Дни полились медленно, словно тягучий эльфийский мёд. Драко, забыв о своей привычной надменности, целыми днями пропадал в библиотеке, с головой погрузившись в изучение хроники семьи Ветрокрылых. Гермиона видела, как он меняется. В его глазах, всегда насмешливых и отстраненных, теперь горел огонь неподдельного интереса, а губы шевелились, беззвучно повторяя имена и даты из далекого прошлого.
— Ты представляешь, Грейнджер, — восклицал он, выбегая из библиотеки с очередным томом в руках, — они были лично знакомы с Иллиданом Ярость Бури! А их предок, Талис Ветрокрылый, участвовал в битве у источника Вечности! Это же… это же невероятно!
Гермиона слушала его рассказы с улыбкой. Она не разделяла его энтузиазма по поводу древних эльфов и их подвигов, но ей было приятно видеть Драко таким оживленным и увлеченным. Кажется, он впервые в жизни нашел тему, которая действительно его захватила.
— А вот этот Рональд… или как его там… — Драко нахмурился, листая страницы книги. — В общем, какой-то маг-полукровка. Ужасно сильный, судя по описанию. Чуть в одиночку не разрушил Колодец Вечности! Представляешь, какой кошмар был бы, если бы у него это получилось!
— Не сомневаюсь, — Гермиона с трудом сдерживала зевок. Она уже выучила наизусть имена всех древних эльфов, о которых читал Драко, и история с «Колодцем Вечности» казалась ей слишком уж запутанной и малопонятной.
— А еще… — Драко внезапно замолчал, и Гермиона подняла голову. Он смотрел на одну из страниц книги с таким выражением лица, словно перед ним было нечто невероятное.
— Что там такое? — не выдержала Гермиона.
Драко медленно перевернул страницу и указал на портрет, занимавший почти весь лист. На нем были изображены мужчина и женщина с тремя девушками и мальчиком. Все они были одеты в охотничьи костюмы из темно-зеленой кожи, с луками и колчанами за плечами. Лица их казались знакомыми Гермионе, словно она уже видела их где-то.
— Это Лирисса и Верат Ветрокрылые, — прочитал Драко надпись под портретом. — А это, как я понимаю, их дети. Аллерия, Сильвана, Вериса… и Лират.
Он перелистнул страницу. Дальше шли отдельные портреты каждого из детей, с подробным описанием их жизненного пути и подвигов.
Драко отложил хронику в сторону, и подошел к окну, словно ему внезапно понадобилось сделать глоток свежего воздуха. За окном шелестели листвой деревья, далеко в лесу кричали незнакомые птицы, и в этих звуках чудилось что-то неуловимо знакомое, родное. Как будто он провел в этом замке не несколько дней, а целую жизнь.
— Лирисса была генералом рейнджеров, — тихо проговорил он, не оборачиваясь. — Одной из первых среди эльфов. Представляешь, Грейнджер, она видела еще ту, древнюю магию? Ту, что текла по этому миру до прихода Легиона.
— Рейнджеры… — Гермиона подошла к нему, вглядываясь в портрет Лириссы. — Они охраняли эти земли?
— Они были лучшими защитниками Кель’Таласа, — Драко кивнул. — Храбрая Лирисса… Она мечтала, чтобы ее дочери пошли по ее стопам. Видела в них своих преемниц.
Он перевел взгляд на портреты сестер.
— Аллерия, — его палец завис над изображением старшей из сестер, эльфийки с волосами цвета спелой пшеницы и глазами, словно небо перед грозой. — Первая охотница среди сестер. Гордость родителей, продолжательница рода. Ей бы править этими землями, продолжать дело матери… Но Аллерия пропала много лет назад. Исчезла бесследно во время одной из экспедиций. Героиня, застывшая во времени.
Он вздохнул и перевел палец на портрет Сильваны. Золотистые как спелая пшеница волосы, холодная красота и глаза, полные такой боли, что Гермиона невольно поежилась.
— Сильвана… — в голосе Драко послышалась печаль. — Она не хотела быть воином. Она любила музыку, стихи, красоту этого мира… Но когда Аллерия пропала, Сильвана взяла ее лук и клятву защищать Кель’Талас. Стала генералом рейнджеров, как и мечтала ее мать. Но какой ценой…
Он на мгновение замолчал, а затем указал на третий портрет. Вериса Ветрокрылая. Младшая из сестер. Веселая, жизнерадостная, с лучистой улыбкой и глазами цвета самого чистого неба.
— Вериса всегда была другой. Она видела красоту мира не в силе оружия, а в простых вещах — в песне ветра, в тепле солнца, в улыбках близких. Она стала не воином, а хранительницей знаний. Хранительницей памяти о своей семье, о своем народе…
Драко резко отвернулся от портрета и в нескольких шагах от Гермионы остановился возле изображения юноши с открытым лицом и добрыми глазами.
— А это Лират. Единственный сын. Он всегда мечтал о приключениях, о подвигах, о славе… Но его судьба оказалась самой печальной из всех.
— Постой, — Гермиона на мгновение коснулась руки Драко, заставляя его остановиться. — Расскажи мне о них. Обо всех.
Она никогда бы не поверила, скажи ей кто-нибудь еще пару дней назад, что будет просить Малфоя о чем-то подобном. Но здесь, в этом замке, пропитанном памятью о прошлом, все было по-другому. Словно границы между ними, выстроенные годами вражды и недоверия, растворились в этой тишине, уступая место чему-то новому, непонятному.
Драко не стал спорить. Он кивнул, и Гермиона почувствовала, что он рад поговорить. Словно все эти истории, почерпнутые им из старых книг, требовали выхода, жаждали быть рассказанными.
— Аллерия… — он снова подошел к портрету старшей из сестер Ветрокрылых. — Она была лучшей ученицей своей матери. С детства владела луком не хуже любого воина. Но при этом Аллерия не была бесчувственной машиной для убийства, как многие рейнджеры. Она любила этот мир, чувствовала его красоту… и боль. Когда начала война с орками, Аллерия первой отправилась на фронт. Воевала плечом к плечу с людьми, с дворфами… говорят, даже с самим Андуином Лотаром!
Он вздохнул и перевернул страницу хроники.
— А потом… потом случился Дренор. Портал в мир орков. Аллерия возглавила один из отрядов, отправившихся туда, чтобы покончить с угрозой орды раз и навсегда. И… пропала. Никто не знает, что с ней случилось. Жива ли она, попала ли в плен… или нашла свой конец в том чужом мире.
Драко замолчал, словно давая Гермионе время переварить услышанное.
— А Сильвана? — тихо спросила она.
Драко кивнул и перевел взгляд на портрет златовласой эльфийки.
Тень легла на лицо Драко, когда он перевел взгляд на портрет Сильваны. Даже сквозь пелену веков, сквозь безупречные линии, оставленные художником на холсте, Гермионе чудилась боль, застывшая в уголках этих прекрасных, и таких печальных глаз.
— Сильвана, — тихо начал Драко, и голос его прозвучал так, словно он говорил о ком-то близком, почти родном. — Она была… душой этой семьи. Ее смех разносился по коридорам этого замка, ее песни разгоняли мрак древних лесов. Она не родилась для войны, Грейнджер, пойми… Она была соткана из лунного света и песен ветра, а не из стали и крови.
Драко замолчал, словно вспомнив что-то болезненное, личное. Гермиона не торопила его. Она видела, как ему нелегко говорить об этом, и от этой непривычной открытости в ее груди шевелилось странное, тревожащее чувство.
— Когда Аллерия пропала, — продолжил Драко, не смотря на Гермиону, — мир вокруг словно бы померк. Лирисса… она так и не смогла смириться с потерей дочери. Словно вся ее жизненная сила ушла вместе с Аллерией. И тогда… тогда Сильвана взяла на себя ее бремя. Обменяла свою песню на стальной звон меча, свою радость — на тяжесть долга.
Он вздохнул и провел рукой по портрету, словно пытаясь стереть с лица Сильваны печать печали.
— Она стала великим генералом, Грейнджер. Мудрой, решительной, бесстрашной. Но… в ее глазах уже не было прежнего света. Только лед и пламя. Лед долга и пламя мести. И никто не мог сказать, какая из этих стихий сожжет ее изнутри быстрее.
Драко перевернул ещё несколько страниц хроники, его палец скользил по строчкам, выводя печальную мелодию судьбы Сильваны Ветрокрылой. Гермиона видела, как он бледнеет, как сжимаются его кулаки, словно он сам переживает вместе с этой эльфийской воительницей все ее победы и поражения.
— Здесь рассказывается о вторжении Плети, — прошептал он, не отрывая глаз от страниц. — Эта армия нежити, что напала на Кель’Талас… Их вел Король-лич. Страшное существо, Грейнджер. Ходячий мертвец с бесконечной силой и полным отсутствием милосердия.
На иллюстрации в книге был изображен всадник в черных доспехах, лицо его скрывал шлем в виде черепа, а в руке он сжимал громадный руннический меч, от которого исходило холодное, зловещее сияние.
— Он вел за собой принца Артаса, — продолжал Драко, проводя пальцем по ледяному лезвию меча. — Того самого паладина, что предал свой народ и стал рыцарем смерти. Он завладел его разумом.
Гермиона вздрогнула. Ей казалось, что от этих страниц веет холодом, словно из бездны забвения на них смотрит кто-то злой и безжалостный.
— Сильвана знала, что ее ждет, — голос Драко стал еще тише, словно он боялся спугнуть призраков прошлого. — Она собрала все свои силы, чтобы защитить Луносвет, столицу эльфов. Но… сил было слишком мало.
На следующей странице художник изобразил Сильвану на стене Луносвета. Ее окружали верные рейнджеры, готовые до последнего вздоха защищать свой дом. Но лицо Сильваны было полно отчаяния. Гермиона знала, что этот взгляд не знаком тем, кто никогда не смотрел в лицо неизбежному поражению.
Рядом с фигурой Сильваны художник изобразил черную тень с ледяным огнем в пустых глазницах. Эта тень нависала над городом, над лесом, над всем миром, словно предвещая грядущую катастрофу.
— Сильвана отправила гонцов за помощью, но они не успели, — Драко перевернул страницу, и его палец дрогнул. — Артас… он уже был здесь.
На последней странице хроники была изображена лишь ветка цветущей яблони с опавшими лепестками, лежащая на земле, среди которой пробивались первые, еще робкие тюльпаны.
А внизу, дрожащей рукой, было выведено:
«Они уже здесь…»
Тишина, нарушаемая лишь треском догорающих в камине поленьев, казалась зловещей, пропитанной страхом и отчаянием последних слов из хроники. Драко сидел в кресле, бесцельно листая страницы книги, но Гермиона видела, что он уже не замечает ни рисунков, ни текста. Его глаза, обычно живые и насмешливые, сейчас выглядели так, словно он увидел нечто ужасное, непоправимое.
Гермиона поежилась, хотя в комнате было тепло и уютно. Истории о древних войнах, о демонах и нежити, казавшиеся раньше просто сказками, теперь приобрели зловещую реальность. Она словно бы прониклась атмосферой этого места, этого замка, хранившего в своих стенах память о тысячелетиях и о миллионах утраченных судеб.
— Нам нужно отдохнуть, — тихо проговорила она, вставая с кресла. — Ты и так весь день провел за книгами.
Драко поднял голову и устало улыбнулся.
— Ты права, Грейнджер. Кажется, я увлекся. Эта история… она захватывает.
— Это точно, — кивнула Гермиона. — Но давай не будем забывать, что мы здесь не ради развлечений. Нам нужно найти способ вернуться домой.
Она вышла из библиотеки и направилась по коридору, не зная куда идет. Ей просто нужно было побыть одной, привести в порядок мысли. Она зашла в одну из комнат, затем в другую, и всюду ее окружали следы прошлой жизни. Вот детская колыбель с вышитыми на ней серебряными нитями луной и звездами. Вот женский туалетный столик с гребнями из слоновой кости и серебряным зеркальцем. А вот охотничий трофей — голова огромного волка с клыками, длиннее ее пальцев.
Она бесцельно бродила по коридорам, словно ища утешения в этих пустых, пропитанных эхом прошлого комнатах. Вот детская, где когда-то смеялись и играли четыре маленьких эльфа. Вот зал, где они, вероятно, собирались всей семьей у камина, слушая рассказы отца о древних временах. Каждое помещение дышало историей, наполненной и радостью, и горем, и любовью, и потерями.
Наконец, ноги привели ее в небольшую, уютную комнату с окнами, выходящими в сад. Гермиона остановилась на пороге, не смея войти. Эта комната отличалась от всех остальных. Здесь не было ощущения заброшенности и забвения. Словно кто-то невидимый все еще жил здесь, дышал этим воздухом, касался своим теплом холодного камня стен.
На кровати лежало покрывало, расшитое изображением леса в лучах заходящего солнца. На подушке — забытая вышивка с едва начатым узором из золотистых листьев. На столике у окна — несколько книг с закладками из засушенных цветов и открытый дневник в переплёте из светлой кожи. Гермиона подошла ближе и провела рукой по корешку одной из книг. «Баллады Вечной Песни».
В эту минуту ее сердце словно бы сжалось от внезапной догадки. Это была комната Аллерии. Только она, с ее любовью к жизни, к красоте, к доброте, могла создать вокруг себя такую атмосферу света и тепла.
Не задумываясь ни на секунду, Гермиона принялась наводить порядок. Она отряхнула пыль с книг и аккуратно расставила их на полках, собрала опавшие лепестки с пола и положила их в вазу на столе, пришила оторвавшуюся пуговицу к платью, висевшему на спинке стула.
— Что ты делаешь, Грейнджер? — голос Драко заставил ее вздрогнуть.
Она обернулась. Он стоял на пороге, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал за ней с нескрываемым удивлением.
— Разве не видно? — Гермиона постаралась, чтобы ее голос звучал ровно, но она и сама не понимала, что ее толкнуло на эти действия. — Пытаюсь навести порядок. Здесь слишком давно никто не убирался.
— Но… зачем? — Драко, казалось, не понимал. — Это же не наш дом. Мы все равно уйдем отсюда, как только…
— А вдруг она вернется? — Гермиона перебила его, и ее собственные слова прозвучали для нее неожиданно громко, словно зов, обращенный к тому, кто мог бы ее услышать сквозь толщу веков. — Вдруг однажды Аллерия вернется домой? И разве ей не будет приятно увидеть, что ее комнату не забыли, что ее ждут?
Драко ничего не ответил. Он молча вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
— Ты действительно веришь, что она может вернуться? — Драко оперся плечом о дверной косяк, и его голос прозвучал тихо, словно он боялся нарушить то хрупкое волшебство, которое внезапно возникло между ними.
Гермиона остановилась, прижимая к груди стопку книг с засушенными между страницами цветами. В их аромате, в прикосновении старых, пожелтевших страниц было что-то неуловимо живое, теплое. Словно сама Аллерия была здесь, совсем рядом.
— А почему нет? — она подняла голову, встречая взгляд Драко. — Ты ведь сам говорил, что о ней ничего не известно. Что она просто… пропала.
— Пропала неизвестно как давно, — хмыкнул Драко, но в его голосе Гермиона не услышала привычной насмешки. Скорее, горечь и покорность. — Не думаю, что у нее были шансы…
— Но мы ведь тоже здесь, — не сдавалась Гермиона, и ее собственные слова прозвучали для нее неожиданно уверенно. — В этом мире, где магия реальна, где демоны воюют с эльфами, а время течет… иначе. Так почему бы Аллерии не вернуться?
Драко ничего не ответил. Он молча подошел к столу и взял в руки рамку с фотографией. На ней была изображена Аллерия в кругу своей семьи. Молодая, улыбающаяся, полная жизни.
— Смотри, — Драко протянул фотографию Гермионе. — Она была счастлива здесь.
Гермиона осторожно взяла рамку. На обратной стороне была надпись, сделанная изящным, словно танцующим почерком: «Моей любимой Алли, в память о счастливом лете. Всегда твоя Вериса.»
— Кажется, ее любили, — тихо произнесла Гермиона, проводя пальцем по надписи.
— Как и всех нас, — Драко положил руку на плечо Гермионы, и она не стала её убирать. — Как и всех нас… в этом мире, или в любом другом.
Они стояли молча, словно боясь спугнуть эту неуловимую теплоту, что соединила их в эту минуту. Разные миры, разные судьбы, разные взгляды на жизнь… все это сейчас казалось неважным. Оставалось лишь ощущение хрупкости человеческой жизни, быстротечности времени и необходимости дорожить каждым мгновением, проведенным с теми, кто тебе дорог.
— Знаешь, — проговорил Драко, и Гермиона впервые увидела в его глазах не насмешку, а нежность, — а ведь ты права. Пускай здесь будет чисто и уютно. Вдруг… вдруг она и правда вернется?
* * *
Тот вечер стал началом их общей истории — истории, которая началась в других мирах, под другим небом, но нашла свое продолжение в этом замке, пропитанном памятью о семье Ветрокрылых.
Драко, словно стыдясь своего минутного порыва откровенности, снова надел маску насмешливого циника. Он подшучивал над усердием, с каким Гермиона протирала пыль с книжных полок, критиковал ее способность складывать одежду, и даже пытался научить ее «правильно» заправлять постель «по-слизерински идеально». Но Гермиона видела искреннюю улыбку в его глазах, и ее сердце билось чаще обычного.
Вместе они привели в порядок комнату Аллерии, затем отыскали комнату Верисы — полную карт, схем и книг по истории — и там тоже навели порядок. Солнце уже клонилось к закату, когда они, уставшие, но довольные своей работой, вернулись в библиотеку.
Гермиона развела огонь в камине, и комната наполнилась теплом и уютным светом. Драко достал из подвала запасы провианта — яблоки, сыр и вяленое мясо, — и они устроили импровизированный ужин, сидя на полу у камина.
— Знаешь, Грейнджер, — проговорил Драко, откусывая кусок яблока, — а ведь этот ваш… «Дом Высших»… он не так уж плох. Если бы не эти истории о войне и разрушениях…
— Согласна, — Гермиона кивнула. — Здесь можно было бы жить… в другое время.
Драко взял со стола хронику Ветрокрылых и открыл ее на странице, посвященной Верисе.
— Ты хочешь знать, что с ней случилось?
Гермиона отложила в сторону остатки ужина и придвинулась ближе.
— Рассказывай.
Драко с интересом разглядывал иллюстрацию, изображавшую Верису Ветрокрылую. В отличие от своих сестёр, Вериса не выглядела воительницей. На ней было лёгкое платье из синего с серебром шёлка, а её платиновые волосы были украшены венком из полевых цветов. Она стояла на фоне цветущего луга, держа в руках не лук или меч, а … книгу?
— Так вот она какая, эта ваша хранительница знаний, — протянул он, приподнимая бровь. — Выглядит совсем не так, как я себе представлял.
— Вериса всегда была другой, — Гермиона подошла ближе, и Драко почувствовал исходящий от неё аромат яблок и корицы. — Она видела красоту не в силе или власти, а в простых вещах — в смехе ребёнка, в песне птицы, в запахе дождя…
— Что ж, посмотрим, — Драко откинулся на спинку кресла и открыл хронику на странице, посвященной Верисе. — Что же тут написано о нашей беззаботной эльфийке…
Он нахмурился, вчитываясь в строки, исписанные убористым эльфийским шрифтом, и начал читать вслух, переводя на ходу:
— «… Вериса с детства была непоседой. Она не любила учиться, предпочитая проводить время в лесу, играя с животными и слушая рассказы старых друидов. Но при этом у неё был острый ум и необычайная память. Она могла запомнить любую историю, любую легенду, услышанную хоть раз…»
Драко усмехнулся.
— Значит, не такая уж она и беззаботная? Скорее, хитрая лисичка, которая умеет притворяться.
Гермиона не ответила, лишь бросила на него косой взгляд.
— «… Когда началась война с орками, Вериса удивила всех. Она не только взяла в руки оружие, защищая свой дом, но и стала ценным советником военных лидеров. Её знания древних пророчеств и стратегии помогли эльфам одержать немало побед…»
Драко перевернул страницу.
— «… После исчезновения Аллерии и гибели Сильваны Вериса посвятила себя сохранению наследия своего народа. Она много путешествовала, изучая историю и культуру эльфов, собирая разрозненные фрагменты их мудрости…»
Он вновь усмехнулся.
— Похоже, она всё-таки нашла себе занятие по душе. И, судя по всему, стала в этом деле настоящим экспертом. Интересно, чем она занимается сейчас?
— Кто знает, — Гермиона пожала плечами. — Может быть, мы когда-нибудь узнаем… если нам удастся разобраться во всем этом хаосе и вернуться домой.
— А что случилось с Лиратом? — Гермиона задала вопрос, который не давал ей покоя с того момента, как Драко впервые упомянул о единственном сыне семьи Ветрокрылых.
Драко отложил книгу и повернулся к ней. Тень скользнула по его лицу, словно он вновь окунулся в пучину печали, скрытую между страниц хроники.
— Его история… — начал он, но замолчал, словно подбирая нужные слова. — Она самая короткая и самая горькая.
Гермиона ждала, не торопя его. Она понимала, что Драко переживает каждую историю, как свою собственную. И это делало его в ее глазах не высокомерным слизеринским наследником, а… просто человеком.
— Лират… он был мечтателем, — продолжил Драко, глядя на языки пламени, пляшущие в камине. — Мечтал о подвигах, о славе, о том, чтобы превзойти своих сестер и прославить имя Ветрокрылых. Но… судьба распорядилась иначе.
Он взял со стола хронику и открыл ее на странице, посвященной Лирату. На портрете был изображен юноша с открытым лицом и лучистыми, полными жизни глазами. Он держал в руках лук, но в его позе не было воинственной уверенности Аллерии или холодной сосредоточенности Сильваны. Скорее, азарт и жажда приключений.
— Когда орки впервые напали на Кель’Талас, Лират был ещё слишком молод, чтобы участвовать в сражениях, — прочитал Драко, переводя с эльфийского. — Он с нетерпением ждал своего часа, мечтая доказать всем, что он не хуже своих славных сестёр. И когда он стал совершеннолетним, он наконец получил разрешение отправиться на фронт…
Драко замолчал, и Гермиона увидела, как на его глаза навернулись слезы. Она впервые видела его плачущим, и это зрелище поразило ее до глубины души.
— Он… он пал в одном из первых же сражений, — прошептал Драко, с трудом сдерживая слезы. — Погиб от руки орка, защищая раненного товарища.
Гермиона не нашла, что сказать. Она молча взяла руку Драко в свою, и он сжал ее пальцы в ответ. В эту минуту их разделяли не годы вражды, не предубеждения, не разные миры… а лишь общая боль от осознания хрупкости и недолговечности жизни.
Поздно ночью, когда огонь в камине почти потух, а тени в комнате сгустились, словно наполняясь призраками прошлого, Гермиона и Драко уснули прямо на полу библиотеки, свернувшись калачиком у остывшего очага. И им снились не кошмары о демонах и нежити, а эльфийские леса, залитые лунным светом, песни ветра в кронах древних деревьев и четыре фигурки, бегущие по лугу, словно дети ветра… Аллерия, Сильвана, Вериса и Лират. А с ними все те эльфийские дети, которые так и не успели стать взрослыми.