Это не моя печаль (гет)

Вполне возможно, что словосочетание «женская дружба» тут было неуместно — женщинами Саяка и Хитоми считаться пока в полной мере не могли, а что до Саяки, то её до зубовного скрежета раздражало разделение дружбы на какие бы то ни было сорта и разряды с таким пренебрежением, будто речь шла о фильмах категории В.

Кеске они навещали то по очереди, то вместе. Ни четкого графика, ни ссор из-за его несоблюдения не было; и все же Саяку не оставляло гнетущее подозрение, что все идет так гладко лишь из-за суеверной осторожности, с которой они обе относятся к этим встречам. Будто стоит им всерьез заговорить на эту тему — и всему конец.

Впрочем, Кеске не был рад им обеим. Саяка не помнила случая, чтобы он грубил или срывался, а порой ей удавалось выбить у него легкий смешок какой-нибудь дурацкой историей из школьной жизни, но все это внешнее, поверхностное. Кеске не был рад, но и не злился — он был слишком занят какой-то внутренней, напряженной жизнью. Прищуренные глаза цвета моря в пасмурную погоду никогда не смотрели прямо, всегда чуть в сторону от собеседника, в углу рта прочно поселилась извиняющаяся (и извиняющая) полуусмешка.

Саяка порой ловила себя на мысли, что уже не помнит, каким он был до катастрофы.

В главной больнице Митикихары их с Хитоми уже хорошо знали. Сочувственные взгляды медсестер скорее раздражали, зато девочки заработали негласное право приходить до официального часа встреч с родственниками. День выдался теплый, и они — как обычно, не договариваясь — отправились по уже привычной дороге в сторону больничного сада.

В какую-то из прошлых встреч Саяка притащила коробку с походными шахматами, как выяснилось, не напрасно. Не имея других развлечений, Кеске играл партию за партией то с постоянно сменяющими друг друга соседями по палате, а то и сам с собой. В конце концов он стал довольно серьезным противником, в легкую клал на обе лопатки и нерешительную Хитоми, и невнимательную Саяку. Когда по другую сторону доски они садились вместе, эти их качества будто перемножались, и партия редко длилась дольше получаса.

— Ну девчонки, вы, видно, даже не стараетесь, — усмехнулся он после очередного разгромного мата и смешал фигуры. Получилось неловко — его мертвая правая рука немым свидетелем покоилась рядом.

— Я гораздо лучше играю в го…- застенчиво оправдывалась Хитоми.— Она не такая агрессивная, как шахматы.

— Так приноси в следующий раз свои камушки, опробуем, заодно и нас научишь, — предложила Саяка. Ей было радостно — Кеске любил выигрывать, неважно у кого, а она любила ловить на его лице улыбку.

— Не могу, — покачала головой Хитоми. — Мой набор не совсем мой, это собственность клуба.

— Тебя хлебом не корми, дай вступить в какой-нибудь клуб, — отозвался Кеске. — А то и организовать свой. Вы с Мики уже выбрали себе название? «Сестры милосердия», например. Очень стильно.

Саяка похолодела, но тут Кеске ей подмигнул. «Шутка, всего лишь шутка», — с облегчением подумала она. Он все чаще и злее шутил над своей болезнью, и как к этому относиться, она не знала. Не успела Саяка ответить что-нибудь противоядное, как Хитоми ловко сменила тему:

— Кстати, про клубы. Саяка, помнишь, ты говорила, что клуб Исследователей Неопознанного безнадежен? Оказывается, он пользуется популярностью у старшеклассниц. Амане-сан говорила, что их часто навещает Томое Мами, та самая, что помогает нам в кружке чайных церемоний.

— Томое Мами? — нахмурилась Саяка, собирая шахматные фигуры в коробку. — Я её знаю? Имя знакомое.

— Она в том же классе, что и Саю Ягами, — вспомнил Кеске. — Ну, та девочка, которая выиграла олимпиаду по математике.

Саяка выронила коробку.

Домой они возвращались через городской парк. Темнело все еще рано, летняя школьная форма грела душу, а не тело, а Митикихара — город, в котором легко замерзнуть. Слишком высокие здания из хрупкого стекла, меняющего цвет от прозрачно-синего до янтарного приманивают ветер, который потом гуляет по бесчисленным мостам и лестницам. Хитоми как-то заметила, что по-настоящему хорошо он выглядит только зимой — тогда Митикихара превращается в огромный снежный шар, наполненный светом электрических огней.

Сейчас он был просто чересчур пустым, и только. Погруженная в свои мысли Саяка шла чуть быстрее, чем обычно, и мелко семенящая Хитоми за ней не поспевала. Наконец она дотянулась до рукава подруги и осторожно потянула, прося не то остановиться, не то выслушать её.

— Что-то случилось? — полуобернулась Саяка.

— Да, — помедлив, сказала Хитоми. — Мне кажется, что случилось. Ты ведешь себя как-то по-другому в последнее время. Прости, если лезу не в свое дело, но ты как будто все время думаешь о чем-то… — и добавила, поймав её взгляд: — Поговори со мной, Саяка. Я же вижу, что что-то происходит.

«А я была бы настолько внимательной?» — мелькнуло в голове у Саяки. Вслух она сказала:

— Хитоми, мне снятся очень странные сны.

Шизуки её не перебивала и не подгоняла, если Саяка, запнувшись, не знала, как объяснить то или иное странное предчувствие, ожерелье из которых тянулось через весь февраль. Только один раз, когда она упомянула Мадоку, Хитоми не то вздрогнула, не то поежилась.

— Я точно никогда раньше не слышала про Саю Ягами. Может быть, это совпадение, или… или я схожу с ума, — она вопросительно взглянула на подругу и неловко рассмеялась, думая, как бы перекинуть это в шутку.

Хитоми помолчала. Они почти вышли из парка.

— Хочешь, я познакомлю тебя с Амане-сан и с Томое Мами? — спросила она. — Ты сможешь расспросить их про Саю, и все станет ясно.

И добавила:

— Ты не сумасшедшая и в клубе Исследователей Неопознанного тебе это подтвердят. А вообще, я рада, что мы… Что ты еще можешь рассказывать мне такие вещи, — и смущенно улыбнулась.

И ладно, думала Саяка, глупо улыбаясь в ответ. Неважно, как там закончится история с Кеске, по крайней мере, не важнее, чем то, как закончится история с Хитоми. Как все-таки хорошо, что она у меня есть. Как это здорово.

Призыватели Демонов, как их упрямо окрестила про себя Саяка, ютились в конце коридора в самом дальнем крыле школы. Видно, даже с новым названием они не смогли внушить администрации необходимого уважения. Отчасти Саяке было неловко — неужели она должна рассказывать свои диковинные сны этим чунибьё; с другой — её снедало любопытство: а чем конкретно они все-таки занимаются?

Судя по тому, как по-свойски Хитоми поприветствовала двух девочек, склонившихся над книгой на столе, она была тут не в первый раз. Амане Мису Саяка знала раньше, это была тоненькая блондинка с забавной прической, вечно слегка насупленная, но в то же время всегда готовая звонко рассмеяться. Всегда, даже теперь, когда она похоронила обоих родителей.

Вторая девочка откинула со лба пряди черных волос, поправила очки в нелепой красной оправе и скромно представилась:

— Приятно познакомиться, Мики-сан. Я Акеми Хомура. Мы чем-то можем вам помочь?

— Пока не знаю, — неуверенно ответила та, — А что это вы такое читаете?

— Мы не читаем, мы пишем, — с оттенком гордости сообщила Миса. — Это будет наша Книга Мертвых.

— Поиски магических артефактов идут не очень хорошо, поэтому мы решили изготовить свои, — объяснила Хомура. И доверительно добавила: — Попалось бы хоть одно настоящее магическое расследование, и дела пошли бы лучше. Нас тут всего четверо, клуб едва разрешили открыть, — она печально развела руками.

Миса, напротив, была в восторге от возможности похвастаться своей работой перед гостьями. Она схватила со стола книгу и сунула её под нос Саяке:

— Здорово, правда? Акеми классно рисует!

Акеми вспыхнула, а Саяка сразу успокоилась. Что-то в этих двоих было такое… хорошее и упрямое одновременно. Делать из сна «магическое расследование» или нет — это пока неясно, зато стало понятно, почему вечно занятая Хитоми находит для этого уголка время.

Они славные люди, вот что.