Сто видов трав (джен)

Утро четверга началось с переполоха. В сон мальчишки ворвались сначала крики, затем скрип двери и торопливые шаги. Доминик вскочил с кровати и слегка приоткрыл дверь, чтобы понять, что происходит.

Широкоплечий незнакомый мужчина, стоявший посреди комнаты, выглядел крайне обеспокоенным. Саймон же, кое-как одевшись, торопливо собирал в сумку настойки и травы.

— Когда это началось? — спросил он, еще раз проверяя содержимое.

— Только что. — Голос у пришедшего был грубым и слегка дрожал. Мальчик видел, как великан сжимает большие, натруженные ладони, пытаясь взять под контроль сильную тревогу.

— Бери мою лошадь и отправляйся в город за врачом. Немедленно. Я побуду с Лили и сделаю все, что в моих силах.

Гость кивнул и мгновенно выскочил за дверь, словно этого распоряжения и ждал.

— Доминик. — кинул мужчина, поспешно обуваясь — Мне надо уйти, я не знаю, насколько. Очень прошу до моего возвращения следить за домом.

Растерянный юноша, еще не осознавая до конца, что происходит, потер глаза и глупо спросил:

— Куда вы?

— По дороге прямо, до дома с малиновыми кустами. — торопливо объяснил травник. — Супруга Билла рожает. Возможно, что-то пошло не так. В любом случае ей требуется помощь.

Подобные разговоры всегда были табуированной темой в обществе господ и Доминика удивило, как легко ему предоставили информацию, еще и так прямо. Дамы держали в секрете таинство рождения и предпочитали, чтобы мужчины держались подальше от подробностей.

— Покорми животных, сделай себе что-нибудь на завтрак и продолжай учить то, что успел записать.

Сказав эти слова, Саймон выскочил за дверь и побежал рысцой к указанному дому. Доминик зевнул и потянулся, понимая, что с удовольствием полежал бы в кровати еще какое-то время. Чем и предпочел заняться.

Он целую неделю не высыпался так сладко, покинув ложе только к полудню. Даже треклятый петух не смог поднять его своими воплями.

Действуя неторопливо, мальчик отправился на кухню, чтобы отыскать что-нибудь съестное. Без труда обнаружился сыр и хлеб. Баронский сын подумал, что уже порядком устал от скромной диеты и предпочел бы что-нибудь поинтереснее к первому приему пищи в это чудесное, позднее утро. Он облазил весь шкаф с припасами и даже не поленился заглянуть в погреб, откуда вкусно повеяло вяленым мясом так, что потекли слюнки.

— Вот жмот. — вслух сказал мальчик, беря с собой нож и направляясь вниз. — А меня кормит чуть лучше своей ненаглядной козы.

Конечно, роскошь этого места сильно уступала погребам куда более состоятельных сословий. Вместо мясных изделий всех сортов, с потолка свисали все те же кролики, курица и рыба. Но больше всего внимание приковывала огромная свиная нога, наверняка принесенная кем-то из соседей, висящая по центру подземного помещения.

Доминику очень хотелось вцепиться в ту зубами, даже при всем понимании, что лишенное специй мясо вряд ли будет таким вкусным, как дома.* Мальчик выбрал самые провяленные тушки и нарезал тонкую соломку, стараясь, чтобы его действия остались незамеченными. Пришлось использовать всего понемногу: курицы, кролика, той привлекательной ноги… Пока не набралась целая горсть угощения.

Не донеся добычу до стола, мальчишка отобедал прямо там, где находился, периодически нервно поглядывая наверх. Он был очень голоден и очень доволен такому распорядку дня, явно приходящемуся куда больше по душе, чем ученье и работа по дому.

К последней, хоть и с большой неохотой, баронскому сыну все-равно пришлось приступить.

Коза крайне возмущенно блеяла и бодала калитку, желая попасть наружу. Доминик торопливо вывел животное, боясь, что ее крики слышны на всю деревню, и получил ощутимый и заслуженный удар в бедро. Фыркнувшая козочка, всем своим видом показывая «так тебе и надо», торопливо приступила к позднему завтраку, который уже смело можно назвать обедом.

Кур не было слышно так сильно только по причине того, что стены сарая были куда плотнее летнего козьего загона. Стоило юноше раскидать зерно и открыть дверь, как его чуть не сбила волна несушек, во главе которой бежал распушившийся Стефан. От этой птицы мальчишка все еще предпочитал держаться как можно дальше.

В гнездах обнаружилось шесть яиц, и Доминик перенес свою добычу в дом. Не имея представления, что делать дальше, он попросту оставил лежать «добычу» на одном из столов.

На этом баронский сын решил, что все дела сделаны. День был солнечным, располагающим к прогулкам. Окинув взглядом стол, за которым обычно проходили занятия, юноша решил, что последнее, что ему хочется делать, так это сидеть в помещении и читать про лопухи и прочий сорняк. Его энтузиазм касательно знаний заметно угас. Мальчик решил, что сам Бог велел устроить выходной в такой день.

Он понял, что впервые за всю жизнь предоставлен сам себе. И это открытие было потрясающим.

Никаких лишних глаз. Никаких взрослых или надоедливой свиты, охочей до дружбы с ним из-за титула. Вряд ли здесь, кроме Саймона, кто-то знал о том, кем мальчик приходится на самом деле.

Свобода пьянила не хуже эля, тайно добытого из погребов. Не теряя времени, закрыв дом и оставив ключ в указанном месте, Доминик покинул свое временное пристанище. Он решил, что скажет своему наставнику, что пошел изучать травы на свежем воздухе. Конечно, он не собирался делать ничего подобного.

Времени было за полдень и летняя жара давала знать о себе особенно сильно. Идя знакомой лесной тропой, вдыхая аромат лета, под стрекот кузнечиков мальчик шел по направлению к озеру, притаившемуся среди старых дубов. Это было известное место, они приходили сюда с Саймоном уже несколько дней подряд.

Ветер ласково гладил растущий у воды двукисточник, и Доминик отметил про себя, что невольно называет в голове увиденное. Это больше не было просто «травой» или «кустом». Обычно его используют для красоты и у декоративного водоема, в доме баронского сына он тоже был. Саймон говорил, что это хорошая кормовая трава, но не использовал в своих «зельях».

Сев у воды и глядя на круги, которые оставляют на ее зеркальной поверхности желающие подышать рыбы, Доминик хотел думать о радостном, что, наконец, пребывает в одиночестве и его никто не смеет беспокоить. Можно просто быть наедине со своими мыслями и отдыхать.

Мальчик подобрал камень и постарался закинуть его как можно дальше. Действие было совершенно неосознанным и он сам не понимал, почему хочется просто шарить вокруг руками и закидывать в воду все что попадется. Как будто тело не хотело сидеть просто так и решило выполнять бессмысленные действия. Лишь бы занять себя хоть чем-нибудь.

Воспоминания не желали оставаться «где-то там». Им хотелось придти, как незваным гостям, которые нагло раскуривают сигару и пускают в лицо дым.

И они пришли, не желая оставлять в одиночестве того, кто пережил их.

— Братик, почему мама такая бледная? Почему все смотрят, как она спит?

Доминик прижимает к себе кровника и изо всех сил сдерживается, чтобы не сдавить его крошечные плечи со всей силы. Ему недавно исполнилось семь. Младшему брату, буквально на днях, будет пять.

Мальчик не знал, что ответить на этот вопрос. Он прекрасно понимал, что их мать умерла. Но еще не до конца осознавал, что это значит на самом деле. Доминик уже видел мертвую собаку и лошадь. Ему объяснили, что никто не приходит в этот мир навечно.

Одно дело: понять такую простую вещь. Совсем другое — осознать по настоящему.

Он не знал, что люди выглядят точно так же, как звери. Неподвижные и, как он думал, уже не совсем настоящие. Не живее камня или дерева. Мальчик не был готов столкнуться с тем, что такой же неживой скоро будет та, кто всегда была ласкова и добра.

Их отец безутешно рыдал у гроба, сжимая руку супруги. Ни у кого не было сомнений: Теодор действительно любил эту женщину. Но никакие, даже самые лучшие лекари из соседних городов, не смогли помочь пережить несчастной недуг. Агилен, так звали мать мальчиков, становилась все слабее со дня рождения второго сына. Ее тело не было способно пережить пришедшую в его чертоги болезнь.

Доминик запомнил свою мать очень хрупкой и бледной. Всегда ласковой, пахнущей, как весенние цветы. С ее губ не сходила мягкая улыбка и даже сейчас посмертная маска имела ее призрак.

Высокий человек подошел к барону и положил руку на плечо. Мальчик прекрасно помнил его спокойный, вкрадчивый, но сочувствующий голос.

— Скоро придет священник. У тебя еще будет время попрощаться. Пойдем.

Барон походил на зареванное дитя: круглолицый и красный. Никого не стесняясь и не замечая, он уткнулся в грудь успокоителя и взвыл, гневно и болезненно.

— Это моя вина. Я должен был оберегать Агилен. Найти врача, отправиться за ним к самому Дьяволу! А теперь ее закопают в землю!

— Маму закопают в землю?

Доминик перевел взгляд на брата. Тот не плакал, но выглядел очень растерянным. Наследник баронского титула понимал, что должен что-то сказать, успокоить, но нужные слова отказывались приходить. И он решил говорить правду.

— Да, Аллен. Потому что она умерла.

Повисла напряженная пауза. Одновременно замолчали все, стоящие в зале. Священник, окуривая ладаном помещение, начал говорить много непонятных слов.

Последнее, что запомнил Доминик в тот день, это как его брат потерял сознание и маленький эпизод после. Он подхватил младшего родича на руки и вынес из толпы. Лишь оказавшись за стенами собора, мальчик позволил себе громко разрыдаться, наблюдая, как его брата пытаются привести в чувство. Он помнил, как служанка стала отчитывать его за недостойное поведение, что он испачкал колени колгот, рухнув на них в молчаливой, но отчетливой истерике.

«Мужчины не должны так себя вести!»

Весьма сомнительно, что она могла сказать подобные слова отцу мальчика.

В последующем Доминик сделал все возможное для того, чтобы сказавшая эти слова женщина, в довесок больно дернувшая за ворот, чтобы мальчик поднялся, исчезла из его жизни.

Совсем скоро, когда стало окончательно понятно, что младший сын барона не может находиться в церкви, люди стали говорить разные вещи. Например, что покойная Агилен нагуляла свое дитя от Дьявола. Кто-то из крестьян «видел, как она совокупляется с ним на лугу в летнюю ночь». Барон не поленился узнать, откуда пришел мерзкий слух, и сурово наказал сплетника.

Это помогло. На какое-то время.

Все утихло окончательно только после того, как Аллен отправился на небеса, вслед за матерью. Доминику тоже нездоровилось в то странное время, которое старший сын барона почти не помнил. Было очень много сна, почти не проходящая тошнота и отвратительные, горькие отвары, которые заставляли пить. Хоровод лиц был смазан, больного силой усаживали на кровать, насильно открывали рот и вливали в него совершенно мерзкое нечто. Постепенно время сна становилось все меньше, а последние несколько дней недуга очень хотелось встать с кровати и отправиться на улицу, но мальчишке не разрешали.

Когда, наконец, ему позволили ненадолго отправиться подышать воздухом, Доминик долго бродил по поместью, пытаясь разыскать брата. Он думал, что тот, в отличие от него, оправился раньше и сейчас где-то здесь.

Вместо Аллена мальчик наткнулся на отца. И по одному взгляду того понял, что случилось нечто непоправимое и страшное.

Барон обнял своего единственного сына и они долго и молча вздрагивали от тихо льющихся слез.

Темные воспоминания Доминика оборвались резко, как распахивают шторы по утру, чтобы впустить свет нового дня. За кустами раздался жуткий треск, и в голову сразу пришли рассказы Саймона о местных медведях. Мальчик подорвался, вскочив из сидячего положения на ноги за секунду. Сердце бешено колотилось в груди, он был готов сорваться на бег, как только разберется, что за страшное чудище нарушило его покой.

— Ага! — оборванка выскочила на него из-за дерева, почти мгновенно залившись смехом.— Видел бы ты свое лицо!

Глядя на заливающуюся хохотом девчушку, баронский сын понимал, что краснеет до самых кончиков ушей, от злости и стыда. Он только что показал себя настоящим трусом перед девчонкой. Хоть и такой грязной невеждой, но все-таки девчонкой!

— Ничего подобного. — пробормотал Доминик. — Еще бы я испугался чумазой девки.

Амелия не обратила малейшего внимания на его слова. Вместо этого подошла достаточно близко и стала осматривать собеседника с ног до головы. Мальчишка сделал шаг назад, возмущенный таким поведением.

— Не видела тебя здесь раньше. Значит, дядюшка Саймон, наконец, нашел ученика. Тебе повезло. Он никого из мальчишек, из наших, не взял в подмастерья. Все его сыновья уже живут в городе. И мать забрали на лето...

Она говорила без умолку, и без того забитая голова Доминика пошла кругом от потока разнообразной информации. Половина речи была не очень интересна мальчику, и он опомнился только тогда, когда Амелия схватила его ладонь и стала рассматривать.

Баронский сын немедленно вырвал ее, но девочка успела сделать выводы.

— Значит, ты не из крестьянской семьи. Иначе все руки были бы в мозолях. Интересненько.

Она хихикнула. И позади снова раздались шорохи. В этот раз было очевидно: к ним приближалось несколько человек.

Двое мальчишек резко прервали разговор. Один из них жевал яблоко и застыл, не успев надкусить. Пришедшие пялились на Доминика так, словно увидели нечто странное.

Наконец, один из них спросил:

— Ты еще кто такой?

Баронский сын решил не раскрывать своих карт за одно единственное мгновение. Что ждать от крестьянских детей? Как они отреагируют, узнав, что он наследник титула? Мальчишка уже понял, что здесь, в забытой богом деревне, его настоящее положение не имеет никакой ценности. Нутро подсказывало, что в такой ситуации можно легко получить по шее за то, что отличаешься.

— Я ученик вашего травника, Саймона. Приехал из города. Отец отдал меня ему в подмастерья. На какое-то время. Меня зовут Доминик.

В какой-то степени это была чистая правда. Пришедшие молча переглянулись. Мальчик повыше ростом почесал затылок и хмыкнул.

— Значит, это о тебе говорят. Новенький. Ну-ну. — Он повернулся к Амелии. Та выпятила грудь, словно заранее зная, что ей скажут. — А тебя тетушка разыскивает. Шла бы домой. Может, в этот раз, отлупит не так сильно.

Девчонка взъерошилась как дикая кошка. Ее юное личико исказила гримаса раздражения.

— Пусть ищет и верещит. Я для нее не ценнее курицы или утки. Даже когда было плохо — все равно выгоняла на улицу и заставляла работать. Несси только и знает, что гонять меня и лупить! Уверена, что, как только стану старше, она выгонит меня, чтобы не возиться с приданным…

Амелия зашлась в диком кашле, согнувшись пополам. Из ее глаз брызнули слезы. Доминик смотрел на это с внезапно наплывшим ужасом. Ей явно было плохо. И она не могла находиться дома, в покое. Так вряд ли поступают с теми, кого любят или кому желают блага.

Девочка опустилась на траву, в одно мгновение став выглядеть измученно и болезненно. Она отвела глаза и обхватила колени руками, вздрагивая и пытаясь унять новый приступ.

— Здесь я хотя бы могу немного отдохнуть.

Мальчишка доел яблоко и отправил огрызок в озеро. Затем вытер руку об штаны и протянул ее Доминику.

— Я Том. Сын кузнеца. А это — Джек. Мой младший брат. У Амелии не так давно умерла мать. А больше никого и нет. Ее тетя настоящая ведьма. В смысле, очень злая. Забрать некому было. Вот и пошла по рукам, как ничья земля.

Тот, кто назвался Томом, ударил ботинком камушек. У него забавно топорщились уши и это добавляло даже серьезному выражению лица нелепый вид.

Амелия поднялась и отряхнула одежду, всем своим видом показывая, что в порядке. По выражению глаз было заметно, что это далеко не так. Но девочка была намерена держаться, не опуская головы.

— Вы лучше скажите: сделали? Получилось?

Ребята коварно переглянулись. Доминик совершенно не понимал, о чем идет речь.

— Неа. Собирались. Отец сегодня нам дал погулять. Решили, что надо провести этот день с пользой.

На его лице была улыбка, отражающая саму суть мальчишеского озорства. Баронский сын подумал, что о чем бы не шла речь, это должно быть безумно интересно. Такие эмоции посещали его впервые. В конце концов, сейчас он не связан по рукам и ногам вниманием придворных. И может побыть обычным мальчиком. Хотя бы попытаться узнать, каково это на вкус.

Девчонка заметила его любопытство и усмехнулась.

— Тогда приберите к рукам эту городскую неженку и покажите, что значит повеселиться!

Улыбка на лицах крестьянских детей стала коварной.

— Это не для трусов. Откуда нам знать, подойдет ли он? Вдруг сбежит.

— Я не трус! — Только и смог выпалить Доминик. — Что там у вас за забавы? Думаете, я не справлюсь? Наверняка какая-нибудь глупость.

— Это называется «справедливостью». — сказал Том — Один местный пьяница не отдал отцу денег за работу. Мы хотим его проучить.

Джек посмотрел на баронского сына чуть свысока и обошел со стороны.

— Но это, конечно, непросто. Надо быть смелым. И ловким. Не думаю, что ты справишься. Это в городе, чуть что, идут и жалуются. У нас другие порядки. Мы все делаем своими руками.

Какая-то часть Доминика ставила авантюру под сомнение. Неужели их отец сам не может разобраться с такой мелочью? А вдруг здесь принято для такого подсылать своих детей? Кто знает этих крестьян и как они поступают. Но озвучить свои опасения мальчик не решился. Это была безвыходная ситуация. Если он начнет задавать вопросы или откажется — его сочтут трусом.

Этого было допустить нельзя. С местными стоит подружиться. Пусть и таким способом.

— Только надо быть осторожным, чтобы никто не узнал, что это наших рук дело. — Добавил Джек, отвечая этим на половину не заданных вопросов. — Проще простого!

— Мы пришли сюда, чтобы искупаться. Но раз такое дело...— Добавил брат, разминаясь, словно готовясь пробежать пару миль. — Раз такое дело, не будем медлить!

Доминик бежал по зеленому, летнему полю, задыхаясь и чувствуя небывалый прилив страха, восторга и свободы. Том и Джек заливались хохотом, проносясь мимо. Было мало удивительного в том, что бег давался им куда лучше. Сын барона довольно быстро устал и отстал, но продолжил бежать, понимая, чем чревата даже короткая остановка.

— А ну стоять! — Донесся до них пропитой, громкий голос. — Засранцы, вы думаете, это с рук сойдет!? Маленькие свиньи!

Пьяница перешел на куда более витиеватые выражения, которые не должны слышать слишком нежные уши. Том и Джек нырнули в заросли кустарника, как зайцы: растения сомкнулись за ними и затихли. Словно и не было двух пакостников.

Доминик заметно запыхался и уже хотел крикнуть «стойте!». Как, внезапно, сильный толчок повалил его на землю. Не успел мальчишка понять, что произошло, как сильная рука схватила его, как котенка, за ворот рубахи и с силой швырнула в сторону. Доминик покатился по траве, быстро вскочив снова. Сердце билось как бешеное, перед глазами замаячили темные пятна. Воздуха отчаянно не хватало.

Второй удар пришелся в область затылка. Сильная, мощная затрещина. Доминик никогда не испытывал до этой минуты ощущение, которое можно описать как «искры из глаз». Но успел быстро поднять взор, мгновенно пожалев обо всем, что совершил несколько минут назад.

Пьяница оказался быстрее, чем можно было предположить. Разгневанный человек способен бегать очень быстро, что юный искатель приключений не принял в расчет. К тому же он не был стар, как казалось издалека.

— Был бы ты щенком, я бы утопил тебя в бочке. — прорычал мужчина, вцепившись в Доминика. — Кто эти двое? Как зовут? Тебя то, мелкая тварь, я не узнаю. Но это ничего. Все равно получишь за троих.

Доминик сделал резкий рывок и сумел выбраться. Ему ничего не оставалось делать, как бежать в обратную сторону, к деревне. Голова неприятно ныла, а соперник выглядел так, что не оставалось сомнений: собирается исполнить сказанное.

Пробегая по единственной, и главной улице, мальчик не знал, куда себя деть от страха. К кому обратиться за помощью? Вряд-ли Саймону понравится его выходка. Вряд ли она вообще придется кому по душе. Но и допускать побои хотелось меньше всего.

Долго мальчику думать не пришлось. Новый сильный удар заставил его пошатнуться, но не упасть. Мужчина появлялся за спиной почти бесшумно. Впрочем, Доминик не слышал ничего, кроме внутреннего вопля и разбросанных в голове мыслей.

— Отвечай, кто еще был с тобой! Отвечай!

Не придумав ничего лучше, мальчик побежал к единственному месту, где ему могли помочь. Он буквально молился, чтобы Саймон успел вернуться домой.

Дверь оказалась запертой, и ком в горле сделался таких размеров, что стало тяжело дышать. Затравленно обернувшись, Доминик понял, что больше нет никаких сил продолжать отрываться от преследователя. Оный приближался с каждой минутой, уже не так быстро. Не то тоже выбился из сил, не то понимал состояние своей «жертвы».

— Я могу все объяснить. — попытался пойти на мировую мальчик. И выиграть этим время на передышку. — Давайте я просто исправлю то, что натворил.

— Объяснять будет твоя задница моему сапогу. — прорычал мужчина. — Гордый, значит? Не хочешь выдавать приятелей? Что же, передумаешь.

— И кто дал тебе право трогать чужих детей, Финли? — еще никогда Доминику не было столь радостно слышать строгий, вкрадчивый голос. — Что бы он не натворил, меру наказания должны выбирать родители или опекуны.

Саймон вышел из конюшни, неся в руках сбрую. Доминик уже понимал по мелким повадкам наставника, что от него следует ожидать. Травник держался выпрямившись, практически не выказывая эмоций. В его взгляде читалась холодность и раздражение.

— А, так это твой щенок, травовед. — усмехнулся пьяница, но остановился, не делая больше и шага в сторону мальчика. — Ты хоть знаешь, что он наделал?

— И что он наделал? — Коротко поинтересовался Саймон, вздернув бровь. — Стоит хотя бы пары похмельных настоек? Или трех склянок спирта, пропавших из моего дома после твоего визита? Ты же клялся, к слову, своей покойной матерью, что завязал.

Мужчина причмокнул и больше не смог сдерживать взгляда травника. На какое-то мгновение он походил больше на виноватого, нашкодившего мальчишку. Как тот, за кем гнался совсем недавно. Но гордость, сыгравшая не к месту, заставила его вздернуть голову и сделать шаг в сторону собеседника.

— Твой гад, уж не знаю, из какой дыры его вытащили, вымазал мне стены дерьмом! А до этого подпер поленом нужник. Между прочим, пока я находился внутри! Я стены два часа назад побелил!

Доминику очень хотелось сказать, что идея вымазать стены тем, чего больше всего было во дворе, принадлежит не ему. И воплощена не им, из-за природной брезгливости. Но сдержался и промолчал.

Согласно их плану, полено не должно было подвести. Но подвела дверь. От старости став чуть прочнее бумаги.

— Я проходил мимо твоего дома полчаса назад и не видел никаких побеленных стен. — Саймон так же сделал шаг к «гостю», возвысившись над ним почти на целую голову и смотря сверху вниз. — На прошлой неделе тебе кто-то растащил дрова по всему двору. А до этого украл последних кур. Продолжать можно долго. Финли, ты взял в долг или напакостил мелкой кражей почти всей деревне. Люди отвечают тем же. Твою голову не посещала мысль, что это будет повторяться снова и снова, пока ты не начнешь вести себя, как подобает честному человеку?

Долгую минуту пьяница сопел и кидал разъяренные взгляды то на Доминика, то на травника. В его голове явно крутились какие-то мысли, но никак не складывались в слова.

Крыть было нечем и он, видимо, решил пустить разговор по кругу.

— Бросишь тут пить! Не деревня, а сплошные жмоты, белоручки и гадины. Поживи они с мое! Пусть наденут мои сапоги и пройдут то, через что прошел я! И тогда посмотрим, станут ли они пить или сразу полезут в петлю. Вот, когда не стало Сэма…

— Ты не единственный, кто пережил смерть своего ребенка. — Отрезал Саймон. Его голос сделался холодным и жестким, как лед в середине зимы. — Люди находят в себе силы жить дальше. И не всегда заглядывают на дно бутылки каждый день. Найди себе честное дело, иначе мелкие пакости превратятся в большую беду.

— Не учи меня жить, колдунишка! — Финли буквально взвыл на этих словах. Его лицо сделалось красным от злости и обиды. Доминик подпрыгнул на месте от внезапного крика. Саймон оставался совершенно спокойным и неподвижным. — Я все про тебя знаю. Это из-за тебя мрет скотина. И дети, иногда, тоже. Может, своего первого ты Сатане подарил, чтобы остальные не померли? А то слишком хорошо живешь…

— Прочь отсюда.

Эти слова разрезали гневную речь своим холодом и пресекли дальнейший разговор. Доминик заметил, как глаза его учителя сверкнули огнем. Но, даже в такой ситуации, Саймон сумел сдержать гнев. Сын барона заметил, как вздрогнула и сжалась в кулак рука травника после сказанных слов.

Саймон развернулся и пошел в дом, легким кивком показывая, что ученику стоит последовать за ним. На дне его взгляда все еще плескалась настоящая, но хорошо контролируемая злость.

— Забудь дорогу к этому дому. Мое соседское дружелюбие, начиная с этого момента, не распространяется на тебя.

Эти слова были брошены через плечо. Финли качнулся и заморгал, словно не понимал, что произошло.

— Э, ну ты чего. Я это случайно. Э. Саймон, подожди.

— Забудь. Дорогу. К этому. Дому.

Сказав эти слова, раздельно и четко, Саймон закрыл дверь за собой и Домиником. Последнему очень хотелось запереться в своей комнате и больше никогда не покидать ее пределов.

Даже бегущий следом разгневанный мужчина не вызывал столько ледяного ужаса, как взгляд наставника.

Саймон и Доминик сидели на кухне. Когда они зашли в помещение, травник заварил две чашки чая и наполнил их разным содержимым. Еда, оставшаяся со вчера, послужила поздним обедом. Наставник даже не притронулся к своей порции, задумчиво глядя в окно и погрузившись в хмурое молчание. Мальчик заметил, как трясутся кончики пальцев мужчины, и как дрожь сходит на нет с каждым глотком загадочного зелья. Допив приготовленное, Саймон отставил посуду и откинулся на спинку стула, глядя на своего подопечного.

— Так что же вы, все-таки, натворили?

Доминик очень хотел стать таким же крошечным как мышь и улизнуть в щель, лишь бы избежать намечающегося разговора.

— Ну...Все то, что вам уже рассказали. В целом.

— С кем вы решили, что издеваться над пропойцей это хорошая идея?

Мальчик замолчал и отвернулся. Он твердо решил не говорить о своих новоиспеченных приятелях, уже трижды проклянув момент встречи. Еще не хватало получить и от них, как минимум.

В данном случае тишина послужила ответом. Саймон сложил пальцы замком и продолжал вдумчиво рассматривать своего ученика.

— Может, это и к лучшему, что не хочешь говорить. В любом случае, скоро станет известно, кто это был.

Травник поднялся, задумчиво разглядывая комнату так, словно оказался тут впервые.

Доминику очень не хотелось снова погружаться в тишину. К тому же он слишком боялся получить трепку. Тем более такую унизительную, какая уже состоялась. Было даже странно, что наставник не спешил с этим.

— Как прошли...Дела у той женщины?

Что угодно лучше, чем тишина.

— Все в полном порядке. У Билла теперь есть чудесная девочка. К вечеру, я надеюсь, до них доберется врач. В нем уже нет особой нужды, но в таких делах лучше узнать точное мнение обученного специалиста.

За окном громко закричал Стефан, противным, петушиным визгом. Звук сильно бил по ушам. И чего вдруг эта птица вздумала так орать?

Доминик решился на вопрос, который, на самом деле, беспокоил его больше всего.

— Вы...накажете меня за это?

Саймон посмотрел на него ничего не выражающим взглядом и чуть склонил голову набок.

— Сейчас тебе следует думать о том, как наверстать пропущенное за день. Заканчивай трапезу и приступай. А я пока починю старую сбрую. Заодно покажу, как это можно сделать.

Все последующие несколько дней Доминик вел себя тише воды и ниже травы. Прилежно учился, не задавал лишних вопросов и почти не хотел язвить, когда становилось совсем сложно или не понятно. То и дело он мысленно возвращался к прошедшей ситуации. Времени было достаточно, чтобы все обдумать. В свободное время не было смысла уходить с участка: мальчик слишком опасался снова наткнуться на буйного пьяницу. Однако, отчего-то он чувствовал, что к произошедшему разговор вернется. К счастью, хотя бы его деятельность, в виде похода в погреб, так и не была замечена.

В один из дней Доминик рассказал наставнику об Амелии. Что встретил ее (но не уточнил, когда именно) и видел, как та заходится в кашле. Травник нахмурился, но ничего не сказал. Однако было видно, что его беспокоит этот вопрос.

Больше баронскому сыну не приходилось напоминать об утренних обязанностях. Список дел пополнился варкой яиц и уходом за рабочим инструментом в виде ножей и серпа. Саймон объяснил, что все в доме, что может хорошо резать, должно всегда находиться в идеальном состоянии.

На одном из занятий на лугу, держа в одной руке пучок смолевки, а в другой карандаш для записи и зарисовок, Доминик услышал знакомые шорохи за спиной. Он бы свалил это на мелкого дикого зверя, если бы не увидел кусок знакомой, старой одежды, промелькнувшей среди кустов. Мальчик решил молчать об увиденном и потом, при случае, спросить девочку, что она забыла в лесу на этот раз.

Эта минута отвлеченного разглядывания природных красот и то, что те скрывают, стоила мальчишке знаний. Он пропустил, как действует смолевка, помимо того, что успокаивает нервы. И решил больше не отвлекаться.

Вечер субботы ничем не предвещал большой или малой беды. Стояла насыщенная запахами ночь едва перевалившего за середину лета. Все дела были окончены, Доминик закрыл тетрадь и с удовольствием вытянулся, предвкушая долгожданный отдых. Он совершенно забыл о том, что ему обещали некий разговор. Не следил также и за днями недели: в его расписании все равно не было фиксированных выходных. Все, о чем он думал, как здорово будет отправиться, наконец, в кровать, через пару-тройку часов. А пока можно заняться чем-нибудь другим. С кухни донеся скрежет и баронский сын мимолетом подумал: «Что движет этим человеком, раз он задумал делать перестановку в такое время?»

Саймон подошел со спины и остановился, дожидаясь, когда его подопечный завершит работу. Травник стоял, облокотившись о дверной косяк и скрестив на груди руки. Когда Доминик закончил потягиваться, он поманил его пальцем.

— Молодой человек, все уже готово. Проследуйте за мной на кухню.

Мальчишке очень не понравился тон. Сомнительные мысли затеяли в голове собственную перестановку.

— Готово что? — непонимающе спросил он.

Саймон вздохнул, чуть прищурившись.

— Кажется, у тебя не настолько плохая память. Мы уже выяснили это. Пойдем. Нам надо обсудить твое поведение за все последние дни. Я озвучивал эти условия и принятие мер.

Холод пробежал по спине ученика, и он практически вжался в стул. Значит, предчувствие о разговоре его не обмануло. Доминику очень не хотелось возвращаться к этой теме.

— А мы можем поговорить здесь? Сейчас.

— Здесь — не можем. Вставай и иди за мной.

Затравленно глянув в сторону уличной двери и размышляя, удастся ли ему провести в лесу какое-то время, Доминик, нехотя, поплелся за учителем.

Мальчик не до конца понимал, что означает выдвинутая на центр лавка, но это точно не обещало ничего хорошего.

Примечания:

*Специи были дорогим удовольствием, позволить их себе могли только состоятельные граждане.