Госпиталь для душ (гет)

Фред говорит, Джордж — его лучшая часть. Он мудрее, спокойнее, дружелюбнее, и Фред хотел бы быть на него похожим еще больше, хотя больше, сдается, некуда. Они отражают друг друга, как две капли воды, а сливаясь, образуют целое море, которое Гермиона, скажи кто-нибудь, что смерть найдет ее на дне, добровольно выбрала бы своим финалом.

Да, она никогда еще не испытывала той, единственной в своем роде, причастности, у не было ни заботливой семьи, ни поддерживающих друзей, ни даже питомца — никого. И тем не менее она не сомневается: то, что она видит перед собой, именуется любовью.

Джордж лежит в полусогнутом положении под боком у Фреда. Тот мягко гладит брата по голове, напевая хотя незнакомую, но до щипания в уголках глаз трогательную песню. Колыбельную, по его словам.

— Golden slumbers kiss your eyes, smiles await you when you rise.⁽¹⁾

Тишина, призрачная вуаль душевной безмятежности, повисает в комнате, опьяняя и убаюкивая. Запутавшись в пледе, как бабочка в паутине, Гермиона глядит на близнецов снизу вверх, так же, как и всегда, и загвоздка тут не только в разнице в росте. Такие близкие, родные друг другу по крови и духу, они представляются ей недосягаемыми, огромной отдельной вселенной в этом плоском до отвращения мире.

Фред не отрывает от Джорджа взора и даже не моргает, отчаянно сопротивляясь сетям Морфея и будто боясь, что как только сомкнет веки, брат тут же исчезнет. Однако Джордж мирно сопит, по-младенчески устроив ладони под щекой.

— Тебе надо отдохнуть. — Бессилие и усталость темными тенями очерчены на бледном лице, отчего Гермиона начинает всерьез волноваться. — Он спит, Фред, все в порядке. Если ты переживаешь, я могу последить за ним.

— Нет, нет. — Матрас издает жалобный старческий скрип, когда Фред спускается, укладываясь около Гермионы. — Давай поспим тоже.

Он перетягивает плед на себя, перенимая ее тепло. Быть прижатой к его полураздетому телу вовсе не ощущается чем-то неловким, напротив, ей уютно и комфортно, словно это их естественное состояние, созданное небесами, пусть Гермиона и не верит ни во что потустороннее.

Дружба с Джорджем возникает практически сразу: открытый, кроткий и милый, он сопоставим разве что с ангелом. Связанные общим домом и зависимостью от Фреда, они оказываются гораздо более зеркальны, чем она ожидала. Вот только эта самая зависимость у них все же противоположная: у нее эмоциональная, а у него в первую очередь физическая: немому в безучастном бетонном здании лечебницы трудно быть абсолютно самостоятельным.

Внезапно из коридора доносится жутко громкий звук чего-то разбившегося, и Джордж вздрагивает, просыпаясь немедля. Потерянный, взлохмаченный, помятый, он воспринимается даже невиннее. Гермиона мысленно сравнивает его с котенком, автоматически даруя соответствующее прозвище.

Фред бросается к брату, обнимая и укачивая, в точности, как она некогда укачивала Гарри, небольшого плюшевого медведя с пуговицей вместо носа и нитяными букетами вместо глаз. Его подарила миссис Макгонагалл. Жаль, у нее сейчас много дел и совсем нет свободного времени, ведь Гермионе очень нравилось слушать невероятные истории, которая та рассказывала по дням, отмеченным красным в расписании. Теперь же там только серые цифры в белых клеточках.

Успокоив и уложив Джорджа, Фред возвращается, принимая ровно ту же позу, какую разрушил несколько минут назад. По правде, ей не особо хочется оставаться здесь — жесткие доски неприятно холодят спину, а волосы то и дело цепляются за засечки. Но Гермиона терпит. Терпит ради Фреда, попросившего хотя бы единожды разделить с ними, им и Джорджем, эту непростую ношу.

За стенами бушует вьюга, навевая дрему. Они все-таки ночуют прямо на полу, скрещивая ступни, сплетаясь, как лианы в джунглях. И лишь утром, едва на горизонте забрезжит рассвет, вечно ворчливый дежурный разбудит их, причитая про надоевших чудиков и никому не нужную одинокую кровать.

1) Томас Деккер, XVII век; в переводе Лукьянова А.В.: Сон златой тебе пусть снится, чтоб с улыбкой пробудиться.

Вернуться к тексту