Пламенный венец (гет)

Когда Джейме впервые прибыл в Лис, от царящей кругом пышности у него кружилась голова, а от яркого многоцветия рябило в глазах. Разноцветные одежды из легкого шелка, королевского бархата, блестящей парчи, сверкающие на ласковом южном солнце украшения, грациозные кони с ухоженной лоснящейся шкурой и густой гривой, богатые повозки с золоченым резным орнаментом — всего этого в таких количествах Джейме не видел никогда в своей жизни. Даже прожив большую ее часть в Утесе Кастерли, он не встречал такой ослепляющей роскоши. Со временем он привык ко всему этому буйству красок, но ему все еще часто попадались такие вещи, которые даже теперь были способны удивить его.

— Лис похож на ларчик с секретами, — говаривал о своем родном городе капитан разведчиков Золотых Мечей Лисоно Маар, — никогда не знаешь, что откроется следующим.

Лисоно сам мог удивить кого угодно. Многие, видевшие его впервые, принимали капитана разведчиков за женщину. Обладая, как и другие лисенийцы и жители Старого Волантиса, бело-золотыми волосами и лиловыми глазами валирийцев, он красил ногти в цвет своих глаз, а в ушах у него звенели крупные тяжелые серьги с жемчугом и аметистами. Только познакомившись с ним, Джейме слегка посмеивался над Лисоно, полагая, что ему скорее бы нашлось место в доме подушек, нежели в наемном отряде, но это было до того, как он увидел капитана в деле, а свое дело Лисоно Маар знал хорошо.

Иногда, глядя на Лисоно, Джейме вспоминал Вариса с его длинными шелковыми одеждами и бесконечным запахом розовой воды, и не мог удержаться от сравнений. Когда Лисоно Маар не носил броню, он так же облачался в шелка, а аромат розы он не любил, предпочитая его еще более приторному запаху лилий. Ласвелл Пик во все горло вопил, что задохнется, если Лисоно появлялся рядом с ним надушенным. Остальные суховато улыбались, но пытались держаться от капитана разведчиков подальше. «Интересно, могли бы эти двое работать вместе?» — размышлял Джейме, качая головой и вспоминая, что Паук, кажется, тоже был родом из Лиса.

Когда Джейме только присоединился к отряду Золотых Мечей, у них был заключен контракт с Тирошем, но Ланнистеру предстояло провести в этом городе не многим больше года. После Тироша они отправились в Мир, но и этот контракт истек и не был продлен, потому что богатый Лис давал сумму значительнее и предлагал больше разнообразных развлечений. Джейме плохо запомнил свой первый год, проведенный за Узким Морем: он скучал по дому, по немногим оставленным в Вестеросе друзьям, по брату Тириону и даже по вестеросской погоде.

Золотые Мечи удивили его. Он ожидал, что на месте их капитанов окажутся благородные рыцари в изгнании, но вряд ли кто-то так сильно отличался от бывших братьев Джейме по Королевской Гвардии и в то же время был так сильно похож на них. Майлс Тойн — генерал-капитан — был известен как Черное Сердце и слыл человеком жестоким, однако свидетелем его жестокости Джейме так ни разу и не стал. Майлс был скор на улыбку, а его шутки, бывало, напоминали черный юмор сира Освелла Уэнта. Вскоре Джейме заметил, что командиры нередко посмеиваются над его оттопыренными ушами и огромным носом, кончик которого свешивался едва ли не ниже верхней губы.

Казначей Гарри Стрикленд и капитан Франклин Флауэрс красотой не блистали. Франклин казался пузатым и неуклюжим, а к его испещренному шрамами лицу Джейме долго не мог привыкнуть.

— Что, малец? — фыркал Флауэрс, видя, как юный Ланнистер отводит в сторону глаза. — Не видал такого, а? Прослужишь с мое, сам таким будешь! — он громко заржал и принялся чесать свое единственное правое ухо, которое выглядело так, как будто его жевала собака. «Видно, оно пришлось ей не по вкусу, вот она его и выплюнула», — говаривал по этому поводу Майлс Тойн.

У Стрикленда вид был менее устрашающий: его черты с годами, наоборот, становились более мягкими. Джейме помнил его еще достаточно крепким, но Бездомный Гарри с каждым годом расплывался все сильнее. Для сражений он был негоден, но деньги считал хорошо, поэтому Майлс Тойн и держал его на этой должности.

Благодаря своему происхождению и опыту Джейме был принят в отряд сразу сержантом, а теперь успел дорасти до лейтенанта и служил под началом Марка Мандрейка — вестероссца и бывшего раба. Его рябое от оспин лицо украшало рабское клеймо, а на поясе он имел обыкновение носить цепь из золотых черепов. Марк обладал низким хриплым голосом, но говорил редко и всегда по делу. Если на военных советах возникали споры, то стоило Мандрейку подняться, как спорщики тут же замолкали. Джейме немного побаивался своего капитана, однако и не думал ослушиваться его. Марк отдавал приказы короткими, гавкающими предложениями и никогда не допускал возражений.

Джейме потер глаза, отложил перо, закупорил чернильницу и присыпал чернила песком, чтобы быстрее сохли. Письмо в Королевскую Гавань было почти готово, оставалось добавить лишь несколько абзацев, но Джейме пока не был окончательно уверен в успехе одного дела, которое должно было завершиться сегодня, поэтому не спешил радовать короля. За годы, проведенные в Вольных Городах, Ланнистеру удалось найти мало чего ценного, но теперь ему, кажется, посчастливилось поймать удачу за хвост.

— Мне нужны знания, — говорил ему Рейегар в вечер перед отплытием Джейме из столицы, — книги, манускрипты, свитки. Все, что получиться найти.

Однако в основном Джейме снабжал короля сведениями о политике городов Эссоса, различными слухами, а также разнообразными диковинками, необычным оружием, мазями и порошками, и, кроме всего этого, мастеровыми рабами, которые могли бы обучать вестероссцев известным в Эссосе ремеслам. Рабов Джейме выкупал на деньги, посланные ему короной, а по прибытии к королевскому двору все они получали свободу. Это завоевывало Рейегару Таргариену их преданность и готовность делиться любыми секретами, вытянуть которые из свободных людей было бы не так просто. Свободные хранили верность своему городу, своей семье, своему учителю или своей гильдии, рабы же были рады возвратить долг тому, кто снял с них цепи, свершив то, о чем они могли когда-то только мечтать.

В Мире — всем известном средоточии ремесел и искусств — Джейме преуспел особо. В Вестерос отплыли ткачи, кружевницы, резчики по дереву, стеклодувы, один из которых заявлял, что умеет изготавливать знаменитый «мирийский глаз» — незаменимое орудие моряков. Ланнистер не был уверен, что тот человек говорил правду, ведь эти слова становились для него ключом от оков, но Джейме и оставалось только верить ему на слово, проверять времени не было, можно было только надеяться. Уже позже Рейегар написал ему, что стеклодув оказался необычайно талантлив и смастерил-таки «мирийский глаз» лично для короля. Последним «приобретением» Джейме для короны стал фортификационный инженер — человек опасливый и молчаливый. Перед отплытием он долго жал Джейме руку и благодарил, а Ланнистер все смотрел на покачивающийся на волнах корабль, когда мужчина уже скрылся в одной из кают. На душе у Джейме поселилось странное чувство, похожее на облегчение и горечь одновременно.

Проделывать все это Джейме приходилось в тайне от товарищей. Поначалу это не слишком волновало его, и он заботился лишь о том, чтобы о его делах никто не проведал, но позже, когда он ближе узнал многих солдат и командиров, сдружился с некоторыми из них, когда почувствовал дух боевого товарищества, к страху прибавился стыд, и Джейме начал тяготиться своим обманом, снова ощущая себя предателем. Когда он возвращался в лагерь после того, как отлучался по делам, то от пристального взгляда Лисоно Маара у него по спине склизкой змеей пробегал холодок.

— Догадываешься ли ты, почему капитаном разведчиков однажды был избран я? — спросил его как-то Лисоно Маар. Они тогда остались у костра вдвоем, между ними стоял недопитый кувшин кислого дешевого вина.

— Нет, — пробормотал Джейме, — возможно, дело в ваших связях или…

— Связи тут не при чем, — фыркнул Лисоно, — в каждом новом городе ими все равно приходится обзаводиться заново. Дело в том, что у меня нет ни жены, ни семьи, ни родины. Я хоть и родился в Лисе, но успел поскитаться достаточно, чтобы мне было совершенно все равно, за кого драться. Лишь бы платили побольше.

— Родины здесь нет ни у кого, — пожал плечами Джейме, чувствуя, как покрывается потом, несмотря на прохладный ночной ветерок.

— Ошибаешься, — покачал головой Лисоно Маар, и серьги в его ушах бились друг о друга глухими металлическими ударами. — У Колей, Пиков, Стронгов, Лотстонов, даже у Хиллов и Риверсов она есть. Многие из них никогда там не были, но земли, давно отданные другим, кости их прапрапрадедов притягивают их сильнее блеска золотых монет. Можно срубить дерево, но корни остаются глубоко в земле. Родина, как первая любовь, ее невозможно так просто забыть.

При этих словах Джейме вдруг подумал о Серсее. С течением времени он уже плохо представлял себе ее лицо. Когда-то оно было отражением его собственного, но его кожа давно огрубела от солнца и ветра и покрылась бронзовым загаром, а Серсея навечно осталась изыскано белокожей с горящим румянцем на щеках. «Ее невозможно так просто забыть», — повторил про себя Джейме.

— Может, и так, — неуверенно согласился он.

— Стоит кому-то из них пообещать замок и земли в Вестеросе, — Лисоно, прищурившись, разглядывал Ланнистера, пронзая его своим лиловым взором, — так они тут же воспользуются возможностью вернуться, позабыв об отряде. Что же до меня, то меня можно лишь перекупить, однако я доволен своим жалованьем настолько, что мало найдется тех, кто предложит условия получше.

«Купить можно любого», — говорил сыну Тайвин Ланнистер. — «Только у каждого будет своя цена, и выражается она не обязательно в драконах и оленях». «Нет, отец, вы ошибались, — размышлял Джейме, — не все продаются». Он вспомнил Эртура Дейна и Освелла Уэнта и снова посмотрел на Лисоно Маара, продолжавшего изучать его лицо. Бледная кожа лисенийца горела красным в отблесках костра, а лиловые глаза казались в темноте черными. Заглянув в них, Ланнистер едва не вздрогнул, вспомнив предсмертный взгляд Эйериса, безумный и беспощадный.

— Для рыцаря клятвы важнее денег или титулов, — попробовал возразить Джейме.

— Ты больше не носишь свой белый плащ, Джейме Ланнистер, — улыбнулся Лисоно, — ты продаешь свой меч за звонкую монету. Да и клятвы можно нарушить, тебе ли не знать? Деньги надежнее клятв, их можно потрогать, попробовать на зуб и потратить. Клятвы — это только слова, а слова, как тебе известно, — ветер.

Джейме больше ничего не сказал. Этот неожиданный разговор смутил его. Возможно, капитан разведчиков прознал о тех делах, которые Джейме вел за спиной у своих товарищей, но тогда Ланнистер не мог понять, были ли его слова предупреждением, или шантажом, или чем-то другим? В любом случае, Лисоно к этой теме более не возвращался, а Джейме предпочел действовать осторожнее.

Ланнистер сложил подсохший пергамент и спрятал за пазухой. Он не думал, что в его вещах кто-то будет рыться в его отсутствие: свою верность он уже давно доказал на ратном поле, но Джейме предпочитал не рисковать. Рядом с чернильницей поблескивало кольцо черненого золота, увенчанное печатью с головой шипящей змеи. У Джейме никогда не было личной печати, такой, как у его лорда-отца, а это кольцо досталось ему от одного погибшего товарища по имени Хилл. Он называл себя бастардом лорда Крейкхолла и утверждал, что помнит, как маленький Джейме и его сестра посещали замок Крейкхоллов вместе с лордом Тайвином. Ланнистеру же его лицо было незнакомо, однако он и не трудился запоминать всех бастардов лордов-знаменосцев отца, так что Хилл вполне мог говорить правду. Узнав, что впоследствии Джейме служил лорду Самнеру оруженосцем и спас того от могущего стать смертельным удара Пузатого Бена, Хилл и вовсе проникся к Джейме симпатией, а на случай своей гибели завещал вот это кольцо, которое сам он получил от павшего сержанта.

— Хороший был парень, — хмыкал Хилл. — Как и ты. Спас моего старика, да благословят тебя Семеро! Он ведь неплохой мужик, только женка у него мегера, извела мою мамку, да меня самого выжила. Убьют меня, так ребята будут мои вещи делить, скажи, что кольцо твое. У меня мало что ценного, да и это оставлять некому, а ты мне в душу запал, старика моего спас.

Хилл погиб, и кольцо досталось Джейме. Пойти поперек воли покойника никто не посмел, однако Ланнистер пользовался кольцом только как личной печатью и не носил его. Как-то теребя его между пальцами, Джейме обнаружил, что кольцо содержало в себе секрет, о котором бедняга Хилл, возможно, так и не догадался. Если надавить на пластину с изображением змеи ногтем, то она открывалась, обнаруживая небольшую полость, куда, вероятно, по замыслу его создателя можно было насыпать яд, чтобы затем незаметно опустить его в вино или пищу.

Джейме взял кольцо в руки, повертел его и засунул в карман. Он поднялся и вышел из приятной тени шатра на яркое солнце, заморгал, привыкая к слепящему свету, отражающемуся от белого камня и песка, и направился в сторону конюшен.

— Идешь поразвлечься? — окликнул его приятель, лейтенант Тристан Риверс, также служивший у Мандрейка.

— Ты же знаешь, я не завсегдатай подобных мест, — фыркнул Джейме, качая головой. ‒ Иду проветрить голову. Хочешь со мной?

— Иди, — махнул рукой Тристан и обнажил прореженный ряд коричневых зубов. — Я лучше перекинусь в кости со Стронгами. Они клянутся, что разжились холодным вином. Красное здесь получше дорнийского.

Джейме улыбнулся и продолжил свой путь. Тристан любил приговаривать, что вино в Вестеросе кислое, шлюхи уродливы и неумелы, а дожди превращают все кругом в одну огромную лужу, однако Ланнистер сомневался, что у простого бастарда из Речных Земель находились деньги на лучших шлюх или на настоящее дорнийское или борское золотое, что же до дождей, то летом и весной в Утесе Кастерли их было не так много, да и зимой случались хорошие деньки.

Его оруженосец — летнийский мальчик по имени Реззо — уже оседлал буланого в золоте коня Джейме, приобретенного им около трех лет назад у одного купца из Волантиса. Для Вестероса эта масть была редкой, но в Вольных Городах встречалась часто, и оттого стоила недорого. Жеребец по кличке Нарцисс не был слишком крупным, однако под блестящей золотой шкурой играли сильные мускулы, он был проворен и вынослив, хорошо переносил долгие переходы, однако был очень привязчив и не признавал ничьих других рук, кроме Реззо и самого Джейме.

День уже клонился к вечеру, однако воздух оставался по-прежнему горячим. Пока Джейме ехал от лагеря к городским стенам, волосы у него на затылке успели намокнуть и прилипнуть к шее. Благо, стремящееся к горизонту солнце уже перестало так сильно слепить, а то от необходимости щуриться глаза у Джейме начали слезиться, и иногда он просто не разбирал перед собой дороги.

Узкие улицы Лиса, мощенные белым или светло-желтым камнем, добываемым здесь же на острове, на котором стоял город, были, как всегда, заполнены народом: господами, простым людом, конными, пешими и теми, кого несли в носилках рабы. Джейме натянул поводья Нарцисса, чтобы случаем никого не задавить, и внимательно озирался по сторонам. Многих из тех, мимо кого он теперь проезжал, Джейме видел едва ли не при каждом приезде в город. Мастерицы искусства любви зазывали жаждущих ласки клиентов, нищие кланялись, выклянчивая подаяние, хозяева таверн и кабаков, не стесняясь, громогласно расхваливали свои заведения.

Джейме, однако, не останавливался. Путь его лежал к портовой ярмарке, где стояли палатки заезжих купцов и торговцев, казалось, со всего Эссоса. Они приплывали в Лис на больших галеонах и крохотных галеях, распродавали свой товар, закупали новый и снова отчаливали из города. Бывало, что навсегда. Многие сбывали товары местным, но купцы помельче предпочитали торговать сами. Их цветастые шатры на портовой площади напоминали Джейме поля близ Харренхолла, когда на грандиозный турнир туда съехалась едва ли не вся знать Вестероса. Тогда Джейме Ланнистер был посвящен в Королевскую Гвардию и думал, что всегда будет верен своим клятвам и станет прославленным на всю страну рыцарем. Что же случилось с тем полным надежд шестнадцатилетним мальчиком потом?

Джейме подъехал к коновязи и накрепко привязал Нарцисса. Можно было не опасаться, что коня украдут, ибо жеребец скорее сбросит с себя незадачливого вора, чем даст себя увести. Джейме похлопал Нарцисса по холке и двинулся прочь сквозь толпу. Его окружало море совершенно разных наречий, которые Джейме не понимал. В Утесе Кастерли мейстер учил его высокому валирийскому, но юный Джейме не придавал этим урокам большого значения, ибо считал, что рыцарю древние языки ни к чему. Однако во время службы в отряде Золотых Мечей Ланнистеру пришлось освоить несколько диалектов валирийского, которыми пользовались в городах, где они оставались. Их мудреные буквы Джейме так и не уразумел, но говорил теперь уже вполне сносно.

Двигаясь между шатрами и расталкивая гомонящих покупателей, Джейме морщился от множества разных мешавшихся между собой запахов. Пряно пахли целебные растения в шатре у травника, заморские специи отдавали солено-кислым, а над костром посреди площади жарились диковинные булочки, источавшие сладкий аромат. Джейме добрался до края площади, располагавшегося почти у самой кромки воды. Лазурные волны лениво бились о белый камень, вода была здесь такой прозрачной, что было видно песчаное дно, однако на поверхности ее покачивалось множество всяческого мусора.

Нужный Джейме шатер из желтоватой истрепавшейся парусины стоял во втором от воды ряду. Ланнистер поднял полог и прошел внутрь, снова оказавшись в приятной тени. Толстая парусина будто бы отрезала все наружные звуки, превратив их в едва различимое бормотание. В самом шатре обнаружилось лишь два толстых сундука. На одном из них были разложены потемневшие украшения, а на другом восседал сухонький сгорбленный старичок.

— А, это вы, — бросил он, быстро взглянув на Джейме. — Я знал, что вы придете.

— Я дал слово, — отозвался Ланнистер. Всякий раз произнося нечто подобное, Джейме невольно ежился. «Да и клятвы можно нарушить, тебе ли не знать». — Показывайте.

Старик поднялся с сундука, на котором сидел, открыл его и извлек оттуда пыльный пергамент — молча протянул его Джейме. Пергамент потемнел от времени и, казалось, вот-вот развалится, так что Ланнистер принял и развернул его с величайшей осторожностью. Внутри были надписи на высоком валирийском, сделанные аккуратным почерком, но содержания их Джейме не понял. Тем не менее, в древности пергамента сомневаться не приходилось. Даже лучшие мастера не смогли бы подделать само время.

Ланнистер кивнул, достал из-за пазухи набитый золотом кошель и отдал старику.

— Если появится еще нечто подобное, вы знаете, где найти меня, — проговорил Джейме. Он спрятал пергамент и, поспешно попрощавшись, покинул шатер.

Денег, отданных за этот клочок бумаги с непонятными письменами, хватило бы в Вестеросе на небольшой замок, однако король Рейегар предпочел истратить их именно на эту древнюю писанину. Не в положении Джейме было ставить под вопрос приказы короля, ведь Рейегар спас ему жизнь, избавил от позорной казни и пообещал, что Ланнистер сможет вернуться в Вестерос. А затем убил его отца. Джейме никогда не любил лорда Тайвина, и смерть отца не оставила в его душе такую же огромную пропасть, как гибель Серсеи. Тем не менее, Джейме почувствовал себя обманутым, даже несмотря на то, что король поступил с Тайвином Ланнистером справедливо. «Как и ты с Безумным Эйерисом», — напомнил себе Джейме.

Он уже давно чувствовал себя мухой, пойманной в паутину. Он был обижен на короля за казнь своего отца, но при этом был обязан Рейегару жизнью и не мог не уважать его. Выполняя тайные приказы, приходившие из Королевской Гавани, он чувствовал, что предавал своих новых товарищей, однако если бы он отказался их выполнять, тогда предал бы уже короля. Выбраться из этого плена Джейме было уже не под силу. Ему лишь оставалось ждать, когда его сожрет паук или кто-нибудь смахнет паутину, наконец освободив его.

Невыносимый дневной зной сменился приятной вечерней прохладой. Мокрая от пота туника холодила, заставляя ежиться. В Вестеросе летом ночи были лишь немногим прохладнее, чем дни, здесь же, на Востоке, ночь напоминала маленькую зиму, разве что не начинал идти снег. Джейме отвязал от седла заблаговременно захваченный плащ и набросил его на плечи. Сразу же сделалось немного теплее. Стоило Джейме вскочить на спину жеребца, как желудок его призывно забормотал, напоминая о том, что у Ланнистера с самого утра во рту ничего не было: есть в такую жару просто не хотелось. Джейме направил коня к путанному переплетению узеньких улочек, намереваясь поужинать в городе. Рынки и трактиры были лучшими в Лисе местами для сбора последних слухов, впрочем, как и везде.

Таверна, где Джейме бывал довольно часто, называлась «Пепел Розы», и над ее дверью красовалась вывеска с цветком розы, который, видно, когда-то действительно был пепельно-розовым, однако теперь превратился в дождливо-серый. Запахи съестного еще сильнее разбередили аппетит Джейме, и он поспешил заказать себе ужин, а затем уселся в дальнем углу, наблюдая за подавальщицами. Все они были сплошь молодые красивые девушки с ярко раскрашенными лицами и в фривольных нарядах. В этой, как и во многих других тавернах Лиса, можно было удовлетворить не только голод, но и другие насущные потребности. Девушки были здесь не столь искусны, как в богатых домах подушек, но и стоили они довольно дешево, чтобы матросы или ремесленники имели возможность воспользоваться их услугами.

Многие из девушек часто посматривали на Джейме. Несмотря на загар и огрубевшую от ветра и солнца кожу, он все еще оставался привлекателен. Затянутые в хвост мягкие золотые волосы, сверкающие глаза, статная фигура, сильные руки. Восхищенные взгляды женщин не ускользали от внимания Джейме, некоторые особенно смелые даже пытались соблазнить его, но Ланнистер быстро дал им понять, что не интересуется тем, что они могли бы ему предложить. Тем не менее, никто не запрещал девушкам бросать на него издалека томные взоры. Они казались игривыми, легкими и свободными, но несмотря на отсутствие цепей Джейме знал, что они рабыни. Свободные жители города занимались подобным трудом лишь по крайней нужде.

По красоте девушки, служащие в таверне, уступали тем куртизанкам, что жили в домах подушек, но почти все они казались красивее обычной дочери среднего лорда из Западных Земель. Девушки были похожи между собой и внешностью напоминали Джейме Таргариенов, перед красотой которых многие не могли устоять. Он вспомнил сестру, восторгавшуюся прекрасным лицом Принца-Дракона. В Вестеросе валирийская внешность казалась чем-то необычным, почти богоподобным, здесь же в ней не было ничего необычного. Джейме слышал от Тристана Риверса, что лисенийцы нарочно заставляли особенно красивых девушек и юношей спать друг с другом, чтобы они могли произвести на свет еще более красивых рабов. Ланнистер поморщился, вспоминая о старой традиции Таргариенов жениться на своих сестрах.

В нос Джейме ударил приятный запах тушеной со специями баранины, и перед ним тут же возникло дымящееся блюдо и штоф доброго вина. Ланнистер поднял глаза. Тарра. Девушка с грустными лиловыми глазами, напоминавшими Джейме глаза покойной королевы Рейлы. Она скромно улыбнулась, но улыбка не поднялась выше скривившихся губ. Джейме искренне улыбнулся в ответ. Он давно уже заметил, что Тарра влюблена в него, но старался ничем не поощрять ее. Рабыням было запрещено отдавать свою любовь бесплатно, иначе их ждало суровое наказание, да и Джейме нечего было ей предложить, кроме жалости, а подобное чувство он почитал унизительным. К тому же, на Тарру положил глаз сам хозяин этого заведения, а ссориться с ним Джейме было ни к чему.

Тарра одарила его долгим, пронзительным взглядом и удалилась восвояси.

«Лис славится своими жрицами любви и своими ядами, — подумал Джейме, — а что такое любовь, если не самый смертельный яд?» Он задумался, вспомнив, какими глазами смотрела на своего мужа Лианна Старк. Будто бы сквозь тяжелые серые тучи пробивалось солнце. «Что ж, — заключил Джейме, — разве не толкуют мейстеры о том, что некоторые яды могут служить и лекарством, не теряя при этом своих губительных свойств».

Он тяжко вздохнул и принялся за горячее, сочное мясо. Когда посетителей в таверне поубавилось, к нему подсел хозяин — Гого Мунд, более известный как Гого Весельчак за свою привычку постоянно посмеиваться. Ланнистера раздражали эти нервные смешки, но Гого поставлял хорошие сплетни, поэтому Джейме его терпел. Да и готовили у него в таверне, надо было признаться, отменно.

— Ну, хе-хе, что скажете, добрый господин? — заговорил Гого. За его спиной маячили два широкоплечих охранника. При необходимости они охраняли самого Гого, а в основном следили за тем, чтобы к девушкам никто не приставал, предварительно не заплатив. На поясах у них позвякивали короткие клинки и кинжалы. — Давно вас было не видать, хе-хе. Я уж думал, вы отчалили куда.

— Пока не кончится контракт, мы уж точно останемся здесь, — хмыкнул Джейме, — а уж потом поглядим, смогут ли ваши магистры и дальше платить нам больше, чем хозяева других городов.

— Один звон монет у вас на уме, — фыркнул Гого, и Ланнистеру захотелось двинуть ему прямо по довольной физиономии. Сам Весельчак и медяка ни за что не упустил бы. Вместо этого Джейме отправил в рот очередной кусок баранины и принялся жевать.

— Сам знаешь, такие как мы, вынуждены кормиться своим трудом, — отозвался он, проглотив.

— Знаю-знаю, — Гого примирительно вскинул руки. — Толкуют, зреет новая война с Миром, вот я и думаю, как бы вы снова к ним не сбежали, хе-хе.

— Еще почти два года мы будем здесь, — пожал плечами Джейме, — а что будет дальше — не мне решать.

— Ясное дело, хе-хе, — кивнул Гого, искоса поглядывая на Джейме.

— Что еще расскажешь? — спросил Ланнистер.

— Да что рассказать? — отмахнулся Гого. — Скука смертная, хе-хе. Народу ко мне заходит не много, хотя вчера я хорошо поторговал, правда только съестным, хе-хе, — Весельчак хмыкнул. — На ближней площади красные жрецы о чем-то все кричали, так многие на них пялились, кто из любопытства, а кто за правду принимает то, о чем они болтают. Говорят, они жгут людей.

— Говорят, — протянул Джейме. В Лисе, как и во многих других Вольных Городах, был большой храм огненного бога Рглора. Проходя мимо него, Ланнистер всегда чувствовал стойкий запах дыма, а в воздухе ему вместо пыли и песка чудились серые частицы пепла. Иногда из-за толстых стен доносились протяжные, низкие песнопения жрецов, видно, взывающие к их огненному богу. Джейме видел красных жрецов лишь в том квартале, где располагался храм. Что они могли делать на площади у «Пепла Розы»?

Торговец, продавший ему сегодня свиток, еще при прошлой встрече говорил Ланнистеру, что у служителей Рглора могут оказаться интересующие его книги и свитки. Однако Джейме сомневался, что он мог вот так вот просто заявиться в храм. Он не признавался себе в этом, но люди в красных одеждах пугали его едва ли не больше, чем до зубов вооруженные рыцари. Взгляды у них были тяжелые, от одного их взора казалось, что чья-то невидимая рука с силой сжимает плечо.

— Я предпочитаю Раквину — нашу богиню любви, хе-хе, — усмехнулся Гого. — Она принимает в дар наслаждение, радость, экстаз, а не горелую плоть, — Весельчак поморщился.

— Хм, — Джейме кашлянул, ‒ полагаю, ты полон религиозного пыла, — он криво улыбнулся.

Гого заржал, обнажая полусгнившие зубы. Распахнулась дверь, впуская еще одного посетителя и Весельчак, оставив Джейме в одиночестве, поспешил к нему. Ланнистер не слишком тосковал без его компании, и принялся с аппетитом доедать свой ужин, ловя на себе бросаемые украдкой взгляды Тарры.

Будь она благородного происхождения, в Вестеросе вокруг нее вилась бы целая стая мужчин, желавших сделать ее своей женой, и, возможно, среди них даже нашелся бы достойный человек. Здесь же бедная девушка обречена ублажать похотливых мужчин, пока красота ее не увянет, и она не окажется на улице совершенно одна, никому не нужная. Там ее, скорее всего, настигнет верная смерть. Бедняжка наверняка ждала благородного рыцаря, который спасет ее, вытащив из этого болота. Ее занятие не отняло у нее девичьей мечтательности, а молодой Джейме Ланнистер с красивой улыбкой и гривой золотых волос лучше всего подходил на роль рыцаря из ее грез. Только в этом она ошиблась: рыцарем он не был. Не смог стать. Он продавал свой меч за звонкую монету, и если между Лисом и Миром снова разразится война, а Мир на этот раз сможет заплатить больше, то Джейме будет убивать тех, с кем он был когда-то знаком. Он так уже делал и не раз. Сначала это было трудно, но потом становилось все легче.

Иногда он задумывался о том, чтобы попросить у короля денег, выкупить Тарру и отправить ее в Вестерос. Она могла бы прислуживать королеве или одной из придворных дам. Там ей было бы лучше, а из того, что Джейме успел узнать о Рейегаре Таргариене, можно было надеяться, что король ему не откажет. Однако Джейме не желал снова оказаться у Рейегара в долгу, он и так задолжал достаточно, а как известно: Ланнистеры всегда платят свои долги.

Тарра увидела, что он поймал ее взгляд и засмущалась, алые розы расцвели на ее белых щеках. Джейме не мог не любоваться ее красотой, однако единственной женщиной, кого он когда-либо любил, по-прежнему оставалась Серсея. Та его любовь напоминала камень, подвешенный к его телу и тянущий его на дно. За годы после ее смерти Джейме еще лучше смог осознать это. Если бы Серсея осталась жива, то она погребла бы своего брата под тяжелой водной толщей, но король Эйерис перерезал веревку, камень утонул, а Джейме выплыл. Его раны уже давно затянулись, и Серсея не имела над ним былой власти, но он так больше и не испытал тех чувств, которые когда-то испытывал к ней, будто она проклинала его прямо из объятий Неведомого, обрекая его на вечное одиночество.

Джейме встал, бросил на стол несколько медяков и пошел вон. Пока он ел, солнце уже успело скользнуть за горизонт, оставив за собой лишь тонкую золотую полосу, которая тоже должна была скоро исчезнуть. Звезда Нимерии уже зажглась на небосклоне, еще тусклая в остатках солнечного света, но с наступлением ночи она вспыхнет ярким белым пламенем. Джейме постоял немного, разглядывая стремительно темнеющее небо и наслаждаясь свежим ночным воздухом, потер глаза и, запрыгнув на спину Нарциссу, поехал обратно в лагерь. День отдыха для него подошел к концу, назавтра снова начиналась обычная рутина. Она подавляла мысли, и Джейме даже радовался этому, ибо его собственные размышления не приносили ему облегчения, скорее, наоборот, все больше запутывали.

Он снова поднял голову и поглядел на небо. На самом его краю мерцал голубым светом Глаз Ледяного Дракона. В той стороне, чуть западнее, был дом. «Можно срубить дерево, но корни остаются глубоко в земле», — проговорил про себя Джейме. Его дерево все еще продолжало зеленеть несмотря ни на что.