О капусте и королях (гет)

Стоя рядом с Люциусом, Гермиона старательно поправляла на нем одежду — хозяин замка оказался весьма любезен и милостиво предоставил испытывающему затруднения гостю одну из своих кольчуг. Со стороны могло показаться, что служанка приводит в надлежащий вид облачение господина, но в ее четких и аккуратных движениях заключалась скрытая магия: как считали люди барона, кольчуга подошла лорду идеально. Еще пара движений, и металлическая конструкция села на тело Малфоя как влитая. И никому из них в голову не могло прийти, что Гермиона, прямо у них на глазах, слой за слоем, покрывала ее защитными заклинаниями и одновременно подгоняла по его размеру.

А еще, они не догадывались о том, что суетящуюся вокруг знатного лорда вилланку* так и подмывает отвесить "хозяину" хорошую затрещину: надменный и самодовольный вид, с каким Люциус принимал ее заботу, мог вывести из равновесия и святого.

"Думай о Гарри, думай о Гарри, думай о Гарри", — твердила она себе всякий раз, когда желание становилось очень уж нестерпимым.

Расправляя звенья на подоле кольчуги, Гермиона глянула на обтянутые синим трико, словно второй кожей, крепкие бедра Малфоя и прикусила губу, чтобы не расхохотаться. "Ох, уж мне эта мода!" — еле сдерживаясь, подумала она. А Люциус, перехватив направление ее взгляда, сперва растерялся, но тут же рассвирепел и, довольно чувствительно оттолкнув ее руки, так рыкнул на нее, что она отлетела на добрую пару ярдов.

Слуги барона, увидев эту странную пантомиму, переглянулись и стали перешептываться, сопровождая слова тихим хихиканьем. Гермиона покраснела. "Ничего, — мысленно пообещала она себе, — ничего, ты еще ответишь за это. Вот вернемся обратно, ты у меня месяц котлы без магии будешь чистить!" Неуклюже кивнула и отошла к остальной челяди, глазеющей на высокого гостя.

Малая гостиная, где они находились, вела прямиком в покои владельца замка, пожелавшего увидеться с Малфоем и расспросить того о причинах его злоключений. И сложно было бы утверждать, кто из них, готовясь к встрече, нервничает больше — барон, которому не хотелось упасть в грязь лицом, принимая столь важную персону, как этот безвестный, но, несомненно, родовитый дворянин, или же сам Люциус. Потому что выдавать себя за кого-то из Пендрагонов значило ввязаться в скандал: члены легендарного семейства были живы и в любой момент могли оспорить его притязания.

— Я готов, — обратился к одному из стоящих поблизости пажей Малфой.

Черноволосый юноша, совсем еще мальчик по виду, почтительно поклонился и, пятясь назад, отступил к двери, чтобы распахнуть ее перед Люциусом. Тот важно пронес свою драгоценную персону мимо него и уверенно шагнул в соседнюю комнату.

Гермиона растерянно проводила его глазами, гадая, то ли идти следом, то ли остаться здесь и, пока она раздумывала, все тот же мальчик закрыл за ним дверь и тем самым избавил от проблемы выбора.

Казалось, после ухода Малфоя все выдохнули.

— Святые угодники! Я бы не отказалась проскакать добрый десяток миль на этом жеребце, — ухмыльнулась высокая рыжеволосая девица, одетая в платье служанки, другой молодой особе, чей белый чепец выдавал в ней горничную. Та глупо хихикнула в ответ, и обе ушли, вполголоса обсуждая комнату, в которой будет спать гость.

Гермиону чуть не стошнило от отвращения, а черноволосый паж только хмыкнул и покачал головой:

— На вашем месте я бы предупредил хозяина об этой парочке, — многозначительно повел он глазами вслед уходящим служанкам. И, встретив непонимающий взгляд, пояснил: — Две недели назад они побывали у Тимоти Флетчера, и теперь у него в паху ползают зверьки.

Гермиона побледнела. Что за "зверьки" она не знала, но спрашивать почему-то не хотелось.

— Спасибо, — с чувством поблагодарила она славного паренька. — Спасибо. Я обязательно скажу ему, чтобы поостерегся этих... дам.

В глубине души волшебница надеялась, конечно, что Люциусу хватит ума и здравого смысла не ввязываться в амурные похождения и спать с женщинами, способными понести от него: возникновение семейной линии Малфоев явно заслуживало более уважительного к себе отношения, нежели легкомысленное поведение одного из его представителей. Но тут же неисправимая идеалистка вздохнула и подумала о том, что, если разобраться, она никогда по-настоящему не знала мужчин, чтобы быть уверенной с ними хоть в чем-то.

Паж тоже уже собирался уходить, как вдруг в голову Гермионы пришла светлая мысль.

— Любезный господин, — обратилась она к нему, — не подскажете ли, где здесь часовня?

— Если вы хотите помолиться за спасение их душ, боюсь это вряд ли им поможет, — грустно ответил тот и снова покачал головой. — Но попытаться все же стоит. Когда выйдете через вот эту дверь и пересечете двор, то увидите маленькое здание, выложенное из коричневого камня.

— Еще раз спасибо, — присев в неком подобии виденного по телевизору реверанса, Гермиона вежливо поклонилась и выбежала из гостиной.

Пока она, выбирая более чистую дорогу, шла по двору, с каждым шагом ее все больше и больше пробирало раздражение. Но более всего ее угнетало то, что она никак не могла понять, что именно ее так задело. Она решила, что всему виной ужасающая распущенность местных нравов, но тут же вынуждена была признать: положа руку на сердце, ей было абсолютно безразлично, какие демоны терзают эти заблудшие души.

Так и не придя ни к какому выводу, она настолько стремительно ворвалась в часовню, что до полусмерти напугала стоящего на коленях перед маленьким алтарем монаха. Тот подскочил, как ужаленный, однако, увидев, кто прервал его уединение, облегченно выдохнул и перекрестился.

Гермиона уже открыла рот, чтобы извиниться за свое внезапное вторжение, но тут заметила рядом со священником пустую винную бутылку, и слова застряли у нее в горле. Она медленно перевела взгляд на привязанную к его поясу деревянную чашу и поняла, что не ошиблась — вряд ли та приобрела бы изнутри настолько яркий пурпурный оттенок, если б в нее наливали одну только воду. Рот ее захлопнулся, и волшебница в недоумении воззрилась на брата Уэзерби.

Неужели монах был пьяницей?

Думать об этом было некогда. Убедившись, что кроме них в часовне никого больше нет, Гермиона привычно взмахнула рукой и наложила на помещение заглушающие чары. У священника челюсть отпала, когда он увидел, насколько мастерски она это проделала. А мнимая служанка тем временем подошла ближе и без обиняков заявила:

— Не пугайся. Я знаю, что ты волшебник. И ты должен помочь нам.

* * *

Что касается Люциуса, то его увел на прогулку барон. Они долго бродили по замку и наконец выбрались на крышу, откуда хозяин с гордостью показал гостю, насколько хорошо защищены его владения: то тут, то там виднелись сторожевые посты и укрепления. И в этой демонстрации силы Малфой, будучи и сам неплохим стратегом, прочел не то предупреждение, не то скрытую угрозу. Сеньор здешних мест оказался худощавым магглом среднего роста и бородкой с проседью на подвижном лице. Волосы его, прежде черные и густые, теперь стали настолько редкими, что местами переходили в обширные залысины. Простая одежда, состоящая из льняной рубашки и медной кольчуги, тоже шарма не добавляла. Как, впрочем и его потертый зеленый плащ, крепившийся на плече простой бронзовой фибулой**: он скорее походил на тряпку для уборки, чем на достойное одеяние. Но, несмотря на убогий вид, барон оказался весьма общительным собеседником.

— Посмотрите туда, — предложил он Малфою взглянуть вниз, указывая на группу одетых в темное мужчин, отрабатывающих на деревянных мечах приемы ближнего боя. — Видите? Это и есть наши храбрецы, способные противостоять любому противнику.

Изо всех сил стараясь выглядеть любезным, борющийся с тошнотой Люциус одобрительно покачал головой. Он никогда не любил высоты, а отсутствие волшебной палочки, которая могла бы исправить его самочувствие, у него не было. Но, так или иначе, ему поневоле приходилось вслушиваться в светскую болтовню хозяина замка, чтобы вовремя отвечать на его реплики.

— Мы устраиваем турнир на этой неделе, — пристально наблюдая за реакцией Малфоя, продолжал между тем барон. — И если до этого времени вы нас не покинете, надеюсь, почтите своим присутствием и присоединитесь к поединщикам.

Люциус оглянулся на говорившего. На миг ему показалось, что тот пошатнулся. А, может, это его головокружение сыграло с ним злую шутку?

— Почему нет? Но мне хотелось бы увидеть их вблизи, — коротко кивнул он и быстро захлопнул рот, опасаясь, что еще немного и его стошнит прямо на барона.

— Разумеется! — воодушевленно подхватил ничего не подозревающий владелец замка, довольный уже тем, что смог угодить одному из членов столь влиятельной семьи, как Пендрагон.

Он повернулся к гостю спиной и непринужденным шагом отправился в обратный путь. Борющийся с дурнотой Малфой судорожно вцепился в каменный выступ — голова закружилась сильнее прежнего, и ноги перестали слушаться. Доведенный до отчаяния, позеленевший лорд собирался уже, наплевав на гордость, попросить помощи у привычного к подобным вылазкам барона, как вдруг почувствовал себя таким же здоровым, как если б стоял посреди гостиной своего особняка. Столь резкая перемена его удивила. Он нахмурился и недоуменно взглянул вниз. Во дворе замка стояли два человека и не отрывали от него сочувственных глаз. Мисс Грейнджер и мужчина в коричневой рясе священника.

"Должно быть, это наш Толстый монах", — с любопытством подумал Малфой и, окончательно придя в себя, пошел вслед за бароном. То, что будущий призрак Хаффлпаффа склонился к уху Гермионы и прошептал ей несколько слов, он уже не увидел. Потому что в этот момент распекал себя на все лады: к немалой его досаде, маленькая гриффиндорка только что узнала его большой секрет.

Посадите его на метлу, и он будет безупречен. Дайте ему пройти по любому ковру, и он поразит вас своей утонченностью. Но поставьте его на чертову шаткую лестницу без перил, и он станет абсолютно бесполезен.

* * *

— Что это было? — спросила Гермиона, тревожно вглядываясь в спину уходящему Люциусу. — Его сглазили?

— Нет, — улыбаясь, прошептал брат Уэзерби. — Нет. Просто твоему другу не очень нравится высота.

У Гермионы отлегло от сердца и она хихикнула:

— Ты использовал чары устойчивости?

— Кое-что из моих собственных изобретений, — гордо отозвался монах.

— А где находится точка силы? — тихо поинтересовалась волшебница.

Вместо ответа святой отец провел рукой по деревянному распятию, висевшему у него на груди, и Гермиона увидела, что веревка, удерживающая его на шее, на самом деле проходила через центр креста, где соединяются между собой перекладины, а не из петли наверху, как оно должно быть.

Они неторопливо шли по двору, и из-под ног то и дело разбегались тощие голенастые цыплята. Слуги с подносами, уставленными разнообразной снедью, сновали между кухней и хозяйскими покоями. До обоняния Гермионы доносился то стойкий запах конюшни, то аппетитный аромат свежеподжаренного мяса. Рот ее наполнился слюной, и она вспомнила, что последний раз ела по-настоящему вчера вечером — утренний кусок грубого хлеба и стакан молока вряд ли могли сойти за полноценный завтрак. Словно угадав ее тайные мысли, монах выхватил с подноса у одного из слуг булочку, кусок мяса у другого и головку сыра у третьего, пока его деревянная миска (которая, казалось, с трудом могла вместить только одну куриную ножку) не заполнилась приятно пахнущей едой.

— Это ведь не обычная веревка? — спросила волшебница, когда через маленькую дверцу для прислуги они вошли под своды замка.

— Конечно, нет, — подтвердил тот. — Она свита из волос моей пра-пра-пра-пра-прабабушки.

Единственным видом живых существ, который мог совокупляться с людьми и иметь от них потомство, были вейлы. Гермиона посмотрела на брата Уэзерби более внимательно и в чертах приятного, открытого лица не уловила ничего даже отдаленно напоминающего этих загадочных созданий. Но, возможно, все дело заключалось в простом совпадении...

— А каким волшебным артефактом владеешь ты?

Сейчас они поднимались по ступенькам, и Гермиона с каждым шагом все больше задавалась вопросом, куда он ее ведет.

— У меня есть палочка, — подбирая повыше юбки, чтобы не наступить себе на подол, пропыхтела она. — Но я превратила ее в более удобную вещицу.

— Ну да, — понимающе подмигнул монах. — А я-то все думал, отчего это ты постоянно играешь со своим кольцом.

— И ты догадался?.. — обескураженно пробормотала девушка: сказать, что она поразилась, значит, не сказать ничего.

— Думаю, твой жест больше никто и не заметил, — махнул рукой монах. — Просто ты постоянно крутишь его большим пальцем. Обычно так поступают люди, не имеющие привычки носить на руках украшения.

— Я и не носила, — призналась Гермиона.

Брат Уэзерби остановился на тесной площадке, освещаемой одним чадящим факелом, и открыл массивную дубовую дверь.

Волшебница вошла внутрь и тихо ахнула от удивления: в отличие от прочих комнат, где грязная солома на полу уже успела набить ей оскомину, это помещение оказалось чистым и ухоженным. Опрятный вид жилью придавала светлая глина, которой был обмазан темный камень замковой кладки. На стене висело искусно вырезанное деревянное распятие, а неподалеку от окна расположилась большая рама с натянутым на нее холстом — чтобы обитающая здесь дама могла в часы досуга вышивать. К слову о вышивках: здесь их было превеликое множество и все они пестрыми кучами лежали в разных местах. Мотки разноцветных шелковых нитей, сложенные в плетеную корзинку, частью перепутались и напоминали собой распустившиеся ленты серпантина.

— Дочь барона, Эллисон, гостит сейчас в Лондоне, и она позволяет мне приходить сюда, когда уезжает вместе со своими дамами, — улыбнулся монах и придвинул к себе маленькую мягкую скамеечку для ног, расшитую диковинными птицами.

Стараясь не запутать еще больше, Гермиона осторожно убрала со столешницы рукоделие хозяйки комнаты, а затем подвинула стол таким образом, чтобы брату Уэзерби было удобно расположить на нем еду. А тот, выгрузив из своей безразмерной миски захваченные им трофеи, нисколько не смущаясь, вытянул из-под рясы еще одну бутылку вина и поставил ее среди всего этого изобилия.

Гермиона фыркнула: похоже, потайные карманы в Средневековье пользовались успехом.

Монах налил себе полную чашку вина, и передал бутылку Гермионе. Та взглянула на нее в просвет окна и от изумления у нее глаза округлились: внутри оставалось едва ли меньше половины.

— Так ты думаешь, что знаешь место, где мы могли бы тайно заниматься нашими опытами? — полюбопытствовала она, протягивая руку за куском хлеба.

— Угу, — сделав изрядный глоток, кивнул святой отец. — Правда, на ум мне приходит только одно место, но оно того стоит — часовня.

Гермионе показалось, что она ослышалась.

— Что? — неверяще пискнула волшебница. — Часовня? Да нас там кто угодно может застукать!

— Сразу видно, что ты прибыла издалека, — сокрушенно пожевал губами монах. — Я имею ввиду не ту комнатушку, что сейчас считается часовней, а настоящую. Ту, что стоит за пределами укреплений, и которой мы больше не пользуемся.

— Ничего не понимаю, — нахмурилась Гермиона.

— Хочешь верь, хочешь нет, но было время, когда лорды не ссорились, и нам не нужны были укрепления, — с горечью сказал брат Уэзерби.

— О, я поняла, — кивнула волшебница и осторожно откусила кусочек хлеба, стараясь не хрустнуть зубами о камешки, изредка попадающиеся в мякише. — Но, может, ради нашей безопасности, все-таки стоит ее зачаровать?

Монах пожал плечами. Задумался на мгновение и, после некоторых колебаний, кивнул:

— Было бы неплохо. Правда, я не знаю, как это сделать, но слышал, что такое возможно. Во всяком случае, у моей матери отменно получалось.

— Выходит, она была колдуньей? — с самым невинным видом осведомилась Гермиона, стараясь не спугнуть откровения ее собеседника. Но тот, видно, не расположен был дальше распространяться на эту тему, потому что, помолчав немного, сделал из чашки огромный глоток и тихо проговорил:

— Да упокоит господь ее душу.

Настаивать она не стала и, после короткой паузы, поинтересовалась:

— Но если ты этого не можешь, значит, знаешь кого-то, кто сможет?

Монах хитро взглянул в ее сторону и лукаво усмехнулся:

— Думаю, да.

* * *

Наконец-то Люциус остался один. Он быстро шел по пустой галерее в свою комнату, силясь вспомнить, за каким из поворотов ему следует свернуть направо, а за каким налево. Малфой только что отобедал с владельцем замка, и все бы ничего, но несносный говорун за последний час так успел надоесть ему, что, по жизни не склонный к пустой болтовне лорд откланялся при первой же представившейся возможности. Вообще-то, он не возражал против того, чтобы остаться здесь навсегда: жизнь в его времени доставляла ему одни только хлопоты и дарила мало радостей. Но если б ему пришлось провести с этим полоумным бароном хотя бы еще одно мгновение, то он не видел для себя другого выхода, кроме как пойти и повеситься. Да еще и Гермиона куда-то запропастилась... Странно, но он почему-то верил в то, что она, несмотря на все его сомнения, способна вытянуть их из этой передряги, в какую занес случай. А, кроме того, когда она была рядом, он сразу же чувствовал себя намного уверенней. Может, все дело в том, что у нее была волшебная палочка, в то время как бренные останки его собственной остались лежать в чаще леса? Вот тут он затруднялся дать однозначный ответ. Одно только он знал твердо: ему необходимо как можно скорее отыскать мисс Грейнджер, потому, что...

— Могу я вам чем-нибудь помочь, милорд? — прервав его размышления, промурлыкал чей-то голос.

Люциус оглянулся. И остановился, чуть не налетев на стену. Да и было от чего — в дверном проеме, словно в раме картины, стояла рыжеволосая девушка, одетая в скромное платье служанки. Точнее, скорее раздетая, ибо шнуровка, стягивающая лиф, была распущена настолько, что молочно-белая грудь ее обладательницы практически вывалилась наружу.

"Бог мой!" — совершенно по-маггловски пронеслось в голове Малфоя в то время, как глаза его блуждали взглядом по юному стройному телу. Но тут его подстерегала еще одна неожиданность:

— А если не сможет она, то, возможно, у меня получится лучше?

Из-за спины рыжей красотки вышла светловолосая девушка с большими голубыми глазами на свежем миловидном лице. Новая гостья, не отводя томного взгляда от Люциуса, нежно погладила дверной косяк. Малфой сглотнул и уставился на вырез ее платья — одна из ее аппетитных грудей была полностью обнажена, и розовый точащий сосок так и манил прикоснуться к нему. Лорд сглотнул еще раз: в конце концов, ведь он был мужчиной в расцвете сил, и плотские радости ему были не чужды.

— Или, если на то будет ваша воля, мы обе попытаемся вам угодить, — легко провела рукой по его плечу первая. И та и другая смотрели на него голодными глазами кошек, караулящих горшочек со сметаной.

Люциуса бросило в жар. Он облизнул губы и шагнул к ним:

— Я думаю...

— ... что его светлость не очень-то обрадуется, когда вы обе превратите его промежность в зверинец!

Если Малфой и испытывал легкое возбуждение, то на этих, сказанных гневным тоном, словах оно тут же улетучилось без следа. Он оглянулся и увидел, что Гермиона стоит в небольшом, почти скрытом, дверном проеме, скрестив руки на груди и нахмурившись. В то время как монах с любопытством наблюдает из-за ее плеча, чем закончится эта пикантная сцена. Испытывая с одной стороны громадное облегчение от того, что щекотливая ситуация разрешилась без его участия, Люциус на мгновение представил себе все произошедшее глазами постороннего... И чуть не умер от стыда, что его застали в подобной обстановке. Тогда он прибегнул к старому как мир способу скрыть смущение. Иными словами, вместо того, чтобы оправдываться, он стал нападать.

— Вы, что, с ума сошли? — гневно воскликнул он, натягивая платье блондинки туда, где ему и надлежало находиться. — Неужели вы могли подумать, что я... К вашему сведению, я как раз собирался сказать этим юным леди, что такое поведение неприемлемо, а потом тотчас же отправиться за советом к святому отцу. Да как вы смели подумать такое! Ненормальные! Как хорошо, что вы пришли!

Малфой нервно откинул назад упавшую на лицо прядь волос и, с видом оскорбленного достоинства, тоже скрестил на груди руки.

— Действительно, — не удержалась от иронии Гермиона.

— Конечно, именно этого он и хотел, — эхом отозвался брат Уэзерби, легонько подтолкнув Гермиону, чтобы войти. — Разве могли мы ожидать чего-то иного от человека его происхождения и положения в обществе?

— А еще он мог бы ожидать, что его служанка, а, вернее, шлюха, попридержит язык и не станет вмешиваться в дела своего господина, — злобно сверкнула глазами блондинка. Потом повернулась к подруге и выпалила:

— Я же говорила, что он бастард, а ты — "не может быть, не может быть..." И это еще в лучшем случае!

Она кое-как застегнула платье и, стрелой вылетев из зала, бросилась бежать по коридору. Ее подружка, поправляя на ходу одежду, тоже последовала за ней.

— Что теперь будет? — глядя им вслед, спросил Люциус. — Не хватало нам неприятностей еще и с этой стороны.

— Вовсе нет, — успокоил его монах. — Эти девицы вот уже несколько лет сами по себе одна большая неприятность, поэтому к их словам мало кто прислушивается. Вот дурочки, и о чем они только думали? Ведь большинство Пендрагонов по происхождению действительно бастарды.

— Они думали о светловолосых детишках, в чьих жилах текла бы благородная кровь. — отрезала Гермиона. — А им, их матерям, оставалось бы только лежать на спине и стонать в нужный момент. Вот и все. Но мы зря теряем время. Нам нужно подготовить лабораторию. Идемте.

Когда она развернулась и зашагала по коридору, Малфой нахмурился: мисс Грейнджер до жути напомнила ему сейчас Нарциссу, когда выбранила незадачливых искательниц приключений. Точно так же юная мисс Блэк обошлась с магглорожденной, которая пыталась привлечь к себе его внимание на пятом курсе обучения в Хогвартсе. И эта схожесть почему-то удивила его.

Монах усмехнулся и фамильярно похлопал Люциуса по спине:

— А она с характером, правда?

— Угу, — насупившись, буркнул Малфой и поплелся следом за ними.