Wish You Were Here (джен)

Через канал необходимо было переправляться с помощью парома. Им управляли два солдата в ярко-голубой форме. Было в них нечто странное: солдаты очень напоминали искусно выполненные деревянные статуи.

Ильсор мысленно покачал головой. Такого просто не могло быть. Живые деревянные люди! Полнейший бред!

За каналом был разбит парк с бесчисленными клумбами и тенистыми аллеями. На набережной стоял офицер в белой форме и с голубой лентой через плечо. Лицо у него оказалось красноватым, и это явно был естественный цвет кожи. Офицер был несколько крупнее и выше своих подчинённых и тоже напоминал деревянную статую.

Когда рамерийцы сошли с парома, офицер гулко ударил себя в грудь и отрывисто произнёс:

— Капрал Бефар. Гудвин ожидает вас.

Не дожидаясь ответа, он круто развернулся и зашагал по широкой аллее к городским воротам. Полковник Мон-Со дал знак следовать за ним.

Перед воротами офицер зазвонил в колокол. В стене открылось специальное окошечко, и оттуда выглянул невысокий человек в бархатном зелёном костюме и зелёных же очках.

Привратник перекинулся парой слов с офицером и открыл дверь. Первым внутрь шагнул оказавшийся к ней ближе всех лейтенант Элар-Шен. За ним — учёные Вей-Кан и Лио-Лай. Полковник пропустил Ильсора вперёд, а сам вошёл последним. Офицер остался снаружи.

Привратник показал на своё лицо и распахнул большой шкаф. Там обнаружилась уйма разнообразных зелёных очков. Каждому рамерийцу достались свои, идеально подходящие к форме лица.

Мир вокруг окрасился в зелёный. Ильсор подумал, что любой арзак вмиг затерялся бы здесь.

Изумрудный город сиял и переливался на солнце. Казалось, весь он собран из тысяч и тысяч драгоценных камней.

Создавалось чувство, будто Ильсор ни с того ни с сего перенёсся в свой родной город — Эсари. Сохранять на лице нейтрально-отсутствующее выражение вдруг стало невыносимо трудно. Туманные образы из прошлого снова замаячили в памяти.

Однако лейтенант Элар-Шен то и дело косился в его сторону и невольно помог Ильсору вернуться в реальность.

По городу рамерийцев провёл другой офицер, поприветствовавший их фразой «Капрал Дарук». Господин Вей-Кан предположил, что Бефар и Дарук — имена капралов.

Лента у офицера была фиолетовая, и это удивило Ильсора. Зелёные очки должны были сильно искажать цвета, но на самом деле лишь делали зелёный ярче.

Тем временем офицер остановился перед глубоким рвом, отделявшим изящный, почти воздушный дворец от города. Мост был поднят, а на другой стороне рва стоял высокий для местных мужчина с длинной, очень длинной и роскошной зелёной бородой. Он задумчиво глядел куда-то вдаль и расчёсывал эту самую бороду.

М-да, этот человек — настоящий герой. О бороду того же генерала Баан-Ну сломалось уже тридцать семь расчёсок. Тридцать восьмая была на последнем издыхании.

Офицер скорчил зверскую рожу, взял со специальной подставки огромный молоток и со словами «Не зря фея Элли это придумала» грохнул им по перилам, ограждающим ров.

Звук вышел просто ужасный — резкий и оглушающий. Мужчина на той стороне вздрогнул, заметил рамерийцев и торопливо опустил мост.

Ко дворцу рамерийцев вёл он же. Под бородой оказался тёмно-зелёный мундир с аксельбантом. Нет, точно герой — генералу пришлось бы выстригать полбороды, так как она непременно запуталась бы в этом аксессуаре.

Внутри дворца этот офицер тоже их оставил, препоручив женщине средних лет. Она отвела рамерийцев в, по-видимому, гостевые комнаты и жестами объяснила, что они могут привести себя в порядок после дороги, а Гудвин примет их через два часа.

Ильсор не знал, какие комнаты достались менвитам, но собственная его несколько пугала.

На Рамерии арзаки обычно жили в общежитиях, если это можно было так назвать. Генерал Баан-Ну был богат, поэтому на задворках его поместья находился большой флигель, где обитали все: горничные, повара, садовники, водитель и прочие. В хозяйском доме позволялось жить только Ильсору, как личному слуге, и Тоди, приставленной ухаживать за генеральскими ранвишами.

У них обоих были отдельные комнаты, но всё их убранство составляли узкие койки, тумбочки и встроенные шкафчики для одежды.

В Изумрудном городе комната не шла ни в какое сравнение с прежней. Для человека, привыкшего к малому, она была неприлично большой и богатой.

Стараясь не обращать внимания на интерьер, Ильсор максимально быстро принял душ, переоделся в оставленный ему беллиорский костюм и выскочил в коридор.

Там его поджидала новая неприятность: всем гостям, кроме госпожи Лио-Лай, выдали одинаковые костюмы.

С трудом удержав на лице привычное выражение, Ильсор поклонился и, как и подобало воспитанному арзаку, сказал менвитам, что они прекрасны и в беллиорской одежде.

Вряд ли его кто-то услышал, но госпожа Лио-Лай украдкой облегчённо вздохнула.

* * *

Беллиорские цветы, как оказалось, были весьма коварны. Как наркотик: он убивает тебя, а ты даже сбежать не можешь. Радовало, что обошлось без последствий.

Лио-Лай даже полагала, что возможность побывать в Изумрудном городе стоила небольшого отравления.

Город был восхитителен. В нём было совершенно всё: аккуратные каменные дома, блестящие камушки между кирпичами на мостовых, клумбы, полные крупных цветов, лавочки с яркими вывесками… Люди тоже выглядели любопытно. Мужчины носили брюки с острыми складками, рубашки, жилеты и лакированные ботинки; каждый был при шляпе: цилиндрической, котлообразной, с лихо загнутыми полями… Женщины носили юбки.

На Рамерии это считалось дико старомодным. Уже лет девяносто ни одна женщина не могла помыслить о том, чтобы надеть не комбинезон, брюки или шорты, а юбку или, упаси Хоо, платье. У детей даже была такая дразнилка: если кто-то вёл себя странно, о нём говорили, что дома наверняка ходит в платье. Мальчиков это тоже касалось.

А вот в Изумрудном городе Лио-Лай не заметила ни одной женщины в брюках. В пышных, летящих или прямого кроя платьях и юбках — сколько угодно, а в штанах — никого.

Женщина, встретившая их во дворце, тоже была в юбке. В платье, вернее. У Лио-Лай была возможность его рассмотреть. Длинное, достаточно пышное, с пеной кружев под юбкой, с облегающим лифом и рукавами по локоть — опять же с кружевами. Вырез был довольно глубоким — Лио-Лай, чтобы достичь такой же степени открытости, нужно было бы расстегнуть три пуговицы рубашки. Но в вырезе женщины лежало богатое колье с изумрудами, и он смотрелся не как начало женской груди, а как фон для украшения (или так только Лио-Лай казалось?).

Все провожатые откуда-то знали, что рамерийцы пришли к Гудвину, и совершенно спокойно их сопровождали, будто соблюдая некий ритуал. Женщина, например, развела всех по комнатам, что-то объясняя жестами. Лио-Лай она провожала последней.

Комната поражала воображение. После строгого пластика и холодного металла деревянная кровать под плотным бежевым балдахином, высокое витражное окно и большой трёхдверный шкаф с резьбой особенно впечатляли. А уж трюмо с мягкой табуреткой и кучей баночек на столике! Ух! Лио-Лай такие только на картинах в музее видела.

Пока менвитка осматривалась, женщина достала из своей круглой сумочки на цепочке свёрнутый лист бумаги и развернула его со словами:

— Какое платье выберете, милая гостья?

Судя по интонации, это был вопрос. Лио-Лай взглянула на бумагу. На ней оказались схематичные изображения двух женщин в платьях. Одно было пышное, второе — нет. Менвитка вспомнила, как провожатая ловко приподнимала свои юбки на лестницах, и поняла, что сама так не сможет, а потому с лёгким сожалением показала на второе.

Женщина понимающе кивнула и ушла, предварительно объяснив жестами, где находится ванная и сколько времени есть у Лио-Лай на приведение себя в порядок.

Приняв ванну и высушив волосы (фен здесь был, но работал, похоже, на батарейках), девушка вернулась в комнату. На кровати её уже дожидалось платье — густо-зелёное, опадающее крупными складками, со скромным квадратным вырезом и длинными рукавами, узкими от плеча до локтя и расширяющимися книзу. Вырез, подол и края рукавов украшал жёлтый растительный орнамент. К платью прилагались золотистый пояс-верёвка с кистями и бежевые туфли на низком устойчивом каблуке. Что удивительно, всё подходило Лио-Лай по размеру.

Девушка оделась и с идиотской улыбкой присела на табуретку возле трюмо. На столике лежали расчёска, тюбик помады, тени и тушь. Были там и румяна, и пудра, и флакон духов с грушей — тоже то ещё старьё, но весьма милое. Отдельно от всего стояла шкатулочка, изукрашенная эмалевыми цветами. Внутри, на тёмном бархате, покоились две золотые с изумрудами заколки в виде веточек какого-то дерева, колечко из того же набора, новые очки и странные штучки-веточки с крючочками.

Лио-Лай расчесала волосы и зацепила пару прядей заколками. С таким платьем, наверное, надо иметь роскошные длинные локоны, а то не достающее до плеч каре смотрелось как-то несуразно.

Затем настала очередь косметики. Немного туши, чуть-чуть помады — и достаточно. Ах да, духи! После душа остался лёгкий флёр душистого мыла, но девушка просто не смогла удержаться и не воспользоваться старинным флаконом.

Закончив, Лио-Лай надела зелёные очки из шкатулки и кольцо, которое удивительным образом было впору, а вот что делать с крючочками, она так и не поняла.

Женщина-провожатая, вернувшись и поняв причину затруднений, отвела чёрные локоны от своих ушей и показала воткнутые в мочки подвески.

— Серьги, — сказала она.

Какое-то диковатое украшение. Протыкать уши ради красоты! Хотя, может быть, оно того и стоило. Sergi покачивались и поблёскивали в неярком освещении, привлекая внимание к лицу и тонкой шее.

Наконец пришло время идти. Женщина куда-то ушла, а Лио-Лай напоследок заглянула в шкаф и, найдя на дверце ростовое зеркало, хорошенько себя рассмотрела и даже покружилась, заставив юбку взвиться колесом.

О Хоо! Она никогда прежде не чувствовала себя такой красивой! Чисто прекрасная дева из какой-нибудь древней легенды!

В коридоре Лио-Лай увидела, что остальным тоже выдали другую одежду — тёмно-зелёные брюки, жилеты и камзолы, белые рубашки с острыми воротничками и чёрные ботинки. Лучше всего костюм подходил Ильсору. Правда, сам арзак как будто чувствовал себя неловко в такой ситуации.

И Лио-Лай тоже — на платье тут же скрестились взгляды всех рамерийцев. Но никто ничего не сказал. Только Ильсор произнёс дежурный комплимент, но от него это и ожидалось.

Рамерийцы вновь последовали за своим проводником через анфилады коридоров и залов и попали в просторное светлое помещение, увешанное гобеленами. На первом девочка, мелкая собака, лев, маленький толстый человечек и рыцарь с топором шагали по жёлтой дороге. На втором армия, возглавляемая мужчиной верхом на медведе, штурмовала Изумрудный город. На третьем толстый человечек с первого возглавлял посольскую миссию в радужный дворец. На четвёртом девушка, в которой Лио-Лай узнала Элли, подпрыгивала высоко в воздух, чтобы закинуть мяч в подвесную корзину. На пятом ещё один рыцарь — с мечом — сражался с чародейкой в синей мантии. В эркерах между гобеленами вытянулись по стойке смирно солдаты в оранжевой форме и почему-то без оружия.

Вдоль другой стены, под большими окнами, стояли мягкие диванчики, на которых расположились четыре дамы и один кавалер с густыми усами. Все пятеро о чём-то негромко беседовали, словно не замечая рамерийцев. Вей-Кан явно навострил уши и незаметно щёлкнул кнопкой записи на спрятанном в кармане голографе. Лио-Лай тоже прислушалась.

— …и вы говорите, Милия, леди Анна тоже здесь? — продолжала фразу одна из дам.

— Да-да! И леди Анна, и наша дорогая Фея! — энергично закивала другая. — О, как я хочу заказать у неё новую брошь! Таких даже мигуны не делают!

— Предлагаю присвоить леди Анне звание Феи Чудесных Каменьев! — торжественно провозгласил мужчина, подкрутив ус.

— Давайте, давайте! — загалдели все дамы разом. Sergi в их ушах при этом просто великолепно покачивались.

Где-то часы пробили два. Провожатая распахнула дверь и приглашающе махнула рукой.

Менвиты приблизились к двери и вошли. Беллиорка закрыла её, оставшись снаружи.

Лио-Лай очутилась в странном месте. Круглый зал больше всего напоминал библиотеку. Все его стены представляли собой книжные полки. Между ними из высоких и узких окон пробивался солнечный свет, шёлковые занавески трепетали на ветру. Солнечные ранвиши скользили по мраморному полу. На куполообразном потолке посвёркивала мозаика из драгоценных камней, изображавшая самых разнообразных животных.

Менвитка так засмотрелась на них, что голос, внезапно разбивший полную тишину, показался ей громче выстрела.

— Здравствуй, лунная дева! Приветствую тебя в Изумрудной столице Гудвинии!

Вздрогнув, Лио-Лай наконец обратила внимание на трон. В кресле из бледно-зелёного мрамора, что располагалось на возвышении в другом конце зала, сидел львёнок. Рыжий, немного нескладный, с густой, но пока короткой гривой.

— Здравствуйте, — осторожно ответила Лио-Лай, осознав, что, во-первых, зверь говорит по-менвитски, а во-вторых, других рамерийцев в зале нет.

— Они здесь! — замотал головой львёнок, будто прочитав её мысли, и чуть задумчиво добавил: — Но не здесь. Кхм-кхм! Так зачем ты пришла сюда, лунная дева?

— Я вычитала в одной книге, что если ты чего-то хочешь, то должен пойти в Изумрудный город, где Гудвин исполнит желание.

— Жела-ание! — протянул львёнок, спрыгнув с трона. Он царственной походкой прошествовал к Лио-Лай, обошёл вокруг неё и сказал: — Загадывай своё желание.

Менвитка в последний раз подумала, что оно у неё на редкость дурацкое и недостойное избранницы, но всё же выпалила:

— Я мечтаю…

* * *

Вей-Кан с трудом сдерживал любопытство под маской спокойствия и тихо радовался, что прихватил запасной носитель, куда можно будет перекинуть записи с голографа. За полдня в Изумрудном городе он столько услышал!

Жаль, Тинора с собой не взял. Ну, ничего. Наслушается ещё, когда они вместе сядут разбирать записи.

Единственного арзака в отряде было жалко. Особенно когда беллиорцы со своей странной цветовой дифференциацией штанов, как говорилось в каком-то старом фильме, выдали всем зелёную одежду. Бледные Мон-Со и Элар-Шен в ней напоминали трупы, а вот Лио-Лай цвет подошёл, да и крой тоже. О, последний раз, когда Вей-Кан видел менвитку в платье, был на его свадьбе. Тогда в платье нарядилась его мать. Ну, и невеста, но для неё это было обычное дело.

В общем, все спутники Вей-Кана чувствовали себя не в своих горах, как говорила жёнушка. А тут их ещё и разъединили непонятным образом. По крайней мере, в тронный зал-библиотеку со множеством плотно закрытых тёмных штор Вей-Кан вошёл один.

Он увлёкся рассматриванием книжных корешков на полках и не сразу обратил внимание на человека на троне.

Это был невысокий улыбающийся толстяк с одного из гобеленов. Только сейчас вместо поношенного голубого костюма на нём был богатый светло-зелёный. Волосы человека походили на солому, да и сам он выглядел слегка бесформенным.

— Рад видеть столь увлечённого чтением человека в моём дворце, — мягко произнёс человек. — Мне известно, что вы пришли за исполнением желания. Итак, каково оно?

Вей-Кан запоздало поздоровался, поражаясь хорошему менвитскому беллиорца, и озвучил, чего бы он желал.

Человек крепко задумался, отчего из его головы, к ужасу менвита, полезли иголки и булавки.

* * *

Элар-Шен догадывался. Он всегда догадывался, что должна случиться какая-то гадость. Сейчас вот он вошёл куда-то, поскользнулся на мраморном полу и пропахал носом ползала.

Когда лейтенант встал, оказалось, что он в полном одиночестве — в смысле, без своих — стоит посреди большого круглого зала, где нет ничего, кроме стенных светильников, похожих на электрические, и возвышения с троном. На троне восседал рыцарь с гобелена. Не свирепо ухмыляющийся меченосец, а мечтательный рыцарь с топором, сопровождавший куда-то девочку. У него был странный закрытый шлем с воронкообразным верхом, а сочленения лат больше всего напоминали шарниры.

Рыцарь, как и на гобелене, мечтательно улыбался, и в сочетании с топором это было страшно. А лучевой пистолет Элар-Шен забыл в комнате.

Однако рыцарь вполне добродушно пошевелил забралом, как если бы это был рот:

— Приветствую, пришелец. Сердце подсказывает мне, что ты пришёл с сильным и искренним желанием. Назови мне его.

Элар-Шен озвучил всё без колебаний. Шанс на чудо давался лишь раз в жизни.

* * *

Мон-Со решил ничему в Изумрудном городе не удивляться. Очки — значит, очки. Костюм — значит, костюм. Но вот то, что в тронный зал попал лишь он один, выбило Мон-Со из колеи. Он входил предпоследним — где остальные?

В круглом зале, завешенном портьерами, кроме Мон-Со, присутствовала лишь одна женщина.

Сначала менвит подумал, что перед ним Ильсор в платье. Но это был полнейший бред. Просто у женщины на троне оказались такие же правильные почти до неестественности черты лица, фарфоровая кожа и чёрные волосы.

Она сидела, закинув ногу на ногу и положив подбородок на кулак. Бледно-голубое платье ниспадало на пол, рукава-крылья свисали с подлокотников. На голове сияла серебряная диадема с крошечными обсидиановыми, как глаза женщины, звёздочками.

— Итак, — пропела она, ухитрившись вдохнуть музыку в грубоватые менвитские слова, — загадывай желание, звёздный полковник.

Мон-Со честно выдал ей то, что надумал в дороге.

* * *

Ильсор обратил внимание: в тронном зале очень странные двери. Казалось, штук пять или шесть дверей склеили вместе и в таком виде поставили в проём.

Это явно имело какой-то смысл, так как, зайдя последним, арзак оказался единственным человеком в зале.

Тяжёлые портьеры в нём чередовались с распахнутыми окнами, и солнечные ранвиши скакали по полу и потолку. Похожий потолок был в зале Эсарийского Дома искусств в тот самый день.

На спинке внушительного мраморного трона восседала чёрная птица с золотыми колечками на лапках.

— Кар-р! — выкрикнула она, заставив Ильсора вздрогнуть, и продолжила уже по-менвитски: — Чего ты желаешь?

— Мой господин передал… — начал Ильсор.

— Желания др-ругих не пр-ринимаются! — возмутилась птица.

— Вряд ли я могу пожелать свободы арзакам.

Птица помолчала, словно прислушиваясь к чему-то, и сообщила:

— Уже попр-росили.

Как? Кто? Кто из менвитов — менвитов! — мог попросить у Гудвина свободы для арзаков?

— Тогда, — растерянно вздохнул Ильсор, — я просто хочу увидеть свою семью.