Доспехи (II) (джен)

Северус смотрел на домового эльфа. Домовой эльф смотрел на Северуса.

Первый, кого заподозрил Северус, был Люциус Малфой. Пусть мисс Поттер и удалось наладить нейтральные отношения с Драко, Люциус всегда представлял из себя человека гораздо более предприимчивого, чем то было на благо окружающих. Одолжить эльфа у Люциуса под невинным предлогом оказалось довольно просто. Теперь Северус, разумеется, должен был ему ответную услугу и знал наверняка, что этот должок ничем приятным или легким не будет.

Ему было плевать, однако. Безопасность мисс Поттер стоила несопоставимо дороже.

Беда была лишь в том, что Люциус дал ему не того эльфа.

— Этот самый адекватный из тех, что у меня есть, друг мой, — протянул Малфой с усмешкой. — Он сделает все, что тебе нужно.

Именно тогда, когда Северусу нужно было от Люциуса самое подонковское поведение, какое тот мог предложить (например, одолжить сумасшедшего эльфа, который бы измучил Северуса своими выходками), Люциус решил примерить на себя роль доброго друга.

Чему удивляться, однако? Малфой всегда умел поставить в положение должника (особенно, когда оказываемая услуга ему ничего не стоила).

Скрыв от Люциуса разочарование, Северус решил: если Малфой виновен, он, Северус, все равно об этом узнает. Не может быть, чтобы один эльф ведал о планах своего хозяина все, а другой — ничего.

Легилименция сослужила ему половинчатую службу. Северусу открылось, что Добби действительно принадлежал Люциусу и что заговорщиком в самом деле был Малфой; что его замысел был связан с неким темным предметом в поместье Малфоев, но что это был за предмет и каким именно образом Люциус собирается его использовать, домовик понятия не имел. Северус, разумеется, узнал несколько грязных секретов, которыми он сможет шантажировать Люциуса, и еще парочку в общем невинных, но постыдных для Драко вещей, с помощью которых Северус сможет контролировать мальчика в Хогвартсе, но все это было так — приятная отдушина, но несерьезная. Цели своей он не достиг, и это крайне ему досаждало.

Северус обдумал разные варианты того, как можно было бы вынудить этого эльфа послужить ему: например, приложить домовика Империусом и заставить его вызнать все необходимое и доложить. Но можно ли было надеяться, что ни Нарцисса, ни уж тем более Люциус не заметят, что их эльф находится под третьим Непростительным?

Нет, лимит полезности этого домовика был исчерпан, и это чудовищно, ужасно, невероятно раздражало.

Он вспомнил их последнюю встречу с мисс Поттер.

— А сама я… сама я ничего для вас не значу. Сама по себе я ничего для вас не значу.

Северус тряхнул головой, но следующее воспоминание уже завладело его сознанием, яркое, как наяву. Девочка, еще более хрупкая, чем обычно, с таким видом, будто от его ответа зависел целый мир, ее маленький мир:

— Правда? Я не надгробие?

Это стало неожиданностью. Разумеется, он мог предположить, что в какой-то момент мисс Поттер, ведомая благодарностью, станет искать его расположения, но он и вообразить не мог, как сильно она будет этого жаждать. Жажда — вот наиболее подходящее слово; жажда признания, одобрения… жажда привязанности поглотила девочку в тот день. Это было неестественно. Неправильно. У нее имелись Блэк и мисс Грейнджер, чтобы размещать в них свою привязанность, но мисс Поттер зачем-то выбрала еще и его, Северуса. Это искренне не умещалось в голове. Для начала, идея, что хоть кто-нибудь может так отчаянно жаждать его расположения, была немыслима: он не был для этого достаточно… он не был тем, чьей привязанности может так хотеть хоть кто-нибудь. И потом, зачем было девочке впускать в свое сердце еще и его, когда у нее была своя семья? Северус был посторонним, чужаком; и в этом контексте притязания мисс Поттер казались нелепыми, а их сила — еще более нелепой. Как, зачем у нее хватило сердца, чтобы позволить там прорасти привязанности не только к Блэку и мисс Грейнджер, но еще и к нему?

Она даже противостояла Блэку из-за него, Северуса. Врала своему крестному отцу прямо в лицо. Дополнительные занятия по зельям… да, это было настолько неправдоподобно, что почти забавно; и все же то, как отчаянно она защищала их секрет, — он смотрел на нее и не мог поверить, — привело его в смятение.

В контексте отношений мисс Поттер и Блэка это казалось неправильным, было неправильным.

Но Северус не мог не понять, что ему это нравилось.

Он был удивлен, что мисс Поттер еще хранила их тайну и что не попалась просто случайно. С самого начала он был уверен, что девочка проболтается крестному отцу, и уж если не сразу, так до Рождества. Хотя только это и объясняло, почему Блэк еще не ворвался к нему, требуя оставить мисс Поттер в покое и обещая натравить на него Дамблдора.

Если бы ты знал.

Он погонял мысли вокруг всего этого еще несколько раз и уж собрался было совсем отложить их, как вспомнил, до чего изящно мисс Поттер изобразила обморок, чтобы остановить их с Блэком. На мгновение ему стало смешно. А затем — стыдно.

Пожалуйста, не ссорьтесь больше. Мне страшно, когда вы ссоритесь.

В этом она не врала. Он видел, он слышал по ее голосу.

Она звучно шлепнулась на пол. Она точно что-то ушибла. Все ради чертовой правдоподобности. Только чтобы заставить их прекратить.

Меня тошнит. Слабость какая-то.

Разве не он ее этому научил? Не он вложил ей в руки книгу о первой помощи со всеми этими симптомами?

Непривычно было разрываться между чем-то похожим на гордость и негодованием.

Однако… а тогда, когда он встретил мисс Поттер в Лютном переулке, в самый первый раз?.. Когда он стал ее ругать, и она так же приложила руку к глазам и пошатнулась, да только от падения воздержалась.

Драматичная засранка.

Северус задумчиво поглядел на эльфа Малфоев. Тот уже полчаса как пришел в себя после хорошего «Обливиэйта» и сейчас пытался очистить до блеска то сборище пыли, что Северус звал своим домом. Теперь казалось странным, с какой легкостью Люциус одолжил ему домовика, который знал так много. Казалось странным, что Люциус не приказал эльфу хранить тайны их семейства со всей возможной свирепостью, пока тот будет находиться у Северуса.

И одновременно — нет. Совершенно, ни капли ни странно. Люциус Малфой не мог допустить и мысли, что такое ничтожное существо каким-либо образом осмелится подвести его. В некотором смысле, Северус полагал, Малфой относился и к нему самому как к кому-то низшему и потому не ждал от него предательства. Несмотря на слизеринскую осторожность, — не столько воспитанную окружением, сколько произрастающую из того факта, что ему самому доверять не стоило, — Люциус чересчур доверял Северусу.

Снейп улыбнулся, вспомнив выведанные грязные секреты.

Ну а Добби? Все то же. В какой вселенной Люциус Малфой мог вообразить, что его раб, его собственность, куда-то самовольно отправится и станет раскрывать его секреты? Люциус Малфой как настоящий тиран забыл, что власти и страха, чтобы внушать верность, недостаточно. Чтобы внушать верность, нужно нечто большее. То, чем владел Дамблдор.

…он поразительный, разве нет? В смысле, всю жизнь его наказывали, обижали и ломали, а он все равно поступил по-своему. Он удивительно храбрый. И сильный.

То, чем владела мисс Поттер.

Так же ясно, как то, что когда-нибудь умрет, Северус знал: мисс Поттер получит эту абсолютную преданность.

Он будет охранять меня так же яростно, как… как Сириус.

Добби ничуть не преувеличивал, когда говорил о суровых наказаниях в доме Малфоев, Северус сам в этом убедился. И тем не менее, Добби был готов идти на такие жертвы, чтобы сберечь девочку.

Раз так, мисс Поттер должна получить Добби.

* * *

— Так его, отец! Врежь ему хорошенько! — кричали Фред и Джордж.

Гарриет испуганно прижималась к Сириусу. Она еще никогда не видела, чтобы двое взрослых мужчин дрались врукопашную (Дадлины боевики не в счет). То, что едва не случилось между Сириусом и Снейпом, ее напугало, но не так; в каком-то смысле магические дуэли ей были привычны, близки и понятны. Но то, с каким неистовством мистер Уизли и мистер Малфой применяли свою физическую силу, руки и ноги, данные им самой природой, — не палочки, изготовленные Олливандером или иным мастером, — в этом было нечто более глубокое. Будто первозданная, первобытная ярость вырвалась наружу в том диком, искомом виде, в каком родилась, и теперь взметалась с каждым ударом кулака или ноги.

Громыхнул чей-то мощный, зычный голос, и через несколько мгновений пробравшийся сквозь книжные завалы Хагрид растащил в стороны сцепившихся драчунов. У мистера Уизли была рассечена губа, а у мистера Малфоя красовался под глазом здоровенный фингал — след от удара большущей «Энциклопедией поганок». В руках у старшего Малфоя все еще был старый, потрепанный учебник Джинни, который он вытащил из ее котла, чтобы у всех на глазах оскорбить и унизить мистера Уизли. Люциус Малфой сунул учебник обратно в котел, глаза у него при этом недобро блеснули.

— Вот твоя книжка, девочка. Получше твой отец не в состоянии купить.

С этими словами он высвободился из рук Хагрида, выразительно посмотрел на сына, и оба поспешили убраться восвояси.

Гарриет задумчиво смотрела вслед Малфоям. Как бы ни был зол Люциус Малфой, было так странно видеть его дерущимся, как обыкновенный маггл. Куда же делся его непреклонный снобизм, его бескомпромиссное отвращение ко всему маггловскому? Драко напоследок бросил на нее странный взгляд, который трудно было вполне расшифровать, а Гарриет в ответ поджала губы. Хрупкому миру, который она едва сумела выстроить с Драко год назад, теперь, казалось, суждено было разрушиться.

Ее вдруг пронизало острое чувство несправедливости: почему это они должны невзлюбить друг друга или даже стать врагами только потому, что отец Драко — ужасный засранец?!

Да, год будет тяжелым.

Бедняжка Джинни до сих пор стояла вся красная, не в силах поднять на кого-нибудь глаза. Гарриет невольно почувствовала жалость. Сама она сейчас держала все до единой новые книжки, а одета была в платье, сшитое на заказ как раз к ее именинам. Гарриет ужасно его любила: длинное, из выразительного желтого шелка с прозрачными шифоновыми рукавами, оно было одним из ее любимых «принцессных» платьев. Но стоило глянуть на Джинни, и она сразу вспомнила, как донашивала огромные вещи Дадли, как с завистью и сожалением, странно похожим на разочарование в себе, смотрела на одноклассниц с их новой, красивой, подходящей им одеждой. Как шла домой после уроков, понурив голову, чувствуя, что по телу расползается некая горечь, отрава; и горечь эта была гораздо более глубокой, чем обычная зависть. Гарриет никак не могла взять в толк, что же это была за отрава такая, но теперь, глядя на Джинни, наконец поняла.

Чувство, что она недостойна хорошей одежды.

Гарриет вдруг страстно захотелось утешить, подбодрить Джинни, но она не знала как. Что тут скажешь, когда ее родители рядом? «Мне жаль, что твои мама и папа не могут купить тебе новые книги»? Или, может быть: «Да, у тебя ношеная одежда, но это неважно, ты чудесная, говорю это, хоть и первый раз тебя вижу»? «Слушай, ну, твои братья через пару-тройку лет выпустятся, станут взрослыми, и у твоих родителей станет больше денег, так что они купят тебе…»

Гарриет споткнулась о собственную мысль. Вовсе не так все было плохо, как Гарриет немедленно вообразила. Совсем нет. Семья Дурслей была обеспеченной, и Гарриет носила плохую одежду не потому, что Дурсли не могли ее купить, а потому что не хотели. А семья Уизли со всеми их детьми в самом деле была бедной, и Джинни доставалось старье не потому, что ее родителям было жалко денег на дочку, а потому что этих денег не было. И соответственно, вряд ли у Джинни выросло это мерзкое, разрушающее чувство, что она чего-то там недостойна из-за каких-то тряпок.

В определенном смысле одиннадцатилетняя Джинни Уизли была гораздо богаче, чем девятилетняя Гарриет Поттер.

«Переживет», — подумала Гарриет, у которой отлегло от сердца, и она со всеми пошла на выход из магазина.

Косой Переулок гудел от оживления. Знакомые лица мелькали тут и там: кто пришел подготовиться к школе, кто просто по своим делам; иные волшебники (волшебницы, точнее) протискивались мимо них в магазин, надеясь получить автограф Гилдероя Лохкарта.

— Я много раз писал тебе, — сказал Джордж почти ровно (в его голосе случайно расплескались обида и волнение).

— Прости, я даже не получала твоих писем, — с искренним сожалением ответила Гарриет. Ей было невтерпеж узнать, что он ей писал. Это наверняка было что-то чертовски смешное и потрясающе остроумное, изобретения, которые они придумали на пару с Фредом.

И она коротко рассказала Джорджу о Добби.

— Ну и ну, — протянул Джордж. — Но, если честно, больше похоже на какую-то западню. Домовики же не действуют без ведома хозяев.

Гарриет оглянулась на Сириуса: он разговаривал с мистером Уизли, и весь их разговор словно пылал, но говорили они, тем не менее, негромко. До Гарриет доносилось: «Рейды… Малфой… точно что-то незаконное…»

— Мы пытаемся узнать больше, — сдержанно ответила она.

Раздался взрыв смеха: Гермиона, схватившись за живот, ухохатывалась над очередной уморительной шуткой Фреда. В руках у него была необычного вида хлопушка, которую он пытался спрятать от глаз матери в рукав.

Гарриет улыбнулась.

Кто и какое бы злодейство ни задумал, она вернется в Хогвартс.

* * *

— А-а-а! — простонала Гарриет, потирая ушибленный нос. Наверное, останется синяк.

— Гарриет?

Джордж спешно приблизился к ней, бросив тележку с багажом; ее собственный сундук нес Сириус, который уже прошел на платформу 9¾.

— Что-то случилось со стеной, — сказала Гарриет, осторожно ощупывая нос. Нет, кровь не шла.

Джордж с сомнением поглядел на нее.

— Может, ты переволновалась?

— Серьезно? — Она почти оскорбилась. — Ну иди, попробуй сам.

Джордж попробовал. От ушибленного носа его самого спасла только тележка, которую он предусмотрительно толкал впереди себя.

— Уже одиннадцать, — неверяще произнес Джордж, собирая свалившийся с тележки багаж. — Поезд ушел. Гарриет, я еще никогда не опаздывал на Хогвартс-экспресс.

Нет, Джордж совсем не был расстроен и вовсе не волновался. Напротив, в нем разгоралось то самое пламя приключений, что всегда тлело озорными огоньками где-то в глубине зрачков обоих близнецов. Гарриет закатила глаза.

— Чертов Добби, — пробубнила она, насилу воздерживаясь от того, чтобы пнуть барьер. Одной ушибленной части тела ей на сегодня уже хватило, спасибо большое.

Джордж замер над перевернувшимся сундуком:

— Добби? Почему ты думаешь, что это он?

— А кто ж еще? — сказала Гарриет так, будто это была самая очевидная вещь на свете.

Паршивец. Ей было так жалко его, и так благодарна она была за эту непонятно откуда взявшуюся, но подлинную самоотверженность, и одновременно с тем захотелось пнуть его вместо барьера. Тут же стало стыдно. Все равно ведь что пнуть котенка, который умоляюще заглядывает в глаза и бежит за тобой до самого дома.

«Добби принадлежит семье Малфоев. Люциус Малфой действительно что-то замышляет. Будьте осторожны».

Гарриет отчего-то даже не сильно удивилась, прочитав эти строки в дневнике. И все равно ощущение было паршивое, словно Люциус Малфой ее предал. Ну, не то чтобы предал — разочаровал.

Как будто бы то, что Гарриет и Драко иногда перебрасывались парой слов, должно было сделать из Люциуса Малфоя, истинного Пожирателя смерти, доброго пушистого хорёчка.

— Фордик! — вскрикнул Джордж. Его лицо загорелось энтузиазмом. — Мы можем полететь в Хогвартс на нашем автомобиле!

Гарриет внезапно ощутила прилив сил. Тот самый Фордик, о котором близнецы рассказывали, едва не лопаясь от желания опробовать его в деле. Отправиться в Хогвартс на летающей машине, с Джорджем — только они двое — вот оно, настоящее приключение! Какая свобода захватит их, какие просторы раскроются под ними!

— Нет, — сказала она с сожалением. — Сириус и твои родители сейчас вернутся. Они придумают что-нибудь получше.

Держитесь подальше от неприятностей, мисс Поттер.

— Что угодно готов поставить, мама с папой даже не заметили, что я не сел на поезд, слишком уж нас много, а еще прощание с Джинни, вот это все... Да и Сириуса что-то не видно.

Нет. Нет. Снейп ее попросту убьет. Она на такое не подпишется. Она не самоубийца.

— А что, если твой Добби сейчас объявится и сотворит что-нибудь похуже?

Джордж говорил это скорее из желания полететь на Фордике, чем из реальной опасности; он подзуживал ее, Гарриет это понимала. Однако трудно было на него за это злиться, ведь и она того хотела.

Но это было неправильно.

С другой стороны, разве Гарриет не собиралась заставить профессора Снейпа поволноваться за нее?.. Она вообразила, как он ходит из стороны в сторону, заламывает худые пальцы, на лице — страшная тревога.

Гарриет воодушевленно улыбнулась.

* * *

Северус ходил по кабинету Дамблдора из стороны в сторону. Хотел перестать гнуть себе пальцы, да не мог: едва мысленно отвлекался на мисс Поттер и тут же обнаруживал, как те принимались за старое.

Что там Дамблдор видел на его лице, он даже знать не хотел.

— Они опаздывают, — процедил Северус сквозь зубы.

— Учитывая, что в этом году ученики добираются до Большого зала несколько иным образом, Гарриет и мистер Уизли будут как раз вовремя, — добродушно ответил Дамблдор.

— Неудивительно, что дети не попадут в школу к означенному времени, — проскрежетал Северус, игнорируя слова директора. — С таким-то присмотрщиком, как Блэк.

— Ты слишком суров к нему, Северус, — произнес Дамблдор, и Северус было вспыхнул, но старик продолжал: — Равно как и он к тебе. Однако мне кажется, что вам обоим стоит присмотреться друг к другу с иной стороны.

Северус был не в настроении для проповедей директора. Он вспомнил, как Дамблдор навестил его в тот самый день встречи с мисс Поттер и Блэком; Северус как раз собирался к Люциусу. Дамблдор пришел, чтобы расспросить его обо всем и заодно рассказать, что к директору собственной персоной явился Блэк, чтобы нажаловаться на него, Северуса; и, рассказывая об этом, глядел Дамблдор на него одновременно странно и весело.

Хоть Дамблдор и слова не проронил об их с Блэком взаимной ненависти, к Северусу еще тогда прокралось чувство, что Дамблдор желает примирить их, школьных врагов. Он и Блэк — только они от старого противостояния и остались. Еще был Люпин, но после того, как война закончилась, Северус никогда не встречал его, что позволяло ему забыть о том, что Люпин вообще существует. Он Блэка так избавиться не получалось. Он постоянно был где-то на фоне.

— Как объяснить Сириусу, что мне нужно продолжать тренировки на каникулах, не рассказывая ему, что этого хочет один загадочный профессор?

— Проявите фантазию, мисс Поттер.

Нет, он даже не подумает слушать старика.

— Камин…

— С камином все в порядке, Северус, — мягко, но настойчиво повторил (в который раз?) Дамблдор.

"С переходом на платформу тоже все было в порядке, пока сумасшедший эльф не заколдовал его", — подумал Северус, но не сказал, потому что это было бессмысленно. Он заставил себя не представлять, какие увечья получит мисс Поттер, если начнет путешествие с помощью Летучего пороха, и этот проклятый бесноватый эльф заблокирует камин прямо во время ее передвижения (но все равно подумал о тех зельях и заклинаниях, которые помогут ее исцелить в случае этих увечий).

Камин вспыхнул зеленым.

Объятая волшебным пламенем, появилась мисс Поттер. Пламя вмиг исчезло, и она, невредимая, пошатнулась и вышла из камина, неловко приняв руку Дамблдора. С сияющим любопытством мисс Поттер взглянула на Северуса и, будто в чем-то убедившись, отвернулась обратно к Дамблдору:

— Ой, давайте отойдем, сейчас Джордж появится, сэр.

Уизли выбрался из камина, едва не распластавшись на директорском ковре; пока он отряхивался от золы, Дамблдор приставал к девочке:

— …надеюсь, что происшествие не сильно расстроило тебя, Гарриет. Полагаю, вы хорошо провели время с твоим крестным отцом.

— Да, мы играли в волшебного дурака, летали на метлах, еще попробовали новое мороженное от Фортескью… и все такое, — она умолкла, догадавшись, что Дамблдору все эти подробности без необходимости, хотя тот и слушал ее с таким видом, будто во всем свете не было ничего интереснее.

Помяни черта, из камина явился Блэк.

Вышел грациозно — павлин — увидел его, Северуса, и сразу же схватил мисс Поттер за руку.

— Милая, вот твой сундук, — сказал Блэк в этой своей противоестественной, непривычной, неблэковской манере нежности и любви. Достал из кармана сюртука уменьшенный багаж и отправил его на пол. — Джордж, а вот твой.

— Спасибо, Сириус, — произнес Дамблдор, — домовые эльфы отправят сундуки Гарриет и мистера Уизли в их комнаты.

При упоминании эльфов воцарилась тишина. Мисс Поттер посмотрела на Северуса; Блэк — тоже, только совершенно иначе; Уизли уставился на мисс Поттер, и только Дамблдор безмятежно улыбался всем.

— Идите за мной, — сказал детям Северус (резче, чем намеревался), — я провожу вас в Большой зал.

— Постой-ка, Снейп, — вскинулся Блэк. — Мы тут не закончили.

Блэк повернулся к нему спиной, загораживая мисс Поттер. Он долго что-то шептал крестнице на ухо, а когда закончил, крепко прижал ее к себе, и ручки в ученической мантии оплели его спину.

— Будь умницей, ладно? — послышались слова Блэка, и он в последний раз наклонился, чтобы поцеловать девочку в лоб. Мисс Поттер зажмурилась и улыбнулась.

Сердце Северуса странно сжалось. Непривычное тепло, непривычная нежность, непривычные...

Дверь директорского кабинета с шумом распахнулась. Влетел Филч: яростно-возбужденный, с маниакальной радостью, почти счастьем в глазах. За шиворот он держал маленькую девочку, которую Северус не знал — первокурсница, значит; у нее были огненно-рыжие волосы, — как у всех Уизли, мгновенно понял Северус, — и карие заплаканные глаза. Девочка боролась с собой, но тихие всхлипы то и дело вырывались из ее груди. В свободной руке Филч сжимал тонкий черный дневник.

— Попалась! — триумфально возвестил Филч. — Директор Дамблдор, ваш приборчик едва не сломался, когда я исследовал им багаж этой девчонки! Открыли сундук, нашли этот дневник, так приборчик заверещал так, что я чуть не оглох! Из рук едва не выпрыгнул! Я ее за шиворот, и сразу к вам, господин директор!

Уизли подскочил к сестре, выдернул ее из руки Филча и прижал к себе с яростью, какой Северус у него раньше не видел.

— Джинни ни в чем не виновата! Это какая-то ошибка, что бы вы там не нашли!

Филч брызнул слюной, готовясь разбранить мальчишку, но тут послышался мягкий голос директора:

— Благодарю вас за помощь, мистер Филч. Вы не могли бы положить эту вещицу мне на стол?

— Конечно-конечно, — залебезил Филч.

— Я очень ценю ваше содействие, — произнес Дамблдор, когда дневник оказался у него на столе. — Пожалуйста, возвращайтесь к досмотру, вы нужны мне там.

Филч угодливо склонил голову и с несвойственной ему живостью прошаркал вон из кабинета.

Мисс Поттер тем временем освободилась из объятий Блэка и тихонько приблизилась к столу директора. Дамблдор завороженно глядел на дневник. Мисс Поттер заглянула ему из-за плеча и громко задохнулась.

— Джинни! — воскликнула мисс Поттер, ее глаза распахнулись в ужасе. — Как эта вещь оказалась у тебя?

Мисс Уизли вновь стала всхлипывать, переводя потерянный, ищущий взгляд с мисс Поттер на директора, а затем — на брата.

— Мне тоже хотелось бы это знать, — сказал Дамблдор мягко, но весомо.

Мисс Уизли обхватила себя руками, не решаясь произнести ни слова. Блэк тем временем тоже сунул свой нос за директорское плечо. Северус бы обрадовался выражению страха на его лице, если бы Блэк немедля не оттащил крестницу подальше от стола, будто боялся, что книжка на них набросится, и не держал мисс Поттер вот так, обхватив ее рукой поперек груди, а в свободном, напряженном кулаке сжимая палочку.

Кажется, теперь только Северус и дети Уизли ничего не понимали. Это раздражило его самолюбие и усилило нетерпение. Северус приблизился к директорскому столу, вгляделся в дневник.

Лучше бы он сделал это наедине с Дамблдором, конечно, потому что он тут же, пусть и на миг, но потерял над собой контроль и схватился за метку. И Блэк, и мисс Поттер это заметили.

На выяснение всех обстоятельств ушло еще порядка четверти часа.

Повисшую тишину нарушали только тихие перешептывания любопытных портретов. Девочка Уизли жалась к брату, тот держал ее почти так же, как Блэк — мисс Поттер: в выразительном, защитном жесте. Где-то за тысячи миль отсюда чета Уизли спешно собиралась, чтобы откликнуться на вызов директора.

— Спасибо, директор Дамблдор, что организовали этот досмотр и не дали беде случиться, — сказал Блэк.

И тут Дамблдор улыбнулся так, что Северус понял: ничего хорошего его сейчас не ждет.

— О, не стоит благодарить меня, Сириус. Это была идея нашего неповторимого профессора Снейпа.

Блэк смешался. Северус получил бы от этого удовольствие, если бы не Дамблдор, глядевший на них и улыбающийся так, будто ждал, что два его любимых, но рассорившихся сына сейчас пожмут друг другу руки и со слезами на глазах заключат друг друга в братские объятия.

— Вот как, — протянул Блэк и помолчал. — В таком случае я должен поблагодарить вас, профессор Снейп, — сказал он спокойно и ровно, прямо глядя Северусу в глаза.

Северус вылупился на него. Он был уверен, что Блэк скорее проглотит собственную палочку, чем скажет спасибо ему, да еще при других. Ему подумалось, что это какая-то насмешка. Нет, Блэк не мог говорить без притворства. А если это было и так, то он сделал это зря. Привычные, едкие слова оказались на кончике языка Северуса, чтобы он бросил их Блэку в лицо — вот какой будет его ответ на любезность.

Но тут он посмотрел на мисс Поттер, а она глядела на него своими большими зелеными глазами с такой искренней, наивной надеждой, что все его желание плеваться ядом и желчью тотчас свернулось в калачик и куда-то вдруг исчезло. Он остался стоять перед Блэком без своей брони, чувствуя себя при этом невероятно странно, будто разделся до исподнего.

Он кивнул — по его собственным ощущениям крайне странно, рвано, словно его голова держалась на веревочке, как у марионетки, и тут за веревочку дернули.

— Пора отправляться на Распределение, — сказал он, обращаясь к Дамблдору. — Мисс Уизли еще окажется на Гриффиндоре, если поспешит.

— Пожалуй, вы правы, профессор Снейп, — лучисто улыбнулся Дамблдор, словно все невзгоды оказались в далеком прошлом.

* * *

Гарриет боролась с нестерпимым желанием подергать Снейпа за рукав.

Он шел впереди, подол его мантии привычно летел над полом, а широкие рукава колыхались при каждом движении. Ей так хотелось дернуть его за рукав, хоть за какой-нибудь! Гарриет не знала, откуда взялось это желание, но оно было таким сильным, что она раздражилась на Джорджа и Джинни за то, что они были рядом, и их присутствие не позволяло ей сделать ничего подобного.

Ей хотелось спросить у Снейпа, как у него дела, как он провел остаток лета, почему он такой бледный — он, что, не ездил никуда отдыхать? — хотелось узнать, что он думает о ее последнем домашнем задании, и хотелось, чтобы он увидел, какой большой огонь она теперь может наколдовать. Хотелось рассказать о том, как они с Джорджем застряли на платформе и Гарриет сразу сообразила, что это дело рук Добби (профессор бы отметил, хоть про себя, какая она догадливая?). И еще рассказать ему, что они почти совершенно растерялись, когда за ними никто не возвращался с волшебной платформы (они даже письмо отправить не могли, потому что Гарриет и в этот год отправила Хедвиг своим ходом, а у Джорджа вообще совы не было!), и рассказать ему, как они думали, что делать, и как Гарриет мужественно отвергала самые безумные безответственные варианты.

Об этом, кстати. Тогда (Джордж уже уговорил ее лететь на Фордике) Гарриет почти развернулась, чтобы отправиться с ним к машине… И встала столбом. Ей стало совестно. Профессор Снейп и так снова принялся хромать, когда побегал за ней по тому унылому кварталу Коукворта, а теперь она еще добавит ему забот. Сколько часов они будут лететь? Когда профессор Снейп узнает, что они летят на Фордике? Сколько будет волноваться до того, как они прибудут? А если с ними что-нибудь все-таки случится и профессор будет переживать еще и из-за этого?

А когда Гарриет наконец окажется в его руках, и он убедится, что она цела, как сильно он разозлится? Будет ли все того стоить? Не станет ли так, что поволнуется он несколько часов, а злиться будет месяц? Или еще дольше, уж он-то может.

Какая-то это неэффективная будет победа. Пиррова победа, вспомнила Гарриет.

И это не говоря о том, что Сириус будет волноваться, и Ремус тоже, и Гермиона…

— Дождемся Сириуса, — тогда сказала Гарриет. — Он придет.

И он пришел.

Гарриет вернулась в настоящее, где профессор Снейп шел впереди и прихрамывал так незаметно, что Гарриет увидала это лишь потому, что знала, что эта хромота должна быть. Ей снова стало совестно. С другой стороны, он выглядел таким же сильным и уверенным, как и всегда, и к Гарриет вернулось чувство теплоты и радости. Вновь захотелось дернуть его за рукав.

А ну перестань!

Она снова стала воображать, о чем бы заговорила с ним, будь они одни. Хотелось еще много чего обсудить! Например, как удачно все сегодня случилось и какая потрясающая идея пришла профессору в голову, и как вообще эта ужасная вещь оказалась у Джинни? То есть понятно, что это Люциус Малфой, тем более он был в тот день во Флориш и Боттс…

Пораженная догадкой, она задохнулась (очень громко, слишком громко). Во всяком случае, профессор Снейп так точно подумал, потому что он обернулся к ней с палочкой наизготовку столь быстро, как если бы ей грозила реальная опасность.

Ну вот, теперь профессор Снейп понял, что никакой настоящей опасности не было, и медленно, так, что Гарриет могла разглядеть отдельные движения мускулов на его лице, рассердился.

Ну нет. Гарриет не для этого столько всякого пережила, чтобы теперь потерять завоеванное расположение.

— Мне нужно вам кое-что сказать, профессор, — быстро выговорила она.

Они стояли почти перед самим Большим залом, он был уже заполнен, оттуда доносились оживленные голоса и смех. Вдруг голоса смолкли, и профессор Макгонагалл громко назвала неизвестную Гарриет фамилию. Распределение началось.

— Мистер Уизли, отведите сестру на церемонию, — сказал Снейп.

Они ушли (Джинни — почти вприпрыжку: боялась опоздать, хотя ее фамилия точно должна была стать одной из последних).

— Люциус Малфой сделал это во Флориш и Боттс, — прошептала Гарриет, приблизившись (насколько могла) к уху Снейпа. Хм, а он теперь казался чуть менее высоким, чем раньше. — Перед тем, как подраться с мистером Уизли, он вытащил из котла Джинни старый учебник, а потом положил его обратно. Я уверена, он спрятал в том учебнике этот ужасный дневник.

Профессор Снейп задумчиво кивнул, а потом вдруг переменился — разгневался — и прошипел:

— Почему вы сразу не рассказали мне об этом?

Гарриет растерялась. Только что все было так хорошо, так прекрасно, они избавились от этой страшной угрозы, а теперь Снейп снова злился…

— Я не подумала, что это важно…

Его шипение почти превратилось в парселтанг:

— Не подумали, что важно мне рассказать о любом действии Люциуса Малфоя после того, как я сообщил вам, что Добби принадлежит ему?

Гарриет почувствовала себя идиоткой. Теперь это казалось таким очевидным. Ей стало так стыдно и так грустно. Радость и облегчение улетучились, сердце затянули черные тучи. Пристыженная, вмиг лишившаяся своего счастья, Гарриет не знала, что ответить, и глядела в пол, в холодные мраморные плиты.

Профессор Снейп открыл рот и тут же его захлопнул. Казалось, он сдерживался, чтобы не разбранить Гарриет в пух и прах, но точно не потому, что решил, что с нее хватит, а потому, что посреди церемонии Распределения ругаться во весь голос было бы неудобно.

— Идите в зал. И перестаньте так делать, ­— раздраженно бросил он.

— Как?

­— Перестаньте шумно вдыхать, когда удивляетесь.

Гарриет все еще была расстроена, и смысл его слов плохо доходил до нее, поэтому, она, наверное, уставилась на Снейпа тупым взглядом, потому что он вдруг взял и показал (но тихо).

­— Вот так.

Теперь Гарриет и в самом деле тупо уставилась на него. Через миг ее это развеселило.

— Вот так? — повторила она и сделала этот самый звук, но громко. Снейп поморщился.

— Да, так.

— Я не могу, я же не специально.

Снейп, кажется, опять рассердился, но уже без души.

— Можете. Начните себя контролировать.

— Как будто это так легко, — вызывающе сказала Гарриет, но тут же осеклась под его взглядом.

«ГРИФФИНДОР!» прогремело из Большого зала, и там, едва сорвав с себя старинную шляпу, девочка с копной огненно-рыжих волос подбежала к своим братьям и уселась рядом с ними.

— Джинни в Гриффиндоре, как вы и сказали, профессор! Вы прорицатель!

Снейп явно боролся с желанием закатить глаза.

— Ладно, пойдемте есть! И в этот раз я буду внимательно смотреть, съедите ли вы свой десерт, — весело сказала Гарриет и, не оставляя профессору возможности съязвить, сбежала в Большой зал.

* * *

Впервые за несколько недель Северус выспался.

Перед сном он, разумеется, долго, в подробных, красочных картинах воображал, что сделает с Люциусом, когда тот попадется ему. Потирал предплечье, на котором оставался контур метки, ничуть не изменившейся.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся Дамблдор, увидев уродливую отметину собственными глазами. Дети уже разошлись по гостиным после пира, и чета Уизли успела покинуть директорский кабинет. — Но мне нужно, чтобы ты внимательно наблюдал за меткой, Северус, — и глаза его были самые серьезные.

Это было лишним. Как бы Северус пренебрег этим, когда Люциус Малфой подбросил вещь Темного Лорда в школу? Раз, два, три, четыре, пять, Северус не станет слать подонку отравленный подарок прямо сейчас…

У Дамблдора наверняка имелись мысли насчет того, что мисс Уизли (маленькая дура) натворила бы с этим дневником, но делиться он ими не спешил. Это злило, конечно, но было настолько ожидаемым и привычным, что Северус даже попытался отпустить гнев. Никому не навредив, проклятая книжица теперь была у Дамблдора. И зная это, Северус наконец выспался.

— Профессор Снейп, сэр, — пропищал эльф. Северус как раз застегивал пуговицы рубашки.

— Да? — миролюбиво сказал он.

— Профессор Снейп, сэр, директор Дамблдор просил передать, что после завтрака будет внеплановое собрание. Однако вас, профессор Снейп, сэр, директор Дамблдор просил прийти прямо сейчас.

Северус взмахом руки отпустил эльфа. Дурное предчувствие острым когтем царапнуло изнутри. Быть не может, что это было что-то хорошее или хотя бы безвредное. Не после вчерашнего. Не после того, как он увидел имя Темного Лорда на обложке того дневника. Не после того, как Северус наконец поверил и обрадовался тому, что мисс Поттер и остальные ученики теперь в безопасности.

— Спасибо, что так быстро пришел, Северус, — тихо сказал Дамблдор, но на него не смотрел. Директор выглядел странно, каким Северус его еще никогда не видел: беспокойным и… что это? Растерянность? Вина? Не может быть…

— Сегодня ночью, — продолжил Дамблдор, — кто-то похитил дневник Тома Риддла прямо у меня из покоев. И мне трудно представить, кто мог бы это сделать, не потревожив ни одно из охранных заклинаний.