Почему он смеется (гет)

Ему показалось, что он только-только закрыл глаза, как с улицы донёсся механический рык бензопилы. Технический монстр завтракал, чавкал, давился. Малфой тотчас уставился в деревянный свод потолка. В луче утреннего солнца позолотой вилась пыль. Утренняя мгла почти рассеялась. За окном всё больше, всё сильнее расходилась и жужжала пила. Что-то падало, стукалось, трещало, и слышались звонкие женские голоса.

Малфой зевнул в кулак и, нехотя потянувшись, нащупал волшебную палочку, взмахнул, чтобы наслать заглушающие чары на дом, но после отточенного годами движения ничего не вышло. Магия не сработала, а пила не замолкла.

Поморщившись, хриплым мычанием выразив своё недовольство, Люциус привстал на локти и предпринял попытку вновь.

Ничего опять не получилось.

Как в издёвку кто-то с особым энтузиазмом задёргал шнур бензопилы.

Испытав нарастающее раздражение, Люциус откинул одеяло, вскочил, схватил брекет часов. Половина седьмого утра — верх бестактности! Неприятной утренней прохладой охватило тело, на котором было катастрофически мало одежды. Накинув халат и наспех запахнувшись, Люциус подлетел к окну и, наконец, увидел её — женщину с бензопилой, стоявшую у поваленного дерева, которое перекрывало доступ к дровнице. Пила неукротимо жужжала в её крепких руках и дергалась. Люциус открыл окно, впуская холодный, полный горной свежести воздух. Задул ветер.

— Мисс, — крикнул осипшим голос Люциус и опёрся руками о подоконник. Вид его всё ещё был сонным, но глаза так и секли. — Известно ли вам, сколько времени?

Она обернулась, оправдывая все его ожидания — крупная, в черепаховых очках с широкой и самодовольной улыбкой — именно так он представлял себе эту всемогущую и всезнающую Элизабет. Одно он только не мог представить — чёрные штаны с красными лампасами. Она сразу ему не понравилась. Таких ни соблазнить, ни переспорить нельзя.

Из-за деревьев доносился хохот мальчишек и слова, в которых улавливалась угрожающая интонация — «канистру на базу, паршивцы!». Люциус поиграл желваками. Веселье в столь ранний час да ещё и под своими окнами он не оценил.

— Миссис, сэр! — выдохнула она облачко пара и заулыбалась. — Около половины двенадцатого, доброго денёчка!

Он осмотрел небосвод и поджал губы. Часовые пояса сыграли с ним злую шутку. Вчера он настолько устал, что забыл перевести стрелки, и теперь выглядел как полный кретин — во всяком случае именно так он считал.

— Благодарю, миссис-с-с… — елейно прошипел Малфой и закрыл окно. Он уже не слышал, как женщина хихикнула:

— Дорогая, забери скорее этот строптивый аппарат! А то я сейчас что-то не то нажму!

На обед Люциус явился поздно и, сидя там за своим столиком, тарабанил пальцами по документам, которые удалось собрать за первый час прогулки от шале к шале. И меню, и план расположения зданий, и программа и то, как часто сходили лавины за последний год. Газеты. Много газет. Карты. Местный библиотекарь очень удивилась и отшутилась, что к ним явился шпион. Малфой любезно склонил голову и с галантным «именно, мисс» оставил женщину в лёгком недоумении.

Главное шале было просторным, трехэтажным. Зал ресторана вмещал в себя по меньшей мере три десятка столиков, а второй свет позволял большим хрустальным люстрам сиять протяженностью в шесть, а то и в девять футов. Панорамные окна обнажали горы и спуск с них. Официантов работало несколько. Эти юные, тонкие, как спички, парни носились скорее от привычки, нежели от необходимости. Столики почти пустовали. Разговоры не заглушались приятной мелодией, разносившейся из прямоугольный пыльной колонки, висящей высоко под потолком в углу. За одним из столов сидели дети. Двое мальчишек угрожали катапультировать друг в друга с вилок недоеденный омлет.

— Сперва рысь, потом Йети.

— Сперва Йети, потом рысь! — спорили они, целясь друг в друга.

Была и незнакомая леди. Дальше пожилая пара, которая, кажется, вела разговор про лото. Ещё два-три маггловских неприметных лица. Основная масса уже ловила снежную волну, махая лыжными палками. Они скользили разноцветными столбиками вдали, и только шарфы радостно развевались от скорости и ветра. Слепило предвесеннее солнце.

Леди сидела боком. Изгиб её осанки в сочетании с блумерсами и приталенной блузой возвращали взгляд Малфоя вновь и вновь. Что ей вчера было нужно? Что так изумило её вчера; испугало и одновременно привлекло? Зелёный, холодный оттенок её костюма играл бликами, особенно на округлом бедре. Нога на колене едва уловимо покачивалась, вынуждая взгляд опуститься к начищенному сапожку. Ей принесли кофе, и её ножка застыла, легла и прижалась голенью ко второй, и вся поза изменилась, лицо осветила благодарность и губы — как надо — растянулись в улыбке, приемлемой для признательности, но недостаточной для флирта.

Весьма элегантно…

Люциус слишком долго носил траур и пребывал вдали от светского общества. Только сейчас он понял, насколько соскучился по этой социальной игре, по эстетике и языку жестов.

Она стянула перчатку и обещающе положила на край стола. Люциус улыбнулся уголками губ, улавливая её приглашение. Внимания на него леди не обращала, но Малфой знал женщин и то, как хорошо они подмечают всё боковым зрением. А ещё он помнил её особенное внимание к собственной персоне, а это льстило и давало повод.

Она оттянула по пальцам вторую и медленно сняла с руки, приоткрывая каждый сантиметр молочной кожи. Теперь его очередь наблюдать оголение тела. Незнакомка сидела не так уж и далеко, чтобы он не увидел ветку бледно пурпурных вен на её запястье. Достаточно было сделать три шага в её сторону и познакомить губы с костяшками изящной руки, а потом подарить взгляд из-под ресниц и ласкающую взор улыбку, чтобы она позволила поцеловать ещё и запястье, и предплечье…

Перчатка все же упадет. Должна. Он ждал, чтобы подтвердить догадки, что интересен леди. Поднимать и помогать не поспешит. Он здесь не для этого. Волновало — упадет ли перчатка и не забыл ли он правил игры… Вот на первую слетела вторая и рукав уже прислонился, чтобы небрежно смахнуть. Люциус перестал поигрывать пальцами по бумагам. Вот рукав уже задел. Опустился ниже. Ниже. Люциус наклонил голову, невольно задержал дыхание. Глаза его горели. Оставалось чуть-чуть. Он прав. Точно прав! Ещё секунда, краткое движение в сторону, и…

— Какая встреча! — Гессенский загородил собой столик и саму леди. — Здравствуйте, мистер Фалмой!

Обойти его взглядом, чуть отклонившись в сторону, себе не позволил сам Люциус. Он всё равно не собирался перчатку поднимать. Исключительно наблюдение. Маггловские женщины ему не интересны.

— Малфой. Люциус Абраксас Малфой. Мистер, — поправил он ледяным тоном.

— А как же! Я присяду. — В полу вопросительной форме заявил Гессенский со скрежетом отодвигая стул. — Я ж что хотел сказать вам! Вы очень симпатичный, правильный англичанин.

— Слишком правильный, если вы об этом, мистер.

Но Гессенский подтекстом не владел и Люциус устало вздохнул.

— Я увлекаюсь фотосъемкой! — Гессенский плюхнулся на стул.

Перчатка отменилась. Столик опустел. Леди уже направлялась к двери, и Малфою не удалось поймать даже её тень. Не то, чтобы он разочаровался… Всего лишь эстетическое наблюдение, потерянная капля самодовольства и только.

— Это исключительно ваше увлечение. — Люциус отпил арабского кофе с нежной пенкой, ласкающей язык.

— Я так и сказал! А вы…

— Правильный. А раз так, то съемок предпочитаю избегать.

— Для вас же мистер Молфой!

— Малфой, мистер Гессенский. Мистер Малфой.

— Вам будут отличные фотографии, мне — портфолио… Право, не понимаю вашего несогласия…

— Вам не нужно его понимать. Его должно быть достаточно.

— Что ж, я думаю, моя Элизабет сможет склонить вас к согласию!

— Не стоит злоупотреблять всемогуществом вашей Элизабет, мистер Гессенский.

Пока Гессенский медлил, Люциус изучил его досконально, — широкий, но островатый нос, козырьки синеватых век, на сероватой шее два-три бритвенных пореза, свитер из жесткой шерсти такой же блеклый, как и вся его неприметная внешность.

— Вы… Вы действительно, считаете, что она всемогущая? — спросил Гессенский тихо и, совершая будто новое открытие, воскликнул. — Да ведь правда же! Знаете, какая она смекалистая и умная! Всё с ходу улавливает!

— Вас дополняет, — безуспешно съязвил Люциус, со вздохом взяв программку и отдав ей всё своё внимание. Подоспел официант, чтобы принять заказ.

— Это что, программка? А ведь сегодня игры! Элизабет ввела традицию как-то и с тех пор…

— Ввела? По-моему настояла…— вклинился официант, скучающе нарисовав звездочку в углу блокнота. — Кристофер, что ты будешь?

— Никто не виноват, что все остальные предложения оказались не такими хорошими…

— Покер было не её предложение.

— А кто идеально воплотил, кто? А кто выбил лицензию на игры? А кто хлопотал, что привлечь инвестиции, чтобы построить еще один корпус под развлечения? Элизабет!

— Что есть, то есть, — пробубнил официант и обратился к Люциусу. — Мистер Малфой? Что-то ещё желаете?

Малфой покачал головой.

— Так эта, ваша Элизабет, натура властолюбивая…

— Кремень, мистер Малфой! Ещё какой! А как-то…

И не особо вникая в словесный поток Гессенского, Малфой подумал, что всё-таки Элизабет — один из факторов полезности, и что при вложении в горнолыжный бизнес следует обязательно учитывать наличие таковых особ, очевидно, всех раздражающих, но успевающих всем помочь. А ещё… Ещё наличие эстетически грациозных дам и, может, даже дам многообещающих, манящих до невозможности и всё-таки недостижимых.

— Непонятно только, как вы не выбрали президентские апартаменты! Шале всё-таки с устарелым интерьером. Вам что-то в люксе не понравилось?

— Именно.

— Но что же?

— Он мне просто не понравился, Кристофер.

— Ну хорошо, хорошо! Вы только скажите, что, мистер Малфой! Хотелось бы знать! Ведь обставляла его Элизабет! А так приходите, сэр. Сегодня Элизабет устраивает игру. Игру в покер… если вы понимаете, о чём я…

— О покере, должно быть…

— Должно быть…

Люциус промолчал. А вечером, получив все оставшиеся бумаги у администратора и хорошо их изучив, заскучал. Он курил у раскрытого окна. Смотрел на горы, утопающие в тёмном градиенте неба. К низу они розовели от тёплых огней курорта, и только блеск луны сверкал вдали на краю ломаных очертаний.

Дым слетал с его тонких губ, дважды клубился и рассеивался в морозном воздухе. В окнах главного здания толпились силуэты людей. Выше, в президентских апартаментах было темно. Канатная дорога спала. Тишина. Несколько людей прогуливались по главной аллее. Две дорожки следов в сугробах вели к лесу. Три пышных ели росли так близко друг к другу, что шапку снега им приходилось делить вместе. Ветки потряхивало. В них было заметно движение и сыпало крупными хлопьями снега — с другой стороны мальчишки били палками по веткам.

Малфой прищурился. С верхней ветки спрыгнул взъерошенный зверь — крупная тёмная рысь с белой подпалиной на боку. Сверкнув изумрудно витражными глазами, она обернулась, округлила спину и зашипела. Агрессивно. Повиливая размашисто хвостом. В неё чуть не прилетела палка. Рысь отпрыгнула и зашипела агрессивней.

Люциус сразу узнал в ней Айрона — давнего знакомого — духа леса, у которого ещё два века назад предок Малфоя заполучил комплект артефактов из самых сильных шпинелевых камней. С тех пор Айрон не раз пытался их вернуть. Преследовал. Докучал. Хитрил. Видимо, в этот раз он приблизился к цели как никогда. Люциус с досадой вспомнил, что домовики успели продать и эти артефакты, поэтому возможно они были здесь.

Показались и ребята с шапками набекрень и с румянцем счастливого детства. Рысь скалилась, шипела и медленно подкрадывалась к ним, ища удобное положение для нападения. Они, выставив палки, тоже к ней приближались.

— Кыш, кыш! Это наша территория!

— Да, наша!

Глаза зверя засияли ярче и в тот момент, когда рысь пригнулась, чтобы прыгнуть и вцепиться кому-нибудь из них в горло, Люциус отшвырнул мальчишек за себя и строго посмотрел на шипящее животное. Изумруды глаз змеи, сидящей на рукоятке его трости, тоже засверкали.

Зверь низко зарычал, без устали предупреждая, угрожая.

Люциус наклонился и, сверкая холодной улыбкой в оскале, протянул:

— Моё — всегда моё.

Зверь разъяренно рыкнул, осмотрел мальчишек и, вильнув замашисто хвостом, скрылся в тени леса.

С минуту молчали и провожали его взглядом. Вновь стало спокойно и тихо. Мальчишки семи и десяти лет, в шапках набекрень и с шарфами, повисшими дугой на их неприкрытых шеях, зашептались. Лица у них были изумлёнными, румяными и слишком радостными.

— Разве родители вам не говорили, что дикие звери опасны? — Люциус обернулся. Мальчишки с восхищением смотрели на трость. Люциус накрыл ладонью змею, чтобы спрятать сияние. — Немедленно отправляйтесь по домам.

Мальчишки переглянулись, кивнули друг другу и бросились в сторону знакомого шале. К шале леди. Люциус прищурился.

Неужели её? А где же муж? Не приехал? В разводе? Вдова? Работает, поэтому не приехал? А может это и вовсе не её дети?

Он слишком много думал не о том.

Магия — вот что уместно и требовало его внимания. Она снова вернулась к нему, и, если судить по присутствию Айрона, который охотился за шпинелевыми камнями, где-то рядом с президентским шале был спрятан ценный артефакт. Артефакт, блокирующий колдовство. Его ли, Люциуса артефакт или баджу, доверенные когда-то Снейпу, а может, заветное кольцо, которое никому и никогда не удавалось найти? Неважно. Он его получит.

В одной водолазке становилось холодно. Люциус вернулся к себе, но, обнаружив, что колдовство всё ещё при нём, направился в главное здание.

Артефакт кто-то носил, и велика вероятность, что этот кто-то был на вечере игр.