Свет во тьме (гет)

Пока чёрный «седан» неслышно скользил по беспокойному городу, умело огибая возможные пробки, на улице начал моросить дождик. Майкрофт бесстрастно наблюдал за тем, как крохотные капельки бьются о стекло и сразу же растекаются по его гладкой поверхности.

На следующий день после спектакля шёл точно такой же дождик. Он знал это, потому что помнил, как набирал номер телефона и, слушая гудки, смотрел в окно, и затянутое серыми облаками небо вновь возвращало ту боль, что он не смог заглушить ночью.

Через полчаса на квартиру мисс Молли Хупер доставили корзину свежих роз. Почти все они были белыми, кроме тех, что были расположены по краю — они были красными. Записка была спрятана там же.

«Дорогая Молли, ещё раз спасибо за прекрасный вечер. Вы удивительная женщина, и я хочу, чтобы Вы помнили, что я теперь у вас в долгу. Если Вам что-нибудь когда-нибудь понадобится, буду рад помочь. МХ»

Майкрофт просматривал документы, присланные накануне Антеей, когда его телефон завибрировал. Сообщения он писать не любил, но сейчас это почему-то не имело значения.

«Дорогой Майкрофт, большое спасибо за цветы. Они чудесны. МХ»

Если судить по одной подписи, можно подумать, я переписываюсь сам с собой, подумал он.

«Я рад, что Вам понравилось», написал он в ответ (номерами они обменялись, ещё когда договорились о спектакле).

Майкрофт уже вернулся было к документам, как телефон завибрировал снова.

«И, раз Вы признаёте, что теперь находитесь у меня в долгу, то я рискну воспользоваться этим сразу же».

Сообщение его озадачило, что отразилось в его ответе.

«Я прошу прощения?..»

Телефон завибрировал почти сразу же — она писала, не дожидаясь его реакции.

«Я знаю, погода сейчас не очень, но на следующей неделе обещали солнце. Не ходите сходить в <…> парк на пикник? Я приготовлю, если скажете, что вам нравится. Будет справедливо, если я накормлю Вас, после того как Вы накормили меня».

Не мигая, Майкрофт смотрел на сообщение. Затем, не осознавая, что делает, написал:

«Хорошо. Позвоните мне ближе к концу недели, когда я буду знать своё расписание».

Молли оказалась права — погода на выходных действительно выдалась чудесной. Стояла середина лета, было тепло, но нежарко и очень комфортно. В тот день на небе не было ни облачка, и солнце согревало своими лучами всё вокруг. Зонтик при такой погоде вряд ли бы пригодился, но Майкрофт всё равно взял его, как брал всюду, куда бы ни шёл. Зато после совещания он специально заехал домой и сменил чёрный «официальный» костюм на «неформальный» бежевый, более подходящий для такого случая.

<…> парк был хорошо знаком им обоим, поэтому о месте встречи они договорились заранее. Это был укромный уголок на краю небольшой поляны, в тени деревьев, за которыми открывался вид на небольшой водоём. Майкрофт увидел, что Молли уже пришла, ещё за несколько сотен метров, но отчего-то замедлил шаг, не сводя с неё глаз. До этого момента он так и не осознал толком, что произошло. Он с детства не ходил ни с кем на пикник, и уже много лет его круг общения ограничивался лишь людьми с работы. Почему же тогда его тянуло к ней? Почему, хоть он провёл с ней в общей сложности всего-то несколько часов, она уже так много для него значила?

Майкрофт прикусил губу. Это было несправедливо. Так делать было нельзя. Он стремился к её обществу, потому что только так рана в его груди переставала кровоточить. Только рядом с ней он мог дышать, чувствовал себя живым. Но это было неправильно. Получается, что он использует её, пытается достичь чего-то с её помощью. Это было ему совсем не по душе.

С другой стороны… Это ведь она его пригласила. Она тоже искала его общества. И она… она была такой красивой. Сегодня она надела платье пастельных тонов ниже колена и босоножки. Волосы она на сей раз расплела, но, чтобы они не лезли в глаза, подобрала их ободком, так что они выглядели очень опрятно. Сейчас она сидела на разложенном прямо на траве одеяле и, аккуратно подобрав ноги, читала электронную книгу. Когда Майкрофт уже находился на расстоянии метров десяти от неё, она подняла голову и заметила его. Выключив книгу, она спрятала её в сумку и встала.

— Я рада, что вы пришли, — сказала она, когда они поздоровались и сели.

— Да, я тоже, — он улыбнулся. Он редко улыбался, так что мышцы его лица успели отвыкнуть от этого ощущения. Молли, улыбнувшись ему в ответ, сразу же опустила глаза и занялась сервировкой угощения.

Время прошло незаметно. Они оба редко бывали на свежем воздухе и поэтому наслаждались хорошей погодой и тёплым летним ветерком. Молли приготовила лёгкие закуски, и впервые за долгое время Майкрофт смог поесть с аппетитом, не испытывая отвращения при виде еды. Наблюдая за прогуливающимися вдалеке отдыхающими, почти не смотря друг на друга, они много разговаривали. Сначала это были всё те же отвлечённые темы. Оказалось, что Молли неплохо разбирается в истории кино, так что они обсудили несколько старых фильмов, после чего разговор перешёл на живопись и музыку. Майкрофту показалось, её совсем не удивило, что он умеет играть на фортепиано, и она высказала сожаление, что сама никогда не ходила в музыкальную школу. Так они перешли к более личным темам. Майкрофт узнал, что её родители уже давно умерли, и она была единственным ребёнком в семье. У неё был кузен, сын сестры отца, но он переехал в Америку, и они лишь обменивались рождественскими открытками. Глядя на неё, Майкрофт только сейчас осознал, что она была одинокой. У неё не было семьи, и явно не было близких друзей — в противном случае она не пригласила бы на пикник в выходной день почти чужого человека.

На этой теме разговор замедлился, а затем затих. Рассказав о себе, Молли не стала делать никаких попыток вызвать его на ответную откровенность. Не поднимая глаз, она слегка переменила позу. Майкрофт заметил, что она смотрит на его аккуратно сложенный пиджак, который он снял, потому что ему было жарко, и положил вдоль одеяла.

— Вы не устали? — спросил он. — Не хотите прокатиться на лодке?

Молли вздрогнула, непроизвольно посмотрела на него, и Майкрофту показалось, что в глазах её мелькнул испуг.

— Вы боитесь, я вас утоплю? — проговорил он.

— Нет, что вы, — поспешила заверить его она. — Просто не хочу доставлять вам хлопот…

— Вы и не доставляете — я ведь сам предложил, — Майкрофт встал и протянул ей руку. Молли встала с его помощью, и он взял пиджак и зонт.

— Не беспокойтесь, я попрошу водителя собрать вещи, он встретит нас на той стороне, и я отвезу вас домой.

— Хорошо, — кивнула Молли.

До озера они шли в молчании. На крохотной пристани было привязано три лодки; ещё столько же были сейчас заняты. Майкрофт расплатился и, довольно уверенно встав посередине лодки, идеально держа равновесие, протянул руку Молли и помог ей сесть. Молли, которая взялась подержать его вещи, пристроила зонтик рядом с собой, так что он идеально вписался в разделявшее их расстояние. Пиджак она положила на колени. Майкрофт сел, и они медленно отчалили от берега. Заходящее солнце ласкало воду своими тёплыми лучами, и его блики, соприкасаясь с водной гладью, создавали причудливые отражения и узоры. Приятный озерный запах смешивался с ароматом лета, так что на секунду у Майкрофта закружилась голова. Целую вечность он не чувствовал этого запаха.

Они арендовали лодку на полчаса, первые десять минут которого провели в полном молчании. Вновь, как и по дороге в театр, это молчание не было неловким. Временами Майкрофт смотрел на Молли, и она казалась ему очень умиротворенной. Ее спокойная безмятежность идеально гармонировала с окружавшей природой, с этим тихим вечером, словно вырезанным ножницами из шумного города и помещенным в совершенно иное пространство.

— Вы часто катались в Оксфорде? — вдруг спросила она.

Майкрофт растерялся.

— Как вы?..

Молли рассмеялась.

— Где ещё мог учиться такой человек, как вы, — сказала она. — Не нужно быть слишком умным, чтобы это понять.

Да, действительно. Это было логично.

— Нет, не очень, — сказал он. Другая лодка приближалась к ним спереди, и он слегка повёл вёслами, чтобы уступить дорогу. — Я всегда не любил спорт и поэтому избегал даже такой физической активности.

— Я вас понимаю, — кивнула Молли. — Физкультура всегда была для меня пыткой. В детстве я была страшно неуклюжей, и в школе на соревнованиях всегда прибегала последней. Все потом на меня набрасывались: «Мы проиграли из-за тебя!!». Поэтому я предпочитала засиживаться с книжками в библиотеке. Очень любила биологию.

Она замолчала, посмотрела на его пиджак, лежащий у неё на коленях. Солнечные лучи словно запутались у неё в волосах, и из-за этого сейчас они выглядели золотистыми.

Майкрофт остановился, чтобы развернуться и поплыть в обратном направлении, но почему-то задержался, так что лодка встала, как бы зависнув в воде. В этом уголке озера было очень уютно. Несколько плакучих ив своими ветвями скрывали его от дороги, и Майкрофт увидел, как прыгнул с одной кувшинки на другую маленький лягушонок.

— Молли, могу я вас спросить? — проговорил он.

Она подняла на него глаза.

— Да, конечно.

— Почему вы пригласили меня на этот пикник?

Он смотрел ей прямо в глаза, но на сей раз это её не смутило. Даже наоборот.

— Если я не отвечу, вы скинете меня за борт? — всё так же спокойно спросила она.

На сей раз он не растерялся.

— У вас мой пиджак, мне нет резона его мочить, — подражая её серьёзности, ответил он.

Молли рассмеялась.

— Очень хороший ответ, мистер Холмс, очень хороший ответ, — она посмотрела на пиджак. — Значит, мне ничего не угрожает.

— И всё же? — настаивал он.

Молли улыбнулась, не поднимая глаз.

— Я не думала, что это так сложно, Майкрофт, — тихо сказала она. — Вы пригласили меня на спектакль в свою ложу, накормили ужином, на следующий день прислали букет роз, красивее которых я не видела в своей жизни. Впервые за долгое время я провела вечер, просто живя и наслаждаясь жизнью. Мне хотелось вас отблагодарить, вот и всё.

Она замолчала, и между ними опять воцарилась тишина. Лодка слегка качнулась, и Майкрофт крепче взялся за вёсла.

— Что ж, спасибо вам, — проговорил он. — Спасибо.

В тот вечер они расстались так же официально, как и после концерта, однако тот пикник в <…> парке стал первой встречей в череде многих других. Они стали регулярно переписываться и два-три вечера в неделю проводили вместе. Иногда это были концерты классической музыки, иногда он приглашал ее в ресторан, после чего, с интервалом в пару дней, она звала его на ужин к себе домой. Несколько раз они сходили на выставки изобразительного искусства, а однажды просто гуляли в парке, пока не пошёл проливной дождь, от которого не спасал даже его большой зонт. Майкрофт не задумывался о характере установившихся между ними отношений; точнее, он не считал этот вопрос насущным. С её стороны не было никаких знаков того, что она считает их отношения чем-то большим, чем просто дружбой. Как и в первые два вечера, что они провели вместе, она была очень спокойной, никак не нарушала его личного пространства, смущалась и избегала смотреть ему в глаза, только если подпадала под действие своей природной застенчивости, с его присутствием никак не связанной. Её одежда тоже не говорила о её увлечении; судя по тому, что было известно Майкрофту, она явно начала лучше и элегантнее одеваться, что чрезвычайно ей шло, однако она не прихорашивалась, почти не красилась, не злоупотребляла духами, аромат которых он чувствовал, только когда привычно целовал при встрече и прощании её руку.

Да и разве могло между ними что-то возникнуть? Он был слишком стар для неё, а она уже много лет любила его брата. Эти два обстоятельства, глубоко сидевшие где-то у него в подкорке, служили ему неоспоримым доказательством отсутствия всякого романтического интереса с её стороны. Ей было одиноко, вот и всё. Как и ему, ей было одиноко, и, наверное, как и он, она чувствовала, что боль в душе становится чуточку тише, когда она проводит время с человеком, с которым у неё нет никакого общего прошлого. Они не делили памяти о былых горестях и страданиях и поэтому могли просто жить настоящим. Просто жили, ни о чём не думая, потому что ничто другое им в тот момент не было нужно.

Теперь уже Майкрофт не помнил, сколько времени длились эти их отношения. Он знал лишь, что лето плавно растаяло в осени. Стало холодно, участились дожди. Тот вечер был именно таким — холодным, промозглым, с дождём, что лил как из ведра. Он ехал домой на своей чёрной машине, и Лондон за окном расплывался, словно детский рисунок, на который случайно пролили стакан воды. Безучастно смотря в окно, он думал лишь о том, как вернётся домой и поспит, как вдруг его бесстрастное выражение лица сменилось удивлением.

— Молли?.. — пробормотал он. На размышления хватило секунды.

— Остановите… остановите машину, — попросил он водителя.

— Мистер Холмс, здесь нет парковки…

— Значит, будет. Ну же, скорее.

Водитель подчинился без особого энтузиазма. Майкрофт понимал, что в этом месте останавливаться запрещено, но его это не волновало — не пикник же он собрался устраивать.

— Молли! Молли! — он быстро раскрыл зонт и, перешагнув через лужи, оказался на тротуаре рядом с ней.

— Майкрофт?.. — выдохнула она. Её дамский зонтик, который она держала над головой, был таким маленьким, что вместе с ним она помещалась под его зонтом, как зайчик под грибом. — Откуда вы?..

— Я ехал домой, там моя машина. Что с вами? — он оглядел её с ног до головы. — Вы подвернули ногу?

— Нет, это просто растяжение. Выходила из больницы, и… Я думала, дойду до метро.

— Глупости — пока вы до него доберётесь, ваши ботинки промокнут, как венецианские площади во время наводнения. Пойдёмте, я отвезу вас к себе, это недалеко. Обсохните и наложите повязку на вашу ногу, а потом я попрошу водителя отвезти вас домой.

— Майкрофт, я не могу вот так вот свалиться вам на голову…

— Пожалуйста, не говорите так. Я бы предложил сразу поехать к вам, но по дороге мы соберём все лондонские пробки, и вы окончательно продрогнете. К тому же, у меня дома есть камин, и его гораздо быстрее разжечь, чем привести в чувство стандартный квартирный обогреватель.

— Которого у меня нет… — виновато улыбнулась она.

— Тем более. Давайте, вам нужно сложить ваш зонт. Вот так, а теперь держите мой. Я уговорил водителя остановиться в неположенном месте, так что надо поспешить — если нас поймают и оштрафуют, это будет колоссальнейший конфуз. Леди Смолвуд будет потешаться над этим целую вечность.

С этими словами Майкрофт легонько приподнял за плечи сжимавшую его зонт Молли и, перенеся её через лужи, поставил её прямо рядом с машиной. Забрав у неё зонт, он открыл дверцу, и Молли быстро забралась внутрь. Майкрофт, сложив зонт, последовал за ней, и они быстро отъехали от тротуара, к вящему удовольствию начавшего нервничать водителя.

Это был первый раз, когда Майкрофт пригласил Молли к себе домой. Они часто встречались у неё, но он никогда не приглашал её к себе. В последнее время он вообще перестал считать свой дом домом и пользовался там только тремя помещениями: гостиной, спальней и ванной комнатой. Дом был тем, где всё это началось, поэтому спокойно находиться там он мог, только когда спал. В часы бодрствования ему хотелось только одного: как можно скорее покинуть это место. Не было и речи о том, чтобы приглашать туда Молли.

Однако, увидев, в каком она состоянии, он предложил поехать к себе, не раздумывая. Ей была нужна помощь, и не было времени отвлекаться на глупые сантименты. Усадив её на диван у камина, он сходил за полотенцами и аптечкой и, пока она приводила себя в порядок, развёл огонь. На улице продолжал хлестать дождь, но в помещении было тепло и уютно. Майкрофт приготовил чай (который всегда водился даже в таком пустынном месте, каким была его кухня) и на подносе принёс его в гостиную, вместе с сахарницей, двумя чашками и ложками.

— У меня нет лимона, простите, — он поставил поднос на журнальный столик.

— Что вы, это вовсе необязательно… — Молли уже перевязала эластичным бинтом свою ногу и теперь сидела босиком, пока её носки сушились у камина. — Чувствую себя ужасно — устроила тут у вас травмпункт, сижу без носков…

— Вы всегда элегантны и прекрасно выглядите, хоть с носками, хоть без, — Майкрофт улыбнулся, разливая чай. Молли рассмеялась.

— А вы всегда ужасно галантны и готовы простить любую оплошность.

— Я рад, что вы так считаете, — он подал ей чашку и сел на диване, в метре от неё. — Вы неудачно повернули ногу?

— Я грандиозно растянулась на ступеньках больницы, одновременно раскрывая зонт, застегивая сумку и придерживая дверь для какой-то почтенной леди. Зрелище было поистине впечатляющим. Если бы вы это видели, ни за что бы не согласились продолжать наше общение.

— Вы пытаетесь уверить меня в собственной неуклюжести и при этом не предполагаете, каким неуклюжим был когда-то я.

Молли повела головой и сделала несколько глотков чая.

— Никогда не поверю. Вы всегда были образцовым джентльменом, Майкрофт, у вас это в крови.

— Вот как? — он взял свою чашку, положил ногу на ногу. — Вы полагаете?

Она подняла на него глаза и ничего не сказала. Он смотрел прямо перед собой, на танцующий в камине огонь, и лицо его ничего не выражало. Так прошло несколько минут. Затем он сделал несколько глотков из своей чашки, после чего поставил её на журнальный столик и встал.

— Прошу вас, подождите немного.

И без того она никуда не собиралась уходить. Майкрофт отсутствовал меньше минуты; вернулся он, держа в руках небольшую коробку.

— Что ж, — он сел, положил ее к себе на колени. — Судите сами.

Он убрал крышку, и Молли увидела, что в коробке лежали фотографии. Майкрофт взял несколько из них в свои длинные пальцы, пролистал. Найдя то, что искал, он протянул снимок Молли.

Её взору предстал маленький мальчик, лет восьми-девяти. Для своего возраста он был довольно полным. Темноволосый, он не смотрел в камеру, и нельзя было сказать, какого цвета были его глаза — из-за преломления света они казались чёрными. На руках он держал ребёнка, которому было около десяти месяцев. Вцепившись в рукав мальчика, он с любопытством смотрел в книгу, которую тот ему показывал. Кудрявые волосы, пронзительный, столь пытливый взгляд, бледно-голубые глаза…

— О Боже… — прошептала Молли, не отрывая взгляда от фотографии. — Это вы и Шерлок…

— Во плоти, — проговорил Майкрофт. Он продолжал пролистывать снимки. — Фотографию отправили двоюродной тётушке, поэтому она уцелела после пожара. Большинство… — он не договорил. — Да, вот это мы тоже кому-то из родственников дарили.

Он дал Молли ещё один снимок. Видимо, он был сделан где-то через год после предыдущего. Майкрофт, показалось Молли, почти не изменился. Шерлок заметно подрос, но всё равно был ещё совсем маленьким. Теперь они сидели на диване, а между ними примостилась годовалая девочка. Её чёрные волосы вились, совсем как у брата, но она показалась Молли более спокойной и собранной, чем Шерлок.

— Ваша сестра, — молвила она.

Майкрофт перестал перебирать снимки. Опустил руки. Да, это была его сестра. Всю её жизнь он повторял себе это, но ничто не делало этого факта более реальным, чем его констатация сторонним человеком.

Некоторое время он молчал, и Молли просто смотрела на коробку на его коленях, продолжая держать поданные им фотографии. Наконец, Майкрофт заговорил.

— Вы знаете, я очень хорошо это помню. Те два дня, когда их принесли домой. Сначала Шерлока, потом… потом Эвр. Я помню, Шерлок очень много плакал. Постоянно требовал к себе внимания. Стоило сесть рядом с ним, взять его на руки, как он успокаивался. Чувствовал, что кто-то есть рядом, что он не один, и успокаивался. А Эвр, она… Она почти не плакала. Просто лежала в колыбели и спокойно смотрела. Смотрела по сторонам и будто изучала. Уже тогда она изучала. И это… очень меня тревожило.

Молли ничего не сказала, по-прежнему держа фотографии. Так прошло некоторое время. Затем Майкрофт положил коробку на журнальный столик, медленно встал и подошёл к окну. На улице не было видно почти ничего — одни тёмные пятна и хлеставший сквозь них дождь.

— Всё произошло… очень постепенно, — его голос был очень тихим, но из-за акустики его было хорошо слышно. — Начиналось всё с незначительных вещей. Дети, они же всегда… всегда немного другие, и порой трудно различить, что в их поведении нормально, а что… К тому же, мы жили очень… очень хорошо. Огромный дом, ни в чём нет недостатка. Родители нас не баловали, но мы всё равно чувствовали себя очень… комфортно. Игрушки, книжки, музыка. Вокруг особняка — целый особый мир, куда можно было сбегать, ничего не опасаясь. Мы должны были… должны были вырасти нормальными в таких условиях, у нас должно было всё быть хорошо. Но сказка слишком быстро закончилась.

Он замолчал. Его глаза так пристально вглядывались в чёрную пустоту за окном, что у него заболела голова. Моргнув, он продолжал:

— Тогда я довольно много времени проводил с братом и сестрой. Сначала они были совсем маленькими, так что нужно было за ними присматривать, и я к этому привык. Потом они чуть подросли, им стало скучно всё время проводить со мной, захотелось выбраться на волю. Я отпустил их, но всё равно продолжал за ними присматривать. Они казались мне очень похожими, и не только мне — все это отмечали. Иногда их даже принимали за двойняшек. Но в какой-то момент я понял: они очень-очень разные. И дело было не в их характере, нет. Глаза. У них были одного цвета глаза, почти одинаковые, но на самом деле… У Шерлока был очень тёплый взгляд, очень… добрый. Я помню, тогда он часто приходил ко мне по вечерам, приносил почитать какую-нибудь книжку, и когда он смотрел на меня, в его глазах было тепло, была любовь. Он был застенчивым, не любил, когда вокруг было много людей, но если привязывался к кому-то, это было на всю жизнь. Его глаза об этом говорили. А Эвр… Эвр никогда так ни на кого не смотрела. Она была трёхлетним ребёнком, и у неё был взгляд взрослого. Отстранённый, холодный, пустой. Почти металлический. Неживой.

Последнее слово будто высушило его губы, так что он опять замолчал. Дождь забил по стеклу с удвоенной силой, словно пытаясь пробиться внутрь, затопить всё в доме. Не отрывая от него невидящего взгляда, Майкрофт вновь заговорил:

— Я был единственным, кто это замечал. Эвр была прирождённым манипулятором, и она уже тогда понимала, что определенные вещи лучше скрывать. Меня тревожили эти перемены, но я… Я никому ничего не сказал. Родители, они… Они бы не поняли, и последующие события это только подтвердили. Они не были… глупыми или недальновидными; нет, они просто не могли разглядеть нечто такое, потому что всегда видели в нас детей. Своих детей, которых они любили больше всего на свете. Они не замечали ничего, до тех пор, пока не… пока не стало уже совсем поздно.

Его голос дрогнул. Машинально, не глядя, Майкрофт коснулся кончиками своих длинных пальцев подоконника, словно это могло послужить ему опорой.

— Шерлок подружился с одним мальчиком. Он жил неподалёку, тоже из богатой семьи знатного рода. Они стали очень близки. Это было необычно — у нас никогда не получалось навязывать дружеские отношения со сверстниками. Я думаю, дело было в том, что Виктор, он… был совсем другим. Не такой, как Шерлок. Не такой ранимый, не такой эмоциональный, не такой впечатлительный. Твёрдо стоял на ногах, не витал в облаках. Я думаю, Шерлок нашёл себе в нём опору, своеобразного проводника, с помощью которого ему легче было существовать в этом мире, который его отвергал. Я был рад за него… первое время. Пока не понял, какую жгучую ревность их отношения породили в сердце Эвр. Теперь Шерлок всё время проводил с Виктором, а мы оставались в стороне. Я воспринял это как должное, а она… Она сочла себя отвергнутой. Она не делилась. Никогда и ничем. И её реакция на случившееся превратила нашу жизнь в ад. Я до сих пор помню, как однажды я проснулся ночью от плача. Наши комнаты были рядом, на одном этаже, и я сразу же понял, что это плачет Шерлок. Я вскочил, побежал к нему. То, что я увидел… Я никогда этого не забуду. Он лежал, уткнувшись головой в подушку, и весь трясся от плача. У него словно случился припадок. А Эвр, она… Она сидела на полу и не мигая смотрела на него. Лицо её ничего не выражало. Оно было каменным. Никаких эмоций. Я жутко перепугался. Подбежал к Шерлоку, сел рядом, попытался его успокоить. Он вцепился в меня так, словно от этого зависела его жизнь, но успокоиться всё равно не мог. На крики прибежали родители. Они были в ужасе. Мама… Мама дар речи потеряла. Стояла посередине комнаты, смотрела на нас, а сама словно тоже окаменела. Папа сел рядом с Эвр и всё повторял: «Дочка, дочка, посмотри на меня. Посмотри на меня, пожалуйста. Ну же, скажи, что случилось». А она всё молчала. Затем мама всё же пришла в себя и вызвала «скорую». Нам с Шерлоком дали успокоительное, так что мы скоро заснули, не отпуская друг друга. Эвр куда-то увели. На следующий день она вновь была собой. Словно ничего и не случилось. Родители не знали, что и думать. А я тогда уже всё знал. Знал, что это было начало конца.

Отпустив подоконник, Майкрофт отвернулся от окна. Не торопясь, он вернулся обратно и сел. Его руки слегка дрожали, и он пожалел, что графин с бренди был слишком далеко, в секретере.

— А потом Виктор внезапно пропал, — медленно проговорил он. — И нашли его... И то, что от него осталось, нашли лишь несколько месяцев назад. Недавно были похороны. Я знаю, Шерлок был там. Он один. Вы знаете, наша мать так и не смогла этого принять. Того, что её маленькая дочь оказалась убийцей. Она до сих пор в это не верит. Я помню… помню, как сообщил им ту новость. Как сказал, что Эвр погибла на пожаре. Я знал, что это будет трудно, но такое… После этого родители уже никогда больше не были прежними. Мама уже никогда больше не была прежней. Она очень к нам переменилась. Внешне это никак не проявлялось, но в её взгляде… Теперь каждый раз, когда она на нас смотрела, я видел сожаление и боль утраты. Она смотрела не на двух сыновей. Она смотрела на тех, кто у неё остался после потери дочери.

Майкрофт замолчал. Теперь он смотрел на огонь, и от этого у него заслезились глаза. Он чувствовал себя так, словно только что пробежал без остановки несколько километров. Усталость была физической; он никогда не чувствовал себя настолько измученным.

Вдруг рядом с ним послышалось какое-то движение. В тишине безмолвной гостиной оно было почти беззвучным. Он услышал, как легли на журнальный столик две фотографии, а затем почувствовал тёплое прикосновение. Неслышно Молли села чуть ближе к нему и осторожно коснулась ладонью его плеча.

— Вы в этом не виноваты, Майкрофт... — прошептала она. — Вы сделали то, что должны были, и это было единственно правильное решение в подобной ситуации.

Он сглотнул.

— Я запер в тюрьме свою родную сестру… — его голос хрипел. — Как вы можете…

— Вы спасли своего родного брата. Судьба поставила вас перед выбором, и вы приняли единственно правильное решение. Вы спасли вашего брата, чтобы потом он смог спасти вашу сестру. В конечном итоге всё окончилось хорошо благодаря тому, что много лет назад вы поступили именно так, а не иначе.

Майкрофт прикусил губу. Собравшись с силами, он поднял на неё глаза.

— Спасибо вам, я…

Он осёкся и так и не закончил этой фразы. Они с Молли смотрели друг другу в глаза, и впервые он видел в них не спокойную вежливость и доброту, а сострадание, нежность и… и, кажется, что-то ещё…

— Спасибо вам за ваши слова, Молли, — он взял её руку, что лежала на его плече, в свою ладонь и поцеловал её пальцы. Этот жест выходил далеко за рамки тех официальных отношений, которые он считал установившимися между ними, но почему-то сейчас это не показалось ему неподобающим. Молли опустила глаза, но не убрала руки, и они сидели сейчас так близко друг к другу, что её тёмные волосы легонько касались его высокого лба. Майкрофт прикрыл глаза, проживая это мгновение, а затем она выпустила его руку.

— Мне пора идти, Майкрофт… — не поднимая на него глаз, Молли села на своё прежнее место, начала собирать свои вещи. — Уже поздно, нам обоим завтра рано на работу…

— Да, вы… вы правы, — через силу произнёс он. Ощущение реальности, утраченное после этой невольной исповеди, начало вновь к нему возвращаться, и Майкрофт ужаснулся. Всё показалось ему таким нелепым, почти пошлым. Его детские фотографии, на которых он был похож на колобка, её мокрые носки, что сушились у камина, её голые ступни, его ужасающая откровенность, после которой она наверняка не захочет его больше видеть. Схватившись за телефон, чтобы вызвать машину, Майкрофт понял, что стремительно краснеет. Впервые ему стало неловко в её обществе, впервые он пришёл в ужас от того, что она, наверное, о нём подумает. За эти недели она почти стала его другом, а теперь она наверняка не сможет взглянуть на него без отвращения. Он потерял её. Он точно её потерял.

— Большое спасибо, что приютили, Майкрофт, — улыбнулась Молли, когда он проводил её до двери. Она по-прежнему хромала, но уже не так сильно. Дождь за окном, видимо, устав и решив передохнуть, почти сошёл на нет, так что ей не понадобилось раскрывать зонт, чтобы дойти до машины.

— Я рад, что смог помочь, Молли, — проговорил он. Обычно на прощание он всегда целовал ей руку, но сейчас он был не в силах к ней прикоснуться. Поэтому они всего лишь обменялись улыбками, она ушла, а он закрыл за ней дверь.

В ту ночь Майкрофт почти не спал. Не раздевшись, он лежал на неразобранной постели, словно охваченный приступом лихорадки. Впервые в своей жизни он рассказал кому-то о том, что терзало его все эти годы, и теперь его словно мучило эмоциональное «похмелье». Но ещё хуже было другое. Впервые за долгое время он совсем забыл об Эвр, о Шерлоке, о «Шеррингфорде» и связанных с ним воспоминаниях. Впервые он не чувствовал, как медленно сочится кровь из невидимой раны у него в груди. Всего этого вообще теперь больше не существовало, ибо весь мир сузился до одного-единственного человека. До хрупкой маленькой женщины, которую он только что отпустил.

Это было невозможно. Нет, невозможно. В этом мире у него никого не было. Окруженный ежедневно десятками людей, он всегда был один. В этом не было ничьей вины, просто так было заведено. Он всегда был один. Иначе и быть не могло.

И потом — он же сто раз уже себе это повторял. Он её не интересует. Так… не интересует. Никаких знаков, никаких сигналов. Они просто хорошие друзья, вот и всё. Просто хорошие друзья.

Но в этом-то и всё дело. У него никогда не было друзей. Никто не смотрел тех старых фильмов, что ему так нравились. Некого было сводить на концерт классической музыки. Никто не любил яблочного пирога, готовить который его научила ещё бабушка. И никто никогда так к нему не относился. Как к обычному человеку. Никто никогда не вёл себя так естественно в его обществе. Так заразительно смеялся. Так ласково улыбался. Так красиво произносил его имя. Да, даже его имя. Впервые за сорок с лишним лет оно начало ему нравиться, потому что… потому что его произносила она.

Майкрофт застонал, словно от нестерпимой боли. Что же он наделал.

Да, если бы он задумался об этом раньше, то уже давно всё бы понял. Не нужны никакие многозначительные жесты, не нужны наряды, яркий макияж или духи. Это всё — лишь набор разрекламированных глупостей, предназначенный для тех, кто стремится лишь к тому, чтобы ему было хорошо. Настоящее чувство всегда заботится о другом. Всё это время она и заботилась о нём. Заботилась тем, что была рядом. Вот и всё. А он имел неосторожность не препятствовать этому, заботясь в ответ о ней.

Медленно Майкрофт сел. Приложил ко лбу тыльную сторону ладони, стараясь выровнять дыхание.

Недели две назад, когда они гуляли в центре Лондона, их окликнула цветочница. Она продавала букетики фиалок, искусно перевязанные разноцветными ленточками. Увлекшись беседой, они не заметили её, пока она не окликнула Майкрофта:

— Сэр! Сэр, не проходите мимо! Купите жене цветочков, она обрадуется!

Они оба замерли, не сводя с женщины растерянных и несколько изумленных взглядов, но слова застряли у них в горле. Так и не поправив её, Майкрофт купил у цветочницы самый красивый букетик и подал его Молли. Она улыбнулась, тихо поблагодарила его, опустив голову и пряча глаза. Несколько секунд они продолжали идти молча, а затем она возобновила беседу. За разговором Майкрофт забыл о словах цветочницы, и вспомнил их лишь теперь. Она подумала, что они муж и жена, и была настолько в этом уверена, что обратилась к нему соответствующим образом. Возможно, они и правда были красивой парой…

Майкрофт до боли прикусил губу. Как он может. Как он только может думать о том, что неминуемо испортит ей жизнь. Как он только может. Она была самым дорогим ему на свете существом, а он позволяет себе поддаться иллюзиям, которые приведут её на край пропасти.

Толком не понимая, что делает, Майкрофт встал с постели и подошёл к комоду, на котором лежал телефон. Это нужно прекратить. Прямо сейчас это нужно прекратить. Он не может ждать даже до утра. Сейчас он положит этому конец. И даже если случилось невероятное, пусть лучше ей будет больно сейчас, чем через много времени, когда судьба обязательно нанесёт им безжалостный, смертельный удар.

Майкрофт уже протянул руку к телефону, как вдруг замер на полпути. Что-то его остановило. Он посмотрел на комод. Четыре выдвижных ящика, очень старый, больше ста лет, но прекрасно сохранившийся. Он был заполнен бельём и постельными принадлежностями, и больше в нём ничего не было, кроме… Кроме одной памятной вещи.

Присев на корточки, Майкрофт аккуратно выдвинул нижний ящик. В углу, за льняными простынями, была спрятана небольшая шкатулка. Осторожно Майкрофт достал её и, задвинув ящик, сел на постель, положив шкатулку на колени.

Хранить нечто подобное было излишне сентиментальным, но Майкрофт почему-то не злился на себя за привязанность к паре старых, никому не нужных вещиц. Его бирка из роддома, белый платочек с инициалами «А.М.Х.», небольшая пробирка с прядью волос — сувениры, собранные матерью, когда она ещё не испытывала к нему отвращения. Небольшая поздравительная открытка от бабушки, старое фото, где они были вдвоём с Шерлоком, на котором ему было семнадцать, а брату — всего десять. Снимок, сделанный в день вручения дипломов в Оксфорде — родители, стоявшие справа и слева от него, выглядят такими гордыми. И маленькая бархатная коробочка.

Его бледные пальцы слегка дрожали, когда он взял её в руки. Уже больше ста лет в их семье передавался из поколения в поколение комплект из трёх украшений: ожерелье, браслет и серёжки. Последним его владельцем был их отец, который подарил его матери в качестве свадебного подарка. Родив троих детей, она решила разделить комплект между ними, с расчетом, что дочь сможет воспользоваться подарком сама, а сыновья поступят так, как когда-то поступил их отец, и подарят украшения своим избранницам. Шерлоку, таким образом, достался браслет, Эвр… Эвр, будь жизнь к ним милосерднее, получила бы ожерелье, а Майкрофту достались серёжки. Он хорошо помнил, как подумал, получив от родителей подарок: интересно, какой будет его будущая жена? Кому достанутся эти старинные жемчужные серёжки?

А потом жизнь сложилась, как сложилась, и Майкрофт понял, что ему никогда не суждено будет найти хозяйку этого красивого украшения. Возможно, разделив комплект, мать невольно наложила на него проклятье, и поэтому все эти годы все три предмета оставались бесхозными. Возможно, в этом и была причина их бед — они так сильно прогневали Всевышнего, что Он навсегда отвернулся от них?

Глупость, подумал Майкрофт, глядя на украшение. Никто их не проклинал. Они сами себя прокляли.

И продолжают проклинать других.