Однажды в Годриковой Впадине (джен)

Сириус не мог объяснить друзьям, зачем так спешно их покинул. Можно было бы сходить к матери завтра или же послезавтра, не горело же. А можно было к ней и вовсе не ходить. Неужели истина не была понятна? У него есть сын, у неё есть внук. Больше у мальчика никого нет. Или он возьмёт на себя заботу о ребёнке, или бедняжке ничего не останется, как угодить в приют. Выбор был очевиден, но Сириус всё ещё не мог произнести его вслух и пребывал в том состоянии, когда продолжаешь мыслить и машинально что-то делать, но отчаянно пытаешься не замечать бурлящих в тебе чувств.

Судьба Грейс его задела. Сириус и раньше испытывал к ней некоторую симпатию, сочувствие, жалость… — всё то, чего хватало для доброго отношения и общения, но не хватало для чего-то большего, крепкого. Да и не о Грейс он думал в этом и прошлом году… Бесился из-за Марлин и её претензий, собирался ради неё расстаться со своей свободой и шальным образом жизни, а потом бесился, что она многого от него хочет, а когда стало поздно, бесился, что был таким упрямым и гордым. Теперь вот выяснилось, что всё это время в стороне от него жила Грейс, которой ничего от него не было нужно. Возможно, если бы с ней не произошло несчастье, то он и не узнал бы о сыне, или же узнал, но уже тогда, когда Канопус бы вырос и знать его не желал. Вот как так могло выйти? В один год потерять девушку, с которой хотел бы связать судьбу, но злился из-за её бесконечных требований, и девушку, которая имела полное право с него что-то требовать, но не давала о себе знать. Жизнь и впрямь была непредсказуема и полна иронии.

Именно в таком, в мрачном расположении духа, Сириус впервые за прошедшие годы вошёл в отчий дом и ненадолго застыл. Зачем он пришёл? Станет ли мать с ним говорить? Ответы были ему очевидны, но он всё равно двинулся по тёмному коридору и подсветил себе путь палочкой. Наверное, мать уже легла спать, подумалось ему на лестнице, и он остановился на втором этаже. Заглянул в гостиную, посмотрел на стену и ощутил, как в груди проснулась старая рана.

Фамильный гобелен был на месте. Предки гордились тем, что могли себе позволить швырять деньги на те или другие артефакты и ценные вещи. Фамильный гобелен был таким. Отражал появление новых родственников, уход старых. Мужья, жёны, дети появлялись на нём сами собой, стоило только кому-то вступить в брак, родиться или умереть. Но Сириуса задело, конечно, не это. Имя его брата поблекло и возле него находился увядший цветок, а имя Сириуса и вовсе исчезло. Вместо него на гобелене осталось лишь чёрное пятно. Похоже, мать взбесилась, когда он сбежал из дома, и выжгла его с гобелена. Он посмотрел ниже и увидел под собой кривую короткую линию. Имя Канопуса ещё было на месте.

«Неужели мать не заметила, что у неё появился внук?» — подумал Сириус и повернул голову на подозрительный звук.

— Выродку нечего делать в благородном доме Блэков, — сообщил появившийся у порога Кикимер, державший в руке свечу.

— Тебя не спросил, есть мне тут что делать или нет, — грубо ответил ему Сириус. — Чеши туда, куда шёл.

— Кикимер может пойти к госпоже и доложить, что выродок хозяйничает в её доме, — пригрозил ему домовик.

— Иди-иди, я посмотрю, как госпожа тебя отхлещет за то, что ты её разбудил!

Кикимер насупился, возможно, уже отвыкнув от того времени, когда они пререкались, и покинул гостиную, что-то бормоча себе под нос. Сириус же ощутил дикую усталость и уселся у гобелена на пол. Зачем же он пришёл? Пожаловаться на жизнь тому, кого оскорбил? Это же безнадёжно и глупо. А может, он пришёл за другим? Пришёл спрятаться от всего как в далёком детстве?

Ответа Сириус не знал. Сегодня ему не помогло даже огневиски, распитое с друзьями. В голове настойчиво крутились всё те же мысли. Он отец. Теперь у него тоже есть ребёнок, а больше у этого ребёнка никого нет. Но что он может дать этому ребёнку? Он же даже не знает, как к нему подойти, что с ним делать, как успокоить и всё остальное. Ребёнок ведь не мотоцикл, разве он с ним сладит?

«Вот это я попал», — подумал Сириус и откинул голову к стене. В гостиной было темно, но на потолке всё ещё держались чары и слабо светилось подобие звёзд в миниатюре. В детстве это было любимое их с братом развлечение — гасить свечи, забираться на диван и глазеть на потолок, чертить в воздухе пальцем линии и угадывать созвездия. Тогда им было хорошо и спокойно, ведь когда ты маленький, то ничего решать не приходится.

— Неужто тебе больше некуда было пойти?

Сириус, конечно же, слышал тихие шаги в стороне, но когда в гостиной прозвучал голос матери, вдруг понял, что не может ни подняться с пола, ни хотя бы повернуть голову и посмотреть на неё. Судя по слабому свету, коснувшемуся стены, она стояла у дверного проёма с волшебной палочкой в руке.

— Ты знала, что у тебя есть внук? — проигнорировав её вопрос, спросил Сириус.

— Допустим, что заметила, и что? — сухо ответила матушка.

В другом настроении он бы обязательно спросил, чего же она имя внука не выжгла с гобелена, но сейчас ощутил себя крайне уставшим и не способным разозлиться из-за этой ерунды.

— А я вот не знал… до вчерашнего вечера, — ответил Сириус, продолжая смотреть в сторону.

— Хм… бывает. Зная тебя, я не удивлена.

Сегодня он не стал спорить — хотя бы в том, насколько её старший сын временами был безалаберным, мать была права. В гостиной на какие-то мгновения повисла тишина.

— Тебе что-то нужно? — первой нарушила её матушка.

— Хотел у тебя домовика попросить… в помощь, но ты, наверное, вряд ли его мне дашь, — хмуро признал Сириус.

— Кикимера не дам, конечно.

— Да Кикимера я бы и с деньгами не взял.

— Значит, тебе подойдёт кто-нибудь из домовиков Сигнуса. Он же их и так дочерям раздавал, когда замуж выходили. Подготовленный для Андромеды должен был остаться в его доме.

«Осталось только вымолить себе прощение и попросить дядю об услуге», — мысленно съязвил Сириус, не зная, что и сказать.

— Я свяжусь с ним завтра и скажу, чтобы он отправил его к тебе, — помолчав, вдруг сказала матушка и Сириус невольно повернул к ней голову.

Как же мать постарела, тотчас с изумлением подметил он. Некогда тёмные волосы поседели, надменное лицо сделалось непроницаемым, лишённым былой уверенности и строгости, и даже её обыкновенно прямая спина была сгорблена, как будто бы под тяжестью пережитых бед и невосполнимой утраты в лице младшего сына, а вместе с ним и мужа.

— Спасибо, — растерявшись, пробормотал Сириус. — Я… буду тебе что-то должен?

— Познакомь меня с ним, — всё так же бесстрастно сказала она. — С твоим сыном. Не сейчас, конечно, потом… когда он научится не только ходить, но и выражать свои мысли.

— Хорошо.

На этом она развернулась и вышла из гостиной.

— Если тебе некуда идти, можешь остаться, только не шуми, — послышался её голос из коридора.

Сириус слышал скрип ступеней на лестнице и глупо смотрел в сторону пустого дверного проёма. Только сейчас ему вдруг подумалось, что ни один из них не повысил голос. Неужели время что-то изменило и старые обиды стали не так сильны? Мать же обещала прогнать его с порога, если он явится, говорила, что проклянёт. Неужели забыла?

«По крайней мере, у меня будет домовик… если матушка что-то сказала, то сделает», — посидев немного, подумал Сириус и ощутил себя неуютно. А ведь взять домовика ему посоветовал Джеймс, а он на него ещё и сорвался… накричал… Сейчас, когда эмоции стали ослабевать, стало стыдно перед другом. Откуда Джеймс мог знать, что Сириус не найдёт мать своего ребёнка живой? Наверное, он готовился, скучал и ждал, когда лучший друг вернётся с задания Ордена, упыря специально наряжал, думал, как будет весело заколдовать того броситься на друга. Кто же знал, что на этот Хэллоуин всё сложится не лучшим образом.

«Да что я за человек такой!» — покачав головой, сокрушённо подумал Сириус и наконец-то приподнялся. Оставаться у матери не было смысла. Он же не ребёнок, чтобы убегать от проблем. Ему просто было нужно время выдохнуть, побыть в одиночестве, успокоиться. Друзья наверняка это поняли. Нужно вернуться к ним и извиниться перед Джеймсом. А ещё надо бы расцеловать руки Лили, которая вот уже второй день заботилась и о Гарри, и о Канопусе. Вот кто настоящие герои. Лили и Джеймс, его лучшие друзья. Сириус поплёлся по коридору, спустился вниз и вышел на крыльцо. В небе тоже светили звёзды, было прохладно. Он глубоко вздохнул и трансгрессировал в Годрикову Впадину.

— Что за?.. Джеймс! Лили!!

Упавший забор так и лежал на траве. Тела упыря не было видно на дороге, как и не было видно мотоцикла, но Сириуса встревожило вовсе не это. Дверь в дом Поттеров была распахнута настежь. Тыквы, расставленные у входа, в коридоре и на кухне, всё ещё зловеще светились.

— Эй, где вы?! — громко крикнул Сириус, пробежав по гостиной, и помчался наверх. — Джеймс! Лили!

Когда он вбежал в спальню, то увидел лишь пустую двуспальную кровать и удлинённую детскую кроватку.

«Да где они все?» — настороженно спросил себя Сириус, и его охватил страх. А вдруг, пока он мотался к матери и страдал, Поттеров раскрыли? Что, если кто-то нагрянул к ним и друзьям пришлось спешно уходить? Он ведь не являлся Хранителем их тайны, а Питера, к которому собирался заглянуть ещё до возвращения с задания, так и не навестил из-за свалившегося на него ребёнка. Что, если с Питером что-то приключилось?

«О нет, Хвост!!!» — встревожился Сириус и побежал вниз.

С крыльца он трансгрессировал к дому, где друг снимал квартиру, и помчался по лестнице к заветной двери. Сколько бы он ни стучал по ней, никто не открывал. Сириус воспользовался волшебной палочкой и ворвался в квартиру. Всё было в порядке, но от этого его сердце застучало ещё быстрее. А что, если Питера схватили и пытают? Что, если Пожиратели смерти уже знают не только адрес дома Поттеров в Годриковой Впадине, но и другие места, куда они могут отправиться? А ведь Гарри совсем маленький, а он подкинул им ещё и своего Канопуса… Как друзья будут защищаться с двумя-то малышами на руках?

— Нет-нет-нет… — качая головой, повторял Сириус, от отхватившей его тревоги не зная, что и делать.

Он трансгрессировал к дому матери Питера, но только лишь её напугал своими вопросами, а потом усердно пытался успокоить. Сириус трансгрессировал к собственному дому, завещанному ему дядей Альфардом, но тот был пуст. К нему друзья не отправились. Сириус трансгрессировал к старенькому фамильному поместью Поттеров, к дряхлому дому Эвансов, оставшемуся без присмотра, к дому едва живой, престарелой тётки Джеймса, к домику в пригороде, который они когда-то все вместе снимали на выходные…

К полуночи он устал и сидел на ближайшей лавке. Ночная улица была безмолвна и пустынна. Возможно, стоило созвать Орден Феникса, но кто бы откликнулся в такое время? И чем бы они смогли ему помочь?

«Дурак! Какой дурак! Ну что за болван, развёл сопли!» — сам себя ругал Сириус, держась руками за голову, и не придумал ничего другого, как вернуться в Годрикову Впадину. Если друзей раскрыли, наверняка кто-то будет их караулить и у этого дома. Ждать, когда они вернутся за какими-нибудь вещами, или же поджидать их сторонников, чтобы схватить и принудить выдать все секреты.

«Вот я им подставлюсь! Посмотрим, кто ещё кого разговорит!» — решил Сириус и бросился в кусты. Поскольку на улице уже было темно и холодно, то он обратился в пса, которому такие условия не были страшны. Можно было, конечно, отправить Поттерам послание в виде Патронуса, но кто знает, где они и не раскроет ли он своим посланием их укрытие врагам? Так рисковать было нельзя, оставалось только ждать и надеяться на лучшее.

За три часа до происходящих событий…

— Люмос!

Когда Джеймс рассмотрел «упыря», лежащего на дороге, ему отказал голос. Не каждый день случалось такое, чтобы он видел вблизи от себя того, от присутствия кого другие бы потеряли сознание или тряслись от страха. Сам Волан-де-Морт лежал недалеко от их дома!

Сомнений быть не могло, он пришёл за ними, вернее, за их сыном.

— Лили… — сипло сказал Джеймс и с трудом втянул в себя воздух.

Казалось, если повысить голос или сделать одно неосторожное движение, то произойдёт взрыв. Волан-де-Морт не шевелился, возможно, он был мёртв, но Джеймс впервые не мог наклониться и хотя бы коснуться шеи врага. Вместо этого он рванул к дому.

— Ли-и-или!! Лили, скорее!!! — кричал он на бегу.

То, что Волан-де-Морт остался лежать на дороге, не вызывало радость, скорее наоборот, усиливало тревогу. Кто знает, как скоро нагрянут его прихвостни? Что, если Пожиратели вот-вот окружат их дом?

— Джеймс, что случилось? — спросил Лили, выскочив в коридор.

— Там… там… — От охватившего его волнения Джеймс едва мог говорить. — Нас раскрыли! Бери детей и уходи! Я вас найду!

От испуга Лили замерла, и он повысил на неё голос.

— ЛИЛИ, ЖИВО БЕРИ ДЕТЕЙ И УХОДИ!!!

Это помогло, и его жена тут же рванула по лестнице на второй этаж. Джеймс слышал хлопок её трансгрессии и сжимал в пальцах палочку. Казалось, вот-вот раздадутся другие хлопки, вот-вот кто-то ударит по дому, но всё было тихо. Джеймс немного отдышался и снова вышел на улицу. Пора было дать сигнал, пусть Министерство его засечёт и отправит сотрудников на помощь. Пусть они увидят мёртвого Волан-де-Морта и…

— Твою мать.

Едва Джеймс подошёл к дороге и вскинул руку к небу, как Волан-де-Морт решил перестать выглядеть мёртвым и издал стон.

«Надо его добить», — тотчас подумал Джеймс и застыл. Впервые простейшая задача вызвала у него серьёзные затруднения. Первым ему в голову почему-то пришёл осиновый кол…

«Грёбаный Сириус с его упырями!!!» — плюнув в сторону, остановил сам себя Джеймс, посматривая на упавший забор. Было жалко отрывать от него доску и затачивать, к тому же забор был не осиновый и, вообще, очень хороший забор, совсем новый. Вторым Джеймс подумал, что нужно направить на врага палочку и использовать одно эффективное, но запрещённое заклинание. Палочку он, конечно же, направил, но зашевелил губами и понял, что не может выдавить из себя убийственное заклинание. Добивать ослабшего противника было не в его характере.

«А ведь он бы меня убил! И меня, и Лили, и детей! — подначивал сам себя Джеймс, но лишь сильнее напрягся, потому как его благородная натура отказывалась опускаться до Авады Кедавры. — Блин, да надо переехать его ещё раз и всего делов!»

— Поттер… — заставил его похолодеть неприятный голос.

Пока Джеймс рядился, Волан-де-Морт пришёл в себя и открыл глаза.

— …убей своего сына, и тогда я, может быть, пощажу тебя, — сказал он.

— Ага, бегу, волосы назад, — инстинктивно съязвил Джеймс и снова в нерешительности застыл.

Приглядевшись к врагу, он вдруг сделал открытие… Волан-де-Морт, может быть, и не был мёртв, но и здоров он тоже не был, иначе бы давно поднялся и прикончил его без лишних слов.

— Не сделаешь это и тебе конец! Всем твоим друзьям и грязнокровке-жене, — угрожал он, всё ещё лежа на дороге. — Я убью вас, одного за другим…

Джеймса, как это порой бывает с людьми, испытавшими шок, одолел неуместный приступ смеха.

— Интересно, как? Доползёшь и до смерти закусаешь нас, что ли? — развеселившись, поинтересовался он у врага. — Или у тебя зубов нет, как и носа? Будешь с пола нас своим шипением убивать и этой своей противной мордой?

Волан-де-Морта, в отличие от Джеймса, одолел приступ гнева, и он принялся угрожать ему ещё больше.

— Давай, добей меня, слабак, и узри всю мою силу! Я не боюсь смерти! Я познал её суть! Я вернусь к жизни, и ты пожалеешь об этой ухмылке и всех словах, что сейчас произнёс…

«Блин, он ещё и бессмертный, вот это прикол!» — подумал улыбающийся Джеймс, отчаянно пытавшийся разумно мыслить, но мысли всё равно уходили в другую сторону. А что, собственно, сделают сотрудники Министерства, если он их вызовет? Посмеются вместе с ним над поверженным врагом? Добьют того и тем самым помогут ему снова вернуться? Или подлечат и отправят в Азкабан? И что самое главное, удержит ли Азкабан такого, как Волан-де-Морт?

«Вот ведь зараза!» — подумал Джеймс, и ему, пока ещё не способному прийти в себя, пришла в голову безумная идея.

— Значит, вернёшься говоришь… Ну что ж, давай проверим! — возбуждённо бросил он Волан-де-Морту и побежал к лужайке у дома.

На его счастье, мотоцикл Сириуса был только помят, но ещё работал и завёлся. Джеймс подъехал на нём к врагу, пару раз взмахнул палочкой, чтобы наколдовать верёвки и заглушить противный голос, закинул связанного врага на бак и, разогнавшись по дороге, взмыл в небо.