Крылья радуги (джен)

На следующее утро, едва за окнами забрезжил рассвет, Гарри вскочил с постели, скоренько оделся и выскользнул из спальни. Ему не терпелось поскорее увидеть настоящих пегасов.

Парадные двери замка были, к счастью, уже открыты, и подросток без труда вышел на улицу. Прохлада и сырость заставили его зябко поежиться, по земле стелился белесый туман. Глаза Гарри зашарили по территории, ища лошадей. Сейчас знакомый пейзаж был разбавлен двумя новыми предметами: парусный корабль у причала и синяя карета шармбатонцев за домиком лесничего, длинная и широкая, как фура сухогруза, только с окошечками и на высоких ажурных колесах. Крылатые кони нашлись в загоне на опушке леса, там, где Хагрид в прошлом году показывал им гиппогрифов.

Подойдя к каменной изгороди, Гарри забрался на её широкий верх, сел верхом и устремил влюбленный взгляд на крылатых красавцев: золотистая (соловая) масть, белые гривы, рост со среднего индийского слона. Сейчас кони выглядели не так грозно, как вчера в упряжке, их глаза, красные и выкаченные от ярости, теперь были обычными, лиловыми и спокойными, с присущим лошадям даосским выражением. Сложенные на спине крылья чуточку скрадывали их конские стати, из-за них они казались чрезмерно полными. Гарри кони видели, косились на него любопытным оком, но ближе не подходили — не считали это нужным. А сам Гарри не рискнул подойти к незнакомым животным. Так и просидел на заборе до полного рассвета, любуясь невероятными созданиями, влюбляясь в их белые морды. Несколько раз мимо него прошел конюх с лопатой и тачкой — он убирал за конями навоз — и с Гарри они обменялись вежливыми кивками приветствия, поговорить им помешал языковой барьер.

К себе Гарри не стал возвращаться, а прошел сразу в зал, где все уже собрались на завтрак, Рон при этом тут же прожег его подозрительным взглядом… Не замечая этого, Гарри принялся за овсянку, краем уха слушая утренние новости о том, кто бросил свое имя в Кубок, а кто ещё нет, о том, как Фред с Джорджем выпили зелье старения и обросли бородами, а мадам Помфри привела их в порядок. Неуверенно посмеялся, не зная, жалеть ли, что пропустил такое зрелище — бородатые близнецы, но тут же решил, что нет. Крылатые лошади были во сто крат зрелищнее.

Доев кашу, Гарри взялся было за пирог с почками, но тут на лавку рядом с ним вспрыгнула Заплатка и потребовала внимания и кусочек пирога. Кошка была настолько яркой, что привлекла внимание всего зала: на неё смотрели, показывали пальцем и перешептывались. Увидел её и Виктор, громко засмеялся и воскликнул:

— Какая ириска!

Гарри с интересом глянул на него, и тот пояснил:

— У нас просто таких кошек трехцветных (бело-черно-рыжих) почему-то ирисками называют. Причем такими бывают только кошки, котов такой расцветки я не видел.

Говорил Крам с жутким акцентом, но Гарри понял и пожалел:

— Жаль, я не знал об этом раньше, а то бы так и назвал — Ириской.

За профессорским столом, глядя на это, поморщился Дамблдор, покачал головой и с досадой произнес:

— Откуда у мальчика кошка? И зачем? Разве ему совы недостаточно?

Северус тоже глянул в зал, на приметную кошку на столе, которую Поттер чем-то угощал с рук. И напрягся, услышав дальнейшее недовольное бурчание директора:

— Непорядок, в мои планы не входило, чтобы мальчик держал кошек… — и к МакГонагалл, строго и внушительно: — Минерва, проследите за тем, чтобы Гарри Поттер избавился от кошки!

— А зачем, Альбус? Вроде нет запрета насчет содержания кошек студентами… — не поняла та.

— Ну как же, Минерва, мальчик учиться должен, а кошка время занимает, ухода требует, — принялся увещевать директор. Минерва поджала губы, не согласная с его доводами: у некоторых других студентов есть кошки, и они прекрасно со всем успевают, и с учебой, и с заботой о своих питомцах. Так же полагал и Северус, и он подозрительно покосился на Дамблдора — что-то он мутит, ну с чего бы у Поттера кошку ликвидировать?.. Чем она помешать-то может? И какие-такие у него планы, в которые кошка вот никак не входит? А директор тем временем рукой махнул на несознательность Минервы, пробурчав себе под нос:

— А, ладно, всё равно уж…

Ну всё равно так всё равно, а то заладил… и Северус успокоился, поняв, что Альбус отстал от Поттера и его кошки. Кстати, знакомая окраска, как у того котенка, что сидел в детской кроватке с плачущим ребёнком, когда он нашел мертвую Лили… Не та ли кошка? Интересно, как она с Поттером оказалась?

Один только Хагрид не задавался этим вопросом, он попивал пиво из ведерка, умиленно смотрел на кису на столе и вспоминал, как тот черепаховый кроха вцепился коготками в одеялко и повис на нем, когда он Гарри из развалин забирал. Ну разве можно было разлучать таких славных детёнышей?! Так и привез он их тогда на Тисовую, закутанных в одно одеяльце — маленького Гарричку и трехцветную малышку…

Субботний день, видимо, решил поиздеваться над детьми, потому что как-то обрел власть над временем — растягивая и жуя его, как резиновую жвачку, неспешно смакуя, пока не распробовался и не исчез последний намек на клубничный аромат и вкус, пока не прочистился от остатков пищи каждый зуб: и передние резцы, и коренные, и моляры… Но и на этом суббота не остановилась, продолжая жевать и растягивать резинку различными жгутиками, выдувая пузыри всех размеров и толщины. Поверьте, это очень важное занятие: пока не ужуешь жевку как следует, ни на что другое отвлекаться не смей. Как говорится — и весь мир подождет!

Но как бы ни растягивала суббота время-жвачку, она всё же ужевалась, стала невкусной и непригодной, а часы дотикали, довели время до вечера, до долгожданного ужина и решения Кубка. Весь день Гарри знакомился с иностранцами, кружил вокруг загона, рассматривал коней, а с разрешения конюха-грума даже погладил их чудесные белые морды! И даже — держите меня — потрогал крылья настоящего, всамделишного пегаса!!! Вот ей-богу, пегас для Гарри оказался куда круче вшивого гиппогрифа, потому что он воплощал в себе истинно всё конское: красоту и грацию лошади, её благородство, скорость и свободу, волю и ветер, так же, как и крылья олицетворяли собой полет и небо…

А хагридов гиппогриф хоть и крылат, но уродлив: низкорослое конское тело спереди перетекало в хищную орлиную голову со стальным клювом, передние ноги заканчивались когтистыми лапами, с жуткой методичностью располосовавшими руку Малфою, оставив на ней рану глубиной с траншею, а ещё у гиппогрифа были выпученные оранжевые глаза, с холодной яростью глядящие прямо в душу и ни на йоту не располагающие к себе. Такого зверька не особенно хочется потискать, скорей наоборот, прогнать и забыть. Так Хагрид его ещё и прокатиться на гиппогрифе заставил! Тот полет на скользкой спине не доставил Гарри удовольствия: сплошные перья, холодные и покрытые жировой пленкой, а сам зверь почему-то пах больным голубем, удушливо и неприятно…

Так, ладно, хватит лирики. Настал вечер: студенты, профессора и гости снова собрались в Большом зале за празднично накрытыми столами, опять полакомились заморскими кушаньями с золотых блюд, для болгар и французов английская еда тоже была в диковинку. Все ели и поглядывали в сторону Кубка на табурете, его синее пламя загадочно и беззвучно плясало, играя тенями на стенах и лицах.

Наконец золотые тарелки засияли первозданной чи­стотой. Зал зашумел, загудел было, но тут же смолк — Дамблдор поднялся с места. Сидящие по обе стороны от него профессор Каркаров и мадам Максим замерли в напряженном ожидании. Людо Бэгмен, как всегда, сиял, подмигивая то тому, то другому в зале. У Крауча, напротив, вид был безучастный, почти скучающий.

— Кубок огня вот-вот примет решение, — начал Дамблдор. — Думаю, ему требуется еще минута. Когда имена чемпионов станут известны, попрошу их подойти к столу и проследовать в комнату, примыкающую к залу. — Он указал на дверь позади профессорского стола. — Там они получат инструкции к первому туру состязаний.

Он вынул волшебную палочку и широко ей взмахнул; тотчас все свечи в зале, кроме тех, что горели в тыквах, погасли. Зал погрузился в полутьму. Кубок огня засиял ярче, искрящиеся синеватые языки пламени ослепительно били по глазам. Но взгляды всех всё равно прикованы к Кубку, кое-кто поглядывает на часы… Кто-то выдохнул срывающимся голосом:

— Осталась одна секунда…

Не успел он договорить, как пламя всколыхнулось и заалело, выплевывая с коротким пфуканьем обгорелый клочок пергамента. Стоящий рядом с Кубком Дамблдор поймал его, сдул искры и зачитал:

— Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам.

Поднялся страшный гвалт и ор, громче всех вопил Рон, от восторга чуть не выпрыгивая из кожи:

— Так и должно быть!

Каркаров ликующе погрозил кулаком кому-то в потолок. Виктор Крам поднялся с места и, ссутулив плечи, враз­валку двинулся к Дамблдору, повернул направо и, мино­вав профессорский стол, исчез в соседней комнате. Взгляды всех вновь сошлись на Кубке. Тот, дождавшись к себе внимания, исправно покраснел, поднатужился и выплюнул второй листок, похожий на призовую розетку с ленточкой и бантиком. Дамблдор поймал его, понюхал, уловив тонкий запах французских духов, сморщил крючковатый нос и оглушительно чихнул. Зал и Кубок терпеливо подождали, пока он прочихается, продышится, высморкается в платок и зачитает имя второго чемпиона… голос директора был сиплым от заложенного носа:

— Чемпион Шармбатона — Флер Делакур.

Крики на сей раз были сдержаннее — знаменитостей среди французов не было, да и девочки отчего-то не обрадовались — они дружно разрыдались, провожая счастливицу. Стройная блондиночка походкой лани устремилась в ту комнату, дежурно улыбаясь и рассылая воздушные поцелуи.

В третий раз взоры устремились на Кубок огня, тот послушно подобрался, напрягся и, пфукнув, выплюнул последний клочок, который Дамблдор поймал с нервной поспешностью, вчитался, просиял и громко объявил ликующим голосом:

— Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори.

Боже… что тут началось. Как стены выдержали волну единодушного рева из более чем трехсот глоток, до сих пор непонятно. Рон, правда, орал совсем другое, с протестом:

— Ну почему он?

Но его, к счастью, никто не услышал за общим гомоном. Дамблдор стоял и ждал; вот, наконец, зал угомонился, и он, довольно улыбаясь, начал вступительную речь:

— Превосходно! Мы теперь знаем имена чемпионов. Я уверен, что могу положиться на всех вас, включая уче­ников Шармбатона и Дурмстранга. Ваш долг — оказать всемерную поддержку друзьям, которым выпало защи­щать честь ваших школ. Поддерживая своих чемпионов, вы внесете поистине неоценимый вклад…

Дамблдор внезапно остановился, и все сразу поняли, почему. Кубок огня вдруг затрясся, смущенно и как-то виновато покраснел. Посыпались искры. В воздух взметнулось пламя и выбросило еще один пергамент. Незапланированный и никем не ожидаемый. Дамблдор, не раздумывая, протянул руку и схватил его. Поднес к огню и воззрился на имя. Повисла длинная пауза. Дамблдор смотрел на пергамент, весь зал смотрел на него. Наконец он кашлянул и прочитал:

— Гарри Поттер.

Тишина и так-то стояла мертвая, а тут и вовсе космической стала, похлеще вакуумной, как волосы растут — и то слышно. Уши Гарри не ватой заложило и даже не воском залило, ему уши вообще отрезало, вместе с барабанными перепонками, молоточками, наковальничками и всем ушным содержимым, включая серу. И совершенно естественно Гарри уехал под стол, желая спрятаться от эдакого сюрприза. Дамблдор огляделся, безумно бегая глазами по залу в поисках понятно кого, нервно рявкнул:

— Гарри Поттер!!!

Ага, шас, разбегусь только… Гарри уже не под столом, он под лавку пытается забиться. Гермиона, предательница, его оттуда выковыряла и отпинала к директору. Волоча чугунные ноги, Гарри подтащился к профессорам. Дамблдор молча показал ему пальцем на дверь, за которой ранее скрылись первые три чемпиона. Делать нечего, пришлось пройти туда.

Виктор Крам, Седрик Диггори и Флер Делакур стояли у камина. На фоне яркого пламени их темные силуэты выглядели до странности внушительно. Крам, ссутулившись и о чем-то сосредоточенно думая, притулился к каминной полке. Седрик заложил руки за спину и глядел на огонь. Флер Делакур, откинув назад волну белокурых волос, повернулась к Гарри.

— В чем дело? — спросила она. — Надо вернуться в зал?

Она, видно, подумала, что Гарри за ними послали судьи. Как же им объяснить, что случилось? Он молча стоял и смотрел на трех чемпионов. Какие они все высокие, совсем взрослые! Смотрел и чуть не плакал — ну что за подлянка, четвертый курс вот такой дикий сюрприз ему устроил, как раз тогда, когда он расслабился и приготовился спокойно поучиться.

Дверь позади него отворилась. Вошли профес­сор Дамблдор, мистер Крауч, профессор Каркаров, ма­дам Максим, профессор МакГонагалл и профессор Снейп, в открытую дверь на какую-то секунду из зала ворвался гул возбужденных голосов. Дамблдор проницательно взглянул на Гарри, тот не отвел взгляда, пытаясь уловить выражение его глаз сквозь половинки очков.

— Это ты, Гарри, бросил в Кубок свое имя?

Ах ты ж гад… огромный ком обиды буквально задушил Гарри, напрочь закупоривая ему глотку, но всё же он нашел в себе силы ответить и не разреветься:

— Нет, сэр. Я не подходил к нему.

МакГонагалл закивала, сказала, заламывая руки:

— Да, Альбус, Гарри не пересекал Запретную линию, ручаюсь, я в этом уверена!

Дамблдор, однако, задал ещё один вопрос:

— Может быть, ты просил кого-то из старших бросить в Кубок твое имя?

— Нет, сэр, не просил, — звенящим голосом ответил Гарри, а Минерва автоматом за ним:

— И не просил никого из старших!

Что-то заставило Гарри посмотреть на профессора зельеварения, увидев его непроницаемое лицо, он неожиданно для самого себя взмолился:

— Ну правда же, сэр, я не бросал свое имя в Кубок…

Снейп медленно кивнул, и Гарри с головой затопила волна облегчения — хоть один профессор ему верит. Отвернувшись и смотря в угол, Гарри уже как-то равнодушно слушал, как над его головой спорят и ругаются учредители и директора, решая, разрешить ему или не разрешить участвовать в турнире. Кто-то додумался до Блэка и посоветовал написать ему, как опекуну мальчика, чтобы тот на правах крестного запретил Поттеру участие в соревнованиях, но ему возразили, сказав, что Блэк — преступник в бегах и юридически не имеет права голоса. Ну и добрый дедушка Дамблдор вставил свое веское слово:

— Как бы то ни было, но контракт между мальчиком и Кубком огня заключен. И этот магический договор нарушать нельзя.

Гарри горько покосился на него — мерзкий, лживый старик, знаю я, опять ты пытаешься меня во что-то втравить, как на всех прошлых курсах, начиная с первого… Тут вмешался Грюм, донеся до всех главную мысль — кто-то пытается убить Поттера, для чего и подбросил в Кубок его имя. Снова начался спор, все принялись судить и рядить, что, да как, да почему. Но эти споры-дебаты ни к чему не привели, всё предрешено с самого начала, а именно: Гарри Поттер — четвертый чемпион.

После чего мистер Крауч провел инструктаж:

— Первый тур проверит вашу смекалку. Мы не посвящаем вас в то, какое испытание вам предстоит. Для волшебника крайне важ­но действовать смело и находчиво в неожиданных об­стоятельствах. Первый тур состоится двадцать четверто­го ноября в присутствии зрителей и судейской бригады. Участникам Турнира воспрещается принимать от учите­лей хоть какую-то помощь. Единственное оружие чем­пиона — волшебная палочка. По окончании первого тура вы получите инструкцию для второго. Учитывая затра­ты сил и времени для подготовки к Турниру, чемпионы освобождаются от годовых экзаменов.

Договорив, он замолчал. Дамблдор кивнул и предложил расходиться. Что ж, на этом всё закончилось в этот странный вечер, все переглянулись, вздохнули и разошлись. Ушли директора и учредители, с ними Флер и Виктор. Последним вышел Снейп, бросив на Гарри подбадривающий взгляд. Сзади подошел Седрик и положил руку на плечо Гарри, наклонившись к уху, негромко сказал:

— Пошли к нашим… ты, главное, держись.

Гарри заглянул в серые сочувствующие глаза Седрика и благодарно улыбнулся, не в силах говорить — в горле застрял тугой ком. Маленькую комнатку с камином они покинули вместе. Зал уже опустел, и они разделились, отправившись каждый к своему факультету. Гарри понуро брел по пустым коридорам, спускался-поднимался по мраморным лестницам, а в его голове хаотично метались мысли.

Неужели никто, кроме Гермионы и Рона, не поверит ему? Неужели все считают, что он сам опустил в Кубок пергамент? Как это можно! Соперники на три года старше, они уже почти совсем маги. Турниры очень опасны и проводятся перед сотнями зрителей. Он даже не думал об этом, зачем? Он всего лишь хотел спокойно поучиться, походить на соревнования, поболеть, как зритель, за своего чемпиона и все­рьез никогда не представлял себя участником… Зато кто-то другой даже очень представлял. Вот и по­старался. Зачем? Чтобы доставить ему удовольствие? Какое же тут удовольствие… Потешиться, выставить его дураком? Возможно… Но чтобы убить? Очередная навязчивая идея Грюма? Или чья-то злая шутка? А вдруг и вправду кто-то хочет его убить? Кто же это? Долго думать не надо. Есть человек, который этого хочет. Давно хочет, с тех пор, как ему минул год. Лорд Волан-де-Морт… Но как он мог бросить его имя в Кубок огня? Он ведь сейчас далеко, прячется в неведомых краях, один, слабый, немощный…

В гостиной на Гарри набросились с ликованиями и вопросами, еле отбившись от восторженных поклонников, с горящими, зацелованными Алисией, щеками Гарри влетел в спальню и наткнулся на стену презрения рыжего Рона.

— Подбросил свое имя, да? — злобно выплюнул он. — Прокрался к Кубку под мантией-невидимкой, да? А меня, значит, не надо?..

— Ты чего, Рон? — Гарри вжался в дверь.

— Я тебя видел! Ушел ещё затемно, втихую, как распоследний тать! — продолжал злобствовать Рон, брызгая слюной. — Всё-то тебе славы мало, нет, чтоб меня с собой позвать!..

— Куда?! — взвился Гарри. — Я к лошадям ходил! Рон, ты идиот?

Вместо ответа Рон прожег его ненавидящим взглядом и задернул полог своей кровати, отгораживаясь от Гарри. Долго потом стоял Гарри, тупо моргая на занавеску, за которой спрятался бывший друг, уличивший Гарри в высокомерии, в предательстве и выставивший его мелочным охотником до дешевой славы…