Прозрение без очков (гет)

Разговор вскоре перешёл с Рун и Нумерологии на жизнь и семью Гермионы Грейнджер. Гарри узнал, что второе имя у Гермионы "Джин", что её родители дантисты, что Грейнджеры часто отдыхают за границей, что выбросы магии её родители принимали за признак того, что их единственная дочь имеет особый дар, и заставляли учиться ради некоего великого будущего, мягко, без криков и угроз, но заставляли. Когда же увидели, что их старания сделали единственными друзьями девочки книги, было поздно. А после известия от профессора Макгонагалл, что Гермиона — волшебница, а не вундеркинд, даже на некоторое время были в подобии прострации, ведь едва не сделали свою дочь парией в обществе.

Когда же Грейнджеры — имена родителей Гермиона не назвала — узнали, что мальчик по имени Гарри Поттер сделал их дочь активной участницей "школьных процессов", как Гермиона назвала их с друзьями похождения, то задались маниакальной целью лично вознести благодарность этому могучему чародею, и уже который год подряд намекали Гермионе позвать его в гости.

— Нужно спросить у Дамблдора, возможно, в конце июля мне уже не нужно будет заряжать защиту на доме Дурслей, — ответил Гарри, когда Гермиона закончила рассказ и прямо озвучила приглашение для друга.

До самого ужина они обсуждали Хогсмид, учителей, свои приключения и уроки. При обсуждении последнего мальчик вспомнил об обещании Люпина научить его защищаться от дементоров и предложил учиться этому вместе с ним.

— К себе я тебя пригласить не могу, — говорил он. — Дурсли и меня одного еле терпят, так приглашаю тебя на урок! — говорил он смеясь, хотя Гермиона и ответила ему согласием.

Вновь держась за руки, они спустились на ужин; так же, как и во время обеда, Гермиона наложила ему еду. Гарри вновь ощутил себя очень плохим другом. В его голове звучал вопрос: "А сумел бы ты, Гарри, позаботиться о ней? Водил бы её в Большой зал? Смотрел бы за ней, как за сокровищем? Или же просто оставил бы в больничном крыле?"

Гарри отвечал утвердительно, но спрашивал сам себя: точно бы поступил так, а не побежал делать какую-нибудь глупость? И не отвечает ли он: "заботился бы", чтобы успокоить грызущую его совесть?

Вышли они из Большого зала позже остальных. Гарри снова и снова прокручивал в голове свои мысли.

Время они коротали вместе с Роном, закончившим писать, обучая Гарри играть в шахматы вслепую. Получалось плохо: Гарри никак не мог точно представить себе доску, занятый самокопанием.

Время незаметно приблизилось к отбою, а Гарри все не желал отпускать Гермиону, не принеся ей извинений за своё поведение в предыдущие два года. Он продумал их разговор, но, не сумев вымолвить ни слова, порывисто обнял девочку и шептал слова извинения и благодарности.

* * *

Утром ему помогал проснувшийся раньше обычного Рон, а после заботу о друге вновь перехватила Гермиона. Почувствовав её руку, Гарри улыбнулся. Ему представилось лицо Гермионы, счастливое и светлое.

Этот день и последующие были во многом похожи на предыдущий, с тем лишь отличием, что Гарри и Гермиона гуляли по этажу, шутили, смеялись. Рона с ними не было: друг делал за Гарри его домашнюю работу и попался на глаза Перси. Староста, обрадованный нежданным усердием брата, выдал ему помимо учебников свои конспекты, и Рональд Уизли неожиданно для себя ушёл в учёбу с головой.

Шли дни, Гарри всё больше привязывался к Гермионе. Всё неохотнее он расставался с ней перед отходом ко сну, всё внимательнее слушал её, стремясь уловить самые незаметные звуки её голоса. И всё чаще ему виделось её доброе, светлое и такое прекрасное лицо.

Прошло семь дней. Гермиона вела Гарри к мадам Помфри, раздумывая, как будут устроены их отношения с Гарри после этой недели. Ей нравилось ходить, держась с ним за руки, гулять по замку, просто беседовать, смеяться. Гарри, судя по всему, тоже. Но ведь сейчас у него вновь будут очки, и всё будет как прежде.

Новые очки на первый взгляд ничем не отличались от старых. И если бы мадам Помфри не вынула их из посылки, принесённой совой, Гермиона решила бы, что медсестра просто нашла и починила разбитые.

Гарри осторожно взял их в руки, надел и осмотрелся по сторонам. Мир вокруг него вновь обрёл чёткость. Гриффиндорец крутил головой, пока его взгляд не упал на Гермиону.

Гарри потерял дар речи. Верно, новые очки обладали неким волшебным свойством, открыв ему то, что Гермиона ещё красивее, чем ему представлялось изначально. Но нет, это была та же девочка, что прошла с ним столько испытаний, та же девочка, что подожгла Снегга ради него, та же девочка, что чинила ему очки.

Красивая, добрая, смелая и сильная духом. Гарри стало ясно: Гермиона — это настоящее сокровище.

Подойдя к ней вплотную, он обнял её, коснулся губами её щеки, не решаясь поцеловать, и вместо "ты мне нравишься" прошептал ей на ухо:

— Окулус Репаро.

Губы Гермионы тронула улыбка, глаза засияли.

Два подростка, забыв про медсестру, переплели руки и, говоря о чём-то, ушли из больничного крыла за учебниками.

Поппи Помфри смахнула слезу радости, пожелав им любви и счастья.