kiSS&HuG, или Секрет Северуса Снейпа (гет)

Ох, Гермиона...

Любовь порой делает неразумными даже лучших людей!

А ты... Ты просто женщина. И просто приучена искать причину всего в себе.

2.1.

Если бы Виктор Крам решился переехать в Англию, Гермиона Грейнджер, наверно, решилась бы выйти за него.

Он ее любит. Он относится к ней с большим уважением. Он восхищается ею! Никто никогда не относился к ней так… С таким трепетом и так бережно. Никто и никогда.

Он умеет ухаживать. Он красив. От него веет сдержанной мужской силой. Он чуткий и внимательный любовник.

Он согласен организовать постоянно действующий межстрановой порт-ключ (а это стоит безумных денег), чтобы она без проблем ходила на работу в Лондоне и встречалась с подругами и друзьями.

С ним она будет жить безбедно, в достатке и комфорте. Если она захочет, у нее будет прислуга (с трудовым договором и полным соцпакетом), и оплачивать ее будет Федерация квиддича.

«Ага, скажи еще, что у него безупречная репутация и что он чистокровный, для полного счастья!» — язвительно сказала она сама себе. И вдруг замерла на мгновение. Ее фраза прозвучала с очень знакомыми ей интонациями, — ехидными, едкими, с примесью льда и презрительности. С интонациями Северуса Снейпа.

Вот в ком истинная причина ее отказа Виктору Краму, в Снейпе. Как хорошо, что Виктор не хочет жить в Англии, — не пришлось озвучивать ему другие, более оскорбительные для него, доводы, почему она не может стать его женой...

Да, Виктор восхищается ее умом. Но интересно ли ему то, что она читает, говорит, о чем размышляет? Нет, он любуется ею, не вникая в смысл ее слов и в названия ее книг. И с каждым разом рассуждать, читать вслух, ставить неочевидные вопросы хочется все меньше. А Снейп… Он ее внимательно слушает, он отвечает на ее вопросы и размышления. Он интересуется ее мнением и делится с ней своим.

Северус Снейп, пожалуй, единственный ее друг в волшебном мире, с которым она слушает не меньше, чем говорит. А Виктор обычно молчит… Хотя он тоже очень умен. Но о чем он думает, как смотрит на мир, она не знает.

Снейп тоже очень сильный и по-своему красивый мужчина — яркий, заметный, харизматичный.

Интересно, почему они в школе считали его некрасивым? У него же манеры человека, который входит, и все штабелями укладываются и стонут «oh, harder, daddy, harder». Повадки — как у пантеры! А волосы! Ну тонкие. Почему они считали, что он неухоженный? У него отличная непростая стрижка, превосходная укладка! Так хочется запустить пальцы в его волосы… Они ещё и пушистятся немного.

Может, он на учениц какие-то чары наводил, чтоб не влюблялись в него? Или на всю школу? Чтобы не было никакой возможности для связей между преподавателями и студентками.

А какая у него усмешка… Когда он включает не злобность, а иронию, Гермиону это просто завораживает.

И он тоже чуткий и внимательный. Когда хочет таким быть.

И она уверена, Северус Снейп тоже может быть отличным любовником!

«Стоп, Гермиона Грейнджер! — снова сказала она себе. — Он не твой любовник и никогда им не будет! Он ясно дал понять, что сближение неуместно! И что даже другом твоим он себя не считает! Так какого соплохвоста ты снова думаешь о нем?!»

Но она не могла не думать. Наклоняясь в постели над Виктором, чтобы поцеловать, она видела перед собой другое лицо — лицо Северуса, лежащего в снегу, когда они баловались в тот февральский день. Ощущая руку Виктора на своем плече, когда он слегка приобнимал ее, она вспоминала руку Северуса. Поднимая глаза от книги и натыкаясь на мечтательный, полный любования взгляд Виктора, она раздражалась, что это не внимательный и умный взгляд Северуса, готового к разговору. А когда она пыталась читать Виктору вслух, он говорил, какой у нее красивый голос, и даже не пытался вникнуть в то, что она читает.

Виктор Крам — не Северус Снейп, вот и все.

Когда она сказала Краму, что любит, но все равно не может стать его женой, потому что не мыслит свою жизнь вне Англии, он вдруг ответил, что ему кажется, что причина не в этом, но он ее уважает и уверен, что ее решение взвешенное. Потом извинился и вышел из дома. Как оказалось, позвонить своему делопроизводителю.

Кстати, она думала, он на отпуск снимет им в горах домик. Но этот небольшой, очень комфортный и красивый дом рядом с заповедником принадлежит ему. И она могла бы остаться здесь жить… Но она не могла.

Вернулся, сказал, что через час им надо быть в аэропорту, успеешь собраться? Она успела. Он взял ее за руку, и они трансгрессировали, вышли из невзрачного помещения, в которое перенеслись, сразу в магловский аэропорт.

Их встретил его ассистент и вручил Гермионе посадочный талон.

Виктор был тих и отстранен. Бесцветно сказал:

— Пообедаешь в бизнес-зале, там прилично кормят.

— Ты купил мне бизнес-класс?

— На сегодня других билетов до Лондона уже не было.

Не притронулся к ней. Не обнял и не поцеловал на прощание. Не взял за руку.

Она сняла кольцо, которое он вручил ей в первый день отпуска, подала ему. Он покачал головой:

— Это подарок, оставь, просто носи на другом пальце.

Кольцо было необычное. В форме той же замысловатой цепочки, на которой был кулон-снитч. Оно ей очень понравилось и приятно ощущалось на руке.

— Спасибо… — прошептала Гермиона.

Добавила:

— За все спасибо. За любовь. Я очень хорошо к тебе отношусь. Но тебе нужна другая женщина.

Он кивнул.

Когда она прошла паспортный контроль и между ней и Виктором Крамом встала государственная граница, она ощутила облегчение, а не печаль. Значит, все сделала правильно.

Вот только… Она теперь одна. И Северусу Снейпу она не нужна.

2.2.

Они нормально общались со Снейпом, пока она держалась в рамках ученичества и товарищества. Ну да, после Рождества, казалось, отношения изменились.

«Но, похоже, ты просто навоображала себе что-то, Гермиона, — продолжала она разговаривать сама с собой. — Ну и что, что он пришел к тебе в Рождество? Это для тебя это особый праздник, а для него просто выходной, он сам об этом говорил. Ему было скучно, он и пришел. А ты… Ты вела себя, как влюбленная девчонка. Неудивительно, что он вынужден был поставить тебя на место».

Сама виновата, что потеряла его, — билось в ней.

Сама виновата! Сама виновата! Сама виновата!

Зачем заигрывала? Зачем хотела поцеловать? Зачем заговорила о дружбе, когда он уже осадил тебя и уже ушел, и вообще полезла с предложением привезти ему что-то из отпуска? А это дурацкое сравнение с ежом и этот дурацкий снеговик! Он даже не сказал «какая красивая магия», когда она вырастила на замерзших веточках листья и цветы…

Перешла границы — теперь расплачивайся!

Сама виновата… Зачем было в него влюбляться?!

Гермиона понимала, что, конечно, ей придется взять себя в руки, задвинуть эту свою не нужную никому любовь подальше, пусть захиреет и высохнет от отсутствия внимания. Но…

Это можно сделать завтра или послезавтра, или в понедельник.

А сегодня она вполне может позволить себе пострадать.

Тем более никто не знает, что она вернулась, и не побеспокоит ее. И никому она ничем не обязана. Растения, что она привезла Невиллу, под стазисом, с ними ничего не случится еще долгое время. Так что ничто не мешает ей упиваться своей несчастливостью.

И даже если она умрет от горя, никто не будет ее искать еще как минимум неделю… В какой-то момент эта перспектива показалась ей даже заманчивой.

2.3.

Как, когда она первый раз ощутила интерес к своему бывшему преподавателю, лучшему в Британии зельевару, сильнейшему специалисту по темной магии, невероятно смелому, выдержанному и умному человеку, без которого та война не была бы выиграна, непревзойденному волшебнику Северусу Снейпу?

Гермиона знала, в какой момент впервые увидела в нем человека. Когда они с Гарри и Роном наблюдали из под мантии-невидимки, как Волдеморт убивает его. Она не смогла уйти, пока не попытается его спасти, задержалась с Роном возле него, отправив Гарри к омуту памяти. А на следующее утро сказала бригаде из Св.Мунго, прибывшей в Хогвартс, что в Визжащей хижине есть еще раненые.

Но это было лишь сострадание.

И желание избежать еще одной жертвы. Она многих спасла в ту ночь. Это была война, и спасать своих было правильно и нормально. Даже убивая.

В ту ночь она несколько раз применила убивающее проклятие — по отношению к Сивому. Он яростно и с жутким смехом, напоминающим одновременно лай и рык, нападал на детей… Но силы намерения Гермионы не хватало, чтобы его убить. Ее авада кедавра только отбрасывала Сивого в сторону, но не убивала и даже не ранила…

Потом Фенрира Сивого убил Римус Люпин.

А потом Люпин погиб сам…

У Гермионы не было ощущения, что она разрывает свою душу, убивая в ту ночь Пожирателей смерти и всяких тварей, наводнивших Хогвартс. Интересно, почему? Может быть, потому что у нее не было намерения причинить зло? Потому что она не просто убивала ради убийства, а защищала невинных?

«Хорошо бы поговорить об этом со Снейпом», — подумала она и осеклась. Вряд ли у нее когда-нибудь еще будут глубокие разговоры с этим сильнейшим и неординарным волшебником…

Первое время после того, как все закончилось, она узнавала, как он. Но Снейпа выписали из Св.Мунго, Визенгамот его оправдал (небыстро, непросто, но оправдал), и она перестала следить за его жизнью.

Конечно, они периодически где-нибудь пересекались, магическое сообщество маленькое, но лишь здоровались.

А потом было десятилетие победы. Оно ярко и громко отмечалось в Хогвартсе. Тогда все и закрутилось.

2.4.

Гермиона удобно уселась в кресле, закрыла глаза, и перед ней поплыли картинки-воспоминания.

Как долго и трудно она тренировалась, когда училась управлять воспоминаниями! Вытаскивать их не только как мысли, но и как картинки в голове. Систематизировать. Не просто извлекать из своей головы, а извлекать только нужные в данный момент.

И, главное, обходиться без омута памяти, а показывать их чем-то вроде голограммы в воздухе.

Очень полезное умение — работать со своими воспоминаниями. Помогает анализировать пережитое, находить то, что в моменте было упущено, делать выводы.

И никаких заклинаний для этого не нужно. Нужна только сосредоточенность.

Как Снейп удивился и как серьезно и пронизывающе на нее посмотрел, когда узнал, что ей не нужен омут памяти, чтобы пересматривать воспоминания и показывать их другим!

Гермиона рассмеялась, вспомнив, как демонстрировала ему это свое умение. Тогда она показала ему его самого — такого, каким он запечатлен на самых дорогих для нее кусочках ее памяти.

Вот они танцуют в большом зале Хогвартса, и Снейп смотрит на нее с легким интересом.

Вот они идут с праздника в Хогсмид, начинается гроза, сделанный им магический зонтик закрывает их от дождя, но ветер треплет его волосы, вспышка молнии, какое красивое у него лицо в этот момент!

Его кухня, он закатывает рукава и она видит его метку, он напряжен, ему неловко, а она думает не о метке, а о том, какие красивые у него руки — сильные, жилистые, дайте мне этого парня.

Его лаборатория у него дома, он склонился над шрамом на ее левой руке, она не видит его лица, но видит его трогательную белую макушку, и ей хочется потрогать эту макушку пальцем.

Он сквозь адское пламя, воплощенные сила и мощь.

Его взгляд, когда она читает, рассуждает, расспрашивает.

Еще его взгляд, еще, еще.

Вот он расслаблен и улыбается, Рождество.

Еще его улыбка. Тепло в глазах, удивление в глазах, забота в глазах.

Он был тогда смущен, но сказал:

— Это потрясающий уровень магии, мисс Грейнджер!

Она ответила, довольная и собой и тем, что он высоко оценил ее волшебство (наконец-то!):

— Дааа!

Вытащив из памяти этого теплого, красивого, волнующего Снейпа, Гермиона напряглась, сделала очередной выдох и двинулась дальше…

Он в снегу, волосы рассыпаны, взгляд выжидающий, напряженный, потом злой.

Его губы. Сухие, тонкие, на вид жесткие — и очень манящие.

Он отвернулся.

Холод, лед и во взгляде, и в позе, и в поджатых губах.

Презрительное удивление.

Боль, боль, боль.

«Я все испортила этими своими заигрываниями!»

Гермиона открыла глаза и попыталась переключиться на логику. Заговорила вслух: «Так, расслабься! Твоя задача сейчас — перестать переживать из-за Северуса Снейпа. Не казнить себя бесконечно за свою дурость, а просто закрыть для себя тему этого человека! Вернись к тому, как все начиналось, проживи все заново, и тебя отпустит! Не трави себя!»

Сходила умылась. Попила воды. Потянулась, расправила спину. Снова села в кресло и закрыла глаза… Да, надо вернуться к началу.

2.5.

Праздник в Хогвартсе. 10 лет после битвы за Хогвартс и уничтожения Волдеморта. Большой зал. Импровизированная высокая сцена. На ней руководство школы (в том числе директор, уже постаревшая Минерва Макгонагалл), министр магии (Кингсли Бруствер), Гарри Поттер с женой, Рональд Уизли, она сама, бывший директор Северус Снейп. Внизу люди — ученики, взрослые…

Сцены в голове Гермионы сменяют одна другую.

Гарри выступает с приветствием. Говорит, что это наша общая победа, упоминает орден Феникса, Поттеровский дозор, всех, кто бился.

Минута молчания о погибших, потухает свет, горят огоньки на палочках.

Зажигается свет. Гермиона делает шаг назад, уходит за спины Гарри и Рона, натыкается на Снейпа, он говорит ей негромко: «Что, вы тоже в аутсайдерах, о вас тоже ни слова не сказали?»

Она не успевает ответить, потому что Гарри выводит Снейпа вперед и произносит пламенную речь о нем.

Снейп слушает молча. Потом добавляет, да, все так, но главная роль все же принадлежала вам, мистер Поттер, и вашим друзьям Гермионе Грейнджер и Рональду Уизли.

Вытаскивает вперед Гермиону.

Все жалко хлопают.

Никто, собственно, до сих пор не знает, почему и чем значимы Гермиона и Рон. Никто не знает, чем они занимались последний учебный год, всеобщее убеждение — они просто прятались. Это не особенно задевало. Нельзя же рассказать всему миру о крестражах… Нельзя, чтобы такая магия стала известна всем. Это слишком опасно.

Но тогда, в Хогвартсе, было обидно, что люди явно не понимали, что она вообще делает на сцене среди главных героев.

Рону это безразлично, ему хватало, что он все равно на виду. А Гермионе… Нет, не хватало.

По сути, Гарри должен держать за руку тогда ее, Гермиону, а не Джинни, хоть она и его жена.

...Картинки полились дальше.

Праздничный обед. Гриффиндорцы чуть не рвут по кусочкам Гарри и Рона рядом с ним. Гермиона сидит с краю за факультетским столом, на нее не обращают внимания.

Столы исчезают, танцы. Гермиона решает оторваться, развлечься как следует, а то как-то слишком грустно.

Танцует много, страстно. И ни разу с Гарри, хотя, по ее мнению, он должен был танцевать с ней с первой — или со второй, после Джинни. Рон тоже не позвал ее на первый танец, открывать дискотеку. Словно она не была той, без кого ничего бы не получилось…

Драко Малфой. Выползает из дальнего угла. Он пришел на вечер, но ужасно стесняется (есть, из-за чего). Приглашает Гермиону. Она бросает ему: «Замараться не боишься?». Он: «Если что, схожу руки вымою. А на большее, чем танец, не претендую». Она хмыкает. Танцуют. Гермиона даже получает удовольствие, Малфой, безусловно, хорошо танцует.

Драко передает ее Снейпу. Удивительно, но с ним приятно танцевать. И его рука на ее талии приятна, ну надо же. И та, что держит ее руку, тоже приятна. Танцуют на большой дистанции, но расслабленно и свободно.

К ним идет Кормак Маклаген. Она резко привлекает к себе Снейпа, говорит ему тихо и торопливо: «Пожалуйста, не отдавайте меня Маклагену!». Снейп смотрит с пониманием. Маклагену: «Мисс Грейнджер сегодня моя дама, вы в пролете, Маклаген!» Танцует уже более чувственно, приобнимая ее за талию более мягко и как-то более лично.

Кот, кот! Большой черный кот, изысканный и плавный, знающий себе цену!

«Так, Гермиона Грейнджер, не увлекайся!»

«Хотя почему не увлекаться-то? — подумала вдруг Гермиона. — Я же и планировала сегодня пострадать!»

Улыбнулась. Страдать почему-то расхотелось. Хотелось только его рук… Ощущения его руки на своей талии.

Ее забирает Рон (неужели вспомнил о ней?), она говорит Снейпу с улыбкой, посмотрев в глаза, спасибо. Он спокойно и с очень серьезным взглядом кивает.

Рон, явно подвыпивший, жмется к ней в танце, лапает ее, напоминает ей об особенностях их интимной жизни из времен, когда они были женаты. Гермионе неприятно, она бегает глазами по залу, видит неподалеку Джинни и Гарри, передает Рона Джинни, сама чуть-чуть танцует с Гарри.

Гарри говорит ей: «Прекрасный праздник», — она отвечает, что устала, хочет прогуляться, он отпускает ее, находит сразу же другую партнершу.

Гермиона вздохнула, потерла лоб рукой. Наверно, если бы Гарри тогда сказал хоть несколько слов о ней, она бы так не обиделась, не ушла бы из Хогвартса вместе со Снейпом, и ничего этого бы не было.

Не было бы ненужной ему ее влюбленности в него, не было бы этой вины и стыда за то, как она его провоцировала, принуждая как-то реагировать на нее, не было бы сегодняшней боли… Зачем, зачем она домогалась его?!

И снова — она дергает его за руку, он падает в снег, он с помощью магии роняет ее на себя, его губы близко-близко к ней, ему это не нужно, а она не может оторвать взгляда от этих губ…

…Тогда, в Хогвартсе, она поняла, что хочет уйти, хоть для нее и забронирована ночевка в замке.

Гермиона снова закрыла глаза и снова сосредоточилась. И снова картинками поплыли воспоминания…

Она выходит из дверей замка. Останавливается. Вдыхает вечерний сырой воздух.

Голос Снейпа:

— Я тоже собираюсь уходить, можем дойти вместе до Хогсмида.

Ответила ровно, без интонаций:

— Почему нет.

Молчание.

Снова Снейп:

— Это было несправедливо по отношению к вам — не сказать о вас ни слова. Без вас они бы и пары дней не продержались.

— Не продержались бы... Но хорошо хоть, он о вас не забыл.

В его голосе послышалась горечь:

— Не забыл, и снова вывалил всем мои тайны.

— Это придется пережить... и мне, и вам.

Гермиона помнит, от этого ее «придется пережить» и от его участия стало немного легче. Наверно, тогда она и потянулась к нему… Просто от одиночества, к случайному человеку. «Ох, Гермиона, оставь, оставь его! Ты выдумала себе эти отношения, просто потому что он проявил к тебе внимание!»

Появляются веселые Рон и Гарри. Снейп увлекает Гермиону за колонну, в темноту. Она за мгновение, которое он держал ее за предплечье, снова отмечает, что у него приятные руки.

Гарри, Рон, пьяно смеются, болтают.

Рон:

— А Снейп хорошо выглядит, и шрама почти не видно!

Гарри:

— Даа, после такой раны выжить — это надо быть Снейпом.

Гермиона ощущает даже на расстоянии, как бывший директор напрягается.

Рон:

— Гермиона потом несколько месяцев по ночам рыдала, ей его рана снилась, помнишь же, что с ним было.

— Конечно, отвратное было зрелище.

— Ну, Гермиона никак забыть не могла.

Гарри, мерзко гыкает:

— Надо думать, ты ее утешал?

— Не, какой из меня утешитель, я тогда только трахаться хотел.

Гермиона, полная злости, делает шаг, чтобы выйти на свет к Рону и Гарри. Снейп хватает ее за руку, не пускает, она оглядывается, он подносит палец второй руки к губам: молчи. Она делает шаг назад. Снейп продолжает ее держать.

Рон:

— Она обзывала меня дураком, не давала мне в такие ночи. Уходила на кухню, утром ее мама там утешала, зельями какими-то поила.

Гарри, снова гыкая:

— Снейповскими?

— А хрен знает. Но мама сама обычно зелья варила, свои. По каким-то семейным рецептам, я не знаю, Джинни знает.

Пауза.

Гарри:

— Джинни где?

— С Джорджем домой ушла.

— Хорошо! Ты же меня не заложишь?

— Неа, если девочками поделишься.

Гермиону захватывает отвращение, Снейп тоже явно негодует, до него и до Гермионы доходит, что герой и всеобщий любимец Гарри Поттер не только танцевал со старшеклассницами.

Снейп собирается выйти из-за колонны. Отпускает руку Гермионы.

Кто-то выходит из дверей замка.

Рон:

— Блин, Макгонагалл, только ее не хватало! Иди сюда!

Заталкивает Гарри за колонну.

Снейп и Гермиона отпрянули, Снейп невольно приобнимает Гермиону за плечи.

Гарри:

— О, тут занято.

Ухмыляется, с грязной улыбкой якобы понимания ситуации оглядывает Снейпа и Гермиону.

Рон смущен. Говорит:

— Привет, Гермиона! Здрасте, профессор!

Снейп:

— Ну и мерзавец же вы, Поттер!

Потом Гермионе, не отпуская ее, с участием и заботой:

— Пойдемте!

Уходя, Гермиона поворачивается к Рону и Гарри, делает взмах свободной рукой. Рон сгибается, хватаясь за низ живота, орет.

Гермиона берет Снейпа под руку.

Снейп:

— Позвольте спросить, что это было? Этот удар?

— Мне очень захотелось сделать ему больно.

— Просто очень захотелось?

— Да.

Снейп покачивает головой.

Идут, не спеша, уже на расстоянии друг от друга.

Снейп, после достаточно долго молчания:

— Я так понимаю, вы присутствовали при сцене моего убийства Темным лордом?

— Угу.

— Могу я попросить вас рассказать, что там было? Я помню только взмах его руки. А потом я очнулся в больнице Святого Мунго.

Так вот почему он обратил внимание на то, как она ударила Рона...

Гермиона зажмуривается. Она не хочет вспоминать этот разговор, не хочет еще раз переживать ужас, которому они стали свидетелями в ночь битвы за Хогвартс в Визжащей хижине, не хочет еще раз слышать равнодушное и холодное «Нагайна, убей!».

Не хочет вспоминать захвативший ее страх, что у нее ничего не получится, когда она, отправив Гарри к омуту памяти, пыталась спасти Снейпа, а Рон только ворчал, что она зря тратит время, и отвлекал ее этим. Она не хочет видеть его раны, которые пыталась закрыть… Не хочет еще раз хвататься за кончик надежды, что потоком крови из ран вымыло весь змеиный яд, потому что специального противоядия у нее нет, а безоар тут бессилен.

Он слушал ее молча.

Когда она закончила, задал всего несколько вопросов:

— Какое заклинание вы использовали, останавливая кровотечение?

— Vulnera sanentur.

— Откуда вы знаете это заклинание?

— Гарри рассказывал, как вы использовали его при нем, когда они с Драко подрались.

Снейп кивает:

— Это противозаклятие против sectumsempra. Интересно, что оно сработало с другой раной.

— Может быть, мне просто очень хотелось, чтобы оно сработало…

Начинаются дождь и ветер. Снейп взмахивает палочкой, над ними появляется магический зонтик, видимый только потому, что по нему стекает вода. В отдалении, над горами, гремит и сверкает. Между ударами грома слышится гудок паровоза.

— Ну вот, ночной поезд в Лондон ушел… Не успела.

— Вы же умеете трансгрессировать, зачем вам поезд?

— Я боюсь трангрессировать в грозу.

— Вы умеете бояться, мисс Грейнджер?

— Еще как, профессор!

— Я могу перенести вас к себе, а от меня вы уже без грозы трансгрессируете домой. В моей и вашей части Англии грозу не обещали.

— Вы знаете, где я живу, сэр?

— Я помогал Малфою очистить от темных чар то, что осталось от вашего дома. Не понимаю, почему вы сразу не обратились ко мне, а пошли к Малфою?

— Я не подумала о вас, профессор.

— Напрасно.

— Спасибо вам…

— На здоровье! Насколько я помню, Малфой помог вам и отстроить дом заново?

— Да, сказал, что это во искупление вины их семьи передо мной.

— Вины?

Резкий удар грома и ослепляющая вспышка прервали разговор. Гермиона невольно схватилась за Снейпа и вжалась в него.

Он ничего не сказал, не пошевелился. Дождался, когда она его отпустит.

— Идемте быстрее, мисс Грейнджер, до ворот Хогвартса еще несколько минут.

Гермиона открыла глаза. Воспоминание о трансгрессии с ним в грозу было слишком волнительным, слишком памятным. Его надо смотреть отдельно. А пока стоит сделать перерыв и поесть.

2.6.

Это было захватывающе!

— Значит, боитесь трансгрессировать в грозу, мисс Грейнджер? — смотрел на нее пытливо и немного хитро. — А как насчет полетать среди молний?

— Полетать?!

— Да, а что? Не бойтесь, я вас не уроню, если не будете сильно вертеться! Правда, мне придется вас обнять. Но, поверьте, оно стоит того!

— Вы имеете в виду… Нет, ни за что!!!

— Господи, мисс Грейнджер, черная трансгрессия не запрещена Министерством!

— Но и не разрешена!

— В любом случае, если будут проблемы, они будут у меня, а не у вас! И вообще, где ваша гриффиндорская смелость?

Гермиона задумалась. Летать она боялась. Но увидеть грозу вокруг себя или даже сверху…

— Не доверяете мне?

— Как ни странно, доверяю, профессор! Несмотря на вашу слизеринскую натуру.

Снейп рассмеялся. Он умеет смеяться?!

— Да, я умею смеяться, мисс Грейнджер! Как и вы бояться. Повернитесь ко мне спиной, я укрою вас своей мантией и подхвачу вас за талию. А вы заткните уши, вокруг нас будут не только молнии, — и смотрите по сторонам! Готовы?

Гермиона сделала к нему шаг, развернулась. Его рука обхватила ее и будто зафиксировала, прижав к его животу, и у нее перехватило дыхание… От его объятия или от потока сырого воздуха, хлестнувшего по лицу, она не поняла. Странно, что в полете волшебный зонтик оставался с ними, и струи дождя как будто облетали их стороной.

Страшно, как ни странно, не было. Было... волшебно.

Когда они приземлились в маленьком заросшем дворике, она только и смогла, что проговорить:

— О-фи-ги-тель-но!

— Могу еще как-нибудь покатать! — ответил он галантно.

Она промолчала. Огляделась.

— Мы возле моего дома, это мой задний двор, — сказал он. — Зайдете? Могу предложить чай, кофе, зелье, вино, виски, легкий ужин…

Гермиона остановилась. Пересмотрела еще раз последнюю сцену. «Он что, флиртовал со мной тогда?! Ну, нет, не может быть!» Гермиона задвинула подальше промелькнувшую мысль и стала вспоминать дальше. Но успела ухватить еще одну мысль, проскользнувшую мельком: «А ведь так больше и не покатал!»

От приглашения она отказалась.

— Я хочу попросить вас кое о чем, мисс Грейнджер, можно? — спросил он осторожно.

— Конечно! Слушаю вас, сэр!

— Мне бы хотелось знать, что вы делали последний год с Поттером и Уизли… Когда странствовали.

— А вы не знаете?!

— Нет, Дамблдор скрывал это от меня.

— И Гарри не говорил?

— Мы с Поттером не общаемся. Вы можете рассказать мне это?

— Думаю, могу!

Нет, в тот вечер точно не было ничего, что в ее поведении можно было бы назвать некорректным. Она даже не была пьяна.

Да, и его, и ее границы были проломлены, ни ему, ни ей не хотелось слышать подробности ее личной жизни. Но виноваты в этом Гарри и Рон. А она вела себя достойно. Не то что в тот февральский день или перед отпуском...

«Все, хватит на сегодня!» — сказала Гермиона и поежилась, она явно устала. По привычке потерла левую руку, где когда-то был ужасный, налитый кровью, постоянно зудящий и пульсирующий шрам, а сейчас остались только белые полоски, в которых уже не читалось мерзкое слово, ставшее ее клеймом, — грязнокровка, mudblood.

Шрам, от которого избавил ее Северус Снейп.