Красные рога (гет)

Мара бежит по лесу, подпрыгивая, и охапка пахучих трав в её руках то и дело норовит вывалиться. Иголки под босыми ногами почти не колются — Мара почти всегда ходит босиком. У неё есть обувка, выделанная из кожи, но Маре не нравятся ощущения и мозоли, остающиеся после ходьбы в ней.

День первого выпавшего снега считается в племени особенным.

Чувствовать обнажённым телом порывы ветра тоже неприятно, но Мара всё равно терпит: тепло волчьей крови согревает замерзшие пальцы. Мара знает, что по её лицу расползается широкая улыбка. Она спешит в селение, к горячему костру, около которого сейчас рассаживаются её соплеменники. Видя впереди снег, Мара не может удержаться и с разбега прыгает в крохотный сугроб. Травы всё-таки падают из её рук, но Мара громко и заливисто хохочет.

— Мара! — укоризненно окликает её голос Керги. — Мы же ждём тебя!

Мара шкодливо ёжится. Пока Керга помогает собирать рассыпавшуюся охапку, он бросает на неё внимательный взгляд.

— Скажи, — медленно начинает он, и Мара дёргается. — Что-то случилось, когда ты на днях сторожила в пещере шамана? Нийра говорила, что она испугалась, когда ты очень долго не отзывалась.

Мара неумолимо краснеет, но надеется, что Керга не прочтёт на её лице правду.

— Не так уж и долго! — бурчит она. — Я просто задумалась о том, что Ведьма в этот раз не дала мне ничего от боли в шраме. Я не понимаю, что я сделала не так.

Она почти не врёт: каждый раз, когда Мара приходит к Ведьме, та накладывает ей на глаз чудесную мазь. Спустя какое-то время шрам перестает ныть. И хоть в этот раз запечатанные духи не стремились вырваться наружу, как Ведьма говорит обычно, Мара всё равно обеспокоена.

— Понятно, — тут же улыбается Керга, но Мара нутром чувствует в его улыбке что-то поддельное. — Пойдём, иначе пропустим первые песни.

— Да, пойдём!

Мара воодушевляется снова и вприпрыжку отправляется за молодым вожаком. У Керги короткие русые волосы и перекатывающиеся мускулы на спине, но так в открытую глазеть на него не слишком прилично, поэтому Мара отвлекается, предвкушая то, что ждет её сегодня вечером. Про себя смеясь, Мара вспоминает рассказы старших о странных людях, живущих далеко к югу. Говорят, что они всегда ходят в одежде, закрывающей большую часть тела, не имеют внутреннего зверя и зачем-то обменивают свои вещи на маленькие жёлтые кругляши. Когда-то давно, когда Мара ещё видела двумя глазами, в руки детям попал один такой, да после и затерялся в пыли… Наверное, больше всего Мару удивляет то, что эти люди боятся ходить друг перед другом голыми. Мара не уверена в том, сколько раз она слышала эту историю, но помнит, что рассказчики всегда выделяют часть про одежду.

Пожимая плечами в ответ на собственные мысли, Мара спрыгивает с поваленного дерева и чуть не врезается в спину Керги.

— Прости, — кается он, аккуратно подхватывая её за локоть. — Я забыл сказать, что ты сегодня идёшь к шаману во вторую половину ночи.

Мара удивлённо открывает рот. Больше семи дней назад Керга решил, что следить за шаманом по одиночке слишком опасно, так что теперь у пещер сидят по двое: один — в человеческом обличье, другой — в волчьем, чтобы в случае чего племя могло говорить с ним по внутренней связи. Мара согласна с решением молодого вожака, но ей очень хочется снова поговорить с шаманом. Но, кажется, и в эту ночь Маре это не удастся.

— Я пойду одна? — спрашивает она осторожно.

— Нет, с Хело, — Керга хмурится. — Я подумал, что ему стоит дать шанс на исправление. Справишься?

— Конечно! — возмущённо фыркает Мара.

Устремляясь вперед и обгоняя Кергу под его же хмыканье, Мара старается не думать о предстоящей ночи. В ней борются противоречивые желания: сознаться Керге в том, что она общалась с шаманом, или же сохранить всё в тайне. Но что-то Маре подсказывает, что её действия не сочтут благоразумными. Или хуже того — примут за измену племени. Мара совершенно не хочет проверять судьбу изменника на своей шкуре, так что она прикусывает язык и ступает на вытоптанную землю селения.

В воздухе витают ароматы копчёной рыбы, жжёной древесины и таких редких в обычные дни лепёшек из муки. Здесь, на севере, не растут семена, которые Ведьма однажды принесла после своих странствий, поэтому в племени бережно хранят те запасы, которые у них остались. Все мысли тут же выветриваются из головы, и Мара с удовольствием плюхается рядом с костром. Она оказывается между Войкой и старым Таошем, предыдущим вождем племени. Он добродушно гладит Мару по голове, совсем как в детстве, и она счастливо жмурится.

С другой стороны от Таоша садится мать Сима, за ней — Керга. У бока Войки неловко усаживается Хело. Керга всё ещё не простил ему вызова за звание молодого вожака, но старые обычаи гласят: в день первого снега все в племени равны. Люди, не открывшие в себе волка, и те, кто оказался в этом счастливчиками; матери и дети; старое поколение и молодое. Рамки стираются, все различия обращаются в пыль.

Все в племени равны перед Небом и звёздами.

Ведьма берёт пучок трав из тех, что принесла Мара, и, поднеся их ко рту, что-то долго и упорно шепчет. В мгновение, когда Ведьма кидает их в огонь, разговоры стихают, чтобы тут же вспыхнуть вновь. Терпкий горелый запах обжигает горло, у Мары немного начинает слезиться глаз. Она прикрывает веко, и остальные ощущения тут же обостряются.

Тихий мелодичный голос Нийры откуда-то справа костра запевает первые слова песни.

— Веют ветра в горах, — произносит она, и все затихают.

Войка подхватывает, и продолжают они уже вместе:

— Снег тает за рекой…

— В северных племенах волки подымают вой, — не открывая глаз, поёт Мара, слыша множество женских голосов в унисон со своим.

Кто-то с той стороны костра начинает хлопать в ладоши, отбивая ритм. Мара тоже принимается мерно постукивать ногой.

— А в жилах стынет кровь, — в противовес запевает Керга, и Мара улыбается. Эту часть песни она любит больше всего.

— Сказкам ты верь — не верь, — присоединяется хриплым старческим голосом Таош.

— Но на полночный зов древний твой проснется зверь, — завершают вместе десятки мужчин.

Песни текут друг за другом рекой. Над головами уже давно светит луна, когда Керга выскальзывает из общего круга и по очереди касается плеч Хело и Мары. Нехотя Мара поднимается с нагретого места, но долг ждет её.

Хело тенью следует за ней.

* * *

Звёзды светят мерно и холодно. Хело и Мара останавливаются рядом со входом в пещеру, встречая предыдущих сторожевых. Они решают переждать ночь здесь: Мара — потому что не хочет снова случайно упасть к шаману, Хело — потому что не рискует отходить далеко от спутницы. Он нервничает, заламывает пальцы, и Мара думает, что Хело переживает, потому что он здесь впервые. Мара косится на Хело видящим глазом и негромко спрашивает:

— Почему ты волнуешься?

Хело вздрагивает, словно Мара застала его за чем-то запретным. Он трёт друг об друга ладони.

— Послушай, — нерешительно говорит он. — Послушай, как ты относишься к Керге?

Мара хмурится.

— Он — наш вожак, — подбирает слова она. — И если мы выбрали его, то доверяем. К чему такие вопросы?

Хело поднимает на неё затравленный взгляд, и Мара думает, что ей стоило быть помягче. Не говоря ни слова, Хело обращается в волка, и Мара вздыхает. Чувствуя страх и замешательство, исходящее от собрата, она спешит уверить, что всё хорошо: проводит рукой по холке и легонько чешет жёсткую шерсть над хвостом. Хело шумно выдыхает воздух через нос — от удовольствия — и позволяет себе улечься свободнее.

Ветер обдувает всё ещё голое тело, и Мара пытается закрыться волосами от ледяных порывов. Хело поднимает голову и, видя её метания, заботливо оборачивается вокруг её спины. Мара знает, что обычаи нарушать нельзя и одеться ей можно будет лишь под утро. А ещё — что нельзя перечить приказам Керги.

С неба начинает медленно падать снег, и она задумчиво смотрит на опускающиеся снежинки. Долгое время они сидят в тишине.

Думая о Керге, Мара невольно вздыхает. Она понимает, что Керга наверняка бы не проявил такое же сочувствие, как Хело. Эта мысль больно бьёт по её чувствам: всё же вожаку она старается безоговорочно доверять.

Но размышлять дальше у Мары так и не получается: Хело встревоженно вскакивает с места и тыкается в её руку. Мара сначала с укором глядит на собрата, но потом понимает, что что-то не так. Оборачиваясь, Мара уже слышит врывающиеся в голову голоса.

«Баюны, — оглашает Керга. Его рычание Мара словно слышит в живую: настолько он в ярости. — Селение, набег. Мара, пещера. Скройся. Ждать. Хело, сюда».

Мара раздувает ноздри, пытаясь осмыслить приказ. Волчий разум не сразу воспринимает план Керги, но Мара бросает короткое «Поняла» и оборачивается обратно.

Хело смотрит на неё немигающим взглядом, медленно моргает и беззвучно бросается в лес.

Мара пятится к пещере, оглядывая застывший в ночи лес. Теперь природа кажется чересчур безмолвной и враждебной: мало ли, вдруг Баюны добрались и сюда? Ирбисы в темноте видят куда легче, чем волки, так что противник может заметить Мару раньше, чем она его. Но сейчас Мара обязана сохранить это место в секрете от врага: Баюны наверняка пришли сюда, чтобы забрать шамана. Мара в последний раз пытается рассмотреть хоть что-то между стволами сосен, а потом ступает на холодный камень в пещере.

Мара делает несколько неуверенных шагов в темноту и останавливается, не желая повторить прошлый опыт. Она усаживается на пол, но вскоре любопытство перебарывает страх. Мара осторожно пробует на язык воздух и тихо зовет:

— Шаман! — эхо уносит её голос вглубь пещеры, и Мара вздрагивает. — Это я, Мара, — она кусает губы.

Сначала не происходит ничего, и Мара думает, что это вполне ожидаемо. Особым чувством она ощущает, что кто-то помимо неё находится в пещере, так что Мара не думает о том, что шаман сбежал. Но потом где-то на том конце каменного коридора зажигается одинокий огонёк. Мара вскакивает, не веря своему глазу, и срывается с места. Её сердце бьётся быстро-быстро; останавливаясь у самого края, Мара кое-как удерживает равновесие. Натыкаясь взглядом на шамана, она смущенно выдыхает:

— Привет!

Шаман смотрит на неё во все глаза, но шевелит губами, не издавая ни звука.

— Что? — спрашивает Мара, хмурясь. Она что-то сделала не так?

Молчание затягивается, и Мара почти успевает расстроиться, когда шаман наконец опускает голову, скрывая глаза за волосами, и отрывисто шепчет:

— Почему ты не одета?

Мара не сразу понимает его вопрос, но потом заливается смехом. Она усаживается, свешивая ноги, и спрашивает с задором:

— Неужели Баюны боятся голых тел?

Шаман тихо хмыкает, но головы не поднимает и бубнит:

— Не зна… Нет, просто… — он теряется, но Мара цепляется за его оговорку.

— Не знаешь? Как это — не знаешь? — удивляется она и тут же вскрикивает: — Ай!

Что-то обжигает её спину столь неожиданно, что Мара дёргается и летит вниз, в яму. Снова. В этот раз она даже приземляется на ноги, пусть и кое-как удерживает равновесие.

— Тебе так нравится сюда падать? — с доброй насмешкой интересуется шаман. — И… надень, пожалуйста.

Он кивает на лежащий рядом меховой плащ, и Мара послушно заворачивается в него, чувствуя долгожданное тепло.

— Не так уж и нравится, — смеётся Мара, лукаво смотря на узника прищуренным глазом. — В этот раз это была не я! Меня подтолкнуло что-то горячее.

— Горячее? — вскидывает брови шаман.

На его лице медленно проступает понимание.

— Это был кто-то, а не что-то, — задорно улыбается он и трижды хлопает в ладоши за спиной. Мара заинтересованно подается вперед, заглядывая за шамана так, чтобы видеть его руки, — они всё ещё связаны — и после третьего хлопка между его пальцами вспыхивает огонёк, в котором Мара признает уже знакомого духа.

— Эй, серьёзно? — смешно морща нос, восклицает она. — Хулиган!

Огонёк подлетает к Маре, и она подставляет духу ладони.

— Ему так захотелось, — пожимает плечами шаман. — Я не могу заставлять его не делать то, что он хочет.

— Ясно, — зачарованно кивает Мара, любуясь духом, но потом мотает головой. — А ты можешь рассказать, как вы с ними общаетесь? — оживлённо спрашивает она. — С духами? Наша Ведьма говорит, что она может чувствовать только то, что духи сами ей позволяют. А вы?..

Шаман внимательно смотрит на неё, а потом кивком предлагает присесть. Мара заинтересованно опускается на колени напротив шамана. Огонёк с её пальцев скользит куда-то в Марины волосы.

— У вас нет шамана? — задумчиво тянет её собеседник.

Мара вздрагивает, понимая, что ей следовало держать язык за зубами, и стискивает мех на накидке. Шаман делает вид, что не заметил её движений.

— Мы напрямую связаны с духами, — задумчиво начинает он. — Шаманы учатся с самого рождения и до конца своей жизни. Видишь ли, самое главное — найти с духом общий язык и убедить его помогать тебе. Не все сразу идут на контакт, не все вообще желают хоть как-то связывать себя с людьми.

— А какие бывают духи? — тихо интересуется Мара.

— Их не так много, — пожимает плечами шаман. — Есть духи стихий, — он кивает на огонёк, — есть духи сезонов: зима, весна, лето, осень. А есть самые страшные и самые непостоянные духи — те, которые рождаются из человеческих эмоций.

Мара тихо охает, инстинктивно касаясь своего шрама.

«Духи слетелись на твою боль, — говорит ей Таош. — Ведьма запечатала их в твоём глазу, ведь иначе бы они разорвали тебя и твою душу».

— Что-то не так? — хмурится шаман.

— Нет, — Мара качает головой. — Просто… Мой глаз, — выдыхает она. — Мне было девять, когда Баюны, — она бросает на шамана пронзительный взгляд, — напали на нас. Мне говорят, что в моём шраме запечатаны духи.

В глазах шамана загорается что-то похожее на восторг.

— Это очень редкое явление! — почти захлёбываясь, удивлённо восклицает он. — Не каждый опытный шаман может осуществить такое!

Мара натянуто улыбается и растерянно заламывает пальцы, обдумывая услышанное. Где-то внутри она и раньше знала, что не Ведьма спасла её семь зим назад, но получить подтверждение подозрений от врага — не то, о чем она мечтала.

От врага… Мара решает подумать над этим позже и задает так давно терзающий её вопрос.

— Скажи, а что ты всё-таки делал в наших владениях?

Шаман меняется в лице так же быстро, как набегают на небо грозовые тучи. Мара поздно понимает, что спросила что-то неправильное.

— Это не важно, — ничего не выражающим голосом говорит шаман, и от его тона по спине Мары ползут мурашки. — Тебя скоро хватятся. Иди сюда, я тебя подсажу.

Мара поджимает губы, но молча скидывает меховую накидку и ставит ногу на подставленные ладони. В этот раз они не прощаются, но огонёк провожает её до самого выхода из пещеры и лишь потом растворяется в воздухе.