Королева (джен)

Дворец дышал.

Элика ощущала пульс разлитой в камне магии так ясно, как совсем недавно ощущала ток крови в собственных венах.

За последние четыре года она так привыкла к виду королевского дворца, что почти перестала замечать все то, что поразило ее в первый день — огромное, наполненное воздухом пространство главных залов, переливающийся всеми оттенками радуги солнечный свет из многоцветных витражей и мягкое сияние белого мрамора.

Но сейчас королева видела дворец и окружавшую его Адель совсем иначе. Вечный Город не сводился к своим мостовым, домам и площадям, так же как смысл текста не сводим к чернильным знакам на бумаге, а смысл картины — к краскам и холсту.

Под камнем мостовых клубилась первозданная, холодная, враждебная всему живому тьма. Темная магия билась о камень, из которого были сложены дороги, портики и крепостные стены — и бессильно отступала, расшибаясь, как приливная волна о берег. Жители столицы выполняли свою повседневную работу, спорили, смеялись, целовались с беззаботным убеждением, что они живут в самом безопасном месте обитаемого мира. По столичным улицам ходили тысячи людей, не знающих о темной бездне у них под ногами.

Адель стояла, словно воин, прикрывавший не подозревавших об опасности людей своим щитом.

Потом она увидела Вальдера. Он стоял посреди той же самой комнаты, в которую ее внесли несколько дней назад. Должно быть, он ни разу не переступал порога этой комнаты со дня ее злосчастного падения.

За спиной у Валларикса была широкая кровать со скомканными простынями. В этом ворохе запачканных потом и кровью простыней едва угадывалось тело мертвой женщины. Но император не смотрел туда — он развернулся к стоящему рядом Рам Ашаду, на которого он смотрел с неописуемой смесью презрения и гнева на лице.

— Не надо было мне вас слушать, — тихим, но вибрирующим от ярости голосом произнес он. — Теперь я понимаю, почему у вас дурная репутация среди других врачей… Вы делаете вид, что точно знаете, что нужно для спасения больного, но на самом деле вы — авантюрист, который просто полагается на случай и действует наугад.

Рам Ашад шевельнул губами, собираясь возразить, но Валларикс повысил голос :

— Лучше помолчите, если вы себе не враг! Я приказал бы вас арестовать, но, к сожалению, вы пришли во дворец по моей просьбе… и сделали все, что сделали, с моего ведома и моего согласия. Так что приходится признать, что основной виновник смерти Элики — это не вы, а я. Что касается вас, вы больше никогда — слышите, никогда! — не станете нарушать правила, установленные Лекарской коллегией. Вы прекратите корчить из себя великого целителя, которому доступно больше, чем всем остальным врачам, и не будете отступать от проверенных методов лечения, признанных вашими коллегами. Я велю членам городского магистрата тщательно следить за вами. Если я услышу, что вы снова ставите свои эксперименты на больных, то, клянусь Энриксом из Леда, я отправлю вас на плаху раньше, чем вы прикончите кого-нибудь ещё! Вы меня поняли? — глаза Валларикса метали молнии.

Рам Ашад наклонил голову.

— Я понял, государь.

— Прекрасно. А теперь подите вон, — велел Вальдер, махнув рукой на дверь.

Не поднимая глаз, такиец вышел из ее покоев.

После ухода Рам Ашада короткая вспышка гнева, придавшая ее мужу сил, сменилась глубокой апатией. Даже распоряжение прислугой, боявшейся что-то предпринять без прямого приказа императора, пришлось взять на себя мессеру Ирему. Исподтишка бросающие на монарха растерянные, но сочувственные взгляды слуги молча распахнули окна, наскоро прибрали комнату и накрыли мертвое тело королевы тонким белым полотном — а Валларикс все это время так и продолжал стоять посреди спальни, неподвижный, как соляной столп. Казалось, он даже не замечал царившей вокруг суеты. Однако, когда слуги удалились, император вышел из оцепенения и, подойдя к постели, сел на край матраса. Несколько минут он с силой тер лицо ладонями, как будто бы не мог вполне поверить в то, что все, что с ним творится — это не какой-нибудь кошмарный сон. Впрочем, судя по его посеревшему лицу и налитым кровью глазам, Вальдер уже несколько дней не спал как следует и сейчас находился в таком состоянии, когда человек в самом деле пребывает где-то между сном и явью.

Элика предпочла бы, чтобы ее муж заплакал — как в тот день, когда Вальдер узнал о гибели своей сестры — но глаза Валларикса остались сухими. Он так и не пролил ни слезинки — ни в самую первую минуту, ни потом, когда сидел возле кровати, безвольно уронив руки на колени. Впрочем, его помертвевшее лицо выглядело более жалостно, чем самые надрывные рыдания.

Едва ли кто-нибудь из слуг или придворных посмел бы беспокоить императора в минуту его скорби — хотя в глубине души они, возможно, понимали, что ему сейчас не стоит оставаться одному. Но, к счастью, во дворце нашелся человек, который, не задумываясь, отстранил дежурного гвардейца от двери и решительно пересек пустую спальню.

— Государь, сходите к вашей дочери. Она напугана, — негромко сказал он, подойдя к императору.

Валларикс даже не пошевелился и не посмотрел на рыцаря. Его потухший, неподвижный взгляд все так же был прикован к накрытому белым покрывалом телу на кровати. Можно было бы подумать, что он вовсе не услышал сэра Ирема, если бы Вальдер не ответил на его слова.

— Чуть позже. Не сейчас, — глухим, бесцветным голосом произнес он.

Ирем взял сюзерена на плечо.

— Она не может ждать, — сочувственно, но твердо сказал он. — Она всего лишь маленькая девочка, и она уже знает, что случилось. Во дворце нельзя ничего скрыть. Идите к ней немедленно, и покажите ей, что у нее остался хотя бы отец.

В этот момент Элика поняла, что имел в виду ее муж, когда говорил, что Ирем — не тот человек, каким он кажется со стороны. Кем бы он ни был, но он был способен позаботиться о чувствах ее дочери, и Элика пожалела, что уже не сможет его поблагодарить.

Вальдера мучали кошмары. Ее муж никогда не был лежебокой, но теперь он просыпался рано утром, вместе с кухонной прислугой, начинающей готовить свежий хлеб, и каждый раз вставал с постели так поспешно, словно она была раскаленной, а по вечерам засиживался за работой допоздна. Никогда прежде он не уделял так много часов в сутках государственным делам. Раньше Вальдер тоже ответственно относился к своим обязанностям, но при этом он уделял много времени другим вещам — придворным праздникам, охоте, фехтованию... и, прежде всего, самой Элике. Теперь Валларикса как будто подменили. Он явно утратил интерес к придворным развлечениям и с головой ушел в работу, видимо, надеясь таким способом отвлечься от терзавших его мыслей.

Валларикс осунулся и побледнел от постоянного сидения в закрытом помещении, а под глазами у него в любое время дня виднелись темные мешки. Лиловый траурный колет, который император не снимал с момента ее смерти, висел на императоре, словно на вешалке. Элике больно было видеть, во что горе превратило ее молодого, обходительного и веселого супруга. Казалось, что человек, которого она любила, разом постарел на десять лет.

В один из вечеров, когда Валларикс снова засиделся над бумагами, сэр Ирем вошел в аулариум правителя и водрузил на стол бутылку белого ландорского и два золотых кубка.

— Что ты делаешь?.. — от удивления Вальдер откинулся на спинку кресла, разглядел бутылку — и нахмурился. — Убери это. Я не буду пить.

— Со всеми этими бумагами вы уже превратились в собственную тень. Вам нужно отдохнуть, — сказал лорд Ирем почти вкрадчиво. Пару секунд Валларикс колебался, явно размышляя, что будет быстрее — выставить Ирема вон или все-таки выпить с ним, чтобы у каларийца не осталось поводов ему мешать.

— Хорошо, разливай, — сказал Вальдер в конце концов и помассировал сперва запястье, а затем, откинувшись на спинку кресла — ноющую шею. — Фэйрова спина… Пожалуй, мне действительно не помешает сделать перерыв.

Ирем разлил вино по кубкам и вручил один из них Вальдеру. Тот слегка кивнул, приняв бокал — и задумчиво сделал несколько глотков, явно не чувствуя неловкости от слишком долгой тишины. Сэр Ирем тоже пригубил из своего бокала, бросая на Вальдера озабоченные взгляды. Судя по лицу мессера Ирема, его первоначальный план не простирался дальше, чем уговорить старого друга выпить с ним. Теперь, добившись своей цели, он не знал, что делать дальше: отвлекать Вальдера от печальных мыслей, направляя разговор на посторонние предметы — или, может быть, наоборот, рискнуть и напрямую спросить у лучшего друга, что он чувствует? Сэр Ирем обладал массой достоинств, но определенно не был мастером решать подобные задачки. Император наконец-то обратил внимание на замешательство своего собутыльника, и во взгляде Вальдера промелькнуло насмешливое сочувствие.

— Не знаешь, как меня теперь разговорить?.. — поинтересовался он.

— Не знаю, — честно признал коадъютор. — Было бы гораздо легче, если бы вы просто горевали. Тогда я… возможно… знал бы, что сказать. Но сейчас у меня такое ощущение, как будто вы вините себя в смерти королевы.

— В смерти?.. Нет. Всего лишь в том, что я позвал к ней этого врача и поверил в его безумные идеи. А до этого отвлекся и позволил ей упасть с этой проклятой лестницы вместо того, чтобы все время держать ее за руку. Беременную женщину!.. Любой болван сообразил бы, что на этих мраморных ступеньках можно поскользнуться. И это не говоря уже о том, что я в принципе позволил ей выйти за меня — и этим погубил ее задолго до ее падения.

Сэр Ирем вскинул удивленный взгляд на императора.

— Вы что же, полагаете…?

— Не просто полагаю — я в этом уверен. Ты не видел лицо Элики — а я был рядом с ней, и я все видел. Здесь не обошлось без темной магии. Но хуже всего то, что я на самом деле всегда знал, что этим все и кончится. Я знал — и все же, как последний эгоист, позволил ей пожертвовать собой.

— Это несправедливо, — возмутился Ирем. — Вы давали королеве выбор — и она выбрала вас.

Вальдер сухо рассмеялся.

— Выбор!.. — полным горького ехидства голосом повторил он. — Как можно что-то выбирать, не понимая, о чем речь?! Мне нужно было сказать ей всю правду сразу — но я не решился это сделать. А потом, когда я представлял, как расскажу ей правду, это всегда выглядело так, как будто бы я обманул ее и заманил в ловушку. И поэтому я просто продолжал ей лгать. Помнишь ту ночь, когда Безликие вторглись в столицу? Тогда я опять солгал. Я сказал ей, что это просто страшный сон.

Рыцарь повел плечом.

— В каком-то смысле, это и был сон. Просто приснившийся одновременно множеству людей. Нет никаких весомых доказательств, что Безликие реально были в городе. Когда я говорю о чем-то, что оно «реально», я хочу сказать — реально, как вот этот стол, — Ирем крепко хлопнул ладонью по столешнице. — Не как темная магия.

— Может, Безликие и сон — но что тогда сказать о тех, кому не удалось проснуться?.. — Валларикс одним глотком допил свое вино. — Ты помнишь того юношу, Одрика Мартелла?

— Естественно, — коротко сказал Ирем.

— Он погиб, чтобы спасти мою жену и дочь.

— Он выполнил свой долг. Как и любой из нас. Ваш отец воевал всю свою жизнь. Он знал, что быть королем — значит, позволить другим людям сражаться и умирать ради тебя.

— Но я даже не могу наградить семью этого юноши за то, что он спас жизнь моих родных.

— У Одрика, как и любого из моих гвардейцев, нет другой семьи, помимо Ордена, — возразил Ирем с оттенком досады. — Вам известно, что любой из нас отказывается от своей прежней жизни, так же как и от своих наследных титулов и прав, когда решает надеть синий плащ. Не беспокойтесь — его братьям по оружию, которые и были настоящей семьей Мартелла, известно, что Одрик пожертвовал собой ради вашей жены и дочери. Мы все чтим его память. Это лучшее, чего он мог бы пожелать.

— Может, и так. Но Элика… я ей солгал. Намеренно ввел в заблуждение. Да и до этого скрывал от нее правду.

— Разве ей было бы лучше, если бы она узнала правду и жила бы в постоянном страхе? Разве не от этого ты хотел ее защитить?.. — судя по тому, что Ирем перешел на «ты», он тоже начал волноваться. Обычно рыцарь игнорировал все настояния Валларикса и соблюдал субординацию даже в тех случаях, когда они были одни.

Вальдер проигнорировал его вопрос. Поняв, что император не намерен отвечать, сэр Ирем решил сменить тему.

— По-моему, вы были чересчур суровы с этим Рам Ашадом, — вылив в кубок императора остаток вина из бутылки, сказал он. — Если смерть королевы правда связана с темной магией — тогда нужно признать, что этот лекарь сделал все, что мог. Но даже если нет, едва ли справедливо обвинять его за то, что он не смог ее спасти. Я навел справки об этом такийце. Он…

— Помолчи, Ирем, — отрезал Вальдер.

Густые, золотисто коричневые брови Ирема слегка приподнялись. Это наверняка был первый раз, когда Валларикс приказал ему молчать и вообще заговорил с ним таким тоном. Тем не менее, рыцарь послушно замолчал. Пару минут спустя Вальдер вздохнул.

— Прости… Ты-то уж точно ни в чем не виноват, и мне не следовало на тебе срываться.

— Ничего, — проворчал Ирем. — Если бы вы сами не вспоминали об этом такийце, то я был бы только рад о нем не говорить. Но какой смысл беречь вас от разговоров о вещах, о которых вы все равно будете думать, только про себя?

— Ты прав, — мрачно признал Вальдер. — Так что ты там узнал?

— Не так уж мало. Для начала, этому Ашаду уже довелось столкнуться с преследованиями из-за собственных занятий. В Айришере его едва не казнили за лечение жены какого-то вельможи.

— Она тоже умерла? — сухо спросил Вальдер.

— Совсем наоборот — она поправилась.

— Тогда что не устраивало ее мужа?

— То, что Рам Ашад — мужчина, и что он, вдобавок, посещал больную тайно, без согласия ее супруга. Можно подумать, вы не знаете этих такийцев... Тот болван скорее согласился бы похоронить свою жену, чем допустить, чтобы другой мужчина прикасался к ней. Кто-то из их прислуги оказался достаточно предан своей госпоже, чтобы тайком провести к ней врача-мужчину, ну а муж, узнав об этом, пустил по его следам каких-то наемных головорезов. Да еще и натравил на лекаря местную власть. Обвинение безумное с начала до конца — работа с ядами и надругательство над трупами! Как будто каждый первый врач не делает того же самого.

— Ты что, успел съездить в Каларию, чтобы все это выяснить? — спросил Валларикс с удивлением.

— Нет, просто задал пару вопросов о нашем такийце, когда списывался с бывшим сюзереном. Попросил наместника узнать о Рам Ашаде все, что можно, и сообщить мне результаты. Признаюсь, я не счел необходимым уточнить, что это — чисто дружеская просьба, а не орденский запрос.

Валларикс мрачно фыркнул.

— Дружеская просьба!.. Полагаю, ты был рад возможности дернуть наместника по совершенно не существенному делу.

— Если честно — да, — с ухмылкой согласился Ирем. — И не надейтесь, что мне станет стыдно. После стольких лет, на протяжении которых он гонял меня по разным поручениям…

— Я помню, — согласился Валларикс. Судя по историям, которые Элика слышала от мужа об их с Иремом совместной юности, бывшей сеньор мессера Ирема и вправду отличался крутым нравом и гонял оруженосца в хвост и в гриву. — Ладно, что еще ты выяснил?

— Я думаю, искали Рам Ашада не особенно усердно, потому что ему удалось покинуть Айришер. Из Каларии он прямиком отправился в Адель. Учитывая его род занятий, это было предсказуемо. Имперская столица, колыбель учености, и прочая, и прочая… — сэр Ирем насмешливо улыбнулся, демонстрируя свое пренебрежение к восторженным провинциалам. — …Мне удалось разыскать капитана корабля, который перевез его в столицу. За время их путешествия такиец помог многим пассажирам и парочке моряков на корабле, так что в конце концов капитан отказался брать с него положенную плату за проезд. Тут Рам Ашаду, полагаю, повезло, поскольку вряд ли у него было хоть что-нибудь сверх этой суммы. Он из тех людей, кто не особенно старается разбогатеть. За восемь месяцев жизни в Адели его положение не стало лучше. Кое-кто из его клиентов платит очень хорошо, но Рам Ашад часто возится с теми, кто вообще не способен заплатить, и много тратит на ингредиенты для лекарств, материал для перевязок и другую подобную ерунду. К тому же, он спустил астрономически большую сумму, чтобы заказать у ювелира хирургические инструменты, которые мастера кузнечной гильдии сочли слишком замысловатыми и слишком маленькими, чтобы взять такой заказ. Всякие щипчики, распорки, иглы и Хегг знает, что еще. Кстати сказать, то золото, которое я отдал ему, когда приглашал его во дворец, Ашад потратил на приобретение лекарств, прежде всего — люцера.

— Вот как?.. — Вальдер выразительно приподнял бровь. — И зачем же, интересно знать, ему понадобилось такое количество люцера?..

Ирем тяжело вздохнул.

— Я полагаю, что он не намерен соблюдать наложенный вами запрет. Но я бы не советовал преследовать его за нарушение приказа. Он действительно очень хороший врач, и многие больные обязаны ему жизнью.

Прошло еще несколько недель, прежде чем Валлариксу еще раз напомнили о лекаре. На этот раз имя Ашада вспомнил не лорд Ирем, а чиновник из ратуши, пришедший утвердить принятый магистрантами бюджет.

— Мой лорд, вы приказали сообщать вам о занятиях врача по имени Рам Ашад… — сказал чиновник, когда основной вопрос с бюджетом был улажен.

Валларикс нахмурился.

— Что с ним такое?

— Мой младший письмоводитель пару дней назад обмолвился, что этот Рам Ашад сделал его отцу операцию на глазах. У старика было какое-то бельмо, которое мешало ему видеть. Остальные лекари решили, что тут ничего не сделаешь, но Рам Ашад сказал, что может вставить искривленную иголку ему в глаз и удалить бельмо. Где это видано, чтобы кто-нибудь ковырялся у тебя в глазах!..

— И что, старик ослеп?

— Вроде бы нет. Если верить моему письмоводителю, то он, наоборот, стал лучше видеть.

Вальдер поморщился.

— Тогда с какой стати вы примчались ко мне со своим доносом?

Советник из магистрата вытаращился на императора.

— Вы сами приказали, государь... — напомнил он.

Судя по лицу императора, Валлариксу очень хотелось сказать что-то резкое — во всяком случае, чтобы сдержать этот порыв, ему пришлось довольно сильно прикусить губу.

— Действительно, — холодно сказал он в конце концов. — Что ж… Передайте всем своим коллегам в магистрате, что я был не прав.

— Что, так и передать, милорд? — спросил чиновник недоверчиво.

— Да, прямо так и передайте. Пусть оставят такийца в покое.

Отпустив чиновника, Валларикс вызвал коадъютора.

— Мне нужно выйти в город. Так, чтобы об этом никто не узнал, — заявил он.

— Это небезопасно, — воспротивился сэр Ирем, но Валларикс только отмахнулся.

— Ерунда… Это гораздо менее опасно, чем война в Каларии. Кроме того, ты поедешь со мной. Надеюсь, под охраной главы Ордена я могу чувствовать себя спокойно?

Ирем недовольно покривился, но спорить не стал. Возможно, рассудил, что неожиданный порыв Вальдера все же лучше, чем мрачное безразличие, которое часто охватывало его сюзерена во дворце.

— Тогда возьмите это, — сказал он, скинув с себя орденский плащ и протянув его Валлариксу. — Когда люди видят синий плащ, то замечают главным образом его, и уже не интересуются всем остальным.

Когда они выбрались из дворца, Вальдер надвинул капюшон. На его счастье, пасмурный и ветренный осенний день давал ему все основания закрыть лицо. Прохожие на улицах Адели тоже кутались в плащи и, может быть, втайне жалели, что не потрудились надеть шапку и перчатки, выходя из дома.

Несмотря на серое и неприветливое небо, император выглядел более оживленным, чем обычно. На бледных щеках Вальдера даже выступил румянец. Свежий воздух, холод и движение явно пошли ему на пользу.

— Адель выглядит совсем иначе, когда едешь не по главным улицам и без эскорта. Мне этого не хватало, — поделился император с ехавшим рядом с ним рыцарем.

— Надеюсь, что подобные прогулки не войдут у вас в привычку, — проворчал сэр Ирем. — Я не удивлюсь, если после сегодняшней поездки у меня прибавится седых волос.

Дом, к которому Валларикса проводил сэр Ирем, находился в стороне от главных улиц и выглядел обветшавшим и запущенным — одна из тех построек, которые были втиснуты в кольцо крепостных стен Нижнего города уже во времена правления дан-Энриксов и не предполагались изначальной планировкой города. Высокий трехэтажный дом, верхние этажи которого выдавались над нижним, выглядел довольно несуразно, и с первого взгляда становилось ясно, что комнаты в таком доме будут не особенно комфортными.

Домовладелец, вышедший на требовательный стук мессера Ирема, заметно растерялся, увидев синий орденский плащ на плечах императора и длинный меч на бедре его спутника. Услышав имя Рам Ашада, он немного успокоился, но все-таки спросил :

— У него что, какие-нибудь неприятности?..

— Вовсе нет, — вежливо сказал Вальдер. — Почему вы так решили?

Домовладелец неопределенно повел плечами.

— У него иногда бывают люди, по которым сразу видно, что с ними лучше не связываться. Не подумайте, обычно у него приличные клиенты, — поспешил добавить он. — Но иной раз бывает, что являются какие-то громилы все в крови. На полу в прихожей уже несмываемые пятна. Я тут таких типов навидался — настоящие бандиты, прямиком из Алой гавани. Но если он их и лечил, то в их дела он точно не замешан, сэр. Он сам, считайте, нищий. Деньги его не интересуют. Связываться с "сумеречниками" ради дохода он точно не стал бы, ему на такие вещи наплевать.

Ирем, бывавший в доме врача раньше, дернул подбородком в сторону лестницы, и они с Валлариксом поднялись на второй этаж. Дверь, выходившая прямо на лестницу, была приоткрыта, изнутри слышались голоса.

— …чернослива, выпейте теплой воды, побольше двигайтесь. Вы просто переедаете. Долгая пешая прогулка принесет вам больше пользы, чем любые лекарства, — голос Рам Ашада звучал утомленно, но не узнать его северный акцент было нельзя, и Ирем, обернувшись к императору, беззвучно усмехнулся. — И будьте любезны, передайте своему отцу, что, если его глазу уже лучше, то это не повод перестать прикладывать примочки.

Через несколько секунд на лестницу вышел неприметный мужчина в темной чиновничьей робе. Увидев на лестнице других посетителей, он сдвинулся к стене, чтобы дать им пройти — но секунду спустя узнал мессера Ирема и едва не свернул себе шею, с любопытством оглядываясь на них.

А вот хозяин комнаты, в которую они вошли, не выказал при виде Ирема ни изумления, ни страха.

— Вы пришли меня арестовать? — спросил он сухо. Если при виде орденского плаща ему и сделалось не по себе, то ничто, помимо усилившегося иностранного акцента, не выдавало его чувств.

— Я пришел извиниться, — сказал император, скинув капюшон. — Вы поступили правильно и проявили редкостное мужество. Мне очень жаль, что я был с вами груб. Я сам не понимал, что говорю, и я прошу у вас прощения.

Когда Вальдер открыл лицо, брови у Рам Ашада поползли на лоб.

— И вы решили лично посетить меня нарочно для того, чтобы это сказать?.. — от удивления он не добавил даже «государь» или «мой лорд».

— Я посчитал, что это будет вежливее, чем приглашать вас во дворец. После того, что я наговорил в последний раз, я не имел никакого права вызывать вас к себе.

Такийец, наконец, сообразил, что он сидит в присутствии правителя, и встал со своего расшатанного табурета.

— Вам не за что извиняться, государь, — заметил он. — Когда люди в отчаянии, они часто ищут, на кого обрушить свою злость. Родственники больных, которым мне не удалось помочь, часто желали мне самых чудовищных болезней или смерти.

Валларикс качнул головой.

— Вздумай я проклинать вас и ругаться — это было бы гораздо более простительно, чем заставлять вас выбирать между своим долгом врача и безопасностью. Так что позвольте мне как-то загладить причиненный вам ущерб.

— Вы уже заплатили мне, притом на редкость щедро, — поведя плечом, напомнил Рам Ашад.

— Да, но речь сейчас не обо мне. С того самого дня, как вы приехали в столицу, вы заняты тем же самым, что Белые сестры. Столичный Дом милосердия правительство содержит из собственных средств. Я думаю, что будет только справедливо предложить такую же поддержку вам. Во-первых, я хочу найти для вас достаточно удобный дом, в котором вы могли бы принимать больных и, может быть, даже открыть небольшой госпиталь для тех, кому понадобится долгое лечение. Во-вторых, казна назначит вам достаточное содержание, чтобы вы могли нанять нескольких помощников и покупать необходимые лекарства, не жертвуя собственными нуждами.

Рам Ашад изумленно посмотрел на императора.

— Спасибо, государь. Даже не знаю, что сказать. Это все слишком неожиданно…

— Если идея небольшой больницы не пугает вас своим масштабом, то, скорее, это мне следует вас благодарить. Сестры из Дома милосердия не всегда могут справиться с количеством больных, а прочие столичные врачи, вы сами знаете, не рвутся заниматься подмастерьями или посудомойками. Лечение и содержание больных детей и стариков оплачивает магистрат, но если мы попробуем повесить на них остальных больных — то отцы города точно поднимут бунт. Этот город давно уже нуждался в ком-то вроде вас.

Говоря все это, император улыбался своей прежней, юношески-обаятельной улыбкой, и Элике захотелось верить, что отказ от обвинений в адрес Рам Ашада означает, что Вальдер простил не только ни в чем не повинного такийца, но и самого себя. Но на пути ко дворцу лицо Валларикса снова приобрело мрачное, замкнутое выражение, и она поняла, что все было совсем наоборот. Перестав злиться на такийца, Валларикс остался в полном одиночестве — лицом к лицу со своим горем и терзающим его чувством вины.

Элиссив плакала. В четыре года дети достаточно взрослые, чтобы не заливаться плачем, как младенцы, а тихонько всхлипывать в подушку, так что те, кто делил комнату с принцессой, продолжали мирно спать.

Элике больно было видеть дочку плачущей и не иметь возможности взять дочку из ее постели и посадить к себе на колени, поцеловать в щеку и в пробор между каштановых кудряшек, а потом сидеть с ней рядом, пока Лисси не заснет.

Не плачь, малышка, я с тобой, я здесь... — думала королева, хоть и знала, что Элиссив ее не услышит. — Я всегда рядом с тобой. Не бойся. Спи!

К ее большому удивлению, Элиссив в самом деле перестала всхлипывать. Ее лицо сделалось задумчивым, как будто бы она к чему-то прислушивается. Потом она решительно выбралась из своей кровати.

Королева недоумевала, не в силах понять, что задумала ее дочь. Элиссив была умной девочкой. Она знала, что ночью у её дверей стоит гвардеец, который не даст ей выйти в коридор. Так что все, что могла бы сделать Лисси — это пройтись взад-вперед по комнате, а через несколько минут, почувствовав сонливость и замерзнув стоять босиком на мраморном полу, залезть назад в свою постель.

Во всяком случае, так представлялось Элике. Но она недооценила свою дочь.

Элиссив потянула за ошейник спавшего рядом с ее кроватью пса, заставив его встать. Огромный пёс сперва поупирался, но в конце концов, жалобно заворчав, нехотя подчинился девочке, которую ему было поручено беречь. Пса Валларикса звали Бастиар, это был уже немолодой, но умный пёс. Он тоже, видимо, считал, что его маленькой хозяйке стоит лечь в постель.

— Ну же, вставай! — Элиссив снова потянула за ошейник, находившийся чуть ли не выше ее головы.

Пёс тяжело вздохнул и покорно пошел за ней.

Принцесса подошла к двери, и слегка приоткрыла створку, пропуская пса вперёд себя.

— Гулять! — шепнула она псу. Каким бы умным ни был Бастиар, он был всего лишь псом. Услышав знакомое слово, он рванулся в коридор, распахнув створку ещё шире, и привычно повернул в сторону лестницы.

Услышав звук приоткрывающейся двери, гвардеец подскочил от неожиданности. Гладкий бок Бастиара задел его плащ, когда пёс рванул вперёд по коридору, и гвардеец схватился за меч. Однако, обнаружив, что это всего лишь королевская собака, охранник заметно успокоился.

— Ты что, с ума сошел? — сердитым шепотом осведомился он. — Что на тебя нашло? А ну иди назад!.. Назад, я тебе говорю! — он сделал несколько шагов, взял Бастиара за ошейник и потянул его к двери.

На морде пса отражалось усталое недоумение глупостью и непоследовательностью людей. Однако он, в отличие от смотревшего на него гвардейца, заметил Элиссив, выскользнувшую в коридор за спиной рыцаря, и глухо тявкнул.

— Давай, давай, полай мне здесь!.. — проворчал рыцарь, таща упиравшегося пса к двери. — Перебудишь весь дворец, глупая псина.

Лисси кралась вдоль стены, пока не свернула в соседний коридор, а потом побежала, придерживая подол свой вышитой ночной рубашки. Укрепленные на стенах факелы давали достаточно света, чтобы Элиссив легко могла сориентироваться в знакомых ей с детства коридорах. Она знала, где дежурит охранявшая дворец охрана и проходят караульные. Но оказалась не готова к столкновению с мессером Иремом, допоздна задержавшимся в комнатах императора. Увидев девочку, рыцарь застыл от изумления.

— Как вы здесь оказались, ваше высочество? — помедлив, спросил он.

— Я ищу свою маму! — выпалила Лисси.

До сих пор Элика никогда бы не подумала, что Ирем может выглядеть испуганным, но слова Лисси явно выбили из колеи. Пару секунд он собирался с мыслями, явно не зная, что сказать.

— Принцесса, ваша мама... Вы же знаете, что ее больше нет, — сказал он наконец. Элике даже стало его жаль.

— Я ее слышала. Слышала ее голос.

— Вам приснился сон.

— Я не спала! — Элиссив топнула ногой.

Ирем помедлил — а потом внезапно опустился на одно колено, так, что его голова оказалась почти на одном уровне с лицом Элиссив.

— И что она вам сказала? Ваша мама.

— Вам-то что? Вы мне не верите!

— Я верю. Если вы уверены, что вы не спали — значит, так оно и есть. Так что она сказала?

Элиссив помедлила, явно колеблясь, стоит ли доверять этой внезапной перемене в поведении мессера Ирема. Но, видимо, ей всё-таки очень хотелось с кем-то поделиться сделанным открытием, поскольку через несколько секунд она все же ответила.

— Она сказала мне, что она здесь. — Голос у Лисси задрожал. — Мама сказала мне, что она здесь! Если она так сказала, значит, это правда. Моя мама никогда не врёт.

— Вы правы. Ваша мама никогда не врёт. А что ещё она вам говорила?

— Чтобы я не плакала и не боялась. Я не плакала, она ошиблась, — независимо добавила Элиссив. — То есть — ей просто так показалось... Она говорила, что она со мной. И что я могу спать спокойно.

— Думаю, ваша мама хотела, чтобы вы заснули, а не бегали по коридорам. Вы простудитесь. Ее бы это огорчило.

Лицо Лисси покраснело.

— Вы даже не верите, что она в самом деле была там! Вы ничего не понимаете!

— Я же сказал, что верю вам. Но я думаю, что, если ваша мама говорила с вами в вашей комнате, то именно туда вам и следует вернуться. Если бы вы, например, услышали мой голос здесь, то вы ведь не пошли бы искать меня в Гобеленном зале?

Ирем подождал ответа, но Элиссив опустила голову, глядя себе под ноги.

— Разрешите, я вас провожу, — сказал мужчина, подхватив девочку на руки. Элиссив так устала, что даже не воспротивилась такому произволу.

Пока Ирем нес ее по коридору, Элиссив молчала, но потом внезапно всхлипнула.

— Это был просто сон. На самом деле она не могла бы со мной говорить — ведь так?

— Не знаю, моя леди. Это очень необычный город... Говорят, что даже Альды по ночам иногда возвращаются в свою столицу, чтобы посмотреть на то, что здесь творится. Я, правда, в это не верю, но Саккронис верит, а он совершенно точно не дурак. И я бы не решился обвинить его в бесплодных суевериях, — голос мессера Ирема звучал задумчиво. Зная характер коадъютора, Элика могла бы поклясться в том, что друг Вальдера ни на йоту не верит собственным словам, однако выглядел он вполне убедительно.

— Вы думаете, моя мама тоже стала Альдом? — в глазах Элиссив загорелось любопытство.

— Вряд ли. Я не думаю, что человек может стать Альдом. Но, если считать, что Альды могут навещать Адель, то почему бы вашей маме тоже не вернуться на минутку, чтобы убедиться в том, что у вас все в порядке?

При виде сэра Ирема с Элиссив на руках гвардеец, охраняющий спальню принцессы, побледнел.

— Мессер... — только и смог промолвить он.

— Потом, — коротко сказал Ирем. И, нагнувшись, осторожно опустил девочку на пол.

— Ложитесь спать, ваше высочество, — нейтральным тоном сказал он. — Добрых снов. Думаю, мы не станем беспокоить вашего отца рассказом о вашей ночной отлучке.

Когда Элиссив проскользнула в комнату, и дверь за ней захлопнулась, Ирем прерывисто вздохнул — и вытер пот со лба. А потом, отмахнувшись от пытавшегося с ним заговорить гвардейца, раздражённо развернулся и ушёл.