Первое «преступление» Уильяма Т. Спирса (джен)

— Я уже упомянул, что мистер Винтер должен был после прохождения обучения пополнить ряды жнецов смерти именно в моем департаменте, — продолжил Уильям, подходя к двери. То, что за ней визжало, следовало спасти, не дожидаясь вынесения приговора. — И основной причиной моего решения стал именно этот факт. Со всем уважением, двух Сатклиффов не выдержал бы ни этот департамент, ни вся организация. Если в случае с Сатклиффом речь идет об относительно безопасной эксцентричности, то Винтер добавил бы к той же доле безумия и потребности восхищения интриги такого уровня, что все бы содрогнулись. Я не мог этого допустить.

Он распахнул дверь, строго посмотрел на троих жнецов, окруживших Грелля и то, что взвизгнуло чуть раньше. Уильям вполне понимал орущего, точнее, уже сипящего жнеца — сам Спирс вряд ли удержался бы от восклицания, если бы вокруг него в два оборота обмотался Сатклифф, зацепившись носками туфель за икры, а шею сжали бы пальцы.

— Сатклифф, размотайтесь, будьте так добры. Мы же договорились, что вы не голодны? — иронично поднял бровь Уильям.

— О, прошу прощения, это рефлекс, — Грелль отпустил жертву, поясняя: — Я спокойно дремал в ожидании новых папок из нашего архива, а эта лысая обезьяна в костюме зачем-то взорвала у меня над головой воздушный шар. А я его надул, чтобы украсить рабочее место... Его так весело бить хвостом... Вот я и... Я же не могу сдержать инстинкты...

— Полагаю, что можете, но не всегда хотите.

Уильям выдохнул — он сперва предположил, что Сатклифф подговорил кого-то разыграть эту сценку, но если про их план узнал бы кто-то еще, то опасность возросла бы в разы. Но Сатклифф положился на знание человеческой (и жнеческой) природы и искусно подтолкнул бедолагу проткнуть шарик.

— Могу контролировать что угодно, но не спросонья же! — искренне возмутился Грелль.

Уильям хмыкнул и повернулся к пострадавшему:

— Через полчаса подайте объяснительную записку о вашем поведении вашему непосредственному начальнику, где соблаговолите изложить, что вы забыли в моем департаменте и почему помешали работе отдела.

— А Сатклифф тоже напишет? Он меня чуть не убил! — прохрипел жнец, имя которого Спирс никак не мог вспомнить. Кажется, Орсон из отдела документооборота.

— Безусловно, напишет. Но жнецы бессмертны, если не убить их косой смерти. Сатклифф вам ею не угрожал? Вот видите. А вы создали помехи для работы инспекторов дисциплинарной комиссии. Господа, еще раз прошу прощения за созданные неудобства, — обратился он к проверяющим, застывшим двумя столбами у него за спиной.

— Почему вы его до сих пор не уволили? — поинтересовался один из них.

Уильям прикрыл дверь, чтобы Грелль не услышал ответ и не возгордился еще сильнее, и ответил:

— Вы же первые привлечете меня к ответственности, если я уволю жнеца с самым высоким показателем эффективности. Что до... самоопределения, которое вы увидели — оно не мешает Сатклиффу выполнять все приказы и исполнять обязанности.

Инспекторы замолчали, то ли переваривая информацию, то ли запрашивая распоряжений — они синхронно зацарапали ручками по своим блокнотам. Уильям терпеливо ждал, ни разу не поморщившись, несмотря на то, что его до зубовного скрежета раздражал дисгармоничный скрип, похожий на перепалку стаи ворон.

— Уильям Т. Спирс, — начал наконец проверяющий, и Уильям едва не возликовал вслух, что стрекот ручек закончился. Ликование было бы неуместно и подобало лишь Сатклиффу. — После обсуждения вашего случая и с учетом всех деталей комиссия пришла к выводу, что ваше нарушение будет прощено и оставлено без административных последствий, а запись о нем не попадет в ваше личное дело, так как ваше деяние продиктовано исключительно интересами вверенного под ваше руководство департамента, а не корыстными причинами или человеческими эмоциями. Как вы понимаете, это исключительный случай, любой следующий, даже мельчайший, проступок будет наказан по всей строгости.

«Без записи в деле все всё забудут уже через месяц», — услужливо подсказал ему внутренний голос.

— Благодарю за объективное решение и проявленное снисхождение, — сказал Уильям и склонил голову, пряча кривую торжествующую ухмылку. — Безусловно, больше подобного не повторится.

«Да, пока ты не вникнешь во все-все тонкости инструкций, нарушать их не стоит», — согласился внутренний голос, почему-то копируя интонации Грелля.

Это была безоговорочная победа.

* * *

Через пять минут Уильям уже спешил на летучку глав департаментов и решил заодно сделать доброе дело для сотрудников своего отдела.

— Сатклифф, я настоятельно рекомендую вам подумать над тем, что образ и пищевые привычки прекрасной леди вам идут намного больше, — Уильям улыбнулся, услышав благодарный вздох — и от жавшихся по углам жнецов, и, как ни странно, от Грелля. Очевидно, тот все же устал имитировать пластику удава.

— Ты думаешь?

— Я уверен. Если не верите мне, спросите у них, — он указал на пятерых сотрудников, закивавших так энергично, что, казалось, головы вот-вот оторвутся. Уильям даже немного испугался за целостность их мозгов.

— Может, ты и прав. Я подумаю, очень основательно подумаю, — пообещал Грелль с оттенком угрозы в голосе.

— Ну хоть какое-то подобие полезной деятельности. Смотрите, не перетрудитесь с непривычки, — Уильям захлопнул за собой дверь и выкинул Сатклиффа из головы.

Они были квиты, Сатклифф пострадал чуть больше — Уильям заметил, что у него уже болели все мышцы от неестественных поз, подобающих удаву (или образу удава в голове Сатклиффа). Однако и удовольствия Сатклифф получил больше — и от внимания, и от страха зрителей, и от, будем честны, восхищения Спирса, которое не так просто было спрятать.

* * *

Уильям вздохнул, распахивая дверь на балкон. Следовало ожидать, что Сатклифф не оставит его так просто в покое и достанет даже в личных апартаментах... Но ожидать следовало более эффектного появления, а не сидящего на кованом ограждении Сатклиффа в том же кожаном платье, что и утром. Грелль только разрезал юбку сбоку едва ли не до талии, но причиной могла быть не эксцентричность, а всего лишь тяга к удобству.

— Надо отдать тебе должное, ты не разбил окно, спеша сообщить мне что-то важное, — с усмешкой сказал Уильям, садясь в кресло напротив Грелля. — Что такое? Я полагаю, мы в расчете.

— Я подумал, и результат мне не очень понравился. Мне так весело было бесить тебя, ты же искренне обижался...

— Первую неделю да, обижался. Когда мы только начали работать вместе. Потом я понял, что разумнее игнорировать то, что изменить я не в силах. Потакать тебе и притвориться оскорбленным — хорошая тактика.

— Ну вот. И как теперь тебя бесить? Зная все это... Спирс, я не только благодарен тебе, но начинаю уважать. И совершенно не понимаю, за что ты меня так ценишь.

— Ужасно. Особенно уважение. Могу только неискренне посочувствовать.

— И не говори. Хтонически ужасно, — улыбнулся Грелль.

— Это пройдет, у тебя редкое непостоянство в капризах и причудах, — попытался подбодрить его Уильям.

— Это не то.

— Тогда тебя утешит тот факт, что я точно так же ужаснулся, когда осознал, что дорожу тобой как сотрудником, возможно, неоправданно.

— Уф-ф-ф, да, тоже страшно.

— Тогда пока остановимся здесь. Я некомпетентен для того, чтобы излечивать тебя от таких страхов, и не расположен обсуждать остальное. Я сделал то, что считал нужным, ты мне очень сильно помог, дело закрыто. Но, если уж ты так хочешь что-то изменить... Называй меня этим идиотским «Уилли» не так часто. Хотя бы раз пять в день.

— Было бы слишком опрометчиво требовать от меня большего, — Грелль прищурился, жеманно повел плечами, хотел что-то сказать, но оттолкнулся от ограждения и скрылся в ночной тьме.

Уильям покачал головой и вернулся к созерцанию сине-черных облаков, как делал каждый вечер. Он не был наивным оптимистом и не ждал никаких глобальных перемен, но не мог отделаться от приятного, воодушевляющего и противоречивого чувства, что его служебный проступок одновременно не изменил ничего и изменил абсолютно все.