Где наша не пропадала (джен)

Вот, скажите мне, зачем скромному и приятному на вид главе ордена БДСМ-комната? И что в ней делала его жена? Ох и мутный этот тип в шапочке. Наверняка его жена не самоубилась, а если и самоубилась, то от того, что с ней творил этот Дзинь Яо. Думаю, что поговорка о чертях в тихом омуте как нельзя лучше описывает подобных людей. Так что, уж лучше пусть мой младший племянник Ванечка куролесит со своим шебутным Васенькой, чем старший — водится с таким, как этот потайной Яо. Характерный человек виден насквозь, он камень за пазухой держать не станет и сразу запустит его в противника, а тихий да скромный обманет в час сотню раз. Поэтому отправил я своего Января от греха подальше домой, а сам остался побеседовать со старейшинами из других кланов. А то ведь тут у них радио и телевидение ещё не изобрели, и даже до газет пока не додумались, а вместо мобильной связи семафорят друг дружке со сторожевых башен. Поэтому беседы со старослужащими — единственный источник оперативной информации, без которой невозможно тактическое планирование.

Новости, которые мне сообщали, были столь абсурдными, что поначалу я в них не поверил. Ну, что за чертовщина: лютые мертвецы, которых якобы поднял старейшина Илина, и похищенные им и утащенные на гору Луаньцзан дети?! Думал, старейшины на старости лет в маразм впали, если всерьёз собираются идти всем миром со старейшиной Илина и его лютыми мертвецами воевать. Однако на обратном пути в Гусу наш отряд наткнулся на настоящих ходячих мертвецов, которые оказались злыми, как обманутая жена.

Наши, естественно, мечи наголо, и давай крошить этих мертвяков и визитками своими с красными вензелями в них кидать. Я припомнил, как в молодости дрались стенка на стенку, и тоже мелко нашинковал нескольких не в меру резвых трупаков, которые тянули ко мне свои грабли, а потом запустил в нечистую силу всё, что было в необъятных рукавах моего парадного платья. После чего для верности сложил пальцы в щепоть и сотворил крестное знамение. Нечисти это явно пришлось не по душе, и она стала лопаться, как мыльные пузыри.

Выглядело всё это так, что Вий показался бы детской сказочкой на ночь. Остальные адепты принялись повторять мой жест и вскоре мы все оказались перепачканы с ног до головы грязью и бурой зловонной жижей. Насколько было бы проще, если бы мы были одеты в камуфляж… А теперь всё это бывшее ранее белым и голубым шитьё хоть на помойку выбрасывай. Хоть бы форменную ленточку удалось отстирать, а то ведь за её утрату тут карают строже, чем у нас при советской власти — за потерю партбилета.

Прибыв в Облачные Глубины, я даже не успел толком отмыться (кстати, нужно будет водопровод сюда провести и душ организовать, а то не сподручно в этих бочках мыться), как ко мне прибежали с новостями, что весь наш молодняк вместе с учениками из дружественных орденов снова пропал. Поневоле задумаешься о том, что и вторая часть слухов могла оказаться верна. Или же у этих юнцов в заднице шило размером с мой меч. Эх, нигде мне нет покоя. Видно, придётся оставить старшего племянника на хозяйстве и возглавить поход на гору Луанцзан, чтобы рвущиеся туда энтузиасты не перебили друг друга по дороге, а как доберутся — Ванечку с Васенькой. Последних я сам отловлю и в качестве наказания заставлю заниматься сооружением водонагревателя и проведением водопровода в мой домик.

Закончив с мытьём, я выбрался из бочки и облачился в походную белую хламиду с относительно удобными рукавами, после чего призвал к себе племянника, дабы дать ему вводные указания на время моего отсутствия:

— усилить охрану периметра и выставить часовых;

— увольнительные отменить и пропуска у всех отобрать;

— без крайней необходимости никого не впускать и не выпускать;

— а если впускать или выпускать, то лишь с отметкой в специальном журнале с указанием времени и причины входа-выхода и выдачей разового пропуска за подписью главы ордена;

— предоставить в моё распоряжение десяток наиболее толковых бойцов в полном обмундировании и вооружении.

Племяш расщедрился и выделил мне аж два десятка адептов. Обещал за всем тут проследить, но мне всё равно было отчего-то неспокойно на душе. Поэтому я перед отбытием лично проверил караулы и прочность охранного барьера. Результат оказался удовлетворительным.

Кто ж знал, что как только я отправлюсь в поход, так сам Январь нарушит запрет и покинет свой орден по первому же зову Дзинь Яо…

Но я не знал, поэтому продолжал приближаться к проклятой в прямом и переносном смысле горе. Чем дальше, тем труднее было продвигаться вперёд, поскольку нас там повсюду подстерегали свирепые, как замполит с похмелья, зомбаки. Поэтому пришлось объединиться с другими отрядами и в течение большей части пути на гору слушать треньканье на гуслях каких-то приблуд.

В конце концов, я не выдержал и, дабы заглушить эту тягомотину, затянул одну из своих любимых походных песен, велев всем нашим подпевать:

Часы пробили, по распорядку на обед

Идём мы строем, а впереди веселый дед,

Ремень отвесил, поставил рюмку пред собой

Ты отслужил, ты отслужил и бог с тобой.

И гоп-стоп, зелень, а ну-ка ложки не хватай,

На раз-два сели и дайте деду первым взять.

Учись малыш, чтоб масло первым получать,

Тебе ещё, ещё до осени шуршать.[1]