говоря, стоять вот так вот на расстоянии, чуть большем, чем длина вытянутой руки, от этого живого пожара — было страшно. От мгновенного испепеления нас защищала только воля огненной птицы, полностью контролирующей собственное пламя и сжигающей лишь то, что желает сжечь.

— Ты прошел Первое испытание, подружившись с народами Матери. Второй шаг ты сделал, разместив у себя Дом одного из народов… и даже перевыполнил условие, возведя Башню Оракулов. Третий шаг — добыл и сумел отстоять росток Священного Древа. Но, даже если ты сумеешь доставить его в свой дом — он не приживется. Тебе следует пройти Четвертое Испытание…

— …Нереварина, — еле слышно пробурчал Лар. — И каково же оно, это Испытание Четвертого шага?

— Четвертый шаг — Испытание Огнем, — гулкий голос феникса, казалось, гудел прямо в наших голова. — Я — Четвертое Испытание. Подойди ко мне. Дыши Пламенем ЕЕ Славы… — тут во взгляде феникса мне почудилась какая-то необидная насмешка, — и путь будет чист.

— Даже так? — удивился Лар, спрыгнул со спины крикуна, так, что я едва успела перехватить управление, и зашагал к зависшей над выжженной степью огненной птице.

Пламя феникса охватило нашего предводителя. Я не понимала, что означает появление огненной птицы: милость Матери, или же ее недовольство. И в последнем случае даже бессмертие Неумирающего не спасло бы Лара от страшной муки: смерть в пламени феникса может быть ой какой небыстрой, а попытка лечить его магией — только ухудшила бы дело, затянув агонию.

Внезапно на картину, рисуемую обычным зрением, наложился транс Видящей. Паутина Путей разбежалась передо мной, и я Увидела, что Лару не хватит сил выдержать испытание. Хоть он и проповедует Путь своего бога — но его вера недостаточно крепка, и, во многом, скорее — игра ума, чем истинное основа мировосприятия. Я спрыгнула со спины крикуна, и подбежала к Лару. Пламя феникса показалось мне прохладным, после солнечного пекла, но вот доспехи Лара полыхнули жаром и обожгли мне ладони.

— Нельзя отступать! — зашептала я ему, принимая на себя часть его боли безо всяких заклятий. — Верь!

Казалось, что испытание — непроходимо. Жар и боль должны были вот-вот сломить даже наше общее сопротивление, когда к нам присоединилась третья сила. И кроме Жизни Лара и моего утраченного Света вместе с Огнем феникса в крошечный росток священного Древа стал вливаться туман странного города, богиней которого какое-то время была Лёсса. Ее Сила, моя Вера и Воля Лара превозмогли боль и подступающее отчаяние. А потом пришла прохладная тьма…

1) Гал Ворбак созданы на основе остатков ордена Зазубренного Солнца легиона Несущих Слово — покорителей примитивной планеты Кадия, которые заглянули в бездны самого Ока Ужаса и преобразились навеки. В их души проникли существа из тьмы Эфира. Выжившие названы Гал Ворбак , или «Благословенные Сыны» на языке Колхиды, и обладают силой и способностями, которые намного превышают возможности других Астартес.

Вернуться к тексту

2) «Скотина всех трех родов» — пернатая (домашняя птица), четвероногая (коровы, свиньи, овцы) и говорящая (рабы).

Вернуться к тексту