Долгая беседа (джен)

Фрол Игнатьич с минуту сидел молча, глядя куда-то сквозь книжный шкаф.

— Ну, а после и ещё маги нашлись не испугавшиеся и не равнодушные. Тот же Фома Злобынин. Он у нас в школе не только чароведение преподавал, но и погодой заведовал над особняком. А Ратмир, сын Фомы, библиотеку школьную собирал и после ею заведовал. Он после Осовца перегорел малость, бывает такое, когда маг душу горем пережжёт. Он под этой крепостью друзей потерял, да не просто, а почитай, сам и добил. Я подробности-то не знаю, это тебе может, с Настей Злобыниной поговорить.

— А зачем? — не сразу понял Андрей.

— Э-э, там погиб Елизар Салазаров, ты, если историю родов писать собрался, то...

— А, понял, — кивнул Андрей, пометив в блокноте. — Я с Настей Злобыниной в одной группе в училище учился.

— Ну вот, и попробуй вызнать, и мне почитать дашь, а то Ратмирка молчун, так и не рассказал, что там такое было, что он поседел на полголовы. Что травили их, как вшу, известно, но вот на магов хлор не так действует, как на маглов — травит, конечно, но не насмерть. А того же Елизара в закрытом гробу хоронили.

— Ну, тогда Настя не отвертится, не слезу, пока не расскажет, — пробормотал Андрей себе под нос. Потом встрепенулся и спросил: — Вы про Злобынина так рассказывали, будто свидетелем событий были и Фому лично знали?

— Конечно, знал. И его, и сына его Никандра, и внука Ратмирку. Всех. Мы ведь с Фомой, были ровесники и земляки, он из Елошни, а я из Боргино. Когда познакомились в училище, так и сдружились. К тому же я мелкий был, в смысле роста, а он парень крепкий, только вспыльчивый, ну и пришлось мне несколько раз у него на руке виснуть, когда он заводился.

— Постойте, а Боргино — это не Боргиных село, ну, у которых там чудища всякие в подвалах сидели? — Андрей даже подскочил на диване, ведь об истории этого поместья в учебнике истории написано, правда, совсем уж скудненько. — А Аристофан Боргин имеет к тем местам отношение?

Фрол Игнатьич как-то резко отвернулся, но не сумел скрыть гримасу раздражения. И, как показалось Андрею, боли.

— М-м, Аристофан, значит... Хм, а почему бы и нет... — бормотал Фрол Игнатьич, который, казалось, резко, прямо на глазах, сдал и постарел ещё больше. Лицо стало будто пергаментным, и Андрей с удивлением увидел, что у старого мага трясутся пальцы на руках. — И то, я старый уже, так кто потом?

Старик встал и, пройдя к конторке, взял палочку, повернулся к книжному шкафу и, касаясь полок, пробубнил что-то себе под нос. Шкаф, будто в танце, разделился и, разворачиваясь, стал складываться в конфигурацию, при которой получилось несколько шкафов, уходящих в глубину, терявшуюся в полумраке. Фрол Игнатьич, по-стариковски шаркая войлочными шлёпками по старому паркету, скрылся между рядами книжных полок. Андрей аж дыхание задержал — что-то будет? Похоже, сейчас приоткроется какая-то тайна.

— Вот, — заговорил Фрол Игнатьич каким-то скрипучим голосом, выходя из прохода между стеллажами и держа в руках большую, но сильно потёртую папку из потемневшей от времени кожи, — здесь, в этой папке, страшное. Здесь описания экспериментов Аристофана. Не всех, конечно, но самое начало, именно тогда, когда он начал превращаться в чудовище. При том, что он всегда был мразью, но после того, как начал свои эксперименты, он просто перестал быть человеком. И это не безумие, нет, он был очень умён, но со временем все, кто его окружал, включая мать, сестру и даже ребёнка, не говоря уже про слуг и крепостных, стали для него лишь ресурсом, объектом для экспериментов.

— Я читал о нём, хотя не так много информации, к тому же, она скорее справочная. Ну, там — родился, жил, умер... И, хотя говорится, что злодей, но все статьи скорее отчётные, что ли, справочные, — в задумчивости проговорил Андрей. — И ничего насчёт — откуда, зачем, чего хотел? Ну, о семье, может, кто-то же его таким воспитал?

— Возьмите, — Фрол Игнатьич протянул папку Андрею, — только прежде чем читать, советую запастись противорвотным зельем, да побольше. А на вопрос, кто воспитал, ну-у, это целая история. Тут же надо понимать, что Боргины от обрусевших немцев род ведут. Да к тому же не абы какие немцы в предках, а оченно знатный и большой род фон Боргов. Так-то вот.

В тысяча шестьсот сорок четвёртом году в семье у молодого Дитмара фон Борга произошло крайне странное и неприятное событие. Его сын ни с того ни с сего вдруг заставил летать блюдо с медовыми лепёшками, тем самым повергнув всех домашних в полнейшее расстройство чувств и ума. У бедного барона рухнуло всё до того стройное понимание действительности, — начав рассказ, Фрол Игнатьич немного успокоился, при этом он поглаживал ветку дуба, которая росла, прижавшись к подлокотнику, а в другой руке перебирал в пальцах простые чётки из какой-то серой древесины. — Кузина бабки мальчика по матери припомнила, что волшебством забавлялся покойный отец её кузины, причём очень недолго, поскольку Инквизиция не зря ела свой чёрствый хлеб. При этом по секрету шепнула безутешным родителям юного проказника о письме своего племянника. Тот тремя годами раньше уехал искать службы у царя московитов, которому нужны были опытные офицеры для построения новой армии. На семейном совете было принято соответствующее решение. В кратчайшие сроки и задешево, тем более, что на воскресной мессе в костёле присутствовал новый священник, которого никто раньше не видел, было распродано имущество. Как движимое, так и небольшое поместье с приличным садом и маленьким, но всё же дворцом. И тихим солнечным апрельским утром вся семья фон Боргов отправилась в отнюдь не лёгкое путешествие. Семья была небольшая: отец — Дитмар фон Борг, мать — Альма фон Борг, сын — Герард фон Борг, дочь — Ирминда фон Борг и бабушка Катарина, та самая, чей отец пробавлялся...

По прибытии в Москву барон Дитмар подал прошение на военную службу и был записан в один из рейтарских полков. Полк был направлен в город Елец для усиления гарнизона и дальнейшего восстановления крепости, до того разрушенной казаками Сагайдачного. Позже, уже в России в семье фон Боргов родился ещё один сын. Его назвали Иоганном — Иваном в честь новой родины, которая по-доброму приняла фон Боргов. Дело в том, что маленький Герочка не мог контролировать себя, и нет-нет да запустит в полёт очередную безделушку. А то и собачонку какую. А когда собака упала и, сломав лапку, заплакала, маленькая Ирминда, схватив её, не только успокоила псинку, но и исцелила. Да. И тому, оказалось, были свидетели. Вечером того же дня в дом Боргов пришёл местный поп и объяснил, что за дитём "пригляд бысть должон", — Фрол Игнатич выпятил подбородок и выкатил глаза, передразнивая давно почившего батюшку. — А через несколько дней к Боргам пришла дама в платье на венгерский манер и провела разъяснительную беседу. Раз уж у вас, дорогие, нет своего поместья, где детки могут развлекаться свободно, то лучше, чтобы не раздражать местный люд, либо отправить детей в Китежское училище вроде как в пансион, либо самим переехать в Китеж. Той же осенью Гера в училище при Китежской розмысловой избе и поступил. Магия же, открывшаяся у маленькой Ирмы была не особо видна, лишь старикам рядом с мелкой егозой становилось полегче, да кости болели поменьше.

А после война с Польшей началась, на которой бравый капитан роты рейтар проявил себя героем при взятии Смоленска, за что и получил в кормление усадебку малую да рану большую, и остался на всю жизнь хромцом с негнущейся ногой. Воевать не мог, но остался в роте квартирмейстером.

Переехав в своё поместье, семейство зажило нормальной жизнью, обзаведясь хозяйством и слугами.

От Боргов и пошёл на Руси род Боргиных, магов. Силы не сказать чтобы великой, звёзд с неба не хватали, но на бытовые чары в доме было достаточно. А также и на защитные чары — ибо так и пошли Боргины по военной службе. Ирма в свой черёд пошла в училище и после вышла замуж за своего одноклассника Антона Черемисова, а у Иоганна родились две дочери.

При царе Петре Алексеевиче Гера Боргин хорошо приподнялся в чинах на военной службе. Был он храбр и удачлив. И, хоть и хромец, но службу знал на "ять". И квартирмейстером был толковым, и если припекало, то шпагу вон — и в бой. Царь такого молодца-то и приметил, дал ему в кормление новое поместье, несколько южней Старой Ладоги, так вот та деревня и сейчас зовётся Боргино.

И всё бы ничего, живёт себе небольшой дворянский род, магичит по необходимости. Но тут вдруг — бац! — Фрол Игнатич, увлёкшись рассказом, стукнул кулаком о раскрытую ладонь, отчего вокруг волнами пошли цветные круги, как по воде. — Э-э-э... простите. Так вот, император Пётр Третий принимает манифест о вольностях дворянских, коим дворянам разрешено не служить. А Екатерина Вторая манифест этот подтверждает. Какое-то время Боргины ещё служат в армии, но с началом правления императора Павла оставляют это занятие окончательно. Они, как и многие дворяне, постепенно превращаются в мелкопоместных обывателей.

В тысяча семьсот девяносто втором году появился на свет Евстафий. Рос мальчик счастливым, потому что для счастья нужно много денег и мало ума. К тому же матушка о-очень любила сына и всячески нахваливала: и какой умненький, и какой разумненький. В общем, когда мальчик вырос, то считал себя чуть ли не самым наиучёнейшим учёным среди магического сообщества. И, с какого-то перепугу, решил заняться научными изысканиями. А тут как раз и свадебка подоспела. Невеста была просто шикарна. Высокая, статная и очень красивая. И роду знатного — из Салтыковых. А надо сказать, что в роду Боргиных мужчины все были как на подбор, красавцы. И Евстафий Анастасович был, прямо скажем, хорош собой — высок, плечист и при этом строен и легок. Блондин с голубыми глазами и аккуратной курчавой бородкой. Короче, пара на загляденье. Вот только с умом как-то не задалось у обоих. К тому же Серафима Селивёрстовна была из маглов и, когда увидела, как Евстафий раскуривает трубку от пальца, то простодушно и долго восхищалась талантами мужа. Конечно, с годами она поняла, кто он, но к тому моменту Стафочка втянул Фимочку в свои забавные игры. Поэтому Серафима окончательно пришла к убеждению, что ей повезло выйти замуж за гения от науки.

Проводя свои опыты, Евстафий творил по сути чёрт-те что. Ни научных знаний, ни какой-либо системы у него не было. Да и образования тоже не было. Так ,сливал в котёл всё подряд, кипятил и ждал результата. При этом размахивал палочкой или посохом, выкрикивая несуразицу, и опять ждал результата. И на полном серьёзе описывал опыты и готовил по ним доклады. Маги-учёные на докладах сначала прятали смех, потом тихо хихикали, а после в голос ржали до истерик от его опусов.

Но однажды во время очередного маго-опыта случилось нечто неописуемое. То ли звёзды сошлись, то ли вмешалось присутствие благоверной супруги, случайно сыпанувшей чего-то не того... В общем, получился результат. На дне котла после опыта остались лежать четыре серых шарика, похожих на жемчуг. Обрадовавшись, Евстафий решил провести ряд опытов с "туманным жемчугом". Выкупив у своих соседей Носовских никому не нужный, пылящийся в чулане молниенацеливатель, прицепил нить с жемчужинами между рогов козы и, просидев несколько часов во время майской грозы, направил молнию на жемчуг. От бедного животного не осталось даже пепла, коза просто испарилась. Контрольная коза, без жемчуга, просто погибла, лишь слегка подкоптилась шерсть. Тут же накропав грандиозный отчёт, Евстафий бросился в Санкт Петербург. Приехав к обеду и узнав, что его примут только на другой день — а принимать его уже просто никто не хотел — Стафа решил выпить и подкрепиться. Зайдя в кабак и хорошенько набравшись, он, выходя из заведения, попал аккурат под копыта лошади, да ещё карета проехалась по нему. В общем, его здорово переломало, а целителя рядом не случилось. Тогда и умер Евстафий Боргин, что называется, не приходя в сознание, в июле того же года, когда его сын Аристофан поступил в Колдовстворец.