Чужеродный (джен)

— Я подаю на развод, — без приветствий и прочих расшаркиваний отчеканила моя благоверная прямо с порога, сухо и неумолимо, — с меня хватит. Какую в этот раз сказку придумаешь? Авария в этом вашем институте была. Бокс тоже был…

Я лишь молча стоял, опустив руки, и не зная, что ответить. Точнее, не видя смысла в словах. Она ведь, супруга моя, все уже решила. Вынесла приговор и теперь лишь знакомила меня с ним, никаких апелляций не допуская.

— Впрочем, плевать, — заключила она, — долго ты сидел на моей шее…

— Может, хоть поесть дашь, — вырвалось у меня почти самопроизвольно. Как ни крути, а бокс — физическая активность. А физическая активность неплохо разгоняет аппетит.

Причем я-то имел в виду, чтобы просто воспользоваться дома плитой и холодильником — самому приготовить себе что-нибудь. Но жена поняла мою просьбу по-своему.

— Поесть?! — вскричала она, чуть ли не взвизгнув. — Вот пусть тебе та готовит, у которой ты месяцами пропадал! Пусть тебя кормит! К которой ты якобы на бокс ходил… я-то думала, чего ты такой довольный возвращаешься! Ха! И она пусть тебя… то есть, можешь прямо к ней сегодня и переезжать. С концами. Не забыл? Квартира эта…

Жена обвела рукой небольшую прихожую, одновременно немного успокоившись.

— …куплена на мои деньги. Я брала ипотеку. И оформлена она соответственно на меня. Если ты думаешь, что я соглашусь терпеть у себя дома тебя… кобелина… бездельник, то плохо обо мне думаешь. Я себя не на помойке нашла! Так что можешь уже собираться, — жена недобро усмехнулась, — правда, чего тянуть? Поди, не откажет она тебе… ты ж ее осчастливил. Не так ли?

Что никакой другой женщины нет, она и в мыслях не допускала.

— Ну а даже если откажет… не беда! Все подземные переходы к твоим услугам. Там не так уж холодно. Пока что.

Снова злой смешок. Видно понравилось ей это предположение. Ухватилась за него, как палач за топор. Чтобы окончательно меня добить.

— Да, наверное, тебе сразу лучше в переход, — услышал я, уже чувствуя, как внутри вызревает коктейль из отчаяния и ненависти, — нужен ты кому… неудачник. Ты же ничтожество. Ни денег, ни работы. Да и раньше работы нормальной не было. Мокрица! В институте своем груши околачивал. Пока я на себе все тянула. Дом… и вообще. Помнишь?.. Мне даже за такси приходилось самой платить! Когда ехали вдвоем куда-нибудь…

— Хватит! — уже не выдержал я, фраза про такси стала последней каплей. — Такое было-то всего пару раз. И вообще… неужели так трудно выслушать меня?

Правая рука тем временем уже поднималась, сжимаясь в кулак. Чисто машинально. По привычке, выработанной занятиями с грушей. Почти рефлекс: что-то бесит тебя — ударь.

Но жена, от которой этот жест, разумеется, не укрылся, истолковала его по-своему.

— Ах, мы еще и руки распускаем, — были ее слова, тогда как лицо сияло злорадным торжеством, — ну давай, бей. Вот я. Увидимся в суде. Да я тебя за это, боец кухонный, без штанов оставлю! Тогда тебе даже в переходе…

Дальше я не слышал. Нечего было слышать. Точнее, некого. Ненависть к мегере, на которой имел глупость жениться, страх за свою судьбу, и без того не казавшуюся радужной, и просто гнев, который некуда было выплеснуть. Все это доконало меня. И когда это случилось, супруга с ее претензиями и обличительными монологами просто исчезла. Заодно с большей частью привычной обстановки.

Я огляделся, чувствуя невольное облегчение.

Мебель в квартире была другой. Причем непривычного мне дизайна. Не иначе, меня закинуло вперед аж на несколько лет… как минимум. И в квартире теперь жили другие люди.

Впрочем, в данный момент никаких людей я вообще-то не видел и не слышал. Ни знакомых, ни других.

Усталость и раздражение сменились любознательностью. Желанием обследовать незнакомое место. Точнее, знакомое, но обернувшееся чем-то загадочным, удивительным.

Я шагнул в сторону кухни. И заметил, как дверь, отделявшая ее от прихожей, автоматически подалась в сторону, пропуская меня.

А вот кухня, надо сказать, меня разочаровала. В обрамлении кухонного гарнитура стояла все та же электрическая плита. Только без ручек-переключателей. Когда я осторожно прикоснулся к ней, над духовкой высветилась сенсорная панель. Экран, на котором отображались круги с цифрами — чтобы переключать мощность конфорок, тут и думать нечего. Разумная замена означенных ручек.

Имелась, впрочем, и другая особенность. Окно в кухне было забрано не просто пластиком, но и каким-то светофильтром, отчего в помещении царил синеватый полумрак. Зато когда я вошел, экран светофильтра отодвинулся, прячась. И кухню буквально залил яркий солнечный свет.

Пожав плечами, я вышел из кухни. И через еще одну автоматически открывшуюся дверь ступил в супружескую спальню. Точнее, комнату, бывшую супружеской спальней, когда здесь жили мы с женой.

Первое, что я заметил — двери, что вела из спальни на балкон, больше не было. Теперь в этой комнате было просто широкое окно. С которого опять-таки, встречая меня, убрался синеватый светофильтр.

Кроме того, вместо одной двуспальной кровати в комнате располагались две односпальные — одна для взрослого человека, другая поменьше. Для ребенка, наверное, или для подростка.

В пользу предположения о юности одного из жильцов свидетельствовал также небольшой стол рядом с меньшей из кроватей. Уроки учить, не иначе. Или просто заниматься, если учебу по какой-то причине полностью перевели на дистант.

Правда, компьютера, без которого в мое время нельзя было себе представить стол школьника, я не увидел. Ни настольного, ни ноутбука, ни даже планшета. Но интуиция технаря подсказала мне, что за прошедшие годы компу вполне могли создать удобную альтернативу. Такую, чтоб везде без напряга таскать, а не держать дома.

С такими мыслями я перевел взгляд на картину в рамке, висевшую над столом. Точнее, на пустую рамку. Едва ли эта чернеющая пустота была репродукцией известной работы Малевича.

Пустотой она, правда, тоже оставалась недолго. Когда я подошел к рамке и дотронулся до ее глянцевой поверхности, чернота сменилась фотографией… нет, фотографиями, целым слайд-шоу из снимков. Везде была девочка-подросток, позирующая то на фоне какого-то памятника, то с подружкой на скамейке, то с другой подружкой, с которой они делали руками фигуру в форме сердечка.

Дальше я не смотрел. Отошел деликатно. Не люблю подглядывать. А просмотр чужих снимков, личных, ничем иным не был.

Значит, все-таки ребенок. А чья тогда вторая кровать? Кому принадлежит? Одному из родителей, скорее всего. Хоть отцу, хоть матери. Но все равно кому-то, вынужденному воспитывать дитя в одиночку. В таком случае оставалось лишь позавидовать силе духа девочки на фотках. Там она все время улыбалась — широко, искренне.

А вот сходства между девочкой и моей женой я не уловил. Так что вполне вероятно, половинка моя и бывшая давно переехала, сплавив заветные квадраты кому-то другому.

Хотя и не факт. Родство и внешнее сходство — все-таки не одно и то же. Про двойников известных личностей, не являющихся последним даже дальними родственниками, не слышал, наверное, только ленивый. И наоборот: я, например, не слишком похож на обоих родителей. Роста они небольшого, тогда как я довольно высок.

А организм тем временем напомнил, что не грех бы восполнить калории, сожженные в фитнес-клубе, а также в разговоре с женой. Я вернулся на кухню, надеясь что-нибудь перехватить по-быстрому, пока не вернулись хозяева. Да, плохо. Да, отдает кражей. Но… что еще мне оставалось? Голод, знаете ли, штука смертельная и особенно беспощадная к совестливым людям. Неизвестно, когда мне еще представится шанс его, если не утолить, так хотя бы заглушить. Каким бы ни оказалось светлым будущее, в которое я попал, едва ли здесь бесплатно кормили каждого желающего.

Вот только даже на кухне халявная кормежка меня не ждала. Как оказалось. Подойдя к холодильнику и едва успев дотронуться до его белоснежной дверцы, я услышал:

— До ужина три часа. В соответствии с вашей диетической программой вам не рекомендуется прибегать к дополнительным приемам пищи.

Звучал голос мягко, с претензией на приятность. Но бесил какой-то безжизненной сухостью, а главное — безапелляционностью. «Не рекомендуется», ишь ты! Сказали бы лучше: «запрещено».

Я потянул дверцу холодильника на себя, но она не поддалась — почти ожидаемо. И снова: «до ужина три часа…»

Бла-бла-бла…

Короче, может, это будущее впрямь было светлее моего настоящего. Но уж точно казалось менее свободным.

Делать было нечего. Я решил убираться из квартиры, пока не вернулись хозяева. И не принесли неприятности мне, невесть откуда (с их точки зрения) взявшемуся, да еще без спросу.

Были опасения, что если квартиру закрыли снаружи, то изнутри выйти нельзя. Но они, к счастью, не подтвердились. Да, никаких дверных ручек, шпингалетов и прочих запоров на двери не было, но навстречу мне она автоматически открылась. Восхищая своей послушностью.

Впрочем, лишь в одну сторону. Когда я вышел в коридор, она мгновенно затворилась за мной. А при попытке открыть дверь вновь, я заметил, как мигнул на ней стеклянный кругляш, который дикий я мог принять за глазок.

На самом деле то была камера или сканер какой-то. И голос — снова мягкий, похожий на женский, но безжизненный — сообщил:

— Биометрия не опознана. Для доступа в жилое помещение обратитесь к собственнику.

— Ну и ладно, — зачем-то бросил я и зашагал прочь. Как бы между делом заценив новый дизайн коридора. Облицовку красными плитками под кирпич.

Круто! Особенно учитывая, что сам-то дом обычный, панельный.