Почему он смеется (гет)

В холле на большом диване сидели три щебетавших девушки, чем-то напомнившие Люциусу цесарок. Увидев Малфоя, они замолчали. Люциус сдал пальто в гардероб. Сотрудница накинула его на вешалку и, привстав на цыпочки, зацепила крючок за штангу. Пальто скользнуло вниз. За ним на пол слетели две соседствующие куртки. Девица неловко улыбнулась, прогоняя Люциуса молящим взглядом, словно в нелепости её было виновато само присутствие Малфоя. Он ничего не сказал, но подумал, что порядок наводить придётся долго.

Он свернул в зал ресторана. На убранных столах раскладывали комбинации лакированных, подмигивающих бликами света карт. Рояль играл в соседнем зале, и музыка стучалась в плотно закрытые двери потоком элегантных нот. Люциус позволил себе опустить непринуждённое невербальное заклинание и стянуть со стола салфетку. Она упала рядом с ногой какого-то господина — артефакта рядом не было. Искать следовало дальше.

За столиками у панорамных окон наслаждались ужином. Люциус подумал отойти к самому дальнему углу и, заказав чай, проверить и другую часть зала.

— Мистер Малфой? — воскликнул смутно знакомый голос. Герман. Люциус нашёл взглядом добротного русского старика с сияющими глазами. Кажется, несколько лет назад они пересекались на каком-то азартном вечере и старик проигрался. Сегодня Герману везло. Малфой оценил вес его немногочисленных фишек с трёхзначным числовым штампом.

— Какая встреча. Друг мой, не желаете выпить?

— Желаю сорвать куш, лорд. Составите компанию?

Малфой посмотрел на раскладку и спросил:

— Уверены?

— О да, мистер Малфой, уверен! Я только начал, — заговорщически проговорил старик, глаза его маслянисто поигрывали.

— Что ж, в таком случае у них нет шансов… — растянул Малфой и обвёл взглядом напряжённых магглов. Блефовал ли Герман — Люциус сомневался. Обман его знакомого был на уровень выше или… Ниже. Ощущалась магия…

— В all-in? — с задором предложил старик и всю свою горку фишек подвинул на центр.

Карты игроков попарно полетели к крупье. С радостным, скрипучим хохотом старик сгреб выигранное к себе. Двери в соседний зал распахнулись. Люциус скорее неосознанно, чем специально отвлекся на приоткрывшееся пространство. Вдали у рояля он увидел склонённую голову, выступивший позвонок на тонкой шее и складку платья, растянувшуюся от плеча к плечу, провисшую до середины узких лопаток, и может быть, опустил взгляд ниже, заметил и уже знакомую талию, и приятную округлость бедер, и после — слушателей, сидящих кто на стульях, кто на скамьях, кто и вовсе на полу. Третья баллада Шопена ля-бемоль мажор звучала великолепно.

— Тройка уже была, мистер Герман, не за горами и семерка… — протянул Люциус низко, не отрывая взгляда от талантливой спины. — Желаю удачи…

Герман хохотнул и с игривой ужимкой бросил две фишки крупье в знак чаевых. Он входил в азарт, а азарт губил многих, и Люциус знал об этом не понаслышке. Он видел немало таких в Азкабане, только игра у них была на уровень выше, масштабнее. Однако сейчас… Сейчас Люциусу было не до мошенничества на курорте. Он жестом указал мисс Лэд придержать дверь. Протиснулся, встретив запах дешевых, синтетических духов и жадную до его внимания улыбку и встал у стены. Подальше от Лэд. Она пристала к нему взглядом, но Люциусу было не до неё…

По восходящему лесу нот незнакомка мчалась в быстрой игре изящных пальцев. Длинных, ухоженных, с тончайшими, юркими сухожилиями. Ему вспомнились все барышни, чью вынужденную игру ему доводилось слушать, и зал за залом проносился в его воспоминаниях, и то как нельзя было говорить, как симфония становилась тюрьмой и звуковые своды стягивали гостей рамками приличий. Как раздражённо Белла выглядывала в потолке пылинки, как его любимая Цисси сидела, сложив руки на своих нежных бёдрах, и как взгляд её был полон сострадания. И что он уже не помнил её взгляда. Не помнил и игры всех тех пианисток по принуждению, а помнил лишь одно, что иногда, бывало, музыка задевала в нём какую-то точку, и эта точка резонировала в нём.

Он пожирал глазами подвижную игру едва заметных мышц на узкой спине и то, как участилось дыхание. Её. Его. И как воспоминания, обычно пронзавшие его накатом скорби, ноющей немой боли, уже не могли отвлечь его. Они врывались и угасали. Театры, рауты, балы, званные Аргерих, Бенц, Леви — все они сдвигались в его сознании, силясь найти место для незнакомой леди, её игры, её вечера. А места не находилось. Но хотелось невесомо пройтись рукой по её спине и, прижав ладонь под лопаткой, поймать трепет её сердца.

Игра продолжалась. Ещё две кварты, три секунды. Трагичное схождение нот. Ещё. Шпилька соскользнула из её прически, и локон хлестко упал на спину. Помощница поспешила перелистнуть страницу. Пианистка остановила её шлепком и, доиграв, сама перелистнула страницу. И вновь глубокая трясина нот. И захотелось склониться, зашептать на ушко те слова, которые должна услышать только она. Захотелось тишины на двоих.

Нет, не место этой леди среди музыкантов в коллекции Малфоя. Она делала ошибки. Проблема в том, что Малфой делал ещё большую ошибку, их не замечая, не улавливая, не вслушиваясь как раньше. Он отдался моменту целиком. И будто сделал глубокий вдох. Затем ещё один. И ещё.

Его точку в этот раз не то, чтобы задели, её пронзили иглой с нитью, и нить эта была связывающим элементом самой жизни. Твердой. Громкой. Амплитудной.

Нет, этой женщине было место не в музыке. Её хотелось вкусить. Утянуть для себя. Сыграть на её гибком теле с таким же наслаждением, с каким сейчас играла она.

Ему увиделась одна, затем вторая поза, и ритм, прогибы и толчки, и то, как запрокидывает она голову, содрогаясь с протяжным беззащитным стоном, и затяжной поцелуй, вышибающий дух, заставляющий забыть всё на свете.

Игра продолжалась. Люциус перевёл взгляд на окна. В них отражались серьёзные лица слушателей. Уйти он не мог. Теперь и сам он ощутил темницу музыкальных стен, приличий, такта. Уйти было бы некрасиво, но и предаваться Шопену параллельно со столь животными мыслями — всё равно, что обесценивать искусство…

Секс.

Цисси.

Но Нарцисса его оставила. Образ её окончательно поблек, померк. А черты…

Треклятая незнакомка!

Малфой сглотнул и, как только музыка доиграла, а изящные белые ручки взметнулись вверх, вышел под аплодисменты. «Браво, мистер Малфой, браво!» — подумал он не без иронии и сардонически хмыкнул.

Покер продолжался. Столики у окон опустели, и свет там приглушили. От затемнения виднелись ломанные линии гор, почти сливающиеся с чёрным небом.

Люциус подхватил пальто, ощущая лопатками озадаченный взгляд леди. Конечно, её помощница наклонилась и прошептала про него, конечно, пианистка с непониманием обернулась. Конечно, было всё-таки некрасиво. Его поведение вызывало вопросы. Он и сам рад был бы расспросить себя и получить ответы, но вместо этого ощущал себя мальчишкой, совсем похожим на тех, которых спас сегодня от Айрона.

У него совершенно не укладывалось в голове. А Цисси… Неужели он уподобил её этой музыкальной незнакомке, променял семейное изящество на примитивное влечение? Да что с ним? Какое-то безумие. Он явно был сам не свой. Кровь в нём играла. Ещё и артефакт. Магия. Деньги.

Он вылетел на улицу. Морозный воздух отрезвляюще вдарил в голову. Беспокойство забилось в нём с новой силой. Вообще-то в Австрии он не за этим… За курортом, за людьми, которые станут работать на этом курорте… или не станут. А он отдалился от цели! Сбился с пути. Оказался неподобающе пристрастным.

Слабым.

Увлёкшимся.

Как какой-то мальчишка!

Люциус вскинул палочку и, уже на тропинке, ведущей к его шале, запустил заклинание. Сугроб разъехался, словно его смело одной большой метлой, и тонна снега уныло развалилась на дороге.

Малфой влетел в шале и заглянул в окно. В доме напротив горел свет, в другом соседском — нет. Возможно, артефакт носили там, где всё ещё никого не было? Магия же работала.

Должно быть это браслет. Шпинелевый!

Тогда всё сходилось. Завтра же он выяснит, кто жил с ним по соседству и разузнает о магии. Рано или поздно он восполнит собственную коллекцию.

Это дело принципа.

Долг чести.

Достижение для рода.

В завершении дня ему пришло предупреждение о слишком неосторожном колдовстве. Штраф. За ним всё ещё следили после Азкабана и имели право и наглость постоянно напоминать об этом. Он бросил письмо в угли камина.

Спал худо. Сны ему не снились, но обстоятельство непреодолимой силы заставило его распахнуть глаза в сумеречную рань. Словно назло, словно по заказу он услышал, как буксуют колеса снегохода. Попытка надавить на газ. Сильнее. Протяженней. Снова короткая нетерпеливая тишина, и снова холостая прокрутка колеса. Люциус в следующую секунду оказался у окна, но знаменитая Элизабет с большим рюкзаком на спине уже жужжала вниз по улице. Сугроб, который Люциус разворошил прошлой ночью, был раскатан в кашу.

Он же ей и помешал.

Только расцветало. В этот раз дело было не в часах. Люциус присел на стул и, сняв трубку, набрал номер ресепшена. Гудка не последовало. Малфой пощёлкал выключателем света — электричества не было. Выйдя на улицу, от случайного разговора прохожих он узнал, что сошла очередная лавина. На этот раз силы генератора не помогали. Дорогу завалило. Элизабет поехала встречать спасённых мужчин. То ли такси отказалось их доставлять, то ли встряли они.

— Да вы не переживайте. Всё починят.

— Ваша уникальная леди Элизабет? — поинтересовался у мисс Лэд Малфой. Он был поклонником Макиавелли, а тот, как известно, любое средство считал оправданным для достижения цели.

— А лучше, чем у неё, ни у кого и не получится. Она всегда…

— Знает, как лучше, — обречённо продолжил Люциус.

— Да, сэр… — энтузиазм не слышался в ответе мисс Лэд. — Но ведь права, и не поспоришь. Лучше скажите, как вам здесь? Нравится? Питание как? А Элизабет упряма как ослица! Да. Решáла. Тяжёлый она человек, иногда вымораживает, и знается с нею только одна подружка, а остальные и не терпят… Так как еда?

За ними из кресел наблюдала пара внимательных детских глаз. Люциус поиграл пальцами по трости и сильнее сжал её. Трость была ненастоящей. Он собирался прокрутить один план…

— Ожидаемо радует, мисс. Однако я здесь не для того, чтобы развивать тему питания. Мне интересно поговорить о вас. Вы сказали, сегодня утром случился скандал. Что вы чувствуете сейчас, моя дорогая?

— Конечно случился! Ещё ночью! Как я уже говорила, это были ваши соседи, сэр!

Он улыбнулся и кивнул.

— Именно, мисс.

И мисс Лэд затрепетала.

Только из разговора удалось разузнать немного. Его соседи прервали отдых внезапно, поскольку им надоели форс-мажорные обстоятельства, мешающие сервису курорта удовлетворять потребности клиентов. Уехали, и, возможно, увезли артефакт. Колдовать Люциус мог. Порыв азарта ввязаться в погоню за призрачным артефактом не угасал, но уезжать он не собирался и всё, что теплилось в нём — лёгкое разочарование, что ещё несколько дней он проведет на не самом удачном курорте в не самой удачной компании. Будет слушать всё новые и новые небылицы про раздражающую Элизабет, терпеть плебейское кокетство маггл, обнаруживать мошеннические махинации и ещё прятать магию от любопытных шалопаев симпатичной леди, для чего пришлось сделать дубликат его трости.

Артефакт не уйдет. Фамилии и имена он узнал. Пройдёт два дня, и он отправится следом. Но не раньше. Не позволит себе, пока не разузнает оставшиеся нюансы курортного бизнеса. А подобного рода ситуации как отключение электричества в маггловских делах имели свои тонкости. Такое упускать не стоило. И Люциус Малфой имел особенную тонкость в характере — неукоснительную требовательность к себе в достижении поставленной цели. А цель была очевидна…

Сначала курорт.

Потом артефакт.

Затем его симпатия к леди.

Так думал Люциус, сидя в ресторане за завтраком. Официант склонился, ставя кофе с нежной пенкой, и пресно поинтересовался:

— Вам понравился наш подарок от заведения?

Люциус поддел пальцем прямоугольник салфетки и, сложив её дважды, промокнул уголки рта. Тирольский пирог удался.

— Вкус терпкий, лишённый приторности. Кислинка особенно раскрывается на кончике языка, но то, что действительно дополняет этот вкус — это душа, с которой приготовлено блюдо. Моя признательность шеф-повару…

— Благодарю, любезный, за добрые слова, однако, их стоит адресовать не шеф-повару — его сегодня уволили — а нашей…

— Достаточно. Я понял…— почти проскрежетал зубами Люциус. Его настроение, сносное, устремлённое к нескучным целям, окончательно оставило его.

Элизабет словно преследовала его всюду, а впрочем это он зашёл в её обитель, в её храм, где всюду диктаторствовала она, где куда ни глянь, следы её геройств и тирании. Такие заносчивые женщины Люциусу приходились не по душе. Другое дело незнакомая леди…

Небо и земля. Изящная слабость и давящая сила. Эстетичная хрупкость и практичная грубость.

Мальчишки всё ещё караулили трость, а значит, всё шло по плану. Малфой уже думал отвлечься и искал повод, как на удачу перед ним появился Герман. Он был со вспухшим, покрасневшим лицом, искаженным настоящим горем, и с просьбой в глазах.

— Мистер Малфой, со мной сыграли злую шутку!

Фальшивую трость уже умыкнули.

— Пойдёмте за столик… — предложил он, украдкой поглядывая на спины удиравших мальчишек.

— Нет, мистер Малфой, пойдёмте лучше выпьем. У меня в шале есть виски, который вам понравится.

Люциус кивнул. Они вышли.

Всё было ожидаемо, вот только сидя в кресле в полумраке германовской гостиной, куда не дотягивался свет от окон и пахло пряностью алкоголя, Люциус только и думал, что о своём приглашении.

Герман промокал лоб салфеткой. Капли обиды на судьбу скопились на нижних покрасневших веках и дрожали от прищура.

— Мне так везло! Но вы были правы, мистер Малфой.

— С таким способом, который используете вы, всё просчитать трудно, Герман.

— Минув туза, появилась дама. Пиковая, что ни на есть! — тут он крутанул стакан. Виски в нем завиляло.

— А вы готовы были поспорить, что карта там иная…

— Да! Ещё не подводила меня уверенность в этом вопросе, знаете ли… — он вяло улыбнулся и ссутулился, весь поник и будто бы сдулся.

— Что же за пиковая дама?

— Эта знаменитая Элизабет со своей красивой, яркой, червовой дамой-подругой! Как только они появились, игра не задалась.

Люциус изменился в лице. Какой же он слепец. Артефакт носила красивая леди!

— Всё очевидно, Герман — это был блок на шарлатанов. Думаете, магглы не умеют защищаться от таких, как вы?

— Блок… Но я не понимаю, как же так! Кто же… Кому понадобилось?

— Крупье, администрации курорта или кому-то из ваших врагов… Думайте… — Люциус подлил виски в стакан и усмехнулся.

К вечеру ему стало совсем невтерпеж. Ни Элизабет, ни её красивой подруги. Малфой выискивал их везде, — магия работала всюду. Когда восстановили электричество, вернулись и мужчины, пропавшие из-за лавины. Недовольные. Их ожидало много работы.

Идя ужинать, Люциус заметил, как они чистили дорожки. Их лопаты загребали комья липкого снега и сжиженной лепёшкой бросали его в сугроб. Элизабет рядом постукивала ногой, сцепив руки за спиной, и наблюдала. С улыбкой мягкой и дружелюбной, обманчиво дружелюбной, она будто ожидала, когда кто-то сделает что-то не так, чтобы она это что-то непременно заметила, обозначила и поправила.

Люциус обменялся с ней взглядами, направился в главное здание и там присел за дальний столик, лицом к дверям, чтобы видеть каждую вошедшую сюда женщину, зал, всё и всех. Его незнакомка носила браслет, и это её мальчишки стащили его трость. Фальшивую трость. Он ждал и ждал предвкушающе.

Его ослепила вспышка, он повернул голову и различил широкую улыбку Гессенского, потом и его самого. Запоздало сощурился.

— Пардоньте! Ошибочка. Однако же, давайте-ка поговорим! — Гессенский в приглашении не нуждался, он отодвинул стул, уселся, оперевшись локтем о добрую половину стола и смял скатерть. — Мне нужно кое-что прояснить, чтобы всё соединить и у нас с вами не возникло недопонимания! Вы влюбились в мою Элизабет?

— Чем вызван…

— Влюбились! В неё невозможно не влюбиться! Тем, кто влюбляется в Элизабет, даю скидку на фото! Так влюбились?

— Едва ли, мистер Гессенский.

— Все влюбляются! Это природный магнетизм!

— Мистер Гессенский, приятного аппетита, вас уже ждут за столиком.

— Она такая душечка! И хозяйственная. Это ведь она сегодня мужиков-то привезла, лихачка! А ещё заказала масло для ратра́ка ⁽¹⁾, а то он у нас сломался! Так по дешёвке! И соль! И тоже сэкономила нехиленько! Умна, талантлива, обворожительна и, ох, сексуальна!

— Мистер Гессенский!

— Да что?!

— Вы её вообще жалеете? Дама ваша драгоценнейшая почти не спит.

— Влюбились… Можете за ней этого — приударить!

— Да что вы заладили… — раздражённо прошипел Люциус. — Мой интерес к подобным женщинам, как ваша Элизабет, едва ли можно назвать мужским. Таких женщин обычно заводят в друзья или, на худой конец, в скорую помощь. Но никак не в женщины. Женщин, да будет вам известно, любят не за удобство и не за огрубевшие от тяжелой работы руки. Ваша же Элизабет — машина, не знающая сна, которая годиться лишь для эксплуатации в хозяйстве. А на самом деле всё это — задача мужчины — создание таких условий, когда его женщина ни в чём не нуждается. Иначе где ей взять силы, чтобы быть просто женщиной, в которую можно влюбиться? Где, мистер Гессенский? Вот как найдёте ответ на этот вопрос, так приходите со своими дифирамбами.

Гессенский растерянно посмотрел на Люциуса, а потом за его спину, потом снова на Люциуса и опять за спину.

— А женщина, в которую можно влюбиться, мистер Малфой — какая она? — спросила Она из-за спины и тотчас мягче добавила:

— Кристофер…

Гессенский встал и, отодвинув стул, устроив её на него, удалился с будто обескровленным лицом.

Его незнакомая леди села напротив.

Они впились друг в друга изучающими взглядами. Её фарфоровая кожа будто сияла изнутри, а глаза так и обдавали аристократическим холодом.

1) Ратра́к — специальное транспортное средство на гусеничном ходу, используемое для подготовки горнолыжных склонов и лыжных трасс.

Вернуться к тексту