Немой (джен)

Поезд уже полчаса как покинул вокзал и нёсся куда-то на север, а Гарри увлечённо читал тысячу волшебных грибов и растений. Именно за этим занятием его и застал рыжеволосый мальчишка с испачканным носом. Поинтересовался свободно ли и, получив утвердительный кивок, плюхнулся на соседнее сидение, но не прошло и пяти минут, как парень начал трещать хлеще заправской вороны. Хвастался что-де да как, а в промежутке допытывался он ли Гарри Поттер или же нет. Памятуя слова мисс Кейн, Гарри решил не отвечать и лишь прятался за книжкой, в итоге рыжий обиделся и заявил, что-де не ожидал, что герой будет таким зазнавшимся. Гарри же предпочитал не предпринимать каких-либо попыток объясниться, ведь если не ясно, что разговаривать нет желания, так чего пристаёшь-то.

Тем временем насупившийся рыжий наорал на заглянувшую в их купе девочку, а затем подрался с каким-то белобрысым хлыщом. В итоге Гарри постановил, что такого вот знакомства ему и даром не надо. «Белобрысый, конечно же, сам виноват», — думал Гарри. Тут дело было в том, что с белобрысым он, Гарри, уже успел познакомиться аккурат в свой первый поход на Косую Аллею. Тот тогда так важничал, Гарри же либо кивал, либо жал плечами; второе было чаще, и хлыщ быстро отстал. И вот теперь они встретились снова, но не успел Драко Малфой (а именно так представился хлыщ) поздороваться, как на него накинулся разъярённый рыжий. В итоге у их купе образовалась безобразная куча мала, а когда дерущихся разнял появившийся в вагоне староста, выяснилось, что белобрысый заимел быстро наливающийся и ярко контрастирующий с его белой кожей фингал, тогда как рыжий обзавёлся разбитой губой.

Староста, который, кстати, тоже оказался рыжим, разнял драчунов, после чего пригрозил белобрысому отработкой и жалобой декану, а рыжему по-свойски отвесил подзатыльник и велел не высовываться. После этого, таки заметив притулившегося в уголке Гарри, обрадовал последнего, что-де герою лучше держаться его брата Рона, и что-де тогда всё будет просто замечательно.

Усевшийся на своё сиденье Рон не сумел промолчать и заявил, что герой зазнался и с простыми смертными общаться не изволит. Рыжий староста нахмурился, но промолчал и покинул купе.

Поезд начал тормозить и наконец остановился, позволив уставшим и голодным пассажирам вывалиться на платформу. Наблюдая за остальными, Гарри возблагодарил мисс Кейн и её воспоминания о брате, ведь это именно она предупредила о том, что поезд будет в пути до самого вечера, и что иной еды, кроме сладостей, им не предложат. Именно поэтому Гарри не преминул запастись термосом и сэндвичами и, как следствие, голодным не был.

Откуда-то сбоку и сверху раздался зычный голос; это давешний великан Хагрид подзывал к себе первокурсников. Гарри решительно проигнорировал своё отдельное приглашение. "Не хватало ещё, чтобы все решили, будто я невоспитанный неумеха", — подумал мальчик и, пристроившись в конце нестройной колонны, последовал к озеру. О том, что им предстоит, ему также рассказала мисс Кейн. Именно поэтому, не став ждать, Гарри занял место в свободной лодке и уставился на тёмную водную гладь. Вскоре к нему присоединился полноватый круглолицый мальчик и та самая девочка, которую обидел ехавший с ним в одном купе Рон.

— Привет, я Гермиона, а это Невилл, — затараторила девочка, и Гарри обречённо вздохнул, — ты ведь Гарри Поттер, я о тебе все-все знаю, — продолжила тем временем Гермиона, и Гарри мысленно подивился, ибо не мог поверить, чтоб прям вот всё-всё. Как и советовала мисс Кейн, он прочитал все книги, в которых имелись его, Гарри, упоминания. В основном там писалась какая-то дичь, а из правды упоминался разве что проклятущий шрам молния, который, согласно его медицинской карте, и был причиной его, Гарри, немоты. Мальчику было глубоко наплевать на то, получил он сие «украшение» в автокатастрофе или же отбил лбом какое-то там очень страшное проклятье. Сути дела это никак не меняло: он был нем, и это было непоправимо. Именно поэтому он и не поверил девочке, которая знает о нем якобы всё. А тем временем Гермиона переключилась на Хогвартс, и Гарри вновь тяжело вздохнул.

Происходившее в небольшой комнате, что предваряла выход в, как сказала представившаяся профессором МакГонагалл леди, Большой зал, запомнилось слабо. Именно поэтому шокированный явлением призраков Гарри даже не понял, что настала его очередь. И именно поэтому суровой леди, что ранее представилась как профессор МакГонагалл, пришлось повторить его фамилию дважды.

И вот он сидит на табурете, а на его голове сидит говорящая шляпа. Обалдевший от происходящего Гарри неуверенно вертел головой и сам не понял, как оказался распределён в Гриффиндор. Краснознамённый стол взорвался овациями и начал нестройно скандировать «с нами Поттер», а вжавший голову в плечи мальчик тихо примостился с краю, начисто проигнорировав все предложенные ему места.

Когда распределение и праздничный пир закончились, их повели в помещения факультета. Как оказалось, Гриффиндор базировался в башне. К удивлению Гарри, их не собрали вместе и ничего не объяснили. Это было странным, ведь даже в лагере для глухонемых, куда его несколько раз отправляли опекуны, подобное собрание являлось строго обязательным, но нет, взрослые, позёвывая, разошлись по спальням, и всё, что осталось первачкам, так это ориентироваться по табличкам.

Уставшие с дороги и сытые так, что ещё чутка и полезет из ушей, мальчишки разговорам предпочли сон, а вот на следующий день у Гарри начались первые проблемы, а начались они с того, что он опоздал на свой первый урок, опоздал, потому что потерялся и совершенно не знал дороги. Ведь староста попросту раздал расписания и на этом посчитал свои обязанности выполненными. В итоге профессор МакГонагалл, оказавшаяся не только заместителем директора, о чём было указано в таки дошедшем до Гарри письме, а ещё и деканом Гриффиндора, и чтоб сыр маслом, преподавателем трансфигурации.

Одним словом, декан была недовольна, но таки велела занять своё место, а спустя половину урока даже похвалила, ведь Гарри оказался первым, у кого получилось заставить спичку таки стать иголкой. Сам же Гарри так и не понял, почему у остальных так ничего и не получилось. «Это же совсем просто, — мысленно бормотал он, — была иголка — стала спичка". Вот только остальные так не думали, в итоге, кроме его идеальной и явно поправившей пошатнувшееся было положение иголки, спичка заострилась лишь у не умолкавшей вот уже вторые сутки Грейнджер.

Итогом урока трансфигурации стали первые честно полученные десять баллов, а также то, что никто в классе так и не обратил внимания, что превращение Гарри проделал полностью невербально. Ответ же на вопрос «как?» был до банальности прост. Немой практически от рождения Гарри в принципе был заточен под невербальную магию, суть которой была отнюдь не в том, чтобы произносить слова про себя. Нет и нет, невербальная магия — это в первую очередь образ, но, когда ты всю жизнь во главу угла ставишь именно речь, образность мышления уходит на второй план. Именно поэтому Гарри и смог. Изначально привыкший мыслить не словами, но образами ребёнок просто представил желаемое и сделал требуемое движение палочкой. После чего сам же и удивился удаче, ведь профессор чётко сказала, что формулу необходимо произнести, а как произнести-то? В первые пять минут хотелось горько плакать, но затем Гарри взял себя в руки и решил, что он хотя бы попробует. Попытка просто повторить в уме не увенчалась успехом, а затем оно как-то само, просто представилось и все.

В общем, опоздание ему таки простили, а уже выходя из класса, Гарри услышал восхищённый голос декана: «Ну весь в отца!» В отца или же нет Гарри не знал, ибо родителей своих он вовсе не помнил, а вот похвала немного, да приободрила.

Неделя тянулась с переменным успехом; переменность его была в том, что когда дело касалось непосредственно магии, то всё было вполне себе, а вот отношения на факультете не заладились. Сначала он банально забыл свои таблички, а затем стало ясно, что стоит ему признаться, как всё станет ещё хуже. Так и получилось, что факультет был отдельно, а Гарри отдельно. Но вот на горизонте замаячило окончание первой учебной недели и, как следствие, первое занятие по зельям. К этому уроку Гарри готовился особенно тщательно, ведь это же так интересно, а ещё очень и очень опасно. Учебник изобиловал предупреждениями всех видов.

И вот они вошли в довольно затемнённый находящийся в подземельях класс. Гарри, как всегда, сел в стороне от сокурсников и, снискав очередной прожигающий взгляд рыжего Рона, занялся поисками необходимого в дебрях своей сумки. Спустя несколько минут в класс влетел преподаватель — сказать, что он вошёл, не получалась, так что влетел было самое то. Затем последовала вводная речь и перекличка. Когда преподаватель дошёл до его фамилии, Гарри привычно встал, тем самым показывая своё присутствие.

— А, наша новая знаменитость, — процедил ни с того, ни с сего разозлившийся преподаватель, — так жаждете славы, что даже на месте не сидится? — в ответ изумлённый Гарри лишь покачал головой. Вставать во время переклички было самым простым в его случае, ведь если поднять руку, то к этому надо присовокупить отклик здесь или иное слово обозначающее присутствие, а так как говорить Гарри не мог, то проще было встать.

— Молчите и займите своё место, — практически выплюнул чем-то раздражённый преподаватель, и Гарри почёл за лучшее не нарываться. Но это оказалось только началом, ведь по окончании переклички непонятно с чего прицепившийся именно к нему профессор ни с того, ни с сего потребовал устного ответа.

— Что такое безоар, Поттер? — рявкнул профессор и добавил: — Извольте встать, когда к вам обращаются, мы все видели, что вы умеете, — растерянный Гарри поднялся и попытался достать свои таблички; те самые, которые его с детства приучали носить с собой, ведь язык жестов знают далеко не все. Вот только предательски дрожащие руки никак не могли найти нужную, а явно разозлённый профессор требовал ответа. Гарри неуверенно оглянулся, он просто растерялся и не знал, что предпринять, но его действия восприняли как то, что он не знает ответа или, что ещё хуже, не считает нужным отвечать.

— Не знаете, что ж, видимо, известность — это ещё далеко не всё, ну ничего, мы попробуем ещё раз. Что такое аконит? Ну же, мистер Поттер, не молчите, если вы не готовы к уроку, то так и скажите, — в отчаянии Гарри закусил губу, ведь он знал ответ, знал и про безоар, и про аконит, знал; и, если бы ему дали возможность, он бы ответил, написал бы, как всегда делал в своей прежней школе. Но сама ситуация, в которую он попал, была для него полным абсурдом. Ведь его ещё никто и никогда не спрашивал вот так вот устно.

К доске да, конечно, написать уравнение, решить пример. Контрольная, тест, домашняя работа, эссе — да что угодно, всё, кроме устного ответа, ведь в школе не было такого учителя, который бы не понимал того, что спрашивать устный ответ у немого — есть дело заведомо безнадёжное. И вот здесь и сейчас оставшийся без хоть какой бы то ни было поддержки Гарри сделал то единственное, что мог: схватился за перо и попытался прямо так, стоя, написать ответ.

Вот только это ещё сильнее разъярило преподавателя, и тот снял с него двадцать балов. Жгучие слезы сами собой полились по щекам, и Гарри пулей вылетел из класса, он уже не слышал, как вдогонку ему несётся: «Отработка сегодня в семь, мистер Поттер» как не заметил и того, что обронил свои таблички.

Коридоры слились в одну сплошную монотонную круговерть, а Гарри всё бежал и бежал. Остановился он лишь тогда, когда колоть в боку стала абсолютно невыносимой. Прислонился к стене и тихо сполз. «ЗА ЧТО? За что?» — билось в его голове. Понять подобное отношение он, Гарри, не мог, ведь он привык, что его не спрашивают, что все и так всё знают. Откуда ему было знать, что об этом "знают" позаботилась его тётя, что это она предупредила дирекцию школы и принесла все необходимые справки и медицинские заключения. А также о том, что в этой школе этого сделать было некому, что даже местная медсестра не в курсе его проблемы, а уж если не знает она, то надеяться на то, что знают профессора…

Но Гарри всего этого не знал и именно поэтому был в полном шоке и растерянности. Немного успокоившись, он начал вспоминать эту неделю. Первой была трансфигурация. На неё он опоздал и тем снискал неодобрение профессора и по совместительству декана. Правда, та вскоре сменила гнев на милость. Произошло это когда сам того не ожидавший Гарри справился с заданием быстрее всех. Немного поразмышляв, Гарри таки понял, что он, сам того не заметив, спрятался за той девочкой Грейнджер. Вечно тянущая руку и разве что из формы не выпрыгивающая. Она-то и прикрыла его, он просто не отсвечивал и прятался в её тени. И его банально не замечали. Секрет-то оказался прост, и вот он нарвался на преподавателя, который явно настроился именно на него. Тянущая руку Грейнджер была попросту проигнорирована. Преподавателю был нужен именно он, именно Гарри. Немного разобравшись с происшедшим, Гарри наконец понял, что это и есть то самое, о чём его предупреждала мисс Кейн.

Вот только понимание происшедшего никак не способствовало решению его проблем, а затем он понял, что потерял свои таблички. Новая волна кипучих солёных слез наполнила глаза и потекла по щекам. «Ну за что, скажите мне, за что? — мысленно кричал Гарри. — Я жил в понятном мне мире и вот нате вам здрасьте выдернули, словно рыбу удочкой из пруда. Хотя нет, не так, на крючке всегда должна быть наживка или хотя бы блесна», — подумал Гарри и вдруг понял, что ни блесны, ни наживки не было, и он ни на что и никуда не клевал; его просто вырвали из привычного и понятного ему мира, вырвали и заставили быть здесь, в этом незнакомом и таком пугающем месте, месте, где все кругом, если не враги, то уж точно не друзья. «Друзья ведь так не поступают, верно?» — так за размышлениями Гарри и застал удар колокола, возвестивший об окончании занятий. «Пойти, что ли, в класс и попробовать найти таблички», — подумал Гарри, подумал и тут же отмёл эту мысль, ведь они могут быть вовсе и не в классе. «Вот и где теперь их искать? Может, сделать новые?», — правда, от этой затеи пришлось отказаться, ведь ничего, кроме пергамента, у него нет. «Да и хрупкий он. Нет, не пойдёт», — мысленно вздохнув, Гарри поднялся и поплёлся в холл. Настало время обеда и, как бы там ни было, а поесть всё-таки нужно.

В то же самое время, как юный Поттер нёсся по коридорам, сидевшая недалеко от него Дафна Гринграсс не преминула заметить, как тот обронил что-то странное, но до крайности показавшееся знакомым. Именно поэтому, когда профессор Снейп вернулся к прерванному выходкой Поттера уроку, она вроде бы случайно уронила с парты перо и, поднимая его, прихватила оброненный Поттером предмет на поверку оказавшейся табличками. Первым предположением было то, что это шпаргалка. И что, скорее всего, преподаватель решил точно также. И уже после урока, рассматривая свою находку, Дафна поняла, что поднятые ею таблички — это отнюдь не шпаргалка. «Это же… это же… вот ничего себе!» — мысленно воскликнула изумлённая слизеринка. А изумляться-таки было чему, ведь табличка в её руках гласила: «Прошу прощения, я болен и не могу говорить…», на остальных же были стандартные фразы, призванные помочь лишённому голоса человеку наладить какой бы то ни было контакт с теми, кто этого самого голоса не лишён.

«Как интересно, — мысленно пробормотала Дафна, — это же надо так-то, хотя если у Поттера и правда проблемы, то это объяснило бы его нелюдимость. Помочь ему, что ли? Нет, сначала надо все выяснить!» — приняв такое решение, Дафна аккуратно спрятала таблички к себе в сумку. А по окончании уроков крепко задумалась: «Если Поттер реально немой, то значит, он должен знать язык жестов, а раз так, то вот и проверим, прикалывается он, или же профессор был не прав», — тут дело было в том, что язык жестов Дафна знала и знала на отлично — у семьи Гринграсс была весьма и весьма веская причина для того, чтобы каждый без исключения её член владел этим языком и делал это в совершенстве. Причину эту звали Адриан Гринграсс, младший и единственный брат, наследник рода и, к ужасу всей семьи, глухонемой. От родителей Дафна знала, что родился Адриан нормальным, но в три месяца случилась самая настоящая трагедия. Домовушка, что присматривала за маленьким братом, пока родители отдыхали, умудрилась его уронить. Безмозглую тварь тогда разве что не на месте заавадил отец, вот только Адриану было уже не помочь, и ни зелья, ни лучшие целители так и не смогли вернуть ему голос, а спустя несколько лет братишка начал ещё и глохнуть. И вот их улыбчивый младший брат, такой добрый и весёлый Адриан, общается только и исключительно жестами. Им никогда не услышать его заливистого смеха, и он никогда не поймёт, чем это таким занимается его старшая сестрёнка Асти, когда перебирает белые и черные клавиши на том, что родители назвали роялем. Он никогда не поступит в Хогвартс и обучаться будет только и исключительно на дому. И вот оказалось, что есть вероятность, что их Адриан такой не один, что ни много ни мало как сам герой и спаситель всея магической Британии, мальчик, который выжил, точно такой же как и её, Дафны, маленький брат. «Хотя нет, не такой же, ведь он явно слышит, а вот говорит он или нет можно легко и просто проверить», — приняв подобное решение, Дафна кивнула своим мыслям и, собрав вещи, покинула спальню девочек первого курса.

Случай представился через три дня, возвращавшийся с очередной отработки у Снейпа Поттер плелся по холлу, ну не упускать же такую возможность. Именно поэтому Дафна решительно нагнала его, сделав это настолько филигранно, что никто и в жизни бы не заподозрил её в отсутствии манер и воспитания.

— Привет, — поздоровалась она и, стоило Поттеру обернутся, продолжила уже на языке жестов: — Ты с отработки идёшь? — вопрос был очевидным, очевидным, но не озвученным. Вот только Поттер отреагировал и, судя по всему, машинально, его руки быстро сложились в несколько жестов означавших, что да, именно с неё; и упрекнуть его в том, что он врёт, было бы весьма и весьма сложно, ведь про отработку она спрашивала исключительно жестами.

Разговор завязался сам собой и только спустя минут пять до Гарри наконец-таки дошло, и он в изумлении спросил весьма и весьма очевидный факт.

— Ты говоришь на языке жестов?! — весь вид гриффиндорца выражал его полное недоумение, шок и наконец радость от того, что нашёлся хоть кто-то, с кем он может хоть как-нибудь пообщаться.

— Да, говорю, — уже голосом и жестами одновременно ответила Дафна. — Кстати, это ведь твоё? — поинтересовалась девушка, и Гарри понял, что ему протягивают его потерявшиеся таблички. То, сколько раз он повторил благодарственный жест, было забавным, но затем Дафна посерьёзнела и спросила:

— Декан знает? — и каково же было её изумление, когда Гарри не очень уверенно покачал головой, мальчик явно сомневался в своём ответе. А вот Дафна со всей свойственной ей серьёзностью поняла, не просто не знает, а вообще никто не знает. И именно поэтому Гарри вечно один, он просто не нашёл на факультете тех, с кем захотелось бы общаться такому как он.

Гарри же её заминку понял неверно и сложил жестами название своего факультета, чем заставил слизеринку прыснуть. «Вот кто бы мог подумать, что диагноз собственному факультету поставит именно Гарри Поттер, но шутки в сторону, ведь мальчику таки надо помочь, иначе он так и не вылезет с совершенно незаслуженных отработок», — откуда у неё такое желание, Дафна не понимала, но решила списать всё на детский альтруизм и детское же всепрощение.

Именно так Гарри и оказался в больничном крыле, ну а куда ещё, правильно, если болен, иди к медико-ведьме, вот и Дафна рассудила именно так и, решив, что доказывать чтобы-то ни было Поттеровскому декану — это уж точно не её забота, отвела бедолагу во владения мадам Помфри.

Медико-ведьма обнаружилась у себя в кабинете и, вскинув бровь, поинтересовалась, с чем пожаловали молодые люди. Растерявшийся и окончательно поникший Гарри начал было рыться в своих так чудесно вернувшихся к нему табличках, но Дафна решила, что быстрее будет всё объяснить самой.

— Гарри, ты ведь позволишь мне все объяснить? — обрадованный Поттер энергично закивал, и Дафна, глубоко вздохнув, произнесла:

— Мадам Помфри, видите ли тут такое дело, у мистера Поттера что-то с голосом, в общем он не разговаривает в смысле совсем, а ещё он, кажется, понимает и говорит на языке жестов, а в пятницу его наказал профессор Снейп, и всё из-за того, что Гарри не ответил на заданный ему вопрос, я видела, он пытался написать, но профессор Снейп... в общем, он снял с Гарри баллы и влепил отработки. И не могли бы вы посмотреть, вдруг это не шутка и Гарри действительно заболел, — немного путано закончила Дафна и мило захлопала глазками, ну точь-в-точь дитё наивное.

Медико-ведьма нахмурилась и, повернувшись в сторону стоящего рядом с Дафной Гарри, проговорила:

— Мистер Поттер, давно у вас пропал голос, если это так, то почему вы не обратились ко мне? — немного растерянный Гарри повернулся к Дафне и начал отчаянно, как могло бы показаться со стороны, жестикулировать. Брови медико-ведьмы поползли вверх, ведь язык жестов перепутать с чем-либо другим было весьма и весьма сложно. Но женщина решила всё же убедиться, ведь если её разыгрывают…

— Мистер Поттер! — Гарри тут же обернулся и очень вовремя, ибо мадам медико-ведьма также перешла на язык жестов и спрашивала у него, как давно он нем, наблюдался ли у врача и ещё кучу всего. Говорила мадам целитель очень быстро и явно специально проверяла его, нарушала порядок слов и намеренно то замедлялась, то ускорялась, тем самым выявляя разыгрывают её или же всё-таки нет.

Гарри не разыгрывал и отвечал точно так же, как если бы был в кабинете у врача. Допрос завершился спустя приблизительно десять минут, и мадам Помфри принялась обдумывать хвататься за сердце сейчас или потом?! Со слов пациента получалось, что он не помнит, говорил ли он когда бы то ни было. Что язык жестов он начал учить когда ему исполнилось три года, и что, насколько он знает, его немота имеет нейрологическую природу, а именно связана с тем, что у мальчика в детстве была весьма серьёзная травма головы, и что получил он её ещё до того, как попал к своим опекунам-маглам. В общем, картина складывалась отнюдь не радужная, а уж когда она провела первичную диагностику…

Спустя полчаса из больницы святого Мунго прибыл целитель Тики. Осмотрел мальчика и также подтвердил, что в приблизительно полуторогодовалом возрасте ребёнок попал под действие неизвестного, но, несомненно, очень мощного проклятья, и что именно оно буквально наглухо выжгло парню ту часть мозга, что ответственна за речь. Обследование показало, что изначально Гарри был левшой и, как следствие, его речевой центр находился аккурат справа, и именно он и пострадал от оставившего шрам-молнию проклятья. Также целитель похвалил магловских коллег, ведь их диагноз был точно таким же, разве что источник травмы они так и не установили, поэтому в магловской медицинской карте юного мага было записано, что травма головы — есть следствие автомобильной аварии.

Заключение специалиста было неутешительным и гласило, что как-либо исправить полученную немногим менее чем десять лет назад травму нет никакой возможности. Мадам Помфри поблагодарила за помощь и, распрощавшись с коллегой, принялась заполнять медицинскую карту юного героя. Сам же герой был отпущен на свободу, правда, перед этим получил дозу успокоительного, а также обещание, что она сама со всем разберётся.

И вот по прошествии получаса медицинская карта Гарри Поттера приобрела законченный вид, а её составительница, сверившись с часами, мстительно потёрла руки. «Ну сейчас я вам устрою, ну Северус, ну паразит, это же надо было так довести ребёнка, а ты, Альбус, что ты там говорил? Счастлив и в полной безопасности? За последнее не скажу, а вот то, что ты скрыл от меня его состояние, да и не только от меня... Мыслимо ли? Дети, ДЕТИ заметили то, что в упор не увидели взрослые. Ну ничего, сейчас вы у меня попляшете, а ты, Минерва, больше всех, это же надо, декан и не заметила, да ты вообще своим факультетом занимаешься или нет?!» — мысленно распекала коллег медико-ведьма.

Путь до учительской занял немногим более пятнадцати минут полностью, ушедших на то, чтобы продумать, как и что она скажет своим дорогим коллегам. А тем временем в учительской вовсю проходил педсовет и уже успел свестись к пикировке деканов Слизерина и Гриффиндора. Именно за этим занятием их и застала мадам Помфри.

— Смотрю, я удачно заглянула, и вы уже разогрелись и готовы получать на орехи, с кого бы мне начать? Пожалуй с тебя, Северус, дорогой мой, скажи-ка мне, — обманчиво ласковым тоном начала медико-ведьма, — КАКОГО ……… МОРДРЕДА ТЫ ДОВОДИШЬ РЕБЁНКА, У ТЕБЯ СОВЕСТЬ ЕСТЬ, ИЛИ ТЫ ЕЁ В КОТЛЕ УТОПИЛ, РЕШИВ, ЧТО ЭТО ИНГРИДИЕНТ ДЛЯ ЗЕЛЬЯ? — постепенно переходя на повышенные тона, поинтересовалась медико-ведьма. — А вы, Альбус, ВЫ ЖЕ ОБЕЩАЛИ, ВЫ КЛЯЛИСЬ И ГДЕ? Поясните мне, в каком месте ребёнок, получивший чудовищную черепно-мозговую травму, может быть здоров и счастлив. Можете не отвечать, ведь по вашему мнению этим местом является холодное крыльцо одного магловского домишки. ВЫ В СВОЕМ УМЕ, АЛЬБУС?! ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО МИСТЕР ПОТТЕР МОГ УМЕРЕТЬ, ЧТО УЖЕ НЕОБРАТИМУЮ НА ТОТ МОМЕНТ ТРАВМУ МОЗГА ЕМУ ДИАГНОСТИРОВАЛИ ЛИШЬ СПУСТЯ ДВА МЕСЯЦА, ДВА ДОЛБАННЫХ МЕСЯЦА, АЛЬБУС! Много же стоят ваши заявления о том, что мальчик в надёжном и безопасном месте, а если бы он умер!? Вы хоть в курсе, что черепно-мозговые травмы проявляются далеко не сразу и уж точно не всегда выглядят как проломленный череп. Вы колдомедик? Нет? Тогда какого хрена? И учтите, Альбус, что текущее состояние мистера Поттера — есть целиком и полностью ваша и только ваша вина. Ну а теперь ты, моя дорогая Минерва, не пояснишь ли мне, как ты проглядела поступление на свой факультет ИНВАЛИДА? Что ты на меня смотришь, я по-твоему декан Гриффиндора, что ли? Нет? Тогда готовься, ибо все документы уже в Мунго, и очень и очень скоро истинное состояние здоровья мистера Поттера станет общеизвестным пусть и в узких, но достаточно влиятельных кругах. Ведь скрыть то, что он абсолютно безповоротно, то есть полностью НЕМ вы не сумеете. Он ведь в школе учится, и не думаете же вы, что никто не обратил внимания на то, что он не разговаривает. Обратили, мои «дорогие» коллеги, ещё как обратили, кстати, Северус, именно ваши ученики и обратили. Ну что ты на меня смотришь? Неужели совестно стало, что вспомнил школьные годы, а ты вспомни не стесняйся, дорогой мой, вспомни и осознай, что ты поступил в точности как столь ненавистная тебе компания закадычных друзей с известного нам всем факультета. Ты ведь взрослый человек, а всё туда же. И не надо так кривиться, Альбус, Минерва, не смейте отрицать. Вы, конечно же, сколько душе вашей угодно можете отрицать то, что эта четвёрка была отнюдь не ангелами, я бы даже сказала, что это скорее были исчадия ада. Да, безусловно талантливые, но именно что исчадия ада, но это ни капли ни умаляет тебя, Северус. О чём ты только думал? Нет, не отвечай, не желаю знать, но учти: ещё хоть раз, и поверь мне, я найду на тебя управу, и никакое мастерство по зельям не спасёт, и вас, «дорогие» коллеги, это также касается. А ты, дорогая Минерва, вот, — и перед деканом Гриффиндора бухнулся приличных размеров том, — можешь начинать учить, ведь ближайшие семь лет в твоей зоне ответственности будет находиться немой, а это значит, что его должен понимать хоть кто-нибудь из преподавателей, и раз уж тебе повезло быть его деканом, то сия почётная обязанность вменяется именно тебе. И не смотри на меня, я в сурдопереводчики наниматься не намерена, так что учи, дорогая, и не дай тебе Мерлин, если я узнаю, что ты опять не исполняешь свои прямые обязанности. Ведь это именно ты должна была предоставить мне полную метрику мистера Поттера, но вместо полной и точной метрики мне передали медицинские данные явно не существующего и совершенно здорового ребёнка. И у меня вопрос, Альбус, какой части вас оказалось до того лень, что вы не удосужились выяснить все данные на так опекаемого вами мистера Поттера. Вы ведь уверяли всех, что Гарри весел и полностью здоров, и если на счёт весел уточнять нужно исключительно у самого мистера Поттера, то вот насчёт его здоровья…

Медико-ведьма уже десять минут как покинула кабинет, но все присутствующие всё ещё сидели будто громом поражённые. Последний раз её видели столь разъярённой в тот роковой день, когда Ремус Люпин таки напал на Северуса Снейпа. Тогда мадам медико-ведьма чуть не убила господина директора, и обошлось всё исключительно чудом не иначе.