Красные рога (гет)

Ке́рга стоит неподвижно, смотрит в глаза собрата. Керга без пяти минут молодой вожак — статный, не по годам серьёзный, уважаемый в племени. Но Хе́ло это не беспокоит. Худой бурый волк глядит злобно, с вызовом и как-то отчаянно. Его и Кергу, вышедшего на середину поляны, окружает толпа перешёптывающихся соплеменников.

Рядом с Марой обеспокоенно вздыхает Войка: Керга — её брат. Единственный, кто остался от её семьи: пару зим назад их престарелые родители погибли в битве с вражеским племенем Баюнов.

— Все будет в порядке? — нервно облизывая губы, шепчет Войка.

— Это твой брат. Он никому не проигрывает.

Мара смотрит, затаив дыхание и предвкушая предстоящую схватку. Волки уже несколько дней не выбирались на охоту, так что каждый ждёт возможности ухватить хоть капельку азарта; поединок молодого вожака и его соперника вполне подходит для усмирения горячих голов. Керга снимает рубаху и не глядя кидает сестре. Войка глухо ворчит, но не перечит. Керга поигрывает мышцами, разминаясь; он готов побороться за звание вожака.

Керге семнадцать зим, так что он должен справиться. Он опытный, расчётливый и сильный, так что Мара в нём уверена. Мара и сама не промах — пусть ей всего лишь шестнадцать, Керге она не уступает. Даже может сама вступить с ним в бой, да только знает, что ей это незачем.

— Что тебе надо? — спрашивает Керга грозно, не мигая, но не дожидается ответа и оборачивается.

Волк Керги серый, самый обыкновенный, но под невзрачной шкурой скрывается невиданная сила. Мара знает; она сражалась с ним бок о бок и, может быть, даже проигрывала по количеству поверженных противников.

Керга рычит громко и раскатисто, и Мара еле подавляет в себе скулёж внутреннего зверя: волчица в глубине сознания вынуждает подчиниться, покориться чужой силе. Любой зверь слишком подвержен влиянию вожака. Мара замечает, как подгибаются при рыке лапы Хело, и Керга тоже это видит.

Хело нервно фырчит и первым кидается в бой. Керга легко уклоняется от первого броска, но, красуясь, пропускает второй. Из его глотки вырывается позорный взвизг, потому что Хело рвёт ему ухо. Керга становится серьёзнее.

Но ответить не успевает: на поляну выкатывается Сим, на ходу перекидываясь в человека. Его лицо ещё не преобразилось, но изо рта уже вырываются гортанные звуки. Мара усмехается — это выглядит забавно. Но слова Сима заставляют её замереть.

— Юн!.. — булькает волчонок. Он падает на колени, растрёпанный, взъерошенный. — Баюн!

Мара вскидывает голову и оглядывает подбирающееся племя. Те, у кого есть свой внутренний волк, напрягаются, глядят на гонца голодно, и Керга, позабыв о Хело, возвращается в человечье обличье.

— Где? — вопрос звучит требовательно и раздражённо, но Сим не смущается, лишь восторженно сглатывает слюну. Он никогда не был в битвах и надеется, что хоть в эту его возьмут.

— На северной границе!

Керга удивленно поднимает брови.

— На севере? — переспрашивает он. — Что они делают так далеко от границы?

— Он, — нехотя выдавливает Сим и хмурится, — одиночка.

Керга непонимающе морщит нос и принимает ещё более грозный вид.

— Почему вы не загнали его, раз он один?

К говорящим выбегают ещё двое волков — те, с которыми Сим и был на северной границе и от которых оторвался, желая первым сообщить весть о Баюне.

— Это шаман, — хмуро говорит один из пришедших, пока другой поднимает Сима на ноги и отвешивает ему легкую оплеуху.

Керга тут же меняется в лице, и в его глазах загорается радостный огонёк.

— К бою, — твёрдо командует он, и волчица Мары восторженно воет.

Хело порывается последовать за племенем, но Керга щетинится.

— Место, — презрительно бросает он, словно нашкодившему щенку, и Хело тихо скулит. Маре становится на мгновение его жалко, но азарт предстоящей погони затмевает её разум.

Мара готова. Её волчица тоже.

* * *

Мара чувствует сырой мох под лапами. Зелёная подушка приятно сминается под весом мощного тела, и волчица несколько раз игриво перепрыгивает с лапы на лапу. Сила лениво разливается по мышцам, перекатывается под шкурой, и Маре хочется поскорее её выпустить. Волчица предвкушающе облизывается, задевая длинный шрам на морде.

Невидящий глаз немного болит, как и всегда перед битвой. Мара фыркает, мотает головой, пытаясь прогнать это ощущение, прислушивается к своему нутру. Запечатанные духи молчат, и волчица довольно урчит.

Маре было девять зим, когда вражеское племя набежало на их земли. Мара помнит, как это было; перед её взором встает картина ужасного — как ей казалось тогда — зрелища. Она видит перед собой озлобленную морду чужака, а дальше — темноту. Шерсть на загривке встает дыбом даже сейчас, спустя столько времени, и Мара до сих пор не знает точно, что произошло. Старый вожак гладил её по голове и говорил, что в её глазу заперты духи, пришедшие на боль. Но теперь Мара выросла и не помещается на коленях старца, а тот и сам сторонится её, не даёт задавать вопросы. А Мара помнит, как она кричала и проклинала всех на свете, когда глаз горел, как от огня.

Теперь Мара стала намного сдержаннее.

Голоса врываются в голову один за другим, и становится чуточку легче.

«Рвать, гнать!» — захлёбывается воем Войка, и к ней присоединяется Сим.

Мара насмешливо тявкает.

«Ждать, — фырчит она. — Вожак ведёт. Ждать».

Волки заливаются отрывистым лаем, поддразнивая и подначивая друг друга. Мара заражается общим настроем и нетерпеливо топчет землю, но с места не двигается. Она не слишком любит волчью связь: ей не нравится слышать чужие мысли в своей голове и разговаривать примитивными фразами, но ради племени она терпит.

«Гнать!» — наконец вторгается в общий гул Керга, и племя подхватывает его приказ, эхом разнося по лесу.

Керга рычит с неистовой силой, и Мара пригибает голову к земле. Она признаёт вожака, она согласна следовать за ним.

Никто не может противиться яростному вою Керги.

Племя срывается с поляны. Все устремляются к северу.

Земля уходит из-под лап. Коряги и сучки с треском осыпаются под мощными тушами; громко каркает ворон, и в животе Мары почему-то сворачивается нехорошее предчувствие. Но волчица ничего не хочет слышать, и азарт прогоняет зародившийся страх.

Волки чувствуют запах, и Мара тоже улавливает чужие нотки среди свежести вечернего леса. На мгновение она цепенеет: ей кажется, что запах ей знаком; но это чувство рассеивается, словно его и не было.

Мару считают чудом. Она — единственная, кто смог противостоять духам в одиночку и не умереть. Духами обычно занимаются шаманы, но у Мариного племени такого нет. Только ведьма, что смогла чуть облегчить боль от раны. Все старые волки говорят Маре, что это она, Ведьма, спасла её, но Мара не верит.

Мара в свои девять зим получила шрам на половину лица. Говорят, на неё напали злые духи, теперь запечатанные в её невидящем глазу, но Мара не помнит. В шестнадцать зим она чувствует забытые прикосновения шершавых рук, слышит незнакомый голос, напевающий на неизвестном наречии, и знает: это точно не была их ведьма. Это был чужак, чей призрачный запах Мара порой чует, стоит ей обернуться волком.

«Рядом!» — предупреждает Керга, и Мара морщится, когда в голове отдается его голос.

Перед стаей небольшая каменистая речушка со стремительным течением. Где-то недалеко подножие гор, но Мара не знает, где именно: обзор скрывают высокие деревья, да и сама Мара редко бывает на этой части их владений.

Мара отчётливо чувствует смешавшиеся запахи оленя и свежей крови. Красные следы на камнях подтверждают её догадку.

«Обряд», — тявкает Войка, и племя подхватывает её слова. В этот раз Керга не спешит их успокаивать.

Волки мчатся за своим врагом. Они преследуют его, словно дичь, и даже не скрываются.

«Окружай!» — командует Керга и перескакивает через корни огромной сосны, скрываясь из виду. Мара первой срывается в противоположную сторону, и с десяток сородичей следует за ней. Они первыми видят мелькающие среди деревьев коричневые одежды шамана. Спустя несколько мгновений до волков доносится громкое горловое пение.

«Вижу!» — скалится Мара, и от Керги приходит незамедлительный приказ:

«Хватай!»

Мара вырывается вперед и валит шамана с ног. От него веет отчаянием и страхом, и Мара слышит, как торжествуют сородичи. Поспевает Керга и властно придавливает мощной лапой грудь врага, лишая его возможности убежать. Из глаз шамана брызгают слёзы, и к чувствам прибавляется боль.

Мара хмурится. Она не слишком любит битвы и то, что следует за ними: смерти, боль, отчаяние; ей куда больше интересна охота на дичь. Осознание того, что чужак, скорее всего, умрёт, прогоняет восторг от погони; мысль оседает на сердце тяжелым грузом.

Шелест листьев пронзает громкий крик: стая расслабилась слишком рано. Мара мгновенно бросается в гущу событий, но шаман отталкивает её сильным дуновением ветра. Он шепчет какие-то слова, и Мара замирает, словно обращаясь камнем. Шаман крутит вокруг себя руками, переплетает между собой пальцы. Мара все ещё не может сдвинуться с места.

У шамана красивое лицо. Мара может хотя бы рассмотреть его, и она замечает, что внешне чужак старше неё лишь на несколько зим. Он хмурит тёмные брови, а его волнистые волосы до плеч залиты кровью. Мара смотрит внимательнее: нет, кровь не его. Оленя.

Керга сбивает шамана с ног, и Мара снова овладевает своим телом. Она поспевает вовремя и вместе с Войкой помогает обездвижить чужака. Мара торжествующе скалится в лицо шамана, но тот лишь устало закрывает глаза. Керга безжалостно встряхивает тело, и шаман теряет сознание.

«Убитый олень», — напоминает Войка нетерпеливо. В её жилах ещё бурлит азарт.

«Ищи», — кивает Керга.

Мара переминается с лапы на лапу и всё же уходит вслед за подругой. Горклый вкус крови, витающий в воздухе, оседает на языке. Огромная светло-коричневая туша молодого животного находится быстро, а кровь с распоротой шеи капает прямо в горный ручей.

Войка испуганно трусит к мёртвому оленю.

«Убрать», — предлагает Мара.

Вдвоём они оттаскивают труп от ручья. Шаман выбрал крупного молодого самца, и Мара даже жалеет, что животное придётся оставить здесь. Но, пусть и не имея своего шамана, каждый в племени знает: нести жертву обряда в дом — значит накликать на себя беду.

Маре не хочется возвращаться в селение, и Войка всецело её понимает. Волчицы уходят дальше, к востоку. Там тянется длинное ущелье с бурной ледяной рекой на дне, и подруги, не сговариваясь, оборачиваются у кромки воды. Они изредка посещают это место, но маленький горный ручей обеим нравится.

Мара ёжится: холодный ветер облизывает голое тело, заставляет обхватить себя руками. Войка опускается в воду первой. Мара распускает длинные чёрные косы и следует за ней, погружая разгорячённые мышцы в воду.

Скоро наступит зима.

Они возвращаются в селение с наступлением полуночи. Мара прощается с Войкой на пороге своей хижины и, отодвигая полог, заходит в кромешную темноту. На ощупь она находит наспех снятую одежду, нехотя надевает её. Заснуть не получается, и Мара не закрывает глаз до рассвета.

Утром бросают жребий, определяя время суток, в которое волки будут следить за шаманом. Мара недовольна выпавшей ей ночью. Ночью надо быть вдвойне настороже: племя спит, и прийти на подмогу некому. А что может случиться, знают лишь звёзды. Маре совершенно не нравится такая почесть.

Мара сонно приходит на большую поляну, — в центре сидят матери, сдирая шкуру с оленя и сплетничая, — как вдруг вспоминает кое-что важное. Шрам. Вчера её беспокоил шрам; Маре нужно к самому краю селения.

— Ведьма! — громко зовет она, останавливаясь у одного из домиков. Тот стоит обособленно, ближе всех к лесу. — Я могу войти?

Мара давно уже не называет свое имя, приходя в это место. Связь ведьм с духами куда слабее, чем у шаманов, но и так маленькие помощники могут показать им больше, чем видит обычный человек. Мара ждёт долго и упорно, но никто не спешит позвать её внутрь и выслушать. Мара отворачивается от обиталища ведьмы.

— Входи, — раздаётся сзади.

Мара отодвигает полог, увешанный вырезанными из дерева оберегами. Внутри приторно пахнет сушёными травами — они висят под потолком — и неуловимо хвоей. Царит мрак.

— Вчера болел шрам, — не тянет Мара, усаживаясь прямо на землю.

Лицо тут же обхватывают неприятно-мокрые руки. Мара послушно опускает веки, совсем теряясь в этой на самом деле маленькой, но кажущейся огромной хижине.

— Они разговаривали с тобой? — скрипит старуха и касается невидящего глаза.

— Нет, — Мара медлит, подбирая слова. — Они скорее предупреждали о чем-то.

Руки тотчас пропадают.

— И потом вы наткнулись на мальчишку?

Мара непонимающе хмурится.

— Мальчишку?

— На вражеского посланца, — ведьма явно раздражена.

Мара думает долго; ведьма не торопит её, вновь начинает ощупывать лицо, и Мара расслабляется под легкими, успокаивающими прикосновениями.

— С ним что-то не так? — наконец составляет вопрос Мара. Ведьма удовлетворённо хмыкает.

— Он слишком молод, чтобы быть опытным шаманом. Это в моей стезе все легче; а шаманы учатся с раннего-раннего детства, почти с младенчества.

Ведьма внезапно обрывает себя и снова отдёргивает руки.

— Отдохни. Ты не спала ночью, — строго произносит она.

Мара кусает губы.

— А что с?..

— Иди!

Ведьма разве что не хватает Мару за шкирку, так что та чувствует себя обиженно. Ведьма редко вышвыривает так посетителей, и Маре не по себе. Но спорить со старухой — себе дороже, поэтому Маре ничего не остаётся, как уйти к себе.

Она справедливо решает, что может проспать весь день, и, зайдя к Войке, просит себя не тревожить. Та лишь жмёт плечами: Войка нисколько не выглядит уставшей или обеспокоенной. Мара смеётся в ответ на пожелание выспаться.

Чуть поднявшееся настроение портится, когда она заходит в хижину. Из глубины мерцают глаза матери, явно собирающейся поговорить с Марой; Маре с матерью разговаривать не о чем. Она укладывается на постель и укрывается теплой оленьей шкурой. Засыпает Мара быстро.

Снится прошлое и умерший в Марином детстве отец. Она переваливается с бока на бок; земля холодная и жёсткая: на дворе стоит поздняя осень. Мара ворочается ещё какое-то время, пытаясь отогнать сон о когда-то счастливой семье. Мара до сих пор таит злость на мать и скучает по отцу, и это не даёт ей спать.

— Мара, — зовет тихий голос, вновь и вновь повторяя её имя.

Мара вскакивает с места, тряся головой, убирает со лба волосы. На неё с лёгкой насмешкой смотрит Керга, и Мара смущается.

— Уже сумерки, — усмехается молодой вожак. — Тебе пора.

— Спасибо, — бормочет Мара.

Керга уходит, и Мара смотрит ему вслед. Мысли путаются.

Мара смутно помнит, кто следил за шаманом до неё, но послушно идёт за привязавшимся к ней сплетником-Симом. Тот болтает без умолку, рассказывая о какой-то ерунде.

Мара зевает.

— А шаман вообще странный, — доверительно шепчет вдруг Сим, и Мара прислушивается. — Представляешь, он сидит там весь день, а есть совсем не хочет! Я видел, Керга ему предлагал. И ни слова не говорит! Если бы он не пел тогда, ну, в лесу, я бы подумал, что он немой!..

Мара обрывает восторженную речь волчонка подзатыльником.

— Ай! — визжит Сим. — За что?

— А какой толк с того, что ты весь день только и бегаешь туда-сюда? — фыркает весело Мара. — Лучше бы на охоту напросился!

— А ты вообще весь день дрыхла! — подначивает старшую Сим.

Мара вздыхает. Симу всего лишь двенадцать зим, а он уже так остёр на язык; что станет, когда он вырастет?

— Зато всю ночь не буду.

Сим отстаёт на половине дороги, и в груди Мары сворачивается неприятное чувство. Место, где держат шамана, находится довольно далеко от селения. Это одна из мелких пещер, разбросанных у подножия гор тут и там, только у этой есть особенность — глубокий округлый провал в полу, словно вырытая в камне яма, из которой без помощи выбраться невозможно. Мара знает об этом месте лишь понаслышке, и проводить там половину ночи — потом её должны сменить — ей не хочется. Но долг есть долг; ради племени она сделает всё, что угодно.

Мара не совсем знает, где находится нужное ей место. Она останавливается, в задумчивости принюхиваясь. В человечьем обличье волчьи инстинкты притупляются, но особая связь с соплеменниками даёт Маре их учуять.

Сзади кто-то окликает её.

Мара разворачивается и удивленно натыкается взглядом на улыбающегося Кергу. Молодой вожак подбегает почти тут же.

— Ты же не знаешь, куда идти? — интересуется он. — Я провожу.

Мара кивает и благодарно следует за Кергой. Тот снова улыбается, но Мару пугает его улыбка.

— Шаман ведёт себя слишком спокойно. Он даже не пытался выбраться оттуда, только сидит и смотрит в стену.

— Мне Сим выболтал, что шаман не ест и всё время молчит, — тихо, словно по секрету, говорит Мара.

Керга подтверждает её слова кивком.

— В общем, будь осторожна, — просит Керга. — Я пока не решил, но мы, скорее всего, пойдём охотиться ночью. Если что-то… — тут он смотрит на неё так пристально, что по спине бегут мурашки, — если понадобимся, зови. Мы услышим и придём на помощь.

— Спасибо, — натянуто благодарит Мара и делает в уме пометку не обращаться сегодня в волка. Больно уж ей не нравится чужой взгляд.

Она почти не видит в темноте лицо Керги.

* * *

В пещере не светят даже звёзды, и от этого не видно вообще ничего. Маре бы даже не помог сейчас второй глаз. Пахнет сыростью, и под ногами скользко. Касаясь стены, Мара идёт на ощупь. Под пальцами попадается что-то склизкое, и она с тихим стоном морщится.

Что-то в глубине шелестит, и Мара идёт на звук. Если бы был день, всё было бы куда проще.

Прохладно. Мара заносит ступню для нового шага, но под ногой больше нет камня. Мара глухо охает и, не удерживая равновесия, проваливается вниз.

— Кто здесь?!

Падение длится пару секунд, но Мара нехило бьётся головой о твёрдый пол. Перед глазами начинают мелькать разноцветные искры, какие бывают от трещащих в костре дров. Они приводят Мару в замешательство, и ей даже кажется, что в пещере светло. Но вот зрение приходит в норму; по спине снова пробегаются мурашки, а волосы на руках встают дыбом. Здесь действительно светло.

Мара давится паническим хрипом.

В паре шагов от неё стоит узник; он стоит ровно и неподвижно, словно зная, что Мара ничего не может ему сделать. Вокруг шамана вьются, то и дело вспыхивая, маленькие огоньки. Его руки плотно скреплены за спиной, Мара знает — видела, как его, бессознательного, связывал верёвкой Керга. Но стоит шаман так свободно, что кажется, будто он здесь главный. В его глазах тоже пляшет огонь, и Маре становится по-настоящему страшно.

Когда новое поколение в племени приходит к власти, старое никогда не вмешивается в его дела. Молодой вожак может прийти к старому за советом, но ни за что не получит прямого ответа на вопрос. Таковы древние традиции; племя должно существовать и после того, как уйдут талантливые вожаки; племя должно жить вечно. А для этого надо научиться действовать самостоятельно.

Мара как никогда осознаёт жестокость традиций: если бы Керга был опытнее, он не отправил бы её сюда одну. Мара закрывает глаз.

Внезапно Мара понимает, что шаман говорил с ней. «Говорил» — громко сказано; но он же спросил: «Кто здесь?». Мара жмурится ещё больше, когда слышит шаги.

— Почему ты пришла сюда?

Мара вздрагивает всем телом и боязливо глядит на шамана. Тот отошёл от Мары и теперь сидит в противоположной части темницы. Мара сползает спиной по шершавой стене и подтягивает колени к животу.

— За тобой следить, — осторожно отвечает она.

Шаман смотрит на неё недоверчиво, а потом запрокидывает голову и смеётся. Отчего-то это выглядит очень красиво, и Мара недовольно одёргивает себя.

— Чего смешного? — бурчит она.

— Ты слишком мала, чтобы исполнять такое поручение, — наставительно произносит шаман.

Мара громко набирает в лёгкие воздух.

— Это ты для шамана слишком молод, — язвит она. — Так Ведьма наша сказала, уж она-то знает.

Шаман пожимает плечами, не желая спорить, и даже не проявляет никакой враждебности. Лишь огоньки постепенно подбираются ближе к Маре; она плотнее прижимается к стене.

— Ну, наверное, я ещё учусь, — туманно произносит шаман и улыбается.

— А почему ты разговариваешь со мной? — задает интересующий её вопрос Мара и даже застает этим шамана врасплох.

— Хочется?..

Мара скалится, но ответ принимает. Ночь всё больше и больше захватывает природу в свои владения, и становится холодно. Мара обхватывает себя руками.

— Ты замёрзла? — осторожно спрашивает шаман.

Мара снова вздрагивает всем телом и не отвечает. Шаман понимающе улыбается, смотрит так, словно знает всё-всё на свете. Маре в плечо тычется что-то тёплое.

Она взвизгивает и отскакивает от подобравшегося к ней огонька, и шаман тоже оказывается на ногах. Огонёк кажется живым, и среди его пламени Мара даже различает крошечные тёмные глазки.

— Не бойся! — взволнованно просит шаман и улыбается — не так, как раньше, а как-то робко. — Он не тронет тебя.

Огонёк раскачивается в воздухе туда-сюда, и Мара опасливо подставляет ему руки; оглядывается на шамана. В его глазах виден восторг.

— Это дух, — почему-то шёпотом делится шаман, и Мара замирает от его слов. Неужели это один из тех духов, что заперты в её шраме?..

Но Мару сбивают с толку следующие слова шамана:

— Ты ему… понравилась.

Мара издаёт удивленный возглас, и огонёк пропадает с её ладони. Пока она растерянно смотрит на пальцы, что-то уже греет её макушку. Мара тут же пытается ощупать голову, улыбается чуть рассеянно. Шаман снова смеётся над ней.

— Очень понравилась, — заключает он.

Шаман подходит ближе, и, поворачиваясь спиной, неловко протягивает Маре связанные ладони.

— Коснись, — подсказывает шаман.

Мара заворожена блеском его глаз, она не отдаёт отчёт своим действиям; ладонь Мары входит в ладонь шамана как влитая. Шаман убирает руку, снова поворачивается к Маре лицом, и между её пальцами оказывается прозрачная капля воды.

— Это… тоже дух? — шепчет она, поднося руку к глазу. Её нисколько не заботит, что шаман остаётся с невидящей стороны.

Шаман спешно кивает, и Мара переводит взгляд на него. В этот момент шаман напоминает ей Сима — он такой же восторженный, по-ребячьи счастливый. Мара прикусывает губу, чтобы улыбка не выползла на её лицо.

— Спасибо, — она произносит это слово во второй раз за день, но теперь — искренне.

Шаман смотрит на неё как-то по-новому.

— Мара! — раздаётся откуда-то сверху, и Мара покрывается холодным потом. Она совсем потеряла счёт времени и забыла, что пришла сюда лишь на первую половину ночи.

Шаман отстраняется от неё, и его лицо почти ничего не выражает; разве что он вопросительно смотрит на Мару.

— Это Нийра, она пришла сменить меня, — спешно объясняет она, и взгляд шамана смягчается. — Мне надо отсюда выбраться!

Шаман пристально оглядывает её с ног до головы.

— Я тебя подсажу, — предлагает он неожиданно.

Мара смотрит на него недоверчиво, но делать нечего. Шаман встаёт лицом к той части стены, верх которой выходит в пещеру. Мара ставит ногу сперва на его связанные руки, другую, подпрыгивая, на плечо, и цепляется ладонями за выступ. Подтянуться наверх для неё — раз плюнуть, и, уже оказавшись наверху, она оборачивается к узнику.

Капля с её руки по воздуху перетекает за спину к шаману, и огонёк, сначала приземлившись Маре на нос, присоединяется к другому духу.

— Спасибо, — снова шепчет она.

Шаман мотает головой.

— Лучше приди ещё, — чуть слышно произносит он. — Буду ждать, Мара.

Мара глотает слова и кивает.

— Мара! — настойчивее зовёт Нийра.

— Я здесь! — откликается она, прячет свой страх и уверенно идёт на голос.

Огоньки за её спиной гаснут.

Мара бежит по лесу, подпрыгивая, и охапка пахучих трав в её руках то и дело норовит вывалиться. Иголки под босыми ногами почти не колются — Мара почти всегда ходит босиком. У неё есть обувка, выделанная из кожи, но Маре не нравятся ощущения и мозоли, остающиеся после ходьбы в ней.

День первого выпавшего снега считается в племени особенным.

Чувствовать обнажённым телом порывы ветра тоже неприятно, но Мара всё равно терпит: тепло волчьей крови согревает замерзшие пальцы. Мара знает, что по её лицу расползается широкая улыбка. Она спешит в селение, к горячему костру, около которого сейчас рассаживаются её соплеменники. Видя впереди снег, Мара не может удержаться и с разбега прыгает в крохотный сугроб. Травы всё-таки падают из её рук, но Мара громко и заливисто хохочет.

— Мара! — укоризненно окликает её голос Керги. — Мы же ждём тебя!

Мара шкодливо ёжится. Пока Керга помогает собирать рассыпавшуюся охапку, он бросает на неё внимательный взгляд.

— Скажи, — медленно начинает он, и Мара дёргается. — Что-то случилось, когда ты на днях сторожила в пещере шамана? Нийра говорила, что она испугалась, когда ты очень долго не отзывалась.

Мара неумолимо краснеет, но надеется, что Керга не прочтёт на её лице правду.

— Не так уж и долго! — бурчит она. — Я просто задумалась о том, что Ведьма в этот раз не дала мне ничего от боли в шраме. Я не понимаю, что я сделала не так.

Она почти не врёт: каждый раз, когда Мара приходит к Ведьме, та накладывает ей на глаз чудесную мазь. Спустя какое-то время шрам перестает ныть. И хоть в этот раз запечатанные духи не стремились вырваться наружу, как Ведьма говорит обычно, Мара всё равно обеспокоена.

— Понятно, — тут же улыбается Керга, но Мара нутром чувствует в его улыбке что-то поддельное. — Пойдём, иначе пропустим первые песни.

— Да, пойдём!

Мара воодушевляется снова и вприпрыжку отправляется за молодым вожаком. У Керги короткие русые волосы и перекатывающиеся мускулы на спине, но так в открытую глазеть на него не слишком прилично, поэтому Мара отвлекается, предвкушая то, что ждет её сегодня вечером. Про себя смеясь, Мара вспоминает рассказы старших о странных людях, живущих далеко к югу. Говорят, что они всегда ходят в одежде, закрывающей большую часть тела, не имеют внутреннего зверя и зачем-то обменивают свои вещи на маленькие жёлтые кругляши. Когда-то давно, когда Мара ещё видела двумя глазами, в руки детям попал один такой, да после и затерялся в пыли… Наверное, больше всего Мару удивляет то, что эти люди боятся ходить друг перед другом голыми. Мара не уверена в том, сколько раз она слышала эту историю, но помнит, что рассказчики всегда выделяют часть про одежду.

Пожимая плечами в ответ на собственные мысли, Мара спрыгивает с поваленного дерева и чуть не врезается в спину Керги.

— Прости, — кается он, аккуратно подхватывая её за локоть. — Я забыл сказать, что ты сегодня идёшь к шаману во вторую половину ночи.

Мара удивлённо открывает рот. Больше семи дней назад Керга решил, что следить за шаманом по одиночке слишком опасно, так что теперь у пещер сидят по двое: один — в человеческом обличье, другой — в волчьем, чтобы в случае чего племя могло говорить с ним по внутренней связи. Мара согласна с решением молодого вожака, но ей очень хочется снова поговорить с шаманом. Но, кажется, и в эту ночь Маре это не удастся.

— Я пойду одна? — спрашивает она осторожно.

— Нет, с Хело, — Керга хмурится. — Я подумал, что ему стоит дать шанс на исправление. Справишься?

— Конечно! — возмущённо фыркает Мара.

Устремляясь вперед и обгоняя Кергу под его же хмыканье, Мара старается не думать о предстоящей ночи. В ней борются противоречивые желания: сознаться Керге в том, что она общалась с шаманом, или же сохранить всё в тайне. Но что-то Маре подсказывает, что её действия не сочтут благоразумными. Или хуже того — примут за измену племени. Мара совершенно не хочет проверять судьбу изменника на своей шкуре, так что она прикусывает язык и ступает на вытоптанную землю селения.

В воздухе витают ароматы копчёной рыбы, жжёной древесины и таких редких в обычные дни лепёшек из муки. Здесь, на севере, не растут семена, которые Ведьма однажды принесла после своих странствий, поэтому в племени бережно хранят те запасы, которые у них остались. Все мысли тут же выветриваются из головы, и Мара с удовольствием плюхается рядом с костром. Она оказывается между Войкой и старым Таошем, предыдущим вождем племени. Он добродушно гладит Мару по голове, совсем как в детстве, и она счастливо жмурится.

С другой стороны от Таоша садится мать Сима, за ней — Керга. У бока Войки неловко усаживается Хело. Керга всё ещё не простил ему вызова за звание молодого вожака, но старые обычаи гласят: в день первого снега все в племени равны. Люди, не открывшие в себе волка, и те, кто оказался в этом счастливчиками; матери и дети; старое поколение и молодое. Рамки стираются, все различия обращаются в пыль.

Все в племени равны перед Небом и звёздами.

Ведьма берёт пучок трав из тех, что принесла Мара, и, поднеся их ко рту, что-то долго и упорно шепчет. В мгновение, когда Ведьма кидает их в огонь, разговоры стихают, чтобы тут же вспыхнуть вновь. Терпкий горелый запах обжигает горло, у Мары немного начинает слезиться глаз. Она прикрывает веко, и остальные ощущения тут же обостряются.

Тихий мелодичный голос Нийры откуда-то справа костра запевает первые слова песни.

— Веют ветра в горах, — произносит она, и все затихают.

Войка подхватывает, и продолжают они уже вместе:

— Снег тает за рекой…

— В северных племенах волки подымают вой, — не открывая глаз, поёт Мара, слыша множество женских голосов в унисон со своим.

Кто-то с той стороны костра начинает хлопать в ладоши, отбивая ритм. Мара тоже принимается мерно постукивать ногой.

— А в жилах стынет кровь, — в противовес запевает Керга, и Мара улыбается. Эту часть песни она любит больше всего.

— Сказкам ты верь — не верь, — присоединяется хриплым старческим голосом Таош.

— Но на полночный зов древний твой проснется зверь, — завершают вместе десятки мужчин.

Песни текут друг за другом рекой. Над головами уже давно светит луна, когда Керга выскальзывает из общего круга и по очереди касается плеч Хело и Мары. Нехотя Мара поднимается с нагретого места, но долг ждет её.

Хело тенью следует за ней.

* * *

Звёзды светят мерно и холодно. Хело и Мара останавливаются рядом со входом в пещеру, встречая предыдущих сторожевых. Они решают переждать ночь здесь: Мара — потому что не хочет снова случайно упасть к шаману, Хело — потому что не рискует отходить далеко от спутницы. Он нервничает, заламывает пальцы, и Мара думает, что Хело переживает, потому что он здесь впервые. Мара косится на Хело видящим глазом и негромко спрашивает:

— Почему ты волнуешься?

Хело вздрагивает, словно Мара застала его за чем-то запретным. Он трёт друг об друга ладони.

— Послушай, — нерешительно говорит он. — Послушай, как ты относишься к Керге?

Мара хмурится.

— Он — наш вожак, — подбирает слова она. — И если мы выбрали его, то доверяем. К чему такие вопросы?

Хело поднимает на неё затравленный взгляд, и Мара думает, что ей стоило быть помягче. Не говоря ни слова, Хело обращается в волка, и Мара вздыхает. Чувствуя страх и замешательство, исходящее от собрата, она спешит уверить, что всё хорошо: проводит рукой по холке и легонько чешет жёсткую шерсть над хвостом. Хело шумно выдыхает воздух через нос — от удовольствия — и позволяет себе улечься свободнее.

Ветер обдувает всё ещё голое тело, и Мара пытается закрыться волосами от ледяных порывов. Хело поднимает голову и, видя её метания, заботливо оборачивается вокруг её спины. Мара знает, что обычаи нарушать нельзя и одеться ей можно будет лишь под утро. А ещё — что нельзя перечить приказам Керги.

С неба начинает медленно падать снег, и она задумчиво смотрит на опускающиеся снежинки. Долгое время они сидят в тишине.

Думая о Керге, Мара невольно вздыхает. Она понимает, что Керга наверняка бы не проявил такое же сочувствие, как Хело. Эта мысль больно бьёт по её чувствам: всё же вожаку она старается безоговорочно доверять.

Но размышлять дальше у Мары так и не получается: Хело встревоженно вскакивает с места и тыкается в её руку. Мара сначала с укором глядит на собрата, но потом понимает, что что-то не так. Оборачиваясь, Мара уже слышит врывающиеся в голову голоса.

«Баюны, — оглашает Керга. Его рычание Мара словно слышит в живую: настолько он в ярости. — Селение, набег. Мара, пещера. Скройся. Ждать. Хело, сюда».

Мара раздувает ноздри, пытаясь осмыслить приказ. Волчий разум не сразу воспринимает план Керги, но Мара бросает короткое «Поняла» и оборачивается обратно.

Хело смотрит на неё немигающим взглядом, медленно моргает и беззвучно бросается в лес.

Мара пятится к пещере, оглядывая застывший в ночи лес. Теперь природа кажется чересчур безмолвной и враждебной: мало ли, вдруг Баюны добрались и сюда? Ирбисы в темноте видят куда легче, чем волки, так что противник может заметить Мару раньше, чем она его. Но сейчас Мара обязана сохранить это место в секрете от врага: Баюны наверняка пришли сюда, чтобы забрать шамана. Мара в последний раз пытается рассмотреть хоть что-то между стволами сосен, а потом ступает на холодный камень в пещере.

Мара делает несколько неуверенных шагов в темноту и останавливается, не желая повторить прошлый опыт. Она усаживается на пол, но вскоре любопытство перебарывает страх. Мара осторожно пробует на язык воздух и тихо зовет:

— Шаман! — эхо уносит её голос вглубь пещеры, и Мара вздрагивает. — Это я, Мара, — она кусает губы.

Сначала не происходит ничего, и Мара думает, что это вполне ожидаемо. Особым чувством она ощущает, что кто-то помимо неё находится в пещере, так что Мара не думает о том, что шаман сбежал. Но потом где-то на том конце каменного коридора зажигается одинокий огонёк. Мара вскакивает, не веря своему глазу, и срывается с места. Её сердце бьётся быстро-быстро; останавливаясь у самого края, Мара кое-как удерживает равновесие. Натыкаясь взглядом на шамана, она смущенно выдыхает:

— Привет!

Шаман смотрит на неё во все глаза, но шевелит губами, не издавая ни звука.

— Что? — спрашивает Мара, хмурясь. Она что-то сделала не так?

Молчание затягивается, и Мара почти успевает расстроиться, когда шаман наконец опускает голову, скрывая глаза за волосами, и отрывисто шепчет:

— Почему ты не одета?

Мара не сразу понимает его вопрос, но потом заливается смехом. Она усаживается, свешивая ноги, и спрашивает с задором:

— Неужели Баюны боятся голых тел?

Шаман тихо хмыкает, но головы не поднимает и бубнит:

— Не зна… Нет, просто… — он теряется, но Мара цепляется за его оговорку.

— Не знаешь? Как это — не знаешь? — удивляется она и тут же вскрикивает: — Ай!

Что-то обжигает её спину столь неожиданно, что Мара дёргается и летит вниз, в яму. Снова. В этот раз она даже приземляется на ноги, пусть и кое-как удерживает равновесие.

— Тебе так нравится сюда падать? — с доброй насмешкой интересуется шаман. — И… надень, пожалуйста.

Он кивает на лежащий рядом меховой плащ, и Мара послушно заворачивается в него, чувствуя долгожданное тепло.

— Не так уж и нравится, — смеётся Мара, лукаво смотря на узника прищуренным глазом. — В этот раз это была не я! Меня подтолкнуло что-то горячее.

— Горячее? — вскидывает брови шаман.

На его лице медленно проступает понимание.

— Это был кто-то, а не что-то, — задорно улыбается он и трижды хлопает в ладоши за спиной. Мара заинтересованно подается вперед, заглядывая за шамана так, чтобы видеть его руки, — они всё ещё связаны — и после третьего хлопка между его пальцами вспыхивает огонёк, в котором Мара признает уже знакомого духа.

— Эй, серьёзно? — смешно морща нос, восклицает она. — Хулиган!

Огонёк подлетает к Маре, и она подставляет духу ладони.

— Ему так захотелось, — пожимает плечами шаман. — Я не могу заставлять его не делать то, что он хочет.

— Ясно, — зачарованно кивает Мара, любуясь духом, но потом мотает головой. — А ты можешь рассказать, как вы с ними общаетесь? — оживлённо спрашивает она. — С духами? Наша Ведьма говорит, что она может чувствовать только то, что духи сами ей позволяют. А вы?..

Шаман внимательно смотрит на неё, а потом кивком предлагает присесть. Мара заинтересованно опускается на колени напротив шамана. Огонёк с её пальцев скользит куда-то в Марины волосы.

— У вас нет шамана? — задумчиво тянет её собеседник.

Мара вздрагивает, понимая, что ей следовало держать язык за зубами, и стискивает мех на накидке. Шаман делает вид, что не заметил её движений.

— Мы напрямую связаны с духами, — задумчиво начинает он. — Шаманы учатся с самого рождения и до конца своей жизни. Видишь ли, самое главное — найти с духом общий язык и убедить его помогать тебе. Не все сразу идут на контакт, не все вообще желают хоть как-то связывать себя с людьми.

— А какие бывают духи? — тихо интересуется Мара.

— Их не так много, — пожимает плечами шаман. — Есть духи стихий, — он кивает на огонёк, — есть духи сезонов: зима, весна, лето, осень. А есть самые страшные и самые непостоянные духи — те, которые рождаются из человеческих эмоций.

Мара тихо охает, инстинктивно касаясь своего шрама.

«Духи слетелись на твою боль, — говорит ей Таош. — Ведьма запечатала их в твоём глазу, ведь иначе бы они разорвали тебя и твою душу».

— Что-то не так? — хмурится шаман.

— Нет, — Мара качает головой. — Просто… Мой глаз, — выдыхает она. — Мне было девять, когда Баюны, — она бросает на шамана пронзительный взгляд, — напали на нас. Мне говорят, что в моём шраме запечатаны духи.

В глазах шамана загорается что-то похожее на восторг.

— Это очень редкое явление! — почти захлёбываясь, удивлённо восклицает он. — Не каждый опытный шаман может осуществить такое!

Мара натянуто улыбается и растерянно заламывает пальцы, обдумывая услышанное. Где-то внутри она и раньше знала, что не Ведьма спасла её семь зим назад, но получить подтверждение подозрений от врага — не то, о чем она мечтала.

От врага… Мара решает подумать над этим позже и задает так давно терзающий её вопрос.

— Скажи, а что ты всё-таки делал в наших владениях?

Шаман меняется в лице так же быстро, как набегают на небо грозовые тучи. Мара поздно понимает, что спросила что-то неправильное.

— Это не важно, — ничего не выражающим голосом говорит шаман, и от его тона по спине Мары ползут мурашки. — Тебя скоро хватятся. Иди сюда, я тебя подсажу.

Мара поджимает губы, но молча скидывает меховую накидку и ставит ногу на подставленные ладони. В этот раз они не прощаются, но огонёк провожает её до самого выхода из пещеры и лишь потом растворяется в воздухе.