Выручи меня (гет)

Как и всякий шестнадцатилетний парень, да еще и долго проживший в мужском общежитии, Гарри считал девушек другим биологическим видом, чье поведение не поддается его пониманию. Может, по словам классика, он и стремился за ними мыслью, но как только устремлялся — сердце его останавливалось в испуге. Самым же неприятным было то, что с девушками и слова, и действия приобретали второй, третий и вообще непонятный смысл, так что Гарри не только опасался их реакции, а вообще не знал, какой она будет, познавая интуитивно разницу между риском и неопределенностью. А уж если девушек было больше одной, и они в ответ на слова Гарри начинали общаться между собой при помощи хихиканья, словно сурки в полях тихим посвистом… Немудрено было поэтому, что после массового на нем помешательства девушек Хогвартса Гарри чувствовал себя астронавтом, который попал на планету, населенную сплошь агрессивными формами жизни.

А вот с Гермионой Гарри было легко, он хорошо представлял себе ее реакцию почти на любой его поступок, и ему было даже интересно чуть проверить границы и попасть вместе с ней в ситуацию, когда слова значат то, да не то. И главное, в чем Гарри был уверен — что Гермиона ему ничего плохого не сделает, как и он ей. Даже когда он из хулиганства поцеловал ее в коридоре, понимая, что нарывается, Гарри знал, что Гермиона не залепит ему оплеуху, не начнет на него кричать или, Боже упаси, плакать — она его просто немного оттолкнула, хоть и не сразу, он и прекратил провокацию. С Чоу, например, Гарри постоянно чувствовал себя дурак дураком, а с Гермионой, к своему удовольствию, он был весел, порой остроумен и даже ловок.

Так что и совместного похода к Слагхорну Гарри не боялся, ему было скорее забавно.

— Гарри, дорогой ты мой! — обрадовался Слагхорн, входя в комнату последним, он и на своих посиделках любил быть гвоздем программы. — Кто же тебя смог сюда завлечь?

Гарри заметил, что Гермиона немного смутилась, и поддался озорным чертятам, которые подзуживали его указать на нее глазами.

— А-ха-ха! — добродушно сказал Слагхорн, погрозив Гермионе своим пухлым пальцем. — Талант к зельям, Гарри, у тебя от мамы, но все-таки ты вылитый отец. Я, признаться, удивился, когда непоседа Джеймс записался ко мне на шестом курсе. Он и сам, по-моему, решил это сделать в одно мгновение — но причину я понял сразу: конечно, Джеймс пришел ради Лили, а не меня слушать. Ох, что он вытворял тогда на уроках — цирк на выезде!

И Слагхорн, добродушно похохатывая, принялся рассказывать историю романа Джеймса и Лили, начинавшегося у него на глазах. Гарри было даже интересно послушать, про своих родителей он знал мало и всегда был рад тем, кто вспоминает их с любовью, а вот Гермиона начала постепенно розоветь, краснеть, до такой степени на месте Лили она узнавала себя — и наконец даже разливающийся соловьем Слагхорн заметил, что пора бы и сменить тему.

— Ах, придется мне уступить место человеку, который будет вам куда интереснее, чем я, — чуть жеманно сказал Слагхорн, направляясь к двери и словно ожидая, что ему вслед понесутся уверения, что интереснее Горация Слагхорна никого и быть не может. — Гвеног, дорогая, познакомься, пожалуйста, с моими ребятами.

Гвеног Джонс, капитан «Холихедских гарпий», показалась Гермионе мужиковатой и резкой бабой, и восхищения большей части аудитории Гермиона не разделяла. А вот Гарри, к удовольствию Гермионы, с Гвеног умудрился сразу поцапаться.

— Как капитанится, капитан? — чуть насмешливо спросила его Гвеног, когда Слагхорн представил ей Гарри как нового капитана гриффиндорской сборной, постоянно выигрывающей благодаря Гарри Кубок школы.

— Да фигово капитанится, капитан, — ответил Гарри: раз уж Гвеног вместо приветствия сунула ему мозолистую руку и начала подкалывать, он с ней решил разговаривать как с мужиком. — На просмотр набежало девчонок — Хогвартс-экспресс и две маленькие тележки.

— А что, они хуже играют? — недовольно спросила Гвеног, она была капитаном единственной женской команды в лиге, и целью ее жизни было доказать всему миру, что женщины играют в квиддич никак не хуже мужчин, пусть даже мужских команд в лиге девять, а женская одна, и по уму для такого доказательства команде Гвеног Джонс надо было обыгрывать сборную всех звезд, а не пытаться зубами и ногтями зацепиться за медали.

Беда была еще и в том, что Гвеног не знала о главном мотиве кандидаток в гриффиндорскую сборную, который привел на просмотр даже тех девушек, которые толком не понимали, с какой стороны у метлы прутья — и посочувствовать коллеге-капитану, вынужденному возиться на отборе с толпой неумех, пришедших не за квиддичем, а черт знает зачем, она никак не могла.

— Они играют не просто хуже, — откровенно сказал Гарри. — Они летают так, что ежеминутно сдвигают представление о худшем за пределы невозможного.

— А твоя девушка тоже так же паршиво выступила? — сердито спросила Гвеног, взглядывая на Гермиону.

— Господи, да ей-то это зачем?

Гермиона раньше Гарри поняла причину недопонимания и попыталась объяснить Гвеног, что девушки на просмотр притащились за Гарри, а не из любви к квиддичу, но начало такого объяснения сделало только хуже, и Слагхорн ринулся разнимать.

— Гарри, это было одновременно ужасно, уморительно и в общем совсем неплохо, — рассмеялась Гермиона, когда они вышли от Слагхорна — ее весь вечер душил смех, как только она взглядывала сначала на Гвеног, а потом на Гарри. — В любом случае, это было куда лучше, чем если бы ты вывесил при виде этой Гвеног язык, как остальные парни.

— Да что я сделал-то? — не понял Гарри.

— Ну, с ее точки зрения ты выдал такой образец Kinder, Küche, Kirche, что ей меня наверняка стало жалко, — весело пояснила Гермиона.

— Что там с детьми и пирогами? Переведи, пожалуйста.

— Да не Kuchen, а Küche, пещерный ты человек. Я же пыталась объяснить — она же не знала, что большая часть претенденток в твою команду пришла на стадион строить тебе глазки, а не играть. И теперь она думает, что ты из тех ребят, кто считает, что женщина на метле — это как обезьяна с гранатой.

— Да не считаю я так! Кэти хорошо играет, Джинни тоже здорово — если бы она не бросалась мне на шею после каждого удачного броска, цены бы ей не было. Загонщиками девушкам трудновато, конечно, но вот Ричи Кут тоже мелкий и тощий — чуть покрупнее него девчонку, и могла бы нормально играть, если есть способности. Другое дело, что девушек, которые отваживаются пробоваться на загонщиков, лично я боюсь: такие гориллы, страшно вспомнить.

— А парней-загонщиков ты тоже боишься? Они тоже страшные как гориллы?

— Ты сейчас серьезно? Джимми и Ричи нормальные ребята, а Фред и Джордж вообще многим девчонкам нравились. Но ты просто представь себе девушку с них двоих ростом или квадратную, как Джимми — нет, пошире еще, мышечной массы же ей будет нужно и побольше... Ну стремно же! Девушка Кинг-Конг.

— Ты продолжай, продолжай, пожалуйста, свои восхитительно сексистские разговорчики, — смеясь предложила Гермиона, она представляла, как отреагировала бы на такие слова Гвеног Джонс, которая сама была загонщицей. — Если ты не понимаешь, что при капитане единственной женской команды говорить о женщинах в квиддиче надо так же осторожно, как при Снейпе описывать слизеринцев — ну что, это хотя бы выходит весело.

— Нет, я не понимаю, — упрямо сказал Гарри, который не любил признавать свою неправоту. — Значит, капитану мужской команды я мог бы спокойно рассказать обо всех парнях, которые не умеют играть по причине врожденного рукожопия. А ей, значит, вообще ни про одну девчонку сказать ничего нельзя, даже не про из ее команды?

— Ну ты хотя бы понимаешь, что только я и буду тебя терпеть? — с улыбкой сказала Гермиона, она могла, конечно, объяснить Гарри, что девушкам приходится прорываться на мужские места с боем, а мужчины на своих местах чувствуют себя увереннее и им никогда не приходится оправдываться в том, что они мужчины, да только ей как-то не хотелось ничего объяснять, словно она-то уже нашла свое место, для которого как раз и надо быть девочкой.

— Да и не надо мне, чтобы меня терпел кто-то еще, — сказал Гарри, неожиданно останавливаясь, и Гермиона буквально влетела к нему в руки. — Особенно всякие фифочки, которые строят из себя крутых парней, а ты даже не знаешь, куда им дунуть, чтобы они не лопнули.

Гермиона в очередной раз заметила, что ей приятно, когда Гарри при ней ругает других девушек, женская солидарность у нее куда-то подевалась еще несколько недель назад, когда она начала рассказывать Гарри о том, как он прекрасен, чтобы позлить Рона, и спасать Гарри от поклонниц, уводя его на ночную прогулку по пустым коридорам. Теперь Гермионе оставалось только увиливать от осознания, что других девушек она уже воспринимает как конкуренток и думает, что пусть Гарри считает всех, кроме нее, дурами и истеричками, ей только больше его достанется.

— А вообще-то я не такой ужасный, чтобы меня можно было только терпеть, — хитро улыбнулся Гарри, раз уж Гермиона так удобно попалась ему в руки. — Ты меня попросила — я тебя сегодня выручил: сходил к Слагхорну, хоть и не хотел.

Гермиона не сразу поняла, что происходит не так: на вечере у Слагхорна все ее воспринимали как девушку Гарри, даже Гвеног Джонс сразу так подумала, и это можно было считать подтверждением от независимого и незаинтересованного наблюдателя — поэтому было почти естественно, что такой вечер закончится поцелуями в темном пустом коридоре… Но ведь это же был Гарри! И он, зараза, даже еще не сказал ей, что она ему нравится, решил объясняться на языке жестов, действительно как пещерный человек!

— Ты точно выручил меня по-дружески и бескорыстно? — спросила Гермиона, отрываясь от Гарри.

— Найди мне в Хогвартсе дурака, который еще верит в наше «по-дружески», и я подарю тебе диадему Равенкло, — пообещал Гарри, и Гермиона даже возмутиться не успела.

Гермиона с детства знала, что повторение — мать учения. Если прочитать главу в учебнике трижды, то запомнишь лучше, чем если бы прочитал ее единожды; если один раз из этих трех прочитать ее себе вслух, то запомнишь и того лучше, еще и на слух; а законспектируй вдобавок прочитанное — вообще запомнишь накрепко. Так что теперь-то она понимала, что сама себя поймала в ловушку, не только слушая, что влюбленные девочки говорят о Гарри, но еще и запоминая это, и ему повторяя. Она, конечно, тогда думала, что делает это не всерьез, с иронией, только чтобы позлить Рона — но повторение, через которое в память Гермионы попадали бесчисленные знания, оказалось сильней.

А сейчас словно кто-то шепнул ей «можно!», и внутри рухнула плотина, устроив такой потоп чувств, что сердце Гермионы было уверено, что она влюблена в Гарри с первого курса — пусть даже умом Гермиона и понимала, что ничего подобного. «Ох, ну здрасте-пожалуйста, — начинало при малейших сомнениях бузить ее сердце, которое словно хватило чего-то крепкого. — На втором курсе только выписалась из лазарета и кому сразу бросилась на шею? Я уж не буду говорить, что байкеры сказали бы про полет на гиппогрифе… Ага-ага, до ушей уже покраснела, да?»

Гермиона попыталась вместо сердца обратиться к разуму и спросить у него, друзья они с Гарри или возлюбленные, но разум тоже отреагировал неожиданно. «В приличных семьях супругов соединяет не только постель, но и крепкая дружба, — ответствовал разум, и Гермиона подумала, что папа сказал бы ей то же самое. — А что у вас сначала, дружба или постель, а что потом — это без разницы. Главное — итоговый результат».

А вот Гарри чувствовал себя расслабленно и готовился в кои-то веки нормально встретить Рождество. В прошлом году все праздники ему испортил его ужасный сон со змеей, напавшей на Артура Уизли, в позапрошлом году его достал Рождественский бал. В этом году Слагхорн устраивал куда более камерную новогоднюю вечеринку, увильнуть от нее не получилось, но пойти с Гермионой было просто и естественно, никого приглашать было не надо, и никакие чужие приглашения Гарри не докучали. Конечно, Гарри умел сам себе на ровном месте устроить приключения, но Гермиона об этом не думала, она даже немного досадовала на то, что у нее постоянно прыгает сердце, а Гарри валяется в гостиной на диване и опять наверняка вложил в обложку от учебника Купера или Дюма, как последний оболтус.

— Между прочим, для тебя по-прежнему покупают Приворотное зелье, чтобы тебя приворожить, — тихо сообщила Гермиона, усаживаясь рядом. — Я застукала в туалете чуть не десять девчонок, нескольких с нашего факультета, и сняла с них за это баллы.

— Зелье-то отобрала?

— У них его с собой не было, — чуть смущенно признала Гермиона, получалось же, что она сняла баллы ни за что, только за разговорчики, пусть даже этому никто и не возмутился. Гермиону многие побаивались, и пойманные ей заговорщицы подумали, что с баллами они еще дешево отделались — по их мнению, нагорело им не за нарушение школьной дисциплины, а за покушение на Гарри, за которого Гермиона могла кого угодно хорошенько проклясть и даже набить Малфою морду — мало кто и раньше верил, что Малфой на третьем курсе выхватил из-за Хагрида и его гиппогрифа.

— Ну, за покушение на преступление до двух третей срока дают, — рассудительно сказал Гарри — как и всякий мальчишка, уложение законов он не то чтобы чтил, но знал.

— Не пей что попало, — попросила его Гермиона, и Гарри услышал в ее голосе, что это не просто дружеский совет, что Гермиона действительно этого боится. — И не бери подарков не от друзей.

— Ладно, погоди, может, у Принца-полукровки есть антидот — или реагент, чтобы выявить Приворотное зелье, — сказал Гарри и полез в свою сумку.

— А может, эта твоя полукровка и сама баловалась этим зельем!

— Гермиона, ты много знаешь девочек-принцев?

— Принс — не такая уж редкая фамилия! — нашлась Гермиона.

— Ух ты! — оценил догадку Гарри, теперь ведь достаточно было спросить у Слагхорна, не учился ли раньше в Хогвартсе кто-то с фамилией Принс, и можно было выяснить, чей же учебник Гарри достался. — Но все-таки знаешь, я всегда думал, что это я буду ревновать тебя к книжкам.

— А почему это ты меня собирался ревновать, а? — весело спросила Гермиона. — Да еще и «всегда думал». «Всегда» — это с какого курса, хулиган?

— Не знаю, — честно ответил Гарри и вдруг поймал Гермиону за руку и надел на ее палец кольцо. — Только знаю, что теперь я никогда тебя не отпущу.